Страница:
Стайл подался вперед.
— У кого он заказывал амулеты? — спросил он.
— У кого же еще? У Красного Адепта. Она делает амулеты.
Что-то здесь было не так.
— Я встречал Красного Адепта на Унолимпике. Это красивый высокий мужчина.
— Значит, она была в мужском костюме. Адепты часто переодеваются, меняют облик. Я тоже только что попыталась при помощи голема изменить свой облик, но ты помешал. Мой предшественник предупреждал меня, что иные пришельцы жестоко обращаются с детьми, и советовал не доверяться тому, кто вторгается в мои владения. Кто же тебя предупредил, что я — девочка?
Это сообщение было для Стайла как разорвавшаяся бомба. Костюм? Нет, не только переодевание пускают Адепты в ход, чтобы изменить внешность, но они меняют пол! Конечно, Красный Адепт мог и не применять магию, он просто сбрил усы, отрастил волосы, нацепил на себя платье и предстал на Унолимпике женщиной! Но нет… Если снять платье и сбрить волосы — то он станет точь-в-точь той женщиной, которая погубила Халка. Как же он раньше не додумался до этого!
— Коричневая, я извиняюсь, — сказал Стайл. — В мои владения вторгся голем, и я думал, что это твоя работа. Теперь я вижу, что ошибся. С меня причитается штраф.
— О, это замечательно, — сказала девочка и звонко рассмеялась. — Я давно не была в веселой компании. Но давай позовем обратно моих великанов!
Стайл пропел короткое заклинание и вернул големов, которых унес вихрь.
— Что еще я могу сделать для тебя перед тем, как уйду? — спросил он девочку.
— Мне нравится твой единорог, но я не прошу его подарить, потому что знаю: единороги не дадут себя приручить и не будут служить кому-либо против воли. Я попрошу у твоего единорога совета, как вырастить сад. Мои цветы и деревья быстро становятся коричневыми и сохнут. Только я не хочу помощи магии, я хочу вырастить сад сама.
Нейса выдула ноту. Стайл спешился, и она превратилась в девушку.
— Удобряй почву навозом единорогов, и твой сад и цветник не будут сохнуть! — посоветовала она девочке и тут же снова обернулась единорогом.
— Пришли сюда одного из твоих големов с тележкой и граблями, — сказал Стайл, — и отправляйтесь на пастбища единорогов. Ты знаешь, где они находятся?
— Да. Я часто хожу туда любоваться их чудесными рогами, но я не осмеливаюсь подходить близко.
«Все девочки любят лошадей», — вспомнил Стайл слова Голубой Леди. Он взглянул на Нейсу, которая кивнула головой.
— Если ты пожелаешь, Нейса отвезет тебя на пастбище. Там твой голем наполнит тележку удобрением.
— Я поеду верхом на единороге! — Глаза девочки загорелись от радости. — О да, да!
Стайл тоже был рад, что, оказав эту маленькую услугу девочке-Адепту, может загладить свою вину за незаконное вторжение в ее Владения.
Девочка села на единорога, и Нейса медленно затрусила к пастбищу. Она ни за что не допустит, чтобы ребенок упал. Снова Нейса выручила Стайла во время этого неудачного визита к Коричневому Адепту. И снова Стайл пришел не по адресу, снова не нашел Недруга. Но этот визит все же был полезен. Теперь наконец он знал, кто его Недруг. Но сейчас у него не было времени сразиться с Красным Адептом. Он срочно должен пройти через Занавес и явиться на очередной раунд Турнира.
Но уж по возвращении на Фазу…
9. МУЗЫКА
— У кого он заказывал амулеты? — спросил он.
— У кого же еще? У Красного Адепта. Она делает амулеты.
Что-то здесь было не так.
— Я встречал Красного Адепта на Унолимпике. Это красивый высокий мужчина.
— Значит, она была в мужском костюме. Адепты часто переодеваются, меняют облик. Я тоже только что попыталась при помощи голема изменить свой облик, но ты помешал. Мой предшественник предупреждал меня, что иные пришельцы жестоко обращаются с детьми, и советовал не доверяться тому, кто вторгается в мои владения. Кто же тебя предупредил, что я — девочка?
Это сообщение было для Стайла как разорвавшаяся бомба. Костюм? Нет, не только переодевание пускают Адепты в ход, чтобы изменить внешность, но они меняют пол! Конечно, Красный Адепт мог и не применять магию, он просто сбрил усы, отрастил волосы, нацепил на себя платье и предстал на Унолимпике женщиной! Но нет… Если снять платье и сбрить волосы — то он станет точь-в-точь той женщиной, которая погубила Халка. Как же он раньше не додумался до этого!
— Коричневая, я извиняюсь, — сказал Стайл. — В мои владения вторгся голем, и я думал, что это твоя работа. Теперь я вижу, что ошибся. С меня причитается штраф.
— О, это замечательно, — сказала девочка и звонко рассмеялась. — Я давно не была в веселой компании. Но давай позовем обратно моих великанов!
Стайл пропел короткое заклинание и вернул големов, которых унес вихрь.
— Что еще я могу сделать для тебя перед тем, как уйду? — спросил он девочку.
— Мне нравится твой единорог, но я не прошу его подарить, потому что знаю: единороги не дадут себя приручить и не будут служить кому-либо против воли. Я попрошу у твоего единорога совета, как вырастить сад. Мои цветы и деревья быстро становятся коричневыми и сохнут. Только я не хочу помощи магии, я хочу вырастить сад сама.
Нейса выдула ноту. Стайл спешился, и она превратилась в девушку.
— Удобряй почву навозом единорогов, и твой сад и цветник не будут сохнуть! — посоветовала она девочке и тут же снова обернулась единорогом.
— Пришли сюда одного из твоих големов с тележкой и граблями, — сказал Стайл, — и отправляйтесь на пастбища единорогов. Ты знаешь, где они находятся?
— Да. Я часто хожу туда любоваться их чудесными рогами, но я не осмеливаюсь подходить близко.
«Все девочки любят лошадей», — вспомнил Стайл слова Голубой Леди. Он взглянул на Нейсу, которая кивнула головой.
— Если ты пожелаешь, Нейса отвезет тебя на пастбище. Там твой голем наполнит тележку удобрением.
— Я поеду верхом на единороге! — Глаза девочки загорелись от радости. — О да, да!
Стайл тоже был рад, что, оказав эту маленькую услугу девочке-Адепту, может загладить свою вину за незаконное вторжение в ее Владения.
Девочка села на единорога, и Нейса медленно затрусила к пастбищу. Она ни за что не допустит, чтобы ребенок упал. Снова Нейса выручила Стайла во время этого неудачного визита к Коричневому Адепту. И снова Стайл пришел не по адресу, снова не нашел Недруга. Но этот визит все же был полезен. Теперь наконец он знал, кто его Недруг. Но сейчас у него не было времени сразиться с Красным Адептом. Он срочно должен пройти через Занавес и явиться на очередной раунд Турнира.
Но уж по возвращении на Фазу…
9. МУЗЫКА
В шестом раунде приняло участие только пятьдесят человек, остальные, проиграв в предыдущих, отсеялись. Опытные игроки и счастливчики собрали на этот раз зрителей больше, чем когда-либо. Это и понятно: по мере того как число участников убывает, борьба за победу становится острее, а раунд — интереснее.
На сей раз противником Стайла снова был Гражданин. Когда дело движется к финалу, это не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Граждане претендовали на первые места и очень неохотно отсеивались. Этот был стар, очевидно, не в лучшей спортивной форме, но, как каждый Гражданин, был опасен — и во время Турнира, и вне его.
Стайл решил, что, если посчастливится и ему выпадет окончательный выбор на решетке, он выберет ФИЗИЧЕСКИЙ вид состязания, ведь неизвестно, сколько ума и опыта накопил за свою жизнь этот старый человек.
И ему посчастливилось У них выпало «2Б» — ФИЗИЧЕСКИЕ СОРЕВНОВАНИЯ по горизонтали, ИНСТРУМЕНТЫ по вертикали. Это был конек Стайла. Но, похоже, Гражданин был тоже не очень-то опечален. У него есть какой-то секрет, не иначе.
Они разыграли решетку и получилось: ЛЕДЯНОЙ ПОДЪЕМ. Это был замерзший, обледенелый водопад, около пятидесяти метров высотой, на который нужно было подняться с помощью ботинок с шипами, острых крюков и канатов. Страховочные веревки спускались с вершины, что предохраняло от несчастного случая, но сам подъем представлялся жестоким испытанием физических и моральных сил. Стайл не понимал, как этот старый человек надеялся его преодолеть.
Стайл, как раб, был без одежды. Все, что ему полагалось, — это альпинистские перчатки и канат. Но он и не нуждался в одежде. Лед был искусственным, как и сам водопад; в помещении воздух был теплым. Обнаженный человек, если ему позволяет опыт и физическая подготовка, вполне одолеет такой подъем. Громоздкая тяжелая одежда, какую носят Граждане, будет только служить помехой.
Гражданин медленно раздевался.
Стайл был удивлен. Под одеждой скрывалось тренированное и мускулистое тело. Гражданин, конечно, был старше Стайла, и много старше, но его торс был торсом сорокалетнего, хорошо развитого и здорового человека. Разумеется, Стайл имел преимущество, но намного меньше, чем ранее думал.
Они подошли к водопаду. Он сверкал и переливался, будучи в то же время чуть матовым, как кварц. У Стайла была правая сторона, у Гражданина — левая. Тот, кто первым коснется электронного устройства наверху, считается победителем. Упавший — побежденным. Теоретически спортсмен может сорваться и повиснуть на страховочных канатах, помешав в восхождении другому, но, повиснув, он уже проиграл. Набрасывать веревку на соперника строжайше запрещено и это означает немедленный вывод из Игры. Обман и надувательство участникам Игры не свойственны.
Гражданин замер у водопада, уставившись на него задумчивым взглядом, а между тем пора было начинать восхождение. Стайл терпеливо ждал. В полном молчании Гражданин пробыл несколько минут. О чем он думал? Какие комбинации прикидывал в уме? Стайл съел собаку на разных неожиданностях, очень значимых в Игре, и был сильно обеспокоен поведением Гражданина. В этом промедлении был заложен какой то смысл. Почему он тянет время и стоит, будто в трансе?..
В трансе? А не в точку ли Стайл попал? Может, Гражданин гипнотизировал сам себя и входил в такое состояние, которое позволит ему выдержать нагрузку, невозможную для человека без самогипноза и йоги. Так прибывают сверхсилы у маньяка или матери, защищающей от гибели свое дитя.
Стайл никогда не пользовался этими скрытыми резервами, предпочитая жить полнокровной, здоровой жизнью, приберегая ресурсы своего организма для подлинных, настоящих испытаний, когда встает вопрос о жизни и смерти. Но Гражданин, очевидно, в этом смысле был без комплексов.
Да, этот самогипноз мог причинить Стайлу большие неприятности. Неудивительно, что старик дошел аж до шестого раунда. Он выбирал физический вид соревнований, а сам использовал ментальные ресурсы организма. Стайл угодил прямехонько в западню.
Но благодаря легкому весу, гибкости и неустанному тренингу во всех видах Игры, он был непревзойденным альпинистом. Вернее, был им раньше, до того, как покалечили его колени. Но он мог так передвигаться, так расположить свое оснащение, что больные колени не причиняли ему неудобства. Очень немногие могли подняться по обледенелому водопаду быстрее него. В любом случае он должен победить. Да, сила самогипноза велика, это все прекрасно. Она должна мобилизовать скрытые резервы организма, но много ли их, этих скрытых резервов, осталось в состарившемся организме немолодого Гражданина — вот в чем вопрос.
Стайл сделал несколько упражнений на гибкость, напрягая мускулы. Он, конечно, не хуже Гражданина может войти в транс и бросить свое тело силой воли на лед, но он не будет этого делать даже ради такого случая!
Наконец Гражданин очнулся.
— Я готов!
Им дали страховочные пояса и ремни. Стайл почувствовал, как бьется сердце и учащается дыхание, когда он пристегивался.
Прозвучал стартовый гонг. Оба принялись за дело, вбивая первый крюк в отвесную ледяную стену. В этой Игре были небольшие шутки: лед мог меняться день ото дня в зависимости от окружающей обстановки. Иногда местами лед был слабым, и тогда крючья вбивались легче, но зато хуже держались; сегодня же лед был сухим и жестким, и был риск, что он будет ломаться, трескаться. И все же крюк должен вбиваться с максимальной быстротой. Если это делалось медленно ради надежности, получался проигрыш во времени, если поспешно и небрежно — грозила опасность сорваться и повиснуть на страховочном канате, а это означало поражение. Словом, исход состязания зависел от физической подготовки участника и времени, которое он тратил на забивание крючьев при подъеме.
Гражданин вбивал их быстрее Стайла. Он уже стоял на первом креплении и забивал крюк над головой. Он бил по крюку изо всей силы, но лед держался. Стайл явно проигрывал во времени. Лед был до смешного неоднородным, порой поддавался, порой — нет, иногда держал крюк, иногда — нет.
Они поднимались. Стайл постепенно отставал и все же не отваживался куда попало вбивать крючья, он прощупывал каждый кусок льда, прежде чем поставить ногу. Все, что он мог — это изумляться удаче Гражданина и надеяться на закон средних чисел: когда-нибудь тому не повезет, и лед треснет.
Так и случилось. На полпути к вершине лед треснул под крюком, который только что вбил Гражданин. Ему оставалось опробовать другое место и закрепить крюк, но он не захотел терять время, опасаясь, что Стайл догонит его. Так сыграл свою роль закон средних чисел.
Но Гражданин, находясь в трансе, не оценил ситуацию. Всем своим весом он оперся на крепление и сорвался вниз, повиснув на канате, побежденный…
Стайлу даже не нужно было продолжать подъем. Осталось только продвинуться чуть выше того места, где висел соперник. Его осторожность, опыт, надежда на удачу принесли ему легкую победу. Хотя, как знать, была ли та победа такой уж легкой?..
На этот раз Стайла не ждал лжевызов от нанимательницы. Шина позаботилась о нем, расспросила о недавних приключениях на Фазе и уложила спать. Она, подобно Леди, воспротивилась намерению Стайла отправиться в логово Красного Адепта.
— Красная ни перед чем не остановится, — убеждала его Шина. — Она перережет тебе горло со своей блистательной улыбкой. Но я только машина, логически мыслящая, — горько сетовала она. — Я не могу остановить нелогичное существо от нелогичных действий, от прямого безумия.
— Это правда, — согласился Стайл. — Ты не можешь остановить меня даже от клоунады. — Он знал: когда Шина расстроена, она всегда ссылается на то, что всего лишь неодушевленная машина.
Но ему предстоял еще седьмой раунд. Противником на этот раз был раб — его ровесник. Его звали Клеф. Скрипичный ключ. Высокий человек, названный так в честь музыки, которую он написал. Клеф, очевидно, дошел до седьмого раунда лишь потому, что лучшие игроки из его группы не захотели дальше участвовать. Стайл был знаком с ними. Клеф уступал им в опыте, хотя некоторый опыт все же имел.
В ожидании решетки они непринужденно болтали.
— Тот, кто выиграет этот раунд, получит один год продления статуса на Протоне, — сказал Стайл. — Но конечный результат будет зависеть от того, сколько раундов он выдержит.
— Мне бы хоть продержаться до восьмого, — сказал Клеф. — У меня нет шансов выиграть весь Турнир, не то что у вас.
— Откуда вы знаете мои возможности?
— У меня есть преимущество перед вами, — ответил Клеф. — Я знаю степень вашей квалификации, и, чтобы быть на равных, я скажу вам о себе все, на что я способен в Игре.
— Равенство не является условием Игры, — возразил Стайл. — Используйте любое преимущество, которое у вас имеется. Может, вам повезет, и на решетке выпадет тот вид состязания, в котором вы сильны. Впрочем, как знать, будете ли откровенны, сказав правду, или нет.
— А как же иначе?! — пораженно воскликнул Клеф. — Поверьте, мне не свойственна ложь!
Стайл улыбнулся, обнаружив, что ему снова нравится его соперник.
— Рад слышать это. Но все же вы не должны…
— Я музыкант, отсюда и мое имя. Единственное мое хобби — это рапира.
— А, значит, вы сильны в этих двух областях! Это полезные для меня сведения.
— До сих пор мне помогали эти два преимущества и фортуна. Правда, я проиграл один раз в ШАНС, но потом в ШАНСЕ выиграл трижды. Я достиг большего, чем, честно говоря, ожидал.
— Но хочу предупредить, — сказал Стайл, — я буду действовать, не оглядываясь на ваши сильные стороны.
— Я могу выбрать ШАНС и нейтрализовать ваше преимущество.
— Не сможете, если вам выпадут БУКВЫ.
— Но и тогда мой выбор будет легким. И рапира, и флейта — инструменты. ИНСТРУМЕНТЫ.
Флейта? Стайл не знал, насколько хорошо Платиновая Флейта будет звучать в этом измерении, неподвластном законам магии, но при всем при том это был прекрасный инструмент и наверняка мог поспорить на равных с другими.
— Я не фехтовальщик, — сказал Стайл, вспомнив уроки, которые на Фазе давала ему Нейса, — и все же могу фехтовать. Если вам выпадет рапира или обоюдоострый меч, я сомневаюсь, что вы будете довольны, что встретились со мной в категории РАПИРА.
— Да я вообще не сомневаюсь в том, что, встретив вас здесь, мне не повезло, — согласился Клеф.
— Но я так же, как и вы, проиграл один раз в ШАНС. И теперь приложу все усилия, чтобы не проиграть во второй.
— Что-то я не пойму; мне кажется, что вы предлагаете какую-то сделку, — поднял бровь музыкант. У него были очень выразительные брови.
— Но это этически приемлемо. Подвохи и нечестные сделки недопустимы во время игры, но два уважающих себя игрока могут, если захотят, прийти между собой к какому-то соглашению.
— Понимаю. Вы хотите соревноваться на музыкальном инструменте?
— Да.
— Вы дарите мне музыку, а я предоставляю вам выбор инструмента.
— Я и хотел этого.
— Однако я хочу предупредить вас: я силен в этом виде искусства. Флейта — моя любимица, но я также играю на всех деревянных инструментах. Я слышал, как вы играете, я играю лучше. Может, вы выберете какой-нибудь другой инструмент?
Этими словами он только подлил масла в огонь, задев гордость Стайла. Стайл любил бить противников, когда дело касалось их конька. Вот почему он выбрал, когда состязался с Халком, категорию ФИЗИЧЕСКИЙ.
Стайл снова обратился мыслями к Платиновой Флейте, чудеснейшему инструменту, на котором он сыграл самую прекрасную музыку в своей жизни. Может, рискнуть? Но осторожность взяла верх. Если флейта была коньком Клефа, то нечего думать о том, чтобы соперничать с ним, — ведь это профессионал, и было бы безумием надеяться победить профессионала. К тому же Флейта в его распоряжении не навечно, а дана на время. Вдруг этот необыкновенный инструмент привлечет внимание Граждан? Нет, он не может так рисковать.
По счастью, у Стайла была альтернатива.
— Гармоника! — сказал он.
— Хорошо. Гармоника — это не игрушка, — согласился Клеф. — Если на ней профессионально играть, она может поспорить с любым инструментом в оркестре. Будьте уверены, — я постараюсь быть справедливым к вам, коли уж вы так любезно предоставили мне выбор.
— Я уверен в этом, — сказал Стайл, хотя такая доверительность Клефа смутила его. Интересно, насколько хорошо этот человек играет на гармонике?
— Да будет так! — воскликнул Клеф и протянул Стайлу руку.
— Устное соглашение, скрепленное рукопожатием, ничего не стоит против договора, который заключен на бумаге, — так, кажется, говорят? — осторожно заметил Стайл.
— А еще говорят, что тот, кто доверяет другому, делает меньше ошибок, чем тот, который не доверяет.
— Я много раз убеждался в этом, — сказал Стайл, пожал протянутую руку, и они заключили договор.
И вот появилась решетка. Да, все будет, как договорились: они состязаются на гармониках.
Шина уже стояла наготове с гармоникой Стайла, которую прятала в потайном отделении своего туловища. И она была единственным существом на этой планете, которому Стайл верил до такой степени. Только ей было известно, что он будет играть не на обычной гармонике, которую ему предоставит Компьютер, а на своей, той, что принес с Фазы. Конечно, это не Платиновая Флейта, но она так же способна создавать вокруг себя магическую атмосферу, которая, он надеялся, поможет одержать победу над профессионалом-музыкантом. И еще вот что важно: профессиональный флейтист не может быть накоротке с гармоникой. Во всяком случае он владеет ею едва ли виртуознее, чем Стайл своей. Стайл был не ахти каким музыкантом, но он чутко понимал природу Игры, а ведь победа складывается из многих факторов, не только из одного умения владеть инструментом. К тому же Стайл часто играл в паре с единорогом.
Однако Шина была печальной. В ее распоряжении была всего одна секунда, когда она передавала ему гармонику, чтобы сказать:
— Стайл, Клеф — виртуоз, я знаю его. Он не профан. Возможно, он самый сильный музыкант на Протоне. Только его играть вызывают Граждане, за него борются. Он может играть все и на любом инструменте…
Хо-хо! Неужели он опять угодил прямо в пасть льву? Это было ему пенальти за то, что он мотался на Фазе, нагоняя страху на чародеев, вместо того чтобы прилежно готовиться к Игре. Впрочем, а как готовиться? Участвовать в Игре — означает предварительно изучать слабые и сильные стороны возможных противников, разрабатывать приемы обращения с решеткой. Словом, надо было оставаться на Протоне во время всего Турнира, изыскивая те или иные пути к победе. Но он не мог променять на победу чудный мир магии, статус Адепта, свободный и открытый дух Фазы и идеальную женщину (возможно, это последнее и перевешивало чашу весов). Нет, Фаза слишком притягательна для него. Он воспринял доверительность Клефа как браваду, думая, что перед ним обыкновенный средний музыкант, но это было, судя по всему, грубой ошибкой.
— Что ж, я сделаю все, что смогу, — сказал он Шине.
— Ты должен сделать больше, чем возможно, — недовольно проскрипела Шина, и они расстались. Она сама была порою больше, чем человеческим существом.
Клеф ждал его в концертном зале. Зрителям разрешалось присутствовать здесь же, зал был рассчитан примерно на сто мест. И он был почти полон.
— Похоже, здесь собралось немало ваших болельщиков, — заметил Клеф. — Вас знают.
— Может быть, они меломаны, — сказал Стайл. Он и сам не ожидал, что придет столько заинтересованных в этом состязании на музыкальных инструментах.
Они поднялись на маленькую сцену. Здесь были вполне архаичные стулья и пюпитры для артистических медиумов. Блеф получил от игрового Компьютера гармонику, похожую на ту, что была у Стайла.
— Правила соревнования! — раздался голос Игрового Компьютера. — Каждый участник сыграет музыкальную пьесу. Соло. Выбор произвольный. Компьютер судит уровень технического исполнения. Человеческая аудитория — артистические достоинства. Из обоих суждений будет выведен результат. — И тут же на экране Компьютера напротив Клефа появился нотный лист.
Музыкант поднял гармонику и заиграл. Последние иллюзии Стайла развеялись.
Клеф был не просто хорош, не просто мастер, он был из ряда вон выдающимся музыкантом. Он владел самыми сложными техническими вариациями, проявляя абсолютный слух. Он издавал чистые звуки, выводил трели, использовал трепещущие резонирующие тона. Он без тени колебания перемещал, сдвигал лад, играл в самых разных тональностях. Если гармоника и не была его основным инструментом, то это никак не было видно.
Длинные гибкие пальцы музыканта любовно касались гармоники, его четвертый палец правой руки лежал на хромированной клавиатуре, а ладонь была открыта, чтобы менять качество звука. Каждая нота была чистой, ясной и совершенной: машина вряд ли смогла бы быть до такой степени технически совершенной. Без сомнения, Стайл не сможет превзойти его.
И все же у него был шанс. Поскольку Компьютер реагировал только на технику, аудитория, чутко улавливавшая нюансы, могла ему помочь. Большое значение для нее имела внешность музыканта, то, как он двигается, та чуть заметная атмосфера, которая окружает его, мельчайшие жесты, эмоции, которые он посылает в зал, красота каждого звука, фразы, пьесы в целом. Восприятие музыки — это слияние музыканта и зала. Случается, что зал не умеет выразить свою оценку каким-нибудь другим эстетическим путем, кроме как хлопаньем в ладоши, киванием в такт головами в момент, когда раздается приятная мелодия или ритм. Стайлу обычно удавалось вызвать такую ответную реакцию. Если ему удастся и на этот раз, он может поспорить с Клефом.
Участие зала в вынесении оценки имело свои причины и корни. Раньше некоторые Турниры, где состязались музыканты, художники, литераторы, скульпторы, судил только Компьютер, без участия людей. С течением времени возникла и стала явной проблема несовершенства такого судейства. Призы присуждались картинам, которые никто не понимал, скульптурам, недоступным для среднего интеллекта, книгам, которые мало кто мог прочесть до конца. Рафинированный, изощренный вкус машины подменил вкус и мнение реальных потребителей художественных ценностей. Вот почему возникла необходимость судить эти ценности с двух точек зрения: технического исполнения, изысканности формы и эмоционального отклика зрителей и слушателей, среднего человека. Эстетическая ценность складывалась из этих двух составляющих. Именно этим обстоятельством — вызвать положительную реакцию в зале — намеревался воспользоваться Стайл.
Клеф закончил играть. Зал вежливо зааплодировал. Это было замечательное исполнение — иначе вопрос и не стоял, но чуть заметные нюансы, оттенки средний слушатель мог не уловить. Люди редко понимают, почему они любят то, что они любят; сейчас они понимали одно: что в этой игре им чего-то недоставало.
Наступил черед Стайла. Клеф положил инструмент в футляр и отошел в угол сцены. Экран с нотами зажегся перед Стайлом. Но Стайлу он был не нужен. Он мог играть по памяти: он ведь только что слышал игру Клефа. Но он все равно смотрел на экран, потому что не имел права ни на одну неверную ноту. Ничего, что могло бы отрицательно повлиять на мнение зала.
Гибкие чуткие его пальцы наконец прикоснулись к клавиатуре, и гармоника ожила. С тех пор как нашел ее в милой долине между Пурпурными и Белыми горами, она не звучала так чарующе. Играя, Стайл думал о Нейсе, ему казалось, что он играет только для нее, он даже ясно слышал сопровождавшие его игру звуки музыкального рога волшебного животного.
Однако сейчас он играл не для себя и не для Нейсы. Он выступал для множества людей и должен помнить об этом. Наклонясь вперед, он бросил взгляд в зрительный зал и пристукнул голой пяткой, но не в азарте игры, а для того, чтобы аудитория почувствовала ритм и завелась.
Так и случилось. Стайл поймал на себе взгляд молодой женщины и еще раз притопнул ногой. Женщина отреагировала хлопком в ладоши; он перешел на другого зрителя и проделал то же самое.
С залом был установлен контакт, и вскоре зрители стали в такт музыке кивать головами, стучать каблуками. Он работал для них, делая их участниками представления, а они помогали ему. Они все вместе играли на гармонике.
И вот музыка оборвалась. Пьеса окончилась. И в последний миг зал разразился громом аплодисментов. Стайл бросил взгляд на Клефа, тот смотрел на него, плотно сжав губы. Похоже, он не знал, что музыку можно бросить в зал, как бумеранг, и получить обратно, как подпитку его эмоции. Возможно, он знал, но расценивал такую игру как деградацию формы. Но так или иначе Стайл выиграл.
А Компьютер уже объявлял:
— Техническое мастерство — первому исполнителю. Общественное мнение — второму.
Клеф ожесточенно затряс головой.
— Вы прекрасно играли. Вы научили меня кое-чему, Стайл!
Ответ Стайла заглушило последующее объявление автомата:
— По решению Большого игрового Компьютера состязание продолжается. Участники составят дуэт. Ряд известных музыкантов войдут в жюри.
О нет! Стайл уж было подумал, что он победил. Однако перед ним внезапно раскрылась новая ловушка. И все же — делать нечего, кроме как снова играть, хотя он уверен, что судьи с Протона будут против него. Он был неспособен вызвать дикий восторг у профессионалов-экспертов.
Жюри тем временем заняло свои места.
— Это что-то новое, — сказал Клеф. — Такие прецеденты были?
— Да, я слышал о чем-то вроде того, — кивнул Стайл. — Но обычно так бывает тогда, когда исполнители не согласны с решением Компьютера.
— Вы — за это? Мне кажется, что вы не прочь сыграть перед жюри.
— Но я не смогу выиграть такую аудиторию! Считайте, что вы получили фору.
— Вы в таком случае заявите протест.
— Это нехорошо. Компьютер сделал выбор. Я должен придерживаться его решения и соблюдать правила участия в Турнире.
Говоря так, он все же знал, что это было очень похоже на конец его, Стайла, участия в Турнире. При том что он был так близок к заключительному раунду!
На сей раз противником Стайла снова был Гражданин. Когда дело движется к финалу, это не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Граждане претендовали на первые места и очень неохотно отсеивались. Этот был стар, очевидно, не в лучшей спортивной форме, но, как каждый Гражданин, был опасен — и во время Турнира, и вне его.
Стайл решил, что, если посчастливится и ему выпадет окончательный выбор на решетке, он выберет ФИЗИЧЕСКИЙ вид состязания, ведь неизвестно, сколько ума и опыта накопил за свою жизнь этот старый человек.
И ему посчастливилось У них выпало «2Б» — ФИЗИЧЕСКИЕ СОРЕВНОВАНИЯ по горизонтали, ИНСТРУМЕНТЫ по вертикали. Это был конек Стайла. Но, похоже, Гражданин был тоже не очень-то опечален. У него есть какой-то секрет, не иначе.
Они разыграли решетку и получилось: ЛЕДЯНОЙ ПОДЪЕМ. Это был замерзший, обледенелый водопад, около пятидесяти метров высотой, на который нужно было подняться с помощью ботинок с шипами, острых крюков и канатов. Страховочные веревки спускались с вершины, что предохраняло от несчастного случая, но сам подъем представлялся жестоким испытанием физических и моральных сил. Стайл не понимал, как этот старый человек надеялся его преодолеть.
Стайл, как раб, был без одежды. Все, что ему полагалось, — это альпинистские перчатки и канат. Но он и не нуждался в одежде. Лед был искусственным, как и сам водопад; в помещении воздух был теплым. Обнаженный человек, если ему позволяет опыт и физическая подготовка, вполне одолеет такой подъем. Громоздкая тяжелая одежда, какую носят Граждане, будет только служить помехой.
Гражданин медленно раздевался.
Стайл был удивлен. Под одеждой скрывалось тренированное и мускулистое тело. Гражданин, конечно, был старше Стайла, и много старше, но его торс был торсом сорокалетнего, хорошо развитого и здорового человека. Разумеется, Стайл имел преимущество, но намного меньше, чем ранее думал.
Они подошли к водопаду. Он сверкал и переливался, будучи в то же время чуть матовым, как кварц. У Стайла была правая сторона, у Гражданина — левая. Тот, кто первым коснется электронного устройства наверху, считается победителем. Упавший — побежденным. Теоретически спортсмен может сорваться и повиснуть на страховочных канатах, помешав в восхождении другому, но, повиснув, он уже проиграл. Набрасывать веревку на соперника строжайше запрещено и это означает немедленный вывод из Игры. Обман и надувательство участникам Игры не свойственны.
Гражданин замер у водопада, уставившись на него задумчивым взглядом, а между тем пора было начинать восхождение. Стайл терпеливо ждал. В полном молчании Гражданин пробыл несколько минут. О чем он думал? Какие комбинации прикидывал в уме? Стайл съел собаку на разных неожиданностях, очень значимых в Игре, и был сильно обеспокоен поведением Гражданина. В этом промедлении был заложен какой то смысл. Почему он тянет время и стоит, будто в трансе?..
В трансе? А не в точку ли Стайл попал? Может, Гражданин гипнотизировал сам себя и входил в такое состояние, которое позволит ему выдержать нагрузку, невозможную для человека без самогипноза и йоги. Так прибывают сверхсилы у маньяка или матери, защищающей от гибели свое дитя.
Стайл никогда не пользовался этими скрытыми резервами, предпочитая жить полнокровной, здоровой жизнью, приберегая ресурсы своего организма для подлинных, настоящих испытаний, когда встает вопрос о жизни и смерти. Но Гражданин, очевидно, в этом смысле был без комплексов.
Да, этот самогипноз мог причинить Стайлу большие неприятности. Неудивительно, что старик дошел аж до шестого раунда. Он выбирал физический вид соревнований, а сам использовал ментальные ресурсы организма. Стайл угодил прямехонько в западню.
Но благодаря легкому весу, гибкости и неустанному тренингу во всех видах Игры, он был непревзойденным альпинистом. Вернее, был им раньше, до того, как покалечили его колени. Но он мог так передвигаться, так расположить свое оснащение, что больные колени не причиняли ему неудобства. Очень немногие могли подняться по обледенелому водопаду быстрее него. В любом случае он должен победить. Да, сила самогипноза велика, это все прекрасно. Она должна мобилизовать скрытые резервы организма, но много ли их, этих скрытых резервов, осталось в состарившемся организме немолодого Гражданина — вот в чем вопрос.
Стайл сделал несколько упражнений на гибкость, напрягая мускулы. Он, конечно, не хуже Гражданина может войти в транс и бросить свое тело силой воли на лед, но он не будет этого делать даже ради такого случая!
Наконец Гражданин очнулся.
— Я готов!
Им дали страховочные пояса и ремни. Стайл почувствовал, как бьется сердце и учащается дыхание, когда он пристегивался.
Прозвучал стартовый гонг. Оба принялись за дело, вбивая первый крюк в отвесную ледяную стену. В этой Игре были небольшие шутки: лед мог меняться день ото дня в зависимости от окружающей обстановки. Иногда местами лед был слабым, и тогда крючья вбивались легче, но зато хуже держались; сегодня же лед был сухим и жестким, и был риск, что он будет ломаться, трескаться. И все же крюк должен вбиваться с максимальной быстротой. Если это делалось медленно ради надежности, получался проигрыш во времени, если поспешно и небрежно — грозила опасность сорваться и повиснуть на страховочном канате, а это означало поражение. Словом, исход состязания зависел от физической подготовки участника и времени, которое он тратил на забивание крючьев при подъеме.
Гражданин вбивал их быстрее Стайла. Он уже стоял на первом креплении и забивал крюк над головой. Он бил по крюку изо всей силы, но лед держался. Стайл явно проигрывал во времени. Лед был до смешного неоднородным, порой поддавался, порой — нет, иногда держал крюк, иногда — нет.
Они поднимались. Стайл постепенно отставал и все же не отваживался куда попало вбивать крючья, он прощупывал каждый кусок льда, прежде чем поставить ногу. Все, что он мог — это изумляться удаче Гражданина и надеяться на закон средних чисел: когда-нибудь тому не повезет, и лед треснет.
Так и случилось. На полпути к вершине лед треснул под крюком, который только что вбил Гражданин. Ему оставалось опробовать другое место и закрепить крюк, но он не захотел терять время, опасаясь, что Стайл догонит его. Так сыграл свою роль закон средних чисел.
Но Гражданин, находясь в трансе, не оценил ситуацию. Всем своим весом он оперся на крепление и сорвался вниз, повиснув на канате, побежденный…
Стайлу даже не нужно было продолжать подъем. Осталось только продвинуться чуть выше того места, где висел соперник. Его осторожность, опыт, надежда на удачу принесли ему легкую победу. Хотя, как знать, была ли та победа такой уж легкой?..
На этот раз Стайла не ждал лжевызов от нанимательницы. Шина позаботилась о нем, расспросила о недавних приключениях на Фазе и уложила спать. Она, подобно Леди, воспротивилась намерению Стайла отправиться в логово Красного Адепта.
— Красная ни перед чем не остановится, — убеждала его Шина. — Она перережет тебе горло со своей блистательной улыбкой. Но я только машина, логически мыслящая, — горько сетовала она. — Я не могу остановить нелогичное существо от нелогичных действий, от прямого безумия.
— Это правда, — согласился Стайл. — Ты не можешь остановить меня даже от клоунады. — Он знал: когда Шина расстроена, она всегда ссылается на то, что всего лишь неодушевленная машина.
Но ему предстоял еще седьмой раунд. Противником на этот раз был раб — его ровесник. Его звали Клеф. Скрипичный ключ. Высокий человек, названный так в честь музыки, которую он написал. Клеф, очевидно, дошел до седьмого раунда лишь потому, что лучшие игроки из его группы не захотели дальше участвовать. Стайл был знаком с ними. Клеф уступал им в опыте, хотя некоторый опыт все же имел.
В ожидании решетки они непринужденно болтали.
— Тот, кто выиграет этот раунд, получит один год продления статуса на Протоне, — сказал Стайл. — Но конечный результат будет зависеть от того, сколько раундов он выдержит.
— Мне бы хоть продержаться до восьмого, — сказал Клеф. — У меня нет шансов выиграть весь Турнир, не то что у вас.
— Откуда вы знаете мои возможности?
— У меня есть преимущество перед вами, — ответил Клеф. — Я знаю степень вашей квалификации, и, чтобы быть на равных, я скажу вам о себе все, на что я способен в Игре.
— Равенство не является условием Игры, — возразил Стайл. — Используйте любое преимущество, которое у вас имеется. Может, вам повезет, и на решетке выпадет тот вид состязания, в котором вы сильны. Впрочем, как знать, будете ли откровенны, сказав правду, или нет.
— А как же иначе?! — пораженно воскликнул Клеф. — Поверьте, мне не свойственна ложь!
Стайл улыбнулся, обнаружив, что ему снова нравится его соперник.
— Рад слышать это. Но все же вы не должны…
— Я музыкант, отсюда и мое имя. Единственное мое хобби — это рапира.
— А, значит, вы сильны в этих двух областях! Это полезные для меня сведения.
— До сих пор мне помогали эти два преимущества и фортуна. Правда, я проиграл один раз в ШАНС, но потом в ШАНСЕ выиграл трижды. Я достиг большего, чем, честно говоря, ожидал.
— Но хочу предупредить, — сказал Стайл, — я буду действовать, не оглядываясь на ваши сильные стороны.
— Я могу выбрать ШАНС и нейтрализовать ваше преимущество.
— Не сможете, если вам выпадут БУКВЫ.
— Но и тогда мой выбор будет легким. И рапира, и флейта — инструменты. ИНСТРУМЕНТЫ.
Флейта? Стайл не знал, насколько хорошо Платиновая Флейта будет звучать в этом измерении, неподвластном законам магии, но при всем при том это был прекрасный инструмент и наверняка мог поспорить на равных с другими.
— Я не фехтовальщик, — сказал Стайл, вспомнив уроки, которые на Фазе давала ему Нейса, — и все же могу фехтовать. Если вам выпадет рапира или обоюдоострый меч, я сомневаюсь, что вы будете довольны, что встретились со мной в категории РАПИРА.
— Да я вообще не сомневаюсь в том, что, встретив вас здесь, мне не повезло, — согласился Клеф.
— Но я так же, как и вы, проиграл один раз в ШАНС. И теперь приложу все усилия, чтобы не проиграть во второй.
— Что-то я не пойму; мне кажется, что вы предлагаете какую-то сделку, — поднял бровь музыкант. У него были очень выразительные брови.
— Но это этически приемлемо. Подвохи и нечестные сделки недопустимы во время игры, но два уважающих себя игрока могут, если захотят, прийти между собой к какому-то соглашению.
— Понимаю. Вы хотите соревноваться на музыкальном инструменте?
— Да.
— Вы дарите мне музыку, а я предоставляю вам выбор инструмента.
— Я и хотел этого.
— Однако я хочу предупредить вас: я силен в этом виде искусства. Флейта — моя любимица, но я также играю на всех деревянных инструментах. Я слышал, как вы играете, я играю лучше. Может, вы выберете какой-нибудь другой инструмент?
Этими словами он только подлил масла в огонь, задев гордость Стайла. Стайл любил бить противников, когда дело касалось их конька. Вот почему он выбрал, когда состязался с Халком, категорию ФИЗИЧЕСКИЙ.
Стайл снова обратился мыслями к Платиновой Флейте, чудеснейшему инструменту, на котором он сыграл самую прекрасную музыку в своей жизни. Может, рискнуть? Но осторожность взяла верх. Если флейта была коньком Клефа, то нечего думать о том, чтобы соперничать с ним, — ведь это профессионал, и было бы безумием надеяться победить профессионала. К тому же Флейта в его распоряжении не навечно, а дана на время. Вдруг этот необыкновенный инструмент привлечет внимание Граждан? Нет, он не может так рисковать.
По счастью, у Стайла была альтернатива.
— Гармоника! — сказал он.
— Хорошо. Гармоника — это не игрушка, — согласился Клеф. — Если на ней профессионально играть, она может поспорить с любым инструментом в оркестре. Будьте уверены, — я постараюсь быть справедливым к вам, коли уж вы так любезно предоставили мне выбор.
— Я уверен в этом, — сказал Стайл, хотя такая доверительность Клефа смутила его. Интересно, насколько хорошо этот человек играет на гармонике?
— Да будет так! — воскликнул Клеф и протянул Стайлу руку.
— Устное соглашение, скрепленное рукопожатием, ничего не стоит против договора, который заключен на бумаге, — так, кажется, говорят? — осторожно заметил Стайл.
— А еще говорят, что тот, кто доверяет другому, делает меньше ошибок, чем тот, который не доверяет.
— Я много раз убеждался в этом, — сказал Стайл, пожал протянутую руку, и они заключили договор.
И вот появилась решетка. Да, все будет, как договорились: они состязаются на гармониках.
Шина уже стояла наготове с гармоникой Стайла, которую прятала в потайном отделении своего туловища. И она была единственным существом на этой планете, которому Стайл верил до такой степени. Только ей было известно, что он будет играть не на обычной гармонике, которую ему предоставит Компьютер, а на своей, той, что принес с Фазы. Конечно, это не Платиновая Флейта, но она так же способна создавать вокруг себя магическую атмосферу, которая, он надеялся, поможет одержать победу над профессионалом-музыкантом. И еще вот что важно: профессиональный флейтист не может быть накоротке с гармоникой. Во всяком случае он владеет ею едва ли виртуознее, чем Стайл своей. Стайл был не ахти каким музыкантом, но он чутко понимал природу Игры, а ведь победа складывается из многих факторов, не только из одного умения владеть инструментом. К тому же Стайл часто играл в паре с единорогом.
Однако Шина была печальной. В ее распоряжении была всего одна секунда, когда она передавала ему гармонику, чтобы сказать:
— Стайл, Клеф — виртуоз, я знаю его. Он не профан. Возможно, он самый сильный музыкант на Протоне. Только его играть вызывают Граждане, за него борются. Он может играть все и на любом инструменте…
Хо-хо! Неужели он опять угодил прямо в пасть льву? Это было ему пенальти за то, что он мотался на Фазе, нагоняя страху на чародеев, вместо того чтобы прилежно готовиться к Игре. Впрочем, а как готовиться? Участвовать в Игре — означает предварительно изучать слабые и сильные стороны возможных противников, разрабатывать приемы обращения с решеткой. Словом, надо было оставаться на Протоне во время всего Турнира, изыскивая те или иные пути к победе. Но он не мог променять на победу чудный мир магии, статус Адепта, свободный и открытый дух Фазы и идеальную женщину (возможно, это последнее и перевешивало чашу весов). Нет, Фаза слишком притягательна для него. Он воспринял доверительность Клефа как браваду, думая, что перед ним обыкновенный средний музыкант, но это было, судя по всему, грубой ошибкой.
— Что ж, я сделаю все, что смогу, — сказал он Шине.
— Ты должен сделать больше, чем возможно, — недовольно проскрипела Шина, и они расстались. Она сама была порою больше, чем человеческим существом.
Клеф ждал его в концертном зале. Зрителям разрешалось присутствовать здесь же, зал был рассчитан примерно на сто мест. И он был почти полон.
— Похоже, здесь собралось немало ваших болельщиков, — заметил Клеф. — Вас знают.
— Может быть, они меломаны, — сказал Стайл. Он и сам не ожидал, что придет столько заинтересованных в этом состязании на музыкальных инструментах.
Они поднялись на маленькую сцену. Здесь были вполне архаичные стулья и пюпитры для артистических медиумов. Блеф получил от игрового Компьютера гармонику, похожую на ту, что была у Стайла.
— Правила соревнования! — раздался голос Игрового Компьютера. — Каждый участник сыграет музыкальную пьесу. Соло. Выбор произвольный. Компьютер судит уровень технического исполнения. Человеческая аудитория — артистические достоинства. Из обоих суждений будет выведен результат. — И тут же на экране Компьютера напротив Клефа появился нотный лист.
Музыкант поднял гармонику и заиграл. Последние иллюзии Стайла развеялись.
Клеф был не просто хорош, не просто мастер, он был из ряда вон выдающимся музыкантом. Он владел самыми сложными техническими вариациями, проявляя абсолютный слух. Он издавал чистые звуки, выводил трели, использовал трепещущие резонирующие тона. Он без тени колебания перемещал, сдвигал лад, играл в самых разных тональностях. Если гармоника и не была его основным инструментом, то это никак не было видно.
Длинные гибкие пальцы музыканта любовно касались гармоники, его четвертый палец правой руки лежал на хромированной клавиатуре, а ладонь была открыта, чтобы менять качество звука. Каждая нота была чистой, ясной и совершенной: машина вряд ли смогла бы быть до такой степени технически совершенной. Без сомнения, Стайл не сможет превзойти его.
И все же у него был шанс. Поскольку Компьютер реагировал только на технику, аудитория, чутко улавливавшая нюансы, могла ему помочь. Большое значение для нее имела внешность музыканта, то, как он двигается, та чуть заметная атмосфера, которая окружает его, мельчайшие жесты, эмоции, которые он посылает в зал, красота каждого звука, фразы, пьесы в целом. Восприятие музыки — это слияние музыканта и зала. Случается, что зал не умеет выразить свою оценку каким-нибудь другим эстетическим путем, кроме как хлопаньем в ладоши, киванием в такт головами в момент, когда раздается приятная мелодия или ритм. Стайлу обычно удавалось вызвать такую ответную реакцию. Если ему удастся и на этот раз, он может поспорить с Клефом.
Участие зала в вынесении оценки имело свои причины и корни. Раньше некоторые Турниры, где состязались музыканты, художники, литераторы, скульпторы, судил только Компьютер, без участия людей. С течением времени возникла и стала явной проблема несовершенства такого судейства. Призы присуждались картинам, которые никто не понимал, скульптурам, недоступным для среднего интеллекта, книгам, которые мало кто мог прочесть до конца. Рафинированный, изощренный вкус машины подменил вкус и мнение реальных потребителей художественных ценностей. Вот почему возникла необходимость судить эти ценности с двух точек зрения: технического исполнения, изысканности формы и эмоционального отклика зрителей и слушателей, среднего человека. Эстетическая ценность складывалась из этих двух составляющих. Именно этим обстоятельством — вызвать положительную реакцию в зале — намеревался воспользоваться Стайл.
Клеф закончил играть. Зал вежливо зааплодировал. Это было замечательное исполнение — иначе вопрос и не стоял, но чуть заметные нюансы, оттенки средний слушатель мог не уловить. Люди редко понимают, почему они любят то, что они любят; сейчас они понимали одно: что в этой игре им чего-то недоставало.
Наступил черед Стайла. Клеф положил инструмент в футляр и отошел в угол сцены. Экран с нотами зажегся перед Стайлом. Но Стайлу он был не нужен. Он мог играть по памяти: он ведь только что слышал игру Клефа. Но он все равно смотрел на экран, потому что не имел права ни на одну неверную ноту. Ничего, что могло бы отрицательно повлиять на мнение зала.
Гибкие чуткие его пальцы наконец прикоснулись к клавиатуре, и гармоника ожила. С тех пор как нашел ее в милой долине между Пурпурными и Белыми горами, она не звучала так чарующе. Играя, Стайл думал о Нейсе, ему казалось, что он играет только для нее, он даже ясно слышал сопровождавшие его игру звуки музыкального рога волшебного животного.
Однако сейчас он играл не для себя и не для Нейсы. Он выступал для множества людей и должен помнить об этом. Наклонясь вперед, он бросил взгляд в зрительный зал и пристукнул голой пяткой, но не в азарте игры, а для того, чтобы аудитория почувствовала ритм и завелась.
Так и случилось. Стайл поймал на себе взгляд молодой женщины и еще раз притопнул ногой. Женщина отреагировала хлопком в ладоши; он перешел на другого зрителя и проделал то же самое.
С залом был установлен контакт, и вскоре зрители стали в такт музыке кивать головами, стучать каблуками. Он работал для них, делая их участниками представления, а они помогали ему. Они все вместе играли на гармонике.
И вот музыка оборвалась. Пьеса окончилась. И в последний миг зал разразился громом аплодисментов. Стайл бросил взгляд на Клефа, тот смотрел на него, плотно сжав губы. Похоже, он не знал, что музыку можно бросить в зал, как бумеранг, и получить обратно, как подпитку его эмоции. Возможно, он знал, но расценивал такую игру как деградацию формы. Но так или иначе Стайл выиграл.
А Компьютер уже объявлял:
— Техническое мастерство — первому исполнителю. Общественное мнение — второму.
Клеф ожесточенно затряс головой.
— Вы прекрасно играли. Вы научили меня кое-чему, Стайл!
Ответ Стайла заглушило последующее объявление автомата:
— По решению Большого игрового Компьютера состязание продолжается. Участники составят дуэт. Ряд известных музыкантов войдут в жюри.
О нет! Стайл уж было подумал, что он победил. Однако перед ним внезапно раскрылась новая ловушка. И все же — делать нечего, кроме как снова играть, хотя он уверен, что судьи с Протона будут против него. Он был неспособен вызвать дикий восторг у профессионалов-экспертов.
Жюри тем временем заняло свои места.
— Это что-то новое, — сказал Клеф. — Такие прецеденты были?
— Да, я слышал о чем-то вроде того, — кивнул Стайл. — Но обычно так бывает тогда, когда исполнители не согласны с решением Компьютера.
— Вы — за это? Мне кажется, что вы не прочь сыграть перед жюри.
— Но я не смогу выиграть такую аудиторию! Считайте, что вы получили фору.
— Вы в таком случае заявите протест.
— Это нехорошо. Компьютер сделал выбор. Я должен придерживаться его решения и соблюдать правила участия в Турнире.
Говоря так, он все же знал, что это было очень похоже на конец его, Стайла, участия в Турнире. При том что он был так близок к заключительному раунду!