Страница:
Кирленков мучительно искал недостающее звено. Он видел, что его математика не убедила товарищей. Они все поняли, согласились с ним, и, если бы на его кровати не лежал сейчас этот человек, все было бы ясно. Теперь же никто не решался перебросить мост от решенной научной загадки к необъяснимому появлению самого обычного человека. Слишком уж такое стечение обстоятельств было необычно. А может быть, здесь просто глупое совпадение? Нет, не совпадение. И, сам не замечая того, Кирленков заговорил вслух. Тихо, медленно и последовательно, точно строя хрупкий домик, он соединял звено за звеном. Увлекшись, он перестал мыслить математическими абстракциями и формулировал свои мысли чисто философски:
- А где, собственно, находятся предполагаемые антимиры? Ведь получается весьма парадоксальная ситуация. Мы говорим о симметрии мира, о том, что каждой частице соответствует античастица. Но на самом-то деле вокруг нас есть только несимметричная природа. Чтобы дать хоть какой-то ответ, мы предполагаем, что антиматерия существует не в нашем мире, а в глубинах Вселенной, в каких-то далеких галактиках. Это тем легче допустить, чем труднее проверить А нашему земному наблюдателю почти невозможно обнаружить антимир. Действительно, пусть мы видим какое-то небесное тело и хотим узнать, из чего оно состоит: из атомов или антиатомов. Увы, световые волны, испускаемые телом, этого нам не скажут. И вещество и антивещество излучают один и тот же свет.
- Даже я об этом знаю, - с нарочитым вздохом произнес доктор.
Кирленков опомнился:
- Простите, я, кажется, увлекся. Но мне бы хотелось изложить свою мысль до конца.
- Пожалуйста, Анатолий Дмитриевич, - кивнул головой Оганесян, который уже понял мысль Кирленкова и мог спокойно следить за ее развитием.
- Гениальный Дирак открыл антимир еще в тридцатых годах. Все рассуждения об антимирах и антивеществе, все дискуссии и надежды, связанные с фотонными ракетами, основаны в конечном итоге на теории Дирака. Но если мы попытаемся докопаться до истоков его теории, то увидим, что дираковское исходное положение - это природа вакуума. Дирак не считает вакуум пустотой. В этом все дело. Дираковский вакуум - это море, до отказа набитое элементарными частицами. Но частицы эти тоже необычны. Они никак не воспринимаются даже самыми совершенными приборами. Но стоит сообщить им огромный запас энергии, и мы можем выбить их из вакуума, создать материю из ничего. И здесь нет никакой идеалистической ловушки. Просто частицы в море Дирака обладают отрицательной энергией. Меньшей, чем нуль! Отрицательная энергия - это значит и отрицательная масса. Мяч из таких отрицательных частиц от толчка вперед полетит назад. Все те частицы, которые мы открыли, в сущности, предугаданы Дираком. И антипротон и позитрон - это всего лишь дырки. Дырки в пустоте. Мощным ударом энергии мы их выбили из вакуума и получили античастицы. Вакуум это туннель из мира в антимир. Из мира плюс-энергия в мир минус-энергия. Этот минус-мир движется, в нем текут процессы, совершаются физические взаимодействия и химические реакции. И если, мы знаем это из астрономии, наша Вселенная расширяется, то та, лежащая за вакуумом, минус-Вселенная сжимается. Иначе нельзя. В этом блестяще проявляется закон диалектики, закон единства и борьбы противоположностей. Этот минус-мир должен жить на встречном времени. Для них, я имею в виду обитателей бесконечной Вселенной из антивещества, время идет обратно нашему.
Итак, нашей Вселенной всюду - рядом с нами, в нас самих, - возможно, сопутствует другая, невидимая Вселенная, живущая на встречном времени. В ней свои, не воспринимаемые нами объекты, но такие же материальные и реальные, как наши. И, поскольку она подчинена всем известным нам законам природы, мы когда-нибудь сумеем обнаружить ее экспериментально.
Человек, которого мы нашли в аккумуляторной, оттуда, из этой Вселенной, живущей на встречном времени. Другого объяснения того, как человек мог, не открывая двери, оказаться внутри запертого помещения, я не знаю. Моя мысль подтверждается и другими данными. Это показания приборов в аккумуляторной, я о них уже говорил. О том, что нейтринные поглотители зарегистрировали переход антипространства через нуль, свидетельствуют данные, о которых рассказал нам Карпов.
Кирленков сел. Он ожидал бури, но все молчали. Ошарашенные и убежденные, протестующие и покоренные его логикой и полетом его мысли.
- Как жаль, что никого из нас не было на улице в тот момент, - огорченно и тихо сказал Володя Карпов.
- Как - никого? - разом вскричали Оганесян и Волобоев. - А Юрочка? * * *
Юра протяжно зевнул, потянулся и открыл глаза. Тело ныло, в суставах пряталась боль. Было такое ощущение, точно просыпаешься после первой в этом году лыжной прогулки.
Юра взглянул на часы. Они показывали без четверти двенадцать.
"Неужели проспал?" - испугался он и огорченно почесал щеку. Пальцы его наткнулись на марлевую наклейку, и Юра вспомнил свое вчерашнее приключение. Он сел и уже было собрался откинуть одеяло, как взгляд его случайно остановился на кровати Кирленкова. Там лежал совершенно незнакомый человек с небритым и усталым лицом. Это лицо показалось Юре таким знакомым, что он тихо вскрикнул. Но человек не проснулся.
Юра откинулся на подушку, мучительно стараясь вспомнить, где он видел этот крутой лоб и впалые щеки. Казалось, что стоит еще чуть-чуть напрячься, как вспомнит, но в самый последний момент, когда, казалось, уже наступало озарение, мысли расползались, вялые и негибкие. И опять нужно было возвращаться, что-то припоминать, что-то отбрасывать как несущественное. От этой мучительной и напряженной работы Юру стало мутить. К голове прихлынул сухой жар, и Юра был куда-то опрокинут и унесен.
Ему казалось, что он тонет в каком-то багровом болоте. Сколько он ни бился, никак не удавалось выбраться из засасывающей трясины. Каждое движение только ухудшало его положение. Вот уже кровавая болотная вода подступила к самому горлу. Юра хочет схватиться за что-то рукой и не может - ее зажало в железных тисках.
- Опять бредит, - тихо сказал доктор, опуская Юрину руку.
- А как второй? - спросил Кирленков, кивнув на свою кровать.
- По-прежнему в беспамятстве.
- Как же мы кормить-то их будем? - огорченно развел руками Костенко и осторожно накрыл салфеткой две чашки бульона с гренками и стаканы с густым малиновым киселем.
