Страница:
– Ничего ты ему не скажешь! – орала я, по-прежнему крепко держась за его рубашку, несколько пуговиц с которой уже отлетели. – Я тебя убью! Убью! Убью!
Дэвид вдруг так рванулся, что я оказалась в нескольких шагах от него, халат почти слетел с меня, повиснув на поясе на талии. Я вскрикнула, прикрывая голую грудь руками.
Он сделал ко мне шаг, остановился и вдруг преувеличенно серьезно сказал:
– Вот удивится отец, если я ему скажу, что ты пыталась меня еще и сооблазнить, ради того, чтобы я молчал про твое блядство. А для доказательства, – он выделил это слово, – напомню, что у тебя на левой груди большая родинка. И еще одна на правом плече…
Он придвинулся ко мне почти вплотную. Его блестящие расширенные глаза были прямо надо мною. Почему раньше я не замечала в его лице такого сходства с Ларри? Только у мальчишки был по-женски нежно закругленный подбородок и влажный ярко-красный рот. Сейчас его лицо в ореоле растрепанных волос заострилось, повзрослело, превратилось в маску без возраста и пола.
– Дерьмо! – я попыталась натянуть халат на плечи. Но рукава запутались, и я что есть силы дернула за полу. Раздался треск, у меня в руке остался кусок шелка.
– Успокойся, – Дэвид по-взрослому ободряюще улыбнулся и, подхватив сбоку полы халата, прикрыл мне спину.
– Не дотрагивайся до меня! – закричала я.
– Почему? – Он задумчиво посмотрел на меня и уже без улыбки сказал: – Мне нужны еще доказательства, что ты сука… И чем больше – тем лучше.
– Не смей! – спиной я почувствовала холод стены, в которую, отступая, уперлась. – Дай мне пройти!
Но Дэвид словно не слышал. Он был совсем рядом, так близко, что я чувствовала его дыхание у себя на лбу. Вдруг двумя руками он сильно сжал мне грудь, навалившись, вдавил меня в стенку.
– Ты ведь сама говорила, что любишь, когда тебе делают больно!
– Пусти! – Я попыталась высвободиться.
– Не торопись! – Правой рукой он обхватил меня вокруг шеи, а левой по-прежнему сильно сжимал мою грудь.
Склонив голову набок, я почувствовала его губы у себя на шее. Прикосновения были мягкими и быстрыми, его рука у меня на груди слегка ослабла, пальцы нащупали заострившийся сосок и торопливо сделали круговое движение. Мне стало жарко.
– Пусти, – задохнувшись, попросила я.
Он совсем не умел целоваться. Его губы прижались к моим и на какое-то мгновение застыли. Сухие, горячие, такие мягкие и нежные губы еще никогда меня не целовали. Ничего не соображая, я провела кончиком языка по этой гладкой, слегка солоноватой плоти.
Боже мой! Что я делаю?! Целуюсь с семнадцатилетним мальчишкой! Сыном моего мужа! Я просто сошла с ума!
Я отпрянула от него и попыталась освободиться. Но Дэвид по-прежнему крепко держал меня за шею. Он был сильным и цепким.
– Поцелуй меня! – вдруг шепотом попросил он. – Поцелуй меня еще раз. По-настоящему…
Его рука, до этого сжимавшая мою грудь, опустилась ниже, к животу, затем еще ниже. При этом он так дрожал всем телом, что мне казалось – вместе с ним дрожит и стена, к которой я прижата.
И снова я чувствую нежность его губ. Мой язык, обжигаясь, входит в теплую влагу, пугливо пятится назад, а затем снова рвется в обволакивающую мягкость и подтатливость.
Я не почувствовала, когда мы опустились на пол. Его тело было сухим и горячим, он только коснулся меня, выгнулся дугой и закричал. Несколько секунд он бился животом о мой живот, словно я была виновата в той боли, от которой он кричал, затем ослаб, опустился на меня и затих.
Он лежал неподвижно и, казалось, не дышал. Мне стало жаль его, я провела рукой по его волосам, он резко перекатился на бок и сразу же встал на колени. Прикрываясь, скрестил ладони в паху, настороженно посмотрел мне в глаза, перевел взгляд на мое голое тело. В коридоре было темно, свет узким лучом пробивался из моей комнаты, но я видела, как лихорадочно блестят его глаза.
Он попытался встать, запутавшись в спущенных до щиколоток трусах и джинсах, смешно упал на бок, затем подтянул одежду вверх, поднялся и, не глядя на меня, засеменил в свою комнату.
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
Дэвид вдруг так рванулся, что я оказалась в нескольких шагах от него, халат почти слетел с меня, повиснув на поясе на талии. Я вскрикнула, прикрывая голую грудь руками.
Он сделал ко мне шаг, остановился и вдруг преувеличенно серьезно сказал:
– Вот удивится отец, если я ему скажу, что ты пыталась меня еще и сооблазнить, ради того, чтобы я молчал про твое блядство. А для доказательства, – он выделил это слово, – напомню, что у тебя на левой груди большая родинка. И еще одна на правом плече…
Он придвинулся ко мне почти вплотную. Его блестящие расширенные глаза были прямо надо мною. Почему раньше я не замечала в его лице такого сходства с Ларри? Только у мальчишки был по-женски нежно закругленный подбородок и влажный ярко-красный рот. Сейчас его лицо в ореоле растрепанных волос заострилось, повзрослело, превратилось в маску без возраста и пола.
– Дерьмо! – я попыталась натянуть халат на плечи. Но рукава запутались, и я что есть силы дернула за полу. Раздался треск, у меня в руке остался кусок шелка.
– Успокойся, – Дэвид по-взрослому ободряюще улыбнулся и, подхватив сбоку полы халата, прикрыл мне спину.
– Не дотрагивайся до меня! – закричала я.
– Почему? – Он задумчиво посмотрел на меня и уже без улыбки сказал: – Мне нужны еще доказательства, что ты сука… И чем больше – тем лучше.
– Не смей! – спиной я почувствовала холод стены, в которую, отступая, уперлась. – Дай мне пройти!
Но Дэвид словно не слышал. Он был совсем рядом, так близко, что я чувствовала его дыхание у себя на лбу. Вдруг двумя руками он сильно сжал мне грудь, навалившись, вдавил меня в стенку.
– Ты ведь сама говорила, что любишь, когда тебе делают больно!
– Пусти! – Я попыталась высвободиться.
– Не торопись! – Правой рукой он обхватил меня вокруг шеи, а левой по-прежнему сильно сжимал мою грудь.
Склонив голову набок, я почувствовала его губы у себя на шее. Прикосновения были мягкими и быстрыми, его рука у меня на груди слегка ослабла, пальцы нащупали заострившийся сосок и торопливо сделали круговое движение. Мне стало жарко.
– Пусти, – задохнувшись, попросила я.
Он совсем не умел целоваться. Его губы прижались к моим и на какое-то мгновение застыли. Сухие, горячие, такие мягкие и нежные губы еще никогда меня не целовали. Ничего не соображая, я провела кончиком языка по этой гладкой, слегка солоноватой плоти.
Боже мой! Что я делаю?! Целуюсь с семнадцатилетним мальчишкой! Сыном моего мужа! Я просто сошла с ума!
Я отпрянула от него и попыталась освободиться. Но Дэвид по-прежнему крепко держал меня за шею. Он был сильным и цепким.
– Поцелуй меня! – вдруг шепотом попросил он. – Поцелуй меня еще раз. По-настоящему…
Его рука, до этого сжимавшая мою грудь, опустилась ниже, к животу, затем еще ниже. При этом он так дрожал всем телом, что мне казалось – вместе с ним дрожит и стена, к которой я прижата.
И снова я чувствую нежность его губ. Мой язык, обжигаясь, входит в теплую влагу, пугливо пятится назад, а затем снова рвется в обволакивающую мягкость и подтатливость.
Я не почувствовала, когда мы опустились на пол. Его тело было сухим и горячим, он только коснулся меня, выгнулся дугой и закричал. Несколько секунд он бился животом о мой живот, словно я была виновата в той боли, от которой он кричал, затем ослаб, опустился на меня и затих.
Он лежал неподвижно и, казалось, не дышал. Мне стало жаль его, я провела рукой по его волосам, он резко перекатился на бок и сразу же встал на колени. Прикрываясь, скрестил ладони в паху, настороженно посмотрел мне в глаза, перевел взгляд на мое голое тело. В коридоре было темно, свет узким лучом пробивался из моей комнаты, но я видела, как лихорадочно блестят его глаза.
Он попытался встать, запутавшись в спущенных до щиколоток трусах и джинсах, смешно упал на бок, затем подтянул одежду вверх, поднялся и, не глядя на меня, засеменил в свою комнату.
ГЛАВА 11
Я вернулась к себе. Нужно немедленно позвонить Стиву и все рассказать, но я уже давно подозревала, что Дэвид записывает мои телефонные разговоры, иначе невозможно обьяснить его появление в гостинице, где я встречалась со Стивом. Об этом свидании мы договорились буквально за час до встречи, и мальчишка был дома. А откуда он знает, что я плачу ему не свои деньги? Значит, он слышал, когда я просила денег у Стива. Нет, не зря он кричал, что у него есть какие-то доказательства.
Я вспомнила, как несколько минут назад Дэвид, освободившись от мучившего его желания, резко откатился и потом с ненавистью смотрел на меня. А ведь он меня практически изнасиловал! Наверняка сейчас уполз к себе в нору и готовит какую-нибудь пакость! Надо быть еще более осторожной. Он ведь сказал, что ему нужны еще доказательства, и после этого изнасиловал меня. Как он сможет использовать то, что произошло сейчас?!
Почему я не сопротивлялась до конца, почему не сбросила его с себя, не убежала из дома? Да, он сильный мальчишка, но я же могла, могла… Оправдать это можно только тем, что на меня от неожиданности нашел столбняк, иначе я ничего не могу объяснить.
Никогда в жизни я не испытывала ни к кому такой ненависти!
Нет, это неправда. Одного человека я ненавидела сильнее, но это было давно. Так давно, что я почти не вспоминала о нем, хотя поклялась никогда его не забывать. Чтобы отомстить.
Если бы можно было этому тощему сопляку с грязными ногтями разбить о стену башку или бросить вниз с лестницы, я бы с радостью это сделала! А лучше – отравить! Крысиным ядом! Или войти, когда он спит, и подушкой задушить!
Одна мысль в секунду усадила меня на кровати и заставила замереть. Зачем себя обманывать, ведь мне нужно от него избавиться, не правда ли? И нужно это сделать до того, как появится Ларри, или пока Дэвид не пожалуется ему на меня по телефону. А что может быть лучше, чем такой простой способ, – мысленно разговаривала я сама с собой, – как подсыпать ему снотворное, а затем устроить пожар.
Дом сгорит – плевать, у нас есть страховка, мы все деньги вернем, а за душевные страдания получим еще сотню тысяч и купим себе новый дворец. Где-нибудь в другом месте, на этот раз с бассейном, новой кухней, белыми колоннами при входе и другими прелестями местной архитектуры. Как у Маргарет в Марблхеде. Ее дом, правда, стоит полтора миллиона, но сегодня можно за полцены купить трехэтажный и поближе к центру Бостона!
Что за чушь! Как только такое в голову приходит? Убить Дэвида? Бред! Интересно, неужели я смогу кого-нибудь убить! Но ведь рушится моя жизнь, все то, что с таким трудом мне досталось и что я так оберегала последние семь лет! А этот мальчишка откровенно издевается надо мной. И еще непонятно, куда его понесет после случившегося в коридоре.
Почему в его комнате тихо? Не помню, звучала у него музыка раньше или нет. Может быть, он с перепугу уже звонит Ларри и все рассказывает, а я тут размышляю черт знает о чем. Я схватила телефонную трубку. Нет, никто никуда не звонит, из трубки доносится ровный гудок.
Я взглянула на часы, было девять часов вечера. Надо действовать! Нельзя сидеть и ждать, когда у меня все отнимут. Я должна избавиться от заразы, которая поселилась в моем доме и угрожает моей жизни. И нечего распускать слюни, нужно решиться.
Накинув халат, я глянула на себя в зеркало, призывно взъерошила волосы и, глубоко вздохнув несколько раз, чтобы успокоиться, направилась к Дэвиду.
Без стука вошла к нему в комнату и весело сказала:
– Пойдем куда-нибудь поужинаем. Мне надоели бутерброды, а готовить неохота.
Он лежал, вытянувшись на кровати, в длинных цветных трусах, без майки, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.
При моем появлении он резко поднялся и сел.
– Куда? – он был откровенно удивлен моим легким доброжелательным тоном.
Вот этим я тебя и прикончу, маленький гаденыш! Именно когда ты меньше всего будешь ожидать!
– Ну… скажем, ты бывал в «Джоэллс Гриллс» на Мэйн-стрит? Там готовят потрясающие тушеные креветки в оливковом соусе.
– В ресторан? Сейчас? – шок продолжался. – С… тобой?!
– Почему бы и нет? Сейчас всего лишь девять. И чем я так уж плоха, что со мной нельзя сходить в ресторан?
Дэвид молчал, продолжая недоверчиво смотреть на меня. У него были узкие, по-детски костлявые плечи и гладкая грудь с еле заметными крошечными сосками. Он сутулился и, чувствуя неловкость, водил руками по голым острым коленкам.
– Пойдем! Пожалуйста… Давай отпразднуем то, что произошло между нами.
Я многозначительно улыбнулась. Мне нужно было проверить его реакцию, но он как-то слишком быстро опустил голову вниз, и я не увидела его глаз.
– Ты меня просто потряс, – продолжала я осторожно. – Я не ожидала, что ты… уже такой взрослый… И все так здорово делаешь. Наверное, у тебя было много девчонок.
Он молчал. Затем вдруг улыбнулся и живо, хотя во взгляде все еще оставалась подозрительность, спросил:
– А стейки там есть?
– Ну скажи, в каком ресторане Америки нет стейков? А там, куда мы пойдем, они лучшие в городе. Ну что, идем?
Дэвид молчал.
– Позвони им и закажи столик. Я буду готова через 15 минут, мне надо принять душ и одеться. Номер телефона у отца в кабинете на стене.
Не до конца понимая, зачем мне понадобилась эта идиотская затея с походом на ночь глядя в ресторан, я повернулась и бодрым шагом двинулась из его комнаты. А может быть, мелькнула у меня мысль, именно сейчас, в темноте, что-нибудь и совершить! Куда-нибудь его завезти и…
В голове стали крутиться сцены из фильма с перевернутой машиной, которая падает со склона и загорается. Но я никак не могла вспомнить, где у нас поблизости есть гора, с которой можно столкнуть автомобиль. И потом, как можно заставить мальчишку сидеть в такой машине? Значит, надо будет его либо напоить, либо ударить по голове, чтобы он потерял сознание.
А что я скажу полиции, как объясню, почему он был в моей машине, а меня не было?
Не переставая об этом думать и отметая одну идею убийства Дэвида за другой, я торопливо ополоснулась, небрежно вытерлась полотенцем и вышла из ванной. От неожиданности я вздрогнула: в моей спальне на кресле рядом с кроватью сидел Дэвид. Он был одет в джинсы и мятую клетчатую рубашку.
Мальчишка, похоже, тоже не ожидал увидеть меня голой. А может быть, и ожидал, поэтому и притащился ко мне.
– Ресторан забит. Для нас столик будет не раньше чем через час. Я заказал, но подумал: может, лучше пойти в другое место? – Он уже справился с неловкостью и с интересом разглядывал меня.
– Я могу потерпеть, тем более что мне нужно собраться. Пока мы доберемся туда, как раз будет вовремя. Я люблю это место, – соврала я. На самом деле, в этом ресторане я была всего один раз и запомнила, что он находится хоть и в центре нашего городка, но в парке, где вечером редко встретишь прохожего.
Чувствуя на себе его взгляд, я, не торопясь, подошла к кровати, где лежал халат, накинула его, туго завязала пояс. Сев к Дэвиду спиной, я в зеркало видела его позади себя. Он полулежал в кресле, широко раздвинув ноги и закинув руки за голову. Я сняла закрученное чалмой полотенце, тряхнула мокрыми волосами.
– Это твой натуральный цвет, или ты красишься? – спросил он.
– Такие вопросы женщинам не задают. Особенно тем, которые тебе нравятся. Им говорят комплименты, восторгаются их красотой, говорят, какие удивительные у них волосы, глаза, губы! – Повернувшись к нему, я без улыбки спросила: – Ведь я тебе нравлюсь, правда?
– В каком смысле? – растерялся он.
– Как женщина…
– Ну… не знаю. Думаю, что с тобой хорошо… – Преодолев секундную неловкость, все-таки добавил: – Это делать…
– Тебе понравилось?
Я встала и подошла вплотную к креслу, где он сидел. С какой легкостью можно было бы сейчас двинуть в эту гладкую мерзкую физиономию! Но вместо этого я опустилась рядом с ним на ковре и, погладив по коленке, тихо сказала:
– Мне тоже было очень хорошо…
Он напряженно выпрямился, руками сжал подлокотники кресла и неотрывно смотрел на меня. В его потемневших глазах были страх, недоверие и покорность. Вдруг он как-то неуклюже съехал на пол и, обняв меня за плечи, потянул к себе. Просунув руку под халат, больно схватил меня за грудь.
Я, освобождаясь от его неожиданных объятий, зло толкнула его в грудь, затем спохватившись, приказала:
– Разденься!
Его готовность позабавила меня, я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Он вдруг замер, осторожно потянулся дрожащей рукой к моей открывшейся груди и сказал:
– Я дышать не могу, когда ты меня целуешь, ты так здорово это делаешь! – Он глубоко вздохнул, словно ему было больно об этом говорить.
Мерзкий мальчишка! Это тебе моя месть!
Я взъерошила его волосы и, обхватив за затылок, потянула к себе. Его горячие сухие губы доверчиво раскрылись навстречу моим…
Я вспомнила, как несколько минут назад Дэвид, освободившись от мучившего его желания, резко откатился и потом с ненавистью смотрел на меня. А ведь он меня практически изнасиловал! Наверняка сейчас уполз к себе в нору и готовит какую-нибудь пакость! Надо быть еще более осторожной. Он ведь сказал, что ему нужны еще доказательства, и после этого изнасиловал меня. Как он сможет использовать то, что произошло сейчас?!
Почему я не сопротивлялась до конца, почему не сбросила его с себя, не убежала из дома? Да, он сильный мальчишка, но я же могла, могла… Оправдать это можно только тем, что на меня от неожиданности нашел столбняк, иначе я ничего не могу объяснить.
Никогда в жизни я не испытывала ни к кому такой ненависти!
Нет, это неправда. Одного человека я ненавидела сильнее, но это было давно. Так давно, что я почти не вспоминала о нем, хотя поклялась никогда его не забывать. Чтобы отомстить.
Если бы можно было этому тощему сопляку с грязными ногтями разбить о стену башку или бросить вниз с лестницы, я бы с радостью это сделала! А лучше – отравить! Крысиным ядом! Или войти, когда он спит, и подушкой задушить!
Одна мысль в секунду усадила меня на кровати и заставила замереть. Зачем себя обманывать, ведь мне нужно от него избавиться, не правда ли? И нужно это сделать до того, как появится Ларри, или пока Дэвид не пожалуется ему на меня по телефону. А что может быть лучше, чем такой простой способ, – мысленно разговаривала я сама с собой, – как подсыпать ему снотворное, а затем устроить пожар.
Дом сгорит – плевать, у нас есть страховка, мы все деньги вернем, а за душевные страдания получим еще сотню тысяч и купим себе новый дворец. Где-нибудь в другом месте, на этот раз с бассейном, новой кухней, белыми колоннами при входе и другими прелестями местной архитектуры. Как у Маргарет в Марблхеде. Ее дом, правда, стоит полтора миллиона, но сегодня можно за полцены купить трехэтажный и поближе к центру Бостона!
Что за чушь! Как только такое в голову приходит? Убить Дэвида? Бред! Интересно, неужели я смогу кого-нибудь убить! Но ведь рушится моя жизнь, все то, что с таким трудом мне досталось и что я так оберегала последние семь лет! А этот мальчишка откровенно издевается надо мной. И еще непонятно, куда его понесет после случившегося в коридоре.
Почему в его комнате тихо? Не помню, звучала у него музыка раньше или нет. Может быть, он с перепугу уже звонит Ларри и все рассказывает, а я тут размышляю черт знает о чем. Я схватила телефонную трубку. Нет, никто никуда не звонит, из трубки доносится ровный гудок.
Я взглянула на часы, было девять часов вечера. Надо действовать! Нельзя сидеть и ждать, когда у меня все отнимут. Я должна избавиться от заразы, которая поселилась в моем доме и угрожает моей жизни. И нечего распускать слюни, нужно решиться.
Накинув халат, я глянула на себя в зеркало, призывно взъерошила волосы и, глубоко вздохнув несколько раз, чтобы успокоиться, направилась к Дэвиду.
Без стука вошла к нему в комнату и весело сказала:
– Пойдем куда-нибудь поужинаем. Мне надоели бутерброды, а готовить неохота.
Он лежал, вытянувшись на кровати, в длинных цветных трусах, без майки, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.
При моем появлении он резко поднялся и сел.
– Куда? – он был откровенно удивлен моим легким доброжелательным тоном.
Вот этим я тебя и прикончу, маленький гаденыш! Именно когда ты меньше всего будешь ожидать!
– Ну… скажем, ты бывал в «Джоэллс Гриллс» на Мэйн-стрит? Там готовят потрясающие тушеные креветки в оливковом соусе.
– В ресторан? Сейчас? – шок продолжался. – С… тобой?!
– Почему бы и нет? Сейчас всего лишь девять. И чем я так уж плоха, что со мной нельзя сходить в ресторан?
Дэвид молчал, продолжая недоверчиво смотреть на меня. У него были узкие, по-детски костлявые плечи и гладкая грудь с еле заметными крошечными сосками. Он сутулился и, чувствуя неловкость, водил руками по голым острым коленкам.
– Пойдем! Пожалуйста… Давай отпразднуем то, что произошло между нами.
Я многозначительно улыбнулась. Мне нужно было проверить его реакцию, но он как-то слишком быстро опустил голову вниз, и я не увидела его глаз.
– Ты меня просто потряс, – продолжала я осторожно. – Я не ожидала, что ты… уже такой взрослый… И все так здорово делаешь. Наверное, у тебя было много девчонок.
Он молчал. Затем вдруг улыбнулся и живо, хотя во взгляде все еще оставалась подозрительность, спросил:
– А стейки там есть?
– Ну скажи, в каком ресторане Америки нет стейков? А там, куда мы пойдем, они лучшие в городе. Ну что, идем?
Дэвид молчал.
– Позвони им и закажи столик. Я буду готова через 15 минут, мне надо принять душ и одеться. Номер телефона у отца в кабинете на стене.
Не до конца понимая, зачем мне понадобилась эта идиотская затея с походом на ночь глядя в ресторан, я повернулась и бодрым шагом двинулась из его комнаты. А может быть, мелькнула у меня мысль, именно сейчас, в темноте, что-нибудь и совершить! Куда-нибудь его завезти и…
В голове стали крутиться сцены из фильма с перевернутой машиной, которая падает со склона и загорается. Но я никак не могла вспомнить, где у нас поблизости есть гора, с которой можно столкнуть автомобиль. И потом, как можно заставить мальчишку сидеть в такой машине? Значит, надо будет его либо напоить, либо ударить по голове, чтобы он потерял сознание.
А что я скажу полиции, как объясню, почему он был в моей машине, а меня не было?
Не переставая об этом думать и отметая одну идею убийства Дэвида за другой, я торопливо ополоснулась, небрежно вытерлась полотенцем и вышла из ванной. От неожиданности я вздрогнула: в моей спальне на кресле рядом с кроватью сидел Дэвид. Он был одет в джинсы и мятую клетчатую рубашку.
Мальчишка, похоже, тоже не ожидал увидеть меня голой. А может быть, и ожидал, поэтому и притащился ко мне.
– Ресторан забит. Для нас столик будет не раньше чем через час. Я заказал, но подумал: может, лучше пойти в другое место? – Он уже справился с неловкостью и с интересом разглядывал меня.
– Я могу потерпеть, тем более что мне нужно собраться. Пока мы доберемся туда, как раз будет вовремя. Я люблю это место, – соврала я. На самом деле, в этом ресторане я была всего один раз и запомнила, что он находится хоть и в центре нашего городка, но в парке, где вечером редко встретишь прохожего.
Чувствуя на себе его взгляд, я, не торопясь, подошла к кровати, где лежал халат, накинула его, туго завязала пояс. Сев к Дэвиду спиной, я в зеркало видела его позади себя. Он полулежал в кресле, широко раздвинув ноги и закинув руки за голову. Я сняла закрученное чалмой полотенце, тряхнула мокрыми волосами.
– Это твой натуральный цвет, или ты красишься? – спросил он.
– Такие вопросы женщинам не задают. Особенно тем, которые тебе нравятся. Им говорят комплименты, восторгаются их красотой, говорят, какие удивительные у них волосы, глаза, губы! – Повернувшись к нему, я без улыбки спросила: – Ведь я тебе нравлюсь, правда?
– В каком смысле? – растерялся он.
– Как женщина…
– Ну… не знаю. Думаю, что с тобой хорошо… – Преодолев секундную неловкость, все-таки добавил: – Это делать…
– Тебе понравилось?
Я встала и подошла вплотную к креслу, где он сидел. С какой легкостью можно было бы сейчас двинуть в эту гладкую мерзкую физиономию! Но вместо этого я опустилась рядом с ним на ковре и, погладив по коленке, тихо сказала:
– Мне тоже было очень хорошо…
Он напряженно выпрямился, руками сжал подлокотники кресла и неотрывно смотрел на меня. В его потемневших глазах были страх, недоверие и покорность. Вдруг он как-то неуклюже съехал на пол и, обняв меня за плечи, потянул к себе. Просунув руку под халат, больно схватил меня за грудь.
Я, освобождаясь от его неожиданных объятий, зло толкнула его в грудь, затем спохватившись, приказала:
– Разденься!
Его готовность позабавила меня, я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Он вдруг замер, осторожно потянулся дрожащей рукой к моей открывшейся груди и сказал:
– Я дышать не могу, когда ты меня целуешь, ты так здорово это делаешь! – Он глубоко вздохнул, словно ему было больно об этом говорить.
Мерзкий мальчишка! Это тебе моя месть!
Я взъерошила его волосы и, обхватив за затылок, потянула к себе. Его горячие сухие губы доверчиво раскрылись навстречу моим…
ГЛАВА 12
Воспоминания о том, что произошло в спальне всего час назад, теплой волной отозвались где-то в спине. Мне стало жарко, хотя за минуту до этого казалось, что в полупустом ресторане слишком холодно от работавшего во всю мощь кондиционера. Дэвид сидел напротив, изменившийся, гладко причесанный, бледный с ярко горящими губами, и читал меню. Он выглядел совсем ребенком, замученным усталым мальчиком. Ужас снова охватил меня.
Что я делаю?! Похоже, просто схожу с ума! Неужели всего полчаса назад мы голые лежали в моей спальне на полу, и я целовала эти красные детские губы, гладкую, с отчетливо проступающими ребрами грудь, мягкую впадину живота?! Как я могла допустить это? Да, мне нужно его молчание, мне он необходим не как враг, а как сообщник, и то, что произошло безусловно работает на меня. Но надо быть крайне осторожной, игра становится слишком рискованной, и расплата может оказаться мне не по карману. Похоже, мой дорогой пасынок разыгрывает свою партию, пытаясь завлечь меня все дальше, чтобы затем сбить с ног…
– Выбрали? – официантка стояла рядом и с интересом переводила взгляд с меня на Дэвида. Наверняка решает, кто он мне – сын или брат. А может быть, я уже выдала себя чем-то, и она обо всем догадалась?!
– Я буду стейк, – сказал Дэвид, не дожидаясь, пока я начну заказывать. – Не очень прожаренный. Лук в тесте, картошку соломкой, кока-колу со льдом, большой бокал.
Он улыбался официантке, а та одобрительно скалилась в ответ. Лет ей было около двадцати пяти, может быть, меньше. Яркая красная помада на тонких губах делала лицо старше.
Меня она выслушала, не проявляя никаких чувств, улыбнулась только в конце, когда уходила. Вернее, мне досталось начало улыбки, а уж ее обнадеживающий финал, балетный поворот с крутящимся бедром, несколько призывных наклонов головы, словно ей невозможно от него оторваться, – весь этот ритуальный танец исполнялся исключительно для Дэвида.
Он же, полураскрыв сухие губы, внимательно следил за ее движениями. Я не могла понять, чего больше в его взгляде: польщенного интереса, восхищения, желания двинуться за нею или обычного мальчишеского удовольствия от кокетства девчонок.
– Забавная девица, – стараясь говорить как можно непринужденнее, сказала я.
Дэвид не ответил. Рассматривая посетителей, он лихорадочно перескакивал взглядом с одного столика на другой, словно кого-то искал. Он был напряжен и, как мне казалось, растерян, хотя упорно боролся с этим.
– Как ты себя чувствуешь? – весело спросила я.
– Нормально, – Дэвид нехотя перевел взгляд на меня.
– Ты что, стесняешься, что пришел со мной? – вдруг сообразила я.
Он продолжал напряженно всматриваться куда-то вглубь зала.
– Так мне показалось. Обычно подростки стесняются ходить с родителями в общественные места…
– Ты мне не родитель.
– А кто я тебе? По-моему, это называется «мачеха». Да? Я тебе – мачеха?
Он молчал, глядя мимо меня.
– У тебя плохое настроение?
Он снова не ответил.
– Хочешь, чтобы мы ушли? – продолжала допытываться я, все больше и больше раздражаясь.
Он не успел ничего сказать. Официантка проворно поставила на стол запотевшие стаканы с напитками, хлеб, тарелки с салатом и два бокала красного вина.
– Мы не заказывали вино, – грубо сказала я.
– Это за счет ресторана. В пятницу вечером всем посетителям бокал вина бесплатно, – она наклонилась к Дэвиду так близко, что почти касалась его грудью.
– Ему еще только семнадцать! Разве вы не обязаны спросить удостоверение личности, подавая алкоголь? – наверное, я произнесла это слишком громко, потому что официантка резко выпрямилась и испуганно оглянулась вокруг.
– Я не знала, он выглядит старше, – она потянулась за бокалом.
Глаза у Дэвида от злости стали в два раза больше.
– Зачем? – по-детски обиженно поджав губы, спросил он, когда официантка ушла. – Я сам мог сказать, что не хочу. Или бокал стоял бы на столе, и я не пил бы. Но тебе все время хочется меня унизить! Ты…
– Я не хотела тебя унизить, – я удивилась, что он знает такие слова. – Тебе рано пить вино…
Честно говоря, я сама не понимала, почему вдруг накинулась на официантку. И потом, в мои планы не входило раздражать его. Наоборот.
– Если ты хочешь выпить, мы это сделаем дома, – примиряюще предложила я. – А здесь, на людях, я не могу тебе этого позволить.
– Ну, конечно, на людях мне нельзя пить, но дома ты вполне можешь делать со мной все что хочешь! – зло заговорил он вполголоса. – Ты ведешь себя со мной как с ребенком. Мне не десять лет!
– Извини, я не хотела тебя обидить. Давай не будем ссориться! Помнишь, почему мы сюда приехали? – шепотом спрашивала я, пытаясь под столом нащупать его коленку. – Нам было так хорошо. Правда? Согласись, что нам было здорово!
Остаток вечера в ресторане мы почти не разговаривали. Он ел, а я, боясь сделать еще какую-то ошибку, молча следила за ним.
Дэвид с аппетитом жевал, чмокая тянул из высокого стакана кока-колу, с расстояния забрасывал себе в широко открытый рот жареную картошку. Губы и подбородок у него быстро запачкались, пальцы покрылись коричневым соусом. Он изредка подозрительно смотрел на меня снизу вверх, но я отводила глаза.
Отсутствие у него хороших манер поначалу смущало меня. Но в какие-то моменты мне казалось, что он делает это специально, мне назло. Хотелось его одернуть, посмеяться над ним, ударить по грязным пальцам, которые он облизывал, высовывая далеко вперед язык. Вскоре я, правда, поняла, что мальчишку никто ничему не учил и передо мной чистый холст, на котором можно нарисовать кого угодно.
По дороге домой в машине он вдруг оживился, стал рассказывать какие-то школьные истории. Мне трудно было сосредоточиться на них, я все время пыталась придумать, что же мне с ним сделать. Вытолкнуть на скорости из машины? Или изобразить аварию и стукнуть машину той стороной, где он сидел? Он своей бессвязной болтовней все время сбивал меня, я начинала обдумывать очередной план, но останавливалась, так и не дойдя до кульминации.
Минут через пятнадцать он так же неожиданно, как начал говорить, вдруг замолчал и отвернулся от меня. Я испугалась. Возможно, история, которую он рассказывал, закончилась, или он понял, что я его не слушаю. Или, что ужаснее, я чем-то себя выдала, и он догадался, о чем я думаю…
Остаток пути уже говорила я, чтобы хоть как-то заглушить гнетущее напряжение. Дэвид, отвернувшись от меня, смотрел в плоскую темноту ночи за окном и молчал.
Что я делаю?! Похоже, просто схожу с ума! Неужели всего полчаса назад мы голые лежали в моей спальне на полу, и я целовала эти красные детские губы, гладкую, с отчетливо проступающими ребрами грудь, мягкую впадину живота?! Как я могла допустить это? Да, мне нужно его молчание, мне он необходим не как враг, а как сообщник, и то, что произошло безусловно работает на меня. Но надо быть крайне осторожной, игра становится слишком рискованной, и расплата может оказаться мне не по карману. Похоже, мой дорогой пасынок разыгрывает свою партию, пытаясь завлечь меня все дальше, чтобы затем сбить с ног…
– Выбрали? – официантка стояла рядом и с интересом переводила взгляд с меня на Дэвида. Наверняка решает, кто он мне – сын или брат. А может быть, я уже выдала себя чем-то, и она обо всем догадалась?!
– Я буду стейк, – сказал Дэвид, не дожидаясь, пока я начну заказывать. – Не очень прожаренный. Лук в тесте, картошку соломкой, кока-колу со льдом, большой бокал.
Он улыбался официантке, а та одобрительно скалилась в ответ. Лет ей было около двадцати пяти, может быть, меньше. Яркая красная помада на тонких губах делала лицо старше.
Меня она выслушала, не проявляя никаких чувств, улыбнулась только в конце, когда уходила. Вернее, мне досталось начало улыбки, а уж ее обнадеживающий финал, балетный поворот с крутящимся бедром, несколько призывных наклонов головы, словно ей невозможно от него оторваться, – весь этот ритуальный танец исполнялся исключительно для Дэвида.
Он же, полураскрыв сухие губы, внимательно следил за ее движениями. Я не могла понять, чего больше в его взгляде: польщенного интереса, восхищения, желания двинуться за нею или обычного мальчишеского удовольствия от кокетства девчонок.
– Забавная девица, – стараясь говорить как можно непринужденнее, сказала я.
Дэвид не ответил. Рассматривая посетителей, он лихорадочно перескакивал взглядом с одного столика на другой, словно кого-то искал. Он был напряжен и, как мне казалось, растерян, хотя упорно боролся с этим.
– Как ты себя чувствуешь? – весело спросила я.
– Нормально, – Дэвид нехотя перевел взгляд на меня.
– Ты что, стесняешься, что пришел со мной? – вдруг сообразила я.
Он продолжал напряженно всматриваться куда-то вглубь зала.
– Так мне показалось. Обычно подростки стесняются ходить с родителями в общественные места…
– Ты мне не родитель.
– А кто я тебе? По-моему, это называется «мачеха». Да? Я тебе – мачеха?
Он молчал, глядя мимо меня.
– У тебя плохое настроение?
Он снова не ответил.
– Хочешь, чтобы мы ушли? – продолжала допытываться я, все больше и больше раздражаясь.
Он не успел ничего сказать. Официантка проворно поставила на стол запотевшие стаканы с напитками, хлеб, тарелки с салатом и два бокала красного вина.
– Мы не заказывали вино, – грубо сказала я.
– Это за счет ресторана. В пятницу вечером всем посетителям бокал вина бесплатно, – она наклонилась к Дэвиду так близко, что почти касалась его грудью.
– Ему еще только семнадцать! Разве вы не обязаны спросить удостоверение личности, подавая алкоголь? – наверное, я произнесла это слишком громко, потому что официантка резко выпрямилась и испуганно оглянулась вокруг.
– Я не знала, он выглядит старше, – она потянулась за бокалом.
Глаза у Дэвида от злости стали в два раза больше.
– Зачем? – по-детски обиженно поджав губы, спросил он, когда официантка ушла. – Я сам мог сказать, что не хочу. Или бокал стоял бы на столе, и я не пил бы. Но тебе все время хочется меня унизить! Ты…
– Я не хотела тебя унизить, – я удивилась, что он знает такие слова. – Тебе рано пить вино…
Честно говоря, я сама не понимала, почему вдруг накинулась на официантку. И потом, в мои планы не входило раздражать его. Наоборот.
– Если ты хочешь выпить, мы это сделаем дома, – примиряюще предложила я. – А здесь, на людях, я не могу тебе этого позволить.
– Ну, конечно, на людях мне нельзя пить, но дома ты вполне можешь делать со мной все что хочешь! – зло заговорил он вполголоса. – Ты ведешь себя со мной как с ребенком. Мне не десять лет!
– Извини, я не хотела тебя обидить. Давай не будем ссориться! Помнишь, почему мы сюда приехали? – шепотом спрашивала я, пытаясь под столом нащупать его коленку. – Нам было так хорошо. Правда? Согласись, что нам было здорово!
Остаток вечера в ресторане мы почти не разговаривали. Он ел, а я, боясь сделать еще какую-то ошибку, молча следила за ним.
Дэвид с аппетитом жевал, чмокая тянул из высокого стакана кока-колу, с расстояния забрасывал себе в широко открытый рот жареную картошку. Губы и подбородок у него быстро запачкались, пальцы покрылись коричневым соусом. Он изредка подозрительно смотрел на меня снизу вверх, но я отводила глаза.
Отсутствие у него хороших манер поначалу смущало меня. Но в какие-то моменты мне казалось, что он делает это специально, мне назло. Хотелось его одернуть, посмеяться над ним, ударить по грязным пальцам, которые он облизывал, высовывая далеко вперед язык. Вскоре я, правда, поняла, что мальчишку никто ничему не учил и передо мной чистый холст, на котором можно нарисовать кого угодно.
По дороге домой в машине он вдруг оживился, стал рассказывать какие-то школьные истории. Мне трудно было сосредоточиться на них, я все время пыталась придумать, что же мне с ним сделать. Вытолкнуть на скорости из машины? Или изобразить аварию и стукнуть машину той стороной, где он сидел? Он своей бессвязной болтовней все время сбивал меня, я начинала обдумывать очередной план, но останавливалась, так и не дойдя до кульминации.
Минут через пятнадцать он так же неожиданно, как начал говорить, вдруг замолчал и отвернулся от меня. Я испугалась. Возможно, история, которую он рассказывал, закончилась, или он понял, что я его не слушаю. Или, что ужаснее, я чем-то себя выдала, и он догадался, о чем я думаю…
Остаток пути уже говорила я, чтобы хоть как-то заглушить гнетущее напряжение. Дэвид, отвернувшись от меня, смотрел в плоскую темноту ночи за окном и молчал.
ГЛАВА 13
Пока я открывала входную дверь, он стоял чуть поодаль, спиной ко мне, мрачно опустив голову и что-то насвистывая. В прихожей было темно. Я двинулась к выключателю. Вдруг Дэвид, в два прыжка оказавшись рядом, схватил меня за плечи и резко дернул к себе.
– Я хочу тебя…– почему-то шепотом сказал он, жарко дыша мне в волосы. – Я все время хочу тебя. В этом дурацком ресторане я просто не мог есть, так хотел тебя!
Я чувствовала, как он дрожит, как его руки лихорадочно снуют по моей груди, бедрам и снова возвращаются к груди.
– А мне казалось, что ты ел с большим аппетитом, – я позволила ему снять с меня блузку, расстегнуть лифчик. Его страсть передалась мне.
– Подожди, – я попыталась отстраниться от него. – Пойдем наверх…
– Я не могу ждать! Не могу идти! Мне надо сейчас… здесь! Иначе я просто взорвусь! лопну! разлечусь на куски!
Не успела я расстегнуть на нем джинсы и дотронуться до его живота, двинуться ниже в мягкий пушок волос, как мне в руку брызнула теплая жидкость. Дэвид застонал, вытянулся вверх и с силой сжал мои плечи. Он дрожал всем телом, словно его душили рыдания.
Мы легли ко мне в постель. Как только я разделась, он тут же, не говоря ни слова, лег на меня, без ласк, без поцелуев, довольно грубо раздвинул мои ноги, рукой нашел нужное место и, через минуту, откричавшись, расслабленно опустился на меня.
Мы пролежали так, не шевелясь, довольно долго. Я слышала, как выравнивается его дыхание, как громко, намного громче и чаще, чем мое, бьется его сердце. Неожиданно для себя самой я вдруг сказала:
– Никогда больше так не делай!
– Что – не делать? – подняв от подушки лицо, глухо спросил он.
– Позволь себе расслабиться только после того, как женщина получила удовольствие. Это закон, который не обсуждается. Его невозможно обжаловать или изменить. Его только можно нарушить, но за это ты будешь наказан.
Он приподнял голову, недоверчиво посмотрел на меня, увидев, что я улыбаюсь, засмеялся.
– Извини, но я так тебя хотел, – он положил руку мне на грудь и сжал ее. – И опять хочу…
Я целовала его долго, так долго и так глубоко, что в какой-то момент поняла, что перестала дышать. На секунду я оторвалась от его губ, сделала несколько судорожных вдохов и выдохов и снова вернулась в эту головокружительную влажную глубину. А еще через минуту мы скатились с кровати на ковер, и я, пораженная столь быстрым его возрождением, сама теряла ощущение реальности от налетевшей на меня волны желания и страсти.
Этот ребенок оказался удивительным любовником. В нем скопилось столько юношеской энергии, столько мужской нерастраченной силы! Он поразительно быстро зажигался, доходил до вершины чувств, казалось, что в этот момент от напряжения с ним произойдет что-то страшное, затем долго, с криком боли и удовольствия сгорал, но очень скоро возрождался заново.
И с каждым разом, казалось, у него прибавлялись силы.
Мы не спали всю ночь. Дэвид иногда ненадолго забывался, но стоило мне сделать движение или слишком громко задышать, он тут же открывал глаза, тянулся ко мне, сонный, расслабленный, и все начиналось сначала.
– Я хочу тебя…– почему-то шепотом сказал он, жарко дыша мне в волосы. – Я все время хочу тебя. В этом дурацком ресторане я просто не мог есть, так хотел тебя!
Я чувствовала, как он дрожит, как его руки лихорадочно снуют по моей груди, бедрам и снова возвращаются к груди.
– А мне казалось, что ты ел с большим аппетитом, – я позволила ему снять с меня блузку, расстегнуть лифчик. Его страсть передалась мне.
– Подожди, – я попыталась отстраниться от него. – Пойдем наверх…
– Я не могу ждать! Не могу идти! Мне надо сейчас… здесь! Иначе я просто взорвусь! лопну! разлечусь на куски!
Не успела я расстегнуть на нем джинсы и дотронуться до его живота, двинуться ниже в мягкий пушок волос, как мне в руку брызнула теплая жидкость. Дэвид застонал, вытянулся вверх и с силой сжал мои плечи. Он дрожал всем телом, словно его душили рыдания.
Мы легли ко мне в постель. Как только я разделась, он тут же, не говоря ни слова, лег на меня, без ласк, без поцелуев, довольно грубо раздвинул мои ноги, рукой нашел нужное место и, через минуту, откричавшись, расслабленно опустился на меня.
Мы пролежали так, не шевелясь, довольно долго. Я слышала, как выравнивается его дыхание, как громко, намного громче и чаще, чем мое, бьется его сердце. Неожиданно для себя самой я вдруг сказала:
– Никогда больше так не делай!
– Что – не делать? – подняв от подушки лицо, глухо спросил он.
– Позволь себе расслабиться только после того, как женщина получила удовольствие. Это закон, который не обсуждается. Его невозможно обжаловать или изменить. Его только можно нарушить, но за это ты будешь наказан.
Он приподнял голову, недоверчиво посмотрел на меня, увидев, что я улыбаюсь, засмеялся.
– Извини, но я так тебя хотел, – он положил руку мне на грудь и сжал ее. – И опять хочу…
Я целовала его долго, так долго и так глубоко, что в какой-то момент поняла, что перестала дышать. На секунду я оторвалась от его губ, сделала несколько судорожных вдохов и выдохов и снова вернулась в эту головокружительную влажную глубину. А еще через минуту мы скатились с кровати на ковер, и я, пораженная столь быстрым его возрождением, сама теряла ощущение реальности от налетевшей на меня волны желания и страсти.
Этот ребенок оказался удивительным любовником. В нем скопилось столько юношеской энергии, столько мужской нерастраченной силы! Он поразительно быстро зажигался, доходил до вершины чувств, казалось, что в этот момент от напряжения с ним произойдет что-то страшное, затем долго, с криком боли и удовольствия сгорал, но очень скоро возрождался заново.
И с каждым разом, казалось, у него прибавлялись силы.
Мы не спали всю ночь. Дэвид иногда ненадолго забывался, но стоило мне сделать движение или слишком громко задышать, он тут же открывал глаза, тянулся ко мне, сонный, расслабленный, и все начиналось сначала.
ГЛАВА 14
– Лиза! Лизочка, посмотри на меня! Ну открой глазки! Пожалуйста! Ли-и-из, ну прошу тебя!
Катя держала двумя руками лицо Лизы и видела как слезы, капая на застывшие губы подруги, скатывались по ее подбородку вниз.
– Лизка, я вернулась! Я же обещала тебе, что вернусь через час! Даже часа не прошло – а я уже здесь! На улице так погано, ветрище, снег метет… Я поняла – заработать сегодня не получится… и помчалась к тебе! Лизка! Ну открой глаза! Посмотри на меня!
Она замерла, пытаясь уловить дыхание Лизы, но та была без движения, только выпущенная из Катиных рук голова скатилась на бок. Катя легла рядом, прижалась к непривычно вялому, укрытому кучей тряпья худенькому телу подруги, и затихла.
Обняв одной рукой Лизу, она вдруг почувствовала, что ее пальцы окунулись во что-то липкое. Катя резко села и увидела на пальцах кровь. Как же так, ведь Лиза сказала, что кровотечение остановилось. Она ее обманула. Надо срочно найти врача. Но где? В больницу Лиза категорически отказывалась идти, потому что там наверняка сразу поймут, что у нее ножевая рана, и вызовут милицию. Но Катя не может допустить, чтобы Лиза умерла. Пусть милиция ищет этого гада, Валеру. Это он пырнул ее ножом.
Накинув куртку, Катя выбежала из квартиры.
Они познакомились больше года назад в Петербурге. Катя уже третий день бродила по этому сказочному городу, как во сне. Ей нравилось здесь все – улицы, старинные дома, парки со статуями, ей казалось, что она попала в ожившую сказку. Девочка думала, что проведет здесь не больше двух дней, но никак не могла решиться снова сесть в поезд и уехать.
Петербург готовился к встрече Нового года, витрины магазинов были празднично украшены, питерцы запасались продуктами, подарками и были как-то по-особенному веселы и добры. Это выгодно отличало их от хмурых, равнодушно злых москвичей. Катя старалась не думать о доме, о том, что там наверняка тоже возбужденно суетятся… Хотя трудно себе представить, что мама в эти дни помнит о приближающихся праздниках.
Мама. Дорогая мамочка… Папа…
Катя решила бежать из дома через два месяца после того, как они окончательно вернулись в конце августа с дачи домой в Москву. Она откладывала деньги, выбирала маршрут. Как назло, мама все время за ней следила, словно чувствовала, что дочка задумала что-то нехорошее. Она вообще последнее время была очень подозрительной, Катя часто заставала ее у себя в комнате. Мама проверяла ее сумки, белье, задавала постоянно вопросы, есть ли у дочки мальчик и что она с ним делает. А папа… Папа был таким, как всегда, может быть, даже чуть ласковее.
В среду, пятнадцатого декабря она проснулась с мыслью, что именно сегодня выйдет из дома и уже больше никогда сюда не вернется. Ей снова стало страшно, захотелось броситься к маме, все рассказать и сказать, что она не хочет уходить.
Катя держала двумя руками лицо Лизы и видела как слезы, капая на застывшие губы подруги, скатывались по ее подбородку вниз.
– Лизка, я вернулась! Я же обещала тебе, что вернусь через час! Даже часа не прошло – а я уже здесь! На улице так погано, ветрище, снег метет… Я поняла – заработать сегодня не получится… и помчалась к тебе! Лизка! Ну открой глаза! Посмотри на меня!
Она замерла, пытаясь уловить дыхание Лизы, но та была без движения, только выпущенная из Катиных рук голова скатилась на бок. Катя легла рядом, прижалась к непривычно вялому, укрытому кучей тряпья худенькому телу подруги, и затихла.
Обняв одной рукой Лизу, она вдруг почувствовала, что ее пальцы окунулись во что-то липкое. Катя резко села и увидела на пальцах кровь. Как же так, ведь Лиза сказала, что кровотечение остановилось. Она ее обманула. Надо срочно найти врача. Но где? В больницу Лиза категорически отказывалась идти, потому что там наверняка сразу поймут, что у нее ножевая рана, и вызовут милицию. Но Катя не может допустить, чтобы Лиза умерла. Пусть милиция ищет этого гада, Валеру. Это он пырнул ее ножом.
Накинув куртку, Катя выбежала из квартиры.
Они познакомились больше года назад в Петербурге. Катя уже третий день бродила по этому сказочному городу, как во сне. Ей нравилось здесь все – улицы, старинные дома, парки со статуями, ей казалось, что она попала в ожившую сказку. Девочка думала, что проведет здесь не больше двух дней, но никак не могла решиться снова сесть в поезд и уехать.
Петербург готовился к встрече Нового года, витрины магазинов были празднично украшены, питерцы запасались продуктами, подарками и были как-то по-особенному веселы и добры. Это выгодно отличало их от хмурых, равнодушно злых москвичей. Катя старалась не думать о доме, о том, что там наверняка тоже возбужденно суетятся… Хотя трудно себе представить, что мама в эти дни помнит о приближающихся праздниках.
Мама. Дорогая мамочка… Папа…
Катя решила бежать из дома через два месяца после того, как они окончательно вернулись в конце августа с дачи домой в Москву. Она откладывала деньги, выбирала маршрут. Как назло, мама все время за ней следила, словно чувствовала, что дочка задумала что-то нехорошее. Она вообще последнее время была очень подозрительной, Катя часто заставала ее у себя в комнате. Мама проверяла ее сумки, белье, задавала постоянно вопросы, есть ли у дочки мальчик и что она с ним делает. А папа… Папа был таким, как всегда, может быть, даже чуть ласковее.
В среду, пятнадцатого декабря она проснулась с мыслью, что именно сегодня выйдет из дома и уже больше никогда сюда не вернется. Ей снова стало страшно, захотелось броситься к маме, все рассказать и сказать, что она не хочет уходить.