Старик, обороняясь, размахивал палкой с резиновым наконечником. Размахивал так решительно, что парни пока не приближались.
– Ты что, отец? Пойдем домой, отец! Не буянь! – повторяли они и, поглядывая на прохожих, разводили руками. Ну что, мол, сделаешь с этим воякой?
Прохожие на секунду притормаживали. Бросали испытующий взгляд. Парни белозубо улыбались, демонстрируя уверенное миролюбие. Проходите мимо, господа хорошие! Вас не трогают, и вы не лезьте! Все нормально!
– Пить ему нельзя! А тут хлебнул и разбуянился! Пошли, отец, пошли! Отдохнешь, отоспишься, телевизор посмотришь! – повторяли они.
Время от времени кто-то из парней боком, как краб, пытался приблизиться сзади. Старик, молчаливый, сосредоточенный, поворачивался и встречал его ударами палки.
Парень отступал и вновь начинал голосить:
– Батя, да ты что, батя? Идем домой! Мы же добра хотим!
Меф хотел уже пройти мимо, как и остальные прохожие – вдруг старик, правда, выпил лишнего, но вскормленная в резиденции мрака подозрительность остановила его. Если приглядеться, многое не вписывалось в картину трогательной заботы о ближнем. Во-первых, сами парни. Они были невысокие, крепкие, внешне неброские, очень сосредоточенные. Буслаев, сам боец, отлично знал, что именно таких в схватке надо опасаться в первую очередь.
Да и голоса парней, которыми они успокаивали «батю», пожалуй, были слишком театральны. Для людей, которым нет-нет, а перепадало палкой по плечам, головам и рукам, в их голосах звучало слишком много добра. Меф скорее поверил бы, если бы они покрывали старика матом. Это было бы достовернее. Нет, к этому дешевому актерству стоит еще приглядеться.
Странно и другое, почему старик не зовет на помощь? Не голосит, не орет «караул!». Алкаши, когда их бьют, обычно не забывают кричать и работать на публику. Нет, этот выглядит выбившимся из сил, уставшим, но совсем не растерянным. Сражается, как старый, со сточенными клыками волк, готовый умереть.
Неожиданно Меф осознал, что парней совсем не двое. Третий парень, тоже невысокий и ладный, приближался к старику сзади, от стены дома. Он подходил боком, как посторонний, нарочито небрежно посматривая по сторонам. Меф скользнул взглядом по его фигуре и внезапно заметил, что на сжатой в кулак правой руке парня что-то тускло блеснуло. Ага, так и есть: кастет. От старика парня отделяло всего шага два. Старик его пока не видел.
Ветер мазнул по лицу. Меф бросился наперерез, уже понимая, что не успевает. Два метра у парня и метров пятнадцать у него. Старик получит по затылку кастетом еще до того, как он, Меф, добежит. Внезапно ощутив, что держит в руке что-то подходяще увесистое, Меф размахнулся и, не задумываясь, метнул с такой силой, что мышцы спины рвануло сухой болью. «Банка сгущенки! Надо же!» – понял Меф, заметив синеватый, с белым рисунком бок, мелькнувший перед глазами.
Лишь когда банка, пролетев по дуге, врезалась парню в затылок, Буслаев осознал, что, запуская ее, даже не применил дара. А ведь мог бы и промазать! Парень дернулся, недоуменно стал оборачиваться к Мефу, но внезапно ноги его подломились, и он беззвучно рухнул набок.
Два других парня перестали наскакивать на старика и цепко уставились на Мефа. Без злобы так, сосредоточенно посмотрели, как кошка на птицу. Летай, мол, себе, птичка, покуда, но сядешь близко – не жалей потом! Затем переглянулись, будто совещаясь, и стали действовать уверенно и слаженно. Один из двух, наклонившись, деловито сдернул с руки рухнувшего приятеля кастет и сунул в карман. Затем, разом подхватив его под мышки, оба быстро потащили потерявшего сознание сообщника по асфальтовой дорожке наискось, где белела крыша припаркованной машины. Неброские старые «Жигули» без номеров. Выскочат из памяти – не нашаришь.
– Заболел паренек! Солнечный удар! Водичкой спрыснем – новенький будет! – охотно и быстро пояснял один на ходу.
Другой отмалчивался. Скалил полоску белых зубов. Часто оглядывался на Мефа. Желал запомнить.
«Нет, не испугались! Быстро просчитали, что следов оставлять нельзя. Никаких лишних эмоций! Серьезные ребятки!» – оценил Меф.
Он подошел к старику. Тот стоял, все еще держа наготове занесенную палку. Резиновый наконечник вздрагивал, точно укоряя верхние этажи соседнего дома.
– Все в порядке? – спросил Меф.
Старик настороженно оглянулся, секунду помедлил, изучая его лицо, и опустил палку.
– Доведи меня до квартиры, дружок! А то мне как-то нехорошо… – попросил он и вдруг навалился на Мефа шаткой тяжестью.
Меф едва устоял на ногах, но старик уже выправился и даже ободряюще улыбнулся. Алкоголем от него не пахло, даже близко. Да, сомнений нет, парни нападали на трезвого и совершенно нормального человека. Меф понял, что правильно поступил, швырнув банку.
– Не обращай внимания! Все нормально. Только голова немного кружится, – сказал старик, пытаясь улыбнуться.
Меф повел его к лифту. Пожилой человек ступал довольно твердо, вот только губы у него были синие. Даже с фиолетовым отливом. Меф пожалел, что, в отличие от Дафны, не обладает даром исцелять.
– Вызвать «Скорую»? – предложил он.
– Не стоит… Это бывает. Все лекарства у меня дома.
– Чего они от вас хотели? Ну эти, трое? – спросил Меф.
Старик отпустил его руку и оперся о кафельную стену у лифта. Меф ощутил короткую, сразу отхлынувшую волну сомнения.
– Ну как тебе сказать?.. Для одинокого человека у меня слишком большая квартира. Некоторым кажется, что она должна быть компактнее. Два метра в длину и сантиметров шестьдесят в ширину… – мрачно пояснил старик, не то вшагивая, не то падая в подошедший лифт.
Меф последовал за ним. Лифт поднимался толчками, очень медленно. Их лица соседствовали: Буслаев и старик были одного роста. Только один рвался вверх, другого же время пригибало к земле.
Старик, не отводя глаз, спокойно разглядывал Мефа. Его голова была похожа на облетевший одуванчик. Беззащитная, голо-пористая, на тонкой шее. Когда старик говорил, голова вздрагивала и откидывалась назад, точно от ветра. Желто-седые волосы торчали как пух и усиливали сходство с одуванчиком.
– Что, страшный? – понимающе спросил старик.
– Да нет, – поспешно заверил его Меф и, понимая, что старик ему не поверил, добавил: – Ерунда все это!
Старик усмехнулся, оценив искренность.
– И правда, ерунда! Как ни крути, большая часть жизни приходится на старость. От пятидесяти до восьмидесяти столько же, сколько от нуля до тридцати. Сейчас тебе, конечно, не понять, но когда-нибудь… – Старик замолчал и уверенно протянул Мефу коричневатую, неожиданно сильную ладонь.
– Будем знакомы. Азеф Ефимыч. Но это длинно. Зови меня Азеф.
– Мефодий.
Старик на мгновение закрыл глаза, точно пробуя имя на вкус.
– Звучно. Ко многому обязывает, – вполголоса оценил он.
Квартира у старика была большой и гулкой. На рассохшемся дубовом паркете лежали яркие пятна солнца. Массивный, семидесятых годов приемник, ловя неведомую волну, откашливал забытый фокстрот. На ковре висела тусклая, узкая, сильно загнутая сабля с неотчетливой, почти безвольной рукоятью.
– Персия. Конного боя. В пешем ей только колбасу пилить, – не задумываясь, сказал Меф.
– Я вижу, ты знаешь в этом толк… Подарок одного монгола. Хороший был парень, занимался джигитовкой. С коня тушил саблей свечи. Мы вместе гастролировали много лет, – сказал Азеф, не оборачиваясь.
Он стоял у шкафа с лекарствами, деловито выщелкивая на ладонь таблетки. Меф был послан на кухню за водой. Когда он вернулся, губы старика уже не были синими.
– Вы циркач? – спросил Мефодий.
Старик ответил не сразу. Медленно, мелкими глотками выпил воду и поставил чашку на подоконник.
– Воздушный гимнаст, хотя сейчас в это непросто поверить. Ты когда-нибудь слышал о Сулержицком?
– Нет.
Азеф махнул рукой.
– Неважно. Поговорим о другом. Ты помог мне. Зачем?
– Ну надо же помогать людям… Вы не звали на помощь. Почему? – с интересом спросил Меф.
Старик покрутил в пальцах коробку, поставил ее на место и пальцем захлопнул шкафчик.
– Не люблю казаться слабым. Ты ведь тоже не любишь, не так ли?
– Мало кто любит. Если только слабость не используется как атакующее оружие, – сказал Меф, вспоминая Вихрову. – Эти трое… Они вернутся?
Старик внимательно посмотрел на Буслаева. В его взгляде, как показалось Мефу, скрывалась ирония. Еще бы: шестнадцатилетний юнец с хвостом светлых волос, чудом подшибивший налетчика банкой со сгущенкой, лезет покровительствовать. Наглое, самоуверенное, хотя, возможно, не самое плохое поколение.
– А если вернутся, ты что, будешь меня защищать? Наберем много банок со сгущенкой, с кукурузой, с зеленым горошком и устроим тотальную войну? – спросил он.
– Ну хотя бы попытаемся, – осторожно сказал Меф.
Азеф кивнул, оценив точность и искренность ответа.
– Что ж… Лучше вдвоем, чем одному. Но поначалу попытаюсь разобраться сам. Не в первый раз, – сказал он, кивнув на телефон.
В его тоне было нечто такое, что Меф почувствовал: Азеф ставит точку и просит его уйти.
– Ну как хотите! Если что – звоните! – сказал Буслаев и продиктовал свой номер.
Старик записал номер прямо на обоях, использовав ручку, болтавшуюся на нитке у телефона. Мефу показалось, для того, чтобы не обижать своего молодого знакомого. Меф вышел на площадку и сел в лифт, чувствуя на себе внимательный, испытующий, почти физически ощутимый взгляд старика.
Кабина была уже внизу, а старик все смотрел на закрывшиеся двери лифта.
Внизу у подъезда Меф нашел свою сгущенку. От знакомства с затылком банка не пострадала, хотя этикетка и была счесана последующим падением на асфальт.
«На ужин пригодится», – решил Меф.
Глава 3
Сухой палец времени перекидывал на счетах жизни костяшки дней.
Нередко в районе полудня само собой получалось, что Меф оказывался недалеко от Большой Дмитровки. Стоило забыться, и ноги сами несли его в канцелярию. Однако за две недели Меф уступил искушению лишь однажды. И то, чтобы забрать свои вещи.
Отогнув сетку, Меф привычно наклонился, чтобы не задеть нижнюю перекладину строительных лесов. Жутко вспомнить, сколько синяков набил о нее он сам, а еще больше высоченный Мошкин. Один Чимоданов был такого удачного для быта размера, что поручни в метро, дверные притолоки и прочие неудобства, с которыми постоянно сталкиваются высокие люди, не представляли для него опасности. Даже подголовники автомобильных сидений оказывались у Чимоданова как раз на нужной высоте.
«Ты абсолютно среднестатистический пошляк абсолютно среднестатистического роста!» – внушала Чимоданову Улита.
У дверей резиденции Меф поймал себя на том, что трогает языком скол переднего зуба. Это был явный признак волнения, и, рассердившись на себя, Меф остановился. Он стоял и смотрел на дверь, известную ему так хорошо, что он с закрытыми глазами, находясь внутри, безошибочно определял, кто пришел.
Говоря откровенно, это было совсем не сложно. Мошкин обычно приоткрывал дверь едва-едва, а затем протискивался боком, точно опасался побеспокоить кого-то своим слишком шумным появлением. Чимоданов, напротив, распахивал дверь пинком, так, что она врезалась ручкой в стену.
– Что, гады, не ждали? – громогласно вопрошал он и бывал очень смущен, когда «гадом, который не ждал», оказывался, скажем, задумчиво разглядывающий его Арей.
Ната, уверявшая всех, что у нее слабые руки, всегда поворачивалась перед дверью боком и толкала ее бедром, издавая жалобные призывы, чтобы кто-нибудь ей помог. Если никто не помогал – Вихрова неплохо справлялась и сама.
Арей открывал дверь решительно, уверенно, но входить не спешил и замирал на пороге, точно испытывая терпение притаившегося убийцы, который мог кинуться на него из полумрака. Именно по этому зазору между скрипом и шагами мечник и опознавался безошибочно.
Улита толкала дверь бедром, как и Вихрова, но не оттого, что считала себя слабой, а потому, что руки у нее вечно бывали заняты покупками. При этом она обязательно что-нибудь роняла. Начинала поднимать, пыхтеть, громко выражать недовольство, и всем этим ярко обозначала свое присутствие в мире.
Воспоминания Мефа прервал шорох. Он оглянулся и увидел двух надушенных суккубов, пробиравшихся под лесами. Обнаружившийся у них на пути Буслаев оказался для суккубов полной неожиданностью. Один зашаркал ножкой. Другой, знавший, что Меф никакой уже не наследник, принялся хорохориться и выпячивать грудь, но беспричинно струсил и тоже зашаркал ножкой.
Поняв, что он замечен и отступление невозможно, Меф толкнул дверь канцелярии. Пятое измерение впустило его неохотно. Несколько секунд оно приглядывалось к Буслаеву как к чужаку, с подозрением ощупывая его, как слепец ощупывает пальцами лицо нового человека.
Эти несколько томительных секунд Буслаев видел обшарпанные стены и строительный мусор дома, пребывающего в состоянии хронического ремонта. Наконец Меф ощутил упругое дуновение иной реальности. Мир сгущенных красок и пляшущих теней надвинулся на него. Вот длинные заваленные пергаментами столы, вот скучные канцелярские шкафы с папками, а вот и лицемерно хлопающий глазками портрет Лигула. Все прежнее и все уже чужое.
Из сотрудников в канцелярии находились только Улита и Чимоданов. Мошкин и Ната куда-то слиняли. По этому признаку Меф определил, что шефа нет, и немного расслабился.
Чимоданов встретил Мефа равнодушно, хотя не виделись они уже довольно давно. Петруччо сидел за столом и что-то быстро строчил, часто окуная перо в чернильницу. На нем была короткая, собственного изготовления жилетка, вместо ниток прошитая кожаными шнурами.
– Проекты составляет. Повышает коэффициент общего негодяйства… Совсем этот Лигул забодал всех бонусной системой! – пояснила Мефу Улита.
– Ты что, отец? Пойдем домой, отец! Не буянь! – повторяли они и, поглядывая на прохожих, разводили руками. Ну что, мол, сделаешь с этим воякой?
Прохожие на секунду притормаживали. Бросали испытующий взгляд. Парни белозубо улыбались, демонстрируя уверенное миролюбие. Проходите мимо, господа хорошие! Вас не трогают, и вы не лезьте! Все нормально!
– Пить ему нельзя! А тут хлебнул и разбуянился! Пошли, отец, пошли! Отдохнешь, отоспишься, телевизор посмотришь! – повторяли они.
Время от времени кто-то из парней боком, как краб, пытался приблизиться сзади. Старик, молчаливый, сосредоточенный, поворачивался и встречал его ударами палки.
Парень отступал и вновь начинал голосить:
– Батя, да ты что, батя? Идем домой! Мы же добра хотим!
Меф хотел уже пройти мимо, как и остальные прохожие – вдруг старик, правда, выпил лишнего, но вскормленная в резиденции мрака подозрительность остановила его. Если приглядеться, многое не вписывалось в картину трогательной заботы о ближнем. Во-первых, сами парни. Они были невысокие, крепкие, внешне неброские, очень сосредоточенные. Буслаев, сам боец, отлично знал, что именно таких в схватке надо опасаться в первую очередь.
Да и голоса парней, которыми они успокаивали «батю», пожалуй, были слишком театральны. Для людей, которым нет-нет, а перепадало палкой по плечам, головам и рукам, в их голосах звучало слишком много добра. Меф скорее поверил бы, если бы они покрывали старика матом. Это было бы достовернее. Нет, к этому дешевому актерству стоит еще приглядеться.
Странно и другое, почему старик не зовет на помощь? Не голосит, не орет «караул!». Алкаши, когда их бьют, обычно не забывают кричать и работать на публику. Нет, этот выглядит выбившимся из сил, уставшим, но совсем не растерянным. Сражается, как старый, со сточенными клыками волк, готовый умереть.
Неожиданно Меф осознал, что парней совсем не двое. Третий парень, тоже невысокий и ладный, приближался к старику сзади, от стены дома. Он подходил боком, как посторонний, нарочито небрежно посматривая по сторонам. Меф скользнул взглядом по его фигуре и внезапно заметил, что на сжатой в кулак правой руке парня что-то тускло блеснуло. Ага, так и есть: кастет. От старика парня отделяло всего шага два. Старик его пока не видел.
Ветер мазнул по лицу. Меф бросился наперерез, уже понимая, что не успевает. Два метра у парня и метров пятнадцать у него. Старик получит по затылку кастетом еще до того, как он, Меф, добежит. Внезапно ощутив, что держит в руке что-то подходяще увесистое, Меф размахнулся и, не задумываясь, метнул с такой силой, что мышцы спины рвануло сухой болью. «Банка сгущенки! Надо же!» – понял Меф, заметив синеватый, с белым рисунком бок, мелькнувший перед глазами.
Лишь когда банка, пролетев по дуге, врезалась парню в затылок, Буслаев осознал, что, запуская ее, даже не применил дара. А ведь мог бы и промазать! Парень дернулся, недоуменно стал оборачиваться к Мефу, но внезапно ноги его подломились, и он беззвучно рухнул набок.
Два других парня перестали наскакивать на старика и цепко уставились на Мефа. Без злобы так, сосредоточенно посмотрели, как кошка на птицу. Летай, мол, себе, птичка, покуда, но сядешь близко – не жалей потом! Затем переглянулись, будто совещаясь, и стали действовать уверенно и слаженно. Один из двух, наклонившись, деловито сдернул с руки рухнувшего приятеля кастет и сунул в карман. Затем, разом подхватив его под мышки, оба быстро потащили потерявшего сознание сообщника по асфальтовой дорожке наискось, где белела крыша припаркованной машины. Неброские старые «Жигули» без номеров. Выскочат из памяти – не нашаришь.
– Заболел паренек! Солнечный удар! Водичкой спрыснем – новенький будет! – охотно и быстро пояснял один на ходу.
Другой отмалчивался. Скалил полоску белых зубов. Часто оглядывался на Мефа. Желал запомнить.
«Нет, не испугались! Быстро просчитали, что следов оставлять нельзя. Никаких лишних эмоций! Серьезные ребятки!» – оценил Меф.
Он подошел к старику. Тот стоял, все еще держа наготове занесенную палку. Резиновый наконечник вздрагивал, точно укоряя верхние этажи соседнего дома.
– Все в порядке? – спросил Меф.
Старик настороженно оглянулся, секунду помедлил, изучая его лицо, и опустил палку.
– Доведи меня до квартиры, дружок! А то мне как-то нехорошо… – попросил он и вдруг навалился на Мефа шаткой тяжестью.
Меф едва устоял на ногах, но старик уже выправился и даже ободряюще улыбнулся. Алкоголем от него не пахло, даже близко. Да, сомнений нет, парни нападали на трезвого и совершенно нормального человека. Меф понял, что правильно поступил, швырнув банку.
– Не обращай внимания! Все нормально. Только голова немного кружится, – сказал старик, пытаясь улыбнуться.
Меф повел его к лифту. Пожилой человек ступал довольно твердо, вот только губы у него были синие. Даже с фиолетовым отливом. Меф пожалел, что, в отличие от Дафны, не обладает даром исцелять.
– Вызвать «Скорую»? – предложил он.
– Не стоит… Это бывает. Все лекарства у меня дома.
– Чего они от вас хотели? Ну эти, трое? – спросил Меф.
Старик отпустил его руку и оперся о кафельную стену у лифта. Меф ощутил короткую, сразу отхлынувшую волну сомнения.
– Ну как тебе сказать?.. Для одинокого человека у меня слишком большая квартира. Некоторым кажется, что она должна быть компактнее. Два метра в длину и сантиметров шестьдесят в ширину… – мрачно пояснил старик, не то вшагивая, не то падая в подошедший лифт.
Меф последовал за ним. Лифт поднимался толчками, очень медленно. Их лица соседствовали: Буслаев и старик были одного роста. Только один рвался вверх, другого же время пригибало к земле.
Старик, не отводя глаз, спокойно разглядывал Мефа. Его голова была похожа на облетевший одуванчик. Беззащитная, голо-пористая, на тонкой шее. Когда старик говорил, голова вздрагивала и откидывалась назад, точно от ветра. Желто-седые волосы торчали как пух и усиливали сходство с одуванчиком.
– Что, страшный? – понимающе спросил старик.
– Да нет, – поспешно заверил его Меф и, понимая, что старик ему не поверил, добавил: – Ерунда все это!
Старик усмехнулся, оценив искренность.
– И правда, ерунда! Как ни крути, большая часть жизни приходится на старость. От пятидесяти до восьмидесяти столько же, сколько от нуля до тридцати. Сейчас тебе, конечно, не понять, но когда-нибудь… – Старик замолчал и уверенно протянул Мефу коричневатую, неожиданно сильную ладонь.
– Будем знакомы. Азеф Ефимыч. Но это длинно. Зови меня Азеф.
– Мефодий.
Старик на мгновение закрыл глаза, точно пробуя имя на вкус.
– Звучно. Ко многому обязывает, – вполголоса оценил он.
Квартира у старика была большой и гулкой. На рассохшемся дубовом паркете лежали яркие пятна солнца. Массивный, семидесятых годов приемник, ловя неведомую волну, откашливал забытый фокстрот. На ковре висела тусклая, узкая, сильно загнутая сабля с неотчетливой, почти безвольной рукоятью.
– Персия. Конного боя. В пешем ей только колбасу пилить, – не задумываясь, сказал Меф.
– Я вижу, ты знаешь в этом толк… Подарок одного монгола. Хороший был парень, занимался джигитовкой. С коня тушил саблей свечи. Мы вместе гастролировали много лет, – сказал Азеф, не оборачиваясь.
Он стоял у шкафа с лекарствами, деловито выщелкивая на ладонь таблетки. Меф был послан на кухню за водой. Когда он вернулся, губы старика уже не были синими.
– Вы циркач? – спросил Мефодий.
Старик ответил не сразу. Медленно, мелкими глотками выпил воду и поставил чашку на подоконник.
– Воздушный гимнаст, хотя сейчас в это непросто поверить. Ты когда-нибудь слышал о Сулержицком?
– Нет.
Азеф махнул рукой.
– Неважно. Поговорим о другом. Ты помог мне. Зачем?
– Ну надо же помогать людям… Вы не звали на помощь. Почему? – с интересом спросил Меф.
Старик покрутил в пальцах коробку, поставил ее на место и пальцем захлопнул шкафчик.
– Не люблю казаться слабым. Ты ведь тоже не любишь, не так ли?
– Мало кто любит. Если только слабость не используется как атакующее оружие, – сказал Меф, вспоминая Вихрову. – Эти трое… Они вернутся?
Старик внимательно посмотрел на Буслаева. В его взгляде, как показалось Мефу, скрывалась ирония. Еще бы: шестнадцатилетний юнец с хвостом светлых волос, чудом подшибивший налетчика банкой со сгущенкой, лезет покровительствовать. Наглое, самоуверенное, хотя, возможно, не самое плохое поколение.
– А если вернутся, ты что, будешь меня защищать? Наберем много банок со сгущенкой, с кукурузой, с зеленым горошком и устроим тотальную войну? – спросил он.
– Ну хотя бы попытаемся, – осторожно сказал Меф.
Азеф кивнул, оценив точность и искренность ответа.
– Что ж… Лучше вдвоем, чем одному. Но поначалу попытаюсь разобраться сам. Не в первый раз, – сказал он, кивнув на телефон.
В его тоне было нечто такое, что Меф почувствовал: Азеф ставит точку и просит его уйти.
– Ну как хотите! Если что – звоните! – сказал Буслаев и продиктовал свой номер.
Старик записал номер прямо на обоях, использовав ручку, болтавшуюся на нитке у телефона. Мефу показалось, для того, чтобы не обижать своего молодого знакомого. Меф вышел на площадку и сел в лифт, чувствуя на себе внимательный, испытующий, почти физически ощутимый взгляд старика.
Кабина была уже внизу, а старик все смотрел на закрывшиеся двери лифта.
Внизу у подъезда Меф нашел свою сгущенку. От знакомства с затылком банка не пострадала, хотя этикетка и была счесана последующим падением на асфальт.
«На ужин пригодится», – решил Меф.
Глава 3
Недогавриков и городские озеленители
Характер страны – это усредненный характер ее жителей. Сила страны – это сумма характеров ее жителей.Арифметика бытия
Сухой палец времени перекидывал на счетах жизни костяшки дней.
