На другой день у него разговор с Гладуновым. Тот некоторое время расспрашивает Черныша, затем машет рукой:
- Ладно, придется, очевидно, порекомендовать направить следователя на "Гознак".
- Я хотел говорить с главным инженером, - сказал Черныш.
- И не думайте, - сердито отрезал Гладунов. - Всегда помните, что вы не следователь, а эксперт и только. Мы научные работники... Мы помогаем следствию, но не ведем его.
Черныш возвращается к себе. Он теперь работает в одной комнате с Захаровым. Тот и ехидничает и посмеивается, но, в общем, сочувствует. Больно уж это тяжелое дело.
Теперь на столе Черныша возвышается мощный бинокулярный микроскоп. Его приволок Захаров.
- Смотри сам, не особенно доверяй этим аналитикам, - сказал он, ловя солнце круглым вогнутым зеркальцем.
Черныш благодарно кивнул.
Что толку смотреть? Ведь ясно, как божий день, что ничего не ясно. И все же он еще раз укладывает пятидесятирублевую бумажку и принимается рассматривать ее в отраженном свете. Просмотрев штук десять, он в изнеможении откидывается.
- Одно и то же, одно и то же!..
Внезапно ему приходит странная мысль. А почему, собственно, одно и то же? Почему они так удивительно одинаковы? Так похожи друг на друга, что их нельзя отличить? У них не только общий номер, у них все общее, даже случайные дефекты. Это деньги-близнецы!
Еще не додумав, он бросается ее проверять.
Внешне, на глаз, все бумажки отличаются друг от друга. Многие сильно измяты и потерты, некоторые выглядят как новенькие. Но микроструктура одинакова. На всех тот же правильный узор, то же распределение цвета и расположение водяных знаков. Даже у подлинных банкнот нет такого поразительного единообразия.
И вот, наконец! Черныш находит дефект. На полупрозрачном силуэте нижняя линия слегка размыта, она как бы сдвоена. Он проверяет все бумажки и везде видит эту сдвоенную линию. На водяных знаках такое случается. Но чтобы на всех одно и то же...
- Захарыч, дай пятьдесят рублей.
- Ты что, с ума сошел? Где я тебе возьму! Вот рубль, хочешь, бери.
- Иди ты!..
Пришлось обегать почти всех сотрудников, прежде чем он раздобыл нужную сумму. Ее удалось обменять в кассе института на одну бумажку. Конечно, он мог бы взять контрольный образец. Он брал его уже раз десять. Но нет, ему нужна случайная бумажка!
Он сверяет настоящий и фальшивый билеты. Так и есть! На настоящем нет этой сдвоенной линии внизу.
Одно открытие влечет за собой поток других. Черныш обнаруживает крохотное чернильное пятнышко на одной из фальшивок, проверяет остальные, и оказывается, что эта точка с удивительной правильностью и постоянством повторяется на всех. Согнутый правый верхний уголок так же повторен на всех денежных знаках.
Черныш снова и снова сверяет между собой деньги, и быстро записывает свои наблюдения. В конце дня он врывается в кабинет Гладунова.
- Тихон Саввич! У меня получаются совершенно потрясающие вещи!
Гладунов откладывает в сторону толстую желтую от времени книгу.
- Интереснейшее наблюдение. Во-первых, все признаки, которыми характеризуются фальшивки, можно разбить на две группы. Одни постоянные, неизменные, они без какого-либо нарушения повторяются на всех денежных знаках. Другие, случайные, индивидуальны для каждой бумажки. К постоянным относятся такие приметы, как сдвоенная линия на водяном знаке, чернильное пятнышко, загнутый угол, отпечаток жирного пальца и еще несколько мелких пятен. К случайным - степень износа, измятость, потертость, пятна, которые не повторяются.
Черныш запнулся от волнения и замолк.
- Ну и что? - сказал Гладунов.
- Как что? - удивился Черныш.
- Я хочу спросить, что следует из ваших наблюдений? Какие выводы?
- Выводы... выводы, - Черныш задумался, собираясь с мыслями.
А Гладунов молчит.
- У меня возникла такая мысль, - неуверенно начал Черныш, - если б они были напечатаны на "Гознаке", то их структура, отличаясь в мелких деталях, в целом удерживалась бы около какого-то среднего уровня... Создается впечатление, что постоянные признаки могут быть связаны с нарушением технологического процесса печатания денег. Так мог возникнуть один и тот же номер на всех знаках. Несколько труднее объяснить повторяемость этой сдвоенной линии. Нелегко представить, что этот дефект может быть повторен с такой фантастической регулярностью. Это тяжелая задача для самой совершенной технологии. И совсем невозможно, чтобы чернильное пятнышко размещалось на всех бумажках точно в одном и том же месте, обладало бы одними и теми же размерами, одинаковой формой и интенсивностью. Это уже к технологии никакого отношения не имеет. То же самое касается отпечатка пальца. Он остался после прикосновения руки, испачканной машинным маслом.
- Скажите, разве наши аналитики не видели всех этих деталей, о которых вы говорите? - перебил его Гладунов.
- Почему? У них все это перечислено. И отпечатки пальца и загнутый уголок. В милицейской картотеке такого отпечатка нет. Проверяли уж... Сдвоенную линию аналитики как-то просмотрели. Но с нею вопрос остается открытым. Она нечеткая. Недостаток их экспертизы лишь в том, что там свалены в кучу все признаки, и постоянные и случайные. А я их как-то расклассифицировал, разложил по полочкам.
- Понятно.
- Мне кажется, что наши фальшивки не делались на "Гознаке". Кроме вообще малой вероятности такого факта, все подсказывает, что деньги сделаны типографским способом с заранее намеченными дефектами. Это деньги-близнецы. Они сделаны с одного и того же билета, побывавшего в обращении и взятого в качестве шаблона для клише. Вот и все мои выводы.
Гладунов некоторое время молчал, прикрыв глаза руками.
- Хорошо, - сказал он, поднимая голову. - Хорошо, что вы ищете, чураетесь предвзятых мнений. Теперь по существу. Что касается "Гознака", вы совершенно правы. Расследование там уже проведено и все подозрения отпали. Соответствующие органы провели большую работу, все сделано, чтобы обнаружить распространителей этих изделий...
- И что? - встрепенулся Черныш.
- Пока сколько-нибудь значительных результатов нет.
"Работа, не приносящая результатов, не может считаться большой, - подумал Черныш, - объемистой, пожалуй, ее еще можно назвать..."
- Одно мне показалось ошибочным в ваших рассуждениях, - заметил Гладунов, - это ожидание или, вернее, поиски каких-то совершенно необычных условий, в которых свершаются преступления. Как правило, все происходит просто. Нужно искать ясную, четкую схему, а уж затем усложнять, если понадобится.
- Возможно, вы и правы, Тихон Саввич, - кивнул Черныш, - только у меня все время какая-то путаница. Понимаете, странное впечатление... С одной стороны, все сделано очень умно и на высоком уровне. Фальшивки напечатаны отлично, ведь даже гознаковцы не могут отличить их от своей продукции. А с другой стороны, какая-то глупость... С номером, с приметами.
- Будто слон в посудной лавке?
- Вот именно. Словно варвар получил в личное распоряжение электронную машину.
- А я о чем говорю? - сказал Гладунов. - Низкий уровень культуры. Воровской стиль. Это их всегда и выдает.
- Но что же делать дальше, Тихон Саввич? Я уже, можно сказать, исчерпал себя.
- Вам нужно связаться со следователем, который ведет это дело. Он с нетерпением ждет наших результатов. Пожалуй, вас надо будет к нему официально прикрепить... Должна же ваша диссертация, как говорят, получить выход в практику!
Черныш записал номер телефона следователя Еремина Ивана Сергеевича и простился с шефом.
Выходя из института, он столкнулся с Яриковым.
- Слушайте, Гришенька, меня не было, когда вы принесли назад немецкую книжку .. В чем там дело? Она не подошла вам?
- Да, Алексей Степанович, я перевел несколько страниц и вижу, что никакого отношения к нашим делам это не имеет.
- Странно, - задумчиво сказал Яриков, - значит, машина все-таки ошиблась.
- Выходит.
- Это на нее не похоже. А может, вы слишком мало прочли?
Черныш промолчал. Яриков подумал и, тряхнув головой, сказал:
- Ладно. Сделаем вот что. Я отдам эту книгу для перевода в иностранный отдел, там есть такая Варенька. Она загружена, конечно, но ничего. Эта девица в свободное время переведет воспоминания немецкого антифашиста.
- Ваша вера в машину непоколебима!
Яриков улыбнулся, как всегда, застенчиво.
Что было потом? Ага, звонок к Еремину. Прошло два дня после разговора с Гладуновым. Иван Сергеевич сказал, что он ждет, что у него есть кое-что новенькое, пусть Черныш приезжает.
Еремин встретил его в коридоре. Он был слегка возбужден.
- Взяли двоих из этой компании! - воскликнул он.
- Из какой? - удивился Черныш.
- Есть такие стиляги, фарцовщик Вова и его "капелла". Мы подозреваем, что они распространяли фальшивки. Есть кое-какие данные...
У Черныша лихорадочно заблестели глаза. Ах, черт возьми, как бы это было здорово!
- Нет, пока ничего определенного, - охладил его пыл Еремин, - парни буянили в ресторане. Устроили небольшой шум, и я, конечно, воспользовался предлогом, чтобы выяснить кое-что. Вам стоит посмотреть.
- Сначала бумаги, протокол, - быстро сказал Черныш и тут же смущенно добавил, - если можно, конечно.
- Хорошо.
Черныш быстро пробежал глазами показания свидетелей. Страницы, исписанные твердым почерком, промелькнули, не принеся ничего интересного. Два парня слегка повздорили, ну и все. Один студент, второй - телевизионный мастер.
Черныш просмотрел список личных вещей. Да, студенты, народ небогатый. А этот мастер... тоже не очень. Денег маловато. На ресторан в обрез. Студенческий билет у одного, удостоверение - у второго. Проездной билет, ключи, записные книжки с множеством телефонов, возле которых значатся бесчисленные Оли, Розы, Веры и даже какая-то Калифорния Ивановна. Все не то, не то. А вот... вот это интересно! У обоих найдены квитанции комиссионных магазинов. Ребята решили продать по одной паре женских часов. Очень интересно... Часы-то золотые и швейцарской фирмы. Откуда у студента золотые часы? Откуда у холостого техника такие же часы? Откуда у них дорогие вещи? И почему именно женские? Поинтересуемся! Обязательно поинтересуемся. Пускай-ка их приведут.
Черныш мельком оглядывает провинившихся. Такие часто встречаются. Полуспортивная внешность. Трусоватая развязность манер. Ребята какие-то безликие, штампованные.
Он слышит глуховатый голос Еремина, но от него ускользает смысл задаваемых следователем вопросов. Впрочем, все это неважно. Главное - квитанции.
Несколько минут Черныш сосредоточенно рассматривает помятые серые бумажки. Они исписаны сверху донизу. Здесь и название марки, и степень износа и еще какие-то пометки. Почерк на квитанциях разный. Это понятно, часы сданы в разные магазины, значит, и приемщицы должны быть...
И тут Черныш столбенеет. С радостным ужасом переводит он взгляд с одной квитанции на другую. Номера, заводские номера часов одинаковы! Опять одинаковые номера! Что это? Совпадение? Случайность? Что же это такое? Что происходит в мире?
Он торопливо и нервно пишет записку Еремину.
"Хватит, Иван Сергеевич, кажется, в ваших сетях рыбка, которую мы искали!"
Еремин вроде не очень доволен таким вмешательством. Но виду не показывает. Продолжает свое дело.
Когда задержанных увели, Иван Сергеевич набросился на Черныша. Что тот себе думает? Или криминалисты все такие?
Но Черныш не обижается, он почти не слушает следователя. Отмахиваясь, он тычет в лицо Еремину квитанции. Вот они, звенья одной цепи! Вот...
- Задержанные говорят, что эти часы они с рук купили для своих девушек, пояснил Еремин, - а затем поссорились и решили продать, вот и снесли на комиссию.
- Откуда у них такие деньги? - невнимательно спрашивает Черныш.
- Копили.
- Ах, копили? Вот оно что! - иронизирует Черныш. - Ну, тогда мы тоже кое-что накопили. Им придется подготовиться к более серьезному разговору.
Он выпаливает свое открытие. Еремин слегка краснеет.
- Как?! Здесь тоже одинаковые номера?
- Точно!
- Как же я этого не заметил? - недоумевает Еремин.
- Не знаю.
- Но почему вы думаете, что между одинаковыми номерами на фальшивках и на часах есть связь?
- Я не думаю, я уверен. Должна быть! Иначе я просто глупец и ничего не смыслю в подобных вещах.
- Будем надеяться, что вы окажетесь умным человеком, - вздыхает Еремин.
После двухчасового допроса они все-таки выяснили кое-что: ребята назвали место, где устраивал оргии фарцовщик Вова по кличке Патлач.
Из комиссионных удалось извлечь женские часики. Они были препровождены для изучения в институт криминалистики. Теория Черныша как будто подтверждалась.
- Смотрите, - говорил он Гладунову, - опять все то же. Каждый дефект на этих швейцарских часах воспроизведен с ошарашивающей точностью. Это такие же часы-близнецы, как и наши фальшивки.
- Абсолютной идентичности не существует в природе, - сердился Гладунов, даже однояйцевые близнецы отличаются друг от друга. Неоднородность, неравномерность - такое же свойство материи, как и движение. По крайней мере, в макромире так, - добавляет он. - Только атомы да частицы все на одно лицо.
- Да, но факт, так сказать, налицо, - шутил Черныш. - Вес часиков совпадает до шестого знака. Вещь неслыханная!
Гладунов почесывал затылок, обросший неровной кустистой порослью седых волос.
- Но поймите, дорогой, чудес в природе нет. Все реально, все основывается на существующих законах. Во всяком деле не может быть отступления от основных законов природы, предполагать чудеса в нашем деле было бы просто неразумно. Ведь так невозможно будет раскрыть преступление! Бога нельзя уличить в жульничестве, не правда ли?
- Еще как можно! Достаточно показать ему аппендикс!
- Это результат совершенствования конструкции, а не жульничество.
Гладунов задумался, потом, тряхнув головой, сказал:
- У меня есть такое правило. Когда дело абсолютно неясно, я коплю факты. Факты, факты, факты. А потом либо они сами выстраиваются в какую-то последовательность, либо исследователь найдет закономерность, которая подчиняет их всех одной общей идее.
- Вот как? - улыбнулся Черныш. - Когда мы говорили с вами первый раз, тогда здесь звучали несколько другие основы теории криминалистики. Помните, я пришел к вам тогда проситься в аспирантуру? Профилактика преступлений и прочее.
Гладунов улыбнулся.
- Милый Гришенька, а зачем человеку диалектика? Она порой усложняет ему жизнь, но чаще помогает. Держитесь за диалектику, она вывезет. Что тогда было на дворе? Май, весна, теплынь. А сейчас? Март, снег, мороз. Должно же что-то измениться.
Черныш рассмеялся.
- Ну, если только четыре мнения на год, в соответствии с временами года, то не так уж плохо. В этом есть свои определенность и постоянство. Ничуть не хуже одной-единственной неизменной точки зрения.
На другой день его пригласил к себе следователь Еремин. Оказывается, они решили взять фарцовщика Вову с контрабандной продукцией. Потом Черныш присутствовал при допросе. Патлач оказался невыразительным, каким-то серым парнем. Но самое главное, что у него не было контрабанды. Пришлось отпустить. Еремин только руками развел.
- Просто удивительно, куда он успевает девать свой товар. Берем мы его не первый раз, и каждый раз - осечка. Сейчас мы достоверно знали, что у него дома припрятано. И снова... Ерунда.
Черныш пожал плечами. Мало ли куда можно спрятать товар? Наконец, просто выкинуть...
- Он не знал, что мы собираемся его брать, - сказал Еремин.
...Затем Черныш простудился, и ему пришлось несколько дней лежать. Ночью поднялась температура, начались уколы, банки.
Только на пятый день он почувствовал себя лучше. Настрого приказал товарищам не появляться к нему с апельсинами и яблоками. Они и так в несметном количестве скопились в тумбочке и на столе.
Гладунов прислал записку; ее однажды вечером привез библиотекарь Яриков. Он, казалось, был немного смущен своей миссией, но вскоре оправился и спокойно заговорил ровным тихим голосом.
- У нас все по-старому. Тихон Саввич очень много работает. Видел Захарова, говорит, прогресса нет. Так что дела не очень важные.
Яриков еще некоторое время перечислял события, не заслуживающие, с точки зрения Черныша, никакого внимания, затем умолк.
- Вы знаете, - наконец нерешительно сказал он, - Варенька сделала перевод...
- Какой перевод?
- Немецкой книжки, которую посоветовала машина.
- Ах, это... Августа Карстнера, кажется?
- Ну да.
- И что же?
- Боюсь сказать что-нибудь определенное, -- задумчиво заметил Иван Степанович, - слишком все фантастично. Но прочесть следует, обязательно.
- С удовольствием, - обрадовался Черныш. - Делать мне нечего, чувствую себя хорошо.
- Нет, здесь не просто чтение нужно, а изучение глубокое, внимательное, понимаете? Потому что на первый взгляд это почти мистика. Но многое там будет вам очень интересно.
Яриков долго молчал, потом начал прощаться. Оставшись один, Черныш перелистал страницы школьных тетрадей, исписанных старательным ровным почерком. "Буквы, как бублики, - поджаристые, румяные, веселые", - подумал он и принялся за чтение.
5
Приобщено к делу 23. III.196* года.
August Karstner "Die Wand". Ein Dokumentarbericht, Deutscher Militarverlag, Berlin, 1963, s. 121-129.
"После ареста семь дней я пробыл в Центральной следственной тюрьме города Гамбурга. Меня допрашивали только один раз. Этого, впрочем, оказалось вполне достаточно, чтобы всю жизнь носить вставные зубы. Гестапо довольно скоро установило мое истинное лицо, чему немало способствовал вытатуированный на моей руке лагерный номер. Обстоятельства побега были им более или менее ясны. Об этом они почти не спрашивали. Но их очень интересовали имена приютивших меня людей. И адреса, конечно, тоже.
- Кто вас снабдил этими документами? Где вы получили одежду? Кто вам помог добраться до Гамбурга? - четыре часа эти вопросы вдалбливали мне в мозг всеми доступными способами. Я их запомнил наизусть.
Наконец мне пообещали жизнь.
- Назовите только фамилии и адреса людей, изготовивших документы, - сказал следователь, массируя костяшки пальцев.
Фамилии я не знал, а адрес старался забыть. Я боялся, что назову его в бреду, выдохну окровавленным горлом, приходя в сознание на паркетном полу кабинета, прокричу беззубым ртом в минуту нестерпимой боли.
- Не надейся легко умереть. Смерть нужно заслужить.
Они страшно торопились. Теперь я понимаю: причиной этого были вести с восточного фронта.
Тогда же я понял только, что им наплевать и на меня и на тех, кто прятал меня от полиции. Зато им почему-то очень важно было знать, кто делал документы.
Иногда за четыре часа удается прожить целую жизнь. Боль не отнимает у человека ни воли, ни разума. Она заставляет его думать в ускоренном темпе; скорее, чем думают палачи. И скорее, чем до их сознания доходит твое молчание. Обостренным восприятием я догадался, что документы для них сейчас самое важное.
- Документы я добыл себе сам.
- Где? Как? Когда?
- Я сделал их сам и приклеил свою фотографию... Она хранилась в тайнике, вместе с одеждой. Я устроил все это давно, еще до первого ареста. На случай возможного побега.
- Где тайник?
- В лесу Вайнвальде.
- Точнее!
- Точнее объяснить невозможно... Но я мог бы найти его и показать.
Чем чаще оказываешься лежащим на полу, тем скорее постигаешь тайну, как не приходить в сознание. Сознание делает слабым. И уязвимым. Беспамятство единственная защита. Я научился оттягивать возвращение памяти и боли.
- На бланках не обнаружено подчистки или вытравливания. Это были чистые бланки. Кто и где их достает? У нас уже имеются точно такие же экземпляры. Обычным типографским способом нельзя достичь такой идентичности. Как изготовлены эти бланки?
Значит, они поймали еще кого-то из "друзей Янека" и те не сказали им ничего. И я не скажу.
- Почему удостоверения личности часто имеют совпадающие номера?
Действительно, почему? Английские фунты тоже ведь были с одинаковым номером.
- Где изготовляется иностранная валюта? Почему четыре стофунтовые банкноты выпущены за одним номером?
- У меня не было никаких банкнот, - говорю я совершенно бессознательно.
Нужно напряженней следить за своими словами, особенно теперь, когда они добрались до главного.
- Но вы должны знать о них! Банкноты и документы имеют один и тот же источник.
Неужели они что-то нащупали? Если бы знать, что им известно...
- Английская разведка снабжает вас фальшивыми деньгами? Поставляются ли вам фальшивые рейхсмарки?
Ах, вон оно в чем дело! Документы и деньги, оказывается, изготовляет Интеллидженс сервис... - это я соображаю уже на полу.
Чувствую, что вот-вот отключусь.
- Направьте его в ведомство Крюгера. Он может еще пригодиться. - Это сказал, по-видимому, тот тип в штатском, который сидит в углу. За все время это его единственные слова.
Наконец, мне удалось отключиться. В сознание я пришел уже в камере. Она была залита ярким светом, который горел и днем и ночью. С тех пор я не могу побороть ненависти к электрическому току. Если бы можно было, я бы жил при свечах. Но это уже сугубо личное.
...Мой рассказ об аресте и допросе можно было бы закончить. Хочется сказать лишь несколько слов о ведомстве Крюгера. Это поможет читателю понять, почему мне была на время дарована жизнь. Основные подробности о деятельности этого ведомства мне стали известны после войны. В следующем разделе я использовал такие документы: 1) "Нюренбергский процесс над главными немецкими военными преступниками", М., 1961; 2) "Protokoll des Sachsenhausen-Prozess".
...Когда для гитлеровского рейха настали черные дни, "золотые фазаны"3 все больше надежды стали возлагать на тайную войну. Но для вербовки агентов в странах антигитлеровской коалиции требовались огромные средства. Чем сильнее нацистов лупили на фронтах, тем большие суммы приходилось им тратить на покупку отщепенцев - предателей всех мастей.
С каждым часом уменьшались финансовые возможности коричневой империи, зажатой в огненном кольце войны. Внешнеторговые связи резко сократились, валютные фонды были крайне истощены, а германская марка совершенно не котировалась на международном рынке. Лишенная всех иностранных кредитов Германия вынуждена была расходовать последние остатки валюты только на ввоз из нейтральных стран стратегического сырья.
Тогда-то и была сделана последняя ставка банкрота. Секретная служба при непосредственном участии финансовых воротил представила фюреру план массовой подделки иностранных банкнот.
На фальшивые деньги предполагалось закупить за границей недостающее истощенной империи сырье. Это было тем более заманчиво, что однажды, еще в первую мировую войну, такая афера увенчалась успехом. Будущий президент гитлеровского "Рейхсбанка" Яльмар Шахт закупил тогда в Бельгии на фальшивые франки большую партию товаров.
Немалые надежды возлагались также на подрыв экономики враждебных Германии государств. Здесь у нацистов тоже был некоторый опыт. Еще в 1918 году отпечатанные в берлинской тайной типографии миллионы фальшивых рублей были брошены на снабжение орудовавших на территории Советской России контрреволюционных банд. Но фашистские наследники германского милитаризма мыслили гораздо шире. Они намеревались буквально захлестнуть противостоящий им лагерь потоком фальшивых ассигнаций. Гитлер и Гиммлер не забывали и о "пятой колонне". Оплачивать услуги этих международных отрядов предателей планировалось тоже фальшивыми деньгами.
Так при Главном управлении имперской безопасности был создан особый центр по изготовлению фальшивых денег, главой которого стал оберштурмбанфюрер СС Бернхард Крюгер. В прошлом взломщик, Крюгер возглавлял до этого группу "Технических вспомогательных средств" VI управления.
Эта группа, обосновавшаяся в сером доме на Дельбрюкштрассе в Берлине, снабжала гестаповскую агентуру подложными документами. У Крюгера был целый музей с образцами всевозможных документов из всех стран мира: от красноармейской книжки до свидетельства о благонадежности, выданного полицией Токио.
Первые опыты по изготовлению фальшивых денег были предприняты еще в 1940 году под кодовым наименованием "Операция Андреас". Сначала изготовили образцы английских фунтов стерлингов. Их легче, чем любую другую валюту, удавалось обменивать на настоящие в английских владениях или нейтральных странах. Хождение же фунт имел во всех частях света.
Все же понадобилось около трех лет, прежде чем эсэсовцы наловчились печатать почти неотличимые от подлинников банкноты достоинством в пять, десять, двадцать и пятьдесят фунтов. Лишь после этого они смогли приступить к изготовлению пятисот- и тысячефунтовых купюр.
Над этим в поте лица трудился целый научно-исследовательский институт уголовников. Прежде всего, требовалось подобрать бумагу, которая точно соответствовала оригиналу по фактуре. Клише и печать не должны были отличаться от него ни рисунком, ни цветом. Ничтожный штрих, малейшая разница в оттенках могли загубить всю операцию. Наконец, нацистам нужно было, чтобы номера серий максимально соответствовали подлинным. Приходилось учитывать все: подписи ответственных лиц казначейства и даты выпуска денег. Фальшивые деньги необходимо было немедленно сбывать или обменивать на настоящие. Для этого требовалась сильно разветвленная и тщательно законспирированная шпионская сеть, охватывающая почти все государства мира. Дело здесь было поставлено на широкую ногу. Ведь производство фальшивых денег было очень важным звеном в преступной цепи тотальной войны,
- Ладно, придется, очевидно, порекомендовать направить следователя на "Гознак".
- Я хотел говорить с главным инженером, - сказал Черныш.
- И не думайте, - сердито отрезал Гладунов. - Всегда помните, что вы не следователь, а эксперт и только. Мы научные работники... Мы помогаем следствию, но не ведем его.
Черныш возвращается к себе. Он теперь работает в одной комнате с Захаровым. Тот и ехидничает и посмеивается, но, в общем, сочувствует. Больно уж это тяжелое дело.
Теперь на столе Черныша возвышается мощный бинокулярный микроскоп. Его приволок Захаров.
- Смотри сам, не особенно доверяй этим аналитикам, - сказал он, ловя солнце круглым вогнутым зеркальцем.
Черныш благодарно кивнул.
Что толку смотреть? Ведь ясно, как божий день, что ничего не ясно. И все же он еще раз укладывает пятидесятирублевую бумажку и принимается рассматривать ее в отраженном свете. Просмотрев штук десять, он в изнеможении откидывается.
- Одно и то же, одно и то же!..
Внезапно ему приходит странная мысль. А почему, собственно, одно и то же? Почему они так удивительно одинаковы? Так похожи друг на друга, что их нельзя отличить? У них не только общий номер, у них все общее, даже случайные дефекты. Это деньги-близнецы!
Еще не додумав, он бросается ее проверять.
Внешне, на глаз, все бумажки отличаются друг от друга. Многие сильно измяты и потерты, некоторые выглядят как новенькие. Но микроструктура одинакова. На всех тот же правильный узор, то же распределение цвета и расположение водяных знаков. Даже у подлинных банкнот нет такого поразительного единообразия.
И вот, наконец! Черныш находит дефект. На полупрозрачном силуэте нижняя линия слегка размыта, она как бы сдвоена. Он проверяет все бумажки и везде видит эту сдвоенную линию. На водяных знаках такое случается. Но чтобы на всех одно и то же...
- Захарыч, дай пятьдесят рублей.
- Ты что, с ума сошел? Где я тебе возьму! Вот рубль, хочешь, бери.
- Иди ты!..
Пришлось обегать почти всех сотрудников, прежде чем он раздобыл нужную сумму. Ее удалось обменять в кассе института на одну бумажку. Конечно, он мог бы взять контрольный образец. Он брал его уже раз десять. Но нет, ему нужна случайная бумажка!
Он сверяет настоящий и фальшивый билеты. Так и есть! На настоящем нет этой сдвоенной линии внизу.
Одно открытие влечет за собой поток других. Черныш обнаруживает крохотное чернильное пятнышко на одной из фальшивок, проверяет остальные, и оказывается, что эта точка с удивительной правильностью и постоянством повторяется на всех. Согнутый правый верхний уголок так же повторен на всех денежных знаках.
Черныш снова и снова сверяет между собой деньги, и быстро записывает свои наблюдения. В конце дня он врывается в кабинет Гладунова.
- Тихон Саввич! У меня получаются совершенно потрясающие вещи!
Гладунов откладывает в сторону толстую желтую от времени книгу.
- Интереснейшее наблюдение. Во-первых, все признаки, которыми характеризуются фальшивки, можно разбить на две группы. Одни постоянные, неизменные, они без какого-либо нарушения повторяются на всех денежных знаках. Другие, случайные, индивидуальны для каждой бумажки. К постоянным относятся такие приметы, как сдвоенная линия на водяном знаке, чернильное пятнышко, загнутый угол, отпечаток жирного пальца и еще несколько мелких пятен. К случайным - степень износа, измятость, потертость, пятна, которые не повторяются.
Черныш запнулся от волнения и замолк.
- Ну и что? - сказал Гладунов.
- Как что? - удивился Черныш.
- Я хочу спросить, что следует из ваших наблюдений? Какие выводы?
- Выводы... выводы, - Черныш задумался, собираясь с мыслями.
А Гладунов молчит.
- У меня возникла такая мысль, - неуверенно начал Черныш, - если б они были напечатаны на "Гознаке", то их структура, отличаясь в мелких деталях, в целом удерживалась бы около какого-то среднего уровня... Создается впечатление, что постоянные признаки могут быть связаны с нарушением технологического процесса печатания денег. Так мог возникнуть один и тот же номер на всех знаках. Несколько труднее объяснить повторяемость этой сдвоенной линии. Нелегко представить, что этот дефект может быть повторен с такой фантастической регулярностью. Это тяжелая задача для самой совершенной технологии. И совсем невозможно, чтобы чернильное пятнышко размещалось на всех бумажках точно в одном и том же месте, обладало бы одними и теми же размерами, одинаковой формой и интенсивностью. Это уже к технологии никакого отношения не имеет. То же самое касается отпечатка пальца. Он остался после прикосновения руки, испачканной машинным маслом.
- Скажите, разве наши аналитики не видели всех этих деталей, о которых вы говорите? - перебил его Гладунов.
- Почему? У них все это перечислено. И отпечатки пальца и загнутый уголок. В милицейской картотеке такого отпечатка нет. Проверяли уж... Сдвоенную линию аналитики как-то просмотрели. Но с нею вопрос остается открытым. Она нечеткая. Недостаток их экспертизы лишь в том, что там свалены в кучу все признаки, и постоянные и случайные. А я их как-то расклассифицировал, разложил по полочкам.
- Понятно.
- Мне кажется, что наши фальшивки не делались на "Гознаке". Кроме вообще малой вероятности такого факта, все подсказывает, что деньги сделаны типографским способом с заранее намеченными дефектами. Это деньги-близнецы. Они сделаны с одного и того же билета, побывавшего в обращении и взятого в качестве шаблона для клише. Вот и все мои выводы.
Гладунов некоторое время молчал, прикрыв глаза руками.
- Хорошо, - сказал он, поднимая голову. - Хорошо, что вы ищете, чураетесь предвзятых мнений. Теперь по существу. Что касается "Гознака", вы совершенно правы. Расследование там уже проведено и все подозрения отпали. Соответствующие органы провели большую работу, все сделано, чтобы обнаружить распространителей этих изделий...
- И что? - встрепенулся Черныш.
- Пока сколько-нибудь значительных результатов нет.
"Работа, не приносящая результатов, не может считаться большой, - подумал Черныш, - объемистой, пожалуй, ее еще можно назвать..."
- Одно мне показалось ошибочным в ваших рассуждениях, - заметил Гладунов, - это ожидание или, вернее, поиски каких-то совершенно необычных условий, в которых свершаются преступления. Как правило, все происходит просто. Нужно искать ясную, четкую схему, а уж затем усложнять, если понадобится.
- Возможно, вы и правы, Тихон Саввич, - кивнул Черныш, - только у меня все время какая-то путаница. Понимаете, странное впечатление... С одной стороны, все сделано очень умно и на высоком уровне. Фальшивки напечатаны отлично, ведь даже гознаковцы не могут отличить их от своей продукции. А с другой стороны, какая-то глупость... С номером, с приметами.
- Будто слон в посудной лавке?
- Вот именно. Словно варвар получил в личное распоряжение электронную машину.
- А я о чем говорю? - сказал Гладунов. - Низкий уровень культуры. Воровской стиль. Это их всегда и выдает.
- Но что же делать дальше, Тихон Саввич? Я уже, можно сказать, исчерпал себя.
- Вам нужно связаться со следователем, который ведет это дело. Он с нетерпением ждет наших результатов. Пожалуй, вас надо будет к нему официально прикрепить... Должна же ваша диссертация, как говорят, получить выход в практику!
Черныш записал номер телефона следователя Еремина Ивана Сергеевича и простился с шефом.
Выходя из института, он столкнулся с Яриковым.
- Слушайте, Гришенька, меня не было, когда вы принесли назад немецкую книжку .. В чем там дело? Она не подошла вам?
- Да, Алексей Степанович, я перевел несколько страниц и вижу, что никакого отношения к нашим делам это не имеет.
- Странно, - задумчиво сказал Яриков, - значит, машина все-таки ошиблась.
- Выходит.
- Это на нее не похоже. А может, вы слишком мало прочли?
Черныш промолчал. Яриков подумал и, тряхнув головой, сказал:
- Ладно. Сделаем вот что. Я отдам эту книгу для перевода в иностранный отдел, там есть такая Варенька. Она загружена, конечно, но ничего. Эта девица в свободное время переведет воспоминания немецкого антифашиста.
- Ваша вера в машину непоколебима!
Яриков улыбнулся, как всегда, застенчиво.
Что было потом? Ага, звонок к Еремину. Прошло два дня после разговора с Гладуновым. Иван Сергеевич сказал, что он ждет, что у него есть кое-что новенькое, пусть Черныш приезжает.
Еремин встретил его в коридоре. Он был слегка возбужден.
- Взяли двоих из этой компании! - воскликнул он.
- Из какой? - удивился Черныш.
- Есть такие стиляги, фарцовщик Вова и его "капелла". Мы подозреваем, что они распространяли фальшивки. Есть кое-какие данные...
У Черныша лихорадочно заблестели глаза. Ах, черт возьми, как бы это было здорово!
- Нет, пока ничего определенного, - охладил его пыл Еремин, - парни буянили в ресторане. Устроили небольшой шум, и я, конечно, воспользовался предлогом, чтобы выяснить кое-что. Вам стоит посмотреть.
- Сначала бумаги, протокол, - быстро сказал Черныш и тут же смущенно добавил, - если можно, конечно.
- Хорошо.
Черныш быстро пробежал глазами показания свидетелей. Страницы, исписанные твердым почерком, промелькнули, не принеся ничего интересного. Два парня слегка повздорили, ну и все. Один студент, второй - телевизионный мастер.
Черныш просмотрел список личных вещей. Да, студенты, народ небогатый. А этот мастер... тоже не очень. Денег маловато. На ресторан в обрез. Студенческий билет у одного, удостоверение - у второго. Проездной билет, ключи, записные книжки с множеством телефонов, возле которых значатся бесчисленные Оли, Розы, Веры и даже какая-то Калифорния Ивановна. Все не то, не то. А вот... вот это интересно! У обоих найдены квитанции комиссионных магазинов. Ребята решили продать по одной паре женских часов. Очень интересно... Часы-то золотые и швейцарской фирмы. Откуда у студента золотые часы? Откуда у холостого техника такие же часы? Откуда у них дорогие вещи? И почему именно женские? Поинтересуемся! Обязательно поинтересуемся. Пускай-ка их приведут.
Черныш мельком оглядывает провинившихся. Такие часто встречаются. Полуспортивная внешность. Трусоватая развязность манер. Ребята какие-то безликие, штампованные.
Он слышит глуховатый голос Еремина, но от него ускользает смысл задаваемых следователем вопросов. Впрочем, все это неважно. Главное - квитанции.
Несколько минут Черныш сосредоточенно рассматривает помятые серые бумажки. Они исписаны сверху донизу. Здесь и название марки, и степень износа и еще какие-то пометки. Почерк на квитанциях разный. Это понятно, часы сданы в разные магазины, значит, и приемщицы должны быть...
И тут Черныш столбенеет. С радостным ужасом переводит он взгляд с одной квитанции на другую. Номера, заводские номера часов одинаковы! Опять одинаковые номера! Что это? Совпадение? Случайность? Что же это такое? Что происходит в мире?
Он торопливо и нервно пишет записку Еремину.
"Хватит, Иван Сергеевич, кажется, в ваших сетях рыбка, которую мы искали!"
Еремин вроде не очень доволен таким вмешательством. Но виду не показывает. Продолжает свое дело.
Когда задержанных увели, Иван Сергеевич набросился на Черныша. Что тот себе думает? Или криминалисты все такие?
Но Черныш не обижается, он почти не слушает следователя. Отмахиваясь, он тычет в лицо Еремину квитанции. Вот они, звенья одной цепи! Вот...
- Задержанные говорят, что эти часы они с рук купили для своих девушек, пояснил Еремин, - а затем поссорились и решили продать, вот и снесли на комиссию.
- Откуда у них такие деньги? - невнимательно спрашивает Черныш.
- Копили.
- Ах, копили? Вот оно что! - иронизирует Черныш. - Ну, тогда мы тоже кое-что накопили. Им придется подготовиться к более серьезному разговору.
Он выпаливает свое открытие. Еремин слегка краснеет.
- Как?! Здесь тоже одинаковые номера?
- Точно!
- Как же я этого не заметил? - недоумевает Еремин.
- Не знаю.
- Но почему вы думаете, что между одинаковыми номерами на фальшивках и на часах есть связь?
- Я не думаю, я уверен. Должна быть! Иначе я просто глупец и ничего не смыслю в подобных вещах.
- Будем надеяться, что вы окажетесь умным человеком, - вздыхает Еремин.
После двухчасового допроса они все-таки выяснили кое-что: ребята назвали место, где устраивал оргии фарцовщик Вова по кличке Патлач.
Из комиссионных удалось извлечь женские часики. Они были препровождены для изучения в институт криминалистики. Теория Черныша как будто подтверждалась.
- Смотрите, - говорил он Гладунову, - опять все то же. Каждый дефект на этих швейцарских часах воспроизведен с ошарашивающей точностью. Это такие же часы-близнецы, как и наши фальшивки.
- Абсолютной идентичности не существует в природе, - сердился Гладунов, даже однояйцевые близнецы отличаются друг от друга. Неоднородность, неравномерность - такое же свойство материи, как и движение. По крайней мере, в макромире так, - добавляет он. - Только атомы да частицы все на одно лицо.
- Да, но факт, так сказать, налицо, - шутил Черныш. - Вес часиков совпадает до шестого знака. Вещь неслыханная!
Гладунов почесывал затылок, обросший неровной кустистой порослью седых волос.
- Но поймите, дорогой, чудес в природе нет. Все реально, все основывается на существующих законах. Во всяком деле не может быть отступления от основных законов природы, предполагать чудеса в нашем деле было бы просто неразумно. Ведь так невозможно будет раскрыть преступление! Бога нельзя уличить в жульничестве, не правда ли?
- Еще как можно! Достаточно показать ему аппендикс!
- Это результат совершенствования конструкции, а не жульничество.
Гладунов задумался, потом, тряхнув головой, сказал:
- У меня есть такое правило. Когда дело абсолютно неясно, я коплю факты. Факты, факты, факты. А потом либо они сами выстраиваются в какую-то последовательность, либо исследователь найдет закономерность, которая подчиняет их всех одной общей идее.
- Вот как? - улыбнулся Черныш. - Когда мы говорили с вами первый раз, тогда здесь звучали несколько другие основы теории криминалистики. Помните, я пришел к вам тогда проситься в аспирантуру? Профилактика преступлений и прочее.
Гладунов улыбнулся.
- Милый Гришенька, а зачем человеку диалектика? Она порой усложняет ему жизнь, но чаще помогает. Держитесь за диалектику, она вывезет. Что тогда было на дворе? Май, весна, теплынь. А сейчас? Март, снег, мороз. Должно же что-то измениться.
Черныш рассмеялся.
- Ну, если только четыре мнения на год, в соответствии с временами года, то не так уж плохо. В этом есть свои определенность и постоянство. Ничуть не хуже одной-единственной неизменной точки зрения.
На другой день его пригласил к себе следователь Еремин. Оказывается, они решили взять фарцовщика Вову с контрабандной продукцией. Потом Черныш присутствовал при допросе. Патлач оказался невыразительным, каким-то серым парнем. Но самое главное, что у него не было контрабанды. Пришлось отпустить. Еремин только руками развел.
- Просто удивительно, куда он успевает девать свой товар. Берем мы его не первый раз, и каждый раз - осечка. Сейчас мы достоверно знали, что у него дома припрятано. И снова... Ерунда.
Черныш пожал плечами. Мало ли куда можно спрятать товар? Наконец, просто выкинуть...
- Он не знал, что мы собираемся его брать, - сказал Еремин.
...Затем Черныш простудился, и ему пришлось несколько дней лежать. Ночью поднялась температура, начались уколы, банки.
Только на пятый день он почувствовал себя лучше. Настрого приказал товарищам не появляться к нему с апельсинами и яблоками. Они и так в несметном количестве скопились в тумбочке и на столе.
Гладунов прислал записку; ее однажды вечером привез библиотекарь Яриков. Он, казалось, был немного смущен своей миссией, но вскоре оправился и спокойно заговорил ровным тихим голосом.
- У нас все по-старому. Тихон Саввич очень много работает. Видел Захарова, говорит, прогресса нет. Так что дела не очень важные.
Яриков еще некоторое время перечислял события, не заслуживающие, с точки зрения Черныша, никакого внимания, затем умолк.
- Вы знаете, - наконец нерешительно сказал он, - Варенька сделала перевод...
- Какой перевод?
- Немецкой книжки, которую посоветовала машина.
- Ах, это... Августа Карстнера, кажется?
- Ну да.
- И что же?
- Боюсь сказать что-нибудь определенное, -- задумчиво заметил Иван Степанович, - слишком все фантастично. Но прочесть следует, обязательно.
- С удовольствием, - обрадовался Черныш. - Делать мне нечего, чувствую себя хорошо.
- Нет, здесь не просто чтение нужно, а изучение глубокое, внимательное, понимаете? Потому что на первый взгляд это почти мистика. Но многое там будет вам очень интересно.
Яриков долго молчал, потом начал прощаться. Оставшись один, Черныш перелистал страницы школьных тетрадей, исписанных старательным ровным почерком. "Буквы, как бублики, - поджаристые, румяные, веселые", - подумал он и принялся за чтение.
5
Приобщено к делу 23. III.196* года.
August Karstner "Die Wand". Ein Dokumentarbericht, Deutscher Militarverlag, Berlin, 1963, s. 121-129.
"После ареста семь дней я пробыл в Центральной следственной тюрьме города Гамбурга. Меня допрашивали только один раз. Этого, впрочем, оказалось вполне достаточно, чтобы всю жизнь носить вставные зубы. Гестапо довольно скоро установило мое истинное лицо, чему немало способствовал вытатуированный на моей руке лагерный номер. Обстоятельства побега были им более или менее ясны. Об этом они почти не спрашивали. Но их очень интересовали имена приютивших меня людей. И адреса, конечно, тоже.
- Кто вас снабдил этими документами? Где вы получили одежду? Кто вам помог добраться до Гамбурга? - четыре часа эти вопросы вдалбливали мне в мозг всеми доступными способами. Я их запомнил наизусть.
Наконец мне пообещали жизнь.
- Назовите только фамилии и адреса людей, изготовивших документы, - сказал следователь, массируя костяшки пальцев.
Фамилии я не знал, а адрес старался забыть. Я боялся, что назову его в бреду, выдохну окровавленным горлом, приходя в сознание на паркетном полу кабинета, прокричу беззубым ртом в минуту нестерпимой боли.
- Не надейся легко умереть. Смерть нужно заслужить.
Они страшно торопились. Теперь я понимаю: причиной этого были вести с восточного фронта.
Тогда же я понял только, что им наплевать и на меня и на тех, кто прятал меня от полиции. Зато им почему-то очень важно было знать, кто делал документы.
Иногда за четыре часа удается прожить целую жизнь. Боль не отнимает у человека ни воли, ни разума. Она заставляет его думать в ускоренном темпе; скорее, чем думают палачи. И скорее, чем до их сознания доходит твое молчание. Обостренным восприятием я догадался, что документы для них сейчас самое важное.
- Документы я добыл себе сам.
- Где? Как? Когда?
- Я сделал их сам и приклеил свою фотографию... Она хранилась в тайнике, вместе с одеждой. Я устроил все это давно, еще до первого ареста. На случай возможного побега.
- Где тайник?
- В лесу Вайнвальде.
- Точнее!
- Точнее объяснить невозможно... Но я мог бы найти его и показать.
Чем чаще оказываешься лежащим на полу, тем скорее постигаешь тайну, как не приходить в сознание. Сознание делает слабым. И уязвимым. Беспамятство единственная защита. Я научился оттягивать возвращение памяти и боли.
- На бланках не обнаружено подчистки или вытравливания. Это были чистые бланки. Кто и где их достает? У нас уже имеются точно такие же экземпляры. Обычным типографским способом нельзя достичь такой идентичности. Как изготовлены эти бланки?
Значит, они поймали еще кого-то из "друзей Янека" и те не сказали им ничего. И я не скажу.
- Почему удостоверения личности часто имеют совпадающие номера?
Действительно, почему? Английские фунты тоже ведь были с одинаковым номером.
- Где изготовляется иностранная валюта? Почему четыре стофунтовые банкноты выпущены за одним номером?
- У меня не было никаких банкнот, - говорю я совершенно бессознательно.
Нужно напряженней следить за своими словами, особенно теперь, когда они добрались до главного.
- Но вы должны знать о них! Банкноты и документы имеют один и тот же источник.
Неужели они что-то нащупали? Если бы знать, что им известно...
- Английская разведка снабжает вас фальшивыми деньгами? Поставляются ли вам фальшивые рейхсмарки?
Ах, вон оно в чем дело! Документы и деньги, оказывается, изготовляет Интеллидженс сервис... - это я соображаю уже на полу.
Чувствую, что вот-вот отключусь.
- Направьте его в ведомство Крюгера. Он может еще пригодиться. - Это сказал, по-видимому, тот тип в штатском, который сидит в углу. За все время это его единственные слова.
Наконец, мне удалось отключиться. В сознание я пришел уже в камере. Она была залита ярким светом, который горел и днем и ночью. С тех пор я не могу побороть ненависти к электрическому току. Если бы можно было, я бы жил при свечах. Но это уже сугубо личное.
...Мой рассказ об аресте и допросе можно было бы закончить. Хочется сказать лишь несколько слов о ведомстве Крюгера. Это поможет читателю понять, почему мне была на время дарована жизнь. Основные подробности о деятельности этого ведомства мне стали известны после войны. В следующем разделе я использовал такие документы: 1) "Нюренбергский процесс над главными немецкими военными преступниками", М., 1961; 2) "Protokoll des Sachsenhausen-Prozess".
...Когда для гитлеровского рейха настали черные дни, "золотые фазаны"3 все больше надежды стали возлагать на тайную войну. Но для вербовки агентов в странах антигитлеровской коалиции требовались огромные средства. Чем сильнее нацистов лупили на фронтах, тем большие суммы приходилось им тратить на покупку отщепенцев - предателей всех мастей.
С каждым часом уменьшались финансовые возможности коричневой империи, зажатой в огненном кольце войны. Внешнеторговые связи резко сократились, валютные фонды были крайне истощены, а германская марка совершенно не котировалась на международном рынке. Лишенная всех иностранных кредитов Германия вынуждена была расходовать последние остатки валюты только на ввоз из нейтральных стран стратегического сырья.
Тогда-то и была сделана последняя ставка банкрота. Секретная служба при непосредственном участии финансовых воротил представила фюреру план массовой подделки иностранных банкнот.
На фальшивые деньги предполагалось закупить за границей недостающее истощенной империи сырье. Это было тем более заманчиво, что однажды, еще в первую мировую войну, такая афера увенчалась успехом. Будущий президент гитлеровского "Рейхсбанка" Яльмар Шахт закупил тогда в Бельгии на фальшивые франки большую партию товаров.
Немалые надежды возлагались также на подрыв экономики враждебных Германии государств. Здесь у нацистов тоже был некоторый опыт. Еще в 1918 году отпечатанные в берлинской тайной типографии миллионы фальшивых рублей были брошены на снабжение орудовавших на территории Советской России контрреволюционных банд. Но фашистские наследники германского милитаризма мыслили гораздо шире. Они намеревались буквально захлестнуть противостоящий им лагерь потоком фальшивых ассигнаций. Гитлер и Гиммлер не забывали и о "пятой колонне". Оплачивать услуги этих международных отрядов предателей планировалось тоже фальшивыми деньгами.
Так при Главном управлении имперской безопасности был создан особый центр по изготовлению фальшивых денег, главой которого стал оберштурмбанфюрер СС Бернхард Крюгер. В прошлом взломщик, Крюгер возглавлял до этого группу "Технических вспомогательных средств" VI управления.
Эта группа, обосновавшаяся в сером доме на Дельбрюкштрассе в Берлине, снабжала гестаповскую агентуру подложными документами. У Крюгера был целый музей с образцами всевозможных документов из всех стран мира: от красноармейской книжки до свидетельства о благонадежности, выданного полицией Токио.
Первые опыты по изготовлению фальшивых денег были предприняты еще в 1940 году под кодовым наименованием "Операция Андреас". Сначала изготовили образцы английских фунтов стерлингов. Их легче, чем любую другую валюту, удавалось обменивать на настоящие в английских владениях или нейтральных странах. Хождение же фунт имел во всех частях света.
Все же понадобилось около трех лет, прежде чем эсэсовцы наловчились печатать почти неотличимые от подлинников банкноты достоинством в пять, десять, двадцать и пятьдесят фунтов. Лишь после этого они смогли приступить к изготовлению пятисот- и тысячефунтовых купюр.
Над этим в поте лица трудился целый научно-исследовательский институт уголовников. Прежде всего, требовалось подобрать бумагу, которая точно соответствовала оригиналу по фактуре. Клише и печать не должны были отличаться от него ни рисунком, ни цветом. Ничтожный штрих, малейшая разница в оттенках могли загубить всю операцию. Наконец, нацистам нужно было, чтобы номера серий максимально соответствовали подлинным. Приходилось учитывать все: подписи ответственных лиц казначейства и даты выпуска денег. Фальшивые деньги необходимо было немедленно сбывать или обменивать на настоящие. Для этого требовалась сильно разветвленная и тщательно законспирированная шпионская сеть, охватывающая почти все государства мира. Дело здесь было поставлено на широкую ногу. Ведь производство фальшивых денег было очень важным звеном в преступной цепи тотальной войны,