Элиаде Мирча. Девица Кристина

   Вдруг он поймал на себе чей-то взгляд и, поискав глазами, увидел высоко в окне Санду. Она была в одной рубашке, без кровинки в лице, локти на подоконнике, подбородок в ладонях — как будто она устала ждать и ее одолевал сон. Егор вздрогнул, наткнувшись глазами на ее застывшее лицо. «Она все знает...»
   — Ты? — тускло обронила Санда. — Мама сказала, что ты сегодня уже не придешь... Ночь...
   Она смотрела прямо ему в глаза, но без всякого выражения, даже не удивляясь, что он вдруг оказался здесь в столь поздний час.
   — Набрось что-нибудь на плечи и спускайся вниз, быстро, — сказал Егор.
   Но Санда не двинулась с места. Только начала дрожать. Как будто до ее сознания дошел наконец холод ночи, промозглость тумана, сковавшего ей плечи, руки, шею.
   — Нет, я не смогу, брр! — прошептала она, передернувшись. — Меня не заставляйте. Не могу!.. Мне их жалко...
   Егор слушал в оторопи. Он понял, что Санда говорит не с ним, а с кем-то невидимым, кто, вероятно, стоит за его спиной и чей приход она в страхе подстерегала. Он подошел прямо под окно. Как жаль, что нельзя тут же взобраться по стене в ее комнату, укутать, взять на руки и унести отсюда силой.
   — ...я давеча видела одного, — замирающим голосом говорила Санда. — Мама поймала в гнезде... Но я не смогу, мне жалко... Не выношу... вида крови...
   — С кем ты говоришь, Санда? — громко спросил Егор. — Кого ждешь здесь, среди ночи?
   Она осеклась, пристально и непонимающе вглядываясь в него.
   Боясь отвести от нее глаза, словно она могла ускользнуть куда-нибудь, если он зазевается хоть на секунду, Егор вскинул руки и, цепляясь за камни стены, крикнул:
   — Я пришел за тобой!
   — Да, мама говорила, — пробормотала, дрожа, Санда. — Но мне страшно... Спуститься вниз? Прямо отсюда?
   Егор окаменел. Санда поднялась на цыпочки и налегла всем телом на подоконник. Вероятно, она была слишком слаба, чтобы сразу одолеть такую высоту. Тогда она повторила попытку, очень спокойно, но упрямо — как будто выполняла чей-то приказ, не подлежащий обсуждению.
   — Что ты собираешься делать? — крикнул он. — Стой на месте! Не двигайся!
   Санда то ли не слышала, то ли до нее не доходил смысл слов. Ей удалось наконец забраться на подоконник. Теперь она ждала знака — или только прилива храбрости, чтобы прыгнуть. До земли было метра четыре, не больше. Но из той позы, в которой, покачиваясь, стояла Санда, готовая нырнуть головой вниз, прыжок мог оказаться фатальным. Егор в ужасе кричал на нее, махал руками, чтобы она услышала его, опомнилась.
   — Не бойтесь, — раздался рядом сухой голос. — Она упадет нам на руки. Тут невысоко.
   Он повернул голову. Г-н Назарие, потный, помятый, стоял, не глядя на него, наблюдая за безотчетными телодвижениями Санды.
   — Вы бы пошли к ней в комнату, может, успеете, — шепотом добавил г-н Назарие. — А мы посторожим тут. С доктором.
   В самом деле, в нескольких шагах позади них, опершись о ружье, расположился среди роз доктор. Его, казалось, уже ничем нельзя было удивить — такая неестественная уверенность была в его фигуре, такое строгое, застывшее внимание на лице.
   — Кто поджег? — спросил г-н Назарие, подходя под окно.
   — Я, — ответил Егор. — Опрокинул керосиновую лампу. Во сне опрокинул, нечаянно... Мне привиделась девица Кристина...
   Г-н Назарие дотронулся до его руки.
   — Я тоже ее видел, — спокойно сказал он. — Там, в парке...
   В эту секунду Санда мягко взмахнула руками, как раненая птица крылами, и без звука рухнула вниз. Она упала на грудь Егору, свалив его на землю. С минуту Егор пролежал, прижимая к себе оголившееся при падении сонное и холодное девичье тело. Санда была неподвижна, руки повисли.
   — Надеюсь, вы не очень ушиблись, — сказал г-н Назарие, помогая оглушенному ударом Егору подняться.
   Потом приложил ухо к сердцу упавшей.
   — Ничего, — прошептал он. — Сердце пока бьется...

XVII

   Пламя вздымалось теперь высоко над домом, освещая парк до верхушек акаций. Летала стая разбуженных ворон. Где-то очень далеко проснулись наконец и глухо залаяли собаки.
   — Надо отнести ее в тепло, — сказал Егор, укутывая своим пиджаком плечи Санды. — Когда еще она очнется...
   Встряска от падения пошла ему на пользу — он как будто бы снова обрел чувство реальности.
   — А вещички-то наши все... тю-тю, — прошептал доктор. Не сводя глаз с огня и напряженно пытаясь вспомнить, что он сделал со своим гонораром. Где эта тысяча лей — при нем, в кармане пальто, или осталась на столе сместе с часами и патронташем?
   — Дом сгорит дотла, — мрачно сказал г-н Назарие. — Может, оно и к лучшему. Окаянное место...
   В дальнем конце двора раздались первые человеческие голоса.
   — Идут с виноградников. — Егор заторопился. — Надо скорее отнести Санду.
   Он взял девушку на руки. Ее голова безвольно запрокинулась, лицо было слегка запачкано — то ли сажей, то ли грязью с Егоровой одежды. «Просто чудо, что она ничего не сломала, не вывихнула, — радовался Егор. — От боли она бы, конечно, закричала, пришла в себя. Или опять обморок?..»
   — Вы кто? — окликнул г-н Назарие темные фигуры, бегом приближавшиеся к ним со стороны дворовых построек.
   — Свои, барин, — раздался голос. — Мартиновы, с виноградника.
   — Пропащее дело, — вступил другой. — Пока подоспеют деревенские, все сгорит...
   — Пусть его, — строго ответил г-н Назарие. — Пусть сгниет упырь.
   Люди ошарашенно замерли. Переглянулись.
   — Вы тоже видели? — робко спросил первый. — Это она была, покойная барышня?..
   — Она, девица Кристина, — четко сказал Егор. — Это она опрокинула лампу, — добавил он уже на ходу, направляясь к заднему крыльцу флигеля.
   Ему становилось жутко держать на руках бесчувственное молодое тело, биение сердца в котором почти не улавливалось.
   Г-н Назарие остался с людьми.
   — Оно и к лучшему, — говорил он. — Будет покончено с чертовщиной...
   Народ прибывал со всех сторон. Сбившись в кучу поодаль от огня, люди стояли, не двигаясь, ничего не предпринимая и только ахая. Из уст в уста передавалось сказанное Егором.
   — У нас тоже скотина пала, — слышал г-н Назарие обращенное явно к нему. — Нынешней осенью — вся, и мелкая, и крупная...
   — А ежели какой помрет из младенцев, как раз в упыря обернется...
   Никто не подходил ближе к дому, никто ни о чем не спрашивал. Никто, кажется, не собирался тушить пожар. Теперь с треском рушились перекрытия и время от времени осыпались, в клубах дыма, потолки.
   Г-н Назарие вдруг оказался один на один с толпой. Он не знал, что надо сказать этим поднятым с постели крестьянам, еще не отдышавшимися от бега. Не знал, надо ли просить их о чем-то, и его уже начинал разбирать страх от их числа, от их угрюмого и как будто все более зловещего молчания. Столбы пламени поднимались к небу так мощно, а колеблющаяся тень толпы распространилась так широко, что г-ну Назарие невольно пришла на ум мысль о крестьянском бунте. Только пока люди держались молча, думая свою суровую думу, и ничего не требовали, ничьей жизни. Разве что жизни девицы Кристины, а вернее, ее настоящей смерти, не наступившей тогда, давно, в большой смуте девятьсот седьмого, от пули управляющего...
   Г-н Назарие торопливо пошел в дом вслед за Егором. В окна проникало теперь довольно света, чтобы свободно пройти по коридору. Дверь к Санде была открыта, Егор стоял на пороге.
   — Не знаю, хорошо ли я сделал, что опять принес ее сюда, — сказал он. — Хочется надеяться, что она спит... Но может проснуться с минуты на минуту, и тогда мало ли что ей взбредет в голову...
   — Надо ее постеречь, — предложил г-н Назарие. — Позовемте и доктора.
   — Но у меня есть дело к людям... — задумчиво продолжал Егор. — Ваша помощь при этом мне тоже понадобится...
   Он не знал, на что решиться. Снова вошел в комнату. Санда лежала по-прежнему неподвижно.
   — Что же доктор не идет? — с раздражением сказал Егор. — Не могу понять, что с ней, почему сон такой тяжелый...
   — Что доктор, — тихо заметил г-н Назарие. — Доктор, боюсь, тут не поможет.

* * *

   Когда стали рушиться стены, народ подался назад. Можно было подумать, что горит нежилой дом, так безучастно они топтались перед ним прямо на клумбах с розами. Почти все молчали, словно на их глазах исполнялся наконец-то давний обет, столь долго и столь тщетно желанный, что в душах уже не осталось места для радости.
   — Расступитесь! — прозвучал вдруг голос Егора.
   Он как будто вырос и стоял, на голову возвышаясь над толпой. Лицо осунулось, глаза запали.
   — Заклятье кто-нибудь умеет снимать, заговор от упыря кто знает? — спрашивал он направо и налево, пробивая себе путь в молчащей толпе.
   Люди жались, пряча глаза.
   — Это к бабкам надо... — сказал один, как-то странно жмурясь.
   Егор не понял, то ли он ухмыляется, то ли подмигивает. Это был явно самый бойкий, самый храбрый из всех.
   — А топоры у кого-нибудь найдутся? Или ножи? — прогремел Егор. — Сделаем вместе одно дело...
   Слова попали в точку. Люди зашевелились, заволновались. Колоть, бить — вот на что у них чесались руки. Просто так смотреть на гибель в огне проклятого дома было мало.
   — За мной! — крикнул Егор тем, кто первыми вышли из толпы.
   Г-н Назарие подскочил к нему, схватил новоявленного атамана за руку, спросил, перепуганный:
   — Что вы намерены делать?
   С той минуты, как Егор покинул комнату Санды, словно бы разгневавшись на ее непонятный обморок, с пеной у рта пытая всех встречных-поперечных, где спальня г-жи Моску, профессор не знал, что и думать. Уж не сошел ли Егор с ума? Г-н Назарие не смел смотреть ему в глаза — таким диким блеском они горели.
   — На что вам топор? — допытывался он, теребя Егора за рукав.
   — Мне нужно железо, — отвечал тот. — Все железное, что есть. Чем больше, тем лучше — против злых чар.
   И хотя слова прозвучали ясно, отчетливо, все же Егор провел рукой по лбу, как будто отгоняя слишком страшное воспоминание, слишком свежий ужас. Затем размашисто пошел к дому, за ним гурьбой повалили крестьяне.
   — С кем Санда? — на ходу спросил он у г-на Назарие.
   — С доктором. И там еще две женщины из деревни, — ответил оробевший профессор.
   Ему не нравилась ни решительная, отчаянная походка Егора, ни клич, который тот бросил над окаменевшими головами толпы. Слишком быстро оживились крестьяне от этого клича. Сейчас, при пожаре, железо обретало смысл магического орудия, орудия мести. Но призвать людей взяться за ножи и повести их в барский дом!..
   — Вы хотите впустить их всех в дом? — спросил г-н Назарие.
   Крестьяне в нерешительности затоптались на пороге. Но Егор махнул рукой, чтобы они следовали за ним.
   — Факелы нужны! Сделайте из чего придется, да побыстрее! — приказывал он.
   В доме было темно. Кто-то внес горящую ветку акации, но она сразу погасла, напустив едкого дыма. Егор метался в нетерпении. Он не желал искать лампу. Свет горел в одном месте дома — в комнате Санды, но сейчас он не пошел бы туда. Заметив в коридоре на окнах полотняные шторы, он указал на них людям.
   — Вот это нельзя приспособить?
   Тот, что все время то ли жмурился, то ли подмигивал, схватился за штору и, дернув, сорвал вместе с карнизом. Грохот падения стал как бы прологом к этой утехе, которую обещал Егоров клич. Люди тяжело задышали, постепенно разъяряясь, еще не зная, против кого.
   — Смотри, не подожги ничего! — строго предупредил Егор, видя, что его незнакомый товарищ уже зажигает факел.
   — Это уж, барин, будьте покойны, присмотрим, — отвечал человек.
   Он намотал кусок шторы на дубинку и поджег с одного конца. Кто-то еще тоже сделал факел, по его примеру, и поджег с такой же осторожностью. При слабом, колеблющемся свете от горящих и дымящихся тряпок Егор повел людей по коридору. Воздух был как в погребе, влажный и удушливый.
   Профессор, забегая сбоку, попытался снова урезонить Егора, но поперхнулся дымом и закашлялся. Они шли мимо ряда дверей, и Егор смотрел внимательно, насупясь, пытаясь вспомнить, угадать нужную. В конце коридора он столкнулся лицом к лицу с перепуганной кормилицей. Она вытаращила на него свои мутные, серые глаза.
   — Что ты здесь делаешь? — грозно спросил Егор.
   — Я барыню стерегу, — скрипучим голосом ответила женщина. — Неужто вы пришли весь двор поджечь?
   Несмотря на страх во взгляде, голос ее выдавал злорадство и насмешку.
   — Где госпожа Моску? — хладнокровно осведомился Егор.
   Кормилица ткнула рукой в ближайшую дверь.
   — У барышни...
   — У Кристины в комнате, ты хочешь сказать? — уточнил Егор.
   Почувствовав дыхание наступающей толпы, кормилица лишилась языка и только кивнула. Егор повернулся к людям, приказал:
   — Эту возьмите и не спускайте с нее глаз, она тоже не в себе. Но чтобы никто ее пальцем не тронул...
   Он толкнул дверь в комнату Кристины, не постучав. Горела керосиновая лампа. Зловещим огоньком дрожала в углу лампада. Г-жа Моску встретила толпу, величественно стоя посреди комнаты. Егор на секунду замер, оробев от торжественной позы этой женщины с белым гордым лбом и ясными глазами.
   — Вы пришли за землей? — произнесла г-жа Моску. — У нас больше нет земли...
   Она смотрела сквозь Егора и обращалась прямо к людям, сгрудившимся за его спиной, к ожесточенным лицам, к глазам, раздразненным видом этой барской опочивальни, в которой давно уже никто не спал.
   — ...я могла бы позвать жандармов, — продолжала г-жа Моску. — Я могла бы приказать слугам побить вас палками. Капитан Дарие из Джурджу — мой хороший знакомый, я могла бы послать за ним, он привел бы сюда свой полк... Но я не хотела кровопролития. Если вы пришли за землей, я говорю вам: земли у нас нет. Землю у нас уже забрали...
   Егор понимал, что г-жа Моску заговаривается, что ей мерещится крестьянский бунт, и он выставил руку, пытаясь остановить ее, боясь, как бы кто-нибудь из людей не потерял терпения, не сорвался. Пожар полыхал рядом, толпа с ножами и топорами перхала от чада самодельных факелов, но г-жу Моску было не удержать.
   — Вы взбунтовали всю деревню и подожгли дом... Вы забыли, что у меня тоже есть дети...
   Тут Егор почувствовал на себе чей-то взгляд, ледяной, беспощадный, убийственный. Поднял голову и встретился глазами с девицей Кристиной на портрете. Она больше не улыбалась ему. Полузакрыв веки, она пронзала его недоумением и жестоким укором. Егор вздохнул и закусил губу. Потом вдруг бросился к ней, оттолкнув с дороги г-жу Моску. Та упала на постель Кристины и, трясясь, прошептала:
   — Убить меня хотите?
   Егор выхватил у кого-то из рук топор и, размахнувшись, рубанул по портрету. Ему показалось, что глаза девицы Кристины мигнули, грудь вздрогнула. И еще ему показалось, что у него отсохла рука и повисла, бесчувственная, от локтя. Однако минуту спустя он снова поднял топор на эту цветущую невинность в кружевах и лентах.
   Он слышал отчаянные стоны г-жи Моску, но только неистовее закипала в нем кровь.
   — Остановитесь, вы стену проломите, — кричал сзади г-н Назарие.
   Егор обернулся: лоб в саже и крупных каплях пота, губы дрожат. Люди смотрели на него, распаляясь и крепясь из последних сил, потому что оскал разрубленного надвое портрета дразнил их. Барин пустил в ход железо, и теперь их тоже подмывало бить, крушить и топтать, испепелить эту барскую опочивальню на углях своей мести.
   — За что вы ее убили? — раздался вдруг вопль г-жи Моску. — Она теперь всех вас задушит, всех!
   Егор, сдерживая дрожь, подошел к г-ну Назарие.
   — Возьмите ее отсюда, — попросил он, указывая на постель, где распростерлась г-жа Моску. — И стерегите хорошенько...
   Двое парней поспешили на помощь г-ну Назарие и вынесли за дверь бьющуюся г-жу Моску как раз в ту минуту, когда лампада зачадила и погасла.
   — Это она и есть упырь — барышня! — прошептал кто-то от окна.
   Вновь навалилась на Егора та лихорадка, что сливала для него сон с явью. Он схватился за голову, выронив топор, тут же кем-то подобранный. И вдруг в исступлении крикнул:
   — Это — спальня девицы Кристины! Кто боится — уходи, а кто не боится, оставайся со мной! Разнесем все в щепы!
   Он первый кинулся к столику подле кровати и обрушил на него кулаки. Потом яростно сбросил со стены раскромсанный портрет. Вслед за ним люди растеклись по комнате, круша топорами мебель, убранство и стены, разбивая окна...
   — Смотрите не подожгите! — истошно кричал Егор.
   Но его голоса никто уже не слышал. Молча, задыхаясь в дыму, в пыли от щебня, натыкаясь друг на друга, люди почти вслепую громили опочивальню девицы Кристины.
   — Только не подожгите! — кричал Егор, пробираясь к выходу и защищая лицо руками от нечаянных ударов. Коридор был полон людьми.

XVIII

   По дороге он остановился у одного из окон — взглянуть на пожар. Пламя грозило перекинуться на хозяйский флигель. Народу собиралось все больше и больше. «Подходят из соседних сел», — отметил Егор. Возбуждение не оставляло его. Из Кристининой комнаты слышались удары топора. В коридоре густо сновали люди, наполняя воздух разгоряченным дыханием, запахом своих рубах, хмельным биением крови. «Лишь бы не начали грабить», — содрогнувшись, подумал Егор.
   Он с трудом добрался до комнаты Санды. Та по-прежнему бессильно лежала на подушках, бледная, с закрытыми глазами. Вокруг кровати теснилось много женщин. В углу Егор увидел доктора, сосредоточенно вцепившегося обеими руками в ружейный ствол. В изголовье у Санды старая бабка бубнила заговор:

 
...Вот он, красненький сморчок,
Кровушки хотел испить,
Жизнь молодую погубить.
Жизнь тебе не погубить,
Кровушки тебе не пить.
Я иголкой заклятье сниму,
Я метлой его замету,
Я в осоку его зашвырну,
Я в Дунай его окуну.
С гуся вода,
С нашей Санды хвороба!
 

   Санда словно бы услыхала свое имя из глубин сна, заворочалась, заметалась на подушках. Старуха поймала ее руку и кольнула острием ножа. Девушка застонала. Егор закрыл глаза, зажал виски в ладонях. Откуда эти глухие, непонятные шумы, как будто что-то осыпается. Как будто кряхтит фундамент дома, как будто трещат, раскалываясь, огромные крылья. Сонный, смутный звон заполнил собой пространство. Сам воздух этой комнаты был давящий, а летаргия Санды так напоминала небытие, что Егор бросился к доктору и тряхнул его за плечо.
   — Почему она никак не проснется?
   Доктор смерил его долгим, укоризненным взглядом. Казалось, его удивляло, что Егор не понимает таких простых вещей.
   — Вампир еще не сгинул, — тихо и веско произнес он.
   Вошедший г-н Назарие метнулся к Егору.
   — Подите к людям, — попросил он. — Они разбушевались, того и гляди разнесут весь дом!
   В самом деле, из коридора все ближе к ним подступали звуки ударов и разрушения. Время от времени среди этих низких глухих стуков звонко тенькало разбиваемое стекло.
   — Остановите их! — продолжал г-н Назарие. — Они уже столько комнат разгромили!.. Вас привлекут к ответу!
   Егор снова сжал виски в ладонях и закрыл глаза. В голове мутилось, воля слабела.
   — Пусть, это даже лучше, — тяжело проговорил он. — Пусть все порушат.
   Г-н Назарие схватил его за грудки и затряс, так некстати была сейчас эта слабость.
   — Вы с ума сошли! — шипел он. — Вы не отдаете себе отчета в том, что делаете. Здесь же приданое Санды!
   Егор с усилием встряхнулся. Нахмурив брови, сжав кулаки, он поспешил к людям.
   — Все назад! — крикнул он. — Назад! Жандармы!
   Он с трудом проложил себе дорогу почти до комнаты Кристины. Коридор был неузнаваем. Окна везде разбиты, мебель покорежена, стены — в выбоинах.
   — Назад! Назад! — надрывался Егор. — Жандармы пришли! Полк жандармов!..
   Егора никто не слушал. Погром затихал сам собой — распространилась весть, что умирает барынина старшая дочка, и люди, присмирев, стали отступать. Постепенно, по двое — по трое, они выбирались во двор, взлохмоченные, припорошенные штукатуркой, перепачканные сажей, и снова собирались в толпу, молчаливую, настороженную.
   — Пойдемте со мной! — глухо позвал Егор г-на Назарие и, запрокинув голову к небу, добавил: — Эта ночь кончится когда-нибудь? Я уже не помню, когда видел дневной свет...
   Однако заря приближалась, пока еще невидимая. Воздух стал особенно холоден и недвижим. Звезды поблекли в полыхании зарева. Егор взял у кого-то из рук керосиновую лампу и осторожно, чтобы не погасла на ходу, нес ее. Видя, что он решительно направляется в глубь парка, г-н Назарие испуганно спросил:
   — Что вы задумали?
   Ему было страшно удаляться от людей, от огня. Страшно, потому что затянувшийся обморок Санды все время напоминал ему о силе злых чар.
   Егор не ответил. Он торопился к старому каретному сараю. Было очень темно, еще темнее от дрожащего, светящегося клубочка лампы. Огненный столб над усадьбой остался далеко позади. Когда Егор открыл ворота сарая и шагнул внутрь, г-н Назарие начал понимать, в чем дело, и похолодел, не смея поднять глаза. Егор устремился прямиком в дальний конец сарая. Коляска девицы Кристины стояла на своем месте как ни в чем не бывало.
   — Эта? — спросил Егор, поднимая лампу, чтобы посветить г-ну Назарие.
   Профессор кивнул, побледнев. Он признал коляску, ту самую, ветхую и сонную, что несколько часов назад, на отдаленной аллее, поджидала легкую поступь девицы Кристины.
   — И дверь была заперта... — улыбаясь, прошептал Егор.
   Улыбка получилась вымученной, а голос прозвучал неверно, тоскливо. Г-н Назарие смотрел в землю.
   — Уйдем отсюда, — сказал он. — Мало ли что там может случиться, в доме.
   Но Егор мыслями был далеко. При свете коптящей лампы он смотрел на потертые кожаные подушки рыдвана, и не мог оторваться. Выходит, все правда, все было. Девица Кристина приходила наяву... она есть... Он смотрел и словно видел это существо, не подчиненное законам природы, на сиденье коляски. Вот и фиалковые духи еще не развеялись...
   — Уйдемте же, Егор! — нетерпеливо позвал г-н Назарие.
   «Неужели все окажется явью, все до последнего?» — думал Егор, устало поникнув головой. Он вспомнил, как первый раз обнаружил рыдван девицы Кристины.
   — Интересно, — сказал он вдруг. — Интересно, что нам еще ни разу не попалась на глаза Симина!
   Они пошли назад. Г-н Назарие особенно спешил, боясь даже обернуться.
   — Да, правда, — заметил он, — с тех пор как начался пожар, я ее не видел. Куда-нибудь забилась от страха...
   — Я знаю, где ее искать, — снова улыбаясь, сказал Егор. — Знаю, где прячется маленькая колдунья...
   И все же — какой тяжелый камень лег ему на сердце; словно он опять оказался совсем один, как проклятый, без надежды прорвать огненный круг ворожбы, умилостивить судьбу...

* * *

   Доктор вышел из комнаты. Подле Санды остались только женщины и г-жа Моску, которую почтительно принесли сюда на руках крестьяне. Смешавшись с толпой во дворе, доктор стоял и смотрел на догорающий дом. Он ни о чем не думал и не мог бы даже сказать, в какой момент наступила эта приятная пустота в голове, это благостное изнеможение. Он видел, как Егор снова появился в толпе и куда-то позвал крестьян. Слов Егора доктор не слышал — только видел его вскинутые вверх руки, потемневшее лицо. Несколько человек пошли за ним, не слишком торопясь, держась кучно, глядя в землю. Пошел и доктор. Кто-то прихватил с собой факел. Егор нес в левой руке керосиновую лампу, в правой — железный посох.
   — Я спущусь первый, — сказал он, приведя людей ко входу в подземелье. — Ждите здесь, пока я не крикну. Тогда спускайтесь тоже.
   Г-н Назарие с воспаленными от бессонной ночи и волнения глазами вцепился в него, стараясь удержать.
   — Вы с ума сошли, как можно туда одному?!
   Егор рассеянно взглянул на него. «Откуда он берет силы верховодить?» — подумал г-н Назарие, угадав по Егоровым глазам, что тот страшно устал и почти невменяем.
   — Вас я возьму, — сказал Егор, с трудом шевеля пересохшими губами. — Но запаситесь чем-нибудь железным... На случай, если придется защищаться, — добавил он чуть слышно, увлекая профессора вниз по ступеням.
   Люди остались наверху. Сдерживая дыхание, они жались друг к другу, как бы удостоверяясь, что пока еще целы и невредимы.
   Прежде чем потеряться в черной пасти подземелья, Егор бросил последний взгляд наверх. Далеко, на краю неба, темнота стала редеть.
   — Скоро рассвет, — сказал Егор, обернувшись к г-ну Назарие, и улыбнулся.
   Затем стал быстро спускаться по холодным ступеням, держа лампу прямо перед собой.
   Г-н Назарие не отставал. Почувствовав под ногами влажный песок, он вздрогнул и попытался вглядеться в темноту. Ничего не было видно — только стены, вдоль которых они шли при дрожащем свете лампы. Егор без колебаний направился в самую глубину подземелья. Чем дальше они уходили, тем глуше становился шум пожара, рушащихся стен.
   Тут, под землей, всем вновь овладела тишина.
   — Страшно? — вдруг спросил Егор, целя лампой в лицо профессору.
   Тот заморгал, ослепленный. «Что с ним? Какое безумие он еще затевает?» И твердо сказал:
   — Нет, мне не страшно, потому что при мне и железо, и крест. К тому же рассвет близко. И тогда уже ничего плохого не сможет случиться.
   Егор, не возразив, сосредоточенно двинулся дальше, поигрывая железным посохом. Они вошли в кладовую. Егор с замиранием сердца узнавал дорогу. Через окошечко в потолке пробивался слабый красноватый отблеск. «Мы снова у пожара», — подумал г-н Назарие. Однако наружные шумы почти не проникают сюда. Тяжелый свод, толстые стены душили звуки, умеряли голоса.
   — Вы видите — там?! — шепотом спросил Егор, останавливаясь и указывая лампой в темный угол.