Нет! Но видение уже проникло внутрь и почти на нет свело его сопротивление; осталось лишь слабое приглушенное возражение, звеневшее где-то далеко позади. В четырнадцать шагов достиг он озера, но замешкался, боясь перейти безымянный рубеж в себе. Вода манила, звала его, но крошечная оскопленная совесть, проклятая где-то позади затвердевшего листка, молила его не жертвовать тем, кем он был, ради того, кем он станет. От напряжения его лицо покрылось потом. Атон знал, что исход предрешен, но все еще боролся, желая сохранить образы былой невинности.
Его рука медленно поднялась, чтобы расстегнуть ремни на шлеме. Разве костюм его собственный? Застежки открыты, пломбы сорваны, шлем слетел с головы. Но он не умер! К нему ворвался воздух долины — мускусный и сладкий, оживляющий своей свежестью и запахом цветов. Вскоре остатки ненужного костюма были сброшены, нагим он вбежал в воду.
Еще раз гаснущее сомнение пыталось удержать его: сомнение, вполне дозволенное, ибо захватчик чувствовал себя в безопасности. Сопротивление приятно возбуждало, придавая поступку некий лоск, господствующее чувство по-кошачьи играло с его робкой совестью и давало ей волю думать, что она вольна. Атона обуяло чувство неминуемого завершения. Прикосновение воды к голым ногам электризовало тело. Он больше не видел эту жидкость. Лишь плоть ведала о ней, сладострастно скользившей по его щиколоткам, окутывавшей их в зарождающееся наслаждение: поначалу раздражающее, но сладостное под конец.
В Атоне возникал основополагающий смысл — единственное выражение которого должно быть пагубно сильным толчком, столь мощным, что сдвинет горы и оплодотворит озеро…
Тепло поднималось все выше, окутывая голени, колени, бедра; оно ритмично омывало тело, нежными касаниями вытягивая из него глубочайшую силу. Прилив неуклонно возрастал, втягивая его в воспоминание о юношеской руке, путешествующей вверх под девичьей юбкой и касающейся запретного соединения. Но на сей раз липкость ничуть не тревожила; бурная страсть увлекла Атона вверх и внутрь.
Две шкалы — плоти и жидкости — слились под наложенным образом нониуса, оказавшись в фокусе перед его закрытыми глазами. Не в силах более сдержать себя, Атон погрузился в воду целиком. Вода, местность, вселенная звенели от его нараставшего желания, а из глубин его самых сокровенных притязаний явилась сущность жидкой среды: восходящая, кружащаяся, подвластная громадному давлению, вламывающаяся мощным ураганом и, наконец, взрывающаяся в мучительном наслаждении, которое измождает плоть, сокрушает кости и насыщает дух по ту сторону времени. В Раю, вы слышали… Любовь построила… О радость! радость! радость!
Какая-то сила извне подкинула его, подняла сквозь вздымавшиеся потоки муки высоко-высоко к свету. Это была ее рука — тепло на его ладони — уводившая от забвения, к которому вела Атона двойственная страсть. Темный бог ждал в конечной точке; существо, для которого страсть и вина — лишь орудия; бог, которому нормальный человек не мог бы служить.
Бог, которому служил бы Атон, если бы весь подтекст притчи об астероиде достиг его сознания.
Дождь кончился, чудовища и замкнутые стены исчезли. Солнечный свет падал не на разбитую колонну, как он отчасти ожидал, а на мерцавшую в сумерках местность: радостную, зеленую и удивительно привлекательную.
— Ты… победил, — сказала Злоба, выбирая не совсем точное слово. Но она была женщиной леса, нимфой любви. — Я не могу позволить тебе уйти туда, к столь великому злу. — Она говорилао зле не о том, что они сделали в космотеле, но о боге, которому он должен был служить. О боге, предложившем ему святилище.
Фантасмагория закончилась. Призраки, кем бы они ни были, исчезли, и Злоба вновь стала нетронутым глянцем грез Атона. Вернулась прекрасная дама детства; предмет всей его любви никогда более не будет замутнен.
Его чистые чувства окружили ее со всех сторон. Он поцеловал ее, услышав наконец завершение мелодии. Никогда его любовь не была так сильна.
Он почувствовал, как холодеют ее губы. Она была мертва.
§ 400
13
14
15
Его рука медленно поднялась, чтобы расстегнуть ремни на шлеме. Разве костюм его собственный? Застежки открыты, пломбы сорваны, шлем слетел с головы. Но он не умер! К нему ворвался воздух долины — мускусный и сладкий, оживляющий своей свежестью и запахом цветов. Вскоре остатки ненужного костюма были сброшены, нагим он вбежал в воду.
Еще раз гаснущее сомнение пыталось удержать его: сомнение, вполне дозволенное, ибо захватчик чувствовал себя в безопасности. Сопротивление приятно возбуждало, придавая поступку некий лоск, господствующее чувство по-кошачьи играло с его робкой совестью и давало ей волю думать, что она вольна. Атона обуяло чувство неминуемого завершения. Прикосновение воды к голым ногам электризовало тело. Он больше не видел эту жидкость. Лишь плоть ведала о ней, сладострастно скользившей по его щиколоткам, окутывавшей их в зарождающееся наслаждение: поначалу раздражающее, но сладостное под конец.
В Атоне возникал основополагающий смысл — единственное выражение которого должно быть пагубно сильным толчком, столь мощным, что сдвинет горы и оплодотворит озеро…
Тепло поднималось все выше, окутывая голени, колени, бедра; оно ритмично омывало тело, нежными касаниями вытягивая из него глубочайшую силу. Прилив неуклонно возрастал, втягивая его в воспоминание о юношеской руке, путешествующей вверх под девичьей юбкой и касающейся запретного соединения. Но на сей раз липкость ничуть не тревожила; бурная страсть увлекла Атона вверх и внутрь.
Две шкалы — плоти и жидкости — слились под наложенным образом нониуса, оказавшись в фокусе перед его закрытыми глазами. Не в силах более сдержать себя, Атон погрузился в воду целиком. Вода, местность, вселенная звенели от его нараставшего желания, а из глубин его самых сокровенных притязаний явилась сущность жидкой среды: восходящая, кружащаяся, подвластная громадному давлению, вламывающаяся мощным ураганом и, наконец, взрывающаяся в мучительном наслаждении, которое измождает плоть, сокрушает кости и насыщает дух по ту сторону времени. В Раю, вы слышали… Любовь построила… О радость! радость! радость!
Какая-то сила извне подкинула его, подняла сквозь вздымавшиеся потоки муки высоко-высоко к свету. Это была ее рука — тепло на его ладони — уводившая от забвения, к которому вела Атона двойственная страсть. Темный бог ждал в конечной точке; существо, для которого страсть и вина — лишь орудия; бог, которому нормальный человек не мог бы служить.
Бог, которому служил бы Атон, если бы весь подтекст притчи об астероиде достиг его сознания.
Дождь кончился, чудовища и замкнутые стены исчезли. Солнечный свет падал не на разбитую колонну, как он отчасти ожидал, а на мерцавшую в сумерках местность: радостную, зеленую и удивительно привлекательную.
— Ты… победил, — сказала Злоба, выбирая не совсем точное слово. Но она была женщиной леса, нимфой любви. — Я не могу позволить тебе уйти туда, к столь великому злу. — Она говорилао зле не о том, что они сделали в космотеле, но о боге, которому он должен был служить. О боге, предложившем ему святилище.
Фантасмагория закончилась. Призраки, кем бы они ни были, исчезли, и Злоба вновь стала нетронутым глянцем грез Атона. Вернулась прекрасная дама детства; предмет всей его любви никогда более не будет замутнен.
Его чистые чувства окружили ее со всех сторон. Он поцеловал ее, услышав наконец завершение мелодии. Никогда его любовь не была так сильна.
Он почувствовал, как холодеют ее губы. Она была мертва.
§ 400
13
Вниз по реке: она опять превратилась в извилистую, бурную стремнину, стены с обеих сторон сдвинулись, образовав узкий туннель. Но тропка тянулась дальше над уровнем воды, достаточно широкая, чтобы по ней прошла колонна людей.
Старшой шагал впереди, высматривая отметки человека, пошедшего на разведку и не вернувшегося.
— Если еще сузится, — сказал он, — придется плыть.
Никто не отозвался. Плыть здесь было опасно. Любое неосторожное движение отправило бы беспомощное тело по течению через возможные пороги, в пасть к речным хищникам или еще кому-нибудь, стоявшему наготове для защиты недоброго имени Тяжелого Похода. При пешем переходе они чувствовали хотя бы частичную безопасность, и каждый поворот, открывавший взору продолжение пути, встречался вздохом облегчения.
Туннель был достаточно высоким, чтобы рослый мужчина шел, не сгибаясь, но очень узким. Тропинка занимала четверть основания, быстрая река — все остальное, стена то и дело грозила столкнуть беспечного путника в воду. Так продолжалось километр за километром: туннель вел вниз.
Вернулся Атон и с неохотой доложил: сверху выхода нет, лишь непреодолимый водопад. О другом туннеле, за водопадом, он не сказал. Заглянув в него, он услышал отдаленный стук и ощутил угрозу, которую невозможно встретить лицом к лицу. Как онэто понял, сказать он не мог, но был в этом уверен.
Мало кто считал, что шансов вниз по реке больше — но Старшой поощрял их истерическую надежду. Возможно пересечение с другим потоком, русло которого могло вывестина поверхность. Ведь в конце концов, пещерные твари где-то вошли, а Бедокур выбрался. Где еще он мог пройти, какие здесь? Если бы он оставил знак!
Внезапно все кончилось. За последним сужением, с почти совершенным дверным проемом, туннель резко расширился. Все столпились в красивой куполообразной пещере с большим озером посередине.
Озеро было тридцати метров в поперечнике, а купол в верхней точке достигал метров пятнадцати. Таинственный путь огибал озеро по выступу шириной с полметра, в каком-то метре над поверхностью воды. Стены над выступом и под ним были отвесные или наклонялись внутрь; их не портили ни выбоины, ни трещины. Голый человек не смог взобраться с тропки вверх. На противоположной стороне озера выступ постепенно снижался до уровня воды. Там виднелся верх отверстия около полуметра в поперечнике, в которое жадно ввергалась вода.
Озеро было глубоким. Зеленое свечение виднелось на глубине нескольких метров и терялось где-то в черных глубинах. Вода была холодной; жребий определит первых кандидатов для мытья и плаванья.
Отряд расположился вокруг озера. Старшой поставил у входа стража и разрешил всем отдыхать. Мужчины и женщины сидели, как дети, на берегу, болтали ногами в воде и шутили. Впервые за время Похода воцарилась беззаботная атмосфера. Оказалось, жребий не нужен: люди, почти забывшие, что такое плавать, резвились с нескрываемой радостью.
Но Атону было почему-то не по себе. В отличие от других он чувствовал позади огромную опасность. Она возникла в туннеле за водопадом и послала биение своего сердца за ним, вниз во реке. Его душа таинственным образом угадывала ее голод, ее колоссальный аппетит: не только на еду. Опасность находилась в километрах отсюда, медленно приближаясь. Она приближалась.
Где же выход? Пещера возникла, должно быть, при подъеме гигантского пузыря газа — давно, во времена расплавленного Хтона, — пойманного постепенным охлаждением и отвердением окружающей породы. Потом ее нашла река, пробилась внутрь, заполнила и пробила себе выход Это означало, что второго выхода глубоко под водой нет, иначе пещера не была бы заполнена. Поток, выходящий через видимое отверстие, судя по всему, вполне соответствовал входящему.
Нырять в этот сток было рискованно. Обуздать завихрявшееся течение не удастся, человек окажется беспомощным — как это наверняка случилось с первым разведчиком, ибо он исчез.
Конечно, длинная веревка от дыры в верхние пещеры, прихваченная с собой, выдержала бы человека — если он сумеет внизу дышать. Но разве они были уверены, что там, за печатью воды, естьвоздух?
Время летело, и если кто-то и разделял сомнения Атона, то их не выказывал. Даже Старшой безмятежно отдыхал, наблюдая, как плавает Гранатка. Мужчины ныряли глубоко в воду в поисках рыбы или другой водной живности, но выплывали с пустыми руками. Кто-то спал, устроившись у стены; то и дело сосед в шутку устраивал ему холодную ванну.
Казалось, в этом куполе Хтон приближался к естественному раю.
Но Атон в рай не верил. Он нырнул на пять метров, на десять, настолько глубоко, насколько мог, и не обнаружил дна. Выныривая, он взял чуть в сторону, и его подхватил водоворот. Через секунду он миновал водоворот, целый и невредимый, но встревоженный. Ощущение нависшей угрозы стало острее. А что если второй сток внизу был?
Он подплыл к противоположному берегу, держась подальше от завихрений у видимою выхода. Здесь тоже имелось небольшое течение. Иными словами, подводный поток по всему периметру озера. Это было зловеще: откуда он в почти стоячей воде?
Разве только кто-то крупный поднимается снизу, отсасывая воду от краев.
Старшой наблюдал за ним. Атон указал на берег, и тот кивнул. Он тоже заметил.
Остальным ничего не сказали. Какой смысл поднимать тревогу, пока опасность неизвестна — если опасность вообще существует? Но необходимо было немедленно исследовать сток. Он может скоро понадобиться.
Послышался крик стража у входа. Кто-то напал!
«Значит, это не только воображение, — подумал Атон. — Моя душа не утратила связи с действительностью».
Схватка, хриплый возглас — и два тела упали в озеро. Одно из них — страж: невредимый, он подплыл к берегу и вновь вскарабкался на тропу. Другое — чешуйчатая камнеедка, раненая и умирающая.
Насколько Атон знал, эти твари не были плотоядными. Слишком медлительные, они никогда не приближались к человеку, так как легко становились его добычей. Что случилось с этой камнеедкой?
Появилось второе животное, потом третье… Озеро покрывалось трупами, по мере того как неуклюжие твари напарывались на каменные ножи людей. Что их сюда гнало?
Старшой подошел к Атону, стоявшему у входа.
— Послушай, — сказал он.
Далеко вверх по туннелю послышался новый шум — не похожий ни на один, который они слышали в пещерах раньше. Это был топот строя — множество ног, шагавших в такт.
Все переглянулись, воцарилось общее молчание. Обученная армия — здесь? Лакая чушь? Верхние пещеры не могли организовать поисковой партии — они не сумели бы обеспечить ее провиантом на такой долгий путь. Если выход на поверхность близко, здесь могли оказаться люди, и они, конечно же, могли идти строем, но не оттуда, откуда пришел отряд заключенных?
Топот раздавался все настойчивее, приближаясь по туннелю к пещере, — размеренный ритм с нарастающей громкостью. Вот что, чем бы оно ни было, гнало перед собой других животных?
Теперь все в куполе слышали топот. Спящих растолкали, и они тревожно прислушивались к звуку, которого не могли понять.
— Хтон Великий? — воскликнул страж, в ужасе отступая. Марширующий звук возрастал. Тот, кто маршировал, огибал последний поворот, хотя люди в куполе по-прежнему его не видели.
Наконец он появился. Гигантская шутовская голова высунулась из туннеля. У нее были огромные фасеточные глаза и усы толщиной с палец и длиной в полметра. Голова медленно поворачивалась, осматривая собравшихся; топот стих. Затем двинулась вперед — в их убежище.
Голова вжималась в узкую шею. Следом вылезло тело: приземистый горб, опирающийся на две толстые ноги, которые рывками поднимались и опускались. Люди поблизости испуганно отшатнулись, освобождая место.
Тело сужалось в хвост диаметром сантиметров пять. Затем, к всеобщему изумлению, появилось второе тело, похожее на первое. Третье, четвертое! Чудовище состояло из сегментов!
Теперь люди, оказавшиеся перед головой, в ужасе отступали назад, отчаянно стремясь убежать, но не находили места для отступления. Некоторые при неумолимом приближении твари прыгали в воду.
Всеобщая свалка началась, когда тех, кто не умел плавать или боялся, грубо столкнули с выступа, чтобы дать проход гусенице. Атон и Старшой стояли ближе всех к громадной голове. Топор Старшого был наготове, но покуда он выбирал, как отступать, а не как нападать. Еще не было достаточно известно, что это за зверь.
На выступ высыпала толпа. Здесь и раньше-то места не хватало, а длина чудовища была значительна. Десять, пятнадцать тел… но появлялись все новые сегменты, пока оно не заняло почти четверть окружности. Когда же оно кончится?
Атон заметил, что последние части гусеницы были бесформенны, гротескны — даже по сравнению с предыдущими. Они уже не были единообразны, их объединяло лишь синхронное движение ног. У некоторых сегментов имелись лишние конечности, которые без всякой пользы свисали с боков и болтались. У некоторых, похоже, были сморщенные головы, словно они принадлежали к разным видам.
Один сегмент выглядел совсем по-человечески.
Какая нелепость! Атон отступал от громадной головы.
Как же она питалась? На передней части рта не было видно, а сегменты находились в положении, неудобном для приема пищи. Они все появлялись и появлялись, занимая всю ширину выступа. Теперь стало понятно, для кого вырублена удобная дорожка.
Люди лезли друг на друга и, в безумных попытках бежать, падали в воду. Те же, кто удержался на ногах, столпились на участке менее полукруга — а тварь все наступала. Самые удаленные от уродливой головы сегменты были странно сморщены, словно из них высосали все соки. «Если ее охватывает голод, — подумал Атон, — он движется от хвоста к голове».
Наконец она показалась вся целиком. Раздался общий вздох облегчения: всех в воду тварь не загнала.
Последний ее сегмент заканчивался иглообразным жалом, выступавшим метра на полтора.
Над царившим дурдомом раздался вопль. Все невольно обернулись. Внимание каждого было приковано к гусенице, и развитие событий в озере прошло незамеченным.
Медленно поднимаясь из глубины, там появилось существо, похожее на кита. Оно заполнило озеро от края и до края; необъятное тело пухлой черной медузы в тридцать метров величиной! Последние капли скатились с ее выпуклой вощеной поверхности, обнаружив огромное круглое отверстие: рот.
Теперь Атон распознал ее — действительно медуза, но разросшаяся до небывалых размеров. Он сильно подозревал, что она плотоядна. Тела камнеедок исчезли где-то в стоке реки, однако непосредственных доказательств пока не было.
Доказательство не заставило себя долго ждать. Рот разинулся шире, обнажая белесый внутренний канал, изрыгающий пену, пузыри и желтые желудочные испарения. Высунулся трубчатый язык. Он выбросился почти вслепую, затем шлепнул по телу женщины, плавающей в воде, и втянул ее.
Между тем гусеница тоже занялась делом. Голова возвышалась у выхода воды, а хвост отрезал вход и пятился вдоль противоположного берега.
Мощная игла гусеницы пугала людей куда больше, чем ее голова. Внезапно хвост выскочил, удлинившись на добрых полтора метра. Он пронзил ближайшего мужчину, дурашливо замахнувшегося обломком камня, вошел ему точно в живот и вышел из спины. Мужчина жутко заверещал и затих, но тело его держалось стоймя на острие. Жало сократилось, подтолкнув труп к завершающему сегменту гусеницы.
«Какая жуткая мощь! — подумал Атон. — Жало протаранило внутренности, мышцы, позвоночник и вышло наружу».
После чего часть трупа отвратительно вернулась к жизни. Голова и руки мужчины вяло повисли, но его ноги подхватили размеренный ритм сегментов. Других сегментов.
Хвост вылетел вновь, настигнув бегущую женщину. Острие прошило ей спину и вышло из живота. Как и первая жертва, женщина потеряла сознание или умерла; как и первая, она отдала свои нижние конечности безостановочному ритму марша.
Атон осознал, наконец, ужасную природу этой ловушки. То, что казалось невинным прибежищем, в действительности, служило местом одновременной кормежки двух самых хищных обитателей Хтона. Жертва могла выбрать своего убийцу — не более того.
Целый отряд забрался в ловушку и чувствовал себя в ней как дома. Теперь не было времени думать, прикидывать, изучать. Гусеница включала в себя новые сегменты как попало — задом, передом, боком, сложенные пополам — как им довелось встретить пронзающий хвост. Китомедуза неуклюже всасывала всех, кто упал, нырнул или был сброшен в воду. Она могла позволить себе неуклюжесть. Прием пищи займет немало времени — но в ее наличии она была уверена.
Старшой шагал впереди, высматривая отметки человека, пошедшего на разведку и не вернувшегося.
— Если еще сузится, — сказал он, — придется плыть.
Никто не отозвался. Плыть здесь было опасно. Любое неосторожное движение отправило бы беспомощное тело по течению через возможные пороги, в пасть к речным хищникам или еще кому-нибудь, стоявшему наготове для защиты недоброго имени Тяжелого Похода. При пешем переходе они чувствовали хотя бы частичную безопасность, и каждый поворот, открывавший взору продолжение пути, встречался вздохом облегчения.
Туннель был достаточно высоким, чтобы рослый мужчина шел, не сгибаясь, но очень узким. Тропинка занимала четверть основания, быстрая река — все остальное, стена то и дело грозила столкнуть беспечного путника в воду. Так продолжалось километр за километром: туннель вел вниз.
Вернулся Атон и с неохотой доложил: сверху выхода нет, лишь непреодолимый водопад. О другом туннеле, за водопадом, он не сказал. Заглянув в него, он услышал отдаленный стук и ощутил угрозу, которую невозможно встретить лицом к лицу. Как онэто понял, сказать он не мог, но был в этом уверен.
Мало кто считал, что шансов вниз по реке больше — но Старшой поощрял их истерическую надежду. Возможно пересечение с другим потоком, русло которого могло вывестина поверхность. Ведь в конце концов, пещерные твари где-то вошли, а Бедокур выбрался. Где еще он мог пройти, какие здесь? Если бы он оставил знак!
Внезапно все кончилось. За последним сужением, с почти совершенным дверным проемом, туннель резко расширился. Все столпились в красивой куполообразной пещере с большим озером посередине.
Озеро было тридцати метров в поперечнике, а купол в верхней точке достигал метров пятнадцати. Таинственный путь огибал озеро по выступу шириной с полметра, в каком-то метре над поверхностью воды. Стены над выступом и под ним были отвесные или наклонялись внутрь; их не портили ни выбоины, ни трещины. Голый человек не смог взобраться с тропки вверх. На противоположной стороне озера выступ постепенно снижался до уровня воды. Там виднелся верх отверстия около полуметра в поперечнике, в которое жадно ввергалась вода.
Озеро было глубоким. Зеленое свечение виднелось на глубине нескольких метров и терялось где-то в черных глубинах. Вода была холодной; жребий определит первых кандидатов для мытья и плаванья.
Отряд расположился вокруг озера. Старшой поставил у входа стража и разрешил всем отдыхать. Мужчины и женщины сидели, как дети, на берегу, болтали ногами в воде и шутили. Впервые за время Похода воцарилась беззаботная атмосфера. Оказалось, жребий не нужен: люди, почти забывшие, что такое плавать, резвились с нескрываемой радостью.
Но Атону было почему-то не по себе. В отличие от других он чувствовал позади огромную опасность. Она возникла в туннеле за водопадом и послала биение своего сердца за ним, вниз во реке. Его душа таинственным образом угадывала ее голод, ее колоссальный аппетит: не только на еду. Опасность находилась в километрах отсюда, медленно приближаясь. Она приближалась.
Где же выход? Пещера возникла, должно быть, при подъеме гигантского пузыря газа — давно, во времена расплавленного Хтона, — пойманного постепенным охлаждением и отвердением окружающей породы. Потом ее нашла река, пробилась внутрь, заполнила и пробила себе выход Это означало, что второго выхода глубоко под водой нет, иначе пещера не была бы заполнена. Поток, выходящий через видимое отверстие, судя по всему, вполне соответствовал входящему.
Нырять в этот сток было рискованно. Обуздать завихрявшееся течение не удастся, человек окажется беспомощным — как это наверняка случилось с первым разведчиком, ибо он исчез.
Конечно, длинная веревка от дыры в верхние пещеры, прихваченная с собой, выдержала бы человека — если он сумеет внизу дышать. Но разве они были уверены, что там, за печатью воды, естьвоздух?
Время летело, и если кто-то и разделял сомнения Атона, то их не выказывал. Даже Старшой безмятежно отдыхал, наблюдая, как плавает Гранатка. Мужчины ныряли глубоко в воду в поисках рыбы или другой водной живности, но выплывали с пустыми руками. Кто-то спал, устроившись у стены; то и дело сосед в шутку устраивал ему холодную ванну.
Казалось, в этом куполе Хтон приближался к естественному раю.
Но Атон в рай не верил. Он нырнул на пять метров, на десять, настолько глубоко, насколько мог, и не обнаружил дна. Выныривая, он взял чуть в сторону, и его подхватил водоворот. Через секунду он миновал водоворот, целый и невредимый, но встревоженный. Ощущение нависшей угрозы стало острее. А что если второй сток внизу был?
Он подплыл к противоположному берегу, держась подальше от завихрений у видимою выхода. Здесь тоже имелось небольшое течение. Иными словами, подводный поток по всему периметру озера. Это было зловеще: откуда он в почти стоячей воде?
Разве только кто-то крупный поднимается снизу, отсасывая воду от краев.
Старшой наблюдал за ним. Атон указал на берег, и тот кивнул. Он тоже заметил.
Остальным ничего не сказали. Какой смысл поднимать тревогу, пока опасность неизвестна — если опасность вообще существует? Но необходимо было немедленно исследовать сток. Он может скоро понадобиться.
Послышался крик стража у входа. Кто-то напал!
«Значит, это не только воображение, — подумал Атон. — Моя душа не утратила связи с действительностью».
Схватка, хриплый возглас — и два тела упали в озеро. Одно из них — страж: невредимый, он подплыл к берегу и вновь вскарабкался на тропу. Другое — чешуйчатая камнеедка, раненая и умирающая.
Насколько Атон знал, эти твари не были плотоядными. Слишком медлительные, они никогда не приближались к человеку, так как легко становились его добычей. Что случилось с этой камнеедкой?
Появилось второе животное, потом третье… Озеро покрывалось трупами, по мере того как неуклюжие твари напарывались на каменные ножи людей. Что их сюда гнало?
Старшой подошел к Атону, стоявшему у входа.
— Послушай, — сказал он.
Далеко вверх по туннелю послышался новый шум — не похожий ни на один, который они слышали в пещерах раньше. Это был топот строя — множество ног, шагавших в такт.
Все переглянулись, воцарилось общее молчание. Обученная армия — здесь? Лакая чушь? Верхние пещеры не могли организовать поисковой партии — они не сумели бы обеспечить ее провиантом на такой долгий путь. Если выход на поверхность близко, здесь могли оказаться люди, и они, конечно же, могли идти строем, но не оттуда, откуда пришел отряд заключенных?
Топот раздавался все настойчивее, приближаясь по туннелю к пещере, — размеренный ритм с нарастающей громкостью. Вот что, чем бы оно ни было, гнало перед собой других животных?
Теперь все в куполе слышали топот. Спящих растолкали, и они тревожно прислушивались к звуку, которого не могли понять.
— Хтон Великий? — воскликнул страж, в ужасе отступая. Марширующий звук возрастал. Тот, кто маршировал, огибал последний поворот, хотя люди в куполе по-прежнему его не видели.
Наконец он появился. Гигантская шутовская голова высунулась из туннеля. У нее были огромные фасеточные глаза и усы толщиной с палец и длиной в полметра. Голова медленно поворачивалась, осматривая собравшихся; топот стих. Затем двинулась вперед — в их убежище.
Голова вжималась в узкую шею. Следом вылезло тело: приземистый горб, опирающийся на две толстые ноги, которые рывками поднимались и опускались. Люди поблизости испуганно отшатнулись, освобождая место.
Тело сужалось в хвост диаметром сантиметров пять. Затем, к всеобщему изумлению, появилось второе тело, похожее на первое. Третье, четвертое! Чудовище состояло из сегментов!
Теперь люди, оказавшиеся перед головой, в ужасе отступали назад, отчаянно стремясь убежать, но не находили места для отступления. Некоторые при неумолимом приближении твари прыгали в воду.
Всеобщая свалка началась, когда тех, кто не умел плавать или боялся, грубо столкнули с выступа, чтобы дать проход гусенице. Атон и Старшой стояли ближе всех к громадной голове. Топор Старшого был наготове, но покуда он выбирал, как отступать, а не как нападать. Еще не было достаточно известно, что это за зверь.
На выступ высыпала толпа. Здесь и раньше-то места не хватало, а длина чудовища была значительна. Десять, пятнадцать тел… но появлялись все новые сегменты, пока оно не заняло почти четверть окружности. Когда же оно кончится?
Атон заметил, что последние части гусеницы были бесформенны, гротескны — даже по сравнению с предыдущими. Они уже не были единообразны, их объединяло лишь синхронное движение ног. У некоторых сегментов имелись лишние конечности, которые без всякой пользы свисали с боков и болтались. У некоторых, похоже, были сморщенные головы, словно они принадлежали к разным видам.
Один сегмент выглядел совсем по-человечески.
Какая нелепость! Атон отступал от громадной головы.
Как же она питалась? На передней части рта не было видно, а сегменты находились в положении, неудобном для приема пищи. Они все появлялись и появлялись, занимая всю ширину выступа. Теперь стало понятно, для кого вырублена удобная дорожка.
Люди лезли друг на друга и, в безумных попытках бежать, падали в воду. Те же, кто удержался на ногах, столпились на участке менее полукруга — а тварь все наступала. Самые удаленные от уродливой головы сегменты были странно сморщены, словно из них высосали все соки. «Если ее охватывает голод, — подумал Атон, — он движется от хвоста к голове».
Наконец она показалась вся целиком. Раздался общий вздох облегчения: всех в воду тварь не загнала.
Последний ее сегмент заканчивался иглообразным жалом, выступавшим метра на полтора.
Над царившим дурдомом раздался вопль. Все невольно обернулись. Внимание каждого было приковано к гусенице, и развитие событий в озере прошло незамеченным.
Медленно поднимаясь из глубины, там появилось существо, похожее на кита. Оно заполнило озеро от края и до края; необъятное тело пухлой черной медузы в тридцать метров величиной! Последние капли скатились с ее выпуклой вощеной поверхности, обнаружив огромное круглое отверстие: рот.
Теперь Атон распознал ее — действительно медуза, но разросшаяся до небывалых размеров. Он сильно подозревал, что она плотоядна. Тела камнеедок исчезли где-то в стоке реки, однако непосредственных доказательств пока не было.
Доказательство не заставило себя долго ждать. Рот разинулся шире, обнажая белесый внутренний канал, изрыгающий пену, пузыри и желтые желудочные испарения. Высунулся трубчатый язык. Он выбросился почти вслепую, затем шлепнул по телу женщины, плавающей в воде, и втянул ее.
Между тем гусеница тоже занялась делом. Голова возвышалась у выхода воды, а хвост отрезал вход и пятился вдоль противоположного берега.
Мощная игла гусеницы пугала людей куда больше, чем ее голова. Внезапно хвост выскочил, удлинившись на добрых полтора метра. Он пронзил ближайшего мужчину, дурашливо замахнувшегося обломком камня, вошел ему точно в живот и вышел из спины. Мужчина жутко заверещал и затих, но тело его держалось стоймя на острие. Жало сократилось, подтолкнув труп к завершающему сегменту гусеницы.
«Какая жуткая мощь! — подумал Атон. — Жало протаранило внутренности, мышцы, позвоночник и вышло наружу».
После чего часть трупа отвратительно вернулась к жизни. Голова и руки мужчины вяло повисли, но его ноги подхватили размеренный ритм сегментов. Других сегментов.
Хвост вылетел вновь, настигнув бегущую женщину. Острие прошило ей спину и вышло из живота. Как и первая жертва, женщина потеряла сознание или умерла; как и первая, она отдала свои нижние конечности безостановочному ритму марша.
Атон осознал, наконец, ужасную природу этой ловушки. То, что казалось невинным прибежищем, в действительности, служило местом одновременной кормежки двух самых хищных обитателей Хтона. Жертва могла выбрать своего убийцу — не более того.
Целый отряд забрался в ловушку и чувствовал себя в ней как дома. Теперь не было времени думать, прикидывать, изучать. Гусеница включала в себя новые сегменты как попало — задом, передом, боком, сложенные пополам — как им довелось встретить пронзающий хвост. Китомедуза неуклюже всасывала всех, кто упал, нырнул или был сброшен в воду. Она могла позволить себе неуклюжесть. Прием пищи займет немало времени — но в ее наличии она была уверена.
14
Старшой взялся за руководство. Ухватив двумя руками топор и топорищем расталкивая людей, он расчистил место и шагнул вперед — на поединок с головой гусеницы. Атон последовал за ним, догадавшись о его намерении.
Старшой встал в боевую стойку и размахнулся — заиграли мышцы на его спине. Лезвие топора вошло в резиновую морду гусеницы. Из раны потекла зеленая вязкая жидкость. Тварь издала отчаянное шипение каким-то клапаном за торчащими усами и отступила. Движение передних ног волной пробежало к хвосту. Старшой ударил еще раз, целясь в выпученные глаза, но гусеница моргнула.
Моргнула: блестящие прутья из покрытой металлом кости изогнулись над глазами защитной маской. Она не использовала голову в схватке, но, тем не менее, умела защищать ее от добычи, посмевшей сопротивляться. Такое грубое оружие, как топор, могло ее разве что вспугнуть, но не убить.
Старшой ударял снова и снова, поражая края разноцветной головы, и она пятилась все дальше. Во при этом наступал хвост, а это было гораздо хуже. Круг почти замкнулся, длинное тело гусеницы простиралось неумолимо и беспредельно.
— Мы должны убить ее или прогнать прочь, — закричал Атон. — Или столкнуть в воду.
Для чудовища это означало бы конец. Гусеница тонет и расплескивает воду шагающими ногами; китомедуза давится нескончаемым куском, который ей не проглотить. Погибнут обе.
На самом деле все было не так. Согласованное нападение отряда выгнало бы гусеницу. Люди могли бы окружить ее и, схватив бесчисленные ноги снизу, столкнуть с выступа; или же взобраться к ней на спину и отпихнуть от стены. Да — ее можно победить. Но не испуганной толпой. Необходимой организованности из-за общей паники не достичь. Явный, очевидный побег — лишь он мобилизовал бы орущих людей.
— Река! — закричал Атон, указывая на бурлящее отверстие. Старшой услыхал его среди шума и оглянулся. Поняв мысль, он отступил к берегу и встал настороже, готовый помешать наступлению гусеницы.
— Туда! — завопил Старшой, указывая вниз. — ТУДА! — Какой-то мужчина увидел знак и прыгнул в мелководье между горбом китомедузы и краем озера. То плывя, то шагая по пористой плоти, он прошлепал к сливу и нырнул. Поток воды протолкнул его внутрь.
Пауза: затем еще один мужчина исчез из вида до того, как водяное чудовище его обнаружило. После него женщина, а остальные тем временем выстроились в очередь, предпочитая неведомую дорогу видимым ужасам.
Шестым человеком в дыре оказался Первоцвет. Он весил, по его собственным словам, сто восемь килограммов. Слишком поздно обнаружилось, что его туша велика для дыры. Голова и плечи исчезли в ней, дрыгающиеся ноги — нет.
— Вытащите оттуда этого ублюдка! — заорали обезумевшие люди. Голова и хвост гусеницы начали наступать, вытягиваясь из тела. Водяное чудовище шарило языком вблизи дыры. Если помеху быстро не убрать, все погибнут.
Атон прыгнул в воду и схватил дергающуюся ногу. Он нащупал камень, уперся в него и напрягся, но вода с силой давила на толстое тело, вжимая его в дыру. Атон сменил тактику: он попробовал протолкнуть его, но и это ему не удалось, тело не двигалось ни туда, ни обратно. Похоже, вытащить Первоцвета невозможно.
Старшой глянул вниз с мрачным лицом. Голова гусеницы находилась недалеко от отверстия, но проход к нему еще оставался.
— Не теряй времени! — рявкнул Старшой. — Пусти.
Атон отплыл, поглядывая на Шевелившийся позади него язык. Старшой прав — времени в обрез.
Широко расставив ноги. Старшой резко махнул топором. Он ударил по торчащей из дыры нижней части тела. Полные ноги Первоцвета перестали дергаться. Старшой взмахнул еще раз, глубже врубаясь в рану, словно валил дерево. Окрашивая воду, обильно хлынула кровь.
«Твою ли смерть я ощущаю сейчас, старина?»
Толстый язык китомедузы почуял кровь и подобрался ближе. Чтоб избежать его. Атон отчаянно поплыл прочь; скользкий холодный язык шлепнул его по ноге, обвил бедро, но искал он не Атона. Определив источник приятного вкуса, он лизнул разрубленное тело, обвился вокруг. Старшой, наблюдавший за ним, наметил удар, чтобы отрубить язык.
— Не надо! — закричал Атон. — Остановись!
Сбитый с толку, Старшой замешкался. Сначала он собирался разрубить тело Первоцвета на части, которые могли бы проскочить через дыру и таким образом открыть проход. Но если была альтернатива…
Огромный язык напрягся. Чудовище приподнялось. С хлюпающим звуком жирная красная куча покинула дыру и поплыла ко рту китомедузы. Голова Первоцвета безвольно болталась, как бы кивая Атону.
Вода рванулась вниз неистовым водоворотом. Путь был свободен. Китомедуза их спасла.
Атон прыгал одним из последних. Когда подошла его очередь, он вдруг почувствовал иррациональный страх. Куда вел путь побега? Как уверить себя, что этот шаг менее опасен, чем жуткие альтернативы позади? Но, чтобы освободить этот проход, умер Первоцвет: и ничего не оставалось, как лезть туда же.
Атон нырнул с открытыми глазами и рассмотрел проход, пока тот всасывал его. Вода толкала, продвигала Атона вперед; дыхания не хватало. Едва стены начали расширяться, он мощными гребками выплыл на поверхность.
Слишком рано — он стукнулся головой о низкий потолок и почти без сознания поплыл по бурному потоку. Через секунду чья-то сильная рука схватила его за волосы и вытащила голову из воды, чтобы он смог отдышаться. Когда в голове прояснилось, Атон понял, насколько своевременной была помощь — впереди ревел водопад.
Отплевывая розоватую воду, он выбрался на берег. Только теперь узнал своего спасителя: Гранатку.
Большинство спаслось таким же образом. Других отнесло к водопаду. Когда стало ясно, что больше никто не появится, они начали спускаться по причудливым скальным образованиям к большому озеру в шести метрах ниже водопада.
Озеро было полно людей. Те, кто не пострадал, уже выбрались на берег. Не умевшие плавать дико и бесцельно бились в воде. Некоторые уже и не бились.
Гранатка первой взялась за дело. Она подцепила за ногу барахтавшуюся поблизости женщину и вытащила ту на мелководье. Потом отправилась за другой. Плавала она превосходно.
Те, кто был в силах, последовали ее примеру. Вскоре вытащили все тела. Но страшная пошлина была оплачена.
Сто шестьдесят человек вошли под тихий купол пещеры: сейчас здесь стояло тридцать восемь. Еще семеро были слишком плохи, чтобы идти; их придется умертвить — гуманным ударом топора.
Ниже по течению раздался крик. Усталые головы повернулись, чтобы узнать, какая еще грозит опасность. Но это был крик открытия.
На плоской глыбе возвышалась пирамида из камней — произведение разума. Рядом нацарапана буква «Б» и стрела, указывающая вниз по течению.
Тропа доктора Бедокура.
Старшой встал в боевую стойку и размахнулся — заиграли мышцы на его спине. Лезвие топора вошло в резиновую морду гусеницы. Из раны потекла зеленая вязкая жидкость. Тварь издала отчаянное шипение каким-то клапаном за торчащими усами и отступила. Движение передних ног волной пробежало к хвосту. Старшой ударил еще раз, целясь в выпученные глаза, но гусеница моргнула.
Моргнула: блестящие прутья из покрытой металлом кости изогнулись над глазами защитной маской. Она не использовала голову в схватке, но, тем не менее, умела защищать ее от добычи, посмевшей сопротивляться. Такое грубое оружие, как топор, могло ее разве что вспугнуть, но не убить.
Старшой ударял снова и снова, поражая края разноцветной головы, и она пятилась все дальше. Во при этом наступал хвост, а это было гораздо хуже. Круг почти замкнулся, длинное тело гусеницы простиралось неумолимо и беспредельно.
— Мы должны убить ее или прогнать прочь, — закричал Атон. — Или столкнуть в воду.
Для чудовища это означало бы конец. Гусеница тонет и расплескивает воду шагающими ногами; китомедуза давится нескончаемым куском, который ей не проглотить. Погибнут обе.
На самом деле все было не так. Согласованное нападение отряда выгнало бы гусеницу. Люди могли бы окружить ее и, схватив бесчисленные ноги снизу, столкнуть с выступа; или же взобраться к ней на спину и отпихнуть от стены. Да — ее можно победить. Но не испуганной толпой. Необходимой организованности из-за общей паники не достичь. Явный, очевидный побег — лишь он мобилизовал бы орущих людей.
— Река! — закричал Атон, указывая на бурлящее отверстие. Старшой услыхал его среди шума и оглянулся. Поняв мысль, он отступил к берегу и встал настороже, готовый помешать наступлению гусеницы.
— Туда! — завопил Старшой, указывая вниз. — ТУДА! — Какой-то мужчина увидел знак и прыгнул в мелководье между горбом китомедузы и краем озера. То плывя, то шагая по пористой плоти, он прошлепал к сливу и нырнул. Поток воды протолкнул его внутрь.
Пауза: затем еще один мужчина исчез из вида до того, как водяное чудовище его обнаружило. После него женщина, а остальные тем временем выстроились в очередь, предпочитая неведомую дорогу видимым ужасам.
Шестым человеком в дыре оказался Первоцвет. Он весил, по его собственным словам, сто восемь килограммов. Слишком поздно обнаружилось, что его туша велика для дыры. Голова и плечи исчезли в ней, дрыгающиеся ноги — нет.
— Вытащите оттуда этого ублюдка! — заорали обезумевшие люди. Голова и хвост гусеницы начали наступать, вытягиваясь из тела. Водяное чудовище шарило языком вблизи дыры. Если помеху быстро не убрать, все погибнут.
Атон прыгнул в воду и схватил дергающуюся ногу. Он нащупал камень, уперся в него и напрягся, но вода с силой давила на толстое тело, вжимая его в дыру. Атон сменил тактику: он попробовал протолкнуть его, но и это ему не удалось, тело не двигалось ни туда, ни обратно. Похоже, вытащить Первоцвета невозможно.
Старшой глянул вниз с мрачным лицом. Голова гусеницы находилась недалеко от отверстия, но проход к нему еще оставался.
— Не теряй времени! — рявкнул Старшой. — Пусти.
Атон отплыл, поглядывая на Шевелившийся позади него язык. Старшой прав — времени в обрез.
Широко расставив ноги. Старшой резко махнул топором. Он ударил по торчащей из дыры нижней части тела. Полные ноги Первоцвета перестали дергаться. Старшой взмахнул еще раз, глубже врубаясь в рану, словно валил дерево. Окрашивая воду, обильно хлынула кровь.
«Твою ли смерть я ощущаю сейчас, старина?»
Толстый язык китомедузы почуял кровь и подобрался ближе. Чтоб избежать его. Атон отчаянно поплыл прочь; скользкий холодный язык шлепнул его по ноге, обвил бедро, но искал он не Атона. Определив источник приятного вкуса, он лизнул разрубленное тело, обвился вокруг. Старшой, наблюдавший за ним, наметил удар, чтобы отрубить язык.
— Не надо! — закричал Атон. — Остановись!
Сбитый с толку, Старшой замешкался. Сначала он собирался разрубить тело Первоцвета на части, которые могли бы проскочить через дыру и таким образом открыть проход. Но если была альтернатива…
Огромный язык напрягся. Чудовище приподнялось. С хлюпающим звуком жирная красная куча покинула дыру и поплыла ко рту китомедузы. Голова Первоцвета безвольно болталась, как бы кивая Атону.
Вода рванулась вниз неистовым водоворотом. Путь был свободен. Китомедуза их спасла.
Атон прыгал одним из последних. Когда подошла его очередь, он вдруг почувствовал иррациональный страх. Куда вел путь побега? Как уверить себя, что этот шаг менее опасен, чем жуткие альтернативы позади? Но, чтобы освободить этот проход, умер Первоцвет: и ничего не оставалось, как лезть туда же.
Атон нырнул с открытыми глазами и рассмотрел проход, пока тот всасывал его. Вода толкала, продвигала Атона вперед; дыхания не хватало. Едва стены начали расширяться, он мощными гребками выплыл на поверхность.
Слишком рано — он стукнулся головой о низкий потолок и почти без сознания поплыл по бурному потоку. Через секунду чья-то сильная рука схватила его за волосы и вытащила голову из воды, чтобы он смог отдышаться. Когда в голове прояснилось, Атон понял, насколько своевременной была помощь — впереди ревел водопад.
Отплевывая розоватую воду, он выбрался на берег. Только теперь узнал своего спасителя: Гранатку.
Большинство спаслось таким же образом. Других отнесло к водопаду. Когда стало ясно, что больше никто не появится, они начали спускаться по причудливым скальным образованиям к большому озеру в шести метрах ниже водопада.
Озеро было полно людей. Те, кто не пострадал, уже выбрались на берег. Не умевшие плавать дико и бесцельно бились в воде. Некоторые уже и не бились.
Гранатка первой взялась за дело. Она подцепила за ногу барахтавшуюся поблизости женщину и вытащила ту на мелководье. Потом отправилась за другой. Плавала она превосходно.
Те, кто был в силах, последовали ее примеру. Вскоре вытащили все тела. Но страшная пошлина была оплачена.
Сто шестьдесят человек вошли под тихий купол пещеры: сейчас здесь стояло тридцать восемь. Еще семеро были слишком плохи, чтобы идти; их придется умертвить — гуманным ударом топора.
Ниже по течению раздался крик. Усталые головы повернулись, чтобы узнать, какая еще грозит опасность. Но это был крик открытия.
На плоской глыбе возвышалась пирамида из камней — произведение разума. Рядом нацарапана буква «Б» и стрела, указывающая вниз по течению.
Тропа доктора Бедокура.
15
Дальше было легче. Выжило девятнадцать мужчин и девятнадцать женщин: самые достойные, по определению природы, из обитателей нижних пещер. Уменьшившись численно, отряд стал управляемым и действенным, а предприятие в целом — более увлекательным и менее грязным. Воздух был свеж, вода чиста, температура низка.
Знаки Бедокура появлялись через равные промежутки, указывая вниз по течению. Как он дошел так далеко один, им никогда не узнать; но он явно сделал это, пребывая в здравом уме — и этого было достаточно.
— Как он выглядел? — спросил Атон Гранатку, когда они перелезали через груду каменных изваяний.
— Очень умный, — сказала она. — Маленький и хитрый. Слабые глаза, но за ними ум, как скальпель. Он пригодился ему для побега…
— Но если он добрался так далеко, что свело его с ума?
— Наверное, увидел химеру.
Люди продолжали исчезать — причем одни мужчины — без следа. Предполагалось, что химера по прежнему преследует отряд (как она прошла через купольную пещеру?) и настигает неосторожных. Непрерывный шум реки заглушал отдаленные крики.
Поход продолжался. Река расширилась, питаемая притоками, которые их больше не интересовали, и при этом расширялись и окружающие ее пещеры. Туннели-воздуходувки пропали. Вместо них отряд шел через скальные образования, водяные отстойники и размывы, леса древообразных сталагмитов и пещеры из белых кристаллов. Порой река распадалась на несколько рукавов, петляя среди сочлененных сводов с темными потолками и неопределимыми границами, и вновь соединялась.
Знаки Бедокура появлялись через равные промежутки, указывая вниз по течению. Как он дошел так далеко один, им никогда не узнать; но он явно сделал это, пребывая в здравом уме — и этого было достаточно.
— Как он выглядел? — спросил Атон Гранатку, когда они перелезали через груду каменных изваяний.
— Очень умный, — сказала она. — Маленький и хитрый. Слабые глаза, но за ними ум, как скальпель. Он пригодился ему для побега…
— Но если он добрался так далеко, что свело его с ума?
— Наверное, увидел химеру.
Люди продолжали исчезать — причем одни мужчины — без следа. Предполагалось, что химера по прежнему преследует отряд (как она прошла через купольную пещеру?) и настигает неосторожных. Непрерывный шум реки заглушал отдаленные крики.
Поход продолжался. Река расширилась, питаемая притоками, которые их больше не интересовали, и при этом расширялись и окружающие ее пещеры. Туннели-воздуходувки пропали. Вместо них отряд шел через скальные образования, водяные отстойники и размывы, леса древообразных сталагмитов и пещеры из белых кристаллов. Порой река распадалась на несколько рукавов, петляя среди сочлененных сводов с темными потолками и неопределимыми границами, и вновь соединялась.