Элизабет Хейнс. Где бы ты ни скрывалась

Элизабет Хейнс
Где бы ты ни скрывалась

   Elizabeth Haynes
   INTO THE DARKEST CORNER
   © 2011 Elizabeth Haynes
   All rights reserved
 
   © Elizabeth Haynes, 2011
   © А. Галль, перевод, 2012
   © ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2012
   Издательство АЗБУКА®
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

   Посвящается
   Венди Джордж и Джеки Моциски —
   сильным и мужественным женщинам

 

Коронный суд города Ланкастера. Слушание по делу Ли Брайтмана

   Среда, 11 мая 2005 года
   Утреннее заседание
   Председательствует: мистер Нолан, достопочтенный судья
 
   Мистер Маклин, представитель защиты: Пожалуйста, назовите ваше имя и фамилию.
   Ли Брайтман: Ли Энтони Брайтман.
   Мистер Маклин: Благодарю вас, мистер Брайтман. Ответьте суду, состояли ли вы в интимных отношениях с мисс Бейли?
   Ли Брайтман: Состоял.
   Мистер Маклин: Как долго?
   Ли Брайтман: Я познакомился с Кэтрин в последний день октября две тысячи третьего года. Мы встречались до середины июня прошлого года.
   Мистер Маклин: Как вы познакомились?
   Ли Брайтман: На работе. Я проводил операцию, ну и встретил ее… там.
   Мистер Маклин: И у вас завязались отношения?
   Ли Брайтман: Да.
   Мистер Маклин: Вы сказали, что они были завершены в июне. Это решение было взаимным?
   Ли Брайтман: Ну, к тому времени начались ссоры. Кэтрин страшно ревновала меня к работе… и почему-то внушила себе, что у меня роман на стороне.
   Мистер Маклин: У вас действительно был роман на стороне?
   Ли Брайтман: Ничего подобного, господин судья. Видите ли, по долгу службы я вынужден часто отсутствовать, иногда неделями не бываю дома, и особенности моей работы таковы, что я никому, даже своей девушке, не имею права рассказать, где я нахожусь и чем занимаюсь…
   Мистер Маклин: То есть вы хотите сказать, что именно ваши частые командировки стали причиной ссор с мисс Бейли?
   Ли Брайтман: Да. Она проверяла мой мобильник, выискивала любовные послания, выясняла, где я был, с кем виделся. А мне хотелось одного: дома хоть немного расслабиться, не вспоминать о работе. В общем, никакой возможности нормально отдохнуть, вот такие возникали ощущения.
   Мистер Маклин: И вы решили с ней расстаться?
   Ли Брайтман: Нет! Мы иногда ругались, но я любил ее! Я знал, что у Кэтрин проблемы, слишком она эмоциональная. Поэтому, когда Кэтрин набрасывалась на меня, я говорил себе, что она не виновата в том, что она такая.
   Мистер Маклин: «Слишком эмоциональная» – что именно вы имеете в виду?
   Ли Брайтман: Ну, она как-то рассказала мне, что раньше у нее случались приступы непонятного страха. И чем дольше мы были вместе, тем чаще я замечал ее нервозность. Например, она могла пойти с друзьями в бар и там напиться или напивалась дома, а когда я возвращался с работы, осыпала упреками.
   Мистер Маклин: Давайте остановимся на ее эмоциональных проблемах. Еще несколько вопросов. Скажите, вы никогда не замечали свидетельств того, что в момент стресса мисс Бейли пыталась нанести себе телесный вред?
   Ли Брайтман: Не замечал. Хотя ее друзья говорили мне, что тяга к самоистязанию у нее порой возникала.
   Мистер Льюис, представитель обвинения: Возражаю, ваша честь. Вопрос к свидетелю не о том, что говорили о мисс Бейли ее друзья.
   Мистер Нолан: Мистер Брайтман, попрошу вас четко отвечать на вопросы. Спасибо.
   Мистер Маклин: Мистер Брайтман, вы сказали, что мисс Бейли «набрасывалась» на вас. Объясните, пожалуйста, что конкретно вы имели в виду?
   Ли Брайтман: Ну, она орала на меня, толкала, била по лицу, пинала ногами. Ну и так далее.
   Мистер Маклин: То есть она применяла к вам насильственные действия?
   Ли Брайтман: Ну да, наверное, это так называется.
   Мистер Маклин: Как часто это происходило?
   Ли Брайтман: Не знаю, не могу сказать. Я сбился со счета.
   Мистер Маклин: И что же вы делали, когда мисс Бейли «набрасывалась» на вас?
   Ли Брайтман: Старался спустить все на тормозах. Конфликтов мне и на работе хватает, я не хотел, чтобы меня напрягали и дома.
   Мистер Маклин: А вы сами когда-нибудь применяли насильственные действия в отношении мисс Бейли?
   Ли Брайтман: Только в последний день. Она заперла меня в доме и спрятала ключ. Так на меня разозлилась. У меня как раз было очень сложное задание, вымотался страшно, ну и не сдержался. Ударил ее. Впервые в жизни ударил женщину.
   Мистер Маклин: «В последний день» – уточните, пожалуйста, когда именно.
   Ли Брайтман: В июне. Кажется, тринадцатого числа.
   Мистер Маклин: И что же произошло в тот день?
   Ли Брайтман: Накануне я ночевал у Кэтрин. Я дежурил в выходной, поэтому ушел, когда Кэтрин еще спала. Вернулся вечером, она дома была, и уже под градусом. Начала кричать, что я весь день торчал у какой-то бабы. Это обычная ее песня, часа через два терпение мое лопнуло. Я повернулся, чтобы уйти, но она заперла входную дверь. Орала, ругалась, совсем обезумела. Скакала вокруг меня, все лицо расцарапала… пришлось ее оттолкнуть, чтобы пройти. Но она снова подбежала, снова с визгом в меня вцепилась. Тут я ее и ударил…
   Мистер Маклин: А как вы ее ударили, мистер Брайтман? Дали пощечину или кулаком?
   Ли Брайтман: Кулаком.
   Мистер Маклин: Понятно. И что было дальше?
   Ли Брайтман: Это ее не образумило, она еще громче заорала и опять на меня набросилась. Я снова ударил, наверное уже сильнее. Она упала на спину. Я подошел посмотреть, не ушиблась ли, хотел помочь ей подняться… наверное, я нечаянно наступил ей на руку, потому что она снова завизжала и чем-то в меня швырнула. Это был ключ от входной двери.
   Мистер Маклин: И что вы сделали потом?
   Ли Брайтман: Поднял ключ, отпер дверь и ушел.
   Мистер Маклин: В котором часу?
   Ли Брайтман: Примерно в четверть восьмого.
   Мистер Маклин: В каком состоянии находилась мисс Бейли, когда вы ее оставили?
   Ли Брайтман: Она сидела на полу и продолжала кричать.
   Мистер Маклин: Она была травмирована, в крови?
   Ли Брайтман: Да, мне кажется, у нее шла кровь.
   Мистер Маклин: А поточнее, мистер Брайтман?
   Ли Брайтман: У нее была кровь на лице. Не знаю, откуда она взялась. Совсем немного крови…
   Мистер Маклин: А у вас были какие-нибудь физические повреждения?
   Ли Брайтман: Несколько царапин на щеке.
   Мистер Маклин: Вы не подумали, что ей требуется медицинская помощь?
   Ли Брайтман: Нет.
   Мистер Маклин: Несмотря на то, что она была в крови, плакала и кричала от боли?
   Ли Брайтман: Я не помню, чтобы она кричала от боли. Когда я уходил, она выкрикивала мне вслед оскорбления. Если бы ей требовалась помощь медиков, полагаю, она сама вполне могла бы их вызвать.
   Мистер Маклин: Понимаю. Итак, вы ушли из дома Кэтрин в четверть восьмого, а после вы встречались с мисс Бейли?
   Ли Брайтман: Нет, не встречался.
   Мистер Маклин: Может быть, разговаривали по телефону?
   Ли Брайтман: Нет.
   Мистер Маклин: Мистер Брайтман, прошу вас хорошенько подумать, прежде чем ответить на мой следующий вопрос. Что вы чувствуете теперь, когда вспоминаете о том инциденте?
   Ли Брайтман: Я крайне сожалею о том, что случилось. Я любил Кэтрин. Хотел жениться на ней! Я тогда не подозревал, что ее… мм… эмоциональные проблемы настолько серьезны. Господи, и зачем я тогда не сдержался, ударил ее! Мне надо было проявить больше терпения, успокоить…
   Мистер Маклин: Спасибо, мистер Брайтман. Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю.

Перекрестный допрос

   Мистер Льюис, представитель обвинения: Мистер Брайтман, я правильно понял, что у вас были серьезные намерения в отношении мисс Бейли?
   Ли Брайтман: Да, я так думал.
   Мистер Льюис: Я полагаю, вам известно, что одним из условий того рода деятельности, которой вы занимаетесь, является незамедлительное информирование руководства о переменах в вашей личной жизни, четкое уведомление о статусе этих отношений?
   Ли Брайтман: Да.
   Мистер Льюис: Но при этом вы не поставили ваше начальство в известность об отношениях с мисс Бейли?
   Ли Брайтман: Я собирался сказать об этом после того, как Кэтрин согласится выйти за меня. Очередная сверка данных была назначена на конец сентября, так что в отчете я бы рассказал о нас с Кэтрин.
   Мистер Льюис: Обращаю ваше внимание на документ «Вэ-эль один» – папка свидетельских показаний, страница четырнадцать. Показания констебля Уильяма Лея. Констебль Лей арестовал вас во вторник пятнадцатого июня две тысячи четвертого года, арест произведен по вашему адресу. В своих показаниях констебль утверждает, что, когда он спросил у вас о мисс Бейли, вы ответили, цитирую: «Не знаю, о ком вы говорите». Вы подтверждаете показания констебля?
   Ли Брайтман: Я точно не помню, что говорил тогда.
   Мистер Льюис: Речь идет о женщине, которую, как вы сами только что сказали, вы любили и на которой собирались жениться. Я вас верно понял?
   Ли Брайтман: Констебли Лей и Ньюмен заявились ко мне в шесть утра. Я три ночи подряд был при исполнении и только-только лег поспать. Я вообще ничего не соображал.
   Мистер Льюис: Позже, в полицейском участке Ланкастера в тот же день на допросе, вы сказали следующее, цитирую: «Она просто проходила по одному расследованию. Когда я ушел, с ней все было нормально. Но в принципе у нее имеются эмоциональные проблемы, нарушена психика». Это было вами сказано?
   Ли Брайтман (неразборчиво).
   Мистер Нолан: Мистер Брайтман, если можно, погромче.
   Ли Брайтман: Да.
   Мистер Льюис: Мисс Бейли действительно была причастна к некоему проводимому вами расследованию?
   Ли Брайтман: Нет.
   Мистер Льюис: У меня больше нет вопросов, ваша честь.
   Мистер Нолан: Благодарю вас. Дамы и господа, объявляю перерыв на обед.

Четверг, 21 июня 2001 года

   Какая, собственно, разница, в какой день умирать… самый длинный день в году ничем не хуже других. Глядя в небо широко открытыми глазами, Наоми Беннет лежала на дне канавы, кровь, еще сохранявшая ей жизнь, покидала ее двадцатичетырехлетнее тело и впитывалась в грязный песок. То теряя сознание, то ненадолго вновь приходя в себя, Наоми вяло удивлялась иронии судьбы – как странно, что она умрет именно сейчас, после всего, что пережила, когда долгожданная свобода казалась ей такой близкой. И впрямь поразительно, что погибает она от руки единственного мужчины, который действительно любил ее и был так к ней добр. Он стоял сейчас на краю канавы, глядя вниз, его лицо оставалось темным, но солнце весело светило через блестящую зеленую листву, и пляшущие кружевные тени подрагивали на светлых волосах, окружая его голову золотистым нимбом. Он ждал.
   Кровь заполнила ее легкие, и она закашлялась. Ярко-алые пузыри вспухли на губах и лопнули, багровая струйка потекла по подбородку.
   Он стоял неподвижно и, опершись на лопату, глядел, как сверкающая рубиновая кровь толчками покидает ее тело. Как все-таки красива Наоми – даже в момент смерти она оставалась самой великолепной женщиной из тех, которых он встречал.
   Но вот поток крови ослабел, превратившись в тонкий ручеек, и он отвернулся, мельком оглядев пустырь между старым заброшенным заводом с его огромной промышленной зоной и фермерскими полями. Никто сюда не ходит, даже собак здесь не выгуливают, среди куч старого железа, строительного мусора, скопившегося за десятилетия, обросшего сорняками в человеческий рост. Чего тут только нет: мотки старого кабеля, ржавые канистры, истекающие бурой маслянистой жидкостью, – полно всякой дряни. А у рощицы, на краю пустыря, точнее, под тремя раскидистыми липами – глубокая канава, после сильных дождей здесь собирается вода, которая потом стекает к речке, в миле отсюда.
   Прошло еще несколько минут.
   Все. Умерла.
   Порыв ветра растрепал его волосы, и он машинально взглянул на небо сквозь резной свод листвы: с востока надвигались темные дождевые тучи со встрепанными рваными краями.
   Он осторожно спустился по крутому обрывистому склону канавы, опираясь на лопату, чтобы не потерять равновесие, встал над телом и с размаху, не колеблясь, вогнал острое лезвие в лоб лежащей перед ним женщины. В первый раз он слегка промахнулся, и штыковая лопата, спружинив, отскочила, но во второй раз послышался глухой треск – череп Наоми раскололся. Тяжко дыша от натуги, он продолжал методично, мерно опуская лопату, дробить кости, выбивать зубы, превращать кожу, кости, мясо в жуткое месиво.
   Ну вот, теперь это уже ничем не напоминало Наоми.
   Он снова пустил в ход лезвие лопаты, отрезал один за другим пальцы, затем порезал в лоскуты ладони, чтобы не оставить ни единой зацепки для опознания.
   Орудуя перепачканной в крови лопатой, он забросал месиво камнями, песком и мусором, покрывавшим дно канавы.
   «Грязно сработано, – с досадой отметил он, – кругом кровь».
   Но когда он закончил, утирая слезы, не унимавшиеся с того момента, как Наоми (с перерезанным уже горлом) изумленно произнесла его имя, потемневшее небо уронило первые капли дождя.

Среда, 31 октября 2007 года

   Я упорно продолжала прокручивать таблицу на экране монитора. Ну что она стоит в дверях? Торчит там уже почти минуту – я же вижу в темном окне ее отражение. На улице опять темно, как странно. Такие короткие стали дни! Когда я утром выходила из дому, тоже была темень.
   – Кэти?
   Я обернулась:
   – Прости, я что-то задумалась. Что?
   Эрин, подбоченившись, прислонилась к дверному косяку, рыжие волосы были кое-как собраны в пучок.
   – Я спросила, ты ведь уже скоро закончишь?
   – Нет, не скоро. А что?
   – Ты не забыла, сегодня вечером Эмили устраивает отвальную? Пойдешь?
   Я снова уставилась на экран:
   – Не знаю, наверное, не получится, мне надо закончить таблицы. Ты иди, иди, не жди меня. Я, может быть, потом забегу ненадолго.
   – Ну как хочешь.
   Эрин негодующе затопала к выходу, хотя в ее мягких мокасинах топот получался не очень убедительным.
   Нет-нет, не пойду, не пойду. Я не могу. Только не сегодня. И с какой стати мне тащиться на прощальную вечеринку какой-то Эмили, с которой едва знакома? Хватит с меня грядущей рождественской вечеринки – туда уж точно придется идти. Они начали обсуждать ее чуть ли не в августе… Делать людям нечего, кто же празднует Рождество в ноябре? Но нет, все так решили, меня не спросили. А потом они будут пить до конца декабря, до настоящего Рождества. И ведь нельзя не пойти, начнут приставать: «Мы одна команда, чего ты выпендриваешься?» Деваться некуда, мне нужна эта работа.
   Ну вот, слава богу, все ушли, можно выключить компьютер и отправляться домой.

Пятница, 31 октября 2003 года

   Вечер пятницы, да еще Хеллоуин, все бары в городе были переполнены.
   В «Чеширском гербе» я пила сидр, потом водку, как-то ухитрилась потерять Клэр, Луизу и Сильвию, зато познакомилась с Келли. Оказывается, мы ходили в одну школу… Это надо же! Правда, она меня помнила, а я ее – нет. Да какая, на фиг, разница, Келли была такая прикольная: изображала ведьму, только без помела, оранжевые колготки в полоску и черный парик, а я нарядилась невестой Сатаны. Нацепила ярко-алое шелковое платье и вишневые атласные туфельки, и они, между прочим, стоили еще дороже, чем платье. В общем, полный отпад. Меня даже несколько раз пытались облапать.
   Бар постепенно опустел: кто помчался на ночной автобус, кто на такси, а остальные поплелись из центра пешком, по морозу. Ну а мы с Келли отправились в «Ривер-бар», единственное место, куда нас могли еще пустить.
   – В этом платье, Кэтрин, ты точно кого-нибудь подцепишь, – пробормотала Келли, стуча зубами.
   – Да уж, хотелось бы. Знаешь, сколько я за него заплатила?
   – А как ты думаешь, там будет на кого глаз положить? – спросила Келли, с надеждой глядя на крайне малоперспективную очередь.
   – Сомневаюсь. А тебе-то что? Ты же сказала, что с тебя хватит, больше никаких мужиков.
   – Это если по-серьезному. Но с кем-нибудь по-быстрому замутить я всегда готова.
   Стояла жуткая холодина, да еще начало моросить, ветер разносил по улице запахи праздничной ночи, раздувал вокруг моих коленей алую юбку. Я даже протрезвела от стужи и плотнее запахнула на груди тонкий жакет.
   Мы резво направились ко входу для особо важных клиентов. Я немного отстала: захотелось послать к черту этот бар и рвануть домой, но тут я увидела, что Келли уже пропустили внутрь, и бросилась догонять. И наткнулась на высокое препятствие в темно-сером костюме.
   Я подняла голову и встретила взгляд невероятно синих глаз, над которыми топорщился ежик белокурых волос. Вот это экземпляр! С таким и спорить не хочется – хочется сразу сказать «да».
   – Минутку, мисс, – сказал он, загораживая мне дорогу рукой.
   Он выглядел не таким качком и громилой, как двое остальных вышибал, но все равно был гораздо выше меня. И улыбка у него была клевая.
   – А в чем дело? – с натужным недоумением спросила я. – Мне надо в бар… у меня там подружка.
   Он немного помешкал, задержав взгляд на моем лице на секунду дольше, чем следовало бы.
   – Конечно, – сказал он наконец. – Проходите. Только…
   – Только что?
   Он бросил взгляд на вышибал у второй двери, с трудом сдерживающих напор толпы подростков в полной боевой раскраске, которые отчаянно пытались пробраться внутрь.
   – Просто я на секунду не поверил своей удаче, – нашелся он.
   Вот нахал! Я постаралась улыбнуться как можно высокомернее:
   – Что, такая неудачная ночка выдалась?
   – Просто я о-бо-жа-ю красные платья, – сказал он мечтательно.
   – Не думаю, что мое вам подойдет.
   Он рассмеялся и откинул вбок бархатный шнур, пропуская меня. Я направилась в гардероб, спиной чувствуя его взгляд, сдала свой жакет, оглянулась: ну конечно, стоит у входа, не сводит с меня синих глаз. Улыбнувшись ему, я поднялась по ступенькам в бар.
   Ура, жизнь продолжается! Теперь снова можно танцевать до упаду, хохотать до изнеможения, пить коктейли и обсуждать всех подряд со своей новой подружкой. Мое красное платье поможет мне познакомиться с каким-нибудь классным чувачком и, если повезет, даже перепихнуться – если, конечно, удастся найти укромный уголок.

Четверг, 1 ноября 2007 года

   Сегодня утром провозилась даже дольше обычного. Вроде бы было вполне тепло, хотя батареи в доме обычно прогреваются очень медленно. И даже не так уж и темно. Я ведь каждый день встаю не позже пяти, а с начала сентября в это время за окном черно – хоть глаз выколи. Встать с постели мне несложно, выйти из дому – вот проблема.
   Утро начинается с душа, потом одеться, пожевать кукурузных хлопьев и выпить чашку чая. Однако главное – впереди. Проверка. Я это делаю каждый день – осматриваю квартиру на предмет безопасности. Сначала – утренняя проверка, потом то же самое, только в обратном порядке, вечером, но утром всегда сложнее, потому что времени в обрез. Вечером проще – хоть всю ночь броди по квартире, ощупывая защелки на окнах. Однако утром ведь рано вставать, чтобы не опоздать на работу. Так что хорошо бы сделать все правильно, без сбоев, с первого раза. В гостиной занавески должны быть плотно сдвинуты, в столовой я раздвигаю те, что на балконной двери, на нужную мне ширину – так, чтобы можно было без помех зайти внутрь квартиры. Балконная дверь разделена на шестнадцать равных квадратов, и ровно восемь из них необходимо оставить незагороженными, на каждой из двух дверей. Я всегда захожу во внутренний дворик, смотрю вверх – проверяю, правильно ли висят занавески. Если они висят криво или раздвинуты слишком широко, приходится возвращаться и начинать все заново.
   Я теперь наловчилась все поправлять и проверять быстрее, но все равно это отнимает уйму времени. Однако я твердо знаю: лучше задержаться и лишний раз все осмотреть, чем, взглянув на криво висящие занавески, бежать обратно, нервно поглядывая на часы. И тогда все по новой.
   Самое сложное – досмотр дверей. В прежней квартире (довольно убогой, в Килбурне) имелся отдельный вход. А здесь мало того что я должна проверять собственную дверь – по шесть раз, а то и по двенадцать, мне еще и общую наружную дверь приходится проверять за всех.
   Это в Килбурне у меня был всего один вход, он же и выход, ни черной двери, ни балкона, ни стеклянных дверей, ни маленького окошка в ванной. Как в пещере. Или, точнее, как в западне, из которой точно не убежишь, если вдруг что, – это здорово нервировало. Слава богу, в теперешнем обиталище гораздо спокойнее. У меня есть балкончик, а прямо под ним – крыша сарая, он один на всех жильцов. Понятия не имею, кто им пользуется, но радует, что с моего балкончика можно спрыгнуть на сарай, а оттуда – прямо в мягкую траву внутреннего дворика. Затем пробежать до задних ворот – и готово, ты уже на улице. Полминуты – и ты в полной безопасности.
   Иногда ты просто вынуждена лишний раз подняться, чтобы проверить, хорошо ли заперта дверь квартиры. Это когда кому-то взбредет поставить замок входной двери на «собачку», то есть кто угодно запросто мог войти к нам в парадное. Незамеченным.
   Сегодня утром это и произошло.
   Спускаюсь я вниз, а входная дверь не просто на «собачке», а даже приоткрыта. Я протянула руку, чтобы ее закрыть, и тут какой-то дядька в костюме рванул ее на себя, я так и отскочила. За спиной этого в костюме стоял еще один, помоложе, в джинсах и свитере. Темные, коротко подстриженные волосы, небритый подбородок, усталые зеленые глаза. Он улыбнулся и пробормотал: «Извините!» – я немного успокоилась.
   Я ведь до сих пор, завидев костюм, холодею от страха. На дядьку в костюме я старалась не смотреть, но услышала, как он, поднимаясь по лестнице, произнес:
   – Эта квартира только что освободилась. Если покажется подходящей, думайте быстрее!
   А, теперь ясно, костюм – агент по недвижимости. Наверное, студенты-китайцы с верхнего этажа наконец-то съехали. Они еще летом получили дипломы, я помню их безумную вечеринку. Оттянулись ребятки по полной! Я всю ночь пялилась в потолок, слушая топот ног на лестнице – то вверх, то вниз. Вот ужаса-то натерпелась. И наружную дверь оставили на «собачке» на всю ночь. Я забаррикадировала свою дверь обеденным столом, но все равно глаз сомкнуть не смогла.
   Второй мужчина пошел по лестнице вслед за костюмом. На середине пролета он обернулся и, еще раз мне улыбнувшись, закатил глаза, как будто его достали советы агента. Я в панике отвела взгляд и жутко покраснела. Давно не приходилось встречаться глазами с незнакомым мужчиной.
   Я постояла с минуту внизу, слушая, как они прошли мимо моей двери дальше, на следующий этаж. Взглянула на часы: господи боже, уже четверть девятого! Но не могу же я оставить этих типов в доме одних!
   Я захлопнула входную дверь и сняла замок с «собачки». Проверила, плотно ли дверь закрылась, потрясла за ручку. Ощупала дверные края, чтобы убедиться: между дверным полотном и притолокой никакого зазора. Шесть раз повернула ручку в одну сторону: раз, два, три, четыре, пять, шесть. Готово. Снова ощупала притолоку. Снова повернула ручку. Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Проверила замок. И еще раз. Теперь опять дверь. В последний раз повернула ручку, снова шесть раз, и тут наконец почувствовала облегчение – так всегда бывает, когда проверка проведена должным образом.
   На цыпочках, стараясь не шуметь, снова поднялась к себе, проклиная этих двух идиотов, из-за которых теперь наверняка опоздаю на работу.
   Усевшись на кровать, я уставилась в потолок, как будто сквозь деревянные балки и штукатурку можно было их увидеть, и с трудом перемогала желание вскочить и снова проверить защелки на окнах. Потерла руки. Закрыла глаза.
   «Так, сосредоточься на дыхании, успокойся. Постарайся унять сердце, бьется, как у кролика. Не трепыхайся так, сейчас они уйдут. Тот в свитере просто осматривает квартиру. Это недолго. Все хорошо. Не бойся. Ты все проверила. Входная дверь на замке. Все нормально».
   Иногда сверху доносились какие-то звуки, и я вздрагивала, хотя они были приглушенными, отдаленными. Хлопок, еще, – наверное, это дверцы кухонных шкафов. А вдруг они там открыли окно? Порой раздавалось бормотание, но слов не разобрать. Интересно, сколько стоит снять ту квартиру? Она выше, это хорошо. Но зато там нет балкона. И с такой высоты уже не прыгнешь. А всегда должен быть путь к отступлению.
   «Который час? Неужели уже без четверти девять! Господи, ну сколько можно копаться!»
   Я случайно взглянула на окно спальни, и, разумеется, сразу потянуло проверить запор. Ну а там пошло-поехало – опять все по второму кругу… Я стояла на крышке унитаза, ощупывая раму матового окошка в туалете, которое даже не открывалось, когда наверху наконец хлопнула дверь и на лестнице раздались шаги.
   – Тихое место, можно спокойно оставлять машину на улице.