Энтони Лора. Вот это женщина!

   Скрестив руки на груди, Киган наблюдал за этим.
   Она и сама выглядела как ангел. Легкие пряди ее волос, казалось, взлетали, лицо светилось мягкой улыбкой. Она не из тех женщин у которых нет отбоя от кавалеров. Зато у нее было замечательное качество: к таким женщинам можно прийти, когда тебе больно.
   Прекрати сейчас же, Уинслоу, приказал себе Киган. Прекрати!
   Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он не мог, не должен был ни в чем исповедоваться этой женщине. Даже представить себе такую возможность было глупо. Он должен зализывать свои раны в одиночестве.
   Рен встала на цыпочки и наконец водрузила фигурку на верхнюю ветку.
   Осторожнее, прошептал про себя Киган.
   Она, должно быть, почувствовала на себе его взгляд, потому что обернулась, широко улыбнулась и подняла руку в приветствии.
   — Киган!
   Ее глаза так и лучились радостью.
   Она подалась вперед, перенося весь свой вес на уголок тонкой железной ступеньки.
   И ступенька не выдержала.
   Рот Рен округлился, как маленькая буква «о». Она уронила ангела. Он упал на пол и закатился под елку. Она попыталась удержать равновесие, но колени подогнулись.
   Киган бросился к ней через комнату, протягивая руки.
   — Ой, — вскрикнула Рен.
   Лестница под ней закачалась и рухнула. Рен взмахнула руками в воздухе, словно собираясь лететь.
   Киган успел подхватить ее, и она упала ему на руки, словно зрелое яблоко с дерева.
   Он посмотрел на нее.
   Рен подняла на него глаза, быстро и отрывисто дыша.
   Его глаза расширились, он не мог оторвать от нее взгляда. Киган прижал ее к себе еще крепче, словно боясь, что она исчезнет.
   Ее запах, кружащая голову смесь яблок, кардамона, лаванды и ванили, заставила сердце Кигана сладко замереть.
   Ее губы были похожи на влажные от росы лепестки розы. Нежный цветок, всего в нескольких дюймах от его губ. Мягкие волосы ласкали его кожу, ее грудь прижата была к его груди. Руки Кигана обвивали ее спину и бедра.
   Он не ожидал, что это объятие так сильно его взволнует. Киган смотрел в ее лицо, застигнутый врасплох. Она привлекала его, тянула к себе как сильный магнит.
   Глаза Рен, широко распахнутые и доверчивые, пьянили его сильнее вина.
   Она не должна ему доверять. Никогда! Мэгги доверилась ему, и погибла! Ему нечего предложить Рен Мэттьюс. И никому нечего предложить, кроме злости, ненависти и жажды мести.
   Она протянула ему руку помощи, когда он в этом нуждался. Он был ей очень благодарен, и это все.
   Но какая-то часть его отчаянно хотела, чтобы все было по-другому. Чтобы он был свободен и мог связать свою судьбу с ней. Просто смешно. Он был связан, скован. Крепкими цепями прикован к прошлому, и убийца его жены и ребенка будет наказан.
   Даже если бы смог отказаться от преследования Хеллера, Киган не мог представить себе их совместной жизни с Рен. Рен была хрупким, нежным существом, свежим, как весна. Киган же был холоден и жесток, как зимние морозы. Она — воплощенная невинность, он — грех и грязь. Рен верила, что люди добры и честны; Киган знал, что это не так.
   Неважно, насколько разными они были, не важно, что ему хорошо удавалось прятать расту щее чувство к ней… Что-то светлое проснулось в его душе, нежное и оттого уязвимое. И это пугало его даже больше, чем перспектива прожить оста ток жизни в тоске и одиночестве. Он хотел защитить ее.
   И это желание более всего сдерживало Кигана. Как он может защитить Рен, когда не смог уберечь даже собственную семью?

Глава седьмая

   — Меня уже можно отпустить, — прошептала Рен. Ее сердце билось, как крылышки ба бочки.
   Киган смотрел мимо нее, словно видел какие-то отдаленные в пространстве и времени места. О чем же он думает? — гадала Рен. Борется ли он с тем же самым желанием, которое пылает в ее груди? И огонь этот можно потушить только поцелуем?
   На ее щеках выступила краска. Какая же она дура! С чего она взяла, что Киган хоть немного разделяет эти ощущения.
   — Не стоило вам карабкаться на эту стремянку. Она слишком неустойчивая, — упрекнул он ее, ничем не показывая, что его размышления полностью совпадали с тем, о чем думала она. — Почему вы не попросили меня повесить ангела на дерево?
   — Но вы были заняты.
   — Можно было подождать.
   — Не думаю, что вы жаждете включиться во все эти новогодние приготовления. Он взглянул на нее.
   — Я уже говорил, что мне безразличны праздники, но я не хотел бы, чтобы вы сломали себе шею.
   Его темные волосы упали на лоб. На высоких скулах залегли тени. По телу Рен пробежала дрожь, она прижала руки к груди. Ее реакция на этого человека была абсурдна и необъяснима. Но она ничего не могла с собой поделать. Назовите это магией, химией или как угодно иначе, этот загадочный человек со шрамом на плече, заставлял ее кровь закипать. Ничего подобного она никогда раньше не испытывала.
   Киган нагнулся, чтобы достать закатившегося под елку ангела, и стряхнул с ее юбки налипшие блестки. Он легко дотянулся до верхушки дерева и водрузил на нее игрушку.
   — Я, пожалуй, вернусь и подою коров. Есть маленькая проблема.
   — Проблема? — Рен поджала губы.
   — Нагреватели в сарае отключились. Баллон с газом оказался пустым, так что я подключил но вый.
   — О, боже мой! — вздохнула она. — Надо было заказать побольше газа, но на учительское жалованье не особенно разгуляешься.
   — Вы еще и учительница? — Рен улыбнулась.
   — Преподаю английский в старших классах. — Киган недовольно поморщился.
   — Мой самый нелюбимый предмет. Я больше всего любил математику.
   Но Рен не обиделась. Наоборот, ее обрадовало, что этот угрюмец хоть что-то сказал о себе.
   — Боюсь, в математике я почти ничего не смыслю. А работаете вы в области, связанной с математикой? — спросила Рен, пытаясь закрепить успех.
   Челюсти Кигана тут же сжались, и она пожалела о своей попытке. Она сама ненавидела, когда посторонние начинали ее расспрашивать. Надо было держать рот на замке и ничего у него не выпытывать.
   — На данный момент я вообще нигде не работаю, — жестко произнес Киган.
   Рен прикусила язык, чтобы не спросить, почему. Ведь она же и в самом деле не хочет узнать, замешан ли он в чем-то противозаконном.
   — Я помогу вам с дойкой, — сказала она. — Только оденусь.
   Она натянула плащ, и они вышли на улицу. Было уже не так холодно, как вчера. Ветер утих, и беспокойное мычание явственно доносилось из сарая.
   Как заметила Рен, Киган быстро выздоравливал. Он шел на шаг впереди нее, как будто боялся, что она его обгонит. Стоило ли его винить? Она ведь хромала, значит, не могла идти так быстро. Киган постоянно бросал встревоженные взгляды на деревья. Что это с ним? — удивилась Рен.
   Они вошли в сарай, перед их глазам предстал настоящий хаос.
   Шедшая под самым потолком сарая труба для подачи воды была пробита. Вода мощным потоком хлестала на коров сверху и уже залила пол так, что Рен и Киган тут же утонули по щиколотку. Вода смешалась с соломой и навозом. Босси в ярости бодала головой стенку стойла; разлетались куски дерева. Рен стояла с открытым ртом, не зная, что делать.
   — Где отключающий воду клапан? — спросил Киган, стараясь перекричать царящий кругом оглушающий шум.
   Рен повернулась. Струя воды ударила ей прямо в лицо, и она упала.
   Киган тут же оказался рядом и поднял ее.
   — Все в порядке? — Он зачем-то начал ее отряхивать.
   Она кивнула, дрожа больше от его прикосновений, чем от холодной воды, которая промочила насквозь ее плащ.
   — Где клапан? — повторил он.
   — Мы можем добраться до него с чердака.
   Он взял ее за руку и повел через хаос погнувшихся труб. Даже через перчатки Рен согревало тепло его руки.
   — Наверное, трубы лопнули вчера ночью, когда выключились обогреватели, — сказал Киган, пробираясь к лестнице. — А когда я подключил баллон и нагреватели включились, трубы разорвало.
   — Господи, какой беспорядок!
   — Не волнуйтесь, я помогу вам все убрать здесь. — Он взглянул на нее, и сердце Рен замерло. Ее борьба с собой была бесплодной: эти темные горящие глаза заставляли ее дрожать.
   — Я так рада, что вы здесь, — сказала она. — Без вас это была бы просто катастрофа.
   Он дошел до чердака, обернулся и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.
   — Как же вы справляетесь со всем одна?
   — Так себе. До последнего времени один из моих учеников помогал мне после школы, но он сломал ногу, играя в футбол, и с тех пор я предоставлена самой себе.
   Киган отпустил ее руку и начал осматривать трубы. Рен наблюдала за его движениями. Он шел легко. Неожиданно она поняла, что завидует ему. После аварии она не могла ходить свободно. И тем более грациозно.
   Он быстро нашел и перекрыл нужный вентиль.
   — Пойдемте, — позвал он.
   Они вернулись в сарай, в котором стало заметно тише, хотя коровы и стояли мокрые, замерзшие и жалкие. Да, им предстоит не один час тяжелой работы.
   Они посмотрели друг на друга.
   — Веселого Рождества, — сказал он и улыбнулся.
   Какая у него чудесная улыбка, мелькнуло у Рен в голове. Разорванные трубы, мокрые коровы, вода, залившая весь пол. Но его легкая улыбка, слегка приподнятые уголки губ, согрели ее изнутри, словно она сделала глоток тепла.
   Она засмеялась.
   — Вам смешно? У вас странное чувство юмора, мисс Мэттьюс. Вы знаете об этом? — Его глаза опасно блеснули. У Рен перехватило дыхание. Он выглядел точно таким, как на фотографии — мягким, жизнерадостным.
   Они снова взглянули друг на друга, и Киган понял, что потерял над собой контроль. Он нахмурился.
   — Где вы держите инструменты?
   — На сеновале. Я покажу.
   Рен загляделась на то, как напряглись его мускулистые руки, когда Киган снимал кусок трубы где-то высоко над их головами. И подумала о том, как он выглядит без одежды. И прикусила губу. Ей неожиданно захотелось прикоснуться губами к обожженной коже его шрама и поцелуями унять поселившуюся там боль.
   — У вас есть сварочный аппарат?
   — Что? — Рен моргнула.
   — Здесь нужен новый кусок трубы, но я могу сварить вместе эти остатки, и система продержится до тех пор, пока мы не съездим в магазин.
   — Да, где-то был.
   Она нашла и сварку, и маску. Киган занялся трубами, а Рен начала уборку. Достав из шкафа старые тряпки, она принялась вытирать коров.
   Киган закончил со сваркой труб и помог ей закончить уборку. Несколько раз ему приходилось останавливаться и отдыхать. Рен заметила, что он дышит немного хрипло, и это сильно ее обеспокоило. Но она промолчала. Не ей указывать Кигану, что ему делать, но боже мой! Как ей хотелось обнять его, прижать к груди и защитить от всех опасностей!
   — У ваших дедушки и бабушки была большая ферма? — спросила Рен, пока они отдыхали.
   — Они держали около ста пятидесяти голов. В основном джерси.
   — Мне нравятся джерси, — сказала Рен. — Они не так упрямы, как хольстены.
   И она махнула рукой в сторону Босси.
   — Но я всегда думал, что хольстены умнее. — Киган оперся на ясли. — Кроме того, они дают больше молока.
   Рен кивнула.
   — Как часто забирают молоко?
   — Моя ферма совсем маленькая, так что грузовик заезжает раз в неделю. По вторникам. — Рен улыбнулась. Было приятно нормально поговорить о чем-то интересном им обоим.
   — Можно я задам личный вопрос? — спросил Киган и заглянул ей прямо в глаза.
   Под этим взглядом Рен пошевелила пальцами ног в ботинках и приказала себе успокоиться.
   — Конечно.
   — Зачем вам эта ферма? Она же не приносит никаких денег — одни убытки.
   — Эта ферма принадлежит моей семье вот уже три поколения.
   — Ах, вот оно что, — понимающе протянул Киган.
   — А у вас есть ферма?
   Киган грустно покачал головой.
   — Мой отец был единственным ребенком в семье, а он ненавидел сельское хозяйство. После смерти дедушки он ее продал.
   — Я не могу представить себя без моей фермы. Она — часть меня.
   — Иногда я думаю о том, как сложилась бы моя жизнь, будь я достаточно взрослым к тому времени, когда отец продавал дедушкину ферму. — Киган смотрел в пространство и, видимо, вернулся мыслями в прошлое.
   На его лице промелькнуло сожаление. Рен потянулась, чтобы дотронуться до его руки, но Киган поспешно отодвинулся.
   — Пора возвращаться к нашим коровам, — сказал он, прерывая возникшее между ними неловкое молчание.
   Рен, со своей хромотой, могла бы понять его, как никто другой. И все же это понимание, которое он чувствовал, не могло притупить его настороженность.
   Они вернулись к работе и четыре часа спустя, уставшие до предела, закончили уборку. Странно, но Рен чувствовала себя довольно сносно, если не считать боли в бедре. Она помнила времена, когда работала на ферме вместе с отцом и матерью. Они не любили болтать попусту, зато в их семье всегда была теплая атмосфера, чувство истинной близости. Лучшие на свете родители, ее мама и папа, всегда были вместе. Так и Рен с Киганом на время стали одной командой.
   Зайдя в дом, они сбросили в прихожей верхнюю одежду и поставили ботинки сушиться на расстеленных газетах. Рен стянула перчатки, пригладила растрепавшиеся волосы.
   — Спасибо вам.
   — Не за что. Это самое меньшее, чем я мог отблагодарить вас за гостеприимство.
   — Мистер Уинслоу… — Рен заколебалась.
   — Что?
   — Я хочу вас о чем-то спросить.
   Киган приподнял бровь.
   — Я знаю, вы говорили, что вам надо уезжать. Но вы также говорили, что у вас нет работы.
   Киган молча ждал.
   Она смутилась. Наверное, она совершает ужасную ошибку, особенно если он поймает ее на слове и примет предложение.
   — Если вы вдруг решите еще немного пожить в Стефенвилле, то я хочу, чтобы вы знали: вам есть где остановиться.
   Его темные глаза вспыхнули. У Рен упало сердце. О, нет! Неужели он неправильно истолковал ее намерения? Не подумал ли он, что она предлагает ему что-то большее, чем работу?
   — Я хотела сказать, — продолжила она, в отчаянии ломая пальцы, — что если вы не захотите больше путешествовать, если вы подумываете о том, чтобы осесть на одном месте… — Господи, она все больше запутывалась в словах и теперь уже, похоже, никогда не выберется.
   — Просто скажите, что вы хотели, Рен, — неожиданно мягко произнес Киган. Рен глотнула и облизнула губы.
   — Мистер Уинслоу, — сказала она, — вы не хотите поработать у меня на ферме?
   Киган взглянул на Рен.
   Интересно, чего она боится больше: что он согласится или что откажется?
   Рен стояла, сцепив пальцы. Лицо ее побледнело, глаза светились как темные колодцы. Ей нужен был помощник в работе на ферме, это яснее ясного. Но он был совсем не подходящим кандидатом для этого.
   Он пожал плечами.
   — Вы не должны давать мне ответ прямо сейчас, — добавила она, спеша заполнить затянувшуюся паузу.
   Было слишком жестоко сказать «нет».
   — Просто подумайте об этом.
   — Ладно, я подумаю, — ответил Киган, уже зная, что никак не может остаться. И все же какая-то часть его души умоляла сказать «да». Было заманчиво отказаться от дальнейшей охоты, забыть о мести. Обосноваться на ферме и ждать, пока затянутся раны. Но он боялся такой удачи.
   — Мы могли бы привести в порядок чердак, — предложила Рен. — И сделать его более подходящим для вас жильем.
   Она нервно теребила выбившуюся прядь. Этот жест напомнил Кигану Кетти, Она всегда накручивала на палец свои кудряшки, когда нервничала. Острое чувство потери сжало ему горло. Можно ли сейчас сказать Рен, что он согласен взяться за работу? Пусть лучше она найдет кого-нибудь еще, когда он уйдет, и ему не придется отказывать ей сейчас. Не придется видеть разочарование в прекрасных карих глазах.
   — Я не смогу вам много платить, — сказала она. — Комната и еда — вот и все, что я могу предложить.
   Черт, он совсем расклеился. Первый раз за последнее время Киган позволил желаниям и нуждам другого человека управлять его поведением. Ведь после смерти Кетти и Мэгги ничто уже не имело для него значения.
   До этого момента.
   Эта мысль заставила Кигана замереть в изумлении.
   Только звериные инстинкты позволяли ему выжить. Только ненависть и ярость давали силы.
   Что бы сказали ребята из полиции, если б увидели его сейчас? Гордились бы они им за неотступное преследование Хеллера? Или пришли бы в ужас, узнав, как далеко завела его ненависть?
   А может быть, оценили бы его бдительность и поддержали стремление к возмездию — ведь они были полицейскими в этом мире, полном несправедливости.
   Когда Киган оправился от ожогов, его лучший друг Билл Райзер упрашивал его вернуться в полицию. Он уже почти решился, хотя именно работа в полиции послужила толчком, вызвавшим катастрофу, уничтожившую его семью. Если бы он, защищаясь, не застрелил брата Хеллера, когда операция по захвату наркоторговцев была близка к срыву, Хеллер не стал бы ему мстить.
   Око за око, зуб за зуб. Какой-то неприятный осадок остался на душе у Кигана от этой мысли. Чувство вины? Сожаление?
   Полиция арестовала Хеллера, пока Киган лежал в ожоговом отделении. Вскоре состоялся суд. Киган не мог пропустить его и не увидеть, как убийца получит по заслугам. Он приехал на заседание суда в инвалидной коляске, затянутый в бинты. Суд вынес приговор — пожизненное заключение.
   А потом Хеллер сбежал из тюрьмы. Он ударил охранника по голове, забрал его одежду и преспокойно вышел прямо через главные ворота. После этого Киган уже не думал о том, чтобы вернуться в полицию. У него теперь была только одна дорога, одна цель.
   Неважно, как обернется судьба. Теперь Киган уже никогда не станет полицейским. Он не сможет больше работать в полиции и день за днем видеть, как новые жертвы молят подонков вроде братьев Хеллер о пощаде.
   Руки сами собой сжались в кулаки. На лбу выступил пот. Правда состояла в том, что он ни на миг не задумывался, что с ним будет после того, как он встретится с Хеллером.
   — От чего вы бежите? — тихий, хриплый шепот Рен Мэттьюс вернул его к реальности.
   Он посмотрел на нее. Ее глаза были светлы и прозрачны, она была полна участия. Она отодвинулась, почувствовав себя неловко рядом с ним, но глаз не отвела. Рен — храбрая женщина. Этого никто не будет отрицать.
   — Я ни от чего не бегу, — сказал Киган каким-то невыразительным голосом.
   — Тогда почему вы не можете остаться? Остаться! Длинные ночи на пустой дороге оставляли ему много времени на размышления. Он должен был быть дома в ту ночь. Дома, с Кетти и Мэгги. Должен был спасти их или погибнуть вместе с ними. А вместо этого он занимался работой. Для него дела оказались важнее семьи.
   Киган стиснул зубы. Старая боль заклокотала в нем, получив свежие силы. Последние три дня он позволил себя убаюкать, доверился заботам Рен Мэттьюс. Он позволил себе смягчиться и поступил очень глупо. Неужели он успел так быстро все забыть? Он должен отомстить за жену и дочь. Искупить свою вину. Иначе как он сможет жить дальше? Черт побери, Кетти и Мэгги погибли из-за того, что он их предал!
   Дыхание Кигана тяжело вырывалось из груди вместе с хрипами. Он нахмурился, почувствовав необъяснимое желание сломать что-то, разорвать, раздавить голыми руками. Киган оглядел кухню.
   На лице Рен застыл страх. Она побледнела еще сильнее. И отступила назад.
   — Киган, что с вами? Я сказала что-то не то? Я сделала что-то не то?
   Киган только покачал головой в ответ. Надо успокоиться. Спрятать свою злость. Сохранить ее для Хеллера. Всю, до капельки.
   — Ничего, — пробормотал он. — Я думал о прошлом.
   Повинуясь мгновенному порыву, Рен потянулась и дотронулась до его плеча.
   — Должно быть, с вами произошло нечто ужасное.
   — Гораздо хуже.
   — Расскажите мне об этом.
   — Нет. — Киган напрягся и поспешно отодвинулся. — Как хотите.
   — Не расстраивайтесь из-за меня, Рен. Вы тут ни при чем.
   В эту минуту Киган казался таким же, как в ту ночь, когда впервые ступил на крыльцо ее дома. Она, наверное, сошла с ума, если думает, что может помочь этому человеку. Пытаться смягчить Кигана Уинслоу — все равно что делать из дикого льва домашнего котенка. Ее попытка была обречена на провал с самого начала.
   — Вам надо поговорить с кем-то, Киган. Нельзя держать в себе такую боль…
   Но он только посмотрел на нее, и Рен подалась назад, испуганная его взглядом.
   — Не смейте говорить мне, что мне нужно. Вы мне не жена. Это понятно? И даже не думайте, что имеете на это право.

Глава восьмая

   Рен вскинула руку к губам.
   — Я никогда… я даже и не думала…
   Слезы жгли ей глаза, в горле застрял комок. К ее ужасу по щекам покатились соленые горькие капли.
   — Что происходит? — прошептала она. — Сегодня в сарае вы были таким милым, готовым помочь. Что я сделала не так?
   — Вы тут ни при чем.
   — Я вам не верю, — сказала Рен, моргая, чтобы стряхнуть с ресниц слезы.
   — Напрасно.
   Боль в глазах Кигана была неподдельной. Он был словно приютский ребенок, которого судьба кидает из одной семьи в другую, но он нигде не остается так долго, чтобы могли возникнуть семейные связи, узы любви и дружбы. Он никому не доверяет и ждет от будущего только новых бед. Он обижен на весь мир и всех людей в этом мире. Рен видела таких детей в школе, где преподавала. Превратности судьбы столкнули их с жестокостью окружающего мира. Души таких детей не только устали, но и полны обид. Именно так чувствует себя сейчас Киган.
   Он зол, потому что ему больно. Рен понимала его. Но одно дело — понимать, и совершенно другое — помогать ему бороться с призраками прошлого. Она не психолог. Будь она умнее, отослала бы его поскорее. Избавилась от него. Выбросила из своей жизни. Но по какой-то не ясной ей самой причине она не могла так поступить. Точно так же Рен никогда не отказывалась от самых безнадежных учеников. Она должна была попытаться победить.
   — За твоей агрессивностью прячется добрый и скромный человек, — сказала с укором Рен. Может быть, она и робкая, но отнюдь не трусиха. Может быть, хромота ограничивала ее возможности, но она никогда не станет слабой. Когда дело доходило до серьезных вещей, Рен Мэттьюс твердо стояла на земле.
   — Да ты что? Откуда ты знаешь?
   — В тебе происходит внутренняя борьба. Это очень заметно.
   — Правда? Ты никогда не ошибалась в людях, Рен Мэттьюс?
   Его взгляд был холоден как лед, сковавший землю. Хотя именно этот лед держал их вместе в этом доме.
   Рен шумно вздохнула: воспоминание о Блейне Томасе обожгло ее огнем. Да, однажды она доверилась чужому человеку. Она была так одинока без родителей, что ей очень хотелось поверить в любовь. И с Блейном она забыла о голосе рассудка. В полном отчаянии она отмахнулась от него и заплатила за это высокую цену.
   А сейчас тот же голос говорил ей, что Киган — совсем другой человек, не похожий на Блейна.
   — Очевидно, что-то заставляет тебя вести себя так. Что-то ужасное произошло с тобой в прошлом. Ты не хочешь рассказывать мне об этом — ладно. Но это мой дом, и сегодня канун Рождества, и я не хочу, чтобы ты меня расстраивал.
   — Прости, — сказал он. — Ты действительно этого не заслужила.
   — Извинения приняты. А сейчас почему бы тебе не полежать в теплой ванне и не попытаться отвлечься от тяжелых воспоминаний?
   Ни слова не говоря, Киган повернулся и направился в ванную, все еще занятый мучительными мыслями.
   Самообладание Рен восхищало его. Большинство женщин давно сбежали бы в ужасе. Мэгги уж точно не выдержала бы. Его жена ненавидела конфликты. И это была одна из самых больших сложностей в их семье. Она никогда не спорила с ним. Во всем соглашалась. И эта черта ее характера определенно не нравилась Кигану. Он, полицейский по роду службы и по натуре, был рожден для конфликтов. Не то чтобы ему хотелось постоянного напряжения в доме. Ни в коем случае. Он достаточно настрадался в детстве, когда рос в доме отца-сержанта, но ему хотелось хотя бы небольшого нарушения однообразного спокойствия в семье. Немного огня, чуточку страсти.
   Мэгги всегда была мила и покладиста, ни о чем не расспрашивала. Ее ранимость пробуждали в нем защитника, но, если быть честным, иногда ее полная от него зависимость становилась Кигану в тягость.
   Рен возвращала его к сегодняшнему дню и побуждала к действию. Словно свежий ветер врывал ся в пыльную и темную кладовку его памяти и вдыхал в него новую жизнь.
   И в то же время Рен была настоящей женщиной. Нежной и мягкой, как Мэгги. Но в ней был и стальной стержень, который вызывал уважение. Его восхищение Рен росло.
   Он закрыл дверь ванной и посмотрел на свое отражение в зеркале. Его глаза были усталыми и покраснели. Под ними залегли тени. В волосах появилась седина, а морщины становились глубже, когда он хмурился. Когда же он стал таким старым? Ему было только тридцать пять, но чувствовал он себя в три раза старше. Последние месяцы не прошли для него даром, отняв многие годы жизни.
   Неужели Рен Мэттьюс находит его привлекательным? Или в ее глазах он только человек, нуждающийся в помощи и заботе? Этим утром, когда он держал ее в объятьях после падения с лестницы… На ее лице можно было прочесть желание, или это ему только показалось?
   Для нее не было места в его жизни. Даже если бы он не охотился за Хеллером, в его душе было темно и пусто. Ему нечего было ей дать.
   В тот момент, когда она предложила ему работу на ферме, у него возник соблазн согласиться. Тогда ему не придется больше преследовать Хеллера. Он может предоставить это дело полиции. И начать строить свою жизнь заново. Здесь, в Стефенвилле, штат Техас. У него был выбор: удовлетворить жажду мести или позволить Рен вылечить его раны.