Нередко в районе полудня само собой получалось, что Меф оказывался недалеко от Большой Дмитровки. Стоило забыться, и ноги сами несли его в канцелярию. Однако за две недели Меф уступил искушению лишь однажды. И то, чтобы забрать свои вещи.
Отогнув сетку, Меф привычно наклонился, чтобы не задеть нижнюю перекладину строительных лесов. Жутко вспомнить, сколько синяков набил о нее он сам, а еще больше высоченный Мошкин. Один Чимоданов был такого удачного для быта размера, что поручни в метро, дверные притолоки и прочие неудобства, с которыми постоянно сталкиваются высокие люди, не представляли для него опасности. Даже подголовники автомобильных сидений оказывались у Чимоданова как раз на нужной высоте.
«Ты абсолютно среднестатистический пошляк абсолютно среднестатистического роста!» – внушала Чимоданову Улита.
У дверей резиденции Меф поймал себя на том, что трогает языком скол переднего зуба. Это был явный признак волнения, и, рассердившись на себя, Меф остановился. Он стоял и смотрел на дверь, известную ему так хорошо, что он с закрытыми глазами, находясь внутри, безошибочно определял, кто пришел.
Говоря откровенно, это было совсем не сложно. Мошкин обычно приоткрывал дверь едва-едва, а затем протискивался боком, точно опасался побеспокоить кого-то своим слишком шумным появлением. Чимоданов, напротив, распахивал дверь пинком, так, что она врезалась ручкой в стену.
– Что, гады, не ждали? – громогласно вопрошал он и бывал очень смущен, когда «гадом, который не ждал», оказывался, скажем, задумчиво разглядывающий его Арей.
Ната, уверявшая всех, что у нее слабые руки, всегда поворачивалась перед дверью боком и толкала ее бедром, издавая жалобные призывы, чтобы кто-нибудь ей помог. Если никто не помогал – Вихрова неплохо справлялась и сама.
Арей открывал дверь решительно, уверенно, но входить не спешил и замирал на пороге, точно испытывая терпение притаившегося убийцы, который мог кинуться на него из полумрака. Именно по этому зазору между скрипом и шагами мечник и опознавался безошибочно.
Улита толкала дверь бедром, как и Вихрова, но не оттого, что считала себя слабой, а потому, что руки у нее вечно бывали заняты покупками. При этом она обязательно что-нибудь роняла. Начинала поднимать, пыхтеть, громко выражать недовольство, и всем этим ярко обозначала свое присутствие в мире.
Воспоминания Мефа прервал шорох. Он оглянулся и увидел двух надушенных суккубов, пробиравшихся под лесами. Обнаружившийся у них на пути Буслаев оказался для суккубов полной неожиданностью. Один зашаркал ножкой. Другой, знавший, что Меф никакой уже не наследник, принялся хорохориться и выпячивать грудь, но беспричинно струсил и тоже зашаркал ножкой.
Поняв, что он замечен и отступление невозможно, Меф толкнул дверь канцелярии. Пятое измерение впустило его неохотно. Несколько секунд оно приглядывалось к Буслаеву как к чужаку, с подозрением ощупывая его, как слепец ощупывает пальцами лицо нового человека.
Эти несколько томительных секунд Буслаев видел обшарпанные стены и строительный мусор дома, пребывающего в состоянии хронического ремонта. Наконец Меф ощутил упругое дуновение иной реальности. Мир сгущенных красок и пляшущих теней надвинулся на него. Вот длинные заваленные пергаментами столы, вот скучные канцелярские шкафы с папками, а вот и лицемерно хлопающий глазками портрет Лигула. Все прежнее и все уже чужое.
Из сотрудников в канцелярии находились только Улита и Чимоданов. Мошкин и Ната куда-то слиняли. По этому признаку Меф определил, что шефа нет, и немного расслабился.
Чимоданов встретил Мефа равнодушно, хотя не виделись они уже довольно давно. Петруччо сидел за столом и что-то быстро строчил, часто окуная перо в чернильницу. На нем была короткая, собственного изготовления жилетка, вместо ниток прошитая кожаными шнурами.
– Проекты составляет. Повышает коэффициент общего негодяйства… Совсем этот Лигул забодал всех бонусной системой! – пояснила Мефу Улита.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента