Страница:
— Нет! — Памела резко отпрянула от него, встала и в один миг оказалась у противоположной стены лифта.
Как она позволила себе снова стать жертвой его соблазна? Как могла забыть, что он воспламенял в ней страсть только для того, чтобы использовать ее, и мог в любой момент повернуться и уйти, если ему этого больше не хотелось? Как она могла забыть, что такая страсть привела к зачатию их ребенка, малыша, который умер, не успев увидеть свет?
— Черт побери, Памела, что на тебя нашло?
Он лениво, как ни в чем не бывало, встал на ноги, привычно отряхнул одежду, заправил футболку и пригладил рукой волосы. Казалось, что он только что покинул свое рабочее кресло или встал из-за обеденного стола. Он вел себя так, будто между ними ничего не произошло, и для Памелы это было окончательным ударом по ее чувству собственного достоинства.
В отличие от него она выглядела так, будто скатилась кубарем по лестнице. Глядя на бесконечно повторяющееся в зеркалах лифта отражение, она с ужасом видела свои всклокоченные волосы, горящие глаза и лихорадочный румянец на щеках.
А ее одежда… Льняное платье было смято и задрано до бедер, из расстегнутого лифа выглядывали красные клювики все еще возбужденных сосков…
— Проклятие, Памела. Ты можешь сказать, что случилось?
— Лишь то, что ты есть на свете! — выпалила она, судорожно одергивая платье. — И то, что я, как последняя дура, снова попалась в твои сети.
— Памела…
Но она не могла больше слышать его голос, не могла перенести его присутствие рядом. Наспех приведя себя в порядок, она шагнула к аварийному телефону и нервно сняла трубку.
— Я не могу здесь больше находиться! Я хочу выбраться отсюда! Помогите…
Но телефон был мертв.
— Почему они ничего не делают! — отчаянно выкрикнула она, чувствуя, что близка к истерике. — Почему…
Но слова застряли у нее в горле, когда она увидела, как Даниэл быстро подошел к пульту лифта и уверенно нажал кнопку. В ту же секунду лифт пришел в движение: покачнулся, заскрипел и начал спускаться.
Она оцепенела от недоумения. Но в тот же миг истина снизошла на нее.
— Ты? Ты сделал это умышленно? Мерзавец!
Гнев и ненависть снова полыхали внутри нее.
Даниэл даже не попытался отрицать это. Более того, коротким кивком лишь подтвердил ее слова. На его красивом, выразительном лице не было ни тени эмоций: ни сожаления, ни стыда. Памела бросилась к нему и, занеся кулаки, уже готова была обрушить на него каскад яростных ударов. Но вдруг опомнилась, почувствовав, что лифт притормаживает, приблизившись к первому этажу.
Как только двери лифта открылись, она выскочила из него и поспешно оглядела пустое фойе. Только бы кто-то из знакомых не увидел ее в таком виде!
Она была уже возле машины своей матери, стоявшей у входа в отель, когда услышала за спиной его голос и в ту же секунду почувствовала, как он крепко схватил ее за руку.
— Отпусти меня! Дай мне уйти отсюда!
— Только после того, как скажу тебе все, что хочу сказать.
— Ты сказал уже и сделал больше, чем достаточно! И я не хочу ничего слышать!
— Ты должна понять, что между нами…
— Все кончено! — выкрикнула она. — И никогда больше ничего не будет!
Выдернув из его захвата свою руку, она поднесла ее к его лицу, растопырив пальцы.
— У меня, может, и нет кольца, чтобы ткнуть тебя носом в него, но я могу послать тебя ко всем чертям. Убирайся и никогда больше не появляйся в моей жизни! Ты забыл о свадьбе!
Даниэл медленно покачал головой, и на его лице появилась дьявольская усмешка победителя.
— Я ни о чем не забыл, — со злобной мягкостью в голосе ответил он. — Но до воскресенья осталось пять дней. Что ж, я попробую за это время доказать тебе, что, если ты выйдешь замуж за Эрика, ты совершишь непоправимую ошибку, за которую будешь проклинать себя всю жизнь.
3
Как она позволила себе снова стать жертвой его соблазна? Как могла забыть, что он воспламенял в ней страсть только для того, чтобы использовать ее, и мог в любой момент повернуться и уйти, если ему этого больше не хотелось? Как она могла забыть, что такая страсть привела к зачатию их ребенка, малыша, который умер, не успев увидеть свет?
— Черт побери, Памела, что на тебя нашло?
Он лениво, как ни в чем не бывало, встал на ноги, привычно отряхнул одежду, заправил футболку и пригладил рукой волосы. Казалось, что он только что покинул свое рабочее кресло или встал из-за обеденного стола. Он вел себя так, будто между ними ничего не произошло, и для Памелы это было окончательным ударом по ее чувству собственного достоинства.
В отличие от него она выглядела так, будто скатилась кубарем по лестнице. Глядя на бесконечно повторяющееся в зеркалах лифта отражение, она с ужасом видела свои всклокоченные волосы, горящие глаза и лихорадочный румянец на щеках.
А ее одежда… Льняное платье было смято и задрано до бедер, из расстегнутого лифа выглядывали красные клювики все еще возбужденных сосков…
— Проклятие, Памела. Ты можешь сказать, что случилось?
— Лишь то, что ты есть на свете! — выпалила она, судорожно одергивая платье. — И то, что я, как последняя дура, снова попалась в твои сети.
— Памела…
Но она не могла больше слышать его голос, не могла перенести его присутствие рядом. Наспех приведя себя в порядок, она шагнула к аварийному телефону и нервно сняла трубку.
— Я не могу здесь больше находиться! Я хочу выбраться отсюда! Помогите…
Но телефон был мертв.
— Почему они ничего не делают! — отчаянно выкрикнула она, чувствуя, что близка к истерике. — Почему…
Но слова застряли у нее в горле, когда она увидела, как Даниэл быстро подошел к пульту лифта и уверенно нажал кнопку. В ту же секунду лифт пришел в движение: покачнулся, заскрипел и начал спускаться.
Она оцепенела от недоумения. Но в тот же миг истина снизошла на нее.
— Ты? Ты сделал это умышленно? Мерзавец!
Гнев и ненависть снова полыхали внутри нее.
Даниэл даже не попытался отрицать это. Более того, коротким кивком лишь подтвердил ее слова. На его красивом, выразительном лице не было ни тени эмоций: ни сожаления, ни стыда. Памела бросилась к нему и, занеся кулаки, уже готова была обрушить на него каскад яростных ударов. Но вдруг опомнилась, почувствовав, что лифт притормаживает, приблизившись к первому этажу.
Как только двери лифта открылись, она выскочила из него и поспешно оглядела пустое фойе. Только бы кто-то из знакомых не увидел ее в таком виде!
Она была уже возле машины своей матери, стоявшей у входа в отель, когда услышала за спиной его голос и в ту же секунду почувствовала, как он крепко схватил ее за руку.
— Отпусти меня! Дай мне уйти отсюда!
— Только после того, как скажу тебе все, что хочу сказать.
— Ты сказал уже и сделал больше, чем достаточно! И я не хочу ничего слышать!
— Ты должна понять, что между нами…
— Все кончено! — выкрикнула она. — И никогда больше ничего не будет!
Выдернув из его захвата свою руку, она поднесла ее к его лицу, растопырив пальцы.
— У меня, может, и нет кольца, чтобы ткнуть тебя носом в него, но я могу послать тебя ко всем чертям. Убирайся и никогда больше не появляйся в моей жизни! Ты забыл о свадьбе!
Даниэл медленно покачал головой, и на его лице появилась дьявольская усмешка победителя.
— Я ни о чем не забыл, — со злобной мягкостью в голосе ответил он. — Но до воскресенья осталось пять дней. Что ж, я попробую за это время доказать тебе, что, если ты выйдешь замуж за Эрика, ты совершишь непоправимую ошибку, за которую будешь проклинать себя всю жизнь.
3
— Еще одна посылка. Свадебный подарок!
— О нет!
Памела насмешливо закатила глаза, глядя на свою сестру Сьюзи, которая стояла в дверях с огромным свертком в руке.
— Куда же мы будем все это складывать, а, Сьюзи? От кого она?
Сьюзи посмотрела на адрес.
— От Мэри и Чарльза Кендрик. Запиши их имя в список.
— Еще одно благодарственное письмо, — вздохнула Памела, открывая блокнот и внося имя Кендрик в длинный список. — Когда-нибудь будет этому конец?
— Знаешь, я думаю, что это несправедливо: возложить всю ответственность за подарки на плечи невесты, — сказала Сьюзи, взвешивая посылку в руках. — В конце концов, среди них есть и подарки для жениха. Но на его долю выпадает лишь удовольствие открывать их. А вся тягомотина с ответными благодарностями достается невесте. Это нечестно.
— Я скажу ему об этом сегодня вечером, — со смехом сказала Памела. — Пусть хоть раз сам попытается выразить благодарность за очередной тостер.
— Не нужно. Прошу тебя, Мел, не делай этого, — взмолилась Сьюзи. — Не хочется беспокоить его этими дурацкими тостерами. — За последнюю неделю в доме Джорданов появилось три или четыре подаренных тостера. — Подозреваю, что в этой посылке еще один, — добавила она и потрясла посылку в руках. — Размер соответствующий. И звук тоже.
— Сьюзи, скажи, что ты пошутила. — Памела издала шутливо-мучительный стон и драматично закрыла лицо руками.
Сестры весело рассмеялись. Но вскоре их смех прервал звонок в дверь.
— Кто бы это мог быть? Ради бога, только не очередная посылка.
— Я пойду открывать. Моя очередь, — сказала Памела и принялась прокладывать себе путь через разбросанные подполу коробки, открытки и свитки оберточной бумаги. — Приходится пробираться, как по минному полю, — бросила она через плечо, когда наконец пробралась к двери холла. — Почему свадьбы всегда создают такой беспорядок?
— Было бы легче, если бы к свадьбе не прибавился еще и переезд на новую квартиру, — сказала Сьюзи.
— Не уверена, — рассмеялась Памела и открыла дверь.
Улыбка застыла на ее губах. Встретившись глазами с мужчиной, стоявшим на пороге, она обомлела. Ей захотелось захлопнуть дверь и сказать сестре, что это был рекламный агент, но она быстро сообразила, что это не сработает. Нет, Даниэл не оставит своих намерений с такой легкостью. Насколько она знает его, он не сможет просто так повернуться и вежливо уйти, если перед его носом захлопнут дверь. Если бы она не стояла теперь лицом к лицу с ним, то он просто-напросто продолжал бы давить на кнопку звонка до тех пор, пока она не засвидетельствует его присутствие.
— Привет, Даниэл, — холодно поприветствовала она, пытаясь скрыть волнение. — Чего ты хочешь?
Ослепительная, уничтожающая, обезоруживающая улыбка сияла на его лице. Улыбка, от которой можно было лишиться чувств.
— Подарить тебе вот это.
Перед Памелой появился роскошный букет цветов, который он до этого держал за спиной. Растерявшись, она глупо уставилась на букет. Потом протянула руку и взяла его.
— Цветы? Мне? О боже, как они очаровательны! Невероятно! Это же орхидеи!
— Прекрасные цветы для прекрасной невесты.
Он произнес слово «невеста» таким тоном, что каждый нерв Памелы взвыл от боли, как будто по нему провели ржавой пилой. Она посмотрела ему в глаза и внезапно почувствовала, как тяжелый, болезненный туман заволакивает ее рассудок, лишая той невинной, спонтанной радости, которую она только что испытывала, глядя на цветы.
Увы, она опять ошиблась. По своей глупости и наивности она решила, что Даниэл пришел, чтобы попросить у нее прощения за свою вчерашнюю проделку в лифте, что цветы были его желанием возместить моральный ущерб, который он нанес ей. С такими мыслями она и приняла букет из его рук.
Но Даниэл ни в чем не раскаивался.
— Надеюсь, что ты еще раз подумаешь над моим приглашением поужинать вместе.
Что за чертов упрямец! Памела уже сожалела, что взяла у него цветы. Теперь, когда она поняла смысл его жеста, ей отчаянно хотелось швырнуть эти очаровательные цветы ему в лицо.
Да, это был всего лишь новый подход. Взять ее силой, используя тактику пещерного дикаря, ему не удалось. Вот он и решил попробовать другой, цивилизованный подход.
Внезапно, словно навязчивый звон колоколов, в уме Памелы прозвучали слова, которые он произнес вчера.
До воскресенья осталось пять дней…
— Я все уже обдумала, — ответила она жестко. — И мое решение окончательно: я не хочу ни ужинать с тобой, ни вообще когда-либо встречаться.
— Правда? Ты так уверена в этом? Неужели…
— Памела, с кем это ты так долго разговариваешь? — послышался из холла любопытный голосок Сьюзи, и вскоре она сама появилась в проеме двери.
Золотистые пряди волос свободно струились по ее плечам, на лице — ни малейшего макияжа, и это делало ее похожей на ребенка. В глазах — то же выражение вечного изумления, которое было характерно для двадцатилетней Памелы.
— Что-то случилось? — спросила Сьюзи.
— Ничего, Сью. Даниэл зашел на минутку и уже уходит.
Но по виду Даниэла нельзя было сказать, что он собирается уходить. Более того, теперь он повернулся к Сьюзи и направил на нее свою ослепительную, обворожительную, дьявольскую улыбку.
— Привет, малышка Сьюзи. А ты заметно подросла с тех пор, как я в последний раз тебя видел.
— Так это Даниэл Грант? — удивленно заморгала Сьюзи, отступив на шаг назад и с любопытством оглядывая его. — Привет, Даниэл. Как ты здесь появился?
— Дела, дела привели меня в родной Грин-форд. Вот я между делами и решил восстановить кое-какие старые знакомства.
— Это ты принес цветы? О боже, они великолепны!
Памела мысленно чертыхнулась. Почему Сьюзи сунула сюда свой любопытный носик как раз в тот момент, когда она почти избавилась от непрошеного гостя? Сьюзи была на четыре года младше сестры и во время тех роковых событий была еще зеленым, ничего не смыслящим подростком. Их родители тогда гостили у родственников в Австралии, а Сьюзи училась во Франции по обмену между школами. Их старший брат Джеффри взял тогда всю ответственность на себя. Он настоял на том, чтобы сохранить в тайне все печальные подробности происшедшего, и раздавленная горем Памела была только рада этому.
Но теперь, видя, какой разрушительный эффект произвела эта высоковольтная улыбка на впечатлительную душу ее младшей сестренки, Памела пожалела, что Сьюзи так плохо знала этого человека.
— Эти цветы просто…
— Даниэлу пора идти, , — перебила лепет сестры Памела. — Он спешит на важную встречу.
— Как жаль… — огорчилась Сьюзи. — А я как раз собиралась заварить чай и пригласить Даниэла на чашку чая.
— Не откажусь, — бодро ответил он, сделав вид, что не заметил гневного взгляда, который метнула на него Памела. — Не волнуйся, Памела, я перенесу эту встречу на завтра.
Памела крепко сжала губы.
— Вот и прекрасно! Значит, чайная церемония все-таки состоится! Что ж, тогда я побежала ставить чайник! — Сьюзи всплеснула руками и направилась к двери на кухню.
Но Памела преградила ей путь.
— Может, лучше я это сделаю? — дрожащим голосом спросила она. — А заодно и поставлю цветы в вазу.
Или, скорее, отправлю их прямиком в мусорное ведро, добавила она про себя, но тут же пожалела об этом, представив себе пышную красоту букета посреди картофельной кожуры, оберток и объедков.
Цветы не виноваты в том, что их принес Даниэл Грант.
— Нет, позволь мне заняться этим, — запротестовала Сьюзи, выхватывая букет из ее рук. — У вас с Даниэлом наверняка есть, о чем поболтать. Насколько я помню, вы когда-то были дружны.
— Я бы это так не назвала, — пробурчала Памела, глядя вслед исчезнувшей за кухонной дверью Сьюзи. — Ну что, может, войдешь? — добавила она сквозь стиснутые зубы.
— Трудно отказаться от такого любезного приглашения, — с ехидной усмешкой ответил он.
Его улыбка и лицо были холодными и недобрыми.
— Представляешь, — продолжал он тем же холодным тоном, когда они вошли в гостиную. — Сегодня я впервые ступил на священную территорию особняка семейства Джордан.
Из вежливости Памела молча кивнула, позволяя ему усесться в кресло.
И вправду, они раньше встречались где угодно, только не в этом доме: в каких-то барах, загородных парках, иногда — в теннисном клубе и в редких случаях — в доме, который Даниэл купил для своей матери…
— И смотри, ничего ужасного не случилось. Не прозвучали грозные фанфары рока, предвещающие беду, и стены не затряслись от страха. Но готов поспорить, что старик Абель перевернется в. могиле, когда узнает об этом. Уверен также, что твой старший братец и телохранитель Джеффри тоже не просияет от радости.
— Джеффри больше не живет здесь. У моих братьев теперь своя жизнь и свои дома и семьи.
Дома и семьи, подумала она с грустью. Даже младший брат Джо недавно стал отцом своего первого ребенка.
Ее зеленые глаза наполнились слезами, когда она вспомнила, как всего два месяца назад пришла в роддом, чтобы увидеть своего новорожденного племянника. Сияющая от счастья Мэг, мать малыша, положила ей в руки тяжеленький сверток, и она прижала крошку к груди, чувствуя его тепло, сладкий молочный запах. Необъяснимая нежность затопила ее сердце. Но ее радость уже в следующий миг омрачило ужасное воспоминание о потере своего ребенка, и она едва не разрыдалась, склонив голову над младенцем.
— Скоро у тебя тоже будет свой дом, — напомнил ей Даниэл. — С твоим славным Эриком.
Памела встрепенулась, тряхнула головой и быстро взяла себя в руки.
— У меня уже есть и своя квартира, и свой бизнес. В Лондоне, — резко сказала она. — Ей хотелось как можно скорее замять потенциально взрывоопасную тему.
— Кстати, ты никогда не говорила мне, чем занимаешься, — заметил Даниэл. — Я помню, как ты мучилась с выбором профессии. Какую карьеру ты в конце концов выбрала?
— Я занимаюсь организацией праздников, — безучастно проговорила она. — Вечеринки, юбилеи, свадьбы…
— И как, преуспеваешь? — спросил он на удивление искренне.
— Преуспеваю. Конечно, это мелочь по сравнению с твоим бизнесом, но я зарабатываю неплохо…
— И собираешься продолжать работать даже после свадьбы?
— Конечно. Неужели ты думаешь, что я четыре года создавала себе репутацию только для того, чтобы в один день все бросить?
Даниэл склонил голову набок и почесал затылок.
— Что же это получается? У тебя бизнес в Лондоне, а твой Эрик будет работать на своей замечательной должности в местном банке?
Памела напряглась. Она, видимо, слишком рано обрадовалась, решив, что сумела переключить его внимание. Они уже начали говорить о безобидных, отвлеченных вещах, но тут он снова вспомнил об Эрике.
— Между Гринфордом и Лондоном довольно хорошо налажено транспортное сообщение, — быстро ответила она. — Кроме того, устройство праздников одному человеку не потянуть, и мой заработок позволяет мне содержать двух помощников. Одного — на весь рабочий день, а другого — на несколько часов утром или вечером. А при необходимости — и дольше. Так что мне не всегда обязательно показываться в своем офисе, — довольная собой, пояснила она.
Однако что могло вызвать это странное выражение на его лице? Эту лукавую, подозрительную улыбочку, от которой изогнулись уголки его широкого рта?
— Мои помощники способны превосходно управиться со всеми делами даже без моего вмешательства, — добавила она нерешительно.
Похоже, что у тебя все под контролем. — Он едва сдерживал раздражение, рвущееся наружу. — Черт побери, Памела, может, ты сядешь наконец? Ты мельтешишь перед глазами, и у меня начинается головокружение.
— Извини, — пробубнила она. — Я только собиралась переложить куда-то эти карточки, чтобы освободить себе кресло. Это карточки с местами для гостей. Мы перебирали их перед твоим приходом.
— К черту карточки с местами для гостей, Памела! — Даниэла прорвало. — Мне наплевать и на эти карточки, и на все остальное, что связано с твоей распрекрасной свадьбой с самым лучшим банковским служащим года! Я не за тем сюда пришел, и ты хорошо это знаешь!
— Зачем тогда?
Глупый вопрос. Очень глупый. Она прекрасно знала, что он ответит.
— Что за детские игры, Памела? Ты знаешь, зачем я пришел. Я пришел, чтобы пригласить тебя на ужин, и я не уйду из твоего дома, пока не получу положительный ответ.
— Но почему ты так зациклился на этом ужине? — Памела увидела презрение на его лице. Странно. Он презирает ее и все же хочет провести время в ее обществе. Может, ее легкомысленное поведение в лифте внушило ему надежду на легкую победу? Неужели он настолько зациклен на сексе, что готов пренебречь своими чувствами ради короткого физического удовольствия? — Я вчера сказала тебе все, что думаю.
— А я сказал, что не верю тебе.
Неожиданно он встал с кресла, подошел к ней и, прежде чем она успела сообразить, что происходит, взял ее за плечи. Его жесткие пальцы впились в ее хрупкие косточки.
— Это твое дело.
— Не убедительно, Памела. Я не верю. Все эти твои слегка тепленькие чувства к своему славному заведующему отделом личных вкладов невозможно сравнить с той страстью, с тем пламенем, которое когда-то охватывало нас с тобой. И это можно вернуть, Памела.
— Ни за что и никогда, — проговорила она вяло.
Ей хотелось отвернуться от него и спрятать глаза, но его завораживающий голос и горящий, опасный взгляд не позволили ей сделать этого.
— Этот огонь до сих пор полыхает в нас. Я знаю это, Памела, и уверен, что ты чувствуешь то же самое. Но если ты отвергнешь этот огонь, то он разрушит тебя. Если ты отвергнешь эту страсть, ты отвергнешь часть самой себя и никогда, поверь, никогда не сможешь смириться с последствиями.
— Нет, — повторила она так же беспомощно.
— Подумай, что ты будешь чувствовать, скажем, через год… нет, даже меньше года, будучи женой своего Эрика? Ты проснешься однажды и поймешь, что этот мужчина не удовлетворяет тебя, что он не дает тебе того, чего ты хочешь, что тебе постоянно чего-то не хватает. Что ты тогда будешь делать? А?
— Я сказала. Нет.
Она вырвалась из его рук и отскочила.
— Я не хочу ужинать с тобой! И ты не заставишь меня изменить своего решения. Почему ты не можешь смириться с ним?
Даниэл молчал. Он слегка откинул голову назад, как будто она только что со всей силы влепила ему пощечину. В синих глазах застыло недоумение. Но уже в следующий момент он пришел в себя и снова бросился в атаку.
— Потому что… потому что я не могу! Я не могу с этим согласиться! — Нет, это мало было похоже на атаку. Скорее, он просто должен был что-то ответить и поэтому выпалил эту беспомощную, ничего не значащую фразу. — Потому что я ничего не могу с этим поделать! — горячо продолжал он. — Потому что после новой встречи с тобой я чувствую то же, что чувствовал, когда мне было двадцать четыре! Потому что я смертельно, безумно хочу тебя и не могу думать ни о чем другом! Я не могу есть, не могу спать, не могу жить, если ты не со мной! И, несмотря на все, что тогда произошло между нами, несмотря на то, что мы расстались, я всегда знал, что буду это чувствовать! Это неизбежно, как то, что солнце зайдет сегодня вечером и снова взойдет завтра утром.
Он отвернулся от нее и уставился на залитый солнечным светом сад за окнами гостиной.
— Поверь, я просто ничего не могу с собой поделать, — более спокойно продолжал он. — Как бы ни боролся с собой, что бы ни делал, чтобы выбросить тебя из головы… — Он снова повернулся к ней и бросил взгляд, от которого она похолодела. Позавчера, когда она увидела его в фойе отеля, он посмотрел на нее точно так же. То же яростное презрение на лице, смешанное с диким отвращением. Памеле казалось, что от этого взгляда от нее через секунду останется лишь жалкая горсточка пепла. — Я хочу избавиться от этого чувства не меньше, чем ты…
Его голос был грубым и низким, и Памела содрогнулась при мысли о том, что его поцелуи и ласки были смешаны с этим жгучим презрением.
Но он не имел права презирать ее. Это она должна презирать его за то, что он так бессердечно и подло поступил с ней, за ту жестокость, с которой он бросил ее, когда она отчаянно нуждалась в нем.
Но хуже всего было то чувство отвращения к самому себе, которое он даже не попытался скрыть. Он хотел ее и ничего не мог с этим поделать, не мог справиться с этим испепеляющим желанием, в чем сам пару минут назад так красноречиво признался. Но он хотел избавиться от этого желания. Ему ненавистна была сама мысль о том, что он не способен контролировать эту страсть, как бы ни старался.
— Я понял, что единственное, что я могу сделать, это сдаться, отдаться в руки этой страсти, погрузиться в нее, утонуть в ней. Надеюсь, что только так я смогу избавиться от нее, — глухо проговорил он.
— Своего рода терапия через отвращение? — едко спросила она.
— Может быть, — последовал ответ.
— Скажи, что я сделала, чтобы вызвать у тебя такую ненависть к себе?
— Ты…
— Чай подан!
Веселый, звонкий голосок Сьюзи не дал ему договорить.
— Марта испекла чудесный шоколадный торт, и я принесла его к чаю. Надеюсь, вы проголодались.
Не ведая о том, какие опасные вихри эмоций кружат по комнате, Сьюзи поставила на стол полный поднос.
Памела пробормотала себе под нос что-то невнятное, отдаленно напоминающее согласие, но Даниэл и глазом не повел в сторону Сьюзи.
— Ты носишь фамилию Джордан, — продолжил он, холодно и упрямо глядя Памеле в глаза. — Разве этого не достаточно?
Странно. Даниэл никогда не воспринимал эту вражду между их семьями серьезно. Он смеялся над ее тревогами и подыгрывал ей только в тех случаях, когда страхи и опасения овладевали ею настолько, что крали у них свободу. Или когда один из братьев Памелы выкидывал какую-нибудь особенно неприятную штуку.
— И что ты хочешь этим сказать, Даниэл? — спросила Сьюзи, мило нахмурившись. — Только прошу, не надо о том далеком прошлом. Ты ведь не станешь выкапывать ту дурацкую историю о наших предках, правда? Тем более что теперь это всего лишь история давно минувших дней.
Но Памела так не думала. Наоборот, ей казалось, что между нею и Даниэлом была совершенно новая история. Рана, которую он оставил в ее душе, была свежа и болела так, будто он только вчера нанес ее. Она была рада, что Сьюзи не было поблизости в те годы и она до сих пор пребывает в полном неведении. События той драмы не дошли до нее. К тому времени, когда Сьюзи вернулась в Гринфорд, Даниэл уже покинул его навсегда. Его отец умер за несколько лет до этого, и он перевез мать в свой дом — роскошный маленький дворец в деревне.
Нет. Она не для того столько лет хранила эту историю в тайне, чтобы теперь снова ворошить ее. Ах, как она надеялась, что эта история осталась позади и освободила ее от своей тяжести! И Сьюзи не должна знать о том, что пережила ее сестра из-за этого мужчины.
Памела приклеила к лицу улыбку и молилась только о том, чтобы Сьюзи она не показалась слишком фальшивой.
— Сьюзи, Даниэл просто слегка обижен за то, что я отказалась пойти с ним на ужин, — сказала она, надеясь, что ее слова прозвучали с воздушной беззаботностью.
— Что? Ты отказалась поужинать с Даниэлом? — удивилась Сьюзи. — Памела, ты шутишь?
— Нет. Ты же знаешь, что у меня просто нет времени, — быстро вставила Памела. Не дай бог, ее сестрица сейчас сболтнет что-то совсем нежелательное. — Перед свадьбой так много дел… Кроме того, это не совсем уместно…
— Не совсем уместно? — сухо спросил Даниэл. — Извини, но мне не понятно, что может помешать старым друзьям поужинать вместе?
Да уж, старые друзья, мысленно усмехнулась она.
— Памела, Даниэл прав, — с укором сказала Сьюзи. — Ты зря лишаешь себя удовольствия.
Удовольствие… Если бы ее сестренка слышала все, что этот человек говорил перед ее появлением в гостиной, она бы поняла, почему Памеле куда приятнее было бы провести вечер в яме со змеями, чем ужинать в его компании.
Самодовольная улыбочка и триумфальный блеск его глаз только усилили ураган, свирепствующий в ее душе. Он сделал все, что нужно, и мог теперь спокойно отойти в сторону и позволить Сьюзи работать на него.
— Знаешь, Мел, что я хочу тебе сказать? — Сьюзи взяла инициативу в свои руки. — Ты просто не смогла задушить в себе чувства, которые испытывала к Даниэлу, — полушутливым тоном продолжала она. — Ты же была без ума от него.
Сьюзи, незаметно от сестры, кокетливо подмигнула Даниэлу.
— Сью, — прошипела Памела. Но Сьюзи не слушала ее.
— Знаешь… — Она повернулась к Даниэлу, который стоял теперь, прислонившись к стене, сложив на груди руки, и явно забавлялся, наблюдая за разыгрываемой перед его глазами сценой. — Знаешь, Памела была одной из твоих самых ревностных болельщиц, когда ты участвовал в играх Уимблдона. Она приклеивалась к телевизору и смотрела все матчи подряд.
— Ну и что! — возразила Памела. — Мне было все равно, кто играет. Ты ведь знаешь, что я всегда любила теннис.
С тенниса все и началось. Благодаря теннису они впервые сблизились. Это было, когда она была еще совсем девчонкой.
— Не спорю, но почему-то ты всегда поднимала крик, подпрыгивала и хлопала в ладоши, когда Даниэл выигрывал.
Памела не знала, куда деваться от смущения. Взгляд Даниэла был прикован к ней, и когда она, кипя от негодования, вскинула на него глаза, он лишь вопросительно поднял рассеченную шрамом бровь и насмешливо улыбнулся.
— Да. Я всегда ценила мастерство и талант, и никто не станет отрицать, что Даниэл обладал и тем и другим, — с вызовом выпалила она.
— О нет!
Памела насмешливо закатила глаза, глядя на свою сестру Сьюзи, которая стояла в дверях с огромным свертком в руке.
— Куда же мы будем все это складывать, а, Сьюзи? От кого она?
Сьюзи посмотрела на адрес.
— От Мэри и Чарльза Кендрик. Запиши их имя в список.
— Еще одно благодарственное письмо, — вздохнула Памела, открывая блокнот и внося имя Кендрик в длинный список. — Когда-нибудь будет этому конец?
— Знаешь, я думаю, что это несправедливо: возложить всю ответственность за подарки на плечи невесты, — сказала Сьюзи, взвешивая посылку в руках. — В конце концов, среди них есть и подарки для жениха. Но на его долю выпадает лишь удовольствие открывать их. А вся тягомотина с ответными благодарностями достается невесте. Это нечестно.
— Я скажу ему об этом сегодня вечером, — со смехом сказала Памела. — Пусть хоть раз сам попытается выразить благодарность за очередной тостер.
— Не нужно. Прошу тебя, Мел, не делай этого, — взмолилась Сьюзи. — Не хочется беспокоить его этими дурацкими тостерами. — За последнюю неделю в доме Джорданов появилось три или четыре подаренных тостера. — Подозреваю, что в этой посылке еще один, — добавила она и потрясла посылку в руках. — Размер соответствующий. И звук тоже.
— Сьюзи, скажи, что ты пошутила. — Памела издала шутливо-мучительный стон и драматично закрыла лицо руками.
Сестры весело рассмеялись. Но вскоре их смех прервал звонок в дверь.
— Кто бы это мог быть? Ради бога, только не очередная посылка.
— Я пойду открывать. Моя очередь, — сказала Памела и принялась прокладывать себе путь через разбросанные подполу коробки, открытки и свитки оберточной бумаги. — Приходится пробираться, как по минному полю, — бросила она через плечо, когда наконец пробралась к двери холла. — Почему свадьбы всегда создают такой беспорядок?
— Было бы легче, если бы к свадьбе не прибавился еще и переезд на новую квартиру, — сказала Сьюзи.
— Не уверена, — рассмеялась Памела и открыла дверь.
Улыбка застыла на ее губах. Встретившись глазами с мужчиной, стоявшим на пороге, она обомлела. Ей захотелось захлопнуть дверь и сказать сестре, что это был рекламный агент, но она быстро сообразила, что это не сработает. Нет, Даниэл не оставит своих намерений с такой легкостью. Насколько она знает его, он не сможет просто так повернуться и вежливо уйти, если перед его носом захлопнут дверь. Если бы она не стояла теперь лицом к лицу с ним, то он просто-напросто продолжал бы давить на кнопку звонка до тех пор, пока она не засвидетельствует его присутствие.
— Привет, Даниэл, — холодно поприветствовала она, пытаясь скрыть волнение. — Чего ты хочешь?
Ослепительная, уничтожающая, обезоруживающая улыбка сияла на его лице. Улыбка, от которой можно было лишиться чувств.
— Подарить тебе вот это.
Перед Памелой появился роскошный букет цветов, который он до этого держал за спиной. Растерявшись, она глупо уставилась на букет. Потом протянула руку и взяла его.
— Цветы? Мне? О боже, как они очаровательны! Невероятно! Это же орхидеи!
— Прекрасные цветы для прекрасной невесты.
Он произнес слово «невеста» таким тоном, что каждый нерв Памелы взвыл от боли, как будто по нему провели ржавой пилой. Она посмотрела ему в глаза и внезапно почувствовала, как тяжелый, болезненный туман заволакивает ее рассудок, лишая той невинной, спонтанной радости, которую она только что испытывала, глядя на цветы.
Увы, она опять ошиблась. По своей глупости и наивности она решила, что Даниэл пришел, чтобы попросить у нее прощения за свою вчерашнюю проделку в лифте, что цветы были его желанием возместить моральный ущерб, который он нанес ей. С такими мыслями она и приняла букет из его рук.
Но Даниэл ни в чем не раскаивался.
— Надеюсь, что ты еще раз подумаешь над моим приглашением поужинать вместе.
Что за чертов упрямец! Памела уже сожалела, что взяла у него цветы. Теперь, когда она поняла смысл его жеста, ей отчаянно хотелось швырнуть эти очаровательные цветы ему в лицо.
Да, это был всего лишь новый подход. Взять ее силой, используя тактику пещерного дикаря, ему не удалось. Вот он и решил попробовать другой, цивилизованный подход.
Внезапно, словно навязчивый звон колоколов, в уме Памелы прозвучали слова, которые он произнес вчера.
До воскресенья осталось пять дней…
— Я все уже обдумала, — ответила она жестко. — И мое решение окончательно: я не хочу ни ужинать с тобой, ни вообще когда-либо встречаться.
— Правда? Ты так уверена в этом? Неужели…
— Памела, с кем это ты так долго разговариваешь? — послышался из холла любопытный голосок Сьюзи, и вскоре она сама появилась в проеме двери.
Золотистые пряди волос свободно струились по ее плечам, на лице — ни малейшего макияжа, и это делало ее похожей на ребенка. В глазах — то же выражение вечного изумления, которое было характерно для двадцатилетней Памелы.
— Что-то случилось? — спросила Сьюзи.
— Ничего, Сью. Даниэл зашел на минутку и уже уходит.
Но по виду Даниэла нельзя было сказать, что он собирается уходить. Более того, теперь он повернулся к Сьюзи и направил на нее свою ослепительную, обворожительную, дьявольскую улыбку.
— Привет, малышка Сьюзи. А ты заметно подросла с тех пор, как я в последний раз тебя видел.
— Так это Даниэл Грант? — удивленно заморгала Сьюзи, отступив на шаг назад и с любопытством оглядывая его. — Привет, Даниэл. Как ты здесь появился?
— Дела, дела привели меня в родной Грин-форд. Вот я между делами и решил восстановить кое-какие старые знакомства.
— Это ты принес цветы? О боже, они великолепны!
Памела мысленно чертыхнулась. Почему Сьюзи сунула сюда свой любопытный носик как раз в тот момент, когда она почти избавилась от непрошеного гостя? Сьюзи была на четыре года младше сестры и во время тех роковых событий была еще зеленым, ничего не смыслящим подростком. Их родители тогда гостили у родственников в Австралии, а Сьюзи училась во Франции по обмену между школами. Их старший брат Джеффри взял тогда всю ответственность на себя. Он настоял на том, чтобы сохранить в тайне все печальные подробности происшедшего, и раздавленная горем Памела была только рада этому.
Но теперь, видя, какой разрушительный эффект произвела эта высоковольтная улыбка на впечатлительную душу ее младшей сестренки, Памела пожалела, что Сьюзи так плохо знала этого человека.
— Эти цветы просто…
— Даниэлу пора идти, , — перебила лепет сестры Памела. — Он спешит на важную встречу.
— Как жаль… — огорчилась Сьюзи. — А я как раз собиралась заварить чай и пригласить Даниэла на чашку чая.
— Не откажусь, — бодро ответил он, сделав вид, что не заметил гневного взгляда, который метнула на него Памела. — Не волнуйся, Памела, я перенесу эту встречу на завтра.
Памела крепко сжала губы.
— Вот и прекрасно! Значит, чайная церемония все-таки состоится! Что ж, тогда я побежала ставить чайник! — Сьюзи всплеснула руками и направилась к двери на кухню.
Но Памела преградила ей путь.
— Может, лучше я это сделаю? — дрожащим голосом спросила она. — А заодно и поставлю цветы в вазу.
Или, скорее, отправлю их прямиком в мусорное ведро, добавила она про себя, но тут же пожалела об этом, представив себе пышную красоту букета посреди картофельной кожуры, оберток и объедков.
Цветы не виноваты в том, что их принес Даниэл Грант.
— Нет, позволь мне заняться этим, — запротестовала Сьюзи, выхватывая букет из ее рук. — У вас с Даниэлом наверняка есть, о чем поболтать. Насколько я помню, вы когда-то были дружны.
— Я бы это так не назвала, — пробурчала Памела, глядя вслед исчезнувшей за кухонной дверью Сьюзи. — Ну что, может, войдешь? — добавила она сквозь стиснутые зубы.
— Трудно отказаться от такого любезного приглашения, — с ехидной усмешкой ответил он.
Его улыбка и лицо были холодными и недобрыми.
— Представляешь, — продолжал он тем же холодным тоном, когда они вошли в гостиную. — Сегодня я впервые ступил на священную территорию особняка семейства Джордан.
Из вежливости Памела молча кивнула, позволяя ему усесться в кресло.
И вправду, они раньше встречались где угодно, только не в этом доме: в каких-то барах, загородных парках, иногда — в теннисном клубе и в редких случаях — в доме, который Даниэл купил для своей матери…
— И смотри, ничего ужасного не случилось. Не прозвучали грозные фанфары рока, предвещающие беду, и стены не затряслись от страха. Но готов поспорить, что старик Абель перевернется в. могиле, когда узнает об этом. Уверен также, что твой старший братец и телохранитель Джеффри тоже не просияет от радости.
— Джеффри больше не живет здесь. У моих братьев теперь своя жизнь и свои дома и семьи.
Дома и семьи, подумала она с грустью. Даже младший брат Джо недавно стал отцом своего первого ребенка.
Ее зеленые глаза наполнились слезами, когда она вспомнила, как всего два месяца назад пришла в роддом, чтобы увидеть своего новорожденного племянника. Сияющая от счастья Мэг, мать малыша, положила ей в руки тяжеленький сверток, и она прижала крошку к груди, чувствуя его тепло, сладкий молочный запах. Необъяснимая нежность затопила ее сердце. Но ее радость уже в следующий миг омрачило ужасное воспоминание о потере своего ребенка, и она едва не разрыдалась, склонив голову над младенцем.
— Скоро у тебя тоже будет свой дом, — напомнил ей Даниэл. — С твоим славным Эриком.
Памела встрепенулась, тряхнула головой и быстро взяла себя в руки.
— У меня уже есть и своя квартира, и свой бизнес. В Лондоне, — резко сказала она. — Ей хотелось как можно скорее замять потенциально взрывоопасную тему.
— Кстати, ты никогда не говорила мне, чем занимаешься, — заметил Даниэл. — Я помню, как ты мучилась с выбором профессии. Какую карьеру ты в конце концов выбрала?
— Я занимаюсь организацией праздников, — безучастно проговорила она. — Вечеринки, юбилеи, свадьбы…
— И как, преуспеваешь? — спросил он на удивление искренне.
— Преуспеваю. Конечно, это мелочь по сравнению с твоим бизнесом, но я зарабатываю неплохо…
— И собираешься продолжать работать даже после свадьбы?
— Конечно. Неужели ты думаешь, что я четыре года создавала себе репутацию только для того, чтобы в один день все бросить?
Даниэл склонил голову набок и почесал затылок.
— Что же это получается? У тебя бизнес в Лондоне, а твой Эрик будет работать на своей замечательной должности в местном банке?
Памела напряглась. Она, видимо, слишком рано обрадовалась, решив, что сумела переключить его внимание. Они уже начали говорить о безобидных, отвлеченных вещах, но тут он снова вспомнил об Эрике.
— Между Гринфордом и Лондоном довольно хорошо налажено транспортное сообщение, — быстро ответила она. — Кроме того, устройство праздников одному человеку не потянуть, и мой заработок позволяет мне содержать двух помощников. Одного — на весь рабочий день, а другого — на несколько часов утром или вечером. А при необходимости — и дольше. Так что мне не всегда обязательно показываться в своем офисе, — довольная собой, пояснила она.
Однако что могло вызвать это странное выражение на его лице? Эту лукавую, подозрительную улыбочку, от которой изогнулись уголки его широкого рта?
— Мои помощники способны превосходно управиться со всеми делами даже без моего вмешательства, — добавила она нерешительно.
Похоже, что у тебя все под контролем. — Он едва сдерживал раздражение, рвущееся наружу. — Черт побери, Памела, может, ты сядешь наконец? Ты мельтешишь перед глазами, и у меня начинается головокружение.
— Извини, — пробубнила она. — Я только собиралась переложить куда-то эти карточки, чтобы освободить себе кресло. Это карточки с местами для гостей. Мы перебирали их перед твоим приходом.
— К черту карточки с местами для гостей, Памела! — Даниэла прорвало. — Мне наплевать и на эти карточки, и на все остальное, что связано с твоей распрекрасной свадьбой с самым лучшим банковским служащим года! Я не за тем сюда пришел, и ты хорошо это знаешь!
— Зачем тогда?
Глупый вопрос. Очень глупый. Она прекрасно знала, что он ответит.
— Что за детские игры, Памела? Ты знаешь, зачем я пришел. Я пришел, чтобы пригласить тебя на ужин, и я не уйду из твоего дома, пока не получу положительный ответ.
— Но почему ты так зациклился на этом ужине? — Памела увидела презрение на его лице. Странно. Он презирает ее и все же хочет провести время в ее обществе. Может, ее легкомысленное поведение в лифте внушило ему надежду на легкую победу? Неужели он настолько зациклен на сексе, что готов пренебречь своими чувствами ради короткого физического удовольствия? — Я вчера сказала тебе все, что думаю.
— А я сказал, что не верю тебе.
Неожиданно он встал с кресла, подошел к ней и, прежде чем она успела сообразить, что происходит, взял ее за плечи. Его жесткие пальцы впились в ее хрупкие косточки.
— Это твое дело.
— Не убедительно, Памела. Я не верю. Все эти твои слегка тепленькие чувства к своему славному заведующему отделом личных вкладов невозможно сравнить с той страстью, с тем пламенем, которое когда-то охватывало нас с тобой. И это можно вернуть, Памела.
— Ни за что и никогда, — проговорила она вяло.
Ей хотелось отвернуться от него и спрятать глаза, но его завораживающий голос и горящий, опасный взгляд не позволили ей сделать этого.
— Этот огонь до сих пор полыхает в нас. Я знаю это, Памела, и уверен, что ты чувствуешь то же самое. Но если ты отвергнешь этот огонь, то он разрушит тебя. Если ты отвергнешь эту страсть, ты отвергнешь часть самой себя и никогда, поверь, никогда не сможешь смириться с последствиями.
— Нет, — повторила она так же беспомощно.
— Подумай, что ты будешь чувствовать, скажем, через год… нет, даже меньше года, будучи женой своего Эрика? Ты проснешься однажды и поймешь, что этот мужчина не удовлетворяет тебя, что он не дает тебе того, чего ты хочешь, что тебе постоянно чего-то не хватает. Что ты тогда будешь делать? А?
— Я сказала. Нет.
Она вырвалась из его рук и отскочила.
— Я не хочу ужинать с тобой! И ты не заставишь меня изменить своего решения. Почему ты не можешь смириться с ним?
Даниэл молчал. Он слегка откинул голову назад, как будто она только что со всей силы влепила ему пощечину. В синих глазах застыло недоумение. Но уже в следующий момент он пришел в себя и снова бросился в атаку.
— Потому что… потому что я не могу! Я не могу с этим согласиться! — Нет, это мало было похоже на атаку. Скорее, он просто должен был что-то ответить и поэтому выпалил эту беспомощную, ничего не значащую фразу. — Потому что я ничего не могу с этим поделать! — горячо продолжал он. — Потому что после новой встречи с тобой я чувствую то же, что чувствовал, когда мне было двадцать четыре! Потому что я смертельно, безумно хочу тебя и не могу думать ни о чем другом! Я не могу есть, не могу спать, не могу жить, если ты не со мной! И, несмотря на все, что тогда произошло между нами, несмотря на то, что мы расстались, я всегда знал, что буду это чувствовать! Это неизбежно, как то, что солнце зайдет сегодня вечером и снова взойдет завтра утром.
Он отвернулся от нее и уставился на залитый солнечным светом сад за окнами гостиной.
— Поверь, я просто ничего не могу с собой поделать, — более спокойно продолжал он. — Как бы ни боролся с собой, что бы ни делал, чтобы выбросить тебя из головы… — Он снова повернулся к ней и бросил взгляд, от которого она похолодела. Позавчера, когда она увидела его в фойе отеля, он посмотрел на нее точно так же. То же яростное презрение на лице, смешанное с диким отвращением. Памеле казалось, что от этого взгляда от нее через секунду останется лишь жалкая горсточка пепла. — Я хочу избавиться от этого чувства не меньше, чем ты…
Его голос был грубым и низким, и Памела содрогнулась при мысли о том, что его поцелуи и ласки были смешаны с этим жгучим презрением.
Но он не имел права презирать ее. Это она должна презирать его за то, что он так бессердечно и подло поступил с ней, за ту жестокость, с которой он бросил ее, когда она отчаянно нуждалась в нем.
Но хуже всего было то чувство отвращения к самому себе, которое он даже не попытался скрыть. Он хотел ее и ничего не мог с этим поделать, не мог справиться с этим испепеляющим желанием, в чем сам пару минут назад так красноречиво признался. Но он хотел избавиться от этого желания. Ему ненавистна была сама мысль о том, что он не способен контролировать эту страсть, как бы ни старался.
— Я понял, что единственное, что я могу сделать, это сдаться, отдаться в руки этой страсти, погрузиться в нее, утонуть в ней. Надеюсь, что только так я смогу избавиться от нее, — глухо проговорил он.
— Своего рода терапия через отвращение? — едко спросила она.
— Может быть, — последовал ответ.
— Скажи, что я сделала, чтобы вызвать у тебя такую ненависть к себе?
— Ты…
— Чай подан!
Веселый, звонкий голосок Сьюзи не дал ему договорить.
— Марта испекла чудесный шоколадный торт, и я принесла его к чаю. Надеюсь, вы проголодались.
Не ведая о том, какие опасные вихри эмоций кружат по комнате, Сьюзи поставила на стол полный поднос.
Памела пробормотала себе под нос что-то невнятное, отдаленно напоминающее согласие, но Даниэл и глазом не повел в сторону Сьюзи.
— Ты носишь фамилию Джордан, — продолжил он, холодно и упрямо глядя Памеле в глаза. — Разве этого не достаточно?
Странно. Даниэл никогда не воспринимал эту вражду между их семьями серьезно. Он смеялся над ее тревогами и подыгрывал ей только в тех случаях, когда страхи и опасения овладевали ею настолько, что крали у них свободу. Или когда один из братьев Памелы выкидывал какую-нибудь особенно неприятную штуку.
— И что ты хочешь этим сказать, Даниэл? — спросила Сьюзи, мило нахмурившись. — Только прошу, не надо о том далеком прошлом. Ты ведь не станешь выкапывать ту дурацкую историю о наших предках, правда? Тем более что теперь это всего лишь история давно минувших дней.
Но Памела так не думала. Наоборот, ей казалось, что между нею и Даниэлом была совершенно новая история. Рана, которую он оставил в ее душе, была свежа и болела так, будто он только вчера нанес ее. Она была рада, что Сьюзи не было поблизости в те годы и она до сих пор пребывает в полном неведении. События той драмы не дошли до нее. К тому времени, когда Сьюзи вернулась в Гринфорд, Даниэл уже покинул его навсегда. Его отец умер за несколько лет до этого, и он перевез мать в свой дом — роскошный маленький дворец в деревне.
Нет. Она не для того столько лет хранила эту историю в тайне, чтобы теперь снова ворошить ее. Ах, как она надеялась, что эта история осталась позади и освободила ее от своей тяжести! И Сьюзи не должна знать о том, что пережила ее сестра из-за этого мужчины.
Памела приклеила к лицу улыбку и молилась только о том, чтобы Сьюзи она не показалась слишком фальшивой.
— Сьюзи, Даниэл просто слегка обижен за то, что я отказалась пойти с ним на ужин, — сказала она, надеясь, что ее слова прозвучали с воздушной беззаботностью.
— Что? Ты отказалась поужинать с Даниэлом? — удивилась Сьюзи. — Памела, ты шутишь?
— Нет. Ты же знаешь, что у меня просто нет времени, — быстро вставила Памела. Не дай бог, ее сестрица сейчас сболтнет что-то совсем нежелательное. — Перед свадьбой так много дел… Кроме того, это не совсем уместно…
— Не совсем уместно? — сухо спросил Даниэл. — Извини, но мне не понятно, что может помешать старым друзьям поужинать вместе?
Да уж, старые друзья, мысленно усмехнулась она.
— Памела, Даниэл прав, — с укором сказала Сьюзи. — Ты зря лишаешь себя удовольствия.
Удовольствие… Если бы ее сестренка слышала все, что этот человек говорил перед ее появлением в гостиной, она бы поняла, почему Памеле куда приятнее было бы провести вечер в яме со змеями, чем ужинать в его компании.
Самодовольная улыбочка и триумфальный блеск его глаз только усилили ураган, свирепствующий в ее душе. Он сделал все, что нужно, и мог теперь спокойно отойти в сторону и позволить Сьюзи работать на него.
— Знаешь, Мел, что я хочу тебе сказать? — Сьюзи взяла инициативу в свои руки. — Ты просто не смогла задушить в себе чувства, которые испытывала к Даниэлу, — полушутливым тоном продолжала она. — Ты же была без ума от него.
Сьюзи, незаметно от сестры, кокетливо подмигнула Даниэлу.
— Сью, — прошипела Памела. Но Сьюзи не слушала ее.
— Знаешь… — Она повернулась к Даниэлу, который стоял теперь, прислонившись к стене, сложив на груди руки, и явно забавлялся, наблюдая за разыгрываемой перед его глазами сценой. — Знаешь, Памела была одной из твоих самых ревностных болельщиц, когда ты участвовал в играх Уимблдона. Она приклеивалась к телевизору и смотрела все матчи подряд.
— Ну и что! — возразила Памела. — Мне было все равно, кто играет. Ты ведь знаешь, что я всегда любила теннис.
С тенниса все и началось. Благодаря теннису они впервые сблизились. Это было, когда она была еще совсем девчонкой.
— Не спорю, но почему-то ты всегда поднимала крик, подпрыгивала и хлопала в ладоши, когда Даниэл выигрывал.
Памела не знала, куда деваться от смущения. Взгляд Даниэла был прикован к ней, и когда она, кипя от негодования, вскинула на него глаза, он лишь вопросительно поднял рассеченную шрамом бровь и насмешливо улыбнулся.
— Да. Я всегда ценила мастерство и талант, и никто не станет отрицать, что Даниэл обладал и тем и другим, — с вызовом выпалила она.