Эльрида Морозова. Оборотная сторона Луны

   Но нет, они будут не в любой комнате, а лишь в той, где жили женщины. Ближайшая отсюда – комната Тесс.
   Я пробиралась к ней по стеночке. Когда мимо проходили какие-нибудь каторжники, я сжималась в комок и глубже засовывала голову в плечи. Еще я боялась, что меня может выдать грудь. Я старалась прятать ее по мере возможности. И лучшим средством для этого тоже была сутулость. Я была рада, что костюмы каторжников такие громоздкие и словно надутые. Очертания фигуры просматривались в них очень плохо.
   Вот и комната Тесс. Я отворила дверь и вошла внутрь. Видно было, что здесь похозяйничала вооруженная банда. Везде разгром, мебель сломана, по стене прошлась пулеметная очередь. Я боялась, что могу увидеть здесь Тесс: мертвую и изнасилованную. Но ее тут не было, и я была благодарна за это.
   Однако я едва заметно прошептала:
   – Прости, Тесс, – когда открыла ее тумбочку и вытащила флакон с жидкостью для снятия лака.
   На всякий случай надо было уйти в ванную. Если внезапно откроется дверь в комнату, меня увидят сразу. А если я буду в ванной, у меня еще будет время замести за собой следы.
   Защелка была сломана, дверь пришлось просто прикрыть. Несмотря на разгром, ванная сохранилась довольно неплохо. Только лишь зеркало было разбито да в одном месте отвалился кафель.
   Я быстро стерла лак и подстригла ногти под самый корень, как это обычно бывает у мужчин. Потом подумала немного, убрала отвалившийся кафель и попыталась загрести немного грязи себе под ногти. Все должно было естественно. Я и так выделяюсь маленьким ростом, сжатой фигурой, странной сутулостью и выражением ужаса на лице. Если я могу сделать что-то для моего нового облика, я сделаю это.
   Дело было закончено. И хоть я могла бросить ватку со стертым лаком в мусорное ведро, я предпочла смыть ее в унитазе. Чтобы следы деятельности, произведенной женщиной, не оставались на глазах у мужчин.
   Я оглядела свои ногти. Ни единого пятнышка лака на них не осталось. И вдруг я вспомнила Дэна. «Как ты скрупулезно красишь ногти, – говорил он. – Все равно их не будет никто рассматривать. Зачем так стараешься?»
   Боже мой! Дэн! Как я могла забыть о нем? Его убили, как и всех в этом корпусе. Осталась одна я. И вместо того, чтобы оплакивать своего любимого, я занимаюсь ногтями!
   Мне стало ужасно стыдно. Надо было срочно пойти и найти Дэна. А что, если он жив? Может, как и Киф, он сидит где-нибудь у стеночки и ждет помощи. Самым простым было взять и смириться с его смертью. А если еще есть какая-то надежда? Ведь бывают же случаи, когда выживают и после пулевых ранений? И после автоматных очередей? Я не видела в свои экраны, что произошло с Дэном. Так что может быть всякое. И, возможно, ему требуется моя помощь.
   Надо было идти к нему, хотя больше всего мне хотелось закрыться в этой комнате и сидеть здесь до тех пор, пока Земля не вышлет нам помощь. Ведь не может же такого быть, чтобы нас тут всех бросили на произвол судьбы. Это будет бесчестно, если я выживу, а Дэн нет.
   Несколько раз я пыталась выйти, и несколько раз мои попытки срывались. Я всего лишь подходила, нажимала на ручку, а потом отходила от двери. Здесь, несомненно, было безопаснее. Но это только пока. Если я здесь останусь, а кто-то войдет, то я даже не смогу от него убежать. В этом смысле коридор безопаснее. Лучше находиться там, где есть свобода движения.
   Когда в очередной раз послышались голоса в коридоре, я испугалась, что сюда могут войти, и вышла сама.
   Жалкое зрелище представлял собой коридор. Когда-то пол блестел, в нем отражались лампы дневного света с потолка, на нем стояли кадки с цветами, и под ногами лежали красные ковровые дорожки. Сейчас все было сметено, изуродовано, дорожки сбились в кучу, кадки с цветами повалились на бок. Стены и пол были выпачканы кровью. Красные ручейки текли прямо под ногами.
   Но самое ужасное было видеть трупы людей. Их тут было очень много. Самых разных возрастов, в разной одежде, а кто и без. В разных позах, в невообразимых местах. Какой-то мужчина повис на кадке с цветами. Какая-то женщина распласталась на эскалаторе. Это было ужасно, но я думала: «Слава богу, это не Дэн».
   Нет, смотреть на это было невозможно! Я не буду добровольно здесь находиться. Надо вернуться в комнату и сидеть там. И так понятно, что здесь никто не выжил. Так что лучше спрятаться.
   Я дернула ручку в первую попавшуюся комнату. Отворила дверь и хотела войти туда, но остановилась на пороге.
   В комнате были люди. Странной синевой блеснуло обнаженное женское тело. Над ним склонились сразу четверо мужчин в костюмах каторжников. Они были так увлечены, что даже не заметили моего появления.
   Я подавила в себе крик и спешно закрыла дверь. Кажется, она хлопнула. Может, они не заметили этого, а может, это их разозлило. Если они выйдут и увидят тут меня, они тоже могут убить и изнасиловать.
   Стараясь ни на что не смотреть, я пошла прямо по коридору. Тошнота стояла возле самого горла. Но если меня сейчас вырвет, это будет выглядеть подозрительно. Каторжникам должно нравиться то, что здесь происходит. Никто из них не будет в таком ужасе, чтобы не сдержать рвотный рефлекс. А мне нужно притворяться рядовым каторжником.
   В одном месте я увидела Милашку, которого когда-то показывала мне Мэриан. Он стоял посреди коридора под камерой, кричал в нее матом и выделывал всякие жесты. Я привыкла видеть его таким на пленке. Теперь видела живьем. Его даже не заботило то, что камера сломана и не передает ни изображения, ни звуков.
   Ноги сами принесли меня на третий этаж к химическому отделу. Но чем больше я подходила, тем больше замедляла шаги. Что-то как будто оттягивало меня назад. Пока еще у меня была надежда на то, что Дэн жив. Если я сейчас увижу, что это не так, это будет крах всего.
   Возле химического отдела лежали убитые. Я вглядывалась в лицо каждому, ища Дэна.
   Я увидела его у самого входа в химический отсек. Одна его рука была неестественно вывернута. Остекленевшие глаза смотрели прямо перед собой.
   Я почувствовала приступ тошноты и согнулась в сухих судорогах. Затем присела рядом с Дэном, долго смотрела на него. Хотела что-то сказать, но не было таких слов, чтобы выразить все, что я чувствую. Затрясла его руку.
   И вдруг услышала над собой чей-то голос:
   – Что такое? Он еще жив?
   Я подняла голову и увидела уставившееся в мою сторону дуло автомата. И я почувствовала облегчение. Мне очень захотелось, чтобы это быстрее кончилось. Мне была суждена смерть, и я желала ее. Как можно и дальше находиться в этом корпусе среди этих диких людей? По плану все должны были умереть. Я уже украла у жизни несколько минут. Хватит. Я умру рядом с Дэном в костюме каторжника. Никто не заподозрит во мне женщину и не станет насиловать. Так что мое тело не будет поругано. Все равно жить после всего увиденного я не смогу. Не смогу жить без Дэна. И не смогу выжить среди каторжников-убийц.
   Автомат застрочил, оглушая меня своим грохотом. Я зажмурилась, ожидая смерти. Но лишь чувствовала под руками дрожание плоти. Каторжник стрелял в Дэна, считая, что тот мог оказаться живым.
   – Что ты делаешь? – услышала я чей-то окрик.
   Очередь прекратилась. Я не понимала, живая я или мертвая. Если бы меня убили, наверное, я бы чувствовала боль. У меня было ощущение, что в меня не попали, только в Дэна.
   Я посмотрела на него. Перед глазами все плыло. Я чувствовала, что теряю сознание. Моим последним усилием было упасть головой не на изуродованное тело Дэна, а где-то рядом.

Глава 21

   Кто-то хлопал меня по щекам. Возникла надежда, что все это всего лишь сон. Сейчас я проснусь в своей родной кровати рядом с Дэном.
   Я открыла глаза и увидела над собой человека в комбинезоне каторжника. Значит, это был не сон. Все это правда.
   Я застонала от собственного бессилия. У меня ничего не получится тут изменить. У меня даже умереть не получилось, хотя я так хотела этого.
   – Ну что, пришел в себя? – спросил каторжник.
   Он выпрямился надо мной во весь рост. Я молча смотрела на него снизу вверх. «Насиловать будет?» – пронеслось в голове.
   Но этого не последовало. Человек протянул мне руку. Я подала ему свою – скорее, машинально, – и он помог мне подняться. «Значит, отведет в другое место и там изнасилует», – подумала я.
   Человек отпустил меня, а сам присел к Дэну и провел рукой по его лицу, закрывая веки. Затем поднялся, посмотрел на меня, повернулся и ушел.
   Ничего не понимая, я смотрела ему в спину. Что это было? Акт милосердия в среде преступников? Мне помогли, просто так, ничего не требуя взамен? Такого просто не может быть. Все эти каторжники – убийцы и сволочи, последние отродья, которых только можно вообразить. Они не должны помогать кому бы то ни было. Сейчас он вернется и изнасилует меня.
   Я все еще ждала предательства. А человек между тем шел по коридору, глядя по сторонам. Он подошел к какому-то трупу, присел возле него, взял за запястье и пощупал пульс. «Ищет кого-то живого, чтобы изнасиловать», – подумала я.
   Человек отпустил чужую руку и вздохнул:
   – И этот труп. Похоже, тут все…
   Я не верила своим глазам. Среди каторжников нашелся кто-то, кто ходит по Корпусу и пытается найти живых людей? Делает он это профессионально. За запястье берет точно. Веки закрывает, даже не поморщившись. Меня привел в чувство. Этого уж я точно не могла понять.
   Я следила за ним взглядом. Он так и шел по корпусу, походя то к одному, то к другому трупу, и осматривая их. У меня возникло желание идти с ним. Мы действительно могли бы найти здесь кого-то живого. Ради этого еще стоило бы жить. Ради всего остального уже было бессмысленно.
   Я сделала движение вперед, но остановилась. Я представила, что найду кого-то знакомого, он откроет глаза и узнает меня. И тогда все пропало. Мне нельзя было так рисковать собой. Киф узнал меня и чуть не выдал. Это может повториться и с другим. Пусть бы тот человек сам поискал живых, а мне нужно подумать о себе. Как бы эгоистично это ни звучало, но в первую очередь нужно обеспечить безопасность себе.
   Странное дело: я только что думала о смерти, желала ее. А сейчас думаю о том, как бы остаться в живых. Наверное, это одна из функций организма. Так же, как мы дышим, едим, ходим в туалет – точно так же мы хотим жить.
   Я смотрела на человека, пока он не скрылся из виду. Я не пошла с ним. Но от души пожелала, чтобы он нашел как можно больше раненых и привел их в чувство. Пусть у него все получится.
   А мне действительно надо примкнуть к кому-нибудь. Пока я одна, я вызываю подозрения. Каторжники ходят группами: большими или маленькими, но они держатся вместе. Если я одна, я больше на виду. Если кому-то понадобится живое тело для изнасилования, то вперед выберут человека, держащегося особняком. Мне нужно спрятаться за чью-нибудь спину.
   Наверное, все же надо было уйти с тем человеком. Попробовать догнать его?
   Я решила еще раз подойти к Дэну, а потом попробовать догнать того человека.
   С закрытыми глазами Дэн выглядел намного лучше. Как будто бы было в нем какое-то спокойствие.
   «Прости меня, – подумала я. – Я осталась жива, в то время как ты умер. А я не могу даже тебя оплакать».
   Надо было идти. Нет никакого смысла сидеть рядом с Дэном. Это уже был не он. Тут осталось только его тело.
   Мимо проходили двое каторжников. Один из них выглядел вполне миролюбиво. Другой был злой. Я решила, что надо остаться незамеченной, чтобы злой не обратил на меня внимания.
   – … Ведь мне оставалось сидеть всего три месяца! – выговаривал злой своему товарищу. – А теперь что?
   – Ну и теперь посидишь три месяца, – легкомысленно отвечал второй. – За нами прилетят, и все восстановится, как было.
   – Как было? – еще больше разозлился тот. – То есть Волку останется сидеть еще два года, а потом он пойдет на свободу?
   – Ну… Может, не совсем так.
   – Очнись, Брайен! Ты что: не понял, что здесь только что произошло?
   Я посторонилась, чтобы дать им пройти. Но вдруг Брайен изменил направление и пошел рассматривать план эвакуации на стене. Его товарищ остановился:
   – Что тебе все неймется?
   – Жрать хочу. Столовую ищу.
   – И ты можешь думать о еде в это время?
   – А я всегда думаю о еде.
   На плане эвакуации не было написано, где столовая. Там просто были нарисованы помещения. Я знала, где столовая. Но первой заговорить с этими отродьями было страшно.
   – Ну что: нашел?
   – Черти! Они ничего не подписали! – стал возмущаться Брайен. – Они что: не подумали, что можно хотеть кушать?
   Тогда я рискнула сказать:
   – Столовая на шестом этаже, слева по коридору.
   Может, я зря это сказала. Оба каторжника посмотрели на меня, и я с трудом выдержала их взгляды. Однако когда-то это надо было сделать. Мне нужно было найти себе какую-то компанию. Почему бы не этих двоих? Один из них выглядит миролюбивым. Другой хоть и злится, но ему не нравится эта ситуация. Среди этих преступников и дикарей невозможно найти лучших. Они все сволочи. Но есть наименее плохие. Их и надо искать. Наверное, лучшим был тот, который пошел искать по корпусу живых. Но быть рядом с ним все же опасно. Слишком уж он отличался от остальных. Он сам выглядел подозрительно. Если еще я была бы рядом с ним, рано или поздно нас бы разоблачили.
   – Откуда ты знаешь про столовую? – сказал один. – Уже был там?
   Я хотела поддакнуть, но в таком случае осталась бы здесь, а эти бы ушли. А мне надо было бы пойти с ними.
   – Я наоборот иду туда, – ответила я.
   И я пошла впереди, показывая дорогу. А за мной следом шли эти двое. Я удивлялась, как вообще получилась эта ситуация, что я сама вступила в разговор с каторжниками и даже куда-то отвожу их.
   Страха я больше не чувствовала. Наверное, весь вышел. Столько эмоций уже невозможно было вынести. Я не понимала своих чувств, мне казалось, их просто нет во мне. Наверное, это защитная реакция организма. Словно сгорает предохранитель, и человек перестает все ощущать, чтобы не сойти с ума.
   Ведь в моей ситуации вполне можно сойти с ума. Только никому нет от этого пользы. В сумасшедшем виде я натворю глупостей, из-за которых меня убьют. А если все понимать, но ничего не чувствовать, то можно попытаться сохранить себе жизнь. Если уж есть такая функция у тела: хотеть жить, то надо ей пользоваться. И не задаваться сейчас вопросом: а зачем? И что я буду делать дальше без Дэна и остальных? И как вообще можно перенести все произошедшее?
   – Парни, я угощаю! – объявил Брайен, входя в столовую. – Выбирайте свободный столик, а я сейчас принесу на заказ. Лично я люблю устрицы. Вы бы сейчас не отказались от устриц?
   В столовой было мало народу. Столы и стулья были опрокинуты. Хотя за парочкой столиков сидели несколько каторжников и выпивали.
   Холодильники были разбиты. На полу валялись тарелки с едой. Все было размазано по полу. Со стороны поваров была странная тишина. Обычно оттуда доносился говор, смех и тихая музыка. Сейчас ничего этого не было.
   – Какие, к черту, устрицы? – повысил голос второй каторжник.
   Я подумала, что, возможно, зря выбрала себе эту компанию. Брайен хотя бы с виду миролюбив. А его товарищ всегда на взводе. Наверное, надо бы мне примкнуть к другим. Найти бы того человека, который ищет живых по корпусу.
   Злой рванул на себя столик, и тот заскрежетал по полу. Меня передернуло от этого звука. Выпивающие каторжники посмотрели в его сторону с осуждением. Здесь повсюду была злость. Я бы не смогла найти здесь ничего другого.
   Тем же образом злой придвинул к столику три стула. Значит, они взяли меня в свою компанию. Я подумала, что если они будут вести себя слишком дико, я смогу потом уйти.
   Еще я не представляла, как смогу сейчас есть. Когда в мире творятся такие вещи, как смерть, еда казалась лишней и ненужной. Я вообще не понимала, зачем и как можно есть после всего, что я тут видела.
   Появился Брайен. Он нес в руках несколько холодных хот-догов и бутылок с газировкой.
   – Микроволновка сломана, – сказал он. – Вообще-то я хотел устрицы. Еще я люблю мороженое и шоколад. Видимо, в детстве сладостей недоел. Но здесь почему-то их нет.
   – Там что: вообще ничего нормального нет? – спросил его товарищ.
   Брайен покачал головой. Потом сказал:
   – Там стоит кастрюля с супом. Знаете, большая такая. Он был уже готов. Но кто-то запихал туда повариху.
   – Как?
   – По кусочкам.
   Злой ничего не ответил. Отложил хот-дог и просто закрыл лицо руками. Брайен передернулся:
   – Честно говоря, очень неприятно.
   Мы молчали некоторое время. Я не думала, что на каторжников произведет впечатление смерть поварихи. И я поняла, что не знаю этих людей. Не знаю, чего можно ожидать от них. Что они думают, что чувствуют. Мне казалось, что все должны радоваться этому перевороту. А выходит, что все не так, как мне казалось. Есть еще среди них редкие единицы, которые не довольны всем происходящим. И дело тут даже не в том, что парню осталось три месяца до конца срока. А что действительно жаль погибших здесь людей.
   – Ну что ж, – сказал злой, поднимая бутылку. – Они все умерли. Сколько их тут было? Несколько тысяч? Давайте помянем их всех. Может, тогда станет легче?
   – Пусть земля будет им пухом, – сказал Брайен.
   – Какая, к черту, земля? – взорвался злой.
   – Да так, к слову пришлось. – И чтобы не пришлось оправдываться, переключился на меня: – А ты что молчишь? Тебя как зовут?
   – Эл.
   Хорошо, что у меня универсальное имя. Одинаково подходит и для мужчин, и для женщин.
   – Брайен.
   – Лео.
   Мне пришлось пожать им руки. Вот уж к чему я была не готова. Я даже не думала о том, что встречусь с такой проблемой. Женщины не жмут руки друг другу. Это делают только мужчины, и у них это получается естественно. Я бы не хотела, чтобы меня кто-то трогал. Я и выглядела-то подозрительно, а если меня трогать, то еще больше шансов признать во мне женщину. Взять хотя бы то, что у меня маленькая рука. У мужчины ладонь должна быть шире. К тому же, от страха мои ладони вспотели. И я вообще не знаю, как делать рукопожатие. Но, как оказалось, в этом ничего сложного не было.
   – Ну что ж, давайте выпьем за знакомство! – предложил Брайен. – А еще можно выпить за какой-нибудь праздник. Кажется, сегодня День Независимости?
   Он засмеялся собственной шутке. Я даже не смогла вымучить улыбку на лице. Лео уничтожающе посмотрел на него:
   – Какой, к черту, день независимости?
   – По лунному календарю.
   – Праздник будет, когда ты заткнешься.
   – Фу, как грубо! Интересно, что мы будем кушать все это время?
   – Какое время?
   – То, которое пробудем здесь.
   Лео усмехнулся.
   – Наконец-то до тебя начало доходить, что здесь происходит. Первый минус в том, что нас перестали кормить по расписанию. Поскольку ты думаешь желудком, а не другим местом, для тебя это реальнее всего.
   – Это я давно уже понял. Как только мы разгромили свою столовую.
   – А теперь подумай вот о чем. Ты собираешься провести здесь какое-то время?
   – Ну да.
   – Вопрос на засыпку: какое?
   Брайен пожал плечами:
   – Ну, я не знаю, когда за нами пришлют корабль. Думаю, за нами должны прислать корабль. Ведь пришлют же? – Голос Брайена становился все менее и менее уверенным. – Я думаю, что Земля должна прислать корабль, чтобы забрать нас отсюда. Ведь не могут же они нас бросить на произвол судьбы.
   Лео жестко смотрел на него. Потом сказал:
   – Вот представь, что ты работаешь за Земле. И узнаешь, что в Лунном корпусе каторжники поубивали всех свободных. Захватили весь корпус и уничтожили все запасы еды.
   – Все запасы еды?
   – Да. И что сейчас у каторжников находится все оружие. Расчет тут прост. Либо ты снаряжаешь на Луну космический корабль с боевиками. Те врываются в корпус, в неравной борьбе погибают еще люди, пусть даже с обеих сторон. Оставшихся берут в плен, везут на Землю и садят там на электрический стул. Либо ты не тратишь лишние ресурсы: ни людей, ни оружие. Просто позволяешь всему лунному корпусу вымереть своей собственной естественной смертью. А потом прилетаешь на освободившееся пространство и очищаешь все от трупов. И на электричестве сэкономишь, так как электрический стул тоже недешево обходится.
   Такая мысль не приходила мне в голову. Из уст Лео она звучала очень правдоподобно.
   – Ну, с чего ты взял, что всех обязательно посадят на электрический стул? – стал спорить с ним Брайен. – Мы же с тобой никого не убивали. И многие тоже. Пусть казнят тех, кто действительно виноват.
   – А кто тут станет разбираться, виноваты мы с тобой или нет? Кто сможет подтвердить это?
   Я подумала, что являюсь единственным свидетелем всему происходящему. Но я и то не стала бы судить, кто виноват, а кто невиновен в этом бунте. К тому же, каторжников несколько тысяч. Я не смогу сказать ничего определенного про всех.
   – Да пойми ты, Брайен. Им проще забыть о нас, чем посылать сюда кого-то.
   Ответить Брайену было нечего. Он молча сидел и смотрел на свой хот-дог. Я решила вступить в разговор.
   – Такого быть не должно. Земля должна прислать сюда кого-нибудь.
   – Кого? – повернулся ко мне Лео.
   – Спецназ.
   – Мы поубиваем здесь этот спецназ. Сколько входов в корпусе?
   – Четыре. Для вновь прибывших, в каторжном отделении и два технических.
   Брайен свистнул:
   – Хорошо же ты план эвакуации изучил!
   Я отметила про себя, что сделала ошибку. В дальнейшем надо быть осторожнее.
   – Ну и смотри, – продолжал внушать мне Лео. – Вход довольно узкий. Туда могут пройти одновременно три, ну, четыре человека. А нас – четыре тысячи. Ладно, сегодня многие погибли. Да и не все могут согласиться продолжать войну. Но даже если пойдет хотя бы половина… Тогда наберется по пятьсот человек на каждый вход. Ну и как ты думаешь, Эл, кто победит в этом бою?
   Я не была сильна в боях. Но я верила, что Земля не может бросить нас на произвол судьбы. Она обязательно что-нибудь придумает.
   – А если они бросят бомбы с нейро-паралитическим газом? Они просто вырубят нас всех. А потом придут и спокойно соберут тела.
   – Хорошо. Даже если принять во внимание бомбы. Заполнить весь корпус газом они не смогут, так как он большой. Кого-то вырубят, а кто-то останется. И он будет сопротивляться. Мы только что вырезали весь Корпус. Ты думаешь, мы не справимся с горсткой людей из спецназа?
   – Но с мирными жителями справиться намного легче, – продолжала я спорить. – У них не было оружия. Они не сопротивлялись. Среди них были женщины и дети. Их взяли голыми руками. Никакой заслуги в этом я не вижу. А попробуйте справиться со спецназом. Это люди, которые специально приедут сюда для этой цели. Они будут вооружены, натренированы, у них будут планы всего Корпуса и все его слабые места.
   Внезапно Лео перестал спорить. Он откинулся на спинку сиденья и сказал:
   – А знаете, какое самое слабое место в этом корпусе?
   – Какое?
   – Отсутствие мозгов.
   Брайен засмеялся.
   – Я не имею в виду тебя, Эл, – продолжил Лео. – Я говорю о том, что когда-то здесь был комендант, при нем был какой-то совет. Они могли выносить решения. Они могли думать. Да, сейчас у нас есть лидер – Волк. И возле него тоже сформирована банда приспешников. Но они не смогут выработать хоть сколько-нибудь правильного решения. Вот наше слабое место. Если бы у кого-нибудь хватило ума как-то связаться с Землей и рассказать о нашей действительной ситуации, может, они бы прислали кого-нибудь наподмогу. Только кому тут помогать? Все невиновные уже умерли. Когда Земля узнает обо всем этом, она заранее подпишет нам смертный приговор. Всем.
   Если бы я действительно была каторжником, может, я бы думала, как Лео. Но я была свободным человеком, мирным жителем. И хотя бы ради меня одной Земля должна придти на помощь.
   Мне надо будет обязательно связаться с ней. Мне надо будет рассказать им всю правду. И умолять их о том, чтобы они прислали кого-нибудь сюда. Если на Земле узнают, что здесь есть один невиновный человек, они могут постараться что-то сделать для меня.
   То, что я осталась жива в этом корпусе, показалось мне очень значимым.

Глава 22

   Дверь шумно распахнулась и пулеметная очередь прошлась по потолку. Следом раздался смех. На пороге стоял Волк.
   – Ничего, ничего, ребята. Продолжаем трапезу, – сказал он, заходя.
   Следом за ним гурьбой вошли его приспешники. Их легко было отличить. Почему-то они выделялись.
   После них стали заходить и другие каторжники. В один миг столовая наполнилась людьми.
   Через несколько секунд я пришла в себя и стала способна воспринимать то, что здесь происходит. Я могла понять, что Волк и его друзья поубивали мирных жителей в корпусе. Но зачем они врываются в столовую с пулеметной очередью и пугают своих же?
   – Нам пора убираться отсюда, – сказал Лео.
   – Лично я еще не покушал.
   – Тогда давай быстрей.
   – Хорошо. Я принесу себе еще хот-догов. Вам захватить?
   – Мы возьмем их с собой.
   Еще недавно столовая была тихой. Здесь мирно сидели и обедали несколько человек. Сейчас раздавались крики, ругань, смех. На пол опрокидывались столы и стулья. В другом месте их наоборот поднимали. Один каторжник рассказывал анекдот. Другой возмущался, что здесь нет виски, а только пиво. Третий стал лупить автоматом по холодильнику. Многие пошли посмотреть в подсобные помещения. Вскоре оттуда вылетело несколько кочанов капусты и шлепнулось на пол недалеко от нас.