– Ржевский! Отстань от нее, кому говорю! – велела Таня, сообразив, что Пипа вполне может тронуться от ужаса. Лопухоиды мало приспособлены к таким встречам.
Но поручик и не думал останавливаться. Чем сильнее подскакивал чемодан, тем больше он входил в раж. Даже принялся поливать чемодан кетчупом, стеная: «Кровь! Всюду кровь!»
– А ну перестань! Дрыгус-брыгус! – рассерженно крикнула Таня.
Призрак с громким чавкающим звуком втянулся в пол, а Недолеченная Дама, превратившись в серый туман, поспешно юркнула в вазу.
– Нельзя так обращаться с привидениями. Тут ужасно пыльно! У меня пчхи… аллер… пччхи!.. гия! – немедленно застонала ваза.
Чемодан перестал вздрагивать. Тот, кто в нем сидел, явно прислушивался.
– Вылезай, Пипенция! А то еще задохнешься, – велела Таня.
– Не вылезу! Это ты во всем виновата! Ведьма проклятая! Тебя на костре надо сжечь! – отозвалась из чемодана Пипа, ухитряясь одновременно всхлипывать и шипеть.
Таня рассердилась. Доченька Дурневых, как всегда, оставалась в своем репертуаре.
– Вылезай, кому говорят! Кто тебя вообще просил туда заглядывать? Я в твоих вещах когда-нибудь рылась?
– Ну и что? Это моя квартира, моих родителей. И все вещи тут мои, твоего тут ничего нет… У-у-у! Мне страшно! Ду-у-ура! – внезапно голос у Пипы дрогнул, и она разрыдалась.
Таня едва не оглохла. Поручик Ржевский со своим устрашающим воем в сравнении с Пипой был просто любитель.
Забившаяся в вазу Недолеченная Дама как раз рассказывала про какую-то очередную свою болячку. Услышав Пипины рыдания, Дама решила, что Пипа плачет от сочувствия, и сама разрыдалась.
– Как это трогательно! Не думала, что история моей мозоли на пятке так тебя потрясет. Не то что все эти бесчувственные ослы! – всхлипывая, произнесла она.
Из коридора осторожно выплыл поручик Ржевский, оправившийся уже от действия сдерживающего заклинания. На этот раз неугомонный призрак был в синем рабочем халате, со шваброй в руках. И то и другое он явно позаимствовал из шкафа у домработницы, приходившей к Дурневым три раза в неделю.
– Дамочки, я оченно извиняюсь! Уборщицу вызывали? Я тута! – поинтересовался поручик и, не дожидаясь ответа, принялся летать по комнате, растирая по потолку красные следы.
Таня поняла, что если немедленно не выгонит Пипу из чемодана и не вернет туда привидения, это может закончиться чем угодно. Окончательно распоясавшийся призрак разгромит все в квартире и начнет летать по всему дому, пугая соседей, а Пипа будет рыдать и визжать до тех пор, пока кто-нибудь не вызовет милицию.
– Все, Пипенция, вылезай! Брысь оттуда! Мне нужен чемодан! – велела Таня.
Она попыталась откинуть крышку, но Пипа вцепилась мертвой хваткой и держала ее изнутри.
– Погоди! Сейчас я ее вытурю! – поручик Ржевский воспользовался тем, что во время борьбы крышка чемодана слегка приподнялась, и, держа швабру наперевес, просочился в щель.
– А вот и бригада уборщиц-психопаток с новыми тряпками для носа! Слезки вытереть не надо? – заворковал он.
Из чемодана послышался уже не визг, а вопль. Крышка откинулась, и Пипа как ошпаренная выскочила наружу, по пятам преследуемая спятившим призраком и Недолеченной Дамой. Причем Даме взбрело в голову поведать, как однажды во время операции хирург забыл у нее в желудке свои очки.
Пипа вопила не переставая, скачками носясь по комнате и пытаясь прорваться в коридор. Но всякий раз на пути у нее возникал поручик Ржевский, с невозмутимым видом жонглирующий собственными ушами и носом. Пипа махала на него руками и отскакивала назад.
Таня сидела на кровати и, подперев голову руками, наблюдала все это безобразие. Потом вспомнила, что забыла контрабас на лестнице, и отправилась за ним. Контрабас был на том же месте, где она его оставила. Штабной генерал Котлеткин был слишком напуган, чтобы протягивать к нему свои загребущие лапки.
«Хорошенького понемножку! Сходить с ума тоже надо постепенно!» – подумала она, возвращаясь.
– Именем повелителя духов возвращайтесь назад! – произнесла Таня и, присев, дотронулась до теплого сургуча с печатью.
Что-то ослепительно вспыхнуло. Завертевшийся смерч всколыхнул гардины. Неведомой силой привидения затянуло в чемодан. Крышка захлопнулась. Облегченно вздохнув, Таня осторожно поправила печать и задвинула чемодан под диван.
Пипа еще несколько раз по инерции пробежала по комнате, а потом выскочила в коридор и стала оттуда угрожать Тане всякими неприятностями.
– Вот погоди! Папуля увидит потолок, и тогда тебя точно отправят в колонию для несовершеннолетних! – визжала она.
– Но потолок измазала не я! – возразила Таня.
– А я скажу, что ты! Ты, ты! Все равно никто не поверит в привидения! Я скажу, что ты взяла ботинок, надела его на швабру и делала на потолке отпечатки! – противненько захихикала Пипа. Она на удивление быстро приходила в себя после потрясения.
Эта угроза была последней каплей. Таня вспылила. Она прижала Пипу в угол, прицелилась в нее средним пальцем и, для острастки выпустив пару зеленых искр, произнесла с самым серьезным видом:
– Лапундриатис пипус свинис преобратимус!
После этого Таня повернулась и спокойно пошла к себе. Как она и ожидала, встревоженная Пипа рысью кинулась следом. Она была ужасно мнительная – ну просто вылитый дядя Герман.
– Погоди! Что ты только что сказала? – забормотала она.
– Что я сказала? – не поняла Таня.
– Ну это… пипус свинис… лапун…. чего-то там…
Таня повернулась и, прищурившись, посмотрела на Пипу.
– А, вот ты о чем! Это замедленное заклинание превращения! – многозначительно пояснила она.
– В кого превращения? И почему замедленное?
– Потому что действует не сразу! Да и вообще заклинаньице пустяковое, не загружайся.
– Пустяковое? – недоверчиво переспросила Пипа.
– Угу. Просто если сегодня вечером у меня будут неприятности или вообще ты вякнешь что-нибудь лишнее, у тебя вырастут свиные уши, а на лице появится щетина! Будешь ходить в школу в противогазе… Эй, Пипенция, что с тобой?
Пипа задрожала. Она отлично помнила шерсть, которая выросла на руке у главной ее подхалимки Ленки Мумриковой, когда они пытались залить клеем самоучитель волшебства.
Недаром Пипа была дочкой депутата. Она мигом все просчитала, и в глазах у нее появился ужас.
– А если у тебя не будет неприятностей? – быстро спросила она. – Если не будет?
– Хм… Тогда, возможно, заклинание и не сработает, – сказала Таня, изучающе глядя на Пипу.
Она уже поняла, что победила. Наспех сочиненное бессмысленное заклинание оказалось как нельзя кстати. Откуда Пипе знать, что замедленное волшебство проходят только на третий или четвертый год обучения? Все-таки лопухоиды есть лопухоиды. Верят же они всяким гадалкам, печатающим свои объявления в газетах!
Таня так никогда и не узнала, что именно придумала Пипа и как она объяснила родителям разгром в квартире, но неприятностей у нее не было никаких. Скорее всего, Пипа просто оговорила кого-то из своих подруг, потому что о привидениях она тоже предусмотрительно не заикнулась. Единственное, что предприняли Дурневы – это вызвали бригаду штукатуров, чтобы срочно привести потолки в порядок.
Дядя Герман то и дело довольно хмыкал и вообще был мягче, чем обычно. Через неделю к нему должны были приехать с телевидения, чтобы снять самого доброго депутата в кругу семьи. Дурнев уже заранее готовился: отрабатывал перед зеркалом ласковую улыбку и, думая, что никто не слышит, репетировал в туалете торжественные речи. Таня отчетливо различала, как он повторяет, спуская воду: «Герман Никитич Дурнев… А это моя семья! Добро пожаловать в наш гостеприимный дом!»
Тане же Дурнев сказал:
– У нас в гостях будет сам Николай Шмыгликов, ведущий «Семейных встреч»! Учти это, потому что ты тоже будешь присутствовать на съемках! Я уже предупредил телевизионщиков, что взял на воспитание дурно воспитанную сироту. Они тобой заинтересовались. Постарайся показать себя не с самой плохой стороны. А чтобы ты не слишком много болтала, будешь держать на руках таксу.
– Да хоть кроли… крокодила, – поправилась Таня, заметив, как сразу побагровел дядя Герман.
К дурневским наставлениям Таня особенно не прислушивалась, потому что была уверена, что через неделю ее уже здесь не будет. Сегодня она отправит письмо, а завтра или послезавтра Сарданапал разрешит ей вернуться в Тибидохс. Да и как же может быть иначе?
Вечером, когда Дурневы улеглись спать, Таня осторожно зажгла лампу и села сочинять письмо академику.
«Нельзя его особенно волновать, – подумала она, с треском вырывая из тетради двойной листок. – Начну как бы между прочим…»
Вызвав особым свистом купидончика, Таня вручила ему конверт. Купидончик ссыпал в почтальонскую сумку полпачки печенья «Алфавит» и отчалил, торопливо ударяя крылышками и проваливаясь в воздушные ямы.
Таня рухнула на диван. Обожженная ладонь болела, а перед глазами прыгали искорки суетливых воспоминаний. Контрабас… смычок… фигура в оранжевом плаще… ножи в спине у поручика… фиолетовые прыщи любимой сестренки… уф… спятить можно.
«Но скоро все это кончится!» – подумала она. Быть не может, чтобы после такого письма Сарданапал не разрешил ей вернуться в Тибидохс. А раз так – прощайте, Дурневы! Здравствуй, школа волшебства!
Глава 4
Но поручик и не думал останавливаться. Чем сильнее подскакивал чемодан, тем больше он входил в раж. Даже принялся поливать чемодан кетчупом, стеная: «Кровь! Всюду кровь!»
– А ну перестань! Дрыгус-брыгус! – рассерженно крикнула Таня.
Призрак с громким чавкающим звуком втянулся в пол, а Недолеченная Дама, превратившись в серый туман, поспешно юркнула в вазу.
– Нельзя так обращаться с привидениями. Тут ужасно пыльно! У меня пчхи… аллер… пччхи!.. гия! – немедленно застонала ваза.
Чемодан перестал вздрагивать. Тот, кто в нем сидел, явно прислушивался.
– Вылезай, Пипенция! А то еще задохнешься, – велела Таня.
– Не вылезу! Это ты во всем виновата! Ведьма проклятая! Тебя на костре надо сжечь! – отозвалась из чемодана Пипа, ухитряясь одновременно всхлипывать и шипеть.
Таня рассердилась. Доченька Дурневых, как всегда, оставалась в своем репертуаре.
– Вылезай, кому говорят! Кто тебя вообще просил туда заглядывать? Я в твоих вещах когда-нибудь рылась?
– Ну и что? Это моя квартира, моих родителей. И все вещи тут мои, твоего тут ничего нет… У-у-у! Мне страшно! Ду-у-ура! – внезапно голос у Пипы дрогнул, и она разрыдалась.
Таня едва не оглохла. Поручик Ржевский со своим устрашающим воем в сравнении с Пипой был просто любитель.
Забившаяся в вазу Недолеченная Дама как раз рассказывала про какую-то очередную свою болячку. Услышав Пипины рыдания, Дама решила, что Пипа плачет от сочувствия, и сама разрыдалась.
– Как это трогательно! Не думала, что история моей мозоли на пятке так тебя потрясет. Не то что все эти бесчувственные ослы! – всхлипывая, произнесла она.
Из коридора осторожно выплыл поручик Ржевский, оправившийся уже от действия сдерживающего заклинания. На этот раз неугомонный призрак был в синем рабочем халате, со шваброй в руках. И то и другое он явно позаимствовал из шкафа у домработницы, приходившей к Дурневым три раза в неделю.
– Дамочки, я оченно извиняюсь! Уборщицу вызывали? Я тута! – поинтересовался поручик и, не дожидаясь ответа, принялся летать по комнате, растирая по потолку красные следы.
Таня поняла, что если немедленно не выгонит Пипу из чемодана и не вернет туда привидения, это может закончиться чем угодно. Окончательно распоясавшийся призрак разгромит все в квартире и начнет летать по всему дому, пугая соседей, а Пипа будет рыдать и визжать до тех пор, пока кто-нибудь не вызовет милицию.
– Все, Пипенция, вылезай! Брысь оттуда! Мне нужен чемодан! – велела Таня.
Она попыталась откинуть крышку, но Пипа вцепилась мертвой хваткой и держала ее изнутри.
– Погоди! Сейчас я ее вытурю! – поручик Ржевский воспользовался тем, что во время борьбы крышка чемодана слегка приподнялась, и, держа швабру наперевес, просочился в щель.
– А вот и бригада уборщиц-психопаток с новыми тряпками для носа! Слезки вытереть не надо? – заворковал он.
Из чемодана послышался уже не визг, а вопль. Крышка откинулась, и Пипа как ошпаренная выскочила наружу, по пятам преследуемая спятившим призраком и Недолеченной Дамой. Причем Даме взбрело в голову поведать, как однажды во время операции хирург забыл у нее в желудке свои очки.
Пипа вопила не переставая, скачками носясь по комнате и пытаясь прорваться в коридор. Но всякий раз на пути у нее возникал поручик Ржевский, с невозмутимым видом жонглирующий собственными ушами и носом. Пипа махала на него руками и отскакивала назад.
Таня сидела на кровати и, подперев голову руками, наблюдала все это безобразие. Потом вспомнила, что забыла контрабас на лестнице, и отправилась за ним. Контрабас был на том же месте, где она его оставила. Штабной генерал Котлеткин был слишком напуган, чтобы протягивать к нему свои загребущие лапки.
«Хорошенького понемножку! Сходить с ума тоже надо постепенно!» – подумала она, возвращаясь.
– Именем повелителя духов возвращайтесь назад! – произнесла Таня и, присев, дотронулась до теплого сургуча с печатью.
Что-то ослепительно вспыхнуло. Завертевшийся смерч всколыхнул гардины. Неведомой силой привидения затянуло в чемодан. Крышка захлопнулась. Облегченно вздохнув, Таня осторожно поправила печать и задвинула чемодан под диван.
Пипа еще несколько раз по инерции пробежала по комнате, а потом выскочила в коридор и стала оттуда угрожать Тане всякими неприятностями.
– Вот погоди! Папуля увидит потолок, и тогда тебя точно отправят в колонию для несовершеннолетних! – визжала она.
– Но потолок измазала не я! – возразила Таня.
– А я скажу, что ты! Ты, ты! Все равно никто не поверит в привидения! Я скажу, что ты взяла ботинок, надела его на швабру и делала на потолке отпечатки! – противненько захихикала Пипа. Она на удивление быстро приходила в себя после потрясения.
Эта угроза была последней каплей. Таня вспылила. Она прижала Пипу в угол, прицелилась в нее средним пальцем и, для острастки выпустив пару зеленых искр, произнесла с самым серьезным видом:
– Лапундриатис пипус свинис преобратимус!
После этого Таня повернулась и спокойно пошла к себе. Как она и ожидала, встревоженная Пипа рысью кинулась следом. Она была ужасно мнительная – ну просто вылитый дядя Герман.
– Погоди! Что ты только что сказала? – забормотала она.
– Что я сказала? – не поняла Таня.
– Ну это… пипус свинис… лапун…. чего-то там…
Таня повернулась и, прищурившись, посмотрела на Пипу.
– А, вот ты о чем! Это замедленное заклинание превращения! – многозначительно пояснила она.
– В кого превращения? И почему замедленное?
– Потому что действует не сразу! Да и вообще заклинаньице пустяковое, не загружайся.
– Пустяковое? – недоверчиво переспросила Пипа.
– Угу. Просто если сегодня вечером у меня будут неприятности или вообще ты вякнешь что-нибудь лишнее, у тебя вырастут свиные уши, а на лице появится щетина! Будешь ходить в школу в противогазе… Эй, Пипенция, что с тобой?
Пипа задрожала. Она отлично помнила шерсть, которая выросла на руке у главной ее подхалимки Ленки Мумриковой, когда они пытались залить клеем самоучитель волшебства.
Недаром Пипа была дочкой депутата. Она мигом все просчитала, и в глазах у нее появился ужас.
– А если у тебя не будет неприятностей? – быстро спросила она. – Если не будет?
– Хм… Тогда, возможно, заклинание и не сработает, – сказала Таня, изучающе глядя на Пипу.
Она уже поняла, что победила. Наспех сочиненное бессмысленное заклинание оказалось как нельзя кстати. Откуда Пипе знать, что замедленное волшебство проходят только на третий или четвертый год обучения? Все-таки лопухоиды есть лопухоиды. Верят же они всяким гадалкам, печатающим свои объявления в газетах!
Таня так никогда и не узнала, что именно придумала Пипа и как она объяснила родителям разгром в квартире, но неприятностей у нее не было никаких. Скорее всего, Пипа просто оговорила кого-то из своих подруг, потому что о привидениях она тоже предусмотрительно не заикнулась. Единственное, что предприняли Дурневы – это вызвали бригаду штукатуров, чтобы срочно привести потолки в порядок.
Дядя Герман то и дело довольно хмыкал и вообще был мягче, чем обычно. Через неделю к нему должны были приехать с телевидения, чтобы снять самого доброго депутата в кругу семьи. Дурнев уже заранее готовился: отрабатывал перед зеркалом ласковую улыбку и, думая, что никто не слышит, репетировал в туалете торжественные речи. Таня отчетливо различала, как он повторяет, спуская воду: «Герман Никитич Дурнев… А это моя семья! Добро пожаловать в наш гостеприимный дом!»
Тане же Дурнев сказал:
– У нас в гостях будет сам Николай Шмыгликов, ведущий «Семейных встреч»! Учти это, потому что ты тоже будешь присутствовать на съемках! Я уже предупредил телевизионщиков, что взял на воспитание дурно воспитанную сироту. Они тобой заинтересовались. Постарайся показать себя не с самой плохой стороны. А чтобы ты не слишком много болтала, будешь держать на руках таксу.
– Да хоть кроли… крокодила, – поправилась Таня, заметив, как сразу побагровел дядя Герман.
К дурневским наставлениям Таня особенно не прислушивалась, потому что была уверена, что через неделю ее уже здесь не будет. Сегодня она отправит письмо, а завтра или послезавтра Сарданапал разрешит ей вернуться в Тибидохс. Да и как же может быть иначе?
Вечером, когда Дурневы улеглись спать, Таня осторожно зажгла лампу и села сочинять письмо академику.
«Нельзя его особенно волновать, – подумала она, с треском вырывая из тетради двойной листок. – Начну как бы между прочим…»
«Здравствуйте, дорогой Сарданапал!Таня поставила точку и приложила к письму свое кольцо. Она не раз видела, как взрослые маги так подписывались. Перстень Феофила Гроттера довольно хмыкнул и с явным наслаждением сделал красивый оттиск. Ему не потребовалось для этого даже подушки с чернилами.
Вы просили писать, как у меня дела, как я учусь и вообще про настроение. Учусь я неважно, потому что учебники у лопухоидов сами знаете какие. Тоска зеленая, а не учебники. Не летают по классу, и картинки в них не оживают…
А вот дела у меня неважные, потому что сегодня меня пытались убить. Кто-то боевой искрой поджег смычок, когда я отрабатывала «перевертон». Только вы не волнуйтесь, потому что настроение у меня нормальное. Дурневы не очень меня допекают. То есть допекают, конечно, но жить можно.
Привидения чувствуют себя хорошо. Недавно они загнали Пипу в чемодан. Пипа сама виновата, потому что никто ее не просил совать нос куда не надо. Черные Шторы тетя Нинель почистила (ну и разозлились же они!) и повесила у себя в спальне…
Конечно, вы велите мне вернуться в Тибидохс. Но для перелета мне нужен новый смычок.
С надеждой на скорую встречууважающая ВасТаня Гроттер».
Вызвав особым свистом купидончика, Таня вручила ему конверт. Купидончик ссыпал в почтальонскую сумку полпачки печенья «Алфавит» и отчалил, торопливо ударяя крылышками и проваливаясь в воздушные ямы.
Таня рухнула на диван. Обожженная ладонь болела, а перед глазами прыгали искорки суетливых воспоминаний. Контрабас… смычок… фигура в оранжевом плаще… ножи в спине у поручика… фиолетовые прыщи любимой сестренки… уф… спятить можно.
«Но скоро все это кончится!» – подумала она. Быть не может, чтобы после такого письма Сарданапал не разрешил ей вернуться в Тибидохс. А раз так – прощайте, Дурневы! Здравствуй, школа волшебства!
