Элизабет Бартон. Сон в заснеженном саду

   Вот если бы она подписала с нами контракт! – вдруг подумала Мэгги.
   Да, это был выход, тот единственный выход, который так долго искала Мэгги и который мог помочь ей поправить дела.
   Мэгги всегда знала, что умеет быть очаровательной, когда это особенно нужно. Но теперь, когда она за соседним столом видела свое спасение, обаяние золотоволосой красавицы увеличилось троекратно.
   – Простите, – пропела Мэгги и одним взглядом изменила настроение Джорджа. – Я случайно услышала ваш разговор.
   – Да-а? – зачарованно протянул он.
   – Я давняя поклонница миссис Фаринтош. О нет, не пугайтесь, мне не нужен портрет! – предупредительно воскликнула она, увидев ужас в его глазах. – Я хотела бы знать, нельзя ли купить ее картины? Возможно, у нее есть контракт с кем-нибудь из торговцев?
   – Увы, но моя, – на его лице появилась какая-то странная ухмылка, – нанимательница не выставляет картины в Берлингтоне. Как вы знаете, она вообще редко продает картины.
   – Какая жалость! – Мэгги сложила руки на груди и покачала головой. – А купить картины напрямую у нее никак нельзя?
   – Я узнаю. Позвоните мне завтра.
   Он выложил на стол визитку, но руки не убрал, ожидая ответной любезности.
   – Я вам позвоню, – сказала Мэгги, и, забыв об остывшем кофе, хулиганским движением сцапала со стола пару булочек и убежала.
   Наконец у нее появилась надежда! Завтра она получит ответ знаменитой художницы. Мэгги не сомневалась, что этот ответ обязательно будет положительным.
 
   Весь день Мэгги провела в мечтах о том, как вырученными от продажи картин деньгами «заткнет глотки» кредиторам, распустившим о ней самые грязные и постыдные слухи.
   – Не знаю, как доживу до завтра. Я не смогу приехать в галерею с утра. Ты окажешь мне услугу? – обратилась она к Сандре.
   – Конечно, Мэг, я сама позвоню агенту.
   – Если мне удастся ее уговорить, – воскликнула Мэгги, – я лично попрошу ее написать портрет той женщины, Изабеллы!
 
   Но следующим утром Мэгги ждал новый удар. Впорхнув в галерею ровно в одиннадцать, она увидела, как Сандра заканчивает разговор по телефону и что-то пишет в блокноте.
   – Не томи, Сандра!
   – Только не расстраивайся. – Сандра дежурно улыбнулась и, пока Мэгги шла к ней, быстро спрятала блокнот. – Он сказал, что миссис Фаринтош весь день не было дома. Он был не очень-то любезен со мной. Но, знаешь, мне удалось выяснить, где она живет.
   – Где? – не помня себя от досады, спросила Мэгги.
   – В Кавендише.
   – И все?
   – Все. – Сандра развела руками. – Больше я не выудила из него ни слова. Где-то в лесной глуши. Мне кажется, у тебя есть только один выход – найти старуху и уломать ее на сотрудничество.
   Мэгги стала нервно расхаживать по залу взад-вперед, оценивая свои возможности. Еще ни разу ей не приходилось бывать в Кавендише, а о петляющих проселочных дорогах и запутанных горных тропинках в тех местах рассказывали страшные легенды.
   – Ты права, Сандра! – после продолжительного молчания подала голос Мэгги. – В моем положении не приходится выбирать. Я поеду к ней. Надеюсь, Эрик не уморит детей голодом в мое отсутствие.
   – Я прослежу, – с радостью согласилась Сандра.

4

   – Мамочка, а куда мы едем? – спросил Крис, подсаживая младшую сестру на заднее сиденье «форда».
   Когда он забрался вслед за Лиззи, Мэгги захлопнула дверцу и проверила замок. Потом села за руль. В зеркале заднего вида отразились два маленьких счастливых лица. Дети были в восторге от идеи сбежать из города.
   Мэгги оглянулась и таинственным тоном изрекла:
   – Крис, Лиззи, мы отправляемся в далекое и очень опасное путешествие. Сначала нам предстоит пройти через лабиринт, а потом, когда мы окажемся в доме старой доброй феи, нужно будет завоевать ее доверие, и тогда…
   – …Она откроет нам тайну? – подсказал Крис.
   Мэгги страшно обрадовалась этой подсказке, потому что совершенно не умела врать:
   – Да, милый, она откроет нам удивительную и прекрасную тайну, но для этого мы должны ей очень понравиться. Обещайте мне, что будете вести себя хорошо.
   – Мы будем, будем! – заголосили дети.
   Мэгги включила зажигание. До наступления темноты оставалось шесть часов, но это ничтожно мало, когда не знаешь, что ищешь.
   – А фея испечет для нас пирог? – спросила Лиззи.
   Пирог был самым любимым ее лакомством. И вот сейчас, терпеливо вынося соседство брата, которого называла не иначе как противный мальчишка, она хотела знать, будет ли вознаграждена за то, что не подерется с ним на глазах незнакомой феи.
   – Это будет очень вкусный пирог, – заверила Мэгги и добавила мысленно: если нам удастся пройти дальше порога.
   С самого начала все планы Мэгги были порушены отказом Эрика остаться с детьми на пару дней. Нет, его отказ не был категоричным и резким. Эрик согласился присмотреть за малышами, но только после трех выступлений на корпоративных вечеринках.
   Так, нечаянными, но очень убедительными помощниками Мэгги стали двое ее детей. Они понравятся старушке, решила она, перед Рождеством все люди становятся добрее. И, не раздумывая, Мэгги взяла их с собой.
 
   На горы опустились сумерки, но снег, отражая свет от придорожных фонарей, сдерживал наступление ночи. Позади осталась ослепительно-белая церковь, маленький, но с солидными колоннами банк, лавка, в ассортименте которой на первом месте – наживка для рыбной ловли.
   Но все исчезло за густой стеной леса. Проселочные дороги скрещивались и разбегались перед глазами Мэгги. Два часа назад она поняла, что сбилась с пути, и теперь, как слепой, петляла между изумрудными соснами, оттеняющими белоснежные пики гор. А еще час назад у нее заглохла машина, и всем троим пришлось покинуть ее теплый салон и, распевая песенки, брести по безлюдным местам.
   С погодой путешественникам несколько не повезло – прекрасный солнечный день сменился мрачными тучами с ветром и снежной метелью. Мэгги любила Вермонт, этот штат в любую погоду красив, как картинка – небольшая пасторальная картинка. Особенно Мэгги упивалась роскошными видами осени, когда яркие алые оттенки кленовых листьев создают совершенно фантастическую картину и все кругом облекается в красные одежды. В прежние времена, еще до замужества, Мэгги выезжала с отцом на этюды, рисуя все подряд, что попадало под прицел страстно ищущего глаза. Каждый уголок, каждая вершина Вермонта казались ей великолепными и достойными кисти самых лучших художников.
   Если я не найду дом, придется возвращаться к машине и ночевать в лесу, думала Мэгги, выискивая глазами какое-нибудь жилище.
   В середине дня, въехав в Кавендиш, Мэгги видела много людей. Все они были очень веселыми, добродушными и разговорчивыми, но ни один из них не помог Мэгги в ее авантюрной затее. Имя Элисон Фаринтош вызывало задумчивость и недоумение. Жители Кавендиша искренне старались припомнить леди, подходящую под скудное описание, которое могла дать Мэгги. Но в конце концов выяснялось, что о такой женщине в Кавендише никто не слыхал.
   Дети устали, Лиззи плакала, жалуясь на то, что «ножки перестали ее слушаться». Темнота окутывала лес, и Мэгги уже не сомневалась в том, что подлый обманщик Джордж дал Сандре неверный адрес. Планы разнообразной мести бесчестному мерзавцу грели ей душу, но облегчения не приносили. Под конец пути Мэгги обнаружила, что ее мобильный телефон остался в заглохшей машине.
   И вдруг за деревьями появились едва заметные очертания дома. Сперва Мэгги даже не поверила своим глазам, приняв возникший непонятно откуда дом за мираж, но по мере того, как они приближались, становилось ясно, что зрение ее не подвело.
   – Дети, дети! – закричала Мэгги, не подумав, что может напугать их своими возгласами. – Мы нашли!
   Крис первым посмотрел в ту сторону, куда указала мать. Дом не был похож на изящные розовые особняки, которыми играла его сестра Лиззи.
   – Здесь живет добрая фея? – спросил он немного разочарованно.
   – Я не уверена на сто процентов, но мы в нем заночуем.
   Яркие лампы дневного света горели во всех окнах первого этажа. Второй этаж был погружен во тьму и казался мертвым. Мэгги постучала, но ей не ответили. Тогда она толкнула дверь и, оттеснив детей за свою спину, осторожно вошла в дом.
   – Эй, хозяева! Есть кто-нибудь в доме?!
   Вслед за ними в дом вбежал большой лохматый пес и приветственно завилял хвостом, который больше был похож на помело. Мэгги, все еще встревоженная отсутствием людей, между делом потрепала пса за ушами, и тут уж он проявил гостям всю собачью признательность.
   А какой замечательный дом! Он напоминал простой сруб, сложенный из огромных бревен, которые внутри ничем не отделаны. Деревья для дома, похоже, были спилены в местном лесу и обработаны самолично хозяином. Подлинно уютный и красиво декорированный дом с большим очагом, который топился дровами и служил также для приготовления еды. Всюду под ногами были расстелены пушистые коврики, в которых утопали ноги. По интерьеру невозможно было догадаться, кому принадлежит дом. Элегантная чистота и красивое убранство указывали скорее на женскую руку. Но какая-то недосказанность в том, как были разложены вещи, заставляли Мэгги сомневаться в ее первоначальном предположении. В таком доме, подумала она, абсолютно теряется чувство времени…
   – Крис, Лиззи, идите скорее сюда! – скомандовала она, подводя детей к камину. – Нам всем нужно немного обсохнуть.
   Дети с веселым гвалтом сбросили на диван промокшие куртки и плюхнулись в кресла, которые Мэгги пододвинула поближе к огню.
   – Мама, а где добрая фея? – вспомнил Крис.
   Во дворе что-то упало, и пес, услышав движение, исчез так же быстро, как и появился. На крыльце послышался топот. В гостиную вошел высокий, темноволосый, лет тридцати с небольшим мужчина с охапкой дров и, не заметив присутствия гостей, высыпал их возле двери.
   – Это не фея, – простодушно объявила Лиззи. – Это чужой дядя.
   Хозяин резко обернулся на голос. То, что отобразилось в его пронзительных глазах, нельзя было назвать удивлением или раздражением. Это был безмолвный бешеный протест, который поднялся из глубин его души.
   Мэгги сжалась от неприятного чувства, которое на нее производил мужчина, но другого дома поблизости не было, поэтому… Поэтому она улыбнулась и, выйдя из тени, заговорила:
   – Добрый вечер! Простите за неожиданное вторжение. Мы едем из Берлингтона. Целый день были в пути. Наша машина сломалась, и пришлось идти пешком. Дети замерзли и очень устали. Если у вас найдется чистое белье и горячая вода, мы будем рады переночевать в вашем доме.
   Выслушав Мэгги, хозяин дома едва заметно кивнул и произнес хриплым, низким голосом:
   – В моем доме уйма чистого белья и сколько угодно горячей воды, но к вам это не имеет никакого отношения. Я не ждал гостей.
   Это было сродни пощечине, которая остудила едва согревшиеся щеки Мэгги. Дети сползли на пол и чесали живот вернувшемуся с хозяином псу. Они не были готовы продолжать путь.
   Скрепя сердце Мэгги улыбнулась вновь и стремительно подбежала к человеку, от которого сейчас зависело здоровье ее детей.
   – Я знаю, что вы не ждали гостей. Но со мной дети, – она указала на играющих Криса и Лиззи, – а наша сломанная машина в полумиле отсюда. Я прошу вас! На улице зима…
   Но лицо мужчины не дрогнуло от причитаний Мэгги. Она бросила на него взгляд, каким обыкновенно смотрят женщины на человека, которого встречают в первый раз. В этом взгляде проявился интерес и тысяча всяких вопросов, на которые часто не находится ответа.
   Краем глаза Мэгги заметила, что ее дочь взяла стоящие возле камина щипцы и потащила их по полу. Хозяин дома покосился на нее и передернулся от звука, который производила малышка.
   – Лиззи, перестань! – одернула дочь Мэгги, – Когда мы вернемся домой…
   – Советую вам начинать собираться, скоро совсем стемнеет, – безжалостно произнес он.
   С этими словами хозяин дома подошел к камину и довольно грубо вырвал щипцы из рук маленькой девочки, которая, лишившись интересной и необычной игрушки, громко заревела. У Лиззи был легкий, солнечный характер, и все знакомые Мэгги любили ее. Но только не этот тип, который, вероятно, не слышал, что дети – это эльфы, которые приносят счастье.
   Каким омерзительным было его лицо, когда он поднял край светлого ковра, утоптанного черными следами, и продемонстрировал его Мэгги! Когда же он отодвинул детские вещи, чтобы поправить кресла, оказалось, что накидки насквозь мокрые.
   – Должно быть, с одежды натекло, – робко объяснила Мэгги, но немедленно осеклась под сверкающим яростью взглядом.
   Она подбежала к плачущей Лиззи и подхватила ее на руки, Крис испуганно жался к материнским ногам и затравленным зверьком смотрел на человека, который обидел его младшую сестру.
   – Только на одну ночь, – заискивающе попросила Мэгги.
   – Каким бы непоправимым вредом вы ни грозили моему дому, вы женщина, а у вас на руках маленькие дети. Боюсь, вы находитесь в более выгодном положении. – Хозяин махнул рукой и вышел из гостиной.
   – Мы вам так благодарны! – воскликнула Мэгги.
   – Лучшая благодарность – поскорее покинуть мой дом, – ответил он, не оборачиваясь.
   Но Мэгги было уже все равно, и, хотя предстояло коротать вечер с грубияном, в главном она преуспела: ее детей не выгнали на улицу, и появилась надежда на горячий чай.
 
   Ужин превратился для Мэгги в настоящее испытание. Впрочем, это быстрое поглощение пищи нельзя было в полной мере назвать уютным словом «ужин». Поскольку хозяин не дал себе труд приготовить хотя бы одно блюдо, Мэгги пришлось залезть в холодильник и приготовить детям скромный легкий салат, послуживший гарниром к курице, которую она запекла без всяких изысков. Ни она сама, ни «бесчувственный чурбан», как Мэгги окрестила его в мыслях, не притронулись к еде. Но тем не менее он присутствовал в кухне, потягивая апельсиновый сок из высокого тонкого стакана.
   Всякий раз, когда их взгляды встречались, сердце Мэгги начинало гулко стучать.
   – У вас очень красивый дом, – сказала она, не сумев выдержать новый пристальный взгляд.
   – Я знаю, – ответил хозяин дома и, помолчав, добавил: – Но все равно благодарю.
   Мэгги почувствовала, что в действительности хозяин этой уединенной берлоги одинок и ему страшно хочется завести с ней беседу. С кем-нибудь.
   – Вам не жутко оставаться здесь ночами? Кругом лес, а вы живете один.
   – Я живу не один, – возразил он.
   Мэгги открыла было рот, чтобы задать вопрос о членах его семьи, но тут же закрыла. Она и в самом деле умирала от желания знать, что подразумевалось под фразой «я живу не один», но черта с два он дождется ее расспросов.
   – Но вы правы, – продолжил хозяин, – я люблю одиночество и тишину. Только в тишине гор рождается истина, которая так необходима мне в моей работе.
   – И чем же вы занимаетесь? – с живейшим интересом спросила Мэгги.
   – А вот это, леди, вас не касается, – грубо оборвал он. – Две комнаты на втором этаже я оставил открытыми. Одна для вас, другая – детям.
   Смех музыкальным звоном разнесся по комнатам. В кухню, преследуемая Крисом, вбежала Лиззи, что-то крепко прижимая к себе ручонками.
   – Малышка, что ты там прячешь? – смеясь, спросила Мэгги и поймала девочку в объятия.
   Лиззи залилась смехом и, раскрывшись, выпустила из рук фарфоровую фигурку борзой собаки. Фигурка соскользнула на выложенный плиткой пол и развалилась на четыре части.
   Мэгги явственно ощутила, как ее сердце провалилось в пятки. Ей понадобилось немало усилий, чтобы поднять тяжелый взгляд на того, кто продолжал сидеть напротив нее.
   – Вы никчемная, дурная мать, а ваши невоспитанные дети похожи на вырвавшихся на свободу чертенят, – грозно прошипел хозяин дома и звучно раздавил каблуком обломки статуэтки.
   – Мама, мамочка! – заплакали брат и сестра.
   Мэгги прижала их кудрявые головки к своей груди и прошептала:
   – Ничего, ничего. Просто дядя сегодня не успел поесть и его животик теперь на всех рычит.
   – Так это животик на нас только что рычал? – доверчиво спросил Крис.
   Мэгги подняла девочку на руки, а Криса взяла за руку и повела на второй этаж.
   – Я скажу тебе по секрету: это был он, только не следует рассказывать об этом всем. Пусть это будет наша тайна.

5

   Когда дети заснули, Мэгги отправилась в отведенную ей комнату. Со второго этажа открывался чарующий вид на окрестности. На многие мили простирался густой лес, изрезанный сетью тропинок. Не было видно ни одного дома: ни гостиницы, ни жилища какого-нибудь шумного семейства.
   Полюбовавшись природой, Мэгги ни на йоту не приблизилась к разгадке своего местонахождения, и от мысли, что ее и детей судьба находится во власти не пожелавшего представиться грубияна и женоненавистника, ее била дрожь. Дом стоял в такой непролазной глуши, что, даже если бы Мэгги влезала на самую высокую сосну и начала вопить и размахивать флагом, ее вряд ли услышали бы. В то, что поблизости от дома живет какой-нибудь супермен, Мэгги не верила.
   В коридоре горела тусклая лампочка, а весь нижний этаж был погружен во тьму. Оценив свои возможности, Мэгги пришла к выводу, что лучше момента выяснить, в чей дом она привела своих крошек, не найти.
   Где обычно люди хранят документы и оружие? – рассуждала она, беззвучно ступая босыми ступнями по мягкой ковровой дорожке на лестнице. В кухне, в спальне, в кабинете?
   Кабинет, по ее мнению, был лучшим местом, где можно спрятать все, от пистолета до денег. Если хозяин поймает ее за руку, можно сказать, что она страдает бессонницей и искала книгу для чтения.
   Из-под двери кабинета лился свет, но внутри было тихо. Мэгги приоткрыла дверь и проскользнула в кабинет. Но тотчас пожалела о своем поступке.
   В противоположном конце комнаты спиной к ней стоял хозяин. Опустив голову, он смотрел на ярко потрескивающий в камине огонь. Руки в карманах, под тонкой белой рубашкой проступают мышцы. Мощный разворот плеч, длинные сильные ноги, густые, чуть волнистые темно-каштановые волосы… Неожиданно для себя Мэгги открыла, что мужчина необыкновенно хорош собой. Он был в гораздо большей степени привлекательным, чем вежливым, но Мэгги чувствовала, что готова простить ему грубость. Если только… Это было очень смешное желание, но Мэгги мучительно жаждала вновь услышать его низкий, бархатный голос.
   Ей казалось, что она стоит в комнате уже несколько минут, когда спина его напряглась, словно он ощутил ее присутствие. Мэгги отпустила дыхание, которое невольно затаила, и этот тихий звук заставил его резко вскинуть голову. Лицо его выражало крайнее неудовольствие то ли тем, что ему помешали, то ли тем, что он знал, кто стоит за его спиной.
   Мэгги едва не поддалась малодушному желанию убежать обратно в свою комнату, но, нечаянно столкнувшись с ним смущенным взглядом, замерла, остановленная золотистой вспышкой в его глазах, окинувших ее фигуру, просвечивающую сквозь тонкую ткань ночной рубашки, которую Мэгги нашла в комоде в своей комнате.
   Белизна ее кожи имела перламутровый оттенок, а волосы напоминали своим блеском старинное полированное дерево с золотистым отливом.
   Мэгги по-прежнему хотелось придумать какую-нибудь отговорку и скрыться, но лгать Мэгги не любила и меньше всего она могла бы решиться на это сейчас – под этим прямым и безотрывным взглядом.
   – Добрый вечер!
   Мэгги, которая считала себя достаточно искушенной в мужской красоте, была поражена цветом его отчаянно пронзительных глаз. Они имели цвет янтаря, глубокого и светящегося изнутри. И голос! Низкий, богатый оттенками и переливами голос вызвал странный прилив жара к ее лопаткам.
   – Простудиться не боитесь? – спросил он, сардонически улыбаясь незваной гостье. – Ночные прогулки по моему дому небезопасны для женщин с тонкой душевной организацией, как у вас.
   Мэгги небрежно усмехнулась.
   – Вы более чем ясно выразили свое отношение. Могу ли и я сказать, что о вас думаю?
   Он слегка наклонился и взглянул на нее с насмешливым вниманием.
   – Только неопытный игрок рискует на первом же ходу.
   – Если вы выставите меня на улицу голой, завтра утром будете в одиночку одевать и кормить двоих детей, – предупредила Мэгги. – Но сперва вам придется их изловить.
   Он приложил руку к груди и с покорнейшим видом произнес:
   – Благодарю за предупреждение, но, будьте уверены, дорогая, если вы окажетесь за порогом моего дома, детки отправятся вслед за вами.
   – Чудовище! – фыркнула Мэгги.
   Она видела, как в его глазах искрятся смешинки, но он явно испытывал ее терпение. Мэгги чертовски сожалела, что покинула свою комнату, и лихорадочно подыскивала способ завершить беседу. Этот мистер, подумала она, слов на ветер не бросает, и, если его разозлить, он запросто отправит нас пешком до Берлингтона.
   Ощутив неловкость от собственного молчания, Мэгги набрала воздуху и выпалила первое, что пришло ей в голову:
   – Не могу спать в чужой кровати! Метель, кажется, стихла, я хотела пройтись по вашему саду.
   Медленно смерив ее ошалелым взглядом, особо остановившись на босых ногах, он сказал:
   – Пора и мне навестить Берлингтон. У меня такое чувство, что жизнь прошла мимо меня.
   Улыбаясь ему, Мэгги увидела, что в его глазах тоже заиграл смех, и вдруг ее нервозность и напряженность куда-то исчезли. Пора, в конце концов, представиться своему вынужденному благодетелю и узнать его имя!
   – Мы не успели познакомиться. Меня зовут Маргарет Тидвелл. – На случай, если ему была известна ее нынешняя фамилия, Мэгги решила воспользоваться девичьей. – А вас?
   – Дэвид Шелдон. – Он слегка поклонился, и в этом почти незаметном кивке головы Мэгги отчего-то уловила насмешку.
   – Как поживаете? – Она протянула ему руку.
   Этот жест неожиданно вызвал у него улыбку, обворожительную белозубую улыбку, которая непроизвольно появилась на его губах, когда он шагнул к Мэгги и пожал протянутую ему руку.
   Рука была так холодна, что Дэвид не на шутку забеспокоился о здоровье Мэгги.
   Холодные янтарные вдруг потеплели, теперь в них появилось сочувствие, и в его низком голосе прозвучало добродушие, когда Дэвид сказал:
   – Если вы накинете халат, я сам покажу вам сад.
   Бледный свет фонаря падал на ступеньки, слабо освещая заснеженный сад. От легкого мороза щекотало щеки, но Мэгги теперь ни за что не променяла бы уединение этого уснувшего рая на тепло шумных гостиных.
   Надев первое, что попалось в шкафу под руку – попалось длинное красное бархатное платье, – она накинула на плечи меховую куртку, висевшую у входной двери, и, решив не дожидаться, когда к ней присоединится Дэвид, выскользнула из дома. Мэгги неспешно побрела по дорожкам сада, вслушиваясь в ночные звуки.
   Через раскрытую дверь на крыльце из дома плыли нежные переливы музыки. Мэгги застыла, стараясь запечатлеть в памяти прекрасное мгновение, когда позади нее раздался низкий бархатный голос:
   – Вы не откажете мне, Маргарет?
   Испуганная бесшумным появлением Дэвида, Мэгги посмотрела на него огромными глазами и машинально отступила в сторону.
   – Кажется, я позволил себе любоваться вами без разрешения. Я виноват. Но мы могли бы все исправить.
   Дэвид раскрыл ей объятия. Мэгги зачарованно, словно все происходило во сне, посмотрела на него, а потом несмело шагнула в круг его сильных рук.
   Ей не пришло в голову, каким смешным и нелепым мог показаться этот танец со стороны. Вместо фрака на нем были свитер и джинсы, вместо зала – узкая тропка в заваленном снегом саду. Но Мэгги давно не танцевала и потому старалась не думать о том, что его рука, охватившая ее талию, прижимает ее гораздо крепче, чем принято между чужими людьми.
   Сейчас, в его объятиях, все для нее было второстепенно по сравнению с его завораживающим голосом:
   – Так о чем мы говорили, Маргарет?
   – Честно говоря, я не помню, о чем мы говорили.
   По большому счету это было правдой. Единственное, что Мэгги могла удерживать в памяти, это то, как у нее обрывалось сердце при каждом взгляде на Дэвида.
   – Я вижу, как вы злитесь на меня, миссис Тидвелл, но, если ваш муж позволяет вам с детьми околачиваться ночами в лесу, вы вправе злиться на него не меньше, чем на меня.
   – У меня нет мужа, – солгала Мэгги.
   Она не хотела, чтобы тень Эрика встала между ними в этот удивительный момент.
   – Что вы делали в лесу одна с двумя детьми, если не секрет?
   – Я искала дом Элисон Фаринтош, художницы. Вы не знаете?
   Дэвид покачал головой, ни на мгновение не отпуская ее взволнованных изумрудных глаз.
   – Никто не знает, – вздохнула Мэгги, – она ведет довольно замкнутый образ жизни. Чтобы заполучить хотя бы направление, в каком следует искать ее дом, по пути сюда я флиртовала с пятью мужчинами. И в итоге наша машина сломалась, дети легли спать без любимых игрушек, а я…
   – А вы танцуете со мной в зимнем саду, – закончил за нее Дэвид.
   – Ради этого стоило броситься на поиски загадочной миссис Фаринтош, – не веря своим словам, в каком-то необузданном приливе счастья прошептала Мэгги.
   Она почувствовала, как кровь быстрее потекла по венам и прилила к щекам, когда она посмотрела в красивое лицо Дэвида и немедленно была обласкана улыбкой, так странно преобразившей и смягчившей его чеканные черты.
   Он обладал удивительным магнетизмом, который притягивал к нему Мэгги независимо от ее воли.
   – Я хорошо знаю миссис Фаринтош, – неожиданно сказал Дэвид.
   Мэгги остановилась и обнаружила, что музыка закончилась, а они по-прежнему обнимаются и покачиваются в такт только что звучавшей мелодии.
   – Вы знаете миссис Фаринтош? – блаженным шепотом опалила его щеку Мэгги. – Откуда?
   – Она была моей тетушкой.
   – Была? Неужто она от вас отреклась?
   – Старушка преставилась пару месяцев назад. Вы немного опоздали, – трагическим тоном произнес Дэвид.
   Мэгги мысленно обругала себя. Зачем она спрашивала? Ну разумеется, когда говорят «была» или «был», в особенности о немолодых людях, значит, речь идет о смерти.
   Удача была так близко…
   Дэвид почувствовал, как Мэгги напряглась в его руках.
   – Я расскажу вам о ней, мы были очень близки, – пообещал он, задыхаясь от нежности и страсти. – В моем кабинете есть несколько ее картин. Не хотите ли завтра с утра взглянуть на них?
   – Я буду счастлива.
   У Мэгги вдруг возникло необъяснимое ощущение, будто они обмениваются мнениями по теме, не касающейся живописи, но к которой оба относятся с одинаковым воодушевлением, только он высказывается открыто, а она пытается завуалировать свое отношение.
   Дэвид подумал, что Маргарет обладает той опасной и трудно поддающейся определению привлекательностью, которой обладают лишь немногие женщины. Мужчина, увлекшийся такой женщиной, теряет голову и все, что имеет, но редко бывает счастлив.
   – Дэвид, у меня к вам не совсем обычная просьба, – сдавленным шепотом сказала Мэгги. – Поцелуйте меня, прежде чем я уйду.
   Он не выглядел ни шокированным, ни польщенным ее смелым предложением. Мэгги напряженно всматривалось в его лицо, и наконец его красивые губы шевельнулись. С сожалеющей улыбкой он покачал головой и запечатлел нежный поцелуй у нее на лбу.
   Изо всех сил она боролась с охватившей ее предательской слабостью, а когда она предприняла попытку высвободиться, его руки только сильнее охватили ее.
   – Мы можем больше никогда не встретиться, – прошептал Дэвид в ее пульсирующий висок.
   Мэгги подняла голову, и взгляд ее проследовал от его четко очерченного рта к глазам, смотревшим прямо на нее.
   – До свидания, – сказала она, удивившись собственному спокойствию.
   Его глаза скользили по ее лицу так, словно он желал вдохнуть ее целиком. Неожиданно он отпустил ее и сделал шаг назад.
   – Доброй ночи, Маргарет.
   Подавив непонятное разочарование, Мэгги отвернулась и пошла к дому, но мольба, которую она услышала в его словах, заставила ее остановиться и посмотреть на него. Хотя, возможно, она оглянулась, чтобы позвать свою душу, которая по-прежнему танцевала с ним.
   Она хотела остаться с Дэвидом еще немного, хотела и страшилась своего желания. Облачко пара вылетело из ее рта, Мэгги попыталась объяснить Дэвиду, почему должна немедленно, без раздумий уйти в дом.
   – Я не знаю, что сказать, чтобы не показаться глупой и смешной, но если мы еще немного…
   – Маргарет, – оборвал он ее шепотом, – идите ко мне.
   В его глазах вдруг загорелся огонь, и Дэвид протянул к ней руку.
   Нет, Мэгги, ты не сделаешь ни шага, если не хочешь погибнуть! – сказала она себе.
   Загипнотизированная неподвижным взглядом его янтарных глаз, Мэгги утратила способность мыслить ясно и рассудительно. Она сделала шаг. Потом еще… и еще… И наконец две руки как стальные обручи сжали ее, и она почувствовала на своих холодных губах нежные ищущие губы Дэвида. Они ласкали ее, становясь все крепче и настойчивее. Мэгги почувствовала, что вот-вот лишится сознания. Но это не имело значения. Ничто не было важно, кроме губ Дэвида, целовавших ее так сильно и страстно, словно он умирал от желания.
   Когда Дэвид перестал терзать ее губы, Мэгги издала долгий, протяжный стон.
   – Какого черта вас занесло в мой дом! – сказал он так, будто признавался в своем бессилии против воли ее глаз.