Эмилия Остен. Любовь и предрассудки

   Что же осталось у нее теперь? Не было ни матушки, ни дома, ни средств к существованию, кроме мизерной суммы, которую она рассчитывала получить в наследство. Но с этими утратами Бланш давным-давно смирилась, а трудности научилась преодолевать. И вовсе не эти печали так угнетали девушку.
   Нет, прекрасные розы очень живо и жестоко напомнили ей, что они всегда будут красивы, ухоженны и любимы, в отличие от бедной полуангличанки-полуитальянки, забытой ее вероломным возлюбленным.
   – Ах, – Луиза всплеснула руками, – тебе, верно, напекло голову, пойдем в тень, туда, в тисовую аллею, или в нашу рощу, помнишь, как мы оставляли в ней секреты?
   – Ты забываешь, я только что из Италии, солнцем меня не напугать, – вяло заметила Бланш, но позволила увести себя от нарядных кустов в прохладную глубь парка и усадить на аккуратный пенек, из которого по распоряжению незаменимой Анны садовник вырезал кресло с высокой спинкой.
   – Я не знаю, что с тобой делать, – беспомощно призналась Луиза и кокетливыми складками разложила вокруг пенька края юбки Бланш. – Мне все время кажется, что я что-то не то говорю и поступаю не так…
   – Со мной все хорошо, все пройдет. И чем реже ты будешь об этом вспоминать, тем быстрее все закончится. Лучше расскажи о себе. Ты собираешься замуж, а любишь ты… как его? Арнольда? А он тебя?

* * *

   Луиза, как и ее мать Элен в юности, всегда была послушной девочкой. И хотя ее богатое воображение часто рисовало картины опасных приключений, безумных страстей и неожиданных поворотов судьбы, в глубине души она понимала, что все эти истории могут существовать только на страницах любимых романов, а сама Луиза в ближайшее время будет выдана замуж за того, кого подберет ей мать, приняв во внимание пожелания многочисленных тетушек и прочей опытной родни. Все эти люди искренне любили Луизу и плохого, разумеется, посоветовать не могли. Нет, о браке по расчету и речи не шло, от этих страшных слов Луизу бросало и в жар, и в холод. Леди Элен неоднократно говорила ей:
   – Милая моя, выходить замуж надо только по любви. И среди десятков молодых людей, подходящих тебе по возрасту и положению, ты всегда сможешь выбрать жениха по зову сердца.
   Луиза охотно соглашалась с матерью. С самого вступления в светскую жизнь она увидела, что мир полон обаятельных и симпатичных юношей, каждый из которых обладал определенными достоинствами и вызывал у девушки вполне объяснимое любопытство. По вечерам, возвращаясь с бала или званого ужина, она представляла, что лорд М. или сэр Дж. – и есть ее будущий муж. Луиза рисовала в воображении всевозможные картины семейной жизни: как они будут смотреться вместе, или как она будет проводить с супругом долгие зимние вечера, в беседах или музицировании, и находила подобные сцены довольно забавными.
   Если же они гостили у дальних родственников или друзей леди Элен несколько дней, то Луиза не могла уснуть дольше обычного. Ворочаясь в незнакомой кровати, разглядывая в полумраке стены, потолок и мебель чужой комнаты, она воображала, что в ближайшем будущем может стать хозяйкой этого дома или поместья. И мысль, что такая вот зеленая или голубая комната, а не ее собственная сиреневая в Грэммхерст-холле, будет ожидать ее по вечерам, просто заполняла всю Луизину светлую головку.
   Игры в воображаемые замужества так увлекли девушку, что сообщение любимой тетушки, леди Глэдстоун, о визите в загадочное шотландское поместье знатного рода Бернс сразу же нарисовало занятную картину. Мрачный замок, находящийся в отдалении от дорог и людей, и она – его юная хозяйка.
   Луиза увидела неприступные серые стены, бойницы, узкие окна, крышу, обдуваемую холодными ветрами, и себя, такую тонкую и изящную, всматривающуюся в даль с этой самой крыши. Ветер треплет ей волосы и раздувает юбки. А она, невыносимо прекрасная, стремится различить на горизонте… Кого она хотела различить и почему стояла на крыше в одиночестве, Луиза придумать не успела.
   Путешествие оказалось не таким уж и долгим, болтовня тетушки Глэдстоун изрядно сократила путь, и Луиза увидела симпатичное здание, вовсе не похожее на замок, хотя и довольно древнее. Никаких холодных ветров – дом Бернсов хитро расположился между каменистой грядой предгорья и густым вековым лесом.
   Двухдневный бал, охота и изысканные угощения; среди знакомых – кроме самой Луизы с матерью и тетушки Глэдстоун, – пара-тройка кузенов, кое-кто из дальней родни, представители нескольких знакомых по Лондону семейств и даже дальние родственники матери Бланш. Но Луиза не очень хорошо запомнила, кто именно был, а кого не хватало: все ее внимание почти сразу сосредоточилось на сыне хозяйки, сэре Арнольде Бернсе.
   Леди Глэдстоун в дороге все уши прожужжала племяннице о том, какой он красавчик и умница, и Луиза ждала этой встречи с нескрываемым нетерпением.
   Арнольд Бернс и вправду показался ей довольно красивым. Конечно, лорд Мореган более изящен, и в седле сидит грациознее, и танцует отлично, а сэр Джей Лоукс и вовсе идеален почти во всех отношениях, но в Арнольде она обнаружила какое-то необъяснимое обаяние, совершенно затмевающее недостаток ловкости и обходительности.
   Он не осыпал Луизу комплиментами, не всегда успевал первым подать ей руку, чтобы помочь спуститься с лошади или встать с кресла, не пытался протанцевать с ней весь вечер, из-за своей нерешительности упуская ее в распоряжение других кавалеров, но женская интуиция подсказывала девушке, что Арнольд к ней неравнодушен.
   Вначале он посматривал на Луизу с любопытством, потом она поймала несколько его восхищенных взглядов. И аплодировал он после исполнения ею романса о коротком шотландском лете не так, как другие, а особенно громко. И всевозможные истории рассказывал явно в расчете на то, что она должна услышать и заинтересоваться.
   Поэтому Луиза возвращалась из Шотландии домой в полной уверенности: Арнольд Бернс сражен наповал ее красотой, обаянием и талантами. А немедленного объяснения в любви не последовало по одной простой причине: Арнольд очень стеснителен. Он долго не выходил в свет, ведя замкнутый образ жизни, его матушка еле-еле настояла на приглашении гостей, и, конечно, встретив Луизу, бедняга растерялся и не смог преодолеть застенчивость.
   А последовавший спустя три недели ответный визит его матери, Дженнифер Бернс, в Грэммхерст-холл и ее продолжительное шушуканье с леди Элен и тетей Глэдстоун окончательно убедили Луизу в том, что вскоре последует официальное предложение.
   Она насела на тетушку с расспросами, и та покаянно призналась, что в ближайшее время они с леди Элен и леди Джен планируют помолвку Арнольда и Луизы. Сама же леди Грэммхерст почему-то избегала говорить с дочерью на эту тему.
   И лишь когда изведенная многочисленными и толком не подтверждаемыми догадками Луиза растормошила ее, леди Элен призналась, что немного побаивается.
   Леди Дженнифер, которую она знает с давних лет как приятельницу ее ближайшей подруги Элизабет, показалась ей измученной и странной, а ее сын Арнольд – недостаточно влюбленным в ее дорогую девочку. Сама леди Элен ни за что бы не стала спешить со свадьбой, предоставив молодым людям возможность поближе узнать друг друга, но леди Глэдстоун торопит ее, грозя возможной переменой в настроении Бернсов, хотя леди Дженнифер уже считает помолвку делом решенным.
   Голова взволнованной леди Грэммхерст шла кругом, и Луиза поспешила заверить мать, что в спешке нет ничего страшного или неприличного, а лорд Арнольд Бернс – кандидатура ничем не хуже любой другой.
   Любит ли она его, Луиза не знала. Арнольд был статен и симпатичен, вежлив и, безусловно, – уж в этом она не сомневалась – страшно в нее влюблен. Достаточно ли этого для семейного счастья? Наверное.
   Дом его находился очень далеко от Грэммхерст-холла, но покинуть родные стены после замужества все равно пришлось бы. К тому же можно наездами посещать Уэльс, а в том, что Луизе придется по душе суровая красота Шотландии, она не сомневалась. Ее поэтическая натура уже рвалась сочинять стихотворения про безлюдный край (который, кстати, оказался достаточно плотно заселенным).
   И вот в Грэммхерст-холле ожидают гостей по случаю помолвки Луизы и Арнольда. К сожалению, леди Дженнифер Бернс приехать не могла, слабое здоровье не позволяло ей столь часто путешествовать, но она прислала теплое письмо, в котором выражала уверенность, что все пройдет гладко.

* * *

   Свой рассказ Луиза заканчивала уже вечером, когда девушки возвращались к обеду, зябко поеживаясь под порывами хулиганистого ветерка.
   Бланш была бледна и не прервала повествования подруги ни единым звуком. Слова Луизы подхватывал ветер и, словно комья тумана, разносил по саду.
   За ужином Бланш почти ничего не ела. Она отпросилась пораньше в свою комнату и лишь в очередной раз напомнила Луизе, что при гостях называть ее надо Мэри Вернел.

Глава 2

   Ранним утром, задолго до появления остальных гостей, цоканье копыт по мощеной дорожке возвестило о прибытии сэра Чарльза Миллтона с леди Лаурой и племянницей. К их приезду миссис Грэммхерст и Луиза уже спустились по парадной лестнице. Они знали, что леди Лаура всегда старается выиграть пару часов, чтобы успеть привести себя в порядок с дороги и встречать остальных гостей вместе с хозяевами.
   Луиза, которой невероятно шло легкое утреннее платье нежно-зеленого цвета, бодрая и веселая, казалась быстрой и нетерпеливой лесной ланью рядом со своей спокойной матушкой. Леди Элен, умудрявшаяся даже рядом с юной дочерью смотреться мило и молодо, олицетворяла собой дух Грэммхерст-холла – такая же светлая, гостеприимная и уютная.
   Леди Лаура, как всегда, свела сцену приветствия к паре незначительных фраз и, подхватив племянницу, не успевшую произнести ни слова, под руку, поспешила в отведенные им комнаты. Сэр Чарльз, который явно был бы не против подкрепиться с дороги, тем не менее последовал за супругой.
   – Когда же появятся Дик или Кассий? – топнула ножкой Луиза. – Мне не терпится поскорей познакомить их с… Мэри.
   – Думаю, они не заставят себя долго ждать, – безмятежно отозвалась леди Элен, – хорошо воспитанные молодые люди никогда не опаздывают. И для нашей птички любой из них стал бы неплохой партией.
   Их болтовня была внезапно прервана возмущенным лошадиным ржанием и заливистой бранью слуги. Судя по всему, он не успел перехватить поводья и теперь ловил скакуна по всему двору. Человек, только что прибывший верхом, уже почти вошел в приветливо распахнутые двери, но ему пришлось вернуться и самому заняться своей лошадью.
   Почти сразу же ржание утихло, и забавная ситуация оказалась разрешена.
   Луиза и леди Элен, которые со своего места не могли разглядеть сцену во всех подробностях, вытянули шеи и с любопытством переглянулись.
   – Лишь один мой знакомый умеет так легко справляться даже с самыми безумными животными, – сказала леди Элен.
   – И лишь он ухитряется раз за разом приобретать самых нервных созданий на острове, – весело подтвердил лорд Райт, появляясь в холле. – Как только я пригляжу себе лошадь с великолепной родословной, так непременно окажется, что она боится белых перчаток или ее не устраивают мелкие камешки на дорожке.
   Луиза с восторженным визгом повисла на шее у крестного, словно не девица на выданье, ожидающая прибытия жениха, а маленькая девочка, которая хочет получить очередной мешок подарков.
   – Разве мальчик, принимающий во дворе лошадей, носит белые перчатки? Или дорога плохо укатана?
   Лорд Райт, несмотря на свой невысокий рост, ухитрявшийся смотреть на крестницу сверху вниз, немного покружил ее по холлу и отступил назад, откровенно любуясь ее красотой.
   – Иногда мне кажется, что ты не живая девушка, а картина печального художника. Нет, на этот раз трусишка настоящих арабских кровей испугался фикуса в вазоне, который стоит у входа. Как только я покинул седло, бедняга решил, что я бросаю его на растерзание зеленому чудовищу, уже приготовившемуся к прыжку.
   – Я распоряжусь немедленно убрать фикус, пока он всех не перегрыз! – воскликнула леди Элен.
   – А почему художник обязательно должен быть печальным? – одновременно с возгласом матери поинтересовалась Луиза. Каждое слово любимого крестного она хранила в своей памяти и время от времени вспоминала в трудных ситуациях.
   – Потому что подобную красоту может создать лишь тот, кто умеет любить, страдать, воображать и бояться.
   – А зачем меня бояться?
   – Не тебя, а за тебя. Есть, знаешь ли, небольшая разница. Видишь ли, дорогая, ты слишком совершенна внешне, добра сердцем и отзывчива душой. Чтобы запечатлеть тебя на портрете, надо уметь переживать чувства, подобные тем, что испытываешь ты. А художник со столь тонкой натурой не может не быть несчастным.
   – Как все сложно! – засмеялась Луиза. – И почему вы никогда не можете просто сказать комплимент? Обязательно надо завернуть что-нибудь эдакое.
