Страница:
Разработкой приборов для исследований летных испытаний занимался очень способный инженер В.Г. Петрунин – весельчак и остроумец. Он рисовал замечательные карикатуры на своих сослуживцев. Сохранилась карикатура из стенной газеты, на которой изображен юный Миль с листком бумаги, сидящий на могиле теоретика автожиров Глауэрта с надписью: «Тень Глауэрта меня усыновила. 1934 год». Подпись под карикатурой: «Желаем превзойти умного и толкового старика».
Миль очень быстро стал самым знающим специалистом в области аэродинамики автожиров. Михаил был очень настойчивым и присутствовал при всех летных испытаниях, по своей инициативе его бригада исследовала все летные происшествия. Его руководитель А.М. Изаксон говорил, что он сам ставил себе задачи. Чтобы лучше во всем разобраться, он сдал экзамены и получил свидетельство летчика (правда, без права вождения летательных аппаратов). Испытатель Савельев называл его богом аэродинамики.
Его социальное происхождение не давало возможности быть членом комсомола, хотя он стремился к общественной деятельности. Пана же была комсомолкой, и он ей завидовал.
В те годы было развито движение шефской помощи крупных организаций над мелкими предприятиями. Коллектив ЦАГИ опекал бригаду поезда дальнего следования. Миль, как представитель ЦАГИ, встретился с бригадой поезда, ознакомился с ее нуждами, организовал экскурсию в ЦАГИ. Об этом написал заметку в газету института.
В первые годы он не только занимался вопросами автожиров, но и участвовал в создании планера рекордного типа, построенного в общественном порядке бригадой молодежи АВИА-ВНИТО ЦАГИ конструкции Буженого и Ильина. Планер участвовал во Всесоюзных соревнованиях в Коктебеле и получил первую премию по классу одноместных рекордных планеров.
Юношеский энтузиазм и широта научных интересов поражали окружающих.
Некоторые недоумевали: «Ну чего этому мальчишке надо?» Энергия из него так и била. Он буквально дневал и ночевал на работе. Он влезал во все дырки, интересуясь проблемами автожиров, включая проблемы прочности, управляемости и балансировки, стремясь при каждом удобном случае вносить изменения в конструкцию. Некоторые его интерес считали корыстным, им казалось, что он крадет их идеи. Он целеустремленно работал и продвигался в области теории аэродинамики. В институтео Миле говорили: «Мальчик растет».
Уже в зрелом возрасте он говорил: «Жизнь все время ставила меня в свои рамки – я хотел быть конструктором, а стал аэродинамиком в ЦАГИ. Это мне очень помогло. Ведь не случайно, что конструкторы, имеющие практический успех в вертолетостроении, являлись и крупными учеными-теоретиками. Таковы академик Б.Н. Юрьев, профессор А.М. Черемухин и профессор И.П. Братухин – создатели первых советских геликоптеров от ЭА-1 до ЭА-11, профессор Фокке в Германии».
Все его работы были посвящены разработке теории ротора и конструкции лопасти, которые, как он понимал, являются главными в конструкции геликоптера.
В 1936 году совместно с инженером Н.К. Скржинским Михаил Леонтьевич Миль спроектировал и построил бескрылый автожир-истребитель А-12, который на высоте 5000 м достиг скорости 260 км/час. Этот рекорд не смогли преодолеть вертолеты даже в конце пятидесятых годов. 10 мая 1936 года автожир А-12 поднялся в воздух под управлением летчика А.П. Чернавского, затем под управлением летчика С. Козырева совершались испытательные полеты с все возрастающими показателями. Однако в мае 1937 года автожир потерпел катастрофу из-за усталостного разрушения лопасти, летчик Козырев погиб.
В этом же 1937 году тяжелый удар обрушился на отдел, в котором работал Миль.
Одни специалисты были репрессированы, среди них А.М. Изаксон, А.М. Черемухин и ряд других ведущих специалистов винтокрылой техники, другие были уволены. Из-за политики репрессий произошло свертывание работ в ООК, а автожир А-15 так и не был построен. В поселке ст. Ухтомская был создан ЗОК (завод опытных конструкций) под руководством Н.И. Камова. М.Л. Миль был назначен к нему заместителем. Однако связи с ЦАГИ он не прерывал – работал на полставки по вопросам устойчивости и управляемости самолетов.
То, что война уже на пороге, чувствовали все, вслух об этом старались не говорить, однако тревожное настроение не покидало ни на минуту. Миль хорошо понимал, что война неизбежна, и поэтому работал очень много – по 12 часов в сутки. Он позже повторял: «Мы готовились к войне, только этим и жили, работали, не щадя сил, беда была в том, что не успели провести задуманное перевооружение армии». К тому времени все боевые самолеты были созданы, осталось только начать их серийное производство.
Перед войной он занимался не только автожирами, но и вопросами самолетостроения, работая над общими требованиями к управляемости самолета и критериями эффективности управления. Он предложил улучшить управление находящихся на вооружении самолетов, создавая новые схемы рулей.
Вопросы теории Миль всегда тесно увязывал с решением практических задач. Вернее, задачи, выдвигаемые практикой, он решал путем теоретических исследований. Так, опубликованный в этот период «Теоретический анализ причин неуправляемого разворота автожира на земле при посадке» позволил устранить серьезные недостатки первых автожиров. Его работа «Теория несущего винта в криволинейном движении» позволила выяснить причины аварий на некоторых режимах полета. Это исследование динамики было опубликовано в 1940 г.
Стали широко известными такие его работы, как «Аэродинамика ротора автожира при криволинейном движении», опубликованная в январе 1935 года, затем в военные и послевоенные годы «Общие требования к управляемости самолета и критерии эффективности управления» 1943 года.
«Аэродинамика несущего винта с шарнирным креплением лопастей при криволинейном движении» была опубликована в 1940 году, «Исследование поля скоростей вокруг ротора геликоптера при осевом и косом обтекании», изданная в Трудах ЦАГИ в 1945 году, а также «Экспериментальное исследование на моделях аэродинамических характеристик ротора геликоптера с шарнирным креплением лопастей» создали М.Л. Милю известность в ученых кругах как авторитетному аэродинамику. Некоторые из его работ были опубликованы в Англии и Германии. Он узнал об этом уже после войны, когда его работы находили в библиотеках немецких авиазаводов. Этим он очень гордился: «Вот разведка работает!»
Письма перед войной
На фронт!
Миль очень быстро стал самым знающим специалистом в области аэродинамики автожиров. Михаил был очень настойчивым и присутствовал при всех летных испытаниях, по своей инициативе его бригада исследовала все летные происшествия. Его руководитель А.М. Изаксон говорил, что он сам ставил себе задачи. Чтобы лучше во всем разобраться, он сдал экзамены и получил свидетельство летчика (правда, без права вождения летательных аппаратов). Испытатель Савельев называл его богом аэродинамики.
Его социальное происхождение не давало возможности быть членом комсомола, хотя он стремился к общественной деятельности. Пана же была комсомолкой, и он ей завидовал.
В те годы было развито движение шефской помощи крупных организаций над мелкими предприятиями. Коллектив ЦАГИ опекал бригаду поезда дальнего следования. Миль, как представитель ЦАГИ, встретился с бригадой поезда, ознакомился с ее нуждами, организовал экскурсию в ЦАГИ. Об этом написал заметку в газету института.
В первые годы он не только занимался вопросами автожиров, но и участвовал в создании планера рекордного типа, построенного в общественном порядке бригадой молодежи АВИА-ВНИТО ЦАГИ конструкции Буженого и Ильина. Планер участвовал во Всесоюзных соревнованиях в Коктебеле и получил первую премию по классу одноместных рекордных планеров.
Юношеский энтузиазм и широта научных интересов поражали окружающих.
Некоторые недоумевали: «Ну чего этому мальчишке надо?» Энергия из него так и била. Он буквально дневал и ночевал на работе. Он влезал во все дырки, интересуясь проблемами автожиров, включая проблемы прочности, управляемости и балансировки, стремясь при каждом удобном случае вносить изменения в конструкцию. Некоторые его интерес считали корыстным, им казалось, что он крадет их идеи. Он целеустремленно работал и продвигался в области теории аэродинамики. В институтео Миле говорили: «Мальчик растет».
Уже в зрелом возрасте он говорил: «Жизнь все время ставила меня в свои рамки – я хотел быть конструктором, а стал аэродинамиком в ЦАГИ. Это мне очень помогло. Ведь не случайно, что конструкторы, имеющие практический успех в вертолетостроении, являлись и крупными учеными-теоретиками. Таковы академик Б.Н. Юрьев, профессор А.М. Черемухин и профессор И.П. Братухин – создатели первых советских геликоптеров от ЭА-1 до ЭА-11, профессор Фокке в Германии».
Все его работы были посвящены разработке теории ротора и конструкции лопасти, которые, как он понимал, являются главными в конструкции геликоптера.
В 1936 году совместно с инженером Н.К. Скржинским Михаил Леонтьевич Миль спроектировал и построил бескрылый автожир-истребитель А-12, который на высоте 5000 м достиг скорости 260 км/час. Этот рекорд не смогли преодолеть вертолеты даже в конце пятидесятых годов. 10 мая 1936 года автожир А-12 поднялся в воздух под управлением летчика А.П. Чернавского, затем под управлением летчика С. Козырева совершались испытательные полеты с все возрастающими показателями. Однако в мае 1937 года автожир потерпел катастрофу из-за усталостного разрушения лопасти, летчик Козырев погиб.
В этом же 1937 году тяжелый удар обрушился на отдел, в котором работал Миль.
Одни специалисты были репрессированы, среди них А.М. Изаксон, А.М. Черемухин и ряд других ведущих специалистов винтокрылой техники, другие были уволены. Из-за политики репрессий произошло свертывание работ в ООК, а автожир А-15 так и не был построен. В поселке ст. Ухтомская был создан ЗОК (завод опытных конструкций) под руководством Н.И. Камова. М.Л. Миль был назначен к нему заместителем. Однако связи с ЦАГИ он не прерывал – работал на полставки по вопросам устойчивости и управляемости самолетов.
То, что война уже на пороге, чувствовали все, вслух об этом старались не говорить, однако тревожное настроение не покидало ни на минуту. Миль хорошо понимал, что война неизбежна, и поэтому работал очень много – по 12 часов в сутки. Он позже повторял: «Мы готовились к войне, только этим и жили, работали, не щадя сил, беда была в том, что не успели провести задуманное перевооружение армии». К тому времени все боевые самолеты были созданы, осталось только начать их серийное производство.
Перед войной он занимался не только автожирами, но и вопросами самолетостроения, работая над общими требованиями к управляемости самолета и критериями эффективности управления. Он предложил улучшить управление находящихся на вооружении самолетов, создавая новые схемы рулей.
Вопросы теории Миль всегда тесно увязывал с решением практических задач. Вернее, задачи, выдвигаемые практикой, он решал путем теоретических исследований. Так, опубликованный в этот период «Теоретический анализ причин неуправляемого разворота автожира на земле при посадке» позволил устранить серьезные недостатки первых автожиров. Его работа «Теория несущего винта в криволинейном движении» позволила выяснить причины аварий на некоторых режимах полета. Это исследование динамики было опубликовано в 1940 г.
Стали широко известными такие его работы, как «Аэродинамика ротора автожира при криволинейном движении», опубликованная в январе 1935 года, затем в военные и послевоенные годы «Общие требования к управляемости самолета и критерии эффективности управления» 1943 года.
«Аэродинамика несущего винта с шарнирным креплением лопастей при криволинейном движении» была опубликована в 1940 году, «Исследование поля скоростей вокруг ротора геликоптера при осевом и косом обтекании», изданная в Трудах ЦАГИ в 1945 году, а также «Экспериментальное исследование на моделях аэродинамических характеристик ротора геликоптера с шарнирным креплением лопастей» создали М.Л. Милю известность в ученых кругах как авторитетному аэродинамику. Некоторые из его работ были опубликованы в Англии и Германии. Он узнал об этом уже после войны, когда его работы находили в библиотеках немецких авиазаводов. Этим он очень гордился: «Вот разведка работает!»
Письма перед войной
Пана Гурьевна вспоминала, что в 1938 году она переживала арест брата, тяжелую обстановку репрессий, вынужденный уход с работы. Настроение у нее было подавленное. Чтобы вывести ее из этого состояния, М.Л. отправил ее в дом отдыха на Кавказ, а сам остался с дочкой Таней, уже школьницей, и сыном Вадиком 5 лет. Много возился с ними, ходил в Политехнический музей, писал записки Тане в школу, выяснял, почему ей ставят плохие отметки.
«Я тяжело переживала разлуку с детьми, но он буквально выпроводил меня из дома насильно и очень старался развлекать письмами, писал, как и обещал, почти каждый день. И был очень рад, когда я с новыми силами возвращалась домой.
В письмах М.Л. часто просил меня прислать фотокарточку, но только такую, чтобы ему очень понравилась, – он хотел, чтобы я снялась у хорошего фотографа. Очень любил все изящное, красивое и хотел, чтобы и последняя черточка во мне ему нравилась.
Когда мы впервые приехали в Москву, то нам на троих дали комнату в 6 квадратных метров, и если у Миши оставались на ночь друзья по работе, то они ночевали под столом. Потом нам дали другую комнату – 10 метров, в ней мы жили впятером: с дочкой, сыном и няней (туда же мы втиснули маленькую детскую кроватку). А когда мы получили маленькую двухкомнатную квартиру на Бакунинской, это показалось нам счастьем, теперь уже к нам приезжали и останавливались наши друзья, бывшие студенты. Чего там только, каких только тварей не было... и мыши, и даже крысы, на которые устраивались побоища, били крыс чем попало.
Нашу жизнь он старался скрасить, сделать приятнее. Помню, в очередной раз я не хотела ехать в санаторий, а он меня буквально выпроводил. Посылал меня отдыхать одну, без детей каждый год.
Когда я приехала из санатория, он привез меня в новую квартиру, на столе белая скатерть, цветы, все так празднично, дети здоровы. Когда только он находил для этого силы?»
«Я тяжело переживала разлуку с детьми, но он буквально выпроводил меня из дома насильно и очень старался развлекать письмами, писал, как и обещал, почти каждый день. И был очень рад, когда я с новыми силами возвращалась домой.
29 сентября 1940 г.Еще одно письмо, которое показывает, как он волновался, если от меня не было письма:
Дорогая Паночка! Получил от тебя вчера открытку и очень был огорчен. Собственно говоря, я ожидал такой неприятности, все время думая, что тебе плохо или ты нездорова. Но думаю, что все уладится. Почему-то немного успокоился – может быть, потому, что получил открытку.
Самое главное – то, что ребята в порядке. Вадька даже поправился (чтобы не сглазить), кушает хорошо и гуляет. Татьяна тоже в порядке. Сегодня с ними провел весь день.
Вечером (после обеда) ездили в Политехнический музей, но опоздали.
Признаться откровенно, с завистью поглядываю на людей, у которых жены дома. Очень бы мы все хотели, чтобы ты набралась сил и здоровья.
Так себе и считай это задачей – долгом перед мужем и детьми. Собственно говоря, с голоду-то ведь у вас не помирают? А то, что купаться нельзя, так это через неделю будет можно. Только ты не принимай все близко к сердцу, расхлябанность на курорте – ну и черт с ней.
Ведь не ты там заведующая.
Солнце светит? море красивое? природа цветет? – ну и наслаждайся. А на сердитых воду возят.
Ты сходи на рынок – внизу, направо от санатория. Там всякая ерунда продается – я всегда с удовольствием там бродил. Купил там инжир (не сушеный), чуть от него не помер – потом 2 недели сушил у себя в палате. В горы одна не ходи, да и вдвоем ни к чему, уж лучше большой компанией.
А главное (это я на твоем бы месте делал), спи побольше.
А на пляже, наверно, груши продают... В общем, как хочешь, а приезжай здоровая, толстая и хорошая. А то не примем. Потому что у нас такая компания здесь собралась!
Последним Вадька подтягивается – тоже рожица круглая.
Деньги тебе зарабатываю на платья. В общем, жду хорошенькую жену.
Ну, пока, не хандри, развлекайся (в меру). Целую тебя крепко.
Твой Миша.
Мы тебе писали в «Ахали Афон», и на «Кавказ», и в 4-й корпус, и в 1-й корпус, и просто в верхний Санаторий – одним словом, по последнему конверту, так что ты, походив по 111 палатам 2 корпусов, да еще зайдя на почту, сможешь собрать целую коллекцию писем от того дурня, что каждый день пишет.Сам он редко бывал в отпуске, раз в 3 – 4 года, а меня отправлял перед войной каждый год. Он меня очень любил, часто рисовал.
Отпуск у меня не предвидится. Устал я очень – дни летят, не успеваю оглядеться. Так, работаю как машина. Жизнь однообразная – единственная надежда, что с курорта приедет молодая жена – немножко развлекусь. Зафрахтовал даже билеты в театр.
В письмах М.Л. часто просил меня прислать фотокарточку, но только такую, чтобы ему очень понравилась, – он хотел, чтобы я снялась у хорошего фотографа. Очень любил все изящное, красивое и хотел, чтобы и последняя черточка во мне ему нравилась.
Когда мы впервые приехали в Москву, то нам на троих дали комнату в 6 квадратных метров, и если у Миши оставались на ночь друзья по работе, то они ночевали под столом. Потом нам дали другую комнату – 10 метров, в ней мы жили впятером: с дочкой, сыном и няней (туда же мы втиснули маленькую детскую кроватку). А когда мы получили маленькую двухкомнатную квартиру на Бакунинской, это показалось нам счастьем, теперь уже к нам приезжали и останавливались наши друзья, бывшие студенты. Чего там только, каких только тварей не было... и мыши, и даже крысы, на которые устраивались побоища, били крыс чем попало.
Нашу жизнь он старался скрасить, сделать приятнее. Помню, в очередной раз я не хотела ехать в санаторий, а он меня буквально выпроводил. Посылал меня отдыхать одну, без детей каждый год.
Когда я приехала из санатория, он привез меня в новую квартиру, на столе белая скатерть, цветы, все так празднично, дети здоровы. Когда только он находил для этого силы?»
На фронт!
1941 год. Началась война. Рано утром 22 июля Михаил Леонтьевич отправил семью к родным в Самару. Пана уехала с двумя детьми – пятилетним Вадиком и десятилетней Таней. Но, увы, они там были лишними. Промучившись месяц с небольшим, они с мытарствами уехали обратно в Москву, на дачу в Ильинское, которую снимали по Казанской железной дороге. Купили по коммерческой цене прекрасной любительской колбасы, белых булок, наелись досыта и стали ждать Мишу. Приехав, он страшно удивился и обрадовался возвращению семейства.
В августе ему предстояло отправиться на фронт с автожирами, где он должен был пробыть до октября. В этот день М.Л. рано утром уехал на завод. Пана с детьми тоже приехали на станцию Ухтомская к 11 часам проводить его. Дети резвились и немного шумели, было неловко за них. Все еще были спокойны и не осознавали до конца, что идет война.
В этот день М.Л. Миль вылетел на фронт с пятью автожирами А-7 в качестве инженера-лейтенанта автожирной корректировочной эскадрильи. Еще до войны в 1936 году эти автожиры конструкции Н.И. Камова выпускались небольшой серией. В 1941 году в мае были проведены испытания в горах Тянь-Шаня. На автожире было установлено стрелковое вооружение и пушка. Михаил участвовал в проектировании, летных испытаниях и доводке автожира и активно добивался, чтобы автожиры были отправлены на фронт.
Предполагали, что с автожиров можно корректировать огонь тяжелой артиллерии. Но быстро выяснилось, что автожиры для этих целей непригодны – производят много шума и не могут летать без прикрытия истребителей. Но ночные полеты в ближайший тыл врага они проводили, и с августа по октябрь 1941 года эскадрилья провела 20 вылетов.
Автожиры взлетали с прифронтового аэродрома, который представлял собой небольшую полянку, совершили несколько удачных боевых вылетов в тыл противника, доставляя партизанам медикаменты и боеприпасы. Они летали преимущественно ночью, на небольшой высоте, и их было трудно обнаружить.
Михаила Леонтьевича никогда не останавливала опасность, если это было необходимо. Этот небольшой человек, изнеженный, бросался туда, где можно было что-то нужное подсмотреть, что-то узнать.
Под Ельней, когда фронт отступил, ему пришлось бросить автожиры. Группа прикрытия, состоящая из автоматчиков, их бросила, сказав: «Выбирайтесь сами». Но он остановил панику, нашел полуторку, отрубил с механиком мотор, и часть машины они вывезли из окружения.
В октябре 1941 года ему приказали вернуться в Москву.
От семьи приходили письма. Он всегда отвечал с фронта.
Они просят руководство завода вынести Милю и старшему штурману Кондрашкину, воентехникам Архангельскому, Ларионову, инженеру Карпуну, слесарю Ульянову благодарность.
31 августа, район Ельни:
«В 9.00 прибыл эшелон сопровождения командира ИАП Сухорябова. Приказал без него никуда не ездить. Вылет нам назначили в штабе артиллерии фронта на 16.00, но он был сорван. С командиром Трофимовым мы поехали в штаб фронта, чтобы договориться о работе. Машины еще не прибыли. Для поездки на огневые позиции нам выделили капитана Корнилова, он должен договориться с артиллеристами. Нашли командный пункт 573-го артиллерийского полка, договорились о целях и связи. Во время переговоров были под пулеметным и минометным огнем.
Командный пункт был атакован шестью самолетами Ю-88. Бомбы падали на удалении 350 м. Загорелся снарядный ящик. Раненых у нас нет. На обратном пути попали под обстрел снарядами. Люди вели себя хорошо. Настроение бодрое. Вернулись в 19.00».
Второго сентября Михаил Леонтьевич записывает:
«В наше отсутствие начальник ВВС армии и начальник ВВС фронта приказали двум машинам лететь в Ельню и сбрасывать листовки. Я пошел протестовать против задания, так как летчики не подготовлены, а машины не оборудованы для ночных полетов. Удалось отменить полет. Однако в 21.00 пришел приказ лететь двум машинам. Вылетели первая и пятая. На пятой Николаев и Николаенко сделали 2 посадки. На первой машине отказали гидротормоза. Шубина и Кудрявцева посадили на пятую. Сделали 2 полета. В 2 часа ночи легли спать, но снова пришел приказ вылететь трем экипажам. Выпустили Трофимова и Кондрашкина. Сделали две посадки хорошо. Нет подсвета компаса, поскольку лампа подсвета не поставлена.
В конце октября приехал Камов, был на встрече с командованием.
Отзывы о работе автожиров очень хорошие».
В начале октября 1941 года личный состав 1-й автожирной эскадрильи вернулся в Москву, никто не погиб. Михаил Леонтьевич сумел организовать доставку на завод всех пяти автожиров. За два месяца работы в районе Ельни автожиры А-7 совершили около 20 боевых вылетов. Всего произошло шесть аварий, машины удалось отремонтировать.
Уже позже, когда дело всей его жизни – вертолеты стали реальностью и пробились в жизнь, М.Л. мечтал написать «Записки конструктора вертолетов».
Эти записки из дневника были написаны М.Л. через 20 лет после окончания войны и касаются его фронтовых воспоминаний, эвакуации (1964 г.).
«Мечта написать книгу. Часто какое-либо замечание, задевающее за живое, рождает целый поток воспоминаний. Как-то вспоминание о том, следует ли присваивать самолету имя конструктора, нахлынули яркие мысли, картины, сколько пережито, чтобы вертолет родился, жил! И тогда думается, как интересно написать об этом. Получилась бы живая, интересная книга. Всегда конкретные дела занимают силы, время. Но может быть, теперь время отойти? Очень хочется написать «Записки конструктора вертолетов». Описать войну, эвакуацию, первые полеты вертолетов. Работы по устойчивости и управляемости самолетов Ил-4, работы по трению на Б-25. Создание противотанкового ружья.
Вспомнить бои под Ельней, Некрасовский полк, Говоров: «А вы что, комиссар»? Первого немца, пьяного, раненого и испуганного, которого немного жалко, и Ельню: солдат мертвый в окопе, сгоревшие немцы и обгоревшие трупы наших. Слова: «Павуки летят», – это когда солдаты впервые увидели наши автожиры. КП командира артполка, первый бой, когда казалось, что люди толкаются, чтобы согреться. А сколько личных моментов! Поездка в поезде. Эшелоны (эвакуация). Амуров, подслушанное признание в любви. Противотанковое ружье…»
Михаил Александрович Захаров вспоминал:
«В 1942 году М.Л. Миль выступает с предложением о создании ружья, стреляющего реактивными снарядами. После изготовления ружья он сам проводит его испытание. Тогда это предложение, нашедшее теперь такое широкое применение, принято не было. Сами реактивные снаряды еще не были достаточно совершенными, из-за чего процент попадания в цель был относительно низким.
У всех было горячее желание как-то быстрее помочь фронту. Здесь и возникла у него идея противотанкового реактивного ружья. Сидя ночами в КБ, он разработал чертежи. Руководство ЦАГИ пошло ему навстречу, и тут же в мастерских был изготовлен опытный экземпляр.
Первый выстрел он решил произвести сам. Ружье стреляло тяжелыми реактивными снарядами. Был февраль 1942 года. В поле на снегу установили мишень. Очистили площадку для огневой позиции. Присутствовали не только работники завода, но и военные специалисты. Всем было очень интересно посмотреть результаты стрельбы из этого необычного оружия.
Но когда Миша зарядил ружье и приготовился стрелять, все отошли на почтительное расстояние. В последнюю минуту перед выстрелом кто-то из военных накрыл Михаила Леонтьевича почти с головой своим полушубком, так, на всякий случай. Раздался выстрел.
Сноп пламени и дыма рвался назад. Снаряд со свистом полетел к цели, но одновременно все с ужасом увидели, как назад полетели клочья от полушубка. Зрители бросились к стрелку, который лежал неподвижно лицом вниз. Дотронулись до него, а он слегка повернул голову, и тут все увидели, что он весь черный от порохового дыма. К счастью, все обошлось благополучно, его только оглушило и слегка контузило.
В августе ему предстояло отправиться на фронт с автожирами, где он должен был пробыть до октября. В этот день М.Л. рано утром уехал на завод. Пана с детьми тоже приехали на станцию Ухтомская к 11 часам проводить его. Дети резвились и немного шумели, было неловко за них. Все еще были спокойны и не осознавали до конца, что идет война.
В этот день М.Л. Миль вылетел на фронт с пятью автожирами А-7 в качестве инженера-лейтенанта автожирной корректировочной эскадрильи. Еще до войны в 1936 году эти автожиры конструкции Н.И. Камова выпускались небольшой серией. В 1941 году в мае были проведены испытания в горах Тянь-Шаня. На автожире было установлено стрелковое вооружение и пушка. Михаил участвовал в проектировании, летных испытаниях и доводке автожира и активно добивался, чтобы автожиры были отправлены на фронт.
Предполагали, что с автожиров можно корректировать огонь тяжелой артиллерии. Но быстро выяснилось, что автожиры для этих целей непригодны – производят много шума и не могут летать без прикрытия истребителей. Но ночные полеты в ближайший тыл врага они проводили, и с августа по октябрь 1941 года эскадрилья провела 20 вылетов.
Автожиры взлетали с прифронтового аэродрома, который представлял собой небольшую полянку, совершили несколько удачных боевых вылетов в тыл противника, доставляя партизанам медикаменты и боеприпасы. Они летали преимущественно ночью, на небольшой высоте, и их было трудно обнаружить.
Михаила Леонтьевича никогда не останавливала опасность, если это было необходимо. Этот небольшой человек, изнеженный, бросался туда, где можно было что-то нужное подсмотреть, что-то узнать.
Под Ельней, когда фронт отступил, ему пришлось бросить автожиры. Группа прикрытия, состоящая из автоматчиков, их бросила, сказав: «Выбирайтесь сами». Но он остановил панику, нашел полуторку, отрубил с механиком мотор, и часть машины они вывезли из окружения.
В октябре 1941 года ему приказали вернуться в Москву.
От семьи приходили письма. Он всегда отвечал с фронта.
1941 год
Милый, дорогой Мишута! Прости, что пишу карандашом, получили твою посылку, привез Зайцев, дети очень рады, особенно яблокам, они так вкусно пахли. Дорогой Миша, ты чем-то, видно, удручен, и твое рабочее настроение, видимо, испарилось, не огорчайся, это тебя, видимо, временные неувязки обескураживают. Жизнь ведь кривая, никогда она ровной не бывает. Вы работаете по-настоящему, не ради денег, не ради почета, а ради самого существования нас всех.
Ты мне писал, при каких обстоятельствах потерялась семья у твоего лейтенанта и где, может, я ее и встречала, когда была на эвакопункте. Мало очень погибло жен командиров, только там, где немцы появлялись непредвиденно, на границе, и в первые дни войны, и потом все, кто как ушел, пешком, с детьми, но уходили.
Еду к Камову узнавать про тебя. Дети здоровы. Не знаю, что делать с квартирой. В Ильинском Таня ходила в школу, в Москве не будет. В Ухтомке мне без тебя делать нечего, там даже рынка нет.
Хотела поехать к Леле (жена брата М.Л. ), у нее уже мальчик большой, сидит.
О нас не беспокойся, мы будем жить так, как живут десятки миллионов. У нас одна мысль – будь здоров, не огорчайся, дети растут, учатся. Поскорей бейте немцев. Пусть твоя мысль работает еще более плодотворно, чем раньше, до войны. Я жалею, почему я такой плохой инженер, как бы мне хотелось приносить побольше пользы…
Пиши. Крепко-крепко тебя целуем. Пана.
12-IX-41. Западный фронт.Сохранился документ военного времени, в котором старший лейтенант Трофимов и комиссар Чеботарев от 19 сентября 1941 года сообщают директору завода № 290 Н.И. Камову, что «за время работы в боевой обстановке Миль неоднократно по поручению командования эскадрильи и по собственной инициативе выезжал на боевые позиции в район расположения наблюдательного пункта артиллерийского полка для разрешения вопросов по применению автожиров. При вынужденном отходе из-под удара со стороны прорвавшихся подвижных частей противника товарищ Миль сумел спасти материальную часть автожира и вывести ее из окружения. В районе Гжатска тов. Миль с помощью технического состава гражданской авиачасти сумел в сложной обстановке разобрать одну машину и отправить ее в Москву».
Дорогая Паночка!
Приехал Карпун накануне и привез письма от тебя. Какое это большое и настоящее счастье – получить на фронте письмо от своих близких! Я, откровенно говоря, пережил это впервые.
Спасибо, дорогие, за письма и гостинцы, особенно рад Танечкиному и Вадиному письму, жалею только, что мне столько конфет прислали, себе не оставили. Я тут с товарищами поделился, с летчиками, на ужин чай пили с печеньем и конфетами. Кстати, в этот вечер двое из наших вернулись здоровые после долгого ожидания.
Спал сегодня тепло, лежал на шинели, а укрывался вашим одеялом. Правда, голова уже привыкла к жесткому, но на подушке даже сны хорошие снятся.
Опоздал с письмом, боюсь, растерял свои хорошие чувства и переживания, – только что кончил свою почти двухсуточную работу, не мог урвать времени написать. Сейчас пообедал за сегодня и за вчера, побрился и подстригся даже – отдыхаю.
У нас тут и парикмахерская есть – живем культурно.
Выглянул из палатки – левитановская осень. Лиловые дымки облетевшей осени, нежное золото желтеющих берез. Небо осеннее, то солнышко выглянет, то дождиком примочит.
Живем здесь хорошо, об успехах же на нашем фронте ты читала в газетах.
Постараемся продержаться в том же духе.
Очень интересная боевая жизнь – на передовой бываешь – война, одна мысль, одна цель – покрепче ударить врага. А бывает и время отдыха. Вернешься к себе на место, придут наши из боя, едем иногда в деревню ужинать, и тут, хотя и слышна привычная канонада, услышишь и гитару, и гармонь, и молодой паренек, который два часа тому назад атаковал втрое превосходящего противника и уничтожил его, весело распевает.
Получаем мы аккуратно и сто грамм, осенней ночью очень полезно. Ну, довольно о себе. Знаешь, Паночка, как англичане говорят, надо, чтобы во время войны жизнь текла так же ровно и размеренно, как в мирное время. Помни о будущем, надо иметь достаточно сил не только на то, чтобы разбить врага, но и на то, чтобы построить потом новую жизнь, чтобы воспитать детей и сделать из них настоящих людей. А это большое и серьезное дело.
Кажется, немец хочет помешать писать... Все в порядке, можно продолжать. Постараюсь до 1 октября приехать. Я огорчен тем, что Николай Ильич мне ничего не написал. Ведь я нахожусь здесь не для собственного удовольствия, а для дела. Мы работаем много, и воюем много, и хотели бы, конечно, узнать оценку или указание. Ну, ладно, кто-нибудь сюда из них приедет, я его сведу или свезу невзначай куда-либо в теплое местечко, где нам приходится иногда работать, тогда они узнают, как надо работать, и поймут, что значит на самом деле «все для фронта».
235/163 полевая почта. Трофимову (для Миль). Командир первой АКЭ – старший лейтенант Трофимов.
Они просят руководство завода вынести Милю и старшему штурману Кондрашкину, воентехникам Архангельскому, Ларионову, инженеру Карпуну, слесарю Ульянову благодарность.
Описание автожира А-7: А-7 представлял собой крылатый аппарат с 3-лопастным несущим винтом, фюзеляж имел две кабины – летчика и наблюдателя. Для улучшения обзора и обстрела хвостовая часть сильно заужена, низко расположенные крыло и лопасти складывались для удобства транспортировки и хранения его в ангарах. Трехколесное шасси и вспомогательная хвостовая опора обеспечивали устойчивость разбега и горизонтальное положение несущего винта, при его раскрутке и торможении сокращали разбег. Весил автожир 2230 кг. На нем установлен двигатель воздушного охлаждения М-22 мощностью в 480 л.с.На фронте Миль вел дневник, делал зарисовки боевых товарищей – солдата Миши Захарова, политрука Чеботарева.
Стрелковое вооружение А-7 состояло из передней установки пулемета для синхронной стрельбы через винт с зарядным ящиком на 500 патронов и задней установки – турели с пулеметом Дегтярева. На 4 точках под автожиром подвешивали 6 бомб. Впоследствии с А-7 впервые запустили реактивные снаряды. Связь в воздухе с землей обеспечивала приемо-передающая станция.
31 августа, район Ельни:
«В 9.00 прибыл эшелон сопровождения командира ИАП Сухорябова. Приказал без него никуда не ездить. Вылет нам назначили в штабе артиллерии фронта на 16.00, но он был сорван. С командиром Трофимовым мы поехали в штаб фронта, чтобы договориться о работе. Машины еще не прибыли. Для поездки на огневые позиции нам выделили капитана Корнилова, он должен договориться с артиллеристами. Нашли командный пункт 573-го артиллерийского полка, договорились о целях и связи. Во время переговоров были под пулеметным и минометным огнем.
Командный пункт был атакован шестью самолетами Ю-88. Бомбы падали на удалении 350 м. Загорелся снарядный ящик. Раненых у нас нет. На обратном пути попали под обстрел снарядами. Люди вели себя хорошо. Настроение бодрое. Вернулись в 19.00».
Второго сентября Михаил Леонтьевич записывает:
«В наше отсутствие начальник ВВС армии и начальник ВВС фронта приказали двум машинам лететь в Ельню и сбрасывать листовки. Я пошел протестовать против задания, так как летчики не подготовлены, а машины не оборудованы для ночных полетов. Удалось отменить полет. Однако в 21.00 пришел приказ лететь двум машинам. Вылетели первая и пятая. На пятой Николаев и Николаенко сделали 2 посадки. На первой машине отказали гидротормоза. Шубина и Кудрявцева посадили на пятую. Сделали 2 полета. В 2 часа ночи легли спать, но снова пришел приказ вылететь трем экипажам. Выпустили Трофимова и Кондрашкина. Сделали две посадки хорошо. Нет подсвета компаса, поскольку лампа подсвета не поставлена.
В конце октября приехал Камов, был на встрече с командованием.
Отзывы о работе автожиров очень хорошие».
В начале октября 1941 года личный состав 1-й автожирной эскадрильи вернулся в Москву, никто не погиб. Михаил Леонтьевич сумел организовать доставку на завод всех пяти автожиров. За два месяца работы в районе Ельни автожиры А-7 совершили около 20 боевых вылетов. Всего произошло шесть аварий, машины удалось отремонтировать.
Уже позже, когда дело всей его жизни – вертолеты стали реальностью и пробились в жизнь, М.Л. мечтал написать «Записки конструктора вертолетов».
Эти записки из дневника были написаны М.Л. через 20 лет после окончания войны и касаются его фронтовых воспоминаний, эвакуации (1964 г.).
«Мечта написать книгу. Часто какое-либо замечание, задевающее за живое, рождает целый поток воспоминаний. Как-то вспоминание о том, следует ли присваивать самолету имя конструктора, нахлынули яркие мысли, картины, сколько пережито, чтобы вертолет родился, жил! И тогда думается, как интересно написать об этом. Получилась бы живая, интересная книга. Всегда конкретные дела занимают силы, время. Но может быть, теперь время отойти? Очень хочется написать «Записки конструктора вертолетов». Описать войну, эвакуацию, первые полеты вертолетов. Работы по устойчивости и управляемости самолетов Ил-4, работы по трению на Б-25. Создание противотанкового ружья.
Вспомнить бои под Ельней, Некрасовский полк, Говоров: «А вы что, комиссар»? Первого немца, пьяного, раненого и испуганного, которого немного жалко, и Ельню: солдат мертвый в окопе, сгоревшие немцы и обгоревшие трупы наших. Слова: «Павуки летят», – это когда солдаты впервые увидели наши автожиры. КП командира артполка, первый бой, когда казалось, что люди толкаются, чтобы согреться. А сколько личных моментов! Поездка в поезде. Эшелоны (эвакуация). Амуров, подслушанное признание в любви. Противотанковое ружье…»
Михаил Александрович Захаров вспоминал:
«В 1942 году М.Л. Миль выступает с предложением о создании ружья, стреляющего реактивными снарядами. После изготовления ружья он сам проводит его испытание. Тогда это предложение, нашедшее теперь такое широкое применение, принято не было. Сами реактивные снаряды еще не были достаточно совершенными, из-за чего процент попадания в цель был относительно низким.
У всех было горячее желание как-то быстрее помочь фронту. Здесь и возникла у него идея противотанкового реактивного ружья. Сидя ночами в КБ, он разработал чертежи. Руководство ЦАГИ пошло ему навстречу, и тут же в мастерских был изготовлен опытный экземпляр.
Первый выстрел он решил произвести сам. Ружье стреляло тяжелыми реактивными снарядами. Был февраль 1942 года. В поле на снегу установили мишень. Очистили площадку для огневой позиции. Присутствовали не только работники завода, но и военные специалисты. Всем было очень интересно посмотреть результаты стрельбы из этого необычного оружия.
Но когда Миша зарядил ружье и приготовился стрелять, все отошли на почтительное расстояние. В последнюю минуту перед выстрелом кто-то из военных накрыл Михаила Леонтьевича почти с головой своим полушубком, так, на всякий случай. Раздался выстрел.
Сноп пламени и дыма рвался назад. Снаряд со свистом полетел к цели, но одновременно все с ужасом увидели, как назад полетели клочья от полушубка. Зрители бросились к стрелку, который лежал неподвижно лицом вниз. Дотронулись до него, а он слегка повернул голову, и тут все увидели, что он весь черный от порохового дыма. К счастью, все обошлось благополучно, его только оглушило и слегка контузило.