Один за другим все тихо вышли из комнаты. Медленно закрывая дверь, Волобоев в коридоре обратился к Кирленкову:
- Послушай, Толя, я не собираюсь с тобой спорить. Может быть, ты и прав. Но ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Ну, пусть твой этот минус-мир абсолютно зеркален нашему. Пусть там все так же. Даже люди точно такие же. Пусть они нашли возможность пробиться в наш мир и перестроить, или, как вы, физики, говорите, перезарядить антиатомы на атомы, чтобы не взорваться здесь, у нас. Ладно, я верю этому так, на слово верю. Ты объясни мне другое. Почему у незнакомца рубашка с красной меткой: Л. Ш. и ярлычок Минской шелкоткацкой фабрики? Это раз. Обрати внимание на его брюки. Тридцать четыре сантиметра! Теперь таких никто не носит, даже ярые борцы со стилягами. Да и сандалии какие когда-то носил мой папа. Почему человек из антимира носит минскую рубашку и вообще одет так, как одевались дачники лет двадцать назад? А вообще я целиком за тебя. Тем более, что и в антимире, судя по его посланцу, тоже страдают гипертонией.
И, насмешливо поклонившись, щеголеватый доктор молодцевато зашагал в столовую, куда только что перед этим отправился повар.
Кирленков, задумчиво потупившись, тоже пошел в столовую. Уж кто-кто, а он раньше всех учуял соблазнительный запах мозгов-фри. * * *
После обеда спор возобновился. Попыхивая трубкой, Оганесян, которому хотелось подумать обо всем неторопливо и обстоятельно, попытался примирить бушующие страсти.
- Помните, - сказал он, - у Чапека есть прекрасная повесть "Метеор". На больничной койке лежит без сознания откуда-то свалившийся летчик. Он обгорел, и у него нет документов. Никто о нем ничего не знает. И каждый конструирует ею историю по-своему. Эта повесть - о различных путях познания. Религиозная сестра воссоздает историю летчика из ночных сновидений, доктор - из чисто внешних, физиологических и терапевтических признаков, ясновидящий... ну, само собой понятно. Но наиболее полную картину дает писатель, у которого чисто внешние признаки прошли сквозь призму искусства. Вот, мне кажется, у нас с вами подобная ситуация. Анатолий Дмитриевич порадовал нас сегодня утром блестящей гипотезой. Я бы назвал ее рассказом доктора плюс чуть-чуть от писателя и еще меньше - от ясновидящего. Научная часть гипотезы Анатолия Дмитриевича хоть и спорна, но блестяща. Этого у нее не отнять. Но вот выводы... Здесь остается только руками развести. И если чапековский ясновидящий что-то такое все же сумел увидеть, то здесь... Впрочем, не буду повторяться и умолчу о шитых белыми нитками местах гипотезы Анатолия Дмитриевича. О них уже говорилось не раз. Чем, собственно, я хочу закончить свою мысль? Я с нетерпением жду выздоровления Юрочки. Мне очень хотелось бы знать его мнение. Без религиозной нянечки мы обойдемся уж как-нибудь, а рассказ писателя нам просто необходим. А Юрочка у нас не просто писатель - он поэт! Все рассмеялись. И Кирленков тоже.
- Всецело с вами согласен, Вартан Цолакович, - многозначительно подняв указательный палец, сказал Володя Карпов, - только одно небольшое добавление. Дело в том, что рассказ писателя был заключительным аккордом, когда весь фактический материал уже оказался собранным. У нас же есть еще один неиспользованный резерв. Я сегодня проявил пленку, которая была в Юрочкином киноаппарате. Завтра все смогут увидеть заснятый им фрагмент. Думаю, что он будет интересен. И, хотя этот материал добыт "писателем", давайте будем его считать приобщенным к научной, фактической стороне вопроса. Так будет лучше... Больше похоже... Ну, в общем, мне так кажется...
В столовой раздались дружные аплодисменты.
- Если так, то и я выложу все свои карты на стол, - сказал Кирленков. Только то, что я вам сейчас скажу, считайте лишь одной из возможных гипотез. Дело касается инициалов Л. Ш. на рубашке минской фабрики.
В столовой стояла напряженная тишина.
Кирленков продолжал:
- До войны в Минске жил крупный физик, профессор Лев Иосифович Шапиро. Он занимался так называемым "творящим полем" - осцилляторами вакуума. Он пропал без вести. Считают, что его убили немцы. * * *
Когда потух свет и на экране показались блестящие змеи и молнии поцарапанной ленты, все затаили дыхание. Но ничего нового по сравнению с тем, что видел Юра при съемке, фильм не дал. Это сказал сам Юра, который, несмотря на решительные протесты Волобоева, захотел во что бы то ни стало сам присутствовать на демонстрации фильма и давать пояснения. Коротенький обрезок ленты прокрутили еще раз и зажгли свет. Единственным дополнением к тайне Незнакомца на сегодняшний день было лишь то, что все, в том числе и сам Юра, узнали, что лицо в огненном иллюминаторе принадлежит именно тому человеку, который, все еще без сознания, лежал на постели Кирленкова. Вот и все
- Послушай, Толя, - обратился к Кирленкову Юра, - растолкуй ты мне подробней о встречном времени. Что-то я здесь недопонимаю.
К Юриной просьбе присоединились все. Кирленков задумался и, немного помолчав, стал рассказывать.
- Вы помните последний кадр Юриного фильма. Вероятно, в тот момент, когда он снимался, наш Юрочка уже был сбит с ног, поэтому нацеленная в небо кинокамера запечатлела весьма тривиальный эпизод: падение кедровой шишки. Как она падала, вы видели. Теперь мысленно представьте себе, что пленка прокручивается в обратном направлении. Что будет тогда? Вы увидите, как притягиваемая землей шишка взлетит в небо. То есть поведет себя точно так же, как тело отрицательной энергии. По сути дела, поменяв направление движения ленты, мы изменили направление течения времени. Любое тело, взятое из нашей жизни, хотя бы этот ключ от аккумуляторной, в мире отрицательной энергии полетит вверх, как и наша воображаемая шишка. Понятно?
Кто сказал "да", а кто просто кивнул головой, лишь Оганесян, встав с места, громко предложил:
- А знаете что? Давайте действительно крутить пленку в обратном направлении. * * *
Опять на экране прыгали золотые змейки. Потом показалось небо, мохнатая лапа кедра. Кедровая шишка действительно выскочила из снега и, вознесшись в небеса, приросла к ветке. Но это уже никого не интересовало.
Ничего необычного здесь не было: пленка прокручивалась в обратную сторону. Все с любопытством ждали, что же будет дальше.
На голубом фоне неба виднелись нерезкие и туманные силуэты дальних кряжей. Все было как-то неестественно наклонено к линии горизонта. Потом кедр качнулся, куда-то переместился и все увидели раскаленную металлическую глыбу домик аккумуляторной. Вишневый накал сменился пурпурным, потом оранжевым. Дом начал едва заметно вибрировать, точно хотел скорее излучиться в свет. Частота колебаний постепенно увеличилась, и все с удивлением увидели, что домик аккумуляторной начал таять, как тает брошенный в воду оранжевый кристалл хромовых квасцов. Наконец, когда контуры аккумуляторной едва стали угадываться, зажглось пятно непередаваемого красного оттенка. Это был какой-то иллюминатор. Цвет его постепенно менялся, точно этот иллюминатор выплывал из инфракрасной части спектра в зону видимого света.
И, когда иллюминатор зажегся чуть желтоватым, соломенного оттенка светом, в нем резко и четко обозначилось лицо Незнакомца. Глаза его были закрыты, подбородок энергично вскинут вверх. Скорее это напоминало скульптуру, чем лицо живого человека, такая была в нем сила экспрессии. Постепенно свет в иллюминаторе менялся в сторону ультрафиолетового конца спектра. Странное превращение претерпевало и лицо Незнакомца. Обратное прокручивание выявило не замеченные ранее детали. Сначала исчезли или, может быть, просто стали прозрачными волосы, потом кожа. Некоторое время был виден чисто анатомический портрет - сухожилия, мускулы, вены. Потом изображение стало похоже на рентгеновский снимок - череп и неясные тени постепенно тающих тканей. Наконец исчезло и это. И только в иллюминаторе полыхал странный спиртовой огонь.
Вдруг стекло иллюминатора стало расслаиваться. В нем возникали какие-то неглубокие дырочки, от которых во все стороны летели отколотые пластинки.
- Точно кто-то стреляет по толстому кварцевому стеклу, - прокомментировал происходящее на экране Володя Карпов.
То, что Володя принял за дырки от пуль, все сильнее углублялось в слой иллюминатора, пока там не образовалась маленькая черная точка. Вокруг нее молниями побежали трещины. Что-то невидимое ворвалось в иллюминатор. Спиртовой огонь качнулся, точно под сильным порывом ветра. И внезапно все озарилось мертвенным зеленым светом. В этом свете стала видна внутренность какой-то тесной сферической кабины. Кабина держалась на экране лишь доли секунды, но все заметили, что она была пуста, лишь на стенках ее колючим огнем вспыхивали зеленые блестки. Лента кончилась. Оганесян поднялся со своего места и включил свет. * * *
Четверг прошел в напряженном труде. До прибытия вертолета оставался только один день. А нужно было успеть ликвидировать все нарушения и поломки в приборах, вызванные неожиданным вторжением Незнакомца. По крайней мере, необходимо было выяснить, что можно починить здесь своими силами, а что придется отослать на вертолете или выписать с главной базы. Ничего нового в этот день обитатели площадки на Тайну-олу не узнали - некогда было даже поговорить. Один только Юра слонялся без дела, так как строгим приказом Оганесяна и доктора был отстранен от всяких работ. Единственное, что ему разрешили, - это дежурить у постели Незнакомца, который так и не приходил в сознание Но это было не так уж интересно. Читать не хотелось. Тысячи вопросов буквально жгли язык, но все были так заняты, что Юрины попытки заговорить встречали только раздраженный протест. Оставалось лишь бродить по комнатам и смотреть в окна, что Юра и делал
Наконец ему повезло. Кирленков, утомленный перетаскиванием разряженных в результате появления Незнакомца аккумуляторов, вошел в дом, чтобы умыться и немного передохнуть. Он был мгновенно атакован Юрой, вылившим на него весь накопленный запас вопросов и нетерпения.
- Я знаю, что ты думаешь, Толя, знаю! - Юра говорил торопливо, чтобы не дать Кирленкову отговориться ничего не значащей фразой. - Ты думаешь, что Незнакомец - это доктор Шапиро. Это, в конце концов, легко установить на Большой земле. Дело не в том. Ты мне вот что ответь. Если это он и каким-то образом он сумел создать дираковский вакуум, то как он мог жить там? А?
- Где - там?
- В мире минус-энергия. Ведь если он перезарядил каждую элементарную частицу всех атомов своего тела и ушел в антимир, то это было, как ты говорил вчера, в сорок первом году. Так? А как же он жил там двадцать лет? Что ел? Чем дышал, почему не обтрепал свой дачный костюм?
Или ты полагаешь, что там есть мир, полностью подобный нашему?
Юра еще продолжал бы засыпать Кирленкова вопросами, если бы тот умоляюще не поднял руки вверх:
- Хватит, Юрочка, хватит. Не все сразу. Прежде: то, что ты сейчас сказал, сказал и придумал именно ты, а не я.
- Но ведь ты думаешь именно так!
- Что я думаю, знаю только я один. Тебе я отвечу лишь затем, чтобы ты понял, как необходимо физику знать теорию относительности.
- Я знаю.
- Нет, ты не знаешь. Ты учил ее - этому я охотно верю. Но не более. Кирленков взглянул на часы и встал. - Пойдем в гостиную, посидим четверть часа, покурим, и я тебе немного расскажу.
- В классической ньютоновской физике, - начал Кирленков, попыхивая сигареткой, - соотношения "раньше", "позже", "одновременно" всегда считались абсолютно не связанными ничем с выбором системы отсчета. Эйнштейн отчасти ликвидировал эту несуществующую абсолютность. Наряду с событиями, последовательность которых во времени по-прежнему не зависела от системы отсчета, появилась новая категория событий. Мы называем их квазиодновременными, то есть ложноодновременными. Каждое из этих квазиодновременных событий при смене системы отсчета может превратиться из предшествующего в последующее или одновременное. В сущности, любые два события либо квазиодновременны, либо квазиодноместны К чему я это говорю? А вот к чему. Допустим, все было так, как ты только что сказал. Заметь: именно ты, а не я! Юра согласно кивнул
- Так вот, - продолжал Кирленков, - допустим. Незнакомец ушел через дираковский вакуум где-то около Минска, а вернулся в наш мир на Тайну-олу. Здесь явное нарушение одноместности. Почему? Да потому, что тот мир не может быть полностью зеркален нашему. Ты вошел туда в одно место, а вышел в другом. Вот и все. Такие же превращения могут быть и со временем. В сущности, можно допустить, что он появился у нас в мире вчера, а в этот мир вошел завтра.
- Ну, уж это ты того через край хватил
- Ничего не хватил. Вот послушай. Допустим, у нас есть два события - А и Б. А - это выстрел охотника, Б - это смерть подстреленного им зверя. Наоборот вроде никак нельзя. Ведь если в какой-нибудь системе отсчета ружейная пуля попадет в тело зверя и причинит ему смерть раньше, чем она вылетела из ружья, - все наши представления о причинности оказываются вверх ногами. Это даже не индетерминизм, а вообще черт те что. Получится, что в одной системе отсчета волк умирает потому, что в него выстрелили, а в другой - ружье выстрелило потому, что он умер. Нелепица! И действительно, никакая наука не может допустить, чтобы следствия предшествовали своим причинам. Для этого нужно невозможное; чтобы пуля летела быстрее света. Вот в этом все дело. В скорости. Свет обогнать нельзя. Но приблизиться к скорости света - отчего же нет? Значит, если мы увеличим скорость почти до световой, у нас, во-первых, причина остается причиной, а следствие - следствием и ничто не нарушится, а во-вторых, сузится промежуток времени между причиной и следствием. Понимаешь? Здесь и весь секрет. Незнакомец ушел в мир встречного времени. Он ушел из нашей системы отсчета в другую. Это для нас в его отсутствие прошло двадцать лет, а для него могли пройти неделя, день, час. Я не знаю точно, сколько. Понял теперь?
- Ты все-таки молодец, Толик! - Юра обнял Кирленкова. - Ты гений. Что бы там ни было, правда все это или ошибка, но ты гений.
Кирленков высвободился из его объятий, взглянул на часы и встал. Потом неожиданно улыбнулся, ткнул Юру пальцем в живот и пошел к двери.
- Когда станешь академиком, Толя, возьми меня к себе.
- Ладно, возьму.
- Но я найду еще доводы против твоей гипотезы. Так и знай! - крикнул ему вслед Юра. * * *
- Ну, научные работнички - столяры и плотнички, давай, давай! поторапливал их Юра.
Работать ему еще не разрешали, и он увязался за Кирленковым и Карповым в аккумуляторную.
Кирленков молча и сосредоточенно паял. Как художник над какой-то абстрактной мозаикой, склонился он над панелью с перепутанными жилками проводов и разноцветными цилиндрами сопротивлений, выискивая одному ему понятные нарушения в схеме.
В другом углу за высоким лабораторным столом застенчиво приютился Володя Карпов. В руках у него гудело пламя кислородной горелки и молочным светом лучилось раскаленное стекло кварцевого баллона.
А Юра размашистыми шагами ходил от стены к стене. Нараспев читал стихи Блока, Уитмена и свои собственные, время от времени приставал, но вообще вел себя вполне прилично. Во всяком случае, Кирленков еще не предпринимал попыток от него избавиться.
Все устали. Кирленков - от напряженного высматривания дефектов своей полупроводниковой мозаики, Володя - от яркого кварцевого света, Юра - от себя самого.
Кирленков выключил паяльник, Володя завернул вентили подачи газов, а Юра просто закрыл рот и присел на краешек стола. Кирленков достал из холодильника две бутылки кефира, потом, взглянув на Юру, потянулся за третьей.
Взболтав кефир и проткнув пальцем тонкую жесть, Юра опять начал говорить:
- Ну хорошо! Как будто всем все ясно, все обо всем договорились. Но я не согласен. Учти, Толя, сейчас я говорю с тобой не как физик с физиком, а как литератор с физиком.
Кирленков, чуть приподняв бровь, взглянул на Юру.
- Да, Толя, именно как литератор! С точки зрения литературы наша повесть идет по пути наименьшего сопротивления. И это мне не нравится. Ну посуди сам. Человек из антимира сваливается ни куда-нибудь, а именно в нашу аккумуляторную, чтобы талантливый физик Кирленков мгновенно все разгадал. Зверь бежит на ловца! Почему твой профессор оказался именно здесь, а не где-нибудь в комнате начальника милиции, или в зале для игр детского сада или еще я не знаю где? Почему он попал туда, где тайну его появления легче всего сумеют разгадать? Это что, случайность или необходимость? Мы же все физики, диалектики и детерминисты. Ну?
Кирленков с интересом слушал Юрину речь. Юра начал говорить просто так, чтобы не молчать, но постепенно сам увлекся своими литературными возражениями: внимание Кирленкова только подливало масло в огонь.
- Никакой писатель, - Юра восторженно простер руку вверх, - не строил бы таким образом сюжет повести, а физик не видит ужасающей дыры в состряпанном им объяснении! Да, с точки зрения нас, писателей, этот человек не имеет права быть из антимира, поскольку антимиром интересуешься ты. Dixi! - Юра гордо смотрел на поверженного во прах, как ему казалось, Кирленкова.
Неожиданно в разговор вмешался Володя Карпов:
- Этот человек, если он пришел сквозь дираковский вакуум, должен был оказаться здесь с гораздо большей степенью вероятности, чем где-нибудь в любом другом месте.
- Почему? - Вопрос был задан Юрой и Кирленковым одновременно.
- Потому что он и Толина установка добили вакуум с двух сторон. Это вроде взаимопомощи. Вот... потому... Я, видите ли, уже думал над этим. Правда, не с тех позиций, какие отстаивает Юра, Просто с точки зрения философских категорий: необходимость и случайность. Так вот, здесь - необходимость, а не случайность. Я даже кое-что прикинул на бумажке.
Карпов протянул Кирленкову свой блокнот. Юра слез со стола и склонился над Кирленковым, но тот досадливым жестом отогнал его на более далекое расстояние.
Минут десять в аккумуляторной стояла тишина. Потом Кирленков возвратил Володе блокнот и восхищенно сказал:
- Здорово! Здесь то, чего мне не хватало раньше.
- Я знаю, Толя, - Карпов смущенно вырисовывал в воздухе вензеля, - здесь именно тот оператор Гамильтона, из-за которого тебя тогда срезал Беловидов. Но у тебя не было обоснования его применимости, не было граничных условий. А я их получил экспериментально и совершенно случайно, когда чинил твои борорениевые диски. Это, в сущности, твои данные... Возьми...
Кирленков отстранил блокнот:
- Нет, Володя, спасибо, но нельзя. Это твое самостоятельное решение, я не могу.
Под действием противоположно направленных сил блокнот упал на пол. Юра подхватил его и начал листать. Но Кирленков прикрыл листы ладонью.
- Все равно ничего не поймешь, стихоплет. А если поймешь, то напишешь статейку в "Технику - молодежи". Постой, постой... Как же ты напишешь? Ага! Вот так: "Мир и антимир. Они как два неуловимых друг для друга призрака взаимно пронизываются. Один для другого служит дополнительным источником поставки частиц. Они спасают друг друга от разжижения. Один физик, идеалист и церковник, как-то с точностью до одной штуки подсчитал число элементарных частиц во Вселенной. Его ограниченному богоискательскому мозгу никогда не понять, как слаба эта теория. Ведь число частиц - это понятие статистическое. На самом деле наш мир и антимир постоянно обмениваются частицами высоких энергий".
- А где, собственно, находятся предполагаемые антимиры? Ведь получается весьма парадоксальная ситуация. Мы говорим о симметрии мира, о том, что каждой частице соответствует античастица. Но на самом-то деле вокруг нас есть только несимметричная природа. Чтобы дать хоть какой-то ответ, мы предполагаем, что антиматерия существует не в нашем мире, а в глубинах Вселенной, в каких-то далеких галактиках. Это тем легче допустить, чем труднее проверить А нашему земному наблюдателю почти невозможно обнаружить антимир. Действительно, пусть мы видим какое-то небесное тело и хотим узнать, из чего оно состоит: из атомов или антиатомов. Увы, световые волны, испускаемые телом, этого нам не скажут. И вещество и антивещество излучают один и тот же свет.
- Даже я об этом знаю, - с нарочитым вздохом произнес доктор.
Кирленков опомнился:
- Простите, я, кажется, увлекся. Но мне бы хотелось изложить свою мысль до конца.
- Пожалуйста, Анатолий Дмитриевич, - кивнул головой Оганесян, который уже понял мысль Кирленкова и мог спокойно следить за ее развитием.
- Гениальный Дирак открыл антимир еще в тридцатых годах. Все рассуждения об антимирах и антивеществе, все дискуссии и надежды, связанные с фотонными ракетами, основаны в конечном итоге на теории Дирака. Но если мы попытаемся докопаться до истоков его теории, то увидим, что дираковское исходное положение - это природа вакуума. Дирак не считает вакуум пустотой. В этом все дело. Дираковский вакуум - это море, до отказа набитое элементарными частицами. Но частицы эти тоже необычны. Они никак не воспринимаются даже самыми совершенными приборами. Но стоит сообщить им огромный запас энергии, и мы можем выбить их из вакуума, создать материю из ничего. И здесь нет никакой идеалистической ловушки. Просто частицы в море Дирака обладают отрицательной энергией. Меньшей, чем нуль! Отрицательная энергия - это значит и отрицательная масса. Мяч из таких отрицательных частиц от толчка вперед полетит назад. Все те частицы, которые мы открыли, в сущности, предугаданы Дираком. И антипротон и позитрон - это всего лишь дырки. Дырки в пустоте. Мощным ударом энергии мы их выбили из вакуума и получили античастицы. Вакуум это туннель из мира в антимир. Из мира плюс-энергия в мир минус-энергия. Этот минус-мир движется, в нем текут процессы, совершаются физические взаимодействия и химические реакции. И если, мы знаем это из астрономии, наша Вселенная расширяется, то та, лежащая за вакуумом, минус-Вселенная сжимается. Иначе нельзя. В этом блестяще проявляется закон диалектики, закон единства и борьбы противоположностей. Этот минус-мир должен жить на встречном времени. Для них, я имею в виду обитателей бесконечной Вселенной из антивещества, время идет обратно нашему.
Итак, нашей Вселенной всюду - рядом с нами, в нас самих, - возможно, сопутствует другая, невидимая Вселенная, живущая на встречном времени. В ней свои, не воспринимаемые нами объекты, но такие же материальные и реальные, как наши. И, поскольку она подчинена всем известным нам законам природы, мы когда-нибудь сумеем обнаружить ее экспериментально.
Человек, которого мы нашли в аккумуляторной, оттуда, из этой Вселенной, живущей на встречном времени. Другого объяснения того, как человек мог, не открывая двери, оказаться внутри запертого помещения, я не знаю. Моя мысль подтверждается и другими данными. Это показания приборов в аккумуляторной, я о них уже говорил. О том, что нейтринные поглотители зарегистрировали переход антипространства через нуль, свидетельствуют данные, о которых рассказал нам Карпов.
Кирленков сел. Он ожидал бури, но все молчали. Ошарашенные и убежденные, протестующие и покоренные его логикой и полетом его мысли.
- Как жаль, что никого из нас не было на улице в тот момент, - огорченно и тихо сказал Володя Карпов.
- Как - никого? - разом вскричали Оганесян и Волобоев. - А Юрочка? * * *
Юра протяжно зевнул, потянулся и открыл глаза. Тело ныло, в суставах пряталась боль. Было такое ощущение, точно просыпаешься после первой в этом году лыжной прогулки.
Юра взглянул на часы. Они показывали без четверти двенадцать.
"Неужели проспал?" - испугался он и огорченно почесал щеку. Пальцы его наткнулись на марлевую наклейку, и Юра вспомнил свое вчерашнее приключение. Он сел и уже было собрался откинуть одеяло, как взгляд его случайно остановился на кровати Кирленкова. Там лежал совершенно незнакомый человек с небритым и усталым лицом. Это лицо показалось Юре таким знакомым, что он тихо вскрикнул. Но человек не проснулся.
Юра откинулся на подушку, мучительно стараясь вспомнить, где он видел этот крутой лоб и впалые щеки. Казалось, что стоит еще чуть-чуть напрячься, как вспомнит, но в самый последний момент, когда, казалось, уже наступало озарение, мысли расползались, вялые и негибкие. И опять нужно было возвращаться, что-то припоминать, что-то отбрасывать как несущественное. От этой мучительной и напряженной работы Юру стало мутить. К голове прихлынул сухой жар, и Юра был куда-то опрокинут и унесен.
Ему казалось, что он тонет в каком-то багровом болоте. Сколько он ни бился, никак не удавалось выбраться из засасывающей трясины. Каждое движение только ухудшало его положение. Вот уже кровавая болотная вода подступила к самому горлу. Юра хочет схватиться за что-то рукой и не может - ее зажало в железных тисках.
- Опять бредит, - тихо сказал доктор, опуская Юрину руку.
- А как второй? - спросил Кирленков, кивнув на свою кровать.
- По-прежнему в беспамятстве.
- Как же мы кормить-то их будем? - огорченно развел руками Костенко и осторожно накрыл салфеткой две чашки бульона с гренками и стаканы с густым малиновым киселем.
Один за другим все тихо вышли из комнаты. Медленно закрывая дверь, Волобоев в коридоре обратился к Кирленкову:
- Послушай, Толя, я не собираюсь с тобой спорить. Может быть, ты и прав. Но ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Ну, пусть твой этот минус-мир абсолютно зеркален нашему. Пусть там все так же. Даже люди точно такие же. Пусть они нашли возможность пробиться в наш мир и перестроить, или, как вы, физики, говорите, перезарядить антиатомы на атомы, чтобы не взорваться здесь, у нас. Ладно, я верю этому так, на слово верю. Ты объясни мне другое. Почему у незнакомца рубашка с красной меткой: Л. Ш. и ярлычок Минской шелкоткацкой фабрики? Это раз. Обрати внимание на его брюки. Тридцать четыре сантиметра! Теперь таких никто не носит, даже ярые борцы со стилягами. Да и сандалии какие когда-то носил мой папа. Почему человек из антимира носит минскую рубашку и вообще одет так, как одевались дачники лет двадцать назад? А вообще я целиком за тебя. Тем более, что и в антимире, судя по его посланцу, тоже страдают гипертонией.
И, насмешливо поклонившись, щеголеватый доктор молодцевато зашагал в столовую, куда только что перед этим отправился повар.
Кирленков, задумчиво потупившись, тоже пошел в столовую. Уж кто-кто, а он раньше всех учуял соблазнительный запах мозгов-фри. * * *
После обеда спор возобновился. Попыхивая трубкой, Оганесян, которому хотелось подумать обо всем неторопливо и обстоятельно, попытался примирить бушующие страсти.
- Помните, - сказал он, - у Чапека есть прекрасная повесть "Метеор". На больничной койке лежит без сознания откуда-то свалившийся летчик. Он обгорел, и у него нет документов. Никто о нем ничего не знает. И каждый конструирует ею историю по-своему. Эта повесть - о различных путях познания. Религиозная сестра воссоздает историю летчика из ночных сновидений, доктор - из чисто внешних, физиологических и терапевтических признаков, ясновидящий... ну, само собой понятно. Но наиболее полную картину дает писатель, у которого чисто внешние признаки прошли сквозь призму искусства. Вот, мне кажется, у нас с вами подобная ситуация. Анатолий Дмитриевич порадовал нас сегодня утром блестящей гипотезой. Я бы назвал ее рассказом доктора плюс чуть-чуть от писателя и еще меньше - от ясновидящего. Научная часть гипотезы Анатолия Дмитриевича хоть и спорна, но блестяща. Этого у нее не отнять. Но вот выводы... Здесь остается только руками развести. И если чапековский ясновидящий что-то такое все же сумел увидеть, то здесь... Впрочем, не буду повторяться и умолчу о шитых белыми нитками местах гипотезы Анатолия Дмитриевича. О них уже говорилось не раз. Чем, собственно, я хочу закончить свою мысль? Я с нетерпением жду выздоровления Юрочки. Мне очень хотелось бы знать его мнение. Без религиозной нянечки мы обойдемся уж как-нибудь, а рассказ писателя нам просто необходим. А Юрочка у нас не просто писатель - он поэт! Все рассмеялись. И Кирленков тоже.
- Всецело с вами согласен, Вартан Цолакович, - многозначительно подняв указательный палец, сказал Володя Карпов, - только одно небольшое добавление. Дело в том, что рассказ писателя был заключительным аккордом, когда весь фактический материал уже оказался собранным. У нас же есть еще один неиспользованный резерв. Я сегодня проявил пленку, которая была в Юрочкином киноаппарате. Завтра все смогут увидеть заснятый им фрагмент. Думаю, что он будет интересен. И, хотя этот материал добыт "писателем", давайте будем его считать приобщенным к научной, фактической стороне вопроса. Так будет лучше... Больше похоже... Ну, в общем, мне так кажется...
В столовой раздались дружные аплодисменты.
- Если так, то и я выложу все свои карты на стол, - сказал Кирленков. Только то, что я вам сейчас скажу, считайте лишь одной из возможных гипотез. Дело касается инициалов Л. Ш. на рубашке минской фабрики.
В столовой стояла напряженная тишина.
Кирленков продолжал:
- До войны в Минске жил крупный физик, профессор Лев Иосифович Шапиро. Он занимался так называемым "творящим полем" - осцилляторами вакуума. Он пропал без вести. Считают, что его убили немцы. * * *
Когда потух свет и на экране показались блестящие змеи и молнии поцарапанной ленты, все затаили дыхание. Но ничего нового по сравнению с тем, что видел Юра при съемке, фильм не дал. Это сказал сам Юра, который, несмотря на решительные протесты Волобоева, захотел во что бы то ни стало сам присутствовать на демонстрации фильма и давать пояснения. Коротенький обрезок ленты прокрутили еще раз и зажгли свет. Единственным дополнением к тайне Незнакомца на сегодняшний день было лишь то, что все, в том числе и сам Юра, узнали, что лицо в огненном иллюминаторе принадлежит именно тому человеку, который, все еще без сознания, лежал на постели Кирленкова. Вот и все
- Послушай, Толя, - обратился к Кирленкову Юра, - растолкуй ты мне подробней о встречном времени. Что-то я здесь недопонимаю.
К Юриной просьбе присоединились все. Кирленков задумался и, немного помолчав, стал рассказывать.
- Вы помните последний кадр Юриного фильма. Вероятно, в тот момент, когда он снимался, наш Юрочка уже был сбит с ног, поэтому нацеленная в небо кинокамера запечатлела весьма тривиальный эпизод: падение кедровой шишки. Как она падала, вы видели. Теперь мысленно представьте себе, что пленка прокручивается в обратном направлении. Что будет тогда? Вы увидите, как притягиваемая землей шишка взлетит в небо. То есть поведет себя точно так же, как тело отрицательной энергии. По сути дела, поменяв направление движения ленты, мы изменили направление течения времени. Любое тело, взятое из нашей жизни, хотя бы этот ключ от аккумуляторной, в мире отрицательной энергии полетит вверх, как и наша воображаемая шишка. Понятно?
Кто сказал "да", а кто просто кивнул головой, лишь Оганесян, встав с места, громко предложил:
- А знаете что? Давайте действительно крутить пленку в обратном направлении. * * *
Опять на экране прыгали золотые змейки. Потом показалось небо, мохнатая лапа кедра. Кедровая шишка действительно выскочила из снега и, вознесшись в небеса, приросла к ветке. Но это уже никого не интересовало.
Ничего необычного здесь не было: пленка прокручивалась в обратную сторону. Все с любопытством ждали, что же будет дальше.
На голубом фоне неба виднелись нерезкие и туманные силуэты дальних кряжей. Все было как-то неестественно наклонено к линии горизонта. Потом кедр качнулся, куда-то переместился и все увидели раскаленную металлическую глыбу домик аккумуляторной. Вишневый накал сменился пурпурным, потом оранжевым. Дом начал едва заметно вибрировать, точно хотел скорее излучиться в свет. Частота колебаний постепенно увеличилась, и все с удивлением увидели, что домик аккумуляторной начал таять, как тает брошенный в воду оранжевый кристалл хромовых квасцов. Наконец, когда контуры аккумуляторной едва стали угадываться, зажглось пятно непередаваемого красного оттенка. Это был какой-то иллюминатор. Цвет его постепенно менялся, точно этот иллюминатор выплывал из инфракрасной части спектра в зону видимого света.
И, когда иллюминатор зажегся чуть желтоватым, соломенного оттенка светом, в нем резко и четко обозначилось лицо Незнакомца. Глаза его были закрыты, подбородок энергично вскинут вверх. Скорее это напоминало скульптуру, чем лицо живого человека, такая была в нем сила экспрессии. Постепенно свет в иллюминаторе менялся в сторону ультрафиолетового конца спектра. Странное превращение претерпевало и лицо Незнакомца. Обратное прокручивание выявило не замеченные ранее детали. Сначала исчезли или, может быть, просто стали прозрачными волосы, потом кожа. Некоторое время был виден чисто анатомический портрет - сухожилия, мускулы, вены. Потом изображение стало похоже на рентгеновский снимок - череп и неясные тени постепенно тающих тканей. Наконец исчезло и это. И только в иллюминаторе полыхал странный спиртовой огонь.
Вдруг стекло иллюминатора стало расслаиваться. В нем возникали какие-то неглубокие дырочки, от которых во все стороны летели отколотые пластинки.
- Точно кто-то стреляет по толстому кварцевому стеклу, - прокомментировал происходящее на экране Володя Карпов.
То, что Володя принял за дырки от пуль, все сильнее углублялось в слой иллюминатора, пока там не образовалась маленькая черная точка. Вокруг нее молниями побежали трещины. Что-то невидимое ворвалось в иллюминатор. Спиртовой огонь качнулся, точно под сильным порывом ветра. И внезапно все озарилось мертвенным зеленым светом. В этом свете стала видна внутренность какой-то тесной сферической кабины. Кабина держалась на экране лишь доли секунды, но все заметили, что она была пуста, лишь на стенках ее колючим огнем вспыхивали зеленые блестки. Лента кончилась. Оганесян поднялся со своего места и включил свет. * * *
Четверг прошел в напряженном труде. До прибытия вертолета оставался только один день. А нужно было успеть ликвидировать все нарушения и поломки в приборах, вызванные неожиданным вторжением Незнакомца. По крайней мере, необходимо было выяснить, что можно починить здесь своими силами, а что придется отослать на вертолете или выписать с главной базы. Ничего нового в этот день обитатели площадки на Тайну-олу не узнали - некогда было даже поговорить. Один только Юра слонялся без дела, так как строгим приказом Оганесяна и доктора был отстранен от всяких работ. Единственное, что ему разрешили, - это дежурить у постели Незнакомца, который так и не приходил в сознание Но это было не так уж интересно. Читать не хотелось. Тысячи вопросов буквально жгли язык, но все были так заняты, что Юрины попытки заговорить встречали только раздраженный протест. Оставалось лишь бродить по комнатам и смотреть в окна, что Юра и делал
Наконец ему повезло. Кирленков, утомленный перетаскиванием разряженных в результате появления Незнакомца аккумуляторов, вошел в дом, чтобы умыться и немного передохнуть. Он был мгновенно атакован Юрой, вылившим на него весь накопленный запас вопросов и нетерпения.
- Я знаю, что ты думаешь, Толя, знаю! - Юра говорил торопливо, чтобы не дать Кирленкову отговориться ничего не значащей фразой. - Ты думаешь, что Незнакомец - это доктор Шапиро. Это, в конце концов, легко установить на Большой земле. Дело не в том. Ты мне вот что ответь. Если это он и каким-то образом он сумел создать дираковский вакуум, то как он мог жить там? А?
- Где - там?
- В мире минус-энергия. Ведь если он перезарядил каждую элементарную частицу всех атомов своего тела и ушел в антимир, то это было, как ты говорил вчера, в сорок первом году. Так? А как же он жил там двадцать лет? Что ел? Чем дышал, почему не обтрепал свой дачный костюм?
Или ты полагаешь, что там есть мир, полностью подобный нашему?
Юра еще продолжал бы засыпать Кирленкова вопросами, если бы тот умоляюще не поднял руки вверх:
- Хватит, Юрочка, хватит. Не все сразу. Прежде: то, что ты сейчас сказал, сказал и придумал именно ты, а не я.
- Но ведь ты думаешь именно так!
- Что я думаю, знаю только я один. Тебе я отвечу лишь затем, чтобы ты понял, как необходимо физику знать теорию относительности.
- Я знаю.
- Нет, ты не знаешь. Ты учил ее - этому я охотно верю. Но не более. Кирленков взглянул на часы и встал. - Пойдем в гостиную, посидим четверть часа, покурим, и я тебе немного расскажу.
- В классической ньютоновской физике, - начал Кирленков, попыхивая сигареткой, - соотношения "раньше", "позже", "одновременно" всегда считались абсолютно не связанными ничем с выбором системы отсчета. Эйнштейн отчасти ликвидировал эту несуществующую абсолютность. Наряду с событиями, последовательность которых во времени по-прежнему не зависела от системы отсчета, появилась новая категория событий. Мы называем их квазиодновременными, то есть ложноодновременными. Каждое из этих квазиодновременных событий при смене системы отсчета может превратиться из предшествующего в последующее или одновременное. В сущности, любые два события либо квазиодновременны, либо квазиодноместны К чему я это говорю? А вот к чему. Допустим, все было так, как ты только что сказал. Заметь: именно ты, а не я! Юра согласно кивнул
- Так вот, - продолжал Кирленков, - допустим. Незнакомец ушел через дираковский вакуум где-то около Минска, а вернулся в наш мир на Тайну-олу. Здесь явное нарушение одноместности. Почему? Да потому, что тот мир не может быть полностью зеркален нашему. Ты вошел туда в одно место, а вышел в другом. Вот и все. Такие же превращения могут быть и со временем. В сущности, можно допустить, что он появился у нас в мире вчера, а в этот мир вошел завтра.
- Ну, уж это ты того через край хватил
- Ничего не хватил. Вот послушай. Допустим, у нас есть два события - А и Б. А - это выстрел охотника, Б - это смерть подстреленного им зверя. Наоборот вроде никак нельзя. Ведь если в какой-нибудь системе отсчета ружейная пуля попадет в тело зверя и причинит ему смерть раньше, чем она вылетела из ружья, - все наши представления о причинности оказываются вверх ногами. Это даже не индетерминизм, а вообще черт те что. Получится, что в одной системе отсчета волк умирает потому, что в него выстрелили, а в другой - ружье выстрелило потому, что он умер. Нелепица! И действительно, никакая наука не может допустить, чтобы следствия предшествовали своим причинам. Для этого нужно невозможное; чтобы пуля летела быстрее света. Вот в этом все дело. В скорости. Свет обогнать нельзя. Но приблизиться к скорости света - отчего же нет? Значит, если мы увеличим скорость почти до световой, у нас, во-первых, причина остается причиной, а следствие - следствием и ничто не нарушится, а во-вторых, сузится промежуток времени между причиной и следствием. Понимаешь? Здесь и весь секрет. Незнакомец ушел в мир встречного времени. Он ушел из нашей системы отсчета в другую. Это для нас в его отсутствие прошло двадцать лет, а для него могли пройти неделя, день, час. Я не знаю точно, сколько. Понял теперь?
- Ты все-таки молодец, Толик! - Юра обнял Кирленкова. - Ты гений. Что бы там ни было, правда все это или ошибка, но ты гений.
Кирленков высвободился из его объятий, взглянул на часы и встал. Потом неожиданно улыбнулся, ткнул Юру пальцем в живот и пошел к двери.
- Когда станешь академиком, Толя, возьми меня к себе.
- Ладно, возьму.
- Но я найду еще доводы против твоей гипотезы. Так и знай! - крикнул ему вслед Юра. * * *
- Ну, научные работнички - столяры и плотнички, давай, давай! поторапливал их Юра.
Работать ему еще не разрешали, и он увязался за Кирленковым и Карповым в аккумуляторную.
Кирленков молча и сосредоточенно паял. Как художник над какой-то абстрактной мозаикой, склонился он над панелью с перепутанными жилками проводов и разноцветными цилиндрами сопротивлений, выискивая одному ему понятные нарушения в схеме.
В другом углу за высоким лабораторным столом застенчиво приютился Володя Карпов. В руках у него гудело пламя кислородной горелки и молочным светом лучилось раскаленное стекло кварцевого баллона.
А Юра размашистыми шагами ходил от стены к стене. Нараспев читал стихи Блока, Уитмена и свои собственные, время от времени приставал, но вообще вел себя вполне прилично. Во всяком случае, Кирленков еще не предпринимал попыток от него избавиться.
Все устали. Кирленков - от напряженного высматривания дефектов своей полупроводниковой мозаики, Володя - от яркого кварцевого света, Юра - от себя самого.
Кирленков выключил паяльник, Володя завернул вентили подачи газов, а Юра просто закрыл рот и присел на краешек стола. Кирленков достал из холодильника две бутылки кефира, потом, взглянув на Юру, потянулся за третьей.
Взболтав кефир и проткнув пальцем тонкую жесть, Юра опять начал говорить:
- Ну хорошо! Как будто всем все ясно, все обо всем договорились. Но я не согласен. Учти, Толя, сейчас я говорю с тобой не как физик с физиком, а как литератор с физиком.
Кирленков, чуть приподняв бровь, взглянул на Юру.
- Да, Толя, именно как литератор! С точки зрения литературы наша повесть идет по пути наименьшего сопротивления. И это мне не нравится. Ну посуди сам. Человек из антимира сваливается ни куда-нибудь, а именно в нашу аккумуляторную, чтобы талантливый физик Кирленков мгновенно все разгадал. Зверь бежит на ловца! Почему твой профессор оказался именно здесь, а не где-нибудь в комнате начальника милиции, или в зале для игр детского сада или еще я не знаю где? Почему он попал туда, где тайну его появления легче всего сумеют разгадать? Это что, случайность или необходимость? Мы же все физики, диалектики и детерминисты. Ну?
Кирленков с интересом слушал Юрину речь. Юра начал говорить просто так, чтобы не молчать, но постепенно сам увлекся своими литературными возражениями: внимание Кирленкова только подливало масло в огонь.
- Никакой писатель, - Юра восторженно простер руку вверх, - не строил бы таким образом сюжет повести, а физик не видит ужасающей дыры в состряпанном им объяснении! Да, с точки зрения нас, писателей, этот человек не имеет права быть из антимира, поскольку антимиром интересуешься ты. Dixi! - Юра гордо смотрел на поверженного во прах, как ему казалось, Кирленкова.
Неожиданно в разговор вмешался Володя Карпов:
- Этот человек, если он пришел сквозь дираковский вакуум, должен был оказаться здесь с гораздо большей степенью вероятности, чем где-нибудь в любом другом месте.
- Почему? - Вопрос был задан Юрой и Кирленковым одновременно.
- Потому что он и Толина установка добили вакуум с двух сторон. Это вроде взаимопомощи. Вот... потому... Я, видите ли, уже думал над этим. Правда, не с тех позиций, какие отстаивает Юра, Просто с точки зрения философских категорий: необходимость и случайность. Так вот, здесь - необходимость, а не случайность. Я даже кое-что прикинул на бумажке.
Карпов протянул Кирленкову свой блокнот. Юра слез со стола и склонился над Кирленковым, но тот досадливым жестом отогнал его на более далекое расстояние.
Минут десять в аккумуляторной стояла тишина. Потом Кирленков возвратил Володе блокнот и восхищенно сказал:
- Здорово! Здесь то, чего мне не хватало раньше.
- Я знаю, Толя, - Карпов смущенно вырисовывал в воздухе вензеля, - здесь именно тот оператор Гамильтона, из-за которого тебя тогда срезал Беловидов. Но у тебя не было обоснования его применимости, не было граничных условий. А я их получил экспериментально и совершенно случайно, когда чинил твои борорениевые диски. Это, в сущности, твои данные... Возьми...
Кирленков отстранил блокнот:
- Нет, Володя, спасибо, но нельзя. Это твое самостоятельное решение, я не могу.
Под действием противоположно направленных сил блокнот упал на пол. Юра подхватил его и начал листать. Но Кирленков прикрыл листы ладонью.
- Все равно ничего не поймешь, стихоплет. А если поймешь, то напишешь статейку в "Технику - молодежи". Постой, постой... Как же ты напишешь? Ага! Вот так: "Мир и антимир. Они как два неуловимых друг для друга призрака взаимно пронизываются. Один для другого служит дополнительным источником поставки частиц. Они спасают друг друга от разжижения. Один физик, идеалист и церковник, как-то с точностью до одной штуки подсчитал число элементарных частиц во Вселенной. Его ограниченному богоискательскому мозгу никогда не понять, как слаба эта теория. Ведь число частиц - это понятие статистическое. На самом деле наш мир и антимир постоянно обмениваются частицами высоких энергий".