   – Потому что я побывал во многих передрягах и повстречал много людей, хороших и не очень. Я переживаю за твою судьбу, моя девочка, – тихо сказал лорд Райт и, насвистывая, прошел в залу, зная, что для проголодавшихся всадников у углового столика приготовлены напитки с легкой закуской.
   Он не слишком утруждал себя переодеваниями: дорожный костюм вполне мог сойти за костюм для охоты, а при смене сорочки превращался в вечерний. Необходимости присматривать за распаковыванием багажа лорд тоже не видел, поэтому подниматься в отведенную ему комнату не стал.
   Да и багаж-то его состоял лишь из необходимого минимума личных предметов и статуэтки полусонного леопарда, приготовленной в подарок Луизе на помолвку. Этот леопард был одной из немногих индийских безделушек, которые он захватил с собой в Британию. Лорд Райт не был излишне сентиментален и считал, что банковский счет лучше всего сохраняет память о необычных местах, в которых он провел лучшие годы своей жизни.
   Но помолвка есть помолвка, и девушки обычно хотят получить на нее что-нибудь элегантное: колье, брошь или сервиз. Подобной ерунды он никогда не покупал и покупать не собирался, а подарки крестнице с давних пор делал по удобному для него распорядку: совместная поездка по магазинам, оплата Луизиных приобретений и обед в приличном месте. На помолвку же сойдет и леопард, что до свадьбы – то для этого знаменательного события был припасен не менее экзотический индийский деревянный слон.
   Луиза состроила вслед крестному рожицу, а леди Элен потрепала ее по руке:
   – Он прав, я тоже боюсь за тебя. Ты слишком добра, невинна и отзывчива. А тебе приходится вступать во взрослую жизнь, которая потребует несколько иных взглядов. И как же мне не хочется отдавать тебя в чужой дом…
   – Кто здесь грустит? – раздался задорный и звонкий голос тетушки Глэдстоун. Эта энергичная дама появилась в дверях сразу с двумя кавалерами. Дик Уолтер, наследник ближайшего к Грэммхерст-холлу поместья, поддерживал пожилую даму за локоток, а молодой Кассий Джонс, будущий дипломат, пытался провести между тяжелыми створками двери маленькую сердитую болонку.
   – Посмотрите, какие милые мальчики, не бросают старушку в беде, – леди Глэдстоун поочередно ткнула пальцем в одного и другого, окончательно смутив и без того чувствующих себя неловко юношей. – Они любезно сопровождали меня от М. до присланной вами двуколки, потом всю дорогу скакали рядом, отодвигая ветки, теперь еще помогли мне сойти и добраться до входа…
   Дик и Кассий не решались посмотреть смеющейся Луизе в глаза. Обычная недальняя поездка была превращена леди Глэдстоун в опаснейшее путешествие, полное почти непреодолимых трудностей. Между тем, скорее всего, молодые люди просто не смогли отвязаться от настойчивых просьб дамы.
   – Вот какие они замечательные, – закончила та рассказ, – и из столь внимательных и чутких юношей наверняка получатся отличные, заботливые мужья. – Лица молодых людей оказались полностью залиты краской смущения, но леди Глэдстоун их не пощадила: – Какая жалость, что Луиза уже не нуждается в женихах. Но ничего, я подыщу для вас кого-нибудь. Должны же быть неплохие кандидатуры, а, Элен? Что скажешь? Будут у тебя в доме девушки, подходящие для этих молодых людей?
   Леди Элен заверила ее, что непременно будут, и отправилась провожать болтушку в ее комнату.
   Дик поспешил скрыться, а бедному Кассию не повезло: болонка удрала на кухню, и ему пришлось вместе с поварятами вылавливать ее.
   – Хоть леди Глэдстоун и излишне многословна, но в людях она разбирается, – заметила вернувшаяся вскоре леди Элен.
   – Да, Дик и Каш – очень милые, я хорошо знаю их обоих, – согласилась Луиза. – Уверена, что они заинтересуют нашу м-м… Мэри.
   Гости прибывали одни за другими, хозяйки только и успевали, что здороваться да отдавать многочисленные распоряжения прислуге. Почти каждому чего-то не хватало; некоторые семьи приехали неполным составом, а другие, напротив, ухитрились захватить с собой и давно никуда не выезжавших бабушек, и чрезмерное количество слуг.
   Леди Элен просто голову сломала, пытаясь сообразить, как лучше всех разместить. Луизу она старалась не нагружать подобными заботами, предоставляя дочери возможность перекинуться словечком с молодыми людьми или похихикать с приятельницами. Беззаботное девичье время так быстро кончается, и леди Элен хотелось хоть немного продлить его для дорогой доченьки.

* * *

   Бланш сидела у раскрытого окна, устремив невидящий взгляд в зеленую холмистую даль. Сегодня, уже сегодня…
   Она не видела его четыре года. Даже чуточку больше. Изменился ли он? Узнает ли она его с первого взгляда? Быть может, увидев Арнольда, она поймет, что все прошло, что чувства выгорели и рассыпались прахом, и удастся жить дальше без груза отвергнутой любви на душе. Девушка машинально стерла со щеки катившуюся по ней слезинку и, услышав шум во дворе, очнулась от невеселых раздумий. Похоже, начали прибывать гости, а это значит – пора звать Анну и воплощать задуманное.
   Бланш резко дернула шнур звонка и в ожидании прихода горничной вытащила и разложила на кровати весь свой немудреный гардероб. Выбор был, откровенно говоря, небогат. Черное шелковое платье надевать нельзя: хотя оно и не очевидно траурное, но может вызвать ненужные ассоциации. Алое – чересчур яркое, а Бланш вовсе не желала привлекать к себе излишнее внимание. Белое годилось только для утренних выходов в узком кругу домочадцев; тем более оно было уже совсем ветхое, сохранившееся еще со времен пансиона и отъезда из Англии. Оставались жемчужно-серое и зеленоватое, напоминающее девушке волны Неаполитанского залива в плохую погоду. «Ну что ж, вот их и буду чередовать, видимо», – сделала печальный вывод Бланш и обернулась к вошедшей в комнату горничной:
   – Анна, вы же умеете укладывать волосы, правда? По-разному?
   Озадаченная риторическим вопросом, та кивнула. Бланш замялась, не зная, как лучше объяснить, чего она хочет.
   – Смотрите, Анна. Я всегда носила волосы распущенными либо заплетала косы и укладывала их вокруг головы. – Девушка вынула шпильки из своей незамысловатой прически, тряхнула головой – и тяжелая черная волна упала ей на плечи. – Вы сможете сделать что-нибудь принципиально отличающееся от этих двух вариантов?
   Горничная внимательно оглядела со всех сторон смотревшую на нее с робкой надеждой Бланш, а потом перевела взгляд на разложенные по постели платья.
   – Мисс Мэри, а что вы собираетесь надеть? К чему прическу делать будем?
   Та пожала плечами и ткнула пальцем в оставшиеся наряды:
   – Любое из этих. Наверное, зеленое…
   – Тогда я думаю, что справлюсь, – произнесла Анна и предложила Бланш сначала переодеться, а потом уже заняться волосами.

* * *

   А гости тем временем все прибывали и прибывали. Обычно тихий и малолюдный, Грэммхерст-холл словно сменил уютный домашний халат и тапочки на парадное платье и был теперь наполнен веселым шумом и суматохой. Туда-сюда с поручениями сновали слуги, в обычные дни даже заподозрить нельзя было, что их на самом деле так много. По мере приближения пяти часов гости собирались в большой голубой гостиной.
   Голубой гостиная называлась по цвету штофа, которым были обиты стены, портьер на окнах и диванов и пуфиков, расставленных вдоль стен просторной и светлой комнаты. В углу за роялем пряталась пара глубоких кресел.
   Центром общего внимания была, конечно же, Луиза. В воздушно-кружевном платье цвета шампанского она стояла возле окна, окруженная группой молодых людей. Каждый из них считал своим долгом выразить восхищение красотой, грацией и неотразимостью юной девушки. Звонкий смех Луизы то и дело разносился по комнате, и даже то, что она поминутно кидала взгляды в окно, не мешало ей наслаждаться таким прелестным и обходительным обществом.
   Незадолго до назначенного времени в голубую гостиную спустилась и Бланш, на лице которой застыла натянутая улыбка. Стараниями Анны голову девушки украшала совершенно нехарактерная для нее пышная прическа с завитыми локонами; с помощью косметики Бланш подчеркнула смуглый цвет лица и слегка изменила его черты. Луиза ахнула, увидев любимую подругу, и уже открыла было рот, чтобы засыпать ее ворохом вопросов и восклицаний, но та едва уловимо качнула головой и, будто бы поднеся ко рту платок, приложила палец к губам. «Все потом», – просигнализировала она Луизе, и та послушно промолчала, про себя все больше и больше поражаясь странностям подруги, привезенным с континента.
   Бланш немедленно было представлено все блестящее общество молодых людей, но девушка словно бы вовсе не заинтересовалась ни одним из красивых и знатных юношей. Вежливо покивав и поулыбавшись им, она незаметно покинула кружок у окна и устроилась в кресле в самом темном углу комнаты.
   Чем меньше оставалось времени до пяти часов, тем оживленнее становилась Луиза. Бланш, наоборот, мрачнела и почти все восклицания и вопросы Луизы, обращенные к ней, оставляла без ответа. Погрузившись в свои мысли, она очнулась лишь при возгласе подруги:
   – Едет! Ну наконец-то!
   – Луиза, неприлично так демонстрировать свое нетерпение, – мягко пожурила девушку леди Элен, которая вместе с прочими представителями старшего поколения недавно присоединилась к молодежи в гостиной.
   – Действительно, Лу, – поддержала сестру леди Глэдстоун, – держи себя в рамках благопристойности. Вы пока еще даже не помолвлены официально. Вот когда он станет твоим мужем…
   – Сэр Арнольд Бернс! – объявил дворецкий, прерывая словоохотливую тетушку.
   Вслед за дворецким в гостиную вошел юноша лет двадцати пяти. Он был высокого роста, стройный, светловолосый, большие серо-зеленые глаза в обрамлении почти по-девичьи пышных ресниц сияли радостью. В руках Арнольд держал перчатки и хлыст – видимо, как и крестный Луизы, молодой человек прибыл в поместье верхом.
   Взгляды всех находившихся в комнате были устремлены на него, поэтому никто не заметил смертельной бледности, разлившейся по лицу Бланш в момент появления в комнате Арнольда; ее смуглая кожа приобрела сероватый оттенок. Однако усилием воли девушка взяла себя в руки.
   Юноша поклонился обеим встречающим его леди, с почтением поцеловал руку миссис Грэммхерст, а потом руку будущей невесты. Луиза, чьи щеки порозовели от смущения, повела жениха знакомиться с теми из гостей, кого он видел впервые.
   В последнюю очередь они подошли к Бланш, которая, казалось, желала слиться со своим креслом и остаться незамеченной и руки которой нервно теребили вышитый носовой платок. Только сейчас Луиза обратила внимание на состояние подруги. Она открыла было рот поинтересоваться, что произошло, но та, предупреждая ее намерение, снова едва заметно покачала головой. Все произошло столь быстро, что никто не заметил заминки. Мысленно пожав плечами, уставшая удивляться Луиза выговорила заготовленную фразу:
   – Мэри, представляю тебе сэра Арнольда Бернса. Арнольд, это мисс Мэри Вернел. – Услышав фамилию девушки, молодой человек слегка вздрогнул и внимательнее всмотрелся в Бланш. Это не укрылось от ее глаз. Между тем Луиза продолжала: – Это моя лучшая, самая давняя и близкая подруга, Арнольд, поэтому вы тоже должны, просто обязаны подружиться. Я надеюсь…
   Луиза замолчала, обнаружив, что ее никто не слушает. Не найдя этому иного объяснения, кроме того, что она, видимо, сказала банальность, девушка переменила тему.
   – Матушка, – обратилась она к леди Элен, – а куда подевался лорд Райт? С момента его приезда я совершенно упустила крестного из виду, а мне бы хотелось познакомить его со всеми, особенно с Арнольдом…
   Между Луизой и ее матерью завязался оживленный разговор, девушка даже словно бы забыла на несколько минут про жениха, и Арнольд воспользовался этим, чтобы повнимательнее приглядеться к заинтересовавшей его особе.
   Чувствуя, что пауза затянулась, Бланш ровным, безжизненным голосом завела разговор о погоде, о дороге и красотах уэльской природы. Арнольд отвечал, не отводя глаз от лица девушки, старательно сохранявшей как можно более невозмутимый вид. Наконец он не выдержал: