– Слушай, я бы очень хотел взглянуть на этот телескоп. Давай примем приграшение Кифа.
   – Ладно, – легко согласилась я.
   Если рядом был Дэн, я была не против пойти и посмотреть на лучший телескоп из всех когда-либо созданных.
   Так я нашла еще одно место, которое мне очень понравилось. Я смотрела в телескоп на планеты и звезды. Я видела даже небольшую комету на орбите Юпитера. Я даже не могла предположить, насколько это может быть захватывающе. Все, что я видела в телескоп, казалось мне волшебным. Мне хотелось изучать это, смотреть на это больше, узнать его тайны. Почему же я раньше не приходила в обсерваторию? Ах да, Киф приглашал меня одну, а сейчас я настояла на том, чтобы рядом был Дэн.
   Я смотрела на мужчин, и мне казалось, они весьма неплохо поладили друг с другом.
   – Вы знаете о том, что оборот Луны вокруг себя и ее оборот вокруг Земли совпадают по времени? – рассказывал нам Киф, когда мы с Дэном по очереди смотрели в телескоп. – Именно поэтому и получается, что Луна всегда повернута к Земле только одной стороной.
   – А почему так произошло? – спросила я.
   – Гипотезы есть разные. Многие утверждают, что так сделал Бог. Есть предположение, что притяжение Земли так повлияло на Луну, что у нее синхронизировались эти два оборота. Но если быть более точным, то можно сказать, что они совпадают не идеально. Вокруг Земли Луна обращается с переменой скоростью: вблизи перигея движется быстрее, а вблизи апогея – медленнее. А вокруг собственной оси вращение происходит равномерно. Это позволяет увидеть с Земли западный и восточный края оборотной стороны Луны. Это явление называется оптической либрацией по долготе.
   – Интересно, – сказал Дэн. – А я не знал, что мы можем наблюдать с Земли восточный и западный края.
   – Кроме того, мы можем увидеть южный и северный края оборотной стороны.
   – А это почему? – спросила я.
   – Из-за оптической либрации по широте. Видите ли, у Луны есть ось, вокруг которой она вращается. И она немного наклонена. Благодаря этому мы и можем увидеть южный и северный края Луны.
   – Наверное, совсем чуть-чуть? – спросила я.
   Я помнила, как выглядит Луна с Земли. На ней можно разглядеть темные пятна. И я всегда видела их в одних и тех же местах. Я бы не сказала, что они сильно сдвигались в стороны.
   Ответ Кифа удивил меня.
   – Вместе эти явления позволяют увидеть нам 59 процентов поверхности оборотной стороны Луны.
   – Но это же больше половины!
   – Так и есть. Просто мы на Земле не слишком отличаемся наблюдательностью. Если бы у нас хватило ума больше смотреть, люди замечали бы это. Кстати, первым открыл это явление небезызвестный вам Галилео Галлилей. Семнадцатый век. Допотопная технология. Высочайшая наблюдательность, жажда знаний. И вообще – величайший ум в истории человечества. Нынешняя астрономия многим ему обязана.
   – «И все-таки она вертится», – вспомнила я.
   – Именно так.
   Сейчас я видела в Кифе не просто человека, любящего свою работу. Я видела перед собой ученого, в лучшем смысле этого слова. Который опирается на труды других и продолжает их дело. Который требует от себя и от других именно этого: высочайшей наблюдательности и жажды знаний.
   А я считала этого человека последним придурком? Конечно, я не должна была бросаться ему на шею, но нужно было вести себя с ним немного повежливей.
   – Огромное вам спасибо за лекцию, что вы нам тут прочитали, – сказала я, когда мы уходили.
   – И за телескоп, который вы нам показали, – добавил Дэн. – Было очень интересно.
   – Моя обсерватория для вас всегда открыта, – сказал он.
   И я обрадовалась:
   – Значит, к вам можно придти еще?
   Теперь я понимала, что без этой обсерватории мне будет очень сложно. И время от времени я заходила туда, чтобы посмотреть в телескоп на бескрайний мир, о котором мы знали так мало.

Глава 13

   Другим моим любимым занятием стало смотреть на взлеты и приземления космических кораблей. Я радовалась, что на наблюдательном пункте есть окно, охватывающее всю стену и часть потолка. Космодром «Лунное золото» я видела полностью. Мне доставляло огромное удовольствие видеть, что люди могут отсюда улетать. Я от души радовалась за них. Приземление кораблей я встречала не так восторженно. Я чувствовала жалость к тем, кто прилетел сюда и пока еще не знает о наших порядках.
   Расписание кораблей я выучила полностью. Они прибывали и улетали отсюда каждые три дня. Мне было странно, что Мэриан почти не обращает на это внимание.
   Она лишь однажды ждала космического корабля, практически не отлипая от окна.
   – Ты знаешь, кто там должен прилететь?
   – Нет.
   – Известный музыкант Рикардо Гомес. О, я его обожаю!
   Рикардо знали все. Он был очень известен.
   – Зачем он сюда летит? Давать концерт?
   Я подумала, что это очень хорошее развлечение для нашего корпуса. Мы все тут так заработались, что пора бы уже устроить какой-то отдых. Я бы с удовольствием сходила на концерт. И тем более, Рикардо Гомеса.
   – Нет, – сказала Мэриан. – Он едет на съемки нового клипа. Я так рада быть с ним в одном здании!
   Вместе с Мэриан я наблюдала за приземлением корабля.
   – Ах, он уже здесь, так близко от меня, мой любимый Рикардо Гомес! – таяла Мэриан.
   – Не боишься, что я расскажу все твоему мужу?
   – Он тоже любит Рикардо Гомеса. Правда, не до такой степени, как я.
   Мэриан хотела увидеть его в автобусе. Но сделать это издали было почти невозможно.
   – Ах, если бы у меня был бинокль! – вздыхала Мэриан.
   – Или даже телескоп Кифа, – усмехнулась я. – Говорят, он самый лучший из существующих.
   На следующий день Мэриан пришла на наблюдательный пункт в прекрасном расположении духа.
   – Я самая счастливая девушка на свете! – сказала она.
   – Почему?
   – У меня есть автограф моего любимого Рикардо Гомеса! – закричала она и запрыгала на месте. А потом добавила шепотом: – Только ты не говори об этом моему мужу.
   Она могла бы не предупреждать об этом. С мужем Мэриан я никогда не общалась.
   Зато с Крисом мы подружились. По вечерам он повадился ходить в нашу с Дэном комнату. Он с деловым видом заявлял, что пришел в гости, и ждал, когда мы его чем-нибудь угостим. Без этого он не уходил.
   Я видела, что этот ребенок очень похож на взрослого.
   – Я принес вам яблоко, – говорил он, доставая его из кармана. – Я же знаю, что без гостинцев к друзьям не ходят.
   Я разрезала яблоко на три части, а сама доставала конфет. Я тоже знала, что если гости приходят к друзьям с гостинцами, то и хозяева должны угостить их чем-нибудь вкусным.
   Иногда я думала: почему Крис так похож на взрослого? Может, он просто давно не общался с себе подобными? С кого ему брать пример? Детей вокруг нет, приходится брать со взрослых.
   – Тебе не скучно здесь одному? – спросила я его однажды.
   – А я не один, – ответил он. – У меня очень много друзей. Ты, Дэн, Келли, Харви…
   Он долго перечислял своих друзей, загибая пальцы. Я видела, что он гордится тем, что общается со взрослыми людьми. А я все думала: он хоть чем-нибудь детским тут занимается?
   – Ты во что-нибудь тут играешь? – спросила я.
   – Да. Моя любимая игра – прятки. Я этот корпус очень хорошо знаю. И могу спрятаться так, что меня никто не найдет. Спорим, ты бы не смогла меня найти.
   Я засмеялась:
   – Не буду с тобой спорить. Проигрывать неохота.
   Когда он ушел, Дэн сказал мне:
   – Знаешь, почему он хорошо знает устройство корпуса? Взрослые пускают его туда, куда не следует. Мы, например, пускаем его в химический отсек. Повара пускают на кухню. В оранжерею он вообще ходит за здрасьте. Хорошо, что Мэриан не пускает его на наблюдательный пункт. А то насмотрелся бы картинок с каторжниками и начал бы сходить с ума, как делаешь ты. Я всегда говорил: до шестнадцати нельзя смотреть на плохое.
   – Мне больше шестнадцати, – напомнила я.
   – Только твоему телу. Твоя душа так молода, что почти не отличается от ребенка.
   – А ты так любишь меня дразнить, что сам похож на пацана, – ответила я. – Из всех нас Крис тут самый серьезный.

Глава 14

   Однажды, когда мы работали с Мэриан вдвоем, она громко сказала:
   – Кто бы мог подумать? Четырежды убийца, а его тут мочат, как мальчишку.
   Я посмотрела на нее.
   – Откуда ты знаешь?
   – Его знают все. Показывали по новостям. «Маньяк-убийца бродит по городу» – кажется, так назывался репортаж. И вот пожалуйста – теперь я сижу тут и наблюдаю, как его самого мочат.
   Я подошла ближе к экрану. Я видела, как в углу туалета один каторжник держал другого, а третий бил его.
   – Почему ты не вмешаешься? – спросила я.
   – Надо, конечно.
   Мэриан нажала кнопку. Слезоточивый газ клубами стал спускаться с потолка. Первый каторжник отпустил второго, и тот сполз на пол, но другой продолжал его долбить. Он как будто бы не обращал внимания на то, что с потолка на него идет слезоточивый газ. Казалось, он должен это понять и отстать от своего противника. Но он этого не делал.
   – Мэриан, сделай что-нибудь! – взмолилась я.
   – Ничего страшного. Иногда преступники ведут себя, как тормоза. До нормальных людей быстро доходит, что это слезоточивый газ. До других это доходит туго.
   Действительно, тот каторжник все-таки схватился за свои глаза и выбежал из помещения. «Маньяк-убийца» на четвереньках пополз оттуда тоже. Было видно, что он кашляет. Он не ориентировался, куда ползти, и врезался головой в унитаз. Потом пополз дальше и, наконец, скрылся с экрана.
   Только тут я вздохнула свободно. И тут же осознала, что все это время, пока наблюдала за ним, не дышала. Я как будто была с ним заодно. Ему нельзя было продохнуть в этом слезоточивом смраде, и я вроде как не имела права. Но теперь все позади.
   Но откуда же у меня такое болезненное переживание к неизвестным мне каторжникам? И что мне дальше с этим делать? Правильно говорит Дэн: не думать об этом, и все. Но как можно об этом не думать?
   – Почему ты сразу не выпустила газ на этого маньяка-убийцу? – спросила я Мэриан, делая свой голос спокойным.
   – Я подумала, что ему будет немного полезно. Он убил четыре человека! В основном, детей. Может, до него дойдет, что нельзя решать вопросы насилием?
   Золотые слова: насилием действительно не решишь вопросы. Но что делает Мэриан? Как это назвать по-другому, если не насилие?
   – Думаешь, ему это поможет что-то осознать? – спросила я.
   – Пусть попробует. Я дала ему такой шанс, – в голосе Мэриан было злорадство.
   – Он осознает, как к нему несправедливы и как ему было больно. Вот и все, что он осознает, – сказала я.
   – Не надо было убивать детей, – жестко ответила она.
   И я вперед догадалась, чем получила подтверждение:
   – Ты его знаешь лично?
   Лицо Мэриан немного дернулось. Она ответила:
   – Нет. Но я немного знала ребенка, которого он убил. Тот учился с Крисом в одной школе. Он был старше его на три года. А теперь я должна защищать этого мерзавца от насилия? Пусть попробует его на собственной шкуре. И если его убьют, я буду только рада!
   В этот момент у меня просто заболело сердце. Я могла понять Мэриан, которая сейчас мстит убийце за невинного ребенка. Но, с другой стороны, у каждого из этих людей свои грехи. Попалась бы им в наблюдатели не Мэриан, а кто-нибудь еще, она бы мстила кому-то другому. Наблюдатель – это профессия. И эта профессия требует непредвзятости. Иногда это сложно. Гораздо сложнее, чем судьям судить человека или арбитрам – матч между командами. Сюда нельзя примешивать свое личное.
   Я хотела сказать все это Мэриан, но подумала, что она вряд ли меня поймет. Сейчас она была рада, что хоть немного ущемила того человека. Но можно ли это назвать хотя бы местью? Тот человек убил четырех. В ответ его перестали избивать минутой позже, чем могли бы. Все это была какая-то вошкотня, которая в принципе не может быть на этом рабочем месте.
   – А может, кто-то из них убил пятерых или шестерых? – спросила я. – Разве этим можно мерить вину человека?
   – У этих подонков нет чувства вины. У них оно напрочь отсутствует.
   – А у тебя, Мэриан?
   Может, я зря задала этот вопрос. Мэриан вспыхнула:
   – Отстань от меня!
   Она просто не могла ничего ответить. Ей казалось, что это разные вещи: насилие, которое сделал этот человек, и насилие, которое позволяет с ним делать она. Да, это были разные вещи. Да только корень один и тот же.
   – Последи за ними, – сказала Мэриан. – Я схожу в туалет.
   Иногда мне приходилось это делать. Я очень не любила, когда Мэриан или ее напарница отлучались. На мне лежала ответственность за все отделение каторжников. И если бы кто-то там подрался, я вынуждена была бы обливать их слезоточивым газом. Пока еще ни разу этого не случалось. И я молила бога, чтобы этого никогда не было и дальше.
   Я смотрела на них, несколько экранов хорошо отражали жизнь, которой они тут живут. Все уголки каторжного отделения: спальни, туалет, столовая, библиотека – все, как полагается. Каторжники бесцельно ходят из угла в угол, играют в карты, смеются друг с другом, ругаются. Все это напоминает муравейник: много движения без цели. У каждого из этих людей нет определенной цели, к которой бы они стремились. Может, всего лишь провести время? А потом все повторяется сначала: один день сменяется другими таким же. Единственная цель: дождаться отдыха, потом – дождаться ужина, потом – дождаться сна, потом – дождаться нового дня. А смысл всего этого?
   Редкие единицы ходили в библиотеку и читали там книги. Были и такие, кто делал физические упражнения. И скорей всего, они делали это не от особого интереса, а чтобы просто занять свое время. Как ужасна должна быть такая жизнь.
   Вернулась Мэриан.
   – Ничего интересного? – спросила она.
   – Ничего.
   – Ты прости. Я, наверное, погорячилась. Я просто вспомнила этого человека, и очень уж мне захотелось, чтобы ему досталось от кого-то… Эти воспоминания все еще живы во мне.
   – Интересно, – сказала я. – Тут есть кто-нибудь из моих знакомых?
   Почему-то сейчас это показалось мне реальным. Если Мэриан тут знает кого-то, то могу знать и я.
   – Можно проверить это по спискам арестантов, – предложила она. – Хочешь?
   Я кивнула головой. Стала просматривать списки, которые были на компьютере. Там были только имена и фамилии. Все были незнакомыми.
   И вдруг я увидела имя, которое мне о чем-то говорило. Джон Торренто.
   – Не может быть! – сказала я.
   Потом подумала: мало ли на свете может быть Джонов Торренто? Может, это просто тезка? Но память упрямо выдавала мне факты о моем бывшем однокласснике Джоне Торренто. Он пил, баловался травкой, плохо учился, хулиганил и как-то остался на второй год. Именно тогда я и вздохнула свободно, так как в классе от него мне житья не было. Некоторые девочки говорили, что завидуют мне: «Как сильно он тебя любит!» Но вряд ли им бы понравилось, если бы к ним относились так же. Джон всячески старался меня подколоть, съязвить в мой адрес и норовил пригласить в клуб или на вечеринку. От его приглашений я постоянно отказывалась, но он продолжал и продолжал их делать. Пока не остался на второй год. Я была очень рада. И я практически не вспоминала о нем после того, как закончила школу. Пару раз слышала о нем новости, которые передавали одноклассники. Вот и все.
   Теперь увидела его в списках каторжников Лунного корпуса. Что ж, в принципе, не удивительно было бы, если бы он скатился до самого дна. И все равно было немного жаль. Какой бы он ни был плохой ученик и школьный хулиган, но видеть его в тюремном отделении было тяжко.
   – А можно на него посмотреть? – спросила я Мэриан.
   – Конечно. Какая группа?
   – Пятая.
   Мэриан сразу же ткнула пальцем в экран:
   – Кто-то из них. Либо здесь, либо в библиотеке.
   Но в библиотеку я даже смотреть не стала. Джон Торренто был не из тех, кто дольше минуты может держать книгу в руках. Если бы тут была комната для курения кальяна, его можно было бы попытаться найти там.
   Я всматривалась в каждого каторжника, пытаясь найти знакомое лицо. Ругала себя: зачем мне это надо? Со времен школы прошло уже десять лет. Разве есть мне дело до Джона, если даже тогда я не знала, куда от него деваться? Но ведь мне надо было убедиться, что это он.
   Я его нашла. Он сидел на нарах в кругу людей и мирно играл в карты. От былой красоты на лице не осталось и следа.
   – Он называл себя Красавчиком, – вспомнила я.
   – Хорошо знаешь его?
   – Мой одноклассник. Не виделись лет десять.
   Мэриан усмехнулась:
   – А теперь представь этих людей лет тридцать-сорок тому назад. Новорожденные детишки. Лежат себе, играют, ползут куда-то, смеются. Ведь, понимаешь, они были способны на все это. Они так же радовали своих мам. Дарили им самодельные открытки на праздники. Искренне ждали Санта Клауса на рождество. И наверняка у них были какие-нибудь коты или щенки, о которых надо было заботиться. И они были неплохими детьми. Ты когда-нибудь видела плохих детей?
   Я покачала головой.
   – Вот и как так получается, что из нормальных, хороших детей вырастают отбросы общества? – закончила Мэриан свою речь.
   Я этого не знала. И ответить ей ничего не могла.
 
   В этот день вечером я рассказала Дэну о своем открытии. Он слушал меня внимательно, но почему-то не понял. Он попытался разыграть сцену ревности:
   – Как, говоришь, его зовут: Джон? У тебя с ним что-то было?
   – Дэн, глупо ревновать к парню десятилетней давности! Я его даже своим «бывшим» не могу назвать.
   – А настоящим?
   – Не смешно! – отрезвила я его.
   – Я пошутил, – спешно оправдался Дэн. Он сделал заинтересованное лицо: – И что же этот Джон? За что он сидит?
   – Не знаю. Там есть поименные списки, а за что – я не смотрела. И честно говоря, не очень хочется.
   Была у меня еще одна проблема, о которой хотелось поговорить с Дэном.
   – Я не первый раз замечаю, что Мэриан злоупотребляет своим положением. На кого-то она сразу же спускает слезоточивый газ, а на кого-то нет. И мне кажется, это неправильно.
   – Это просто скорость реакции, – сказал Дэн. – Иногда получается лучше, иногда хуже. Не обращай на это внимание.
   – Нет, дело не в этом. У нее есть любимчики и нелюбимчики.
   – Она всего лишь человек. У учителя в классе тоже есть такие. И у руководителя в любом коллективе. Любимчики разных полов объединяются в браки. Это естественно для человека – относиться к кому-то лучше, а к кому-то хуже. Мэриан не робот, а живая девушка. Так что все нормально. У тебя ведь тоже наверняка есть любимчики, правда?
   – Среди каторжников нет.
   – А не среди каторжников?
   Дэн сказал это особенным голосом, а потом заиграл бровями: явно намекал на себя. Я засмеялась и поцеловала его. Конечно, у меня был любимчик. И я собиралась за него замуж. В объятиях Дэна я уже не чувствовала себя плохо. Забылись все проблемы и все каторжники на свете.
   Но ненадолго.

Глава 15

   Это случилось двадцать первого ноября.
   Ульрих уже стояла в теплом шарфике и без очков для солнца. Джилиан поговаривала о том, что скоро рождество и надо будет принести мишуру, чтобы нарядить наш манекен. Лунный день был в самом разгаре. Мы с Дэном отметили четыре месяца пребывания на Луне. К этому времени мы тут хорошо освоились. Дэн нашел себе друзей. Я охотно посещала собрания женской коалиции. В общем, жизнь шла своим чередом, пока одно событие не показало оборотную сторону этой жизни.
   В этот день Рикардо Гомес должен был выехать из корпуса на съемки своего нового клипа. Мэриан толклась возле окна.
   – Я его увижу! – говорила она. – Ты понимаешь, я всегда смотрю его клипы. Но никогда еще я не видела, как проходят съемки. А они будут вон там, за окном, я увижу отсюда все! Ну, или почти все.
   – Мэриан, лучше следи за каторжниками, – напомнила я ей.
   – Фу, какая ты скучная, Эл! – ответила мне Мэриан. – Я посмотрю: у тебя вообще нет никого любимого. Среди каторжников ты не нашла себе любимчика, Рикардо тебе не слишком нравится. У тебя есть хоть кто-то, кого ты любишь?
   – Ну да. Дэн. Я собираюсь за него замуж.
   – У всех есть жены и мужья. Я не об этом. Я говорю о простой симпатии к кому-то. У тебя она напрочь отсутствует. Ты больше любишь морали читать, чем завести себе какого-нибудь душку и любить его потихоньку.
   – Прости, Мэриан, я тебе плохо понимаю, – призналась я.
   Мне всегда казалось, что быть фанатом – плохо. Что ими бывает молодежь в период взросления или недалекие взрослые. Упрекать меня за то, что у меня хватает ума не создавать себе кумиров? Нет уж, спасибо. Работа с Мэриан в паре никогда мне особо не нравилась. Сейчас я чувствовала особое раздражение из-за нее.
   – А я вот признаюсь, – сказала она. – Я храню на компьютере фотографии Рикардо. Некоторые даже в обнаженном виде. Я не виновата, что он выложил их в интернет. И я поистине восхищаюсь этим человеком. И это прекрасное чувство. И совершенно не мешает моей любви к мужу. Скажу тебе честно: иногда Рикардо наполняет смыслом мою жизнь.
   – Это как?
   – А ты слышала песни, которые он поет? Иногда они заставляют посмотреть на жизнь по-другому. Иногда они радуют, иногда расстраивают. Но всегда ты чувствуешь себя обновленным из-за них. Иногда мне кажется, что никакой любви-то и нет. А потом послушаю его песни. Он говорит, что любовь есть. И ее начинаешь видеть. И я люблю своего мужа больше, чем любила бы без песен Рикардо.
   Я с трудом понимала ее, но пыталась вникать в смысл слов.
   – А сейчас? – продолжила Мэриан. – Я считала свою работу здесь каторгой. Отбываю свой срок контракта, как каторжники, за которыми я слежу. Мне тут ничего не нравилось. Я считала это место не оборотной стороной, а задницей Луны. Просто по типу: если та сторона является лицом, то противоположная ей является задницей. Разве я не права?
   – Может, логичнее было бы сказать: затылок?
   – Может, и логичнее. Но на задницу это похоже больше. И вдруг появляется Рикардо Гомес. Парень моей мечты. И мы находимся с ним в одном здании. И он дает мне автограф. И он снимает клип у меня на глазах. Моя жизнь наполняется другим смыслом, понимаешь?
   – Да, – осторожно сказала я. – Только, Мэриан, не пора ли тебе вернуться к своим компьютерам? Ты же сама говорила, что каторжников нельзя оставлять без присмотра. Особенно в обеденный перерыв?
   – Ничего с ними не случится. За ними слежу не только я, там у них есть конвой.
   Я отвернулась к своим компьютерам. На душе был осадок. Я знала, что Мэриан злоупотребляет своим положением. А может, то же самое делаю и я? Наверное, надо написать на нее доклад. Или сказать о ее поведении начальнику. Покрывая ее, я сама становлюсь на нее похожей. А с этим мириться нельзя.
   Я с облегчением вздохнула, когда Мэриан отлипла от окна и вернулась на свое рабочее место.
   И моя совесть тут же успокоилась. Я сказала себе, что писать доклады или разговаривать с начальниками надо лишь в том случае, если не получается урегулировать вопрос на местном уровне. Я делаю Мэриан замечания, и она прислушивается к ним. Так что незачем бить тревогу.

Глава 16

   Рикардо и его съемочная группа выехали из корпуса после обеда. Это было согласовано с Арнольдом Расселом. Он сказал, что лучше всего будет загнать всех каторжников на обед, чтобы они не глазели куда не следует и не тратили понапрасну время. А потом уже выпустить из корпуса Рикардо со съемочной группой. На съемки клипа они должны будут отъехать за пределы видимости из каньона. Так что когда каторжников поведут на работу после обеда, никаких казусов не произойдет.
   План был бы блестящим, если бы сработал.
   Началось все с того, что Мэриан бегала от компьютера к окну и наоборот. А когда ей стало скучно смотреть на то, как оборудуется съемочная площадка, она отошла от окна и занялась своими ногтями.
   У Мэриан была скверная привычка: красить ногти на рабочем месте. Она говорила, что в свободное время у нее слишком много дел, а на работе как раз выдается свободная минутка. Так почему бы ее не использовать? Она не думала о том, что люди, которые находятся в этом помещении, тоже вынуждены слышать запах лака. А не всем он нравится.
   – Опять ты развонялась, – упрекнула я ее.
   – Что поделаешь: натура такая, – ответила она.
   Некоторое время работали молча: я над своим компьютером, Мэриан – над своими ногтями. Вдруг я услышала приглушенный вскрик. Я обернулась. Мэриан привстала со стула, подавшись к экрану. Видно, там творилось что-то неординарное. Потому что она выругалась, спешно кинула кисточку в пузырек с лаком и даже не заметила, что та попала мимо и покатилась по столу.
   – О боже! – закричала вдруг Мэриан и с ожесточением стала нажимать кнопки на клавиатуре.
   Я поднялась со своего места и поспешила к ней. Мне казалось, что ей нужна помощь.
   Я даже не могла предположить, что там творится. А когда глянула на экран, дыхание у меня перехватило.
   У некоторых каторжников были автоматы. Как они их раздобыли, я не видела. Но они держали их и стреляли. Перед ними уже лежало несколько убитых солдат. С потолка на них струились клубы слезоточивого газа. Каторжники как будто бы не обращали на них внимания. Они не просто стреляли. Они шли вперед. Они напирали. И вот они сносят дверь в соседнее помещение и толпой бегут туда.
   Дрожащими руками Мэриан включила громкую связь.
   – Капитан! Капитан Смит! Каторжники, они взбунтовались! Прием!
   На мгновение она сделала паузу. Хотела услышать ответ. Но вместо этого там была слышна пулеметная очередь и чьи-то крики.