Эндрюс Мэри Кей. Маленький скандал

   — Звучит неплохо, — сказал Махони.
   — Если только ваша дама не любительница французского стиля, — поправилась я, внезапно засомневавшись в правильности выбора. — Мы можем оформить дом во французском стиле, но лично я думаю, что этот стиль слишком легковесный для такого мужественного здания.
   — Мужественного? — спросил Уилл, озираясь. — Разве дом может иметь пол?
   — Конечно. А ваш дом — настоящий силач. Смотрите, какие большие и квадратные комнаты на первом этаже. И вдобавок к самому дому не прилипли все эти викторианские побрякушки.
   — Викторианский стиль плох? — спросил Уилл, явно озадаченный.
   — Такие украшения органично смотрятся на домах викторианской эпохи, каких вы во множестве могли видеть в городе, — сказала я. — Но они неуместны на доме, построенном перед началом Гражданской войны, — ваш дом явно сделан в классическом стиле. Но после того как Гражданская война закончилась, и люди мало-помалу стали выбираться из нищеты, им захотелось малыми средствами украсить себя и свое жилье. Все эти завитушки и побрякушки были нужны лишь для того, чтобы показать соседям, что они больше не банкроты.
   — Но с Кардуэллами такого не произошло, — сказал Уилл. — Когда спрос на хлопок упал, они разорились и больше не оправились.
   — И в этом вам повезло, — сказала я.
   Я попыталась открыть дверь в стене, напротив окон.
   — Куда она ведет?
   Уилл убрал мою ладонь с дверной ручки.
   — За ней провал на четыре фута глубиной.
   — В самом деле?
   — Пока да. Там была на скорую руку сколоченная кухня, но мы ее снесли на этой неделе.
   Я вернулась в холл и оттуда прошла в западное крыло. Гостиная западного крыла была точной копией гостиной в восточном, только эркера не было.
   — Нам на самом деле нужны две гостиные? — спросил Уилл.
   — Не обязательно, — сказала я. — Часто, реставрируя дома той эпохи, мы делаем одну из комнат гостиной, а другую превращаем в библиотеку или кабинет.
   — В библиотеку, — согласился Уилл. — У меня в кладовой книг на целую комнату. Так и лежат нераспакованные уже три года, с тех пор как я приехал в Джорджию.
   — Откуда приехали? — спросила я, пробегая ладонью по расколотой мраморной отделке камина.
   — Из Южной Каролины, — сказал Уилл. — А в Южную Каролину я приехал из Северной.
   — А еще раньше где вы жили? У вас нет отчетливого южного акцента. Я знаю, что вы не из янки, но вы не похожи на паренька из Джорджии — штата белой бедноты.
   — Я жил в Нашвилле, хотя учился в Джорджии в политехническом институте, а потом там же проходил специализацию по текстильной промышленности.
   — Мой отец тоже технарь, — сказала я. — Может, вы ему именно поэтому понравились?
   — Возможно.
   Дверь напротив была приоткрыта. Я распахнула ее и оказалась в прямоугольной комнате, из пола которой торчали обрезанные водопроводные трубы. Явно очень старые.
   — Ванная комната? — спросила я. — Больше нигде здесь не было ничего похожего на ванную.
   — Ванная, соединенная с прачечной, — сказал Уилл. — Тут была старая ванна для стирки. Рабочие оттащили ее на свалку. Эта комната единственная в доме, где есть подвод воды и канализации. Наверху ванной нет.
   — Нам придется этим заняться. Мы могли бы урезать немного пространства от библиотеки и сделать симпатичную просторную ванную, где для всего хватило бы места. — Указала на другую дверь в противоположном углу. — А эта куда ведет?
   — Изначально там была комната горничной, — сказал Уилл. — Она соединялась с кухонным крылом. Архитектор планирует полностью перестроить и расширить это крыло. Там предполагается разместить кухню, буфет, прачечную и комнату для завтрака, которая выходила бы на новую веранду. И там же будет еще одна большая ванная.
   — Хорошо, — одобрительно заметила я. — Некоторые хозяева на первом этаже размещают еще и хозяйские спальни с этими громадными садовыми кадками, которые они называют напольными вазами, да еще по паре комнат для одежды. Но в этом случае пропорции дома роковым образом нарушаются и создается впечатление, словно вы пристроили у себя на заднем дворе нечто вроде мотеля.
   — Мне приятно, что вы меня одобряете, — сказал Уилл, самодовольно ухмыляясь. — Наверху не хотите посмотреть?
   — Только мельком. Уже сильно стемнело.
   Махони пошел первым, я следом. Перила были наскоро сколочены из дешевых сосновых досок.
   — У нас есть оригинальные перила — они в мастерской, — сказал Уилл. — Плотник уже делает новые стойки для перил и полирует заново старые перила. Они сделаны из цельного куска красного дерева. На самом деле очень красивые.
   На втором этаже тоже был просторный квадратный холл с комнатами по обе стороны от него. Я заглянула в первую комнату. Она была такой же большой, как и комнаты на первом этаже с большими окнами, за которыми теперь уже стояла звездная ночь.
   — Красиво, — с восхищением сказала я.
   Я открыла дверь, которая, как мне думалось, ведет в кладовку, но обнаружила светлую, хотя и совсем маленькую, примерно два на три метра, комнату.
   — Комната для младенца, — сказала я.
   — Это разве не кладовая? — спросил Уилл.
   — Ну, кто-то может считать это помещение кладовкой, но тетя Глория говорила, что в такие комнаты ставили колыбельку. Там жили младенцы — те, которых рано было переводить в настоящую детскую.
   — Но ее ведь можно использовать для кладовой? — упрямо настаивал Уилл.
   — А в чем дело? Разве ваша подруга не хочет иметь детей? Махони покраснел.
   — Мы не обсуждали этот вопрос. Но мне бы хотелось иметь много детей. Какой смысл в таком большом доме, если по нему не бегает целый выводок ребятни?
   — Вынуждена с вами согласиться, — сказала я. — Нет ничего печальнее, чем, вложив столько сил и времени в такой замечательный дом, превратить его в мавзолей. Что может быть лучше дома, наполненного любовью и жизнью? Такой дом — самый красивый, даже если шторы в нем полиняли, ковры в пятнах, а на полу в кухне собачья неприятность.
   — Собачья неприятность?
   — Вы поняли, что я имела в виду, — сказала я, направляясь в холл, а оттуда в спальню.
   — Полагаю, архитектор планирует кладовку и ванну в каждой спальне? — спросила я, следуя за Уиллом вниз по лестнице.
   — О да, — сказал он. — Холл на верхней площадке лестницы будет использован как большая диванная, а спальни хозяев мы разместим над кухонным крылом, которое тоже еще предстоит построить.
   — Пять спален? — спросила я, поднимая брови. — Эта женщина знает, к чему ей готовиться?
   — Новое спальное крыло сбалансирует пристройку на первом этаже, — сказал Уилл, игнорируя мой вопрос. — И еще: я сам из многодетной семьи. У меня два брата и сестра. И у них у всех есть дети.
   — У вас для всех найдется место, — согласилась я. Нижний этаж теперь уже тонул во мраке. Уиллу пришлось освещать путь фонарем.
   Он запер за нами дверь и дернул ручку, проверив, надежно ли закрыл дом, затем взял меня под руку и помог пройти по ненадежной веранде.
   — Передумали? — спросил он. Я вздохнула.
   — Мне не надо было соглашаться приезжать сюда и осматривать дом. Папа оказался прав.
   — Насчет чего?
   — Насчет меня и старых домов. Я безнадежна. Это какая-то форма извращения — тяга к старым домам. Вы знаете, некоторые люди притягивают к себе бродячих собак и кошек. А у меня нечто подобное выходит со старыми домами. Как только увижу старую развалину, так мне тут же хочется привести ее в порядок и въехать в нее.
   — Включая и этот? — Махони вел меня через луг, освещая фонарем путь. Он старался вести меня по тому же маршруту, каким мы пришли в дом — в высокой траве мы протоптали тропинку.
   — Работа обещает быть захватывающей. Даже если она нас убьет невзначай.

Глава 14

   — Давайте сразу договоримся, — сказала я, как только мы сели в машину. — Если мы возьмемся за эту работу, то это не потому, что мы в отчаянном положении.
   — Принято, — сказал Уилл.
   Я сложила руки на коленях, как примерная девочка.
   — «Интерьеры от Глории» — одна из самых лучших дизайнерских фирм в Джорджии, — продолжала я. — Мы публикуемся в большинстве самых престижных журналов. Глория — адъюнкт и профессор Художественной академии Атланты. Как правило, нам предлагают больше работы, чем мы можем осилить, и потому мы вынуждены большую часть предложений отклонять. Мы маленькая, студийная фирма, и нас это устраивает.
   — Конечно, — с серьезным видом соглашался Уилл, — вам ни к чему заваливать меня рекомендательными письмами. Я видел вашу работу и не собирался приглашать для оформления дома никого, кроме вас.
   Я сделала жест, словно отмахивалась от назойливой мухи.
   — Я не хочу, чтобы вы думали, что мы только за старинные дома беремся, и я не хочу, чтобы вы считали, будто Джерниганы так нас напугали.
   — Как раз наоборот, — сказал Махони, усмехаясь, — насколько я знаю, Эй-Джи предпочел покинуть страну, чтобы только не попасть под вашу горячую руку.
   — Если мы возьмемся за эту работу, — продолжала я, игнорируя упоминание об Эй-Джи, — а это еще под большим вопросом — мне предстоит проконсультироваться с Глорией, то я бы хотела, чтобы вы поняли, как мы работаем.
   Уилл кивнул.
   — Обычно мы не оцениваем нашу работу по часам. Мы с Глорией подготовим наши предложения по проекту Малберри-Хилл. Мы представим детальную программу со схемами и образцами для каждого участка дома. Если вы одобрите наши предложения, мы будем двигаться дальше.
   Махони еще раз кивнул. Я вздохнула.
   — Если дом должен быть закончен к Рождеству, времени на раскачку совсем нет. Это серьезно ограничивает наш выбор в том, что касается тех предметов, которые надо будет делать на заказ. Обычно мы так не работаем. Но если вы принимаете факт ограниченности нашего выбора, я думаю, что смогу переубедить Глорию и мы возьмемся за эту работу.
   — Отлично. — Уилл расплылся в улыбке. — Отлично. Когда начнем?
   — Прямо сейчас. При условии, что моя тетя согласится. Мы сможем встретиться возле Малберри-Хилл завтра с утра? Для того, чтобы подготовить предложения, мне понадобятся планы, сделанные вашим архитектором, И потом нам надо будет сделать все замеры, сфотографировать дом в разных ракурсах снаружи и внутри, чтобы сравнить, что было и что стало.
   — Завтра? Сожалею. Завтра я не смогу. У меня весь день будут дела на фабрике.
   — Как насчет послезавтра? Нам действительно надо начать как можно раньше, если мы хотим успеть к сроку.
   — Не могу. Послезавтра я уже буду на полпути к Шри-Ланке.
   — Шри-Ланка? — Я почувствовала, как брови у меня поползли вверх.
   — Я лечу туда, чтобы посмотреть на то место, где будет производиться пошив изделий.
   — А почему бы вам не шить их прямо здесь, на вашей фабрике? Видит Бог, у нас тут дела идут хуже некуда. Вы ведь не купили завод просто для того, чтобы его закрыть? Вы же не проходимец с Уолл-стрит?
   Махони поджал губы, а потом растянул их в усмешке.
   — Нет, я не проходимец с Уолл-стрит. Уолл-стрит — не моя специализация.
   — Так на чем же вы специализируетесь? — спросила я. — Послушайте, здесь маленький город. На взгляд приезжего, он может казаться вполне благополучным, но, поверьте, у нас очень много людей зависят от этой фабрики. Она их кормит. Люди прикипели к ней кожей, они надеялись и продолжают надеяться, что дела пойдут лучше, что скоро конвейер заработает на полную мощность. Они надеялись, — сказала я с горечью, — что вы здесь все наладите. Но вижу, надеялись зря.
   — Я делаю все возможное, чтобы фабрика не закрылась, — сказал Уилл. — Но для этого многое нужно поменять. Нам надо выпускать лучшие изделия. Мы должны работать более эффективно, а это означает, что некоторые операции надо перенести в другие страны.
   — В подвалы? В грязные коморки третьего мира?
   — С тем, кто работает по контракту, — сказал Махони с едва уловимыми нотками раздражения.
   — Понятно. — Я открыла дверь и собралась было выйти из машины.
   — Вы видите лишь то, что хотите видеть, — уже не скрывая раздражения, сказал Уилл. — Давайте заключим сделку. Вы согласны?
   Я развернулась, чтобы оказаться к нему лицом.
   — Что за сделку?
   — Вы занимаетесь оформлением Малберри-Хилл, а управление фабрикой оставляете мне. Идет?
   — Отлично, — сказала я. — Только учтите, еще неизвестно, как к этому отнесется Глория.
   — Понятно. Еще один момент.
   — Да?
   — Вы перечислили все причины, по которым вы не можете взять эту работу, но объяснить мне, почему вы не желаете за нее браться, вы так и не смогли.
   — Потому что это невозможно.
   — Невозможно — понятие относительное.
   — Эта работа встанет вам в огромную сумму.
   — За лучшее надо платить. У меня с этим нет проблем.
   Я окинула взглядом наш дом и вздохнула. Фонарь у входа горел, и свет на втором этаже был выключен. Завтра рабочий день. Я была уверена, что папа уже успел уснуть перед телевизором. Ехать домой на велосипеде было поздно, а будить отца, чтобы попросить его подвезти меня домой, страшно не хотелось.
   — Мне от вас еще кое-что надо, — выдавила я из себя.
   — Интересно, что?
   — Подбросьте меня в город. — Махони завел свой «кадиллак».
   — Нет проблем.
   Прохладный ветерок дул мне в лицо, и это было приятно. Я откинула голову на сиденье. Ветер ерошил мои волосы, и это тоже было приятно.
   — Вы ничего мне не рассказывали о своей женщине, — сказала я, внезапно вспомнив, что Уилл избегал отвечать на любые мои вопросы, касавшиеся этой загадочной дамы.
   — На самом деле она не моя женщина, — сказал он.
   — И, тем не менее, вы готовы тратить сотни тысяч долларов, реставрируя этот дом для нее.
   — Для нас. Она будет моей. Просто пока она об этом не знает.
   Я поежилась.
   — Довольно жутко звучит. Вы ведь не маньяк, который преследует свою жертву, шпионит за ней и прочее? — Уилл бросил на меня раздраженный взгляд. — Ну, хорошо, как ее зовут?
   — Стефания Скофилд.
   — Вы говорили, что она юрист? — Махони молча кивнул.
   — Как вы с ней познакомились?
   — Это не важно. Я закатила глаза.
   — Послушайте, если мы намерены оформить этот дом так, чтобы она в него влюбилась, и в вас заодно, мне надо кое-что о ней узнать. Ну, например, какие цвета она любит. Какую мебель. Любит ли она что-то коллекционировать — вы ведь знаете, что есть такая категория людей, которые складируют у себя всякий хлам. Может, она любит бывать на природе — скажем, увлекается экстремальным туризмом? Любит ли она готовить? Любит ли она принимать гостей?
   Уилл почесал затылок.
   — Она блондинка.
   — И это все?! Это все, что вы можете о ней сказать? Да бросьте, Уилл, вы должны знать о ней нечто большее. Вы же умный парень. Расскажите мне о ней.
   Мы находились на главной улице, но, вместо того чтобы поехать прямо к студии, Уилл свернул на стоянку.
   — Я хочу пива, — бросил он через плечо. — Вам взять что-нибудь?
   — Прямо сейчас? — спросила я.
   — Да. Очень жарко. Мне хочется пива. Вам что-нибудь захватить?
   — Бутылку холодной воды, — сказала я. — Нет, постойте. Мне тоже пива.
   Махони кивнул и вошел в супермаркет.
   Он оставил двигатель включенным, поэтому я сделала погромче радио и, закрыв глаза, откинулась на обтянутый мягкой кожей подголовник. Уилл переключил радио на станцию, транслирующую музыку в стиле кантри, и, очевидно, сейчас было время ретро, потому что Тэмми Уинетт пела «Будь ему опорой». Не подпевать было просто невозможно. Я сидела и подпевала Тэмми Уинетт, когда к той машине, в которой сидела я, подъехала еще одна. Я посмотрела через плечо и побагровела.
   Низенькая женщина с головой, повязанной голубой банданой, выпорхнула из белой «тойоты». Женщина была ко мне спиной, но, несмотря на экстравагантный вид, я узнала и эту машину, и эту маленькую аккуратную попку, обтянутую укороченными джинсами. Я вжалась в сиденье. Говорить с Пейдж у меня не было настроения. Только не сегодня.
   Но было слишком поздно. Желтый «кадиллак» Махони трудно было не заметить.
   Пейдж обернулась, чтобы разглядеть машину получше. Ее голубые глаза расширились от удивления и ужаса.
   — Кили? — Она попятилась, причем довольно быстро. Я готова была поспорить, что она боится, как бы я не обрушила на нее всю мощь своего гнева.
   Как раз в это время Уилл вышел из супермаркета. В каждой руке он держал по бутылке пива. Он увидел меня и увидел Пейдж. И тут Уилл оказался на высоте: нырнув на водительское сиденье, он перегнулся через руль и страстно поцеловал меня в губы, по всем правилам французского поцелуя, раздвинув мне зубы языком.
   Испугавшись, я попыталась его оттолкнуть, но Махони лишь прижал меня к себе крепче, чуть ли не усадив на колени.
   Наконец он отпустил меня.
   — Соскучилась, детка? — спросил он, подмигнув. Теперь до меня дошло. Уилл устроил шоу ради Пейдж, единственной зрительницы. Я потрепала его по затылку.
   — Отвези меня домой, любимый, — громко сказала я.
   — Как это мерзко, — зло бросила Пейдж, перед тем как отправиться в супермаркет.
   Махони подождал, пока она не скроется внутри, и лишь затем отпустил меня и включил задний ход.
   — Неплохо для девушки из провинции, — сказал он, искоса глянув на меня. — Или вы научились целоваться в Нью-Йорке?
   — Не ваше дело, — хмуро ответила я, отодвигаясь от Махони. — Дело сделано! Пейдж растрезвонит о том, что видела, по всему городу еще до того, как я вернусь домой, — сказала я. — Горячие новости! Кили Мердок заполучила нового дружка!
   — И это вас беспокоит? — Я задумалась.
   — Моя репутация и так сильно подмочена. Полагаю, теперь мне ничего не страшно. А как насчет вас? Вас не беспокоит, что люди станут считать нас любовниками, когда мы таковыми не являемся?
   — Мне плевать, — сказал Уилл.
   — А что, если ваша женщина обо мне услышит?
   — Не услышит.
   — Почему вы так думаете?
   — Она даже не знает, как меня зовут, — сказал Уилл. — Пока не знает.

Глава 15

   Я отхлебнула пива, обдумывая новую информацию.
   — Она не знает вашего имени?
   — Честно говоря, нет. Но скоро все изменится.
   — Вы что, в Интернете с ней познакомились? На каком-то порносайте?
   — Перестаньте валять дурака, — сказал Махони несколько раздраженно. — Для всего этого существует вполне разумное объяснение.
   — Неужели? Итак, как именно вы познакомились с этой Стефани?
   Уилл глотнул пива.
   — Примерно месяц назад я сидел дома и смотрел телевизор. Бейсбол из-за дождя отменили, а смотреть больше было нечего. Я переключался с канала на канал и наткнулся на общественный телевизионный канал.
   — Я, конечно, из провинции, Уилл, но не из дремучего леса. Я знаю, что такое общественное телевидение.
   — Там регулярно показывают благотворительные шоу — для сбора средств на какие-то цели.
   — Господи! — сказала я, закатывая глаза. — Как вы можете это смотреть.
   — Выбора не было. Либо это, либо ужастик про вампиров, — сказал Уилл. — Я то и дело переключал канал, чтобы посмотреть бейсбол, но там и вправду был проливной дождь и штормовой ветер. Общественный канал показал кусочек соревнований, а потом сообщили, что за следующие пятнадцать минут им надо собрать двадцать тысяч долларов, или вы никогда больше не увидите «Шедевры мирового театра».
   — Не больно хотелось на эти «Шедевры» смотреть, — язвительно заметила я. — У меня подобные штучки уже в печенках сидят.
   — В студии присутствовали волонтеры, которые отвечали на телефонные звонки и принимали пожертвования, — сказал Уилл. — И камера все время показывала эту женщину. Ее телефон не переставал звонить.
   — И вы, конечно же, не могли оторвать от нее глаз, — сказала я с издевательским придыханием.
   Махони выразительно на меня посмотрел.
   — На ней был красный топ, — сказал он. — Все вокруг нее выглядело серым и старым, а она была как… как…
   — Роза среди шипов? Маргаритка на куче навоза?
   — Я позвонил на телевидение и, когда дозвонился, сказал, что хочу внести сотню долларов. Но ответил мне мужчина. Потом я позвонил еще раз, и мне ответила женщина, что сидела рядом со Стефани. Но я же не мог просто взять и повесить трубку и потому внес еще сотню.
   — Две сотни долларов! И вы все еще не могли с ней пообщаться?
   — Когда я позвонил в третий раз, я сказал тому клоуну, который мне ответил, что я просто хочу поговорить с женщиной в красном топе. Он мне сказал, что у них так не принято. Тогда я сказал, что могу внести две тысячи долларов пожертвования, но только если меня соединят с ней.
   — Итак, они соединили вас со Стефани.
   Махони кивнул, улыбнувшись своим воспоминаниям.
   — Вот тогда она назвала мне свое имя. Она юрист. Все, кто отвечал на звонки в тот вечер, были членами одного юридического клуба или чего-то в этом роде. И я смотрел телевизор, разговаривая с ней, и видел, как она улыбнулась, когда я сказал ей насчет взноса в две тысячи. И знаете, ее улыбка меня здорово пробрала.
   Я глотнула пива и кивнула, стараясь держаться безучастно, хотя ничем не выдавать своего отношения к тому, что он говорил, было для меня сложно.
   — Она сказала, что я сделал самый большой за тот вечер взнос, — сказал Уилл. — И что-то на меня накатило тогда. Я вообще-то не такой. Обычно со мной такого не происходит.
   Я снова кивнула и украдкой бросила взгляд на дверь магазина, прикидывая, сколько времени мне понадобится, чтобы выпрыгнуть из машины, подбежать к двери, открыть ее и закрыть за собой. Но я решила не делать резких движений, чтобы не будить зверя в этом сумасшедшем.
   — Вы считаете меня сумасшедшим? — угадывая мои мысли, спросил Уилл.
   — Не совсем, — осторожно ответила я.
   — Вы не верите в любовь с первого взгляда? — спросил он.
   — Я влюбилась в Бон Джови, когда мне было тринадцать, — призналась я. — Но все, на что меня хватило, это удрать со школы и поехать в Атланту, чтобы купить билеты на концерт. Напомню, мне тогда было тринадцать. Я хочу сказать… Не думаете ли вы, что все это несколько экстремально?
   — Я никогда не делал ничего подобного раньше. Ни разу в жизни. Но иногда случается странное. Вспышка в голове, и в этой вспышке ты ясно видишь: она твоя единственная.
   Я засмеялась.
   — С Бон Джови у меня было нечто подобное, но загоралось другое: «О Господи, он такой крутой!»
   — Но вы ведь удрали из школы, чтобы купить билеты? Для ребенка это поступок, — сказал Уилл.
   — Наверное.
   — А как насчет Эй-Джи? Как у вас с ним завязались отношения?
   — Это совсем другое. Я знала его целую вечность.
   — И в один прекрасный день вы просто решили встречаться.
   — Мне не хочется обсуждать с вами Эй-Джи, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал отвлеченно. Черт меня побери, если я стану посвящать Уилла Махони в нашу портьерную тайну. Хотя тот припадок страсти все равно не идет ни в какое сравнение с безумным влечением, что испытывал Уилл Махони к женщине, с которой ни разу не встречался.
   — Это не важно, — сказал Уилл. Глотнув напоследок пива, он бросил пустую бутылку на заднее сиденье. — Она единственная. И я не сумасшедший. На следующей неделе у нас свидание. И если все пойдет как надо, мы обручимся ко Дню благодарения.
   Я тоже бросила свою пустую бутылку на заднее сиденье. Наши бутылки стукнулись друг о друга — дружески чокнулись.
   — Вы и в самом деле сумасшедший, — сказала я Махони. — Единственное, что мне хочется узнать: как, черт возьми, вы собираетесь назначить свидание женщине, которая даже не знает, как вас зовут?
   — Очень просто, — сказал Уилл. — Я позвонил на телевидение. Сказал директору по развитию того самого канала, что я уже вложил две с половиной тысячи долларов в фонд и что я готов округлить эту цифру до пяти тысяч, если он представит меня одной из своих волонтерш. И тогда мы поговорили. И в среду вечером на следующей неделе мы ужинаем в «Боунз».
   — Разве то, что вы сделали, можно характеризовать иначе, чем подкуп?
   — То, что я делал, называется хорошим бизнесом, — сказал Уилл.
   — Что, если она вам совсем не понравится? — спросила я. — Что, если у нее волосатые ноги и толстые лодыжки, к тому же целлюлит и варикозное расширение вен?
   — Она само совершенство, — сказал Уилл. — И потом, я не знаю, что такое целлюлит.
   — Эффект апельсиновой корки. У вас широкий круг знакомств, спросите специалиста по интимным женским проблемам.
   — Я не сведущ в интимных проблемах, — сказал Махони, — но я быстро все схватываю.
   — Вы платите деньги, — сказала я — И мы живем в свободной стране. Но просто подумайте, на какую сумму вы себя накажете, если ваш план рухнет. Вы купили старый дом. Вы уже потратили две с половиной тысячи баксов. И все ради чего? Если она решит, что вы проходимец или у нее уже есть мужчина, вы проиграли. Столько усилий, а результат нулевой.
   — Это не вполне так, — сказал Уилл. — Дом останется при мне, и я сам хочу его реставрировать. И все остальное тоже. — Уилл повернулся ко мне и протянул руку. — Ну что, по рукам?
   Я пожала протянутую ладонь.
   — Конечно. Думаю, ваши деньги так же хороши, как и деньги любого другого клиента. А дом имеет замечательный потенциал.