Страница:
На полу — ковер Maud Sienna, бежево-белый в черную крапинку. Одну стену целиком занимают четыре шкафа из высветленного красного дерева. Сегодня я спал в шелковой пижаме от Ralph Lauren. Поднявшись с кровати, я набрасываю ярко-красный халат и иду в ванную. Я мочусь и придирчиво изучаю свое отражение в стекле, которым покрыт висящий над унитазом бейсбольный плакат, — на предмет, нет ли отеков. Потом я переодеваюсь в трусы-боксеры от Ralph Lauren с вышитой монограммой и тонкий свитер от Fair Isle, сую ноги в шелковые шлепанцы в крупный горошек (Enrico Hidolin), надеваю на глаза охлаждающую маску и приступаю к утренней гимнастике. Затем я встаю перед раковиной Washmobile (хром и акрил) с мыльницей, держателем для стаканчика и поручнями, на которых висят полотенца. Полотенца я покупаю в Hastings Tile, а саму раковину (отшлифованный мрамор) я заказывал в Финляндии. Не снимая охлаждающую маску, я изучаю свое отражение. В стаканчик из нержавеющей стали я наливаю жидкость для удаления зубного камня Plax и полощу рот в течение тридцати секунд. Потом выдавиливаю зубную пасту Rembrand на зубную щетку из искусственного черепашьего панциря, тщательно чищу зубы (из-за похмелья мне не до зубной нити, — но, может быть, я чистил их нитью вчера, перед сном?). Я полощу рот листерином. Потом я осматриваю свои ногти и чищу их щеточкой. Снимаю охлаждающую маску, протираю лицо лосьоном, который глубоко очищает поры, накладываю травяную маску с мятой и оставляю на десять минут, на протяжении которых я проверяю ногти на ногах. Потом я полирую зубы щетками Probright и Interplak (они продавались в комплекте с зубной щеткой). Interplack вращается со скоростью 4200 оборотов в минуту, и 46 раз в секунду меняет направление движения; длинная щетина очищает межзубное пространство и массирует десны, а короткая чистит поверхность зубов. Снова полощу рот, на этот раз Cepacol. Смываю маску при помощи мятного скраба. На душе — универсальная насадка австралийского производства из позолоченной меди, покрытой белой эмалью, с распылением воды во всех направлениях и регулировкой высоты в пределах тридцати дюймов. Я встаю под душ и включаю воду. Сначала я моюсь гидроактивным очищающим гелем, потом — медово-миндальным скрабом, а лицо я мою отшелушивающим очищающим гелем. Шампунь Vidal Sassoon лучше всего подходит для удаления чешуек кожи, жира, солей, вредных веществ, содержащихся в загрязненном воздухе, пыли и грязи, которые утяжеляют волосы и склеивают их, а это старит. Бальзам тоже очень хороший — благодаря силиконовой технологии он питает волосы, но не утяжеляет их (это тоже старит). На выходных или перед свиданием я пользуюсь Greune Natural Revitalizing — шампунь, бальзам и питательный комплекс. В них содержится D-пантенол, комплекс витаминов группы В, полисорбит-80, очищающее средство для кожи головы и натуральные травы. В ближайшие выходные я планирую съездить в Bloomingdale's или Bergdorf's и купить (по совету Эвелин) шампунь и лечебный комплекс Foltene European для редеющих волос: он содержит комплексные углеводы, которые проникают в волосы, укрепляют их и придают блеск. Надо купить и Vivagen, комплесккомплекс витаминов для ухода за волосами, — это новый продукт от Redken, предотвращающий минеральные отложения и продлевающий жизненный цикл волос. Луис Керрутерс очень рекомендовал систему Aramis Nutriplexx — питательный комплекс, способствующий улучшению кровообращения. Я выхожу из душа, насухо вытираюсь, опять надеваю трусы-боксеры от Ralph Lauren и перед тем, как нанести на лицо крем для бритья Mousse A Raiser от Pour Hommes, на две минуты прикладываю к лицу горячее полотенце, чтобы смягчить жесткие волоски. Перед бритьем я всегда мажу лицо увлажняющим кремом (я предпочитаю Clinique) и даю ему впитаться. Его можно смыть, но можно и оставить, а крем для бритья нанести поверх него — лучше это сделать помазком, который смягчает и приподнимает волоски, и они легче сбриваются. Он также препятствует испарению влаги и уменьшает трение между лезвием и кожей. Перед бритьем следует смочить бритву горячей водой и брить в направлении роста волос, с легким нажимом на кожу. Бакенбарды и подбородок я всегда брею в последнюю очередь, поскольку на этих участках волосы жестче и им требуется больше времени для смягчения. Бритву надо сразу помыть и тщательно стряхивать воду. После бритья я споласкиваю лицо холодной водой, чтобы удалить все остатки пены. Я пользуюсь только лосьонами либо без спирта вообще, либо с очень небольшим содержанием спирта. После бритья нельзя пользоваться одеколоном, потому что высокое содержание спирта сушит кожу лица (а это старит). Для того, чтобы привести кожу в нормальное состояние, следует протереть ее ватным тампоном с антибактериальным тонизирующим лосьоном без спирта, и смазать увлажняющим кремом. Потом нужно еще раз сполоснуть лицо водой и нанести лосьон, который смягчает кожу и усиливает действие увлажняющего крема. Я предпочитаю гель-лосьон Appaisant, также от Pour Hommes, — превосходное успокаивающее средство для кожи. Если кожа тусклая, сухая и шелушится (а это старит), следует протереть лицо очищающим лосьоном, который удаляет омертвевшие клетки и омолаживает кожу; к тому же он подчеркивает загар. После этого следует нанести на веки крем-бальзам против морщин (Baume Des Yeux) и еще раз протереть лицо увлажняющим «защитным» лосьоном. Прежде чем нанести лосьон для кожи головы, я вытираю волосы насухо и слегка подсушиваю их феном, чтобы придать им объем и форму (без клейких средств для укладки), а потом добавляю еще немного лосьона, равномерно распределяю его при помощи щетки из натуральной щетины Kent. Наконец, расческой с редкими зубьями я зачесываю волосы назад. Я опять надеваю домашний свитер Fair Isle, сую ноги в шелковые шлепанцы и направляюсь в гостиную. Ставлю диск с новым альбомом «Talking Heads», но он начинает «прыгать». Я вынимаю его и вставляю в проигрыватель специальный чистящий диск. Лазерная линза — очень чувствительное устройство; она очень быстро пачкается от пыли, от влажности, от сигаретного дыма, от загрязненного воздуха, — и если она испачкалась, то диск либо вообще не читается, либо «прыгает», перескакивает, меняет скорость и вообще. На чистящем диске есть специальная мягкая щеточка, которая при вращении удаляет с линзы жирный налет и частички пыли. Я снова ставлю «Talking Heads», и на этот раз диск играет нормально. Я забираю газету USA Today, которую мне положили под дверь, иду в кухню, принимаю две таблетки адвила[5]], мультивитамины и калий, запиваю их минеральной водой Evian прямо из бутылки, потому что моя домработница, пожилая китаянка, вчера забыла включить посудомоечную машину, и мне приходится наливать грейпфрутово-лимонный сок в винный стакан St. Remy из набора от Baccarat. Я смотрю на неоновые часы, висящие над холодильником, и вижу, что у меня еще полно времени и можно спокойно позавтракать. Стоя у кухонной стойки, я ем из алюминиевых мисочек производства ФРГ киви и нарезанную дольками японскую грушу (в Gristede's они стоят четыре доллара за штуку). Из большого стеклянного шкафа я достаю булочку с отрубями, пакетик с травяным чаем (без кофеина) и упаковку овсяных хлопьев. Одна стена кухни полностью заставлена такими шкафами: шлифованное металлизированное стекло, полочки из нержавеющей стали, металлический серо-синий корпус. Я разогреваю в микроволновой печи половину булочки и ем ее, пока теплая, намазав ее яблочным маслом. Потом ем овсяные хлопья и пророщенные зерна пшеницы с соевым молоком. Все это я запиваю еще одной бутылкой Evian и чашечкой травяного чая. Рядом с домашней хлебопечкой Panasonic и электрической кофеваркой Salton Pop-Up — еще одна кофеварка (для эспрессо), серебряная Cremina (как ни странно, она еще теплая), которую я купил в Hammacher Schlemmer, а также микроволновая печь Sharp модели R-1810A Carousel II на вертящейся подставке (в ней я подогреваю вторую половину булочки). Возле раковины стоит грязная термо-чашечка из нержавеющей стали с блюдцем и ложечкой. Рядом с тостером Salton Sonata, кухонным комбайном Cuisinart Little Pro, электрической соковыжималкой Acme Supreme и миксером Cordially Yours стоит большой электрический чайник из нержавеющей стали, на две с половиной кварты[6]], который высвистывает мелодию «Чай вдвоем», когда вода закипает. Я делаю себе еще одну чашку бескофеинового чая «яблоко с корицей». Я долго пялюсь на нож Black & Decker, который лежит возле раковины, вделанной в стену. Он предназначен для очистки и нарезки овощей и продается в наборе с различными съемными лезвиями, которые крепятся на одной рукоятке, — обычное лезвие, лезвие с зазубренным краем и лезвие с зубчатым краем. Сегодня я надеваю костюм от Alan Flusser с удлиненным пиджаком и узкими брюками, в стиле восьмидесятых (который, в свою очередь, является обновленной версией моды тридцатых). В этой модели пиджак имеет подплечники, вырез на полочках небольшой, а спинка — с фалдами. Мягкие лацканы шириной около четырех дюймов имеют заостренные кончики. На хорошо скроенном двубортном пиджаке лацканы с заостренными кончиками смотрятся более элегантно, чем закругленные. Низкие «двойные» карманы прикрыты маленькими отворотами, над которыми есть прорезь, подшитая узкой полоской ткани. Четыре пуговицы образуют правильный квадрат; еще две пуговицы располагаются чуть выше перехлеста лацканов. Глубокие складки на брюках продолжают линии широкого пиджака. Спереди линия талии чуть завышена. На поясе есть удобные петельки для подтяжек. Шелковый галстук в крапинку — от Valentino Couture. Легкие туфли без шнурков из крокодиловой кожи — от A.Testoni. Одеваясь, я смотрю телевизор, — Шоу Патти Винтерс. Сегодня у нее в гостях женщины, страдающие раздвоением личности. На экране — невзрачная тучная дама преклонного возраста. За кадром звучит голос Патти:
— Так что же это: шизофрения или нет? Расскажите нам!
— Нет-нет. Люди, страдающие раздвоением личности, — не шизофреники, — отвечает женщина, качая головой. — Мы не опасны.
— Итак, — Патти стоит посреди студии с микрофоном в руке, — Кем вы были в прошлом месяце?
— Кажется, в прошлом месяце я в основном была Полли, — говорит женщина.
Камера показывает зрителей в студии. Крупным планом — встревоженное лицо какой-то домохозяйки, но она даже не успевает заметить себя на экране: теперь снова показывают женщину с раздвоением личности.
— Хорошо, — продолжает Патти. — А кто вы теперь?
— Ну… — устало вздыхает женщина, похоже, что этот вопрос ей задавали неоднократно, и она раз за разом честно на него отвечала, однако ей по-прежнему никто не верит. — В этом месяце я…. баранья отбивная. В основном, баранья отбивная.
Долгая пауза. Наплыв камеры. Крупным планом — ошеломленная домохозяйка качает головой, другая домохозяйка что-то шепчет ей на ухо.
На мне туфли без шнурков из крокодиловой кожи от A.Testoni.
Доставая свой плащ из стенного шкафа в прихожей, я натыкаюсь на клетчатый шарфик от Burberry и такую же куртку с вышитым китом (похоже, это детские вещи). Куртка измазана чем-то, похожим на засохший шоколадный сироп, манжеты потемнели. Уже в лифте я завожу свой Rolex, слегка покачивая запястьем. Здороваюсь со швейцаром, выхожу на улицу, ловлю такси и отправляюсь на Уолл-стрит.
В БАРЕ «HARRY'S»
— Так что же это: шизофрения или нет? Расскажите нам!
— Нет-нет. Люди, страдающие раздвоением личности, — не шизофреники, — отвечает женщина, качая головой. — Мы не опасны.
— Итак, — Патти стоит посреди студии с микрофоном в руке, — Кем вы были в прошлом месяце?
— Кажется, в прошлом месяце я в основном была Полли, — говорит женщина.
Камера показывает зрителей в студии. Крупным планом — встревоженное лицо какой-то домохозяйки, но она даже не успевает заметить себя на экране: теперь снова показывают женщину с раздвоением личности.
— Хорошо, — продолжает Патти. — А кто вы теперь?
— Ну… — устало вздыхает женщина, похоже, что этот вопрос ей задавали неоднократно, и она раз за разом честно на него отвечала, однако ей по-прежнему никто не верит. — В этом месяце я…. баранья отбивная. В основном, баранья отбивная.
Долгая пауза. Наплыв камеры. Крупным планом — ошеломленная домохозяйка качает головой, другая домохозяйка что-то шепчет ей на ухо.
На мне туфли без шнурков из крокодиловой кожи от A.Testoni.
Доставая свой плащ из стенного шкафа в прихожей, я натыкаюсь на клетчатый шарфик от Burberry и такую же куртку с вышитым китом (похоже, это детские вещи). Куртка измазана чем-то, похожим на засохший шоколадный сироп, манжеты потемнели. Уже в лифте я завожу свой Rolex, слегка покачивая запястьем. Здороваюсь со швейцаром, выхожу на улицу, ловлю такси и отправляюсь на Уолл-стрит.
В БАРЕ «HARRY'S»
Поздно вечером, уже в сумерках, мы с Прайсом спускаемся по Ганновер-стрит и направляемся к «Harry's», словно нас ведет невидимый радар. С тех пор, как мы вышли из P&P, Прайс не произнес ни слова. Он даже не отпустил никаких шуточек по поводу мерзкого нищего, скрючившегося под мусорным баком на Стоун-стрит, хотя и не пропустил блондинку (роскошные сиськи, отличная задница, высокие каблуки), которая шла в сторону Уотер-стрит, — и зловеще, по-волчьи присвистнул ей вслед. Сегодня Прайс нервный и раздражительный; и у меня нет ни малейшего желания спрашивать у него, в чем дело. На нем — легкий льняной костюм от Canali Milano, хлопчатобумажная рубашка от Ike Behar, шелковый галстук от Bill Blass и кожаные ботинки на шнурках от Brooks Brothers. На мне — легкий льняной пиджак и такие же брюки в складку, хлопчатобумажная рубашка, шелковый галстук (все от Valentino Couture) и кожаные ботинки в дырочку от Allen-Edmonds. Мы заходим в «Harry's» и сразу же видим столик, за которым сидят Дэвид Ван Паттен и Крэйг Макдермотт. На Ван Паттене — двубортный спортивный пиджак (шерсть с шелком), брюки на пуговицах с внутренними складками (тоже шерсть с шелком) от Bill Blass и кожаные ботинки от Brooks Brothers. На Макдермотте — льняной костюм с брюками в складку, рубашка от Basile (хлопок-лен), шелковый галстук от Joseph Abboud и туфли без шнурков из страусиной кожи от Susan Bennis Warren Edwards.
Они склонились над столом и что-то сосредоточенно пишут на бумажных салфетках; перед каждым стоит стакан, — соотвественносоответственно, скотч и мартини. Они машут нам. Прайс швыряет свой кожаный дипломат Tumi на пустой стул и устремляется к бару. Я кричу ему: «Мне J&B со льдом», и сажусь рядом с Ван Паттеном и Макдермоттом.
— Слушай, Бэйтмен, — по голосу Крэйга понятно, что это не первый его мартини. — Можно ли надевать мокасины под деловой костюм? И не смотри на меня, как на придурка.
— Черт, не спрашивай Бэйтмена, — стонет Ван Паттен, размахивая перед лицом своей золотой ручкой Cross. В рассеянности он отхлебывает мартини.
— Ван Паттен? — говорит Крэйг.
— Да?
Макдермотт колеблется, но потом все-таки спокойно говорит
— Заткнись.
— Чем вы, парни, тут занимаетесь? — Я замечаю у бара Луиса Керрутерса. Он стоит рядом с Прайсом. Прайс его полностью игнорирует. Одет Керрутерс неважно: четырехпуговичный двубортный шерстяной костюм, по-моему, от Chaps, хлопчатобумажная рубашка в полоску, шелковая бабочка, плюс очки в роговой оправе от Oliver Peoples.
— Бэйтмен, мы придумываем вопросы, чтобы послать в GQ, — отвечает Ван Паттен.
Луис замечает меня, слабо улыбается, потом, если я не ошибаюсь, краснеет и вновь поворачивается к бару. Почему-то бармены никогда не обращают внимания на Луиса.
— Мы поспорили, кого из нас первым опубликуют в рубрике «Вопрос-ответ», так что я жду ответа. Так что ты думаешь? — настойчиво спрашивает Макдермотт.
— О чем? — раздраженно спрашиваю я.
— О мокасинах, придурок, — говорит он.
— Ладно, ребятки, — я тщательно взвешиваю слова. — мокасины — традиционно повседневная обувь… — Я кидаю на Прайса выразительный взгляд, — видно, что ему очень хочется выпить. Он пролетает мимо Луиса, который протягивает ему руку. Прайс улыбается, что-то говорит, движется дальше — по направлению к нашему столику. Луис снова пытается привлечь внимание бармена. Опять безуспешно.
— Но все-таки их можно надевать с костюмом именно потому, что они такие популярные, да? — перебивает меня Крэйг.
— Да, — согласно киваю я. — Но только черные или из испанской дубленой кожи.
— А коричневые? — подозрительно спрашивает Крэйг.
Подумав, я отвечаю:
— Коричневые смотрятся слишком спортивно для делового костюма.
— О чем вы, пидоры, болтаете? — встревает Прайс. Он дает мне стакан и садится, закинув ногу на ногу.
— Ладно, теперь мой вопрос, — говорит Ван Паттен. — В двух частях… — он выдерживает театральную паузу. — Закругленные воротнички — это слишком нарядно или слишком небрежно? Часть вторая: какой галстучный узел лучше всего смотрится с закругленными воротничками?
Прайс по-прежнему раздражен, в его голосе все еще чувствуется напряжение. Он отвечает быстро, четко выговаривая слова, так что слышно всему залу:
— Они выглядят нейтрально и подходят как к деловым костюмам, так и к спортивным пиджакам. В особо торжественных случаях они должны быть накрахмалены, а на официальных приемах с ними носят булавку. — Он умолкает, вздыхает. Кажется, он заметил кого-то знакомого. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кого.
Прайс продолжает:
— С блейзером круглые воротнички должны выглядеть мягкими, поэтому их не крахмалят. С блейзером их носят как с булавкой, так и без нее. Поскольку традиционно считается, что круглые воротнички носят выпускники частных школ, то лучше всего они смотрятся с относительно небольшим галстучным узлом.
Он отпивает глоток мартини и меняет ноги местами.
— Еще вопросы?
— Купите человеку выпить, — говорит Макдермотт, на которого явно призвелапроизвела впечатление речь Прайса.
— Прайс? — говорит Ван Паттен.
— Да? — рассеянно отвечает Прайс, окидывая взглядом зал.
— Что бы мы без тебя делали?!
— Слушайте, — говорю я, — где мы сегодня ужинаем?
— У меня с собой верный мистер «Загат»[7]], — Ван Паттен вытаскивает из кармана темно-красную книжицу и машет ей перед носом Тимоти.
— Ура, — сухо произносит Тимоти.
— Ну и чего нам хочется? — спрашиваю я.
— Что-нибудь блондинистое и с большими сиськами. — Прайс.
— Может, то сальвадорское бистро? — Макдермотт.
— Слушайте, мы же потом собирались в «Туннель», так что давайте где-нибудь там.
— Черт, — говорит Макдермотт. — Мы идем в «Туннель»? На прошлой неделе я снял там одну цыпочку из Вассара[8]]…
— Господи, только не надо опять, — стонет Ван Паттен.
— Тебе -то что? — огрызается Макдермотт.
— Я там был. И я не обязан снова это выслушивать, — говорит Ван Паттен.
— Но я же тебе не рассказывал, что случилось потом, — говорит Макдермотт, подняв брови.
— Когда это вы, ребята, там были? — интересуюсь я. — А меня почему не позвали?
— Ты был в этом мудацком круизе. Заткнись и слушай. В общем, подцепил я в «Туннеле» эту цыпочку из Вассара… роскошная телка, высокая грудь, отличные ноги, все в полном порядке… купил ей пару коктейлей с шампанским, она сюда на каникулы приехала… в общем, она чуть не взяла в рот прямо в зале с канделябрами… Повез я ее к себе…
— Ага, ага, — перебиваю я. — А можно спросить, где в это время была Памела?
Крэйг морщится:
— Да пошел ты. Я хотел, чтобы мне отсосали, Бэйтмен. Я хотел телку, которая разрешает…
— Я не желаю это слышать, — говорит Ван Паттен, затыкая уши. — Он сейчас скажет гадость.
— Ты ханжа, — ухмыляется Макдермотт. — Слушай, мы же не собирались покупать общую квартиру или бежать в церковь. Мне просто хотелось, чтобы мне отсасывали — минут тридцать-сорок…
Я кидаю в него палочку из коктейля.
— Короче, мы приходим ко мне и… слушайте… — он придвигается ближе к столу, — она к тому времени выпила столько шампанского, что должна была ебаться как слон, и представляете…
— Дала без гондона?
Макдермотт закатывает глаза:
— Девка была из Вассара, а не из Квинса.
Прайс трогает меня за плечо:
— А что это значит?
— Ладно, слушайте, — говорит Макдермотт. — Она… вы готовы?
Он выдерживает театральную паузу.
— Она подрочила мне рукой, и ничего больше… но и это еще не все… она даже перчатку не сняла.
Он откидывается на стуле и смотрит на нас, самодовольно потягивая мартини.
Мы все воспринимаем его рассказ очень серьезно. Никто не подшучивает над Макдермоттом за его откровенность или за неспособность надавить на ту цыпочку. Все молчат и думают об одном: Никогда не снимай девок из Вассара.
— Что тебе нужно, так это цыпочка из Кэмдена, — замечает Ван Паттен, как только приходит в себя после рассказа Макдермотта.
— Ну конечно, — говорю я. — Для них ебаться с родным братом — в порядке вещей.
— Зато они думают, что СПИД — это новая британская группа, — добавляет Прайс.
— Так где мы ужинаем? — спрашивает Ван Паттен, рассеянно глядя на вопрос, записанный у него на салфетке. — Где мы, блядь, будем ужинать?
— Забавно: девки считают, что мужики только этим и озабочены… болезнями всякими и прочей херней, — говорит Ван Паттен, качая головой.
— В жизни не стану трахаться с гондоном, — объявляет Макдермотт.
— Я тут отксерил одну статью, — говорит Ван Паттен, — в ней говорится, что какую бы паскудную, продажную, грязную телку мы ни драли, шанс заразиться — равен полдесятитысячной процента, или что-то вроде того.
— У нормальных парней такого просто не может быть.
— Во всяком случае, у белых.
— И эта девка была в ебаной перчатке? — переспрашивает Прайс, который, похоже, еще не оправился от потрясения. — В перчатке?! А не проще бы было подрочить самому?!
— Знаешь, хуй тоже встает, — говорит Ван Паттен. — Это Фолкнер написал.
— Ты где учился? — интересуется Прайс. — В Pine Manor?
— Парни, — говорю я, — смотрите, кто идет.
— Кто? — Прайс даже не поворачивает головы.
— Подсказка, — говорю я. — Самый большой кретин в компании «Drexel Burnham Lambert».
— Конноли? — высказывает догадку Прайс.
— Привет, Пристон, — здороваюсь я с Пристоном, пожимая ему руку.
— Ребята, — говорит Пристон, кивая всем сразу, — прошу прощения, но сегодня я с вами поужинать не смогу.
На Пристоне — двубортный шерстяной костюм от Alexander Julian, хлопчатобумажная рубашка и шелковый галстук от Perry Ellis. Он кланяется, положив руку на спинку моего стула. — Мне очень жаль, но, знаете ли, обстоятельства.
Прайс награждает меня гневным взглядом и произносит одними губами:
— А его приглашали?
Я пожимаю плечами и допиваю остатки J&B.
— Чем вчера вечером занимался? — спрашивает Макдермотт и добавляет: — Славный костюмчик.
— Кем вчера занимался? — поправляет Ван Паттен.
— Нет-нет, — отвечает Пристон, — ничего такого. Вполне респектабельный и приличный вечер. Без девок, бухла и траха. Ходили в «Русскую чайную» с Александрой и ее родителями. Она называет отца… вы подумайте… Билли. А я был такой весь замотанный и уставший… а там только «Столичная».
Он зевает, снимает очки (Oliver Peoples, разумеется) и протирает их носовым платком от Armani.
— Не знаю, но по-моему наш малахольный православный официант кинул мне в борщ кислоту. Я такой, блядь, уставший.
— А сегодня что делаешь? — любопытствует Прайс безо всякого интереса.
— Надо вернуть видеокассеты, ужинаем с Алексадрой во вьетнамском ресторане, а потом идем на Бродвей, на какой-нибудь британский мюзикл, — говорит Пристон, обводя взглядом зал.
— Слушай, Пристон, — говорит Ван Паттен. — Мы тут придумываем вопросы, чтобы послать в GQ. Может, подскажешь?
— Подскажу, — отвечает Пристон. — Когда надеваешь смокинг, как сделать так, чтобы сорочка спереди не задиралась?
С минуту Ван Паттен с Макдермоттом сидят молча, а потом Крэйг, нахмурив брови и посерьезнев, задумчиво произносит:
— Хороший вопрос.
— Прайс, — говорит Пристон, — а у тебя есть вопрос?
— Есть, — Прайс вздыхает. — Когда у тебя все друзья — бараны, то что будет, если ты вышибешь им мозги «магнумом» тридцать восьмого калибра: уголовное преступление, просто проступок или Божественное Провидение?
— Не пойдет для GQ, — говорит Макдермотт. — Попробуй отправить в Soldier of Fortune[9]].
— Или в «Vanity Fair», — Ван Паттен.
— А это кто? — глядя в сторону бара, говорит Прайс. — Это не Рид Робисон? Кстати, Пристон, надо просто пришить к сорочке петельку, пристегивающуюся к пуговице на брюках, и проследить за тем, чтобы накрахмаленный перед сорочки не опускался ниже пояса брюк, иначе, когда садишься, он будет топорщиться, так этот мудак — Робисон или нет? Чертовски похож.
Слегка ошалев от речи Прайса, Пристон медленно оборачивается, вновь надевает очки и смотрит, щурясь, в сторону стойки.
— Нет, это Найджел Моррисон.
— А-а-а! — восклицает Прайс. — Один из этих молоденьких британских педиков, стажирующихся в…
— Откуда ты знаешь, что он — педик? — перебиваю я.
— Британцы все педики, — пожимает плечами Прайс.
— Но откуда ты знаешь, Тимоти? — ухмыляется Ван Паттен.
— Я видел, как он ебал Бэйтмена в жопу. В сортире банка Morgan Stanley.
Я вздыхаю и обращаюсь к Пристону:
— А где он стажируется, Моррисон?
— Не помню, — отвечает Пристон, почесывая в затылке. — В Lazard?
— Где? — напирает Макдермотт. — В First Boston? Goldman?
— Точно не помню, — говорит Пристон. — Может, в Drexel? Он всего лишь помощник ответственного аналитика по финансам, а его жуткая подруга с гнилыми зубами, та вообще сидит в какой-то дыре, занимается выкупом акций за счет кредита.
— Где мы сегодня ужинаем? — говорю я. Мое терпение лопается. — Надо заказать столик. Я не собираюсь стоять в каком-нибудь ебаном баре.
—А что это за дрянь надета на Моррисоне? — обращается сам к себе Пристон. — Что, действительно костюм в полоску с клетчатой рубашкой?
— Это не Моррисон, — говорит Прайс.
— А кто? — Пристон снова снимает очки.
— Это Пол Оуэн, — говорит Прайс.
— Это не Пол Оуэн, — говорю я. — Пол Оуэн в другом конце бара. Вон там.
Оуэн стоит у стойки в двубортном шерстяном костюме.
— Он занимается счетами Фишера, — говорит кто-то.
— Везучий мерзавец, — бормочет кто-то другой.
— Везучий жидовский мерзавец, — произносит с нажимом Пристон.
— Боже мой, Пристон, — говорю я. — Это—то тут причем?
— Слушай, я своими глазами видел, как он трепался по телефону с исполнительными менеджерами, и при этом плел ебаную менору. А в прошлом декабре он приволок в офис куст хануки, — неожиданно оживившись, говорит Пристон.
— Хуйню ты плетешь, — холодно замечаю я, — а не менору. Хуйню.
Они склонились над столом и что-то сосредоточенно пишут на бумажных салфетках; перед каждым стоит стакан, — соотвественносоответственно, скотч и мартини. Они машут нам. Прайс швыряет свой кожаный дипломат Tumi на пустой стул и устремляется к бару. Я кричу ему: «Мне J&B со льдом», и сажусь рядом с Ван Паттеном и Макдермоттом.
— Слушай, Бэйтмен, — по голосу Крэйга понятно, что это не первый его мартини. — Можно ли надевать мокасины под деловой костюм? И не смотри на меня, как на придурка.
— Черт, не спрашивай Бэйтмена, — стонет Ван Паттен, размахивая перед лицом своей золотой ручкой Cross. В рассеянности он отхлебывает мартини.
— Ван Паттен? — говорит Крэйг.
— Да?
Макдермотт колеблется, но потом все-таки спокойно говорит
— Заткнись.
— Чем вы, парни, тут занимаетесь? — Я замечаю у бара Луиса Керрутерса. Он стоит рядом с Прайсом. Прайс его полностью игнорирует. Одет Керрутерс неважно: четырехпуговичный двубортный шерстяной костюм, по-моему, от Chaps, хлопчатобумажная рубашка в полоску, шелковая бабочка, плюс очки в роговой оправе от Oliver Peoples.
— Бэйтмен, мы придумываем вопросы, чтобы послать в GQ, — отвечает Ван Паттен.
Луис замечает меня, слабо улыбается, потом, если я не ошибаюсь, краснеет и вновь поворачивается к бару. Почему-то бармены никогда не обращают внимания на Луиса.
— Мы поспорили, кого из нас первым опубликуют в рубрике «Вопрос-ответ», так что я жду ответа. Так что ты думаешь? — настойчиво спрашивает Макдермотт.
— О чем? — раздраженно спрашиваю я.
— О мокасинах, придурок, — говорит он.
— Ладно, ребятки, — я тщательно взвешиваю слова. — мокасины — традиционно повседневная обувь… — Я кидаю на Прайса выразительный взгляд, — видно, что ему очень хочется выпить. Он пролетает мимо Луиса, который протягивает ему руку. Прайс улыбается, что-то говорит, движется дальше — по направлению к нашему столику. Луис снова пытается привлечь внимание бармена. Опять безуспешно.
— Но все-таки их можно надевать с костюмом именно потому, что они такие популярные, да? — перебивает меня Крэйг.
— Да, — согласно киваю я. — Но только черные или из испанской дубленой кожи.
— А коричневые? — подозрительно спрашивает Крэйг.
Подумав, я отвечаю:
— Коричневые смотрятся слишком спортивно для делового костюма.
— О чем вы, пидоры, болтаете? — встревает Прайс. Он дает мне стакан и садится, закинув ногу на ногу.
— Ладно, теперь мой вопрос, — говорит Ван Паттен. — В двух частях… — он выдерживает театральную паузу. — Закругленные воротнички — это слишком нарядно или слишком небрежно? Часть вторая: какой галстучный узел лучше всего смотрится с закругленными воротничками?
Прайс по-прежнему раздражен, в его голосе все еще чувствуется напряжение. Он отвечает быстро, четко выговаривая слова, так что слышно всему залу:
— Они выглядят нейтрально и подходят как к деловым костюмам, так и к спортивным пиджакам. В особо торжественных случаях они должны быть накрахмалены, а на официальных приемах с ними носят булавку. — Он умолкает, вздыхает. Кажется, он заметил кого-то знакомого. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кого.
Прайс продолжает:
— С блейзером круглые воротнички должны выглядеть мягкими, поэтому их не крахмалят. С блейзером их носят как с булавкой, так и без нее. Поскольку традиционно считается, что круглые воротнички носят выпускники частных школ, то лучше всего они смотрятся с относительно небольшим галстучным узлом.
Он отпивает глоток мартини и меняет ноги местами.
— Еще вопросы?
— Купите человеку выпить, — говорит Макдермотт, на которого явно призвелапроизвела впечатление речь Прайса.
— Прайс? — говорит Ван Паттен.
— Да? — рассеянно отвечает Прайс, окидывая взглядом зал.
— Что бы мы без тебя делали?!
— Слушайте, — говорю я, — где мы сегодня ужинаем?
— У меня с собой верный мистер «Загат»[7]], — Ван Паттен вытаскивает из кармана темно-красную книжицу и машет ей перед носом Тимоти.
— Ура, — сухо произносит Тимоти.
— Ну и чего нам хочется? — спрашиваю я.
— Что-нибудь блондинистое и с большими сиськами. — Прайс.
— Может, то сальвадорское бистро? — Макдермотт.
— Слушайте, мы же потом собирались в «Туннель», так что давайте где-нибудь там.
— Черт, — говорит Макдермотт. — Мы идем в «Туннель»? На прошлой неделе я снял там одну цыпочку из Вассара[8]]…
— Господи, только не надо опять, — стонет Ван Паттен.
— Тебе -то что? — огрызается Макдермотт.
— Я там был. И я не обязан снова это выслушивать, — говорит Ван Паттен.
— Но я же тебе не рассказывал, что случилось потом, — говорит Макдермотт, подняв брови.
— Когда это вы, ребята, там были? — интересуюсь я. — А меня почему не позвали?
— Ты был в этом мудацком круизе. Заткнись и слушай. В общем, подцепил я в «Туннеле» эту цыпочку из Вассара… роскошная телка, высокая грудь, отличные ноги, все в полном порядке… купил ей пару коктейлей с шампанским, она сюда на каникулы приехала… в общем, она чуть не взяла в рот прямо в зале с канделябрами… Повез я ее к себе…
— Ага, ага, — перебиваю я. — А можно спросить, где в это время была Памела?
Крэйг морщится:
— Да пошел ты. Я хотел, чтобы мне отсосали, Бэйтмен. Я хотел телку, которая разрешает…
— Я не желаю это слышать, — говорит Ван Паттен, затыкая уши. — Он сейчас скажет гадость.
— Ты ханжа, — ухмыляется Макдермотт. — Слушай, мы же не собирались покупать общую квартиру или бежать в церковь. Мне просто хотелось, чтобы мне отсасывали — минут тридцать-сорок…
Я кидаю в него палочку из коктейля.
— Короче, мы приходим ко мне и… слушайте… — он придвигается ближе к столу, — она к тому времени выпила столько шампанского, что должна была ебаться как слон, и представляете…
— Дала без гондона?
Макдермотт закатывает глаза:
— Девка была из Вассара, а не из Квинса.
Прайс трогает меня за плечо:
— А что это значит?
— Ладно, слушайте, — говорит Макдермотт. — Она… вы готовы?
Он выдерживает театральную паузу.
— Она подрочила мне рукой, и ничего больше… но и это еще не все… она даже перчатку не сняла.
Он откидывается на стуле и смотрит на нас, самодовольно потягивая мартини.
Мы все воспринимаем его рассказ очень серьезно. Никто не подшучивает над Макдермоттом за его откровенность или за неспособность надавить на ту цыпочку. Все молчат и думают об одном: Никогда не снимай девок из Вассара.
— Что тебе нужно, так это цыпочка из Кэмдена, — замечает Ван Паттен, как только приходит в себя после рассказа Макдермотта.
— Ну конечно, — говорю я. — Для них ебаться с родным братом — в порядке вещей.
— Зато они думают, что СПИД — это новая британская группа, — добавляет Прайс.
— Так где мы ужинаем? — спрашивает Ван Паттен, рассеянно глядя на вопрос, записанный у него на салфетке. — Где мы, блядь, будем ужинать?
— Забавно: девки считают, что мужики только этим и озабочены… болезнями всякими и прочей херней, — говорит Ван Паттен, качая головой.
— В жизни не стану трахаться с гондоном, — объявляет Макдермотт.
— Я тут отксерил одну статью, — говорит Ван Паттен, — в ней говорится, что какую бы паскудную, продажную, грязную телку мы ни драли, шанс заразиться — равен полдесятитысячной процента, или что-то вроде того.
— У нормальных парней такого просто не может быть.
— Во всяком случае, у белых.
— И эта девка была в ебаной перчатке? — переспрашивает Прайс, который, похоже, еще не оправился от потрясения. — В перчатке?! А не проще бы было подрочить самому?!
— Знаешь, хуй тоже встает, — говорит Ван Паттен. — Это Фолкнер написал.
— Ты где учился? — интересуется Прайс. — В Pine Manor?
— Парни, — говорю я, — смотрите, кто идет.
— Кто? — Прайс даже не поворачивает головы.
— Подсказка, — говорю я. — Самый большой кретин в компании «Drexel Burnham Lambert».
— Конноли? — высказывает догадку Прайс.
— Привет, Пристон, — здороваюсь я с Пристоном, пожимая ему руку.
— Ребята, — говорит Пристон, кивая всем сразу, — прошу прощения, но сегодня я с вами поужинать не смогу.
На Пристоне — двубортный шерстяной костюм от Alexander Julian, хлопчатобумажная рубашка и шелковый галстук от Perry Ellis. Он кланяется, положив руку на спинку моего стула. — Мне очень жаль, но, знаете ли, обстоятельства.
Прайс награждает меня гневным взглядом и произносит одними губами:
— А его приглашали?
Я пожимаю плечами и допиваю остатки J&B.
— Чем вчера вечером занимался? — спрашивает Макдермотт и добавляет: — Славный костюмчик.
— Кем вчера занимался? — поправляет Ван Паттен.
— Нет-нет, — отвечает Пристон, — ничего такого. Вполне респектабельный и приличный вечер. Без девок, бухла и траха. Ходили в «Русскую чайную» с Александрой и ее родителями. Она называет отца… вы подумайте… Билли. А я был такой весь замотанный и уставший… а там только «Столичная».
Он зевает, снимает очки (Oliver Peoples, разумеется) и протирает их носовым платком от Armani.
— Не знаю, но по-моему наш малахольный православный официант кинул мне в борщ кислоту. Я такой, блядь, уставший.
— А сегодня что делаешь? — любопытствует Прайс безо всякого интереса.
— Надо вернуть видеокассеты, ужинаем с Алексадрой во вьетнамском ресторане, а потом идем на Бродвей, на какой-нибудь британский мюзикл, — говорит Пристон, обводя взглядом зал.
— Слушай, Пристон, — говорит Ван Паттен. — Мы тут придумываем вопросы, чтобы послать в GQ. Может, подскажешь?
— Подскажу, — отвечает Пристон. — Когда надеваешь смокинг, как сделать так, чтобы сорочка спереди не задиралась?
С минуту Ван Паттен с Макдермоттом сидят молча, а потом Крэйг, нахмурив брови и посерьезнев, задумчиво произносит:
— Хороший вопрос.
— Прайс, — говорит Пристон, — а у тебя есть вопрос?
— Есть, — Прайс вздыхает. — Когда у тебя все друзья — бараны, то что будет, если ты вышибешь им мозги «магнумом» тридцать восьмого калибра: уголовное преступление, просто проступок или Божественное Провидение?
— Не пойдет для GQ, — говорит Макдермотт. — Попробуй отправить в Soldier of Fortune[9]].
— Или в «Vanity Fair», — Ван Паттен.
— А это кто? — глядя в сторону бара, говорит Прайс. — Это не Рид Робисон? Кстати, Пристон, надо просто пришить к сорочке петельку, пристегивающуюся к пуговице на брюках, и проследить за тем, чтобы накрахмаленный перед сорочки не опускался ниже пояса брюк, иначе, когда садишься, он будет топорщиться, так этот мудак — Робисон или нет? Чертовски похож.
Слегка ошалев от речи Прайса, Пристон медленно оборачивается, вновь надевает очки и смотрит, щурясь, в сторону стойки.
— Нет, это Найджел Моррисон.
— А-а-а! — восклицает Прайс. — Один из этих молоденьких британских педиков, стажирующихся в…
— Откуда ты знаешь, что он — педик? — перебиваю я.
— Британцы все педики, — пожимает плечами Прайс.
— Но откуда ты знаешь, Тимоти? — ухмыляется Ван Паттен.
— Я видел, как он ебал Бэйтмена в жопу. В сортире банка Morgan Stanley.
Я вздыхаю и обращаюсь к Пристону:
— А где он стажируется, Моррисон?
— Не помню, — отвечает Пристон, почесывая в затылке. — В Lazard?
— Где? — напирает Макдермотт. — В First Boston? Goldman?
— Точно не помню, — говорит Пристон. — Может, в Drexel? Он всего лишь помощник ответственного аналитика по финансам, а его жуткая подруга с гнилыми зубами, та вообще сидит в какой-то дыре, занимается выкупом акций за счет кредита.
— Где мы сегодня ужинаем? — говорю я. Мое терпение лопается. — Надо заказать столик. Я не собираюсь стоять в каком-нибудь ебаном баре.
—А что это за дрянь надета на Моррисоне? — обращается сам к себе Пристон. — Что, действительно костюм в полоску с клетчатой рубашкой?
— Это не Моррисон, — говорит Прайс.
— А кто? — Пристон снова снимает очки.
— Это Пол Оуэн, — говорит Прайс.
— Это не Пол Оуэн, — говорю я. — Пол Оуэн в другом конце бара. Вон там.
Оуэн стоит у стойки в двубортном шерстяном костюме.
— Он занимается счетами Фишера, — говорит кто-то.
— Везучий мерзавец, — бормочет кто-то другой.
— Везучий жидовский мерзавец, — произносит с нажимом Пристон.
— Боже мой, Пристон, — говорю я. — Это—то тут причем?
— Слушай, я своими глазами видел, как он трепался по телефону с исполнительными менеджерами, и при этом плел ебаную менору. А в прошлом декабре он приволок в офис куст хануки, — неожиданно оживившись, говорит Пристон.
— Хуйню ты плетешь, — холодно замечаю я, — а не менору. Хуйню.