Глава 4
Тридцать четыре пожарника
Проснуться ночью иногда приятно. Полежать, посмотреть в потолок, подумать о чем-нибудь. Или даже посидеть на кухне и выпить тайком чашку какао. Но за одним исключением… Если просыпаешься не от жуткого вопля тети Нинели, как это случилось под утро с Таней.
Таня рывком села на диване, спросонья не понимая, кто вопит и почему. Потом вскочила и кинулась в спальню к тете Нинели. Тетя Нинель, с головой накрытая Черными Шторами, в ужасе визжала и барахталась. Дядя Герман бестолковым козликом прыгал рядом, не зная, с какой стороны подступиться и вообще смутно представляя себе, что происходит. Не прошло и минуты, а тетя Нинель уже походила на кокон редкой бабочки.
– Герман! Сделай что-нибудь! Разрежь их, я задыхаюсь! Скорее! – кричала тетя Нинель.
Окончательно растерявшийся депутат стал сдирать со стены острый ятаган, который ему подарили на приеме в посольстве Турции. Руки у него даже не дрожали, а ходили ходуном. Таня поняла, что еще секунда – и вместо одной сварливой тетки у нее появится целых две. Шторы в ожидании этого язвительно похихикивали.
– ГЕРМАН!!! Разрезай! – снова завопила тетя Нинель, черным коконом катаясь по кровати. Кажется, она не представляла, что ей угрожает. Она боялась штор, а надо было опасаться дяди Германа.
Самый добрый депутат вытаращил глаза и с безумным видом занес ятаган. Нужно было срочно вмешиваться.
– Дрыгус-брыгус! – вполголоса пробормотала Таня, незаметно выпуская зеленую искру.
Это простенькое, часто применяемое заклинание отлично срабатывало как против привидений, так и против несложных биовампиров вроде штор. Недаром Медузия обучала ему на первом же занятии по нежитеведению. Шторы мгновенно обмякли, и тетя Нинель смогла выбраться.
– Уф! Я снова могу дышать! – обрадовалась она, но внезапно завизжала, увидев над собой дядю Германа с занесенным ятаганом и зажмуренными глазами.
Дурнев был бледен и решителен. Правда, его колотила такая дрожь, что блестящее лезвие прыгало у него в руках, представляя явную опасность как для самого дяди Германа, так и для окружающих.
Таня рывком села на диване, спросонья не понимая, кто вопит и почему. Потом вскочила и кинулась в спальню к тете Нинели. Тетя Нинель, с головой накрытая Черными Шторами, в ужасе визжала и барахталась. Дядя Герман бестолковым козликом прыгал рядом, не зная, с какой стороны подступиться и вообще смутно представляя себе, что происходит. Не прошло и минуты, а тетя Нинель уже походила на кокон редкой бабочки.
– Герман! Сделай что-нибудь! Разрежь их, я задыхаюсь! Скорее! – кричала тетя Нинель.
Окончательно растерявшийся депутат стал сдирать со стены острый ятаган, который ему подарили на приеме в посольстве Турции. Руки у него даже не дрожали, а ходили ходуном. Таня поняла, что еще секунда – и вместо одной сварливой тетки у нее появится целых две. Шторы в ожидании этого язвительно похихикивали.
– ГЕРМАН!!! Разрезай! – снова завопила тетя Нинель, черным коконом катаясь по кровати. Кажется, она не представляла, что ей угрожает. Она боялась штор, а надо было опасаться дяди Германа.
Самый добрый депутат вытаращил глаза и с безумным видом занес ятаган. Нужно было срочно вмешиваться.
– Дрыгус-брыгус! – вполголоса пробормотала Таня, незаметно выпуская зеленую искру.
Это простенькое, часто применяемое заклинание отлично срабатывало как против привидений, так и против несложных биовампиров вроде штор. Недаром Медузия обучала ему на первом же занятии по нежитеведению. Шторы мгновенно обмякли, и тетя Нинель смогла выбраться.
– Уф! Я снова могу дышать! – обрадовалась она, но внезапно завизжала, увидев над собой дядю Германа с занесенным ятаганом и зажмуренными глазами.
Дурнев был бледен и решителен. Правда, его колотила такая дрожь, что блестящее лезвие прыгало у него в руках, представляя явную опасность как для самого дяди Германа, так и для окружающих.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента