Элиаде Мирча. Гадальщик на камешках

Мирча Элиаде
Гадальщик на камешках

***

   Его было видно издалека: он шел медленно по пляжу. У него была странная походка. Он ступал осторожно, опасливо, останавливался, пристально вглядывался в песок, словно что-то искал, потом вдруг менял направление и шел к морю, торопливо шагая по сырому песку, или резко сворачивал к дюнам, туда, где песок смешивался с глиной, а среди камней попадались колючие растения с бледно-голубыми цветами. Когда он подошел совсем близко, Эмануэль с изумлением понял, что это старик. На нем была летняя куртка, выцветшая, белесая, неопределенного цвета брюки, теннисные туфли и полотняная шляпа с загнутыми краями, издали похожая на матросский берет. Шагах в десяти от Эмануэля он остановился, провожая взглядом молодую пару: они только что встали со своего места и, набросив на плечи купальные халаты, шли вверх по берегу. Потом принялся ходить вокруг того места, где еще видны были следы лежавших тел, — осторожно, словно боясь разрушить что-то очень ценное. Наклонился, поднял камень, внимательно оглядел его, покачал головой и печально улыбнулся. Снова осмотрел следы тел на песке и нахмурился. Какое-то время он пребывал в нерешительности, играя камнем, подбрасывая его кверху, потом вдруг повернулся к морю и швырнул камень далеко поверх волн. Плюнул и направился к Эмануэлю.
   — Вы их знаете? — спросил он, указывая рукой на уходящую парочку.
   — Только в лицо. Это чета Вэлимэреску. Кажется, из Фокшень. Он, если не ошибаюсь, адвокат, а жена его учительница.
   — Жаль их, они так молоды, а когда еще и радоваться жизни, коли не в молодости?
   И он опять повернулся к морю и еще раз плюнул с досадой.
   — А что? — спросил Эмануэль. — С ними что-нибудь случилось?
   — Нет. Но непременно случится. Они пробудут здесь недолго. И уедут. Завтра-послезавтра...
   Эмануэль выпустил из рук книгу и с улыбкой взглянул на него.
   — Но ведь они только что приехали, — сказал он. — В прошлую субботу. И недели не прошло...
   — Они уедут, — решительно повторил его собеседник. — Получат телеграмму и уедут.
   — Какое-нибудь несчастье в семье, — равнодушным тоном произнес Эмануэль.
   — Нет-нет, совсем другое. Видите ли, они уедут вместе, но очень скоро расстанутся, и дальше он поедет один. И долго пробудет вдали от всех. Он и представить себе не может, как долго он там пробудет. Очень жаль, потому что оба они молоды. Они будут очень редко видеться, — как говорится, раз в год по обещанию...
   — Вот как! Возможно, вы и правы. Я заметил, когда разговаривал с ними, что он точно боится чего-то. Видимо, его пугает, что его призовут в армию.
   — Вот-вот! — воскликнул старик. — Поэтому они и уезжают...
   — Он говорил, что ему всегда и во всем везло. А вот с армией не посчастливилось. Он попал в противовоздушную оборону, и до поры до времени ему удавалось избежать призыва благодаря протекции и связям. Я почувствовал, что ему страшно...
   — Теперь ему этого не миновать, — сказал старик.
   — Два-три месяца в разлуке с женой... — улыбаясь, произнес Эмануэль.
   Старик решительно покачал головой:
   — Речь идет не о двух-трех месяцах. Я вам говорю: этот молодой человек долгие годы не сможет вернуться домой. Завтра-послезавтра начнется война, и, если он будет в противовоздушной обороне...
   — Начнется война? — переспросил Эмануэль. — Впрочем, что тут удивительного? Все об этом знают. Сегодня, завтра, через год, через дна, но войны не миновать...
   — У него все гораздо хуже, потому что ему придется жить в разлуке с женой еще до наступления войны. И долго...
   — Но откуда вам это известно? — спросил Эмануэль, резко вскинув голову и пристально глядя на него.
   Человек снял с плеч куртку, аккуратно сложил ее, оглянулся вокруг и сделал несколько шагов в сторону большого красноватого камня. Положил куртку на песок возле камня, вернулся и сел лицом к Эмануэлю, спиной к морю. Эмануэль протянул ему пачку сигарет.
   — Нет, спасибо, я давно не курю. А когда в молодости курил, то курил трубку. Я, знаете ли, долгое время был моряком, — добавил он. — Потом целых пять лет служил смотрителем на маяке в Тузле. А теперь я что-то вроде рантье. Но мне нравится жить здесь, между Тузлой и Мангалией. Я люблю Добруджу, — сказал он после короткой паузы. — Я Василе Бельдиман, внук Леониды Бельдимана, знаменитого Леониды Бельдимана, если это имя вам о чем-нибудь говорит.
   — Нет, признаться, — ответил Эмануэль смущенно.
   — Понимаю. Вы не из здешних мест. Семейство Бельдиманов — одно из самых старых в Добрудже. Знаменитый Леонида Бельдиман приходится мне дедом. Я еще застал и своего прадеда, Хаджи Антона. И должен вам сказать, этот дар был у всех в нашей семье, начиная с Хаджи Антона. Он был первым.
   — Какой дар?
   — Ах, — нерешительно произнес Бельдиман. — Как вам сказать? Это странный дар. Я говорю дар, потому что никто нас этому не учит. Просто так случается, что в двенадцать-тринадцать лет нам начинают нравиться камни. Так было и с моим отцом: в двенадцать лет он полюбил камни. Всякие камни — большие, маленькие, каменные глыбы, камешки... Камни всех видов. И однажды об этом узнал его отец, Леонида, и стал ему помогать. Но не могу сказать, что он учил его в полном смысле слова. Он просто научил его читать...
   — Я не совсем понимаю, — сказал Эмануэль, напряженно улыбаясь.
   — Да, согласен, это может показаться странным. Странный дар. Как вам сказать? Есть люди, которые гадают по звездам, или на кофейной гуще, или на кукурузных зернах. Мы, Бельдиманы, гадаем на камешках...
   Гигантская волна с оглушительным ревом ударилась о берег и покатилась по пляжу. Бельдиман повернул голову, взгляд его задержался на детях, валявшихся в морской пене, он улыбнулся.
   — Возьмите, к примеру, вашего приятеля Вэлимэреску и его жену, — сказал он. — Когда я их увидел, они показались мне молодыми и счастливыми, и мне захотелось узнать, что готовит им будущее. Я осмотрел место, где они сидели. Редко бывает, чтобы на песке не было ни единого камешка. А мне достаточно нескольких камней. На том месте, где сидел человек, или рядом. Иногда меченые камешки лежат довольно далеко от того места, которое избрал себе человек. Я ищу их глазами, а когда натыкаюсь на них, тотчас же угадываю, что случится. Угадываю по их форме, по остроте углов и их направлению, по цвету камня, потому что одна его часть темнее, другая светлее, ярче, третья состоит из разноцветных полосок. И вот я читаю по камешкам и узнаю, что ждет человека, который сел возле них или прямо на них. Потому что, как я понял, человек никогда не садится случайно. Каждый усаживается так, как ему на роду написано. Вы этого не замечали? Вот вы направляетесь к какому-то месту, вам кажется, что там красиво, и вы собираетесь там сесть, но вдруг замечаете, что рядом еще красивее. Вы садитесь, но вдруг понимаете, что вам там что-то не по душе, и вы пересаживаетесь на другое место, и вас вдруг охватывает радость, вы ложитесь на песок и чувствуете, что все прекрасно и весь мир принадлежит вам. Вы нашли себе место, которое было вам предназначено и которое ждало вас.
   Эмануэль погасил сигарету, осторожно прижав ее к песку, и закопал окурок.
   — Хорошо, предположим, что так оно и есть, — сказал он, — и каждый ищет то место, которое ему по душе. Но как можно узнать будущее по камешкам?..
   — Я не сумею вам объяснить. Это Божий дар. Вот я смотрю на камни и камешки и вдруг вижу что-то... Но я начал рассказывать о Вэлимэреску, увлекся разговором и позабыл о нем. Я сейчас расскажу вам, как все было. Осмотрев место, я вдруг увидел плохой камень, несчастливый камень. Он был наполовину засыпан песком, и по тому, что он зарылся в песок, обратив черный угол к югу и злобно ухмыляясь, я понял, что молодые люди недолго пробудут здесь. Но только когда я взял его в руки и оглядел со всех сторон, я понял, сколько зла в нем скрыто. Сегодня или завтра они получат телеграмму и уедут... Жаль! — вздохнул он, надвигая шляпу на лоб.
   Эмануэль слушал сосредоточенно, пристально вглядываясь в глаза своего собеседника. Когда он замолчал, Эмануэль опустил обе руки в песок и стал играть и рыться в нем.
   — Ужасно то, что можно догадаться о таких печальных и трагических вещах...
   — Не всегда печальных, — перебил его Бельдиман. — Вот, например, сегодня утром, когда я гулял по пляжу, меня поразила фигура одной молодой женщины. Она сидела молча среди веселой и шумной компании, глядя на море, а временами поворачивала голову и украдкой посматривала на соседнюю семью, на детей. Я следил за ней больше часа, пока не заметил, что она встала и ушла одна. Тогда я подошел к тому месту, где она сидела, и осмотрел его. Я чувствовал, что остальные члены компании с любопытством разглядывают меня и делают знаки друг другу, но мне много лет, и я ко многому привык. И вдруг я все понял, словно прочитал по книге. Эта молодая женщина уже несколько лет была замужем, но детей у нее не было. Ей хотелось их иметь, но их не было. И недавно кто-то, может быть врач, сказал ей, что, возможно, у нее никогда не будет детей. Но они оба ошиблись, и она, и врач. У нее будут дети. И не один, и не два. Четверо... Так что, как видите, иногда я узнаю и добрые вести.
   — И вы не догнали ее и не сказали ей об этом? — спросил Эмануэль.
   Бельдиман улыбнулся и покачал головой:
   — Нет. Так нельзя. Ведь я не профессиональный гадальщик. И я не должен вмешиваться в жизнь другого, неизвестного мне человека и сообщать ему вести, о которых он меня не просил. К тому же я могу и ошибиться. Я знаю, что ошибся однажды. Правда, это было в горах, у Горячего Камня. Скала, которая сотни лет не сдвигалась с места. Но я думал, что и там я смогу что-нибудь увидеть по тому, как сядет человек — лицом или спиной к скале. По правде говоря, я многое увидел, но самого главного прочитать не смог, и, значит, можно сказать, я ничего не понял. Я был с целой группой людей. Это не были мои друзья. Я встретил их на дороге...
   Если бы он поднял глаза, то увидел бы, что Эмануэль его не слушает. Он то и дело менял положение и часто, глубоко затягивался сигаретой.
   — Так что, как видите, я могу и ошибиться, — закончил свой рассказ Бельдиман.
   — Мне бы не хотелось, чтобы вы меня неправильно поняли, — вдруг сказал Эмануэль, — и подумали, что я любопытен и нескромен. Но, видите ли, со мной впервые происходит такая поразительная вещь — как вам сказать? — встреча с гадальщиком на камнях.
   — Я знаю, чего вы хотите, — прервал его Бельдиман. — Вы хотите, чтобы я вам погадал.
   — Совершенно верно.
   — Да, но я не знаю, имею ли я на это право, — с вежливостью продолжал Бельдиман. — Я не могу вмешиваться в судьбу других. Такого права мне не дано. Я могу прочитать по камешкам, что случится с тем или иным человеком моего круга, но, кроме исключительных случаев, я никогда не говорил человеку то, что узнал.
   — Быть может, это тоже исключительный случай, — настаивал Эмануэль. — Я пробуду здесь всего несколько дней. А потом уеду за границу. В Стокгольм. На консульскую службу. И кто знает, когда я вернусь обратно...
   Бельдиман сдвинул шляпу на затылок и долго испытующе глядел на него.
   — Хорошо, коли так... Но знаете, — добавил он быстро, — знаете, я скажу вам только начало.
   — Что я должен сделать?
   — Тихонько встаньте, пройдите вот здесь, — произнес он, рукой указывая направление, — и сядьте возле меня...
   Когда он сел, Бельдиман встал на колени и, как только мог дальше, вытянулся, опершись на руки. Некоторое время он оставался в этой позе. Потом протянул руку и взял книгу.
   — «Путь по воде», — прочел он вслух заглавие. — Что это за книга? — спросил он, обернувшись к Эмануэлю.
   — Это роман. Мне нечего было читать, и я купил его в Констанце...
   — Он не принесет вам удачи, — сказал Бельдиман, бросая книгу на песок.
   — Но ведь вы говорили, что читаете только по камешкам...
   — Это правда, но по тому, как лежала книга, по этой сломанной ракушке, которая смотрит на юг, и по камешкам, которые лежат на пути к счастью... Странно, — добавил он смущенно, потирая подбородок. — Я не совсем понимаю, что происходит. Я вижу двух девушек, которые должны принести вам беду, и не понимаю почему: ведь вам не суждено влюбиться ни в ту, ни в другую. Но эти девушки вам действительно принесут несчастье... И вот что странно, — продолжал он после паузы. — Одну из них вы должны встретить где-то на катке или на улице, покрытой льдом, она поскользнется, вы помчитесь ей на помощь, но тут как из-под земли появится другая девушка и поднимет ее. Вам захочется что-то сказать, а на вас нападет приступ смеха...
   — Господин Бельдиман! — воскликнул Эмануэль, кладя ему руку на плечо. — Вы необыкновенный человек! Вы волшебник или ясновидец, это очевидно. Но вы никогда не сможете убедить меня, что все это прочли по камешкам и ракушкам на берегу...
   Он замолчал, словно у него вдруг пропал голос, и начал судорожно глотать. Он слегка побледнел и машинально проводил рукой по волосам.
   — ...Потому что все, что вы мне сейчас говорите, — наконец произнес он, — уже произошло...
   — Это невозможно, — перебил его Бельдиман. — Совершенно невозможно. Если это уже произошло один раз, то произойдет и другой.
   — Вы не поняли меня, — сказал Эмануэль, пытаясь улыбнуться. — Это произошло во сне, в моем воображении...
   Бельдиман снова надвинул шляпу на лоб и, нахмурившись, с любопытством взглянул на него.
   — Видите ли, — сказал Эмануэль, закурив новую сигарету. — Часа два или три тому назад, когда я пришел на пляж и стал читать этот роман, я вдруг поймал себя на том, что потерял нить повествования. Не знаю, действительно ли мне захотелось спать, но я растянулся на песке и закрыл глаза. И вдруг я увидел себя на хорошо знакомой улице, в Бухаресте, в разгар зимы, и у меня на глазах упала девушка. Это была молодая женщина в темно-синем пальто и берете, и, когда она упала, берет слетел с нее и покатился по тротуару. Я перешел улицу, чтобы ей помочь, но в тот же миг из какого-то двора вышла другая девушка и помогла ей встать. Я собирался в шутку сказать: «Вот падшая женщина», как вдруг услышал, что девушка произносит те же слова. На какой-то миг я потерял дар речи, потом рассмеялся... И вместе со смехом исчезло видение.
   — Может быть, это и было видение, — сказал Бельдиман, — но вы его переживете и увидите наяву. И очень жаль, потому что эти девушки не принесут вам счастья.
   Эмануэль пристально смотрел на него со странным выражением, словно не понимая.
   — Это удивительно, — сказал он. — Вам удалось увидеть то, что я вообразил себе два или три часа тому назад. Каким чудом вы сумели увидеть все это, не понимаю. Но я не могу поверить, что вы угадали все это по песку и камешкам...
   Бельдиман некоторое время молчал, словно пытался найти другие знаки.
   — Дай Бог, чтобы я ошибся, — сказал он наконец. — Во всяком случае, если вам вскоре встретятся две девушки и одна из них будет помогать другой встать на ноги, бегите от них как можно скорее. Они не принесут вам счастья.
   Он тихонько встал и пошел за своей курткой.
   — Как вы сказали вас зовут?
   — Эмануэль. Александру Эмануэль. Но домашние и друзья зовут меня Санди.
   — Странно, — сказал Бельдиман, набросив куртку на плечи. И, ничего больше не сказав, не попрощавшись, медленно пошел к морю.
 
   Эмануэль с грустью отворил окно. Небо серое и низкое, море теряется в дымке.
   Он спустился в холл. Арон, племянник хозяина, помахал ему из-за своего стола.
   — Вам телеграмма, — сказал он. — Только что принесли...
   Эмануэль взял телеграмму, с волнением и недоверием прочел имя и адрес, повертел в руках и спросил:
   — Только одна телеграмма? Я хочу сказать: не было ли еще телеграмм? Господину Вэлимэреску, например?
   — Нет, я получил только эту телеграмму.
   — А вчера вечером, — настаивал Эмануэль. — Быть может, господин Вэлимэреску получил телеграмму вчера вечером?
   Арон на секунду задумался.
   — Нет, — ответил он, — я не припомню.
   Эмануэль сунул телеграмму в карман, сделал несколько шагов к двери, но тут же вернулся.
   — Вы знаете господина Бельдимана? — спросил он.
   — А, и вы тоже его встретили? Чудеса, да и только. Вообще-то он не любит разговаривать с дачниками. Сторонится людей. Он любит гулять один.
   — А что он за человек? Я хочу сказать: что известно о нем? Что говорят люди?
   Арон пожал плечами и стал играть карандашом, поднося его то к подбородку, то к нижней губе.
   — Как вы понимаете, о таких людях, как он, ходит много всяких толков. Он странный человек. Одни говорят, что он убил свою жену, когда был смотрителем на маяке в Тузле. Другие, напротив, считают, что с тех пор, как у него утонула жена, он стал отшельником и живет как бы в мире ином...
   — А что-нибудь еще о нем известно? — настаивал Эмануэль. — К примеру, нет ли у него какого-нибудь особого свойства, необычного дара?..
   — Какого дара?
   — Да не знаю! Ну, может быть, он умеет гадать на... Предсказывать будущее...
   Арон решительно покачал головой:
   — Нет, об этом я не слышал. Говорят разное: что он получил в наследство невероятное состояние и что у него денег куры не клюют, что женщина, которая утонула, будто бы не была его женой... Говорят самые разные вещи...
   — Что-нибудь связанное с камнями? — перебил его Эмануэль.
   — С камнями? Какими камнями? Драгоценными?
   — Я и сам не знаю. Я просто спросил...
   — Может быть, и с камнями, если правда, что он получил это огромное наследство за границей...
   Эмануэль улыбнулся, закурил сигарету и направился к двери. Когда он ступил на тротуар, жара ударила ему в лицо. После минутного колебания он пошел по дороге в сторону пляжа. Пройдя метров двести, он опять остановился, пересек улицу и зашел к Видригину. И только после того, как выпил две чашки кофе и кончил читать газеты, вынул из кармана телеграмму и развернул ее. Лицо у него просияло, и он засмеялся. Телеграмма была от Алессандрини, из Констанцы. Он звал его сегодня вечером на ужин. Нетрудно догадаться почему. Наверняка из Бухареста неожиданно приехали друзья.
 
   Когда он вернулся в гостиницу, начался дождь. Пыль тут же впитывала большие теплые капли. Он пообедал без всякого аппетита под шум дождя, который все усиливался. Автобус уходил в пять часов. Он поднялся к себе в комнату и лег.
   Когда он опять спустился в холл, шел мелкий и частый осенний дождь. Чтобы не ждать под дождем автобуса, он сел на диван, положил плащ на колени и закурил. Он искал глазами пепельницу и вдруг увидел в дверях мальчика-почтальона, который отряхивал капли с плаща. «Значит, ужин отменили!» — подумал Эмануэль и подошел к портье.
   — Нет-нет, это не вам, — сказал Арон. — Это для господина Вэлимэреску...
   Эмануэль смотрел на него напряженно улыбаясь, потом вернулся к своему дивану и принялся курить с отсутствующим видом. Время от времени он поглядывал на стенные часы. Когда пробило пять, он облегченно вздохнул. Оставив плащ на спинке дивана, он подошел к столу, чтобы выбрать себе журнал среди старых номеров. Начало смеркаться, и Арон зажег большую лампу, которая висела как раз над столиком с журналами. Холл озарился мрачным, печальным, пыльным светом. Мимо, не замечая его, прошел Вэлимэреску и направился к портье. Эмануэль застыл с журналом в руках, боясь пошевелиться.
   — Я пришел сообщить вам, что должен уехать, — услышал он его голос.
   Арон попытался что-то сказать, но Вэлимэреску прервал его громко, раздраженно:
   — Знаю, знаю. Вы правы. Но это не по моей вине. Это исключительный случай. Я покажу вам телеграмму...
   Эмануэль с целой кипой журналов вернулся на диван. Он принялся листать их, рассеянно вглядываясь в некоторые снимки, не понимая ничего. Вдруг он с шумом опустил на диван всю кипу журналов и подошел к портье.
   — Если бы я знал сегодня утром, — ворчал раздосадованный Арон. — Я отказал пятерым клиентам. Телеграмма могла бы прийти на шесть-семь часов раньше.
   — Повестка о призыве, — произнес Эмануэль с важностью.
   — Не понял!
   — Я сказал: он получил повестку...
   — Нет, это было что-то другое. Телеграмма из суда. Срочно явиться двадцатого августа в восемь утра в суд. Значит, послезавтра утром...
   — В восемь утра в суд, — повторил изумленно Эмануэль. — А я думал, что суды распущены на лето, — добавил он. — В таком случае он уедет один...
   — Нет, они оба уезжают, — раздраженно ответил Ароп.
   Эмануэль наблюдал, как он кладет левую руку на книгу записей, погружает перо глубоко в чернильницу и начинает каллиграфически выводить букву за буквой.
   — Вы что-нибудь хотели? — спросил он, подняв голову.
   — Ах, да, — спохватился Эмануэль, словно очнувшись ото сна. — Я хотел спросить, не знаете ли вы, где я могу найти господина Бельдимана.
   — В это время? — удивился Арон, взглянув на часы. — Ума не приложу.
   Эмануэль вернулся к дивану, взял журналы, плащ и пошел к себе в номер. Но, сделав несколько шагов по лестнице, раздумал, положил журналы на стол, надел плащ и вышел на улицу. Дождь продолжал мелко сеять, фонари были зажжены. Эмануэль направился к пляжу. Море тонуло в густом тумане, но волны накатывались на берег одна за другой еще быстрее, чем раньше. Он был не один. На молу гуляли две пары, удрученные плохой погодой. Какой-то молодой человек только что вышел из воды и надевал дождевик поверх мокрого купального костюма. По пустынному пляжу, твердо ступая, шагал человек. Засучив брюки, он шел босиком по самой кромке берега, омываемой волнами. Эмануэль остановился, быстро разулся, закатал брюки и побежал следом за ним. Когда он был уже в нескольких шагах, человек вдруг обернулся.
   — Ах! — воскликнул Эмануэль, не в силах сдержать разочарования. — Я думал, что вы господин Бельдиман. Издалека я принял вас за господина Бельдимана.
   Человек улыбнулся, но ничего не сказал.
   — До свидания! — Эмануэль.
   Снова очутившись на молу, он отряхнул песок с ног, опустил брюки и, держа ботинки в руках, пошел к Видригину. Терраса и обе залы были битком набиты дачниками. Кое-кто из посетителей с улыбкой наблюдал, как он идет по ресторану босиком, в плаще поверх элегантного костюма и с черными туфлями в руке. Не было ни одного свободного столика, и Эмануэль направился к стойке, сел на табурет и носовым платком принялся вытирать ноги. Обувшись, он снял плащ, положил его на край стойки и спросил кофе. Он пил его, сидя на табурете, задумчиво покуривая, наблюдая, как с плаща стекают капли.
   — На террасе освобождается столик, — шепнул ему Видригин, проходя мимо. — Что-нибудь еще?
   — Принесите мне коньяку.
   За соседним столиком, на террасе, кто-то из сидящей там компании сделал ему знак рукой. Эмануэль, улыбаясь, поздоровался, но не двинулся с места, ожидая Видригина.
   — Вы знаете господина Бельдимана? — спросил он, вынимая бумажник и расплачиваясь.
   — Знаю, но не очень близко, — сказал Видригин. — Он здесь не бывает. Сотрудничает с моим конкурентом. Надеюсь, вы поняли, кого я имею в виду, — добавил он, подмигивая. — Это клиент Трандафира. Вы найдете его у Трандафира.
   Эмануэль быстро выпил коньяк и вышел. Совсем стемнело, и свет фонарей казался не таким зловещим под холодным и мелким дождем. У Трандафира народу было мало, и почти одни местные жители. Там не было радио, но был граммофон. Когда он вошел, Трандафир как раз поставил новую пластинку «Голубое небо». Эмануэль остановился посреди зала и стал один за другим осматривать столики.
   — Я ищу господина Бельдимана, — сказал он официанту, который подошел, чтобы принять заказ.
   — Сегодня я его не видел. В очень плохую погоду он к нам не приходит. Отправляется к себе на виллу... Что вам принести? — спросил он.
   — Коньяк.
   Он поискал глазами столик в стороне и задумчиво сел.
   — Да, — объяснил ему Трандафир спустя несколько минут, — когда идет дождь или снег или плохая погода, особенно зимой, господин Бельдиман уезжает на большую виллу. В остальное время его можно найти или дома, то есть в доме его первой жены, возле примэрии, или здесь у нас, или на пляже...
   — Но где находится его вилла? Может быть, я заеду туда?
   — Ах, — ответил Трандафир, качая головой, — это далеко, у Тузлы. А сейчас, в такой дождь, ни одна машина не повезет вас. Дороги плохие, фонарей нет... Там, на вилле, полное запустение, — добавил он.
   — А как же он туда добирается?
   — Ну, это совсем другое дело. Он всегда знает, когда наступит плохая погода, пойдет дождь или разразится буря, и уезжает вовремя. Иногда пешком, а иногда и на автобусе, который подвозит его совсем близко...
   — А как он определяет, что наступит плохая погода?
   — А, это долгая история. Он был моряком. И смотрителем на маяке в Тузле. Он знает погоду, знает, чего ждать...
   — Вы хорошо с ним знакомы? — спросил Эмануэль после небольшой паузы.
   — Я знал его, когда еще жива была его первая жена. Значит, больше тридцати лет.
   — Что это за человек? — допытывался Эмануэль. — Это правда, что у него есть особый дар, что он умеет угадывать будущее?
   — Ах, — произнес Трандафир с многозначительной улыбкой. — Господин Бельдиман знает все. Я говорю, он был моряком.
 
   Уже перевалило за полночь, когда он решил наконец вернуться в гостиницу. Дождь несколько поутих, но мол и пляж давно опустели. Напрасно прогуливался он по молу, ожидая, что появится кто-нибудь, с кем можно будет поговорить. Слышен был лишь шум волн, все более яростных, и временами поскрипывание буйка. Когда от Видригина выходили посетители, до мола доносились обрывки джазовой музыки, молодые голоса, смех.
   Перед гостиницей остановилась машина, и Эмануэль ускорил шаг.