– Постарайся его сначала понять – только после этого ты сможешь иметь хоть какие-то оправдания. Узнай его, и только потом суди.
– Кем бы он ни был, чего бы ни делал, он заплатит мне за то, что украл у меня! – воскликнула девушка.
– Тем не менее прислушайся к моим словам.
Вара разрыдалась, перемежая всхлипывания с ругательствами на китайском, отшвырнула в кусты свои фехтовальные палки. Она уже смирилась с неизбежным. Так же как и Нэк.
Глава четырнадцатая
– Ты хочешь, чтобы я это расплавил? – недоверчиво переспросил кузнец. – Но эта сталь сварена по рецептам Древних! Мой горн не сможет даже раскалить ее докрасна.
– Тогда отрежь меч, – сказал Нэк.
– Ты меня не понял. Для того чтобы хоть немного поцарапать этот металл, нужно алмазное сверло. У меня нет таких инструментов.
Нэк не сомневался в том, что кузнец сильно преувеличивает, потому что в Геликоне люди каким-то образом все-таки работали с этой сталью. Жители севера обладали большими знаниями о чудесах ушедшего мира Древних, чем кочевники. Здесь жили в отапливаемых домах, использовали в быту некоторые старинные машины, но, несмотря на это, испытывали просто благоговейный страх перед культурой Древних. Пробыв почти год в Геликоне, Нэк тоже так и не смог избавиться от подобного же трепета. Этот кузнец скорее всего просто суеверен, но как бы там ни было, желание Нэка исполнено быть не могло.
– Я должен избавиться от этого меча, – сказал Нэк.
Пока меч является продолжением его руки, он остается убийцей. Кто следующий падет его жертвой – Вара? Тил? Доктор Джонс? Меч должен быть удален с его руки.
Кузнец покачал головой:
– Я могу срезать с тебя меч. Но для этого тебе придется укоротить руку по локоть. После этого ты скорее всего умрешь, потому что в нашем городке нет необходимого медицинского оборудования для такой операции. Лучше тебе пойти и разыскать того, кто приделал тебе эту штуковину – пускай он теперь помогает тебе от нее избавляться.
– Но до этого человека нужно идти еще три тысячи миль.
– Значит, тебе придется потерпеть и походить с мечом еще немного.
В отчаянии Нэк взглянул на свою руку-меч. Блестящее лезвие уже стало его мукой, тяжесть клинка не позволяла ему ни на секунду забыть о случившемся и о своей вине.
Не желая сдаваться так скоро, Нэк обвел лавку кузнеца лихорадочным взором. На всех стенах кузни были развешены изделия из железа: лошадиные подковы, лемехи для плугов (те, в которые в шутку предлагал Нэку переделать свой меч ненормальный), топоры, мешочки гвоздей – разнообразные продукты кузнечного ремесла. Хозяин лавки знал свое дело и жил зажиточно, потому что в этих краях работа выполнялась только за плату. В одном из углов кузни Нэк заметил изогнутый металлический предмет с рядом маленьких блестящих пластинок, прикрепленных вдоль центральной его панели. Для чего может этот предмет предназначаться? Нэк даже представить себе этого не мог.
Кузнец проследил за его взглядом:
– Что, кочевники тоже знают толк в музыке?
– Это арфа! – воскликнул Нэк. – Ты делаешь арфы?
– Это не моя работа, – со смехом ответил кузнец и прошел в угол кузни, где бережно и с любовью взял в руки странный предмет.
– Это не арфа, разве ты не видишь – на ней нет струн. Но это тоже музыкальный инструмент. Это металлофон. Смотри – вот здесь колокольчики – четырнадцать пластинок разных, но строго подобранных размеров, каждая по своей ноте. Я выторговал его за сотню фунтов первоклассных скоб для срубов. Сам я играть на нем не умею, но толк в хорошей работе по металлу знаю! Не спрашивай меня, кто и когда сделал эту штуковину – скорее всего, он был изготовлен еще до Взрыва. Играть на нем нужно молоточком. Вот, послушай.
Рассказывая о своем сокровище, кузнец очень оживился. Он быстро сходил за маленьким деревянным молоточком, снова подхватил металлофон и тихонько ударил по нескольким пластинам инструмента по очереди. Звуки, поплывшие под крышей кузни, напоминали трели колокольчиков – непривычные для уха кочевника. От каждой пластинки исходил чистый долгий звон, радующий слух.
Нэк восторженно замер. Пение металлофона всколыхнуло в нем старые приятные воспоминания. Воспоминания о тех временах, когда он был известен не только своим умением владеть мечом, но и умением владеть голосом. Когда это было? Перед падением империи и во время последующих за этим ужасов. Тогда он пел для Нэки…
Сделать из своего меча плуг Нэку не удастся, это было ясно, но сама идея давала ключ к разрешению его беды. Ему не нужно было отрезать свое оружие – он мог просто мог лишить себя способности убивать людей. Сделать так, чтобы с помощью меча уже нельзя было драться.
– Этот металл и фон – прикрепи его к моему мечу так, чтобы было нельзя оторвать, – попросил он.
– К твоему мечу? Вот этот драгоценный инструмент? – ужас в голосе кузнеца был неподдельным.
– У меня есть, чем заплатить тебе. Что ты хочешь за свою работу?
– Я не отдам мой металлофон ни за что на свете, ни за какие деньги! Тем более тебе – дикарю без малейшего представления о культуре, – чтобы ты разбил его о первое же дерево? Ты что, не понял меня? Это же музыкальный инструмент!
– Я знаю, что такое музыка. Дай мне твой маленький молоток, я попробую играть.
– Я не позволю тебе даже встать рядом с такой редкостной древностью! Убирайся из моей лавки!
Рука Нэка с мечом дрогнула и начала подниматься, но он вовремя сдержал себя. Это была именно та привычка, от которой он так хотел избавиться: бить мечом не разобравшись. Ему следует убедить кузнеца, не запугивая его и не прибегая к силе.
Нэк еще раз посмотрел вокруг. Рядом с большущей наковальней стоял бочонок с водой. Нэку как раз хотелось пить. Весь день он прошагал рядом с Тилом и Варой, а к вечеру, под влиянием внезапно принятого решения, свернул в деревню, узнав, что в ней есть лавка кузнеца. Если бы только он мог объяснить этому человеку свою беду…
Весь день я шагал по пустыне безводной,
Забыв даже вкус воды –
Чистой, холодной и свежей!
И глотка горит как от красных углей,
Забыла о Боге душа без воды –
Чистой, холодной и свежей!
Кузнец уставился на Нэка широко открытыми глазами:
– Ты умеешь петь! В жизни не слышал лучшего голоса!
Секундой раньше Нэк еще не знал, что будет петь. Когда положение стало почти безвыходным, сознание само подсказало решение – и уста, шесть лет подряд даже не вспоминавшие о пении, выплеснули наружу крик души.
– Я знаю, что такое музыка, – повторил Нэк снова.
Кузнец колебался. Потом подтолкнул металлофон к Нэку:
– Попробуй, как у тебя получиться вместе с этим.
Нэк осторожно подхватил молоточек в щипцы и бережно ударил по одной из пластинок. Звук, во много раз более чистый, чем самый прекрасный человеческий голос, привел его в восторг. Нэк ударил еще несколько раз, по соседним пластинам, потом подряд по нескольким, повторяя ритм, и снова затянул песню.
А в ночь и в ее холода для меня, глупца,
Все звезды казались полны до краев воды –
Чистой, холодной и свежей!
Кузнец воскликнул
– Поверить своим ушам не могу! Говоришь, собираешься играть на нем и петь?
Нэк кивнул.
– Заплатишь, сколько сможешь. Должен предупредить тебя, что в нашей глуши тебе несдобровать с этим чудом, поэтому прикрепить его нужно получше. Да. Это можно будет организовать… Клинок твой я покрою старинным клеем… но после этого тебе придется забыть о мече. Это ты понимаешь?
Они сторговались, и сделка была заключена. Так Нэк Меч стал Нэком Музыкантом.
– На это? – удивленно и подозрительно переспросила Вара. – Ты поменял свой меч на это?
– На металлофон. Инструмент, на котором играют маленьким деревянным молоточком. На моем мече было слишком много крови.
Лицо Вары стало злым, и она отвернулась. Тил улыбнулся.
Теперь они шли на юг и восток. Тил и Нэк возвращались с новостью для доктора Джонса. Собственно, новостью их являлась Вара, хотя таковой она себя не считала. Она была последним из оставшихся в живых свидетелей, способных ответить на вопросы, касающиеся истинной природы гибели Геликона. Вара же шла, ожидая момента исполнения своей мести Нэку; она не хотела, чтобы он ушел из ее рук целым и невредимым.
Большую часть дневного перехода Тил молчал, у Нэка тоже не было настроения завязывать разговоры, Вара обычно бывала погружена в угрюмые размышления. Впереди у них лежали три тысячи миль – около трех или четырех месяцев пути, если идти быстро и каждый день. Путешествие не обещало быть приятным.
Так или иначе, им приходилось общаться друг с другом. Местные жители в большинстве своем были настроены недружелюбно; хижин, в которых можно было когда-то найти удобный ночлег, больше не существовало даже в глубине страны ненормальных. Путь их проходил по территории, известной некогда под названием западной Канады, вдоль южных границ растянувшихся цепью больших озер и северных окраин опаснейших порченых земель. Судя по имеющейся у Тила карте, полученной от ненормальных, возможность такого пути имелась.
Каждый день им нужно есть, и это означает, что кто-то должен охотиться и добывать пропитание; каждую ночь кто-то должен не спать и охранять лагерь; кто-то должен изучать окрестности и выбирать наиболее безопасный маршрут в местах обитания разбойных дружин. Охотой по большей части занимался Тил. Через некоторое время Вара, которой, очевидно, стало стыдно сидеть сложа руки, начала ему помогать.
Нэк, лишивший себя своего меча, не мог теперь ни бить зверя, ни сражаться. Он стал полностью зависим от своих спутников, и это очень его унижало. Да, тяжело было потерять свое оружие, да еще не в кругу! На его долю оставались ночные дежурства – и он не смыкал глаз ночи напролет. После двенадцатичасовых ежедневных переходов это было не очень-то просто.
Однажды ночью, когда они разбили лагерь на берегу реки, Нэк из-за всех сил боролся со сном и отгонял дремоту, позвякивая кончиками своих щипцов по пластинкам металлофона. Испробовав свое приобретение в лавке кузнеца, Нэк больше играть на нем не пытался. Сейчас звук не доставлял ему удовольствия – звон металла о металл резал слух. Нэк взял деревянный молоточек и на пробу ударил поочередно по нескольким пластинам, вновь наполняя сознание музыкальными ладами. Тил и Вара преспокойно спали. Пройдясь по всем нотам несколько раз туда и обратно и прочувствовав их, Нэк принялся заучивать звон каждой пластинки. Вскоре он понял, что при помощи одного только молоточка можно подбирать и исполнять любую из знакомых ему мелодий. Это казалось чудом! Нэк принялся мурлыкать себе под нос то одну, то другую песню, приспосабливая свой голос к чистым тонам инструмента. Его сокровище по-прежнему было с ним: он чувствовал музыку и получал от нее удовольствие.
Поупражнявшись немножко, Нэк решил испробовать свое подзабытое умение, о котором он вспомнил только теперь, после того как с мечом было покончено. Он начал петь, старательно подыгрывая себе на металлофоне:
Только скажи мне, что будешь моею,
И счастье любви будет наше,
Так он говорил ей, пока они шли,
Вниз по берегу О-гай-о.
Нэк старательно спел всю песню до конца, чувствуя, что выводит он совсем не ту реку и не ту любовь, как бывало, потому что, несмотря на недавние горячие комплименты кузнеца, пение Нэка сейчас звучало срывающейся и хриплой тенью того, чем оно было когда-то. Однако четкий звон металлических пластин придавал его голосу уверенность и выравнивