Эллиот Аронсон. Сос по прозвищу "веревка"

Маленькие коготки подобрались к большому пальцу и цепко охватили его.
Почуяв дружелюбие в поведении птицы, Сос бережно расправил крыло
свободной рукой. Перья легли ровно. Едва прикасаясь пальцами - если птица
вдруг вздумает улететь - он осмотрел второе крыло. Похоже, и оно было в
порядке.
- Лети, - повторил Сос, подбрасывая птицу ладонью. Но та держалась
цепко, лишь на мгновение взмахнув крыльями, чтобы не потерять равновесие.
- Ну как знаешь.
Он поднял руку, согнув в локте, и слегка подтолкнул птицу. Та
перебралась на плечо и уселась на нейлоновую лямку.
- Глупыш, - повторил он беззлобно.
Поля и заросли кустарника сменялись островками леса. Когда спустились
сумерки, в воздухе повис звонкий стрекот. Следы больших животных
по-прежнему не попадались.
Они сделали привал на берегу речки, поймали сетью несколько рыбешек.
Сола чистила добычу, Сос разводил костер. "Руки у нее на месте, - подумал
он, - вероятно, недурное было воспитание".
С наступлением темноты они распаковали поклажу и поставили две
нейлоновые палатки. Сол начал свою зарядку, Сола собирала в охапку сухие
ветки для костра (его пламя действовало на нее умиротворяюще), Сос же
отправился вниз по течению копать яму для отбросов.
Птица не покидала его, лишь перепрыгивала с плеча на грудь, если
нужно было залезть в рюкзак. И ничего не ела.
- Так ты долго не протянешь, глупыш, - ласково напоминал ей Сос.
На обратном пути перед ним возникло бледное, неслышное, призрачное
пятно, - невероятный, огромный мотылек. Глупыш издал скрипучий клекот и
ринулся навстречу. После короткой борьбы - в сумерках мотылек казался
одной величины с птицей - пятно погасло, исчезнув в ненасытной птичьей
пасти. "Глупыш охотится ночью, - сообразил Сос, - днем же почти
беспомощен. Видать, ястреб налетел, когда птица спала, погнался за ней еще
полусонной. Все, что Глупышу нужно - это укромное место, где можно
устроиться и продремать весь день".
Поутру они свернули лагерь и двинулись вглубь запретной зоны. Следов
животных не было: ни млекопитающих, ни рептилий, ни земноводных. Наземные
насекомые тоже отсутствовали. Все, что летало: бабочки, пчелы, мухи,
крылатые жуки и ночные мотыльки-гиганты - встречалось в изобилии, но земля
была безжизненна.
Вряд ли радиация в почве сохраняется дольше: большинство насекомых
проходят личиночную стадию или в воде, или в земле. Да и растения не
казались больными.
Сос присел на корточки и сучком расковырял почву. Вот они: личинки,
черви, земляные жуки, на вид вполне нормальные... Жизнь процветала и под
землей, и над нею. Что же случилось на ее поверхности?
- Ищешь себе дружочка? - съязвила Сола.
Не стоило делиться тем, что его беспокоило, он и сам пока ничего не
понимал.
После полудня повезло: широкая роскошная долина расстилалась перед
глазами - плоская там, где когда-то текла река, с чередою деревьев вдоль
нового русла. Вверх по течению долина сужалась, переходила в похожий на
крепостной ров овраг с водопадом. А ниже - река пропадала в зыбучем,
поросшем тростником болоте. Любая переправа - пешая ли, лодочная - была
здесь опасна. С обеих сторон долину обступали высокие, поросшие изумрудной
травой, холмы.
- Да ведь здесь можно расположить сотни воинов с семьями! -
воскликнул Сол. - Две-три сотни!
- Выглядит великолепно, - согласился Сос. - Конечно, если тут нет не
замеченной нами опасности.
- Да, это не игрушки, - согласился Сол. - Но рыбы, птицы - вполне
достаточно. Можно будет высылать охотничьи партии. И еще я заметил
фруктовые деревья.
Сос видел: проект все более увлекает Сола, тот ревниво следит за
всем, что может помешать. Но в чрезмерной уверенности таилась опасность.
- Рыба и фрукты! - буркнула Сола, скорчив гримасу, хотя она и была
рада, что теперь не придется углубляться дальше в опасную зону. И Сос
по-своему был рад: он чувствовал особые токи, заполнившие воздух Больной
земли, и догадывался: ее тайна много больше того, что можно измерить в
рентгенах.
В воздухе появились белые очертания, и Глупыш опять заклекотал. Из-за
белизны они казались много больше своего подлинного размера. Птица
радостно срывалась с плеча, мгновенно разделываясь с ними. Огромные
мотыльки, судя по всему, составляли ее рацион - "_е_г_о_ рацион", подумал
Сос, присвоив птице подходящий пол. Глупыш поглощал их в несметных
количествах: не прятал ли в зоб на случай менее сытных ночей?
- Кошмарный звук, - сказала Сола, и он понял, что это - о клекоте
Глупыша. Женщина и манила, и раздражала, и он так не нашелся, что
ответить.
Один из мотыльков беззвучно порхнул мимо лица Сола на свет костра.
Сол ловко поймал его ладонью, чтоб рассмотреть поближе - и, выругавшись,
вытряхнул мотылька, чем тут же воспользовался Глупыш.
- Ужалил? - Сос встревожился. - Дай посмотрю.
Он подвел Сола к костру.
У основания большого пальца виднелась одиночная точка с красным
ободком, без признаков воспаления или нарыва.
- Может быть, ничего страшного, просто защитный укус. Но мне это не
нравится. На твоем месте я бы рассек его и высосал яд, если он там есть.
Для верности. Никогда не слыхал, чтобы мотыльки умели жалить.
- Чтобы я повредил себе правую руку? - засмеялся Сол. - Найди себе
другую заботу, советник.
- За неделю заживет.
- Нет. И окончим этот разговор.
В эту ночь они устроились как и в прошлую, поставив палатки бок о
бок: пара в одной, Сос - в другой. Он лежал в напряжении, без сна, и никак
не мог понять, что его так волнует. Когда он наконец забылся, перед
глазами замелькали крылья и необъятные женские груди - оба видения
смертельно-белые, одно другого ужасней.
Утром Сол не проснулся. Он лежал в жару, полностью одетый. Глаза под
вздрагивающими ресницами были полуоткрыты и недвижны. Дышал он
поверхностно и быстро, словно ему сдавило грудь. Торс и конечности также
были скованы спазмом.
- Дух-убийца поразил его! - закричала Сола. - Ра... радиация!
Сос осматривал изнемогающее тело, поражаясь внушительности и мощи его
сложения, не утраченным даже в болезни. Раньше он полагал, что Сол скорее
ловок, чем силен, но сейчас увидел его в ином свете: стремительность
движений попросту скрадывала силу его мышц.
- Нет, - ответил Сос. - Радиация повлияла бы и на нас.
- Тогда что же это? - нервно допытывалась она.
- Безобидное жало.
Ирония была потрачена впустую: ей не снились смертельно-белые крылья.
- Возьми его за ноги. Я хочу окунуть его в воду, чтобы остудить
немного. - Сейчас Сос пожалел, что так мало прочел медицинских книг, хотя
понимал в них едва ли половину. Человеческий организм обычно сам знал, что
ему делать; возможно, в лихорадке был свой смысл - выжечь яд, например. Но
он боялся позволить ее ярости слишком долго бушевать в мышцах и мозгу
больного.
Вдвоем они подтащили тяжелое тело к кромке воды.
- Сними одежду, - скомандовал Сос. - После этого может быть озноб,
ему нельзя будет оставаться в мокром.
Она заколебалась.
- Я никогда...
- Живо! - заорал он, понуждая ее к действию. - Жизнь твоего мужа на
волоске.
Сос принялся распарывать прочный нейлон куртки, а Сола - развязывать
на талии веревку и стаскивать брюки.
- Ой! - вдруг вскрикнула она.
Он чуть снова не наорал на нее. Что за причина для стыдливости при
виде мужской стати в ее положении? Он обернулся, увидел... - и понял, в
чем они не ладили. Ранение, родовая травма или мутация - сказать было
трудно. Не удивительно, что Сол стремился полностью выложиться в своей
жизни. Сыновья не продолжат его дела.
- И все же он мужчина, - сказал Сос. - Многие женщины будут
завидовать твоему браслету. - Он смутился, вспомнив, что в подобных же
словах Сол пытался защитить его собственное мужское достоинство - тогда,
после круга. - Не говори никому.
- Н-нет, - передернулась она. - Никому. - Две слезинки покатились по
ее щекам. - Никогда.
Он догадался, что она подумала о чудных детях, которых мог бы
подарить ей этот искусный воин, несравненный во всех отношениях, кроме
одного.
Они погрузили тело в воду; Сос поддерживал голову. Он надеялся, что
шок, вызванный резким охлаждением, пробудит в обессилевшем от яда теле
механизмы самозащиты. Но ничего не изменилось. Выживет Сол или умрет - на
то воля судьбы, им же оставалось только надеяться.
Через несколько минут он выволок Сола обратно на берег. Глупыш
перебрался с его плеча на голову, досадуя на суматоху. Птице не слишком
нравилась вода.
- Нам придется остаться здесь, пока его состояние не изменится. У
него сильный организм. Возможно, кризис уже миновал. Нам нужно избегать
этих мотыльков, иначе они зажалят нас до смерти. Спать лучше днем, а ночью
- смотреть в оба. И нужно перебраться в одну палатку, а Глупыша оставить
снаружи - пусть охраняет. И перчатки не снимать всю ночь.
- Да, - согласилась она, оставив прежнюю язвительность.
Он понимал: настало тяжкое время. По ночам они, как узники, обречены
жить в крохотном пространстве, не смея выйти ни по прихоти, ни по нужде.
Спасаться от белокрылого ужаса и при этом - заботиться о человеке, который
в любой момент может умереть.
Не радовала и мысль о том, что Сол, даже полностью выздоровев,
никогда не овладеет этой женщиной, полной соблазна, к которой теснота
теперь прижмет его, Соса.

3

- Гляди! - воскликнула Сола, указывая через долину на склон холма.
Был полдень. Солу не становилось лучше. Попытались накормить его, но
горло отказывалось глотать, и они испугались, что он может подавиться. Сос
держал его в палатке, скрывая от солнца, от нагло вьющихся мух, и все
злился на свою неуверенность и невозможность что-либо предпринять. Он не
удостоил вниманием глупый оклик женщины.
- Сос, смотри же! - она подскочила, схватив его за руку.
- Отстань от меня, - проворчал он, отмахиваясь.
Огромный ковер расстилался на холме и широкой волной соскальзывал на
равнину, словно струя жидкого масла пролилась на землю из какого-то
космического кувшина.
- Да что же это? - ее нервозность начинала раздражать. Утешало,
правда, что она, по крайней мере, уже не пренебрегает его мнением. Те
самые ренты?
Затемнив ладонью глаза, он попытался что-то рассмотреть. Ковер явно
не был масляным. Ранее безымянные страхи начинали обрастать плотью
реальности.
- Боюсь, это то самое, из-за чего в зоне нет животных.
Он подошел к тачке Сола, вынул две крепких палицы - легкие
полированные жерди два фута длиной и полтора дюйма в диаметре,
закругленные с концов. Их материал имитировал древесину и был довольно
прочен.
- Возьми их, Сола. Как-то надо будет отбиваться, и тебе они больше
подойдут.
Поток надвигался. Не отрывая глаз, Сола следила за ним и приняла
палицы, не особо надеясь на эту защиту.
Сос взял булаву - орудие не длиннее палицы, сделанное из похожего
материала, но массивнее. Удобная ребристая рукоять плавно перетекала в
каплеобразный шар восьми дюймов в диаметре. Вся тяжесть булавы, весившей
шесть фунтов, концентрировалась в этой капле. Рядом с другими орудиями
булава выглядела громоздко, но одного ее увесистого удара было достаточно,
чтобы закончить состязание, многие ее побаивались. По сокрушительности -
если бить со всего размаха - оно могло сравниться с молотом забойщика
скота, с таким орудием мог управиться только мужчина.
Он ощутил неловкость: это было не его оружие, да и по клятве он не
имел права им пользоваться. Но тут же отогнал глупые колебания: сейчас
булава в его руках не была боевым оружием, он не собирался вступать с нею
в круг. Против неведомой напасти нужна была защита, и булава здесь была не
большим атрибутом воинской доблести, чем лук и стрелы. А для обороны эта
вещь была самой надежной.
- Когда оно приблизится, бей с краю.
- Сос! Это... это что-то живое!
- Как раз этого я и боялся. Животные, миллионы маленьких тварей,
опустошающих землю, пожирая на ней все живое. Нечто вроде странствующих
муравьев.
- Муравьев?! - она растеряно взглянула на свои палицы.
- Вроде, но - хуже.
Живой поток достиг долины, уже пересекал ее, отвратительно зыблясь.
На таком расстоянии эффект маслянистости исчез. Авангард был уже близок.
- Мыши! - выдохнула она облегченно. - Обыкновенные мыши!
- Одни из самых мелких млекопитающих, и размножаются очень быстро, -
мрачно добавил Сос. - Млекопитающие, самые ненасытные и живучие существа
на Земле. И сдается мне, эти - плотоядны.
- Мыши? Но как...
- Радиация. Она особым образом воздействует на потомство, и
получаются мутанты. Почти все ущербны, но сильнейшие выживают и рождают
еще более сильных. По книгам и человек произошел так же.
- Но мыши!
Самые первые уже добрались до их ног. Сос казался себе смешным с
булавой, поднятой против столь тщедушных соперников.
- Похоже, землеройки. Обычно едят насекомых. И если от радиации
вымерло все, кроме насекомых, то они возвратились в первую очередь.
Присев, он поддел перчаткой одного зверька и поднял его. Но Сола не
стала смотреть, а Глупыша это зрелище не привело в восторг.
- Мельчайшие, и самые злобные из млекопитающих. Два дюйма - но острые
зубы и смертельный паралитический яд. Хотя в одной его недостаточно, чтобы
убить человека. Нападают на все, что встретят, и съедают за день вдвое
больше собственного веса.
Сола перескакивала с ноги на ногу, пытаясь увернуться от нападающих
лилипутов. Она не визжала по-женски, но позволить им ползать по своему
телу или под ногами...
- Смотри! - крикнула она вдруг. - Они...
Он и сам увидел. Дюжина крохотных тварей проникла в палатку и,
вскарабкавшись на Сола, вынюхивала лучшее место для укуса.
Сос ринулся на них, грохнув булаву оземь. Сола отбивалась палицами,
но зверьков становилось все больше. Отряды землероек были неукротимы. На
каждую, сшибленную неуклюжим ударом, тут же с оскаленными зубками
набрасывалась жадная толпа других. Вмиг разорвав тельце неудачника, они
тут же сжирали его.
- Мы не сможем перебить всех! В воду!
Они распахнули палатку, подхватили Сола и с шумом вошли в реку. Сос
зашел по грудь, стряхивая крохотных чудовищ. Руки кровоточили от укусов,
ранок на их телах было достаточно, чтобы свалить с ног. Быть может, он
все-таки ошибся касательно яда?
Маленькие злобные толпы сгрудились у воды, и в какой-то момент он
подумал, что маневр удался. Но вот самые решительные прыгнули в воду и
поплыли, прикипев бусинками глаз к своей мишени. Следом поплыли и
остальные, и вскоре на поверхности реки заколыхался живой ковер. Теперь-то
уж было ясно, почему поверхность земли мертва!
- Нам надо скрыться, плывем!
Глупыш уже перелетел на противоположный берег и беспокойно
раскачивался на ветке.
- Но как же палатки, снаряжение?
Женщина была права. Палатка им необходима - ночью они беззащитны
перед мотыльками. Землеройки могли противостоять насекомым своим
количеством, но крупные существа...
- За палатками я еще вернусь, - он охватил согнутой рукой подбородок
Сола и начал на боку подгребать к берегу. Булава где-то потерялась, да и
зачем она сейчас?
Спотыкаясь, они выбрались на берег. Сола склонилась над больным, а
Сос - не без отвращения - снова бросился в воду. Теперь, без ноши, он
поплыл быстрее, но ближе к берегу пришлось прорываться сквозь слой
копошащихся хищников. Когда Сос почувствовал их у самого лица, его
передернуло от омерзения. Он набрал в легкие воздуху и нырнул, стараясь
проплыть как можно дальше. Затем оттолкнулся ногами о дно и - наискось -
рассек поверхность воды. Землеройки брызнули в разные стороны, он вдохнул
через стиснутые зубы и нырнул снова.
Выскочив на берег, он побежал, наступая на пищащие мягкие комочки,
подхватил первый попавшийся тюк и сорвал с колышков свою палатку.
Мерзкие зверьки сновали среди поклажи, шныряли в складках скомканной
палатки. Прижав вещи к груди, боясь останавливаться, он на бегу отряхивал
ношу, но грызуны вцепились накрепко, их острые мохнатые мордочки тыкались
ему в лицо, иглами зубов рвали кожу, словно издеваясь, норовили прыгнуть в
глаза.
Сос неуклюже бухнулся в воду, чувствуя вокруг все тот же живой ковер,
и бешено заработал ногами. Теперь он не мог скрыться под водой -
конструкция снаряжения была плавучей, палатка наполнилась воздухом, и обе
руки оказались заняты. Крохотные дьяволы продолжали свою пляску на
снаряжении, впивались коготками в его губы, нос. Зажмурив глаза, он упрямо
колотил ногами, надеясь что плывет в правильном направлении, а проклятая
мелюзга копошилась уже в волосах, вгрызалась в уши, пыталась забраться в
ноздри. Он услышал хриплый крик Глупыша и понял, что птица прилетела
встретить и направить его - благо, в воздухе ей ничего не угрожало. Сос
втягивал воздух сквозь стиснутые зубы, чтобы не дать землеройкам набиться
еще и в рот.
- Сос! Сюда!
Сола звала его. Мысленно поблагодарив ее, он поплыл на звук - и вот
зыбкое месиво осталось позади. Он снова обогнал их!
Поток промыл снаряжение и палатку, выдворив захватчиков, и теперь он
мог окунуться с головой, чтобы течение снесло последних животных.
Ноги Солы мелькали перед ним, указывая дорогу. Ничего более
прелестного он не видел.
Вскоре он растянулся на берегу. Девушка принялась освобождать его от
ноши, сваливая ее в илистую грязь.
- Иди! - крикнула она ему в ухо. - Они уже рядом!
Идти, идти, несмотря на смертельную усталость. Он с трудом поднялся
на четвереньки, отряхнулся, как большой лохматый пес. Укусы горели на
лице, руки отказывались разгибаться. Он поднял Сола, вскинул на спину и
заковылял по крутому склону холма. Он задыхался, хотя еле передвигал ноги.
- Иди! - снова прозвучал ее пронзительный крик. - Иди-иди-иди!..
Сос видел ее перед собой, с поклажей. Материал палатки свисал, шлепал
ее по мокрому заду. Сказка, а не зад! - Он попытался сосредоточиться на
этом, чтоб не замечать нестерпимой тяжести на плечах.
Бегство - кошмар изнеможения и тоски - длилось вечность. С тупым
усилием он переставлял одеревенелые ноги. Он падал и тотчас поднимался,
подгоняемый безжалостным воплем, тащился еще одну бессмысленную тысячу
миль, падал снова... Мохнатые мордочки с окровавленными блестящими зубками
тыкались в глаза, ноздри, рот; мягкие тельца сплющивались, визжали и
бились в агонии под его великанскими ступнями, превращаясь в жижу из
хрящей и крови; и невероятные, снежно-белые крылья кружились повсюду, куда
он ни бросал свой взгляд.
И было темно, и он дрожал, лежа на промозглой земле рядом с трупом.
Он перевернулся, удивляясь, почему еще жив, и вдруг раздался шум крыльев,
коричневых крыльев с желтыми пятнами, и Глупыш опустился на его лоб.
- Милый, - прошептал он, поняв, что мотыльки ему не страшны, и
погрузился во мрак.

4

Дрожащие отблески огня коснулись его век и заставили проснуться.
Рядом лежал Сол, еще живой. В хаотической пляске теней пылающего костра он
увидел Солу. Она сидела совершенно голая.
Затем до него дошло: они все обнажены. После водяной купели на теле
Сола оставалось еще некое стыдливое подобие одежды, но он, она...
- Я положила все у костра, просушиваться, - сказала Сола. - Тебя так
жутко трясло, что мне пришлось стащить с тебя эти мокрые тряпки. И с
себя...
- И правильно, - ответил он, удивляясь, как ей удалось его раздеть.
Вероятно, она порядком помучилась, тяжесть его тела была не по силам
женщине.
- Я думаю, все уже высохло, - сказала она. - Вот только мотыльки...
Его взгляд наткнулся на палаточную ткань. Сола так удачно выбрала
место для костра, что его тепло проникало сквозь легкую сетку на входе и
грело внутренность их убежища, не наполняя его дымом. Мужчин она положила
навзничь, головой к свету, сама примостилась на корточках у их ступней,
слегка подавшись вперед, чтобы нейлоновый скат палатки не касался спины.
Положение вряд ли удобное. Но как зато смотрелась ее неприкрытая грудь!
Он упрекнул себя в излишнем внимании к ее прелестям в столь
неподходящий момент. Но этим заканчивалось всегда: физическое естество
настойчиво напоминало о себе всякий раз, как он смотрел на нее. Сос
вспомнил сок, и его озарила догадка: он боялся соблазниться женой друга и
тем самым - обесчестить себя. Сола все сделала быстро, разумно, даже
смело, и было бы оскорбительно с его стороны придавать ее действиям
двусмысленность. Но видеть ее рядом - обнаженную, желанную - и с чужим
браслетом на руке!..
- Может, я принесу одежду? - спросил он.
- Не надо. Мотыльки повсюду, и они здесь еще крупнее. У Глупыша,
конечно, пиршество, но нам лучше не высовываться.
- Скоро нужно будет подбросить хвороста в костер.
Снаружи было холодно: ноги мерзли, несмотря на то, что закрытая
палатка хорошо держала принесенное нагретым воздухом тепло. Он видел, как
Сола, дальше всех сидевшая от костра, ежится и дрожит.
- Мы можем лечь вместе, - сказала она. - Это всех нас согреет, если
ты выдержишь мой вес.
И снова это было разумно. Палатка не рассчитана на троих, и если Сола
ляжет сверху на обоих мужчин, то появится и пространство и тепло. Она
рассуждала здраво, и он не хотел в этом ей уступать.
Ее гладкое, как шелк, бедро, скользнуло по его ступне. Острый ток
пробежал вверх по ноге.
- Мне кажется, жар у него ослаб, - сказала она. - Если этой ночью мы
не дадим ему замерзнуть, возможно завтра ему будет лучше.
- Вероятно укусы землероек противодействуют яду мотыльков, - заметил
он, охотно меняя тему. - А где мы находимся? Я не очень помню, как сюда
попал...
- На другом берегу реки, на пригорке. Я не думаю, что они смогут сюда
добраться, по крайней мере этой ночью. Они передвигаются ночами?
- Вряд ли. Должны же они когда-нибудь спать. - Он помолчал. - Значит,
сразу за рекой? Выходит, мы забрались еще глубже в зону.
- Ты же говорил, радиация исчезла.
- Я сказал: отступает. Но я не знаю, как быстро, и как далеко.
Возможно, здесь она и есть.
- Я ничего не чувствую, - сказала она нервно.
- Ты и не можешь чувствовать.
Это был бессмысленный разговор. Как бы то ни было, они не могли
ничего изменить.
- Если вокруг растения, то все в порядке: радиация их убивает.
Однако насекомые в сотни раз устойчивей к радиации, нежели человек, а
мотыльков здесь значительно больше...
Разговор прервался. Сос понимал, что вызвало эту неловкую заминку:
тепло необходимо было сохранить, и оба знали - зачем, но переходить к
самому действию... У него не хватало смелости предложить ей устроить свою
пышную грудь на своем обнаженном теле, и она не могла растянуться на нем
так, без предисловий. Принятое умом отторгалось реальностью, мысль о
подобном контакте возбуждала не меньше, чем собственно ощущение, и он
чувствовал, что это не замедлит обнаружиться. Вероятно, и ее это
волновало, поскольку оба знали: Сол никогда не обрадует Солу своим
объятием.
- Смелей поступка я еще не видела. Вернуться в такой кошмар за
палаткой!
- Я должен был... Не помню даже, как все происходило, помню только
твой крик: "Иди! Иди!" - Он осекся, подумав, что звучит это неблагодарно.
- Ты заставляла меня двигаться. Я тогда просто не осознавал, что делал.
- Да я всего-то один раз крикнула.
Значит - просто засело в мозгу, как и прочие фантасмагории.
- Но ты увела меня от землероек.
- Я сама их боялась. А ты взвалил Сола и побежал за мной. Когда ты
падал, я иногда думала: это конец, ты выдохся. Но ты снова поднимался и
шел.
- В книгах это называется истерической силой.
- Да, ты очень сильный, - согласилась она, не поняв. - Может, не
такой быстрый в движениях, как он, но намного сильнее.
- А ты, между прочим, тащила все снаряжение. И здесь все устроила.
Он окинул взглядом палатку, тут только сообразив, что Соле пришлось
самой мастерить колышки и камнем вколачивать их в землю, прежние-то
остались на прежнем месте, там, где бесновалась плотоядная мелюзга. У
палатки был легкий крен. Забыла Сола вырыть вокруг и канавку для стока
воды. Но распорки стояли прочно, и материал был хорошо натянут.
При везеньи и - главное - бдительности палатка была надежным укрытием
и от мотыльков, и от непогоды. А расположение костра было просто
гениальной догадкой.
- Отличная работа. Я и не подозревал, что у тебя столько талантов.
- Спасибо, - она потупила взгляд. - Я должна была это сделать.
Они снова замолчала. Костер угасал, и теперь Сос видел только
мелькающие блики на ее лице и чудные, округлые контуры высокой груди. Пора
было укладываться, а они все никак не могли решиться.
- Когда я еще жила со своей семьей, мы иногда выбирались в походы. И
я знаю, что палатку нужно ставить на возвышенности, на случай дождя... -
(Значит, она понимала необходимость стока.) - Мы с братьями обычно пели
что-нибудь у костра, чтобы проверить, как долго сможем не уснуть.
- И мы тоже, - задумчиво произнес он. - Но теперь я помню только одну
песню.
- Спой.
- Нет. Не могу, - смутился он. - Я всегда сбиваюсь с мелодии.
- И я тоже. А что это за песня?
- "Зеленые рукава".
- Я ее не знаю. Спой.
- Я не могу петь, лежа на боку.
- Ну тогда сядь. Здесь есть место.
Он перевалился на спину, сел. Женщина оказалась напротив, в углу, а
Сол своим неподвижным телом соединял их, как диагональ. Сос был рад, что
уже совсем стемнело.
- Это не очень подходящая песня.
- Народная?
Ее тон делал смешной всякую щепетильность. Исчерпав запас отговорок,
он глубоко вдохнул и начал:

Увы, моя радость, зачем я любил,
Зачем для тебя я весь мир позабыл?
Всю жизнь я хотел быть лишь рядом с тобой,
Но рядом с тобою не я, а другой.