Страница:
Эмилия Остен
Страсть и расчёт
1854 год, лето
Глава 1
Дом оказался старым. Нет, конечно, мебель была новая, необходимый ремонт провели, но все это лишь подчеркивало то, что дом старый. Луиза осторожно постучала кончиком сложенного зонтика по паркету, отполированному и натертому, но все равно вызывающему опасения. Кое-где доски были светлее основного массива – следы ремонта. Что люди находят в этих старинных семейных особняках? Пыль, разруха и неоправданные расходы. Большие, очень большие и совершенно неоправданные расходы. О чем, интересно, думал мистер Кортни, арендуя этот дом? Наверняка можно было найти что-нибудь менее ветхое.
– Луиза, – отвлекла девушку от размышлений о разумности подобных трат тетя Вильгельмина, – откуда такой недовольный вид? Мы же в Лондоне, как ты и хотела. Дом отремонтирован и обставлен согласно нашим желаниям. Впереди целый сезон: вечера, балы, выезды – просто сказка!
– Тетя Ви, – Луиза решительно вручила зонтик появившемуся словно из-под земли слуге, – вряд ли Лондон в чем-то разительно отличается от Глазго и Эдинбурга.
– Не скажи. Составить выгодную партию здесь значительно проще. Во-первых, женихов тут больше, а во-вторых, их качество в Лондоне выше.
Луиза проследила глазами за тем, как слуги перемещают чемоданы наверх, и предложила тете покинуть холл и пройти в гостиную.
– О! – Леди Вильгельмина устроилась в кресле и с восторгом воззрилась на столик, сервированный чаем с закусками. – Узнаю старую добрую Англию! Чай возникает из ниоткуда и исчезает в никуда.
Тетя Вильгельмина, хоть и была истинной дочерью Шотландии, некоторую часть своей жизни провела в Лондоне с мужем, бароном Крайтоном, о чем постоянно вспоминала с ностальгией, когда, овдовев, переехала в дом брата, Майкла Грэхема, чтобы помочь воспитывать рано оставшуюся без матери племянницу.
– Можно подумать, у нас в доме чай не подают, – пожала плечами Луиза.
– Подают, – согласилась леди Крайтон. – Но, милая, дай мне насладиться первым за долгое время чаем в Лондоне.
– Наслаждайся, – послушно кивнула Луиза. – И позволь мне тебя обслужить.
Она разлила горячий напиток, уверенно пользуясь чайником, молочником, сахарными щипцами и прочими предметами, необходимыми для свершения таинства послеполуденного чая.
– И все же, Луиза, милая, объясни мне, чем ты недовольна? – Тетя Вильгельмина всегда чутко улавливала изменения в настроении своих близких (впрочем, не только близких, но и знакомых, и знакомых знакомых, да и просто случайных собеседников), так что Луиза не стала пытаться уйти от ответа.
– Знаешь, тетя, что-то я стала сомневаться, что идея провести сезон в Лондоне такая уж великолепная, – сообщила она.
– И почему же? Уверена, что идея просто грандиозная! Если бы я была юной богатой наследницей, я бы однозначно сочла ее чудесной.
– Насколько мне известно, в свое время ты так и сделала, – улыбнулась Луиза.
– О, хотя я и была тогда юной, я не была настолько богатой, – улыбнулась в ответ леди Крайтон.
– Поэтому вышла замуж за барона. А я, как уже говорила, намерена заполучить графа, не меньше. Нацелилась бы на герцога, но они все или женаты, или слишком стары. Конечно, есть своя прелесть в том, чтобы остаться молодой богатой вдовой… – Луиза запнулась, сообразив, что иногда стоит сначала подумать, а потом уже говорить.
– Не волнуйся, – махнула рукой Вильгельмина. – Я, конечно, не обрадовалась, столь рано овдовев, но прекрасно понимаю, о чем ты говоришь.
– Ох, тетя Ви, все равно прости меня. Иногда мой язык – мой враг. – Луиза поставила на столик чашку из-под выпитого чая.
– Иногда? – слегка улыбнулась леди Крайтон, делая глоток уже немного остывшего чая.
– Иногда. – Луиза решила не отступать. – Чаще всего мой язык – враг тех, кто не нравится хозяйке языка, то есть мне.
– Ах, Луиза, порой мне кажется, что тебе никто не нравится, – покачала головой леди Вильгельмина.
– Почему же? Мне нравишься ты. Папа. Иногда – папины деловые партнеры. Иногда – галантные кавалеры. Но эти, последние, – редко. Потому что умных среди галантных не так уж много. – Логика всегда была сильной стороной Луизы.
– Вот именно поэтому сезон в Лондоне – великолепная идея! Здесь гораздо больше галантных кавалеров, чем в Глазго, и поэтому… – Тетя тоже была сильна в сопоставлении причин и следствий.
– Поэтому здесь больше и умных, – закончила мысль Луиза.
– А еще красивых и молодых, – добавила леди Крайтон.
– Разных. Да. Я поняла твою мысль. Кстати, именно так я убедила отца, что потратить баснословную сумму на сезон в Лондоне – это правильное решение, – напомнила Луиза.
– Что же заставило тебя усомниться в этом? – снова поинтересовалась тетя Ви. Она отлично знала, что Майкл Грэхем не очень сопротивлялся желанию дочери провести сезон в столице.
– Еще чаю? – предложила Луиза. Сложно было вот так, сразу, объяснить простыми словами сомнения, которые одолевали ее всю дорогу из Глазго в Лондон.
– Пожалуй, – согласилась тетя Вильгельмина.
Луиза снова повторила ритуал наполнения чашек, одновременно собираясь с мыслями.
– Войдя в дом, я поразилась, представив, сколько пришлось потратить на его ремонт и обстановку – и это не говоря уже об арендной плате и о том, сколько еще предстоит израсходовать на наряды и выходы в свет. И все это для того, чтобы выйти замуж? Тетя Ви, если бы на мне хотели жениться из-за моей красоты или ума – я бы еще поняла все эти хлопоты. Но они стремятся взять меня в жены прежде всего из-за денег отца! Не меня надо показывать женихам, а мой брачный договор! Получится дешево, практично и экономично!
– А это мысль! – одобрила леди Крайтон. – Только вот женихи хотят видеть невесту, а не брачный договор. О содержании брачного договора они предпочитают просто знать.
– Как известно, правильное содержание брачного договора способно заставить жениха закрыть глаза на то, как выглядит его суженая.
– А, ты о том ужасном случае с бедным мистером Сорроу?
– Бедным? – возмутилась Луиза. – Да, конечно, он был небогат. Но это же не повод так себя вести!
– Не повод для того, чтобы изображать перед ним дурочку, а потом удивляться, как ему хватило наглости попросить твоей руки.
– Именно об этом я и говорю! – вздохнула Луиза. – Он сделал предложение, несмотря на хромоту, косоглазие и заикание невесты!
– Все. Я окончательно запуталась, – сдалась леди Вильгельмина, отчаявшись уследить за хитросплетениями мыслей племянницы. – Я так и не поняла, почему ты сомневаешься. Но в одном я уверена – в Лондоне нам понравится, все будет прекрасно, и ты выйдешь замуж за достойного молодого человека.
– За графа, не забудь, – напомнила Луиза.
– Как пожелаешь, – согласилась леди Крайтон. – А сейчас я бы хотела отдохнуть с дороги… Я уже не так молода, силы не те…
Она позвонила в колокольчик, молоденькая горничная, как будто из воздуха, возникла на пороге гостиной.
– Я рекомендую и тебе провести остаток дня в покое и неге, – посоветовала тетя племяннице. – Завтра нас ждут магазины!
Леди Вильгельмина проследовала к дверям гостиной с таким изяществом и легкостью, которые любого бы заставили усомниться в том, что годы угнетают ее, а долгая дорога утомляет. Миссис Крайтон, урожденная мисс Грэхем, дочь мелкого шотландского землевладельца, разбогатевшего на удачных вложениях и основавшего компанию, которая стала приносить баснословный доход, в свои сорок с небольшим лет сохранила стройный стан, кипучую энергию и была все еще красива той спокойной красотой, которая часто сопровождает дочерей Шотландии до самой смерти: светлые, медового оттенка волосы, удачно скрывающие легкую седину, свежий цвет кожи, яркие глаза неуловимого оттенка северного моря, нежный овал лица и высокие скулы.
Луиза во многом походила на свою тетю, но ей, в отличие от леди Крайтон, не досталось высокого роста и стройного стана. Впрочем, девушка, хоть и не считала себя красавицей, тем не менее полагала, что не лишена очарования. Да, ее отличает скорее пышность форм, нежели стройность, – но кто сказал, что это недостаток? А вот живой ум, дополненный отличным образованием, острым язычком и прямотой суждений, – это действительно не самые лучшие качества с точки зрения рынка невест. Луиза уже успела убедиться в этом за те два года, что она выходит в свет. То, что другие дебютантки принимали за чистую монету, вызывало у нее смех, сдерживать который Луиза научилась с превеликим трудом. Может быть, совершенно напрасно.
Что ж, пока тетя отдыхает, можно познакомиться с домом, которому суждено стать их пристанищем на это лето. Пока что очевидно следующее: особняк обошелся в целое состояние. Возможно, потому, что здесь удивительно хорошо обученные слуги. Или из-за того, что дом расположен на Гросвенор-сквер, в одном из самых престижных мест Лондона. Луиза выглянула в окно и подумала, что еще одной причиной столь высокой цены вполне может быть великолепный старый заброшенный сад, прилегающий к дому, очаровательное местечко, чтобы скоротать там несколько часов за чтением. Надо только подняться за книгой в свою комнату, а по пути можно осмотреть особняк изнутри.
Руперт Страйтэм, граф Рэйвенвуд, проснулся довольно рано, однако вставать не спешил. Торопиться ему было совершенно некуда: весь день Руперт намеревался провести в клубе, а пока там соберется привычное общество, допоздна гулявшее вчера на балах, пройдет еще уйма времени. Летний рассвет, прокравшийся в спальню, красиво золотил занавески, и это зрелище располагало к неторопливым размышлениям. Шнурок, ведущий к колокольчику на кухне, оборвался еще позавчера, и на ночь дубовая дверь в спальню графа, которая, будучи закрытой, не пропускала посторонних звуков, оставалась приоткрытой, чтобы графский слуга Том Виггс услышал, когда, проснувшись, хозяин позовет его. Сейчас за дверью царила всепоглощающая тишина, и Руперт решил, что слуги поблизости нет, а значит, можно воспользоваться возможностью и насладиться утренним ничегонеделанием.
Он вспомнил, как вчера в клубе джентльмены едва не поссорились, обсуждая войну с Россией, и этот спор, как бывает со всеми острыми политическими дискуссиями, наверняка продолжится и сегодня, и завтра. По сравнению с началом года людей в клубе поубавилось: часть завсегдатаев теперь находилась в России, которую, согласно молве, со дня на день должно было завалить снегом, и это посреди лета. Слухи ходили дикие, но верили им только те, у кого не хватало ума, чтобы оценить факты. Сам Руперт участия в спорах не принимал, над образом России как места очень дикого и непременно покрытого льдом (и это в двух шагах от Турции) только посмеивался и старался не высказывать своего мнения относительно войны. Не потому, что такового не имел, а потому, что считал подобные разговоры пустой тратой времени. Нужно либо ехать на войну, либо иметь веские основания для того, чтобы остаться.
У графа было две причины не отправляться в Россию – наследство и неприятие войны как таковой.
Наследство заключалось в майоратном поместье и старом лондонском доме. Всеми делами Руперта занимался поверенный, на которого в случае отъезда вполне можно было положиться. Однако никто не отменял того факта, что граф оставался единственным наследником всего этого неумолимо ветшающего имущества и титула, который Руперт должен был передать своим потомкам. А значит, офицерский патент графу было не приобрести. Да и что толку от этого патента? С учетом расходов на его покупку, на экипировку и на офицерское содержание Руперт мог рассчитывать разве что на звание лейтенанта, и то если очень повезет. А потом ждать, когда откроется следующая вакансия, размышлять о том, хватит ли на нее денег, уворачиваться от вражеских пуль, есть плохую пищу, болеть дизентерией и заниматься прочими глупостями, в которых восторженные юнцы видят героизм? Увольте. Граф Рэйвенвуд был для этого слишком практичен. И кроме того, почти разорен, что служило прочной основой трезвого взгляда на действительность.
Ладно, по миру он не пойдет, но выражение «беден как церковная мышь», пожалуй, вполне для него годится. Правда, иногда в необъяснимом приступе благочестия Руперт заходил в храмы и пару раз видел тамошних мышей: было ощущение, что они получали ренту с огромных угодий где-нибудь под Лестером. У церковных мышей есть чему поучиться, думал Руперт.
Вторая причина, по которой военные дискуссии заставляли графа морщиться, – это неприятие войны как способа разрешения важных вопросов. Руперт не был дураком и понимал, что участие в вооруженном столкновении – это зачастую самое простое решение политических проблем, точно так же, как дуэль для джентльмена. Однако он гораздо больше верил в прогресс, чем в силу оружия, и, будучи потомственным землевладельцем, взращенным на плодородных английских нивах, полагал, что земля имеет ничуть не меньшую силу, чем ходящие по ней люди. И не важно, что он сам с этой земли не получал ни капли прибыли, одни расходы. Это не мешало Руперту иметь мнение, которое к тому же не стоило ни фунта, а в зависимости от внутреннего ощущения собственной значимости могло быть просто бесценным.
Коварный солнечный луч пробрался в дыру в занавеске и уколол графа в нос. Руперт пошевелился, вздохнул, откинул одеяло и крикнул:
– Том!
Тишина. Значит, слуги точно нет: ушел в лавку или на рынок, как часто делал с утра. Одеваться придется самому. Впрочем, Руперт не сетовал – привык, да и характер граф имел весьма жизнерадостный, а уж такие мелочи, как самостоятельное одевание, даже добавляли существованию смысла. Не так уж он, Руперт Страйтэм, бесполезен, если способен сам натянуть штаны.
Домашний костюм был приготовлен предусмотрительным Томом с вечера, и граф не торопясь оделся, накинув поверх белоснежной хлопковой сорочки шелковый халат с потускневшим рисунком, слегка потертый на рукавах, но от этого не менее любимый. Вышитой домашней шапочки Руперт не носил – во-первых, потому, что у него отсутствовала любимая женщина, которая могла бы сделать в подарок сей почти интимный предмет, во-вторых, потому, что граф не курил, и защищать его рыжие вихры от табачного дыма было незачем, а в-третьих, на этих самых вихрах даже обычная шляпа держалась с трудом – что уж говорить о кусочке ткани!
Руперт вышел в гостиную и тут же услыхал, как хлопнула дверь черного хода, ведущая на кухню. Флигель, в котором он жил, был невелик – пара спален, несколько комнат, предназначавшихся для гостей и прислуги, гостиная и довольно просторная кухня, где сейчас хозяйничал один Том. В большом господском доме, где сотня слуг исполняет все прихоти хозяев, для графа зайти на кухню считалось бы делом немыслимым (графиня еще смогла бы позволить себе такую вольность, чтобы отдать необходимые распоряжения кухаркам, да и то для подобных целей человечество изобрело экономок), но в маленьком домике, обиталище двух холостяков, и не такое могло произойти.
Поэтому Руперт направился прямиком на кухню.
Том стоял у стола и выкладывал на него из огромной корзины различные продукты – копченый окорок, овощи, яйца, сыр и хлеб. Единственный слуга графа Рэйвенвуда был человеком лет тридцати или около того, невысоким и жилистым, и вечно выглядел так, словно ему только что сообщили о чем-то весьма и весьма печальном. Том Виггс сочетал в себе, казалось бы, несочетаемые свойства характера – меланхоличность и редкую оборотистость, и иногда это очень выручало Руперта.
Слуга искоса посмотрел на появившегося в кухне хозяина и пробурчал:
– Доброе утро, милорд! Шли бы вы в гостиную. Сейчас подам вам туда завтрак. Желаете яичницу с беконом?
– Где ты был, Том? – спросил Руперт, прислоняясь плечом к косяку и скрестив на груди руки. – На рынке?
– Сегодня нет. – Слуга выложил на стол приоткрытый сверток, откуда по кухне начал медленно расползаться запах свежей сдобы, щедро приправленной корицей. – Я ходил в особняк.
– Ах, особняк и наши новые жильцы! – припомнил Руперт. Вчерашние разговоры в клубе заставили его позабыть о том, что он – точнее, его поверенный – сдал лондонский дом богатым приезжим. – И что же, ты успел поболтать с кухаркой?
Том ухмыльнулся:
– И не только с кухаркой! Стоило только рассказать миссис Пуллет, что вы не даете мне денег, считая, будто хороший слуга все должен добывать сам, как она тут же велела собрать для нас эту восхитительную корзину.
– Но ведь я даю тебе деньги на еду! – возмутился Руперт.
– Да, но вы вот уже два месяца не платите мне жалованья, – напомнил Том. – Не подумайте, милорд, будто я недоволен, однако вы дали мне полную свободу действий, и я стараюсь ею воспользоваться.
– Не важно, что подумают обо мне слуги, – хмыкнул Руперт. – Можешь говорить, что я скряга, если это позволит добывать такие окорока. – Он указал на здоровенный кусок мяса, завернутый в ткань. – Теперь и на рынок ходить не придется, а?
– Почему же? – пожал плечами Том. – Не стоит полагаться на сиюминутную удачу, она легкомысленна и быстротечна. Если завтра кухарка большого дома охладеет ко мне, нужно, чтобы и торговки с рынка меня не позабыли.
Иногда из уст Виггса можно было услышать поистине философские мысли – не зря еще давным-давно он попросил у хозяина разрешения пользоваться библиотекой и все свое свободное время проводил за чтением. Для камердинера Том был довольно образованным, что, несомненно, помогало ему при налаживании связей.
– Что же, если нам так повезло, то я жду завтрак, – проговорил Руперт и направился в гостиную, выполнявшую также и роль столовой.
Через некоторое время Том принес поднос, уставленный едой, и быстро и ловко сервировал завтрак. Виггс обладал массой талантов и заменял в быту целый штат слуг, поэтому графа иногда даже мучила совесть из-за того, что он заставляет камердинера выполнять обязанности, не соответствующие роли комнатного слуги при господине.
Бекон был поджарен ровно так, как Руперт любил, булочки благоухали, а от чашки с чаем поднимался ароматный пар. Граф Рэйвенвуд взял принесенную Томасом свежую газету, развернул ее и углубился в чтение большой статьи о грядущей войне, так что не сразу заметил, что слуга не ушел.
– Что такое, Том?
– И вы не собираетесь спросить, кто теперь живет в вашем доме, милорд? – Виггсу удавалось сочетать элегантное ехидство с лакейским тоном так, что граница между слугой и хозяином не нарушалась, но Руперт сразу понимал, что совершил какую-то ошибку. Видимо, по мнению Тома, графу непременно следовало интересоваться новыми соседями, как и подобает в меру любопытному джентльмену.
Придется спросить, иначе не отвяжется.
– И кто же почтил нас своим присутствием?
– Это две дамы, милорд. Леди в летах и ее племянница, которая дебютирует в лондонском свете. Они приехали из Глазго. У молодой дамы нет титула.
– Но достаточно средств, чтобы снять мой особняк, – заметил Руперт. Том слегка поклонился:
– Вы, как всегда, угадали. Ее отец – богатый промышленник и достойный человек, один из известных людей Глазго. Они привезли всю мебель с собой, заново отделали большую часть комнат…
– Все это ты узнал от кухарки?
– Нет, милорд. От посудомойки, весьма достойной дамы.
К женщинам Виггс относился почтительно, хотя и не гнушался постоянно использовать их в своих целях.
– Мне приготовить ваш серый костюм, милорд?
– Ты полагаешь, что следует нанести визит?
Том кивнул.
– Не считаю, что это будет уместным в данный момент, – сказал Руперт, вновь берясь за газету. – Возможно, позже.
– Милорд…
– Ты свободен, Том. Я позову тебя, когда закончу.
Слуга удалился, недовольно фыркая, однако Руперт не счел нужным обратить на это внимание.
Конечно, рано или поздно визит придется нанести, но граф надеялся, что с этим удастся повременить. И дело не в нежелании Руперта свести знакомство с двумя дамами, а в его, скажем так, не блестящем финансовом положении. С некоторых пор оно стало тяготить графа Рэйвенвуда, и хотя в обществе было достаточно людей, подобных ему, которые жили либо не по средствам, либо еле сводя концы с концами, вот уже несколько месяцев Руперта волновал вопрос: что же дальше?
Ему двадцать пять, и если он желает выполнить свой долг перед обществом, то пора начинать подыскивать супругу. Если жениться, то непременно на девушке состоятельной, ибо нынешних средств графа определенно не хватит на то, чтобы обеспечить благоверной достойную жизнь. У него и так масса задолженностей перед всеми, от зеленщика до портного, и лишь оборотистостью Виггса можно объяснить тот факт, что у порога еще не выстроилась толпа недовольных кредиторов. Проблема была решаема, но нынче утром Руперту не хотелось об этом думать. Он перевернул газетную страницу.
– Луиза, – отвлекла девушку от размышлений о разумности подобных трат тетя Вильгельмина, – откуда такой недовольный вид? Мы же в Лондоне, как ты и хотела. Дом отремонтирован и обставлен согласно нашим желаниям. Впереди целый сезон: вечера, балы, выезды – просто сказка!
– Тетя Ви, – Луиза решительно вручила зонтик появившемуся словно из-под земли слуге, – вряд ли Лондон в чем-то разительно отличается от Глазго и Эдинбурга.
– Не скажи. Составить выгодную партию здесь значительно проще. Во-первых, женихов тут больше, а во-вторых, их качество в Лондоне выше.
Луиза проследила глазами за тем, как слуги перемещают чемоданы наверх, и предложила тете покинуть холл и пройти в гостиную.
– О! – Леди Вильгельмина устроилась в кресле и с восторгом воззрилась на столик, сервированный чаем с закусками. – Узнаю старую добрую Англию! Чай возникает из ниоткуда и исчезает в никуда.
Тетя Вильгельмина, хоть и была истинной дочерью Шотландии, некоторую часть своей жизни провела в Лондоне с мужем, бароном Крайтоном, о чем постоянно вспоминала с ностальгией, когда, овдовев, переехала в дом брата, Майкла Грэхема, чтобы помочь воспитывать рано оставшуюся без матери племянницу.
– Можно подумать, у нас в доме чай не подают, – пожала плечами Луиза.
– Подают, – согласилась леди Крайтон. – Но, милая, дай мне насладиться первым за долгое время чаем в Лондоне.
– Наслаждайся, – послушно кивнула Луиза. – И позволь мне тебя обслужить.
Она разлила горячий напиток, уверенно пользуясь чайником, молочником, сахарными щипцами и прочими предметами, необходимыми для свершения таинства послеполуденного чая.
– И все же, Луиза, милая, объясни мне, чем ты недовольна? – Тетя Вильгельмина всегда чутко улавливала изменения в настроении своих близких (впрочем, не только близких, но и знакомых, и знакомых знакомых, да и просто случайных собеседников), так что Луиза не стала пытаться уйти от ответа.
– Знаешь, тетя, что-то я стала сомневаться, что идея провести сезон в Лондоне такая уж великолепная, – сообщила она.
– И почему же? Уверена, что идея просто грандиозная! Если бы я была юной богатой наследницей, я бы однозначно сочла ее чудесной.
– Насколько мне известно, в свое время ты так и сделала, – улыбнулась Луиза.
– О, хотя я и была тогда юной, я не была настолько богатой, – улыбнулась в ответ леди Крайтон.
– Поэтому вышла замуж за барона. А я, как уже говорила, намерена заполучить графа, не меньше. Нацелилась бы на герцога, но они все или женаты, или слишком стары. Конечно, есть своя прелесть в том, чтобы остаться молодой богатой вдовой… – Луиза запнулась, сообразив, что иногда стоит сначала подумать, а потом уже говорить.
– Не волнуйся, – махнула рукой Вильгельмина. – Я, конечно, не обрадовалась, столь рано овдовев, но прекрасно понимаю, о чем ты говоришь.
– Ох, тетя Ви, все равно прости меня. Иногда мой язык – мой враг. – Луиза поставила на столик чашку из-под выпитого чая.
– Иногда? – слегка улыбнулась леди Крайтон, делая глоток уже немного остывшего чая.
– Иногда. – Луиза решила не отступать. – Чаще всего мой язык – враг тех, кто не нравится хозяйке языка, то есть мне.
– Ах, Луиза, порой мне кажется, что тебе никто не нравится, – покачала головой леди Вильгельмина.
– Почему же? Мне нравишься ты. Папа. Иногда – папины деловые партнеры. Иногда – галантные кавалеры. Но эти, последние, – редко. Потому что умных среди галантных не так уж много. – Логика всегда была сильной стороной Луизы.
– Вот именно поэтому сезон в Лондоне – великолепная идея! Здесь гораздо больше галантных кавалеров, чем в Глазго, и поэтому… – Тетя тоже была сильна в сопоставлении причин и следствий.
– Поэтому здесь больше и умных, – закончила мысль Луиза.
– А еще красивых и молодых, – добавила леди Крайтон.
– Разных. Да. Я поняла твою мысль. Кстати, именно так я убедила отца, что потратить баснословную сумму на сезон в Лондоне – это правильное решение, – напомнила Луиза.
– Что же заставило тебя усомниться в этом? – снова поинтересовалась тетя Ви. Она отлично знала, что Майкл Грэхем не очень сопротивлялся желанию дочери провести сезон в столице.
– Еще чаю? – предложила Луиза. Сложно было вот так, сразу, объяснить простыми словами сомнения, которые одолевали ее всю дорогу из Глазго в Лондон.
– Пожалуй, – согласилась тетя Вильгельмина.
Луиза снова повторила ритуал наполнения чашек, одновременно собираясь с мыслями.
– Войдя в дом, я поразилась, представив, сколько пришлось потратить на его ремонт и обстановку – и это не говоря уже об арендной плате и о том, сколько еще предстоит израсходовать на наряды и выходы в свет. И все это для того, чтобы выйти замуж? Тетя Ви, если бы на мне хотели жениться из-за моей красоты или ума – я бы еще поняла все эти хлопоты. Но они стремятся взять меня в жены прежде всего из-за денег отца! Не меня надо показывать женихам, а мой брачный договор! Получится дешево, практично и экономично!
– А это мысль! – одобрила леди Крайтон. – Только вот женихи хотят видеть невесту, а не брачный договор. О содержании брачного договора они предпочитают просто знать.
– Как известно, правильное содержание брачного договора способно заставить жениха закрыть глаза на то, как выглядит его суженая.
– А, ты о том ужасном случае с бедным мистером Сорроу?
– Бедным? – возмутилась Луиза. – Да, конечно, он был небогат. Но это же не повод так себя вести!
– Не повод для того, чтобы изображать перед ним дурочку, а потом удивляться, как ему хватило наглости попросить твоей руки.
– Именно об этом я и говорю! – вздохнула Луиза. – Он сделал предложение, несмотря на хромоту, косоглазие и заикание невесты!
– Все. Я окончательно запуталась, – сдалась леди Вильгельмина, отчаявшись уследить за хитросплетениями мыслей племянницы. – Я так и не поняла, почему ты сомневаешься. Но в одном я уверена – в Лондоне нам понравится, все будет прекрасно, и ты выйдешь замуж за достойного молодого человека.
– За графа, не забудь, – напомнила Луиза.
– Как пожелаешь, – согласилась леди Крайтон. – А сейчас я бы хотела отдохнуть с дороги… Я уже не так молода, силы не те…
Она позвонила в колокольчик, молоденькая горничная, как будто из воздуха, возникла на пороге гостиной.
– Я рекомендую и тебе провести остаток дня в покое и неге, – посоветовала тетя племяннице. – Завтра нас ждут магазины!
Леди Вильгельмина проследовала к дверям гостиной с таким изяществом и легкостью, которые любого бы заставили усомниться в том, что годы угнетают ее, а долгая дорога утомляет. Миссис Крайтон, урожденная мисс Грэхем, дочь мелкого шотландского землевладельца, разбогатевшего на удачных вложениях и основавшего компанию, которая стала приносить баснословный доход, в свои сорок с небольшим лет сохранила стройный стан, кипучую энергию и была все еще красива той спокойной красотой, которая часто сопровождает дочерей Шотландии до самой смерти: светлые, медового оттенка волосы, удачно скрывающие легкую седину, свежий цвет кожи, яркие глаза неуловимого оттенка северного моря, нежный овал лица и высокие скулы.
Луиза во многом походила на свою тетю, но ей, в отличие от леди Крайтон, не досталось высокого роста и стройного стана. Впрочем, девушка, хоть и не считала себя красавицей, тем не менее полагала, что не лишена очарования. Да, ее отличает скорее пышность форм, нежели стройность, – но кто сказал, что это недостаток? А вот живой ум, дополненный отличным образованием, острым язычком и прямотой суждений, – это действительно не самые лучшие качества с точки зрения рынка невест. Луиза уже успела убедиться в этом за те два года, что она выходит в свет. То, что другие дебютантки принимали за чистую монету, вызывало у нее смех, сдерживать который Луиза научилась с превеликим трудом. Может быть, совершенно напрасно.
Что ж, пока тетя отдыхает, можно познакомиться с домом, которому суждено стать их пристанищем на это лето. Пока что очевидно следующее: особняк обошелся в целое состояние. Возможно, потому, что здесь удивительно хорошо обученные слуги. Или из-за того, что дом расположен на Гросвенор-сквер, в одном из самых престижных мест Лондона. Луиза выглянула в окно и подумала, что еще одной причиной столь высокой цены вполне может быть великолепный старый заброшенный сад, прилегающий к дому, очаровательное местечко, чтобы скоротать там несколько часов за чтением. Надо только подняться за книгой в свою комнату, а по пути можно осмотреть особняк изнутри.
Руперт Страйтэм, граф Рэйвенвуд, проснулся довольно рано, однако вставать не спешил. Торопиться ему было совершенно некуда: весь день Руперт намеревался провести в клубе, а пока там соберется привычное общество, допоздна гулявшее вчера на балах, пройдет еще уйма времени. Летний рассвет, прокравшийся в спальню, красиво золотил занавески, и это зрелище располагало к неторопливым размышлениям. Шнурок, ведущий к колокольчику на кухне, оборвался еще позавчера, и на ночь дубовая дверь в спальню графа, которая, будучи закрытой, не пропускала посторонних звуков, оставалась приоткрытой, чтобы графский слуга Том Виггс услышал, когда, проснувшись, хозяин позовет его. Сейчас за дверью царила всепоглощающая тишина, и Руперт решил, что слуги поблизости нет, а значит, можно воспользоваться возможностью и насладиться утренним ничегонеделанием.
Он вспомнил, как вчера в клубе джентльмены едва не поссорились, обсуждая войну с Россией, и этот спор, как бывает со всеми острыми политическими дискуссиями, наверняка продолжится и сегодня, и завтра. По сравнению с началом года людей в клубе поубавилось: часть завсегдатаев теперь находилась в России, которую, согласно молве, со дня на день должно было завалить снегом, и это посреди лета. Слухи ходили дикие, но верили им только те, у кого не хватало ума, чтобы оценить факты. Сам Руперт участия в спорах не принимал, над образом России как места очень дикого и непременно покрытого льдом (и это в двух шагах от Турции) только посмеивался и старался не высказывать своего мнения относительно войны. Не потому, что такового не имел, а потому, что считал подобные разговоры пустой тратой времени. Нужно либо ехать на войну, либо иметь веские основания для того, чтобы остаться.
У графа было две причины не отправляться в Россию – наследство и неприятие войны как таковой.
Наследство заключалось в майоратном поместье и старом лондонском доме. Всеми делами Руперта занимался поверенный, на которого в случае отъезда вполне можно было положиться. Однако никто не отменял того факта, что граф оставался единственным наследником всего этого неумолимо ветшающего имущества и титула, который Руперт должен был передать своим потомкам. А значит, офицерский патент графу было не приобрести. Да и что толку от этого патента? С учетом расходов на его покупку, на экипировку и на офицерское содержание Руперт мог рассчитывать разве что на звание лейтенанта, и то если очень повезет. А потом ждать, когда откроется следующая вакансия, размышлять о том, хватит ли на нее денег, уворачиваться от вражеских пуль, есть плохую пищу, болеть дизентерией и заниматься прочими глупостями, в которых восторженные юнцы видят героизм? Увольте. Граф Рэйвенвуд был для этого слишком практичен. И кроме того, почти разорен, что служило прочной основой трезвого взгляда на действительность.
Ладно, по миру он не пойдет, но выражение «беден как церковная мышь», пожалуй, вполне для него годится. Правда, иногда в необъяснимом приступе благочестия Руперт заходил в храмы и пару раз видел тамошних мышей: было ощущение, что они получали ренту с огромных угодий где-нибудь под Лестером. У церковных мышей есть чему поучиться, думал Руперт.
Вторая причина, по которой военные дискуссии заставляли графа морщиться, – это неприятие войны как способа разрешения важных вопросов. Руперт не был дураком и понимал, что участие в вооруженном столкновении – это зачастую самое простое решение политических проблем, точно так же, как дуэль для джентльмена. Однако он гораздо больше верил в прогресс, чем в силу оружия, и, будучи потомственным землевладельцем, взращенным на плодородных английских нивах, полагал, что земля имеет ничуть не меньшую силу, чем ходящие по ней люди. И не важно, что он сам с этой земли не получал ни капли прибыли, одни расходы. Это не мешало Руперту иметь мнение, которое к тому же не стоило ни фунта, а в зависимости от внутреннего ощущения собственной значимости могло быть просто бесценным.
Коварный солнечный луч пробрался в дыру в занавеске и уколол графа в нос. Руперт пошевелился, вздохнул, откинул одеяло и крикнул:
– Том!
Тишина. Значит, слуги точно нет: ушел в лавку или на рынок, как часто делал с утра. Одеваться придется самому. Впрочем, Руперт не сетовал – привык, да и характер граф имел весьма жизнерадостный, а уж такие мелочи, как самостоятельное одевание, даже добавляли существованию смысла. Не так уж он, Руперт Страйтэм, бесполезен, если способен сам натянуть штаны.
Домашний костюм был приготовлен предусмотрительным Томом с вечера, и граф не торопясь оделся, накинув поверх белоснежной хлопковой сорочки шелковый халат с потускневшим рисунком, слегка потертый на рукавах, но от этого не менее любимый. Вышитой домашней шапочки Руперт не носил – во-первых, потому, что у него отсутствовала любимая женщина, которая могла бы сделать в подарок сей почти интимный предмет, во-вторых, потому, что граф не курил, и защищать его рыжие вихры от табачного дыма было незачем, а в-третьих, на этих самых вихрах даже обычная шляпа держалась с трудом – что уж говорить о кусочке ткани!
Руперт вышел в гостиную и тут же услыхал, как хлопнула дверь черного хода, ведущая на кухню. Флигель, в котором он жил, был невелик – пара спален, несколько комнат, предназначавшихся для гостей и прислуги, гостиная и довольно просторная кухня, где сейчас хозяйничал один Том. В большом господском доме, где сотня слуг исполняет все прихоти хозяев, для графа зайти на кухню считалось бы делом немыслимым (графиня еще смогла бы позволить себе такую вольность, чтобы отдать необходимые распоряжения кухаркам, да и то для подобных целей человечество изобрело экономок), но в маленьком домике, обиталище двух холостяков, и не такое могло произойти.
Поэтому Руперт направился прямиком на кухню.
Том стоял у стола и выкладывал на него из огромной корзины различные продукты – копченый окорок, овощи, яйца, сыр и хлеб. Единственный слуга графа Рэйвенвуда был человеком лет тридцати или около того, невысоким и жилистым, и вечно выглядел так, словно ему только что сообщили о чем-то весьма и весьма печальном. Том Виггс сочетал в себе, казалось бы, несочетаемые свойства характера – меланхоличность и редкую оборотистость, и иногда это очень выручало Руперта.
Слуга искоса посмотрел на появившегося в кухне хозяина и пробурчал:
– Доброе утро, милорд! Шли бы вы в гостиную. Сейчас подам вам туда завтрак. Желаете яичницу с беконом?
– Где ты был, Том? – спросил Руперт, прислоняясь плечом к косяку и скрестив на груди руки. – На рынке?
– Сегодня нет. – Слуга выложил на стол приоткрытый сверток, откуда по кухне начал медленно расползаться запах свежей сдобы, щедро приправленной корицей. – Я ходил в особняк.
– Ах, особняк и наши новые жильцы! – припомнил Руперт. Вчерашние разговоры в клубе заставили его позабыть о том, что он – точнее, его поверенный – сдал лондонский дом богатым приезжим. – И что же, ты успел поболтать с кухаркой?
Том ухмыльнулся:
– И не только с кухаркой! Стоило только рассказать миссис Пуллет, что вы не даете мне денег, считая, будто хороший слуга все должен добывать сам, как она тут же велела собрать для нас эту восхитительную корзину.
– Но ведь я даю тебе деньги на еду! – возмутился Руперт.
– Да, но вы вот уже два месяца не платите мне жалованья, – напомнил Том. – Не подумайте, милорд, будто я недоволен, однако вы дали мне полную свободу действий, и я стараюсь ею воспользоваться.
– Не важно, что подумают обо мне слуги, – хмыкнул Руперт. – Можешь говорить, что я скряга, если это позволит добывать такие окорока. – Он указал на здоровенный кусок мяса, завернутый в ткань. – Теперь и на рынок ходить не придется, а?
– Почему же? – пожал плечами Том. – Не стоит полагаться на сиюминутную удачу, она легкомысленна и быстротечна. Если завтра кухарка большого дома охладеет ко мне, нужно, чтобы и торговки с рынка меня не позабыли.
Иногда из уст Виггса можно было услышать поистине философские мысли – не зря еще давным-давно он попросил у хозяина разрешения пользоваться библиотекой и все свое свободное время проводил за чтением. Для камердинера Том был довольно образованным, что, несомненно, помогало ему при налаживании связей.
– Что же, если нам так повезло, то я жду завтрак, – проговорил Руперт и направился в гостиную, выполнявшую также и роль столовой.
Через некоторое время Том принес поднос, уставленный едой, и быстро и ловко сервировал завтрак. Виггс обладал массой талантов и заменял в быту целый штат слуг, поэтому графа иногда даже мучила совесть из-за того, что он заставляет камердинера выполнять обязанности, не соответствующие роли комнатного слуги при господине.
Бекон был поджарен ровно так, как Руперт любил, булочки благоухали, а от чашки с чаем поднимался ароматный пар. Граф Рэйвенвуд взял принесенную Томасом свежую газету, развернул ее и углубился в чтение большой статьи о грядущей войне, так что не сразу заметил, что слуга не ушел.
– Что такое, Том?
– И вы не собираетесь спросить, кто теперь живет в вашем доме, милорд? – Виггсу удавалось сочетать элегантное ехидство с лакейским тоном так, что граница между слугой и хозяином не нарушалась, но Руперт сразу понимал, что совершил какую-то ошибку. Видимо, по мнению Тома, графу непременно следовало интересоваться новыми соседями, как и подобает в меру любопытному джентльмену.
Придется спросить, иначе не отвяжется.
– И кто же почтил нас своим присутствием?
– Это две дамы, милорд. Леди в летах и ее племянница, которая дебютирует в лондонском свете. Они приехали из Глазго. У молодой дамы нет титула.
– Но достаточно средств, чтобы снять мой особняк, – заметил Руперт. Том слегка поклонился:
– Вы, как всегда, угадали. Ее отец – богатый промышленник и достойный человек, один из известных людей Глазго. Они привезли всю мебель с собой, заново отделали большую часть комнат…
– Все это ты узнал от кухарки?
– Нет, милорд. От посудомойки, весьма достойной дамы.
К женщинам Виггс относился почтительно, хотя и не гнушался постоянно использовать их в своих целях.
– Мне приготовить ваш серый костюм, милорд?
– Ты полагаешь, что следует нанести визит?
Том кивнул.
– Не считаю, что это будет уместным в данный момент, – сказал Руперт, вновь берясь за газету. – Возможно, позже.
– Милорд…
– Ты свободен, Том. Я позову тебя, когда закончу.
Слуга удалился, недовольно фыркая, однако Руперт не счел нужным обратить на это внимание.
Конечно, рано или поздно визит придется нанести, но граф надеялся, что с этим удастся повременить. И дело не в нежелании Руперта свести знакомство с двумя дамами, а в его, скажем так, не блестящем финансовом положении. С некоторых пор оно стало тяготить графа Рэйвенвуда, и хотя в обществе было достаточно людей, подобных ему, которые жили либо не по средствам, либо еле сводя концы с концами, вот уже несколько месяцев Руперта волновал вопрос: что же дальше?
Ему двадцать пять, и если он желает выполнить свой долг перед обществом, то пора начинать подыскивать супругу. Если жениться, то непременно на девушке состоятельной, ибо нынешних средств графа определенно не хватит на то, чтобы обеспечить благоверной достойную жизнь. У него и так масса задолженностей перед всеми, от зеленщика до портного, и лишь оборотистостью Виггса можно объяснить тот факт, что у порога еще не выстроилась толпа недовольных кредиторов. Проблема была решаема, но нынче утром Руперту не хотелось об этом думать. Он перевернул газетную страницу.
Глава 2
В комнате, оказавшейся весьма светлой и просторной, что для старинных домов редкость, Луизу ждали Мойра и чемоданы. Мойра, милая девушка лет двадцати, приехала с мисс Грэхем и леди Крайтон из Глазго, как и камеристка тети Ви, Сара. Остальные слуги достались дамам вместе с арендованным особняком и отличались от прислужниц удивительным умением исчезать и появляться, словно джинны в восточных сказках. Мойра этим высоким искусством не владела, но, пока хозяйки пили чай, успела немного освоиться и даже переместить содержимое почти всех чемоданов, кроме одного, наполненного книгами, на положенные места: платья – в гардеробную, белье – в комод, а несессер – на туалетный столик.
– Мисс Луиза, – девушка присела в изящном книксене, прижав к груди стопку нижних юбок, только что извлеченных из чемодана. – Я уже почти закончила.
– Не торопись, Мойра, я только возьму книгу и пойду в сад. Кажется, там можно в тишине и покое почитать, не опасаясь, что вокруг будут возникать и загадочным образом исчезать здешние слуги.
– Вы тоже это заметили?
– О да!
– Если честно, меня это пугает. – Девушка наконец рассталась с нижними юбками, разложив их в ящике комода.
– Не бойся, Мойра. Ты, как моя камеристка, стоишь выше всех местных слуг, кроме разве что дворецкого, поэтому можешь не только не робеть перед ними, но и располагать их услугами по своему усмотрению. Хотя, конечно, подружиться с обитателями дома было бы разумнее. Ведь от слуг всегда можно узнать много интересного и полезного.
– Конечно, мисс, – просияла Мойра. – Я понимаю.
Луиза улыбнулась в ответ, достала из несессера книгу, которую не успела дочитать в дороге, и отправилась искать выход в сад. Долго блуждать не пришлось: первый же встреченный ею лакей проводил девушку до нужной двери, предупредительно распахнул ее перед Луизой и широким жестом обвел открывшийся взору пейзаж: слегка запущенный, но от этого еще более очаровательный сад. Луиза поблагодарила предусмотрительного юношу, отказалась от дальнейшего сопровождения и углубилась в живописные заросли в поисках той укромной скамейки под розами, которую успела заметить из окна.
После завтрака Руперт решил, что небольшая прогулка не повредит, а потом можно будет заехать в клуб. Стояло восхитительное утро, едва пробило одиннадцать, и шансы встретить кого-либо в большом старом саду равнялись нулю. Слугам из главного дома нечего было делать среди разросшихся розовых кустов и тенистых деревьев, а благородные дамы, если и захотят усладить себя прогулкой, вряд ли совершат ее раньше полудня. Привычки лондонского света во время летнего сезона трудно было назвать непредсказуемыми: поздний подъем, нанесение визитов или прием гостей, а вечером – какой-нибудь бал, поход в клуб, театр или на музыкальное собрание. Поэтому, бредя по дорожке среди кустов, раскинувших свои ветви так, что и пройти было нельзя, не задев их, Руперт не ожидал никого встретить.
И ошибся.
Женщина была в светлом платье – только оно и позволило различить ее силуэт на скамейке под аркой вьющихся роз, принявших в последнее время вид дикий и надменный. Руперт сделал еще пару осторожных шагов и остановился, надежно укрытый тенью зарослей. Незнакомка, сидевшая на скамье, не услышала и не увидела его; пожалуй, даже если бы граф топотал, как индийский слон, он вряд ли привлек бы к себе ее внимание. Девушка была так увлечена чтением, что остальной мир для нее не существовал. Граф еле слышно хмыкнул. Он прекрасно знал подобное состояние – и тоже очень любил погрузиться в мир книги, сидя на этой самой скамье. Какое интересное совпадение!
Впрочем, это одно из самых прелестных укромных местечек в старом саду, поэтому неудивительно, что девушка выбрала именно его…
Она была молода – по всей видимости, младшая из тех двух дам, которые сняли графский особняк и расположились в нем со всеми удобствами. В кои-то веки Руперт порадовался оборотистости Тома и его любопытству в отношении чужих дел: если бы слуга не узнал на кухне о новых жильцах, появление незнакомки в саду оказалось бы для графа полнейшей неожиданностью. Сейчас он смотрел на нее издалека, видел, как она бессознательным жестом провела по волосам, словно пытаясь заправить за ухо выбившуюся из прически прядь, и думал. Девушка подняла голову, окинула окрестности невидящим взглядом и снова обратилась к книге. Страницы она переворачивала быстро, но было видно, что девушка не пробегает строки глазами, а внимательно вчитывается в каждую из них.
Не красавица, отметил про себя Руперт, весьма неравнодушный к блондинкам. Волосы уложены в простую утреннюю прическу, и непонятно, вьются они или нет, – похоже, что все-таки нет. Чем именно утреннее платье девушки отличалось от сотен других утренних платьев, граф затруднился бы ответить, однако оно выгодно подчеркивало ее высокую хорошо развитую грудь – это Руперт разглядел превосходно. Ее сосредоточенное лицо с крупными чертами не имело ни грамма той аристократической бледности, коей любят щеголять некоторые дебютантки; на щеках цвел здоровый румянец, и, ко всему прочему, незнакомка успела где-то загореть. Похоже, ей было все равно, что загар по-прежнему считается слегка вульгарным. Ну и ну.
– Мисс Луиза, – девушка присела в изящном книксене, прижав к груди стопку нижних юбок, только что извлеченных из чемодана. – Я уже почти закончила.
– Не торопись, Мойра, я только возьму книгу и пойду в сад. Кажется, там можно в тишине и покое почитать, не опасаясь, что вокруг будут возникать и загадочным образом исчезать здешние слуги.
– Вы тоже это заметили?
– О да!
– Если честно, меня это пугает. – Девушка наконец рассталась с нижними юбками, разложив их в ящике комода.
– Не бойся, Мойра. Ты, как моя камеристка, стоишь выше всех местных слуг, кроме разве что дворецкого, поэтому можешь не только не робеть перед ними, но и располагать их услугами по своему усмотрению. Хотя, конечно, подружиться с обитателями дома было бы разумнее. Ведь от слуг всегда можно узнать много интересного и полезного.
– Конечно, мисс, – просияла Мойра. – Я понимаю.
Луиза улыбнулась в ответ, достала из несессера книгу, которую не успела дочитать в дороге, и отправилась искать выход в сад. Долго блуждать не пришлось: первый же встреченный ею лакей проводил девушку до нужной двери, предупредительно распахнул ее перед Луизой и широким жестом обвел открывшийся взору пейзаж: слегка запущенный, но от этого еще более очаровательный сад. Луиза поблагодарила предусмотрительного юношу, отказалась от дальнейшего сопровождения и углубилась в живописные заросли в поисках той укромной скамейки под розами, которую успела заметить из окна.
После завтрака Руперт решил, что небольшая прогулка не повредит, а потом можно будет заехать в клуб. Стояло восхитительное утро, едва пробило одиннадцать, и шансы встретить кого-либо в большом старом саду равнялись нулю. Слугам из главного дома нечего было делать среди разросшихся розовых кустов и тенистых деревьев, а благородные дамы, если и захотят усладить себя прогулкой, вряд ли совершат ее раньше полудня. Привычки лондонского света во время летнего сезона трудно было назвать непредсказуемыми: поздний подъем, нанесение визитов или прием гостей, а вечером – какой-нибудь бал, поход в клуб, театр или на музыкальное собрание. Поэтому, бредя по дорожке среди кустов, раскинувших свои ветви так, что и пройти было нельзя, не задев их, Руперт не ожидал никого встретить.
И ошибся.
Женщина была в светлом платье – только оно и позволило различить ее силуэт на скамейке под аркой вьющихся роз, принявших в последнее время вид дикий и надменный. Руперт сделал еще пару осторожных шагов и остановился, надежно укрытый тенью зарослей. Незнакомка, сидевшая на скамье, не услышала и не увидела его; пожалуй, даже если бы граф топотал, как индийский слон, он вряд ли привлек бы к себе ее внимание. Девушка была так увлечена чтением, что остальной мир для нее не существовал. Граф еле слышно хмыкнул. Он прекрасно знал подобное состояние – и тоже очень любил погрузиться в мир книги, сидя на этой самой скамье. Какое интересное совпадение!
Впрочем, это одно из самых прелестных укромных местечек в старом саду, поэтому неудивительно, что девушка выбрала именно его…
Она была молода – по всей видимости, младшая из тех двух дам, которые сняли графский особняк и расположились в нем со всеми удобствами. В кои-то веки Руперт порадовался оборотистости Тома и его любопытству в отношении чужих дел: если бы слуга не узнал на кухне о новых жильцах, появление незнакомки в саду оказалось бы для графа полнейшей неожиданностью. Сейчас он смотрел на нее издалека, видел, как она бессознательным жестом провела по волосам, словно пытаясь заправить за ухо выбившуюся из прически прядь, и думал. Девушка подняла голову, окинула окрестности невидящим взглядом и снова обратилась к книге. Страницы она переворачивала быстро, но было видно, что девушка не пробегает строки глазами, а внимательно вчитывается в каждую из них.
Не красавица, отметил про себя Руперт, весьма неравнодушный к блондинкам. Волосы уложены в простую утреннюю прическу, и непонятно, вьются они или нет, – похоже, что все-таки нет. Чем именно утреннее платье девушки отличалось от сотен других утренних платьев, граф затруднился бы ответить, однако оно выгодно подчеркивало ее высокую хорошо развитую грудь – это Руперт разглядел превосходно. Ее сосредоточенное лицо с крупными чертами не имело ни грамма той аристократической бледности, коей любят щеголять некоторые дебютантки; на щеках цвел здоровый румянец, и, ко всему прочему, незнакомка успела где-то загореть. Похоже, ей было все равно, что загар по-прежнему считается слегка вульгарным. Ну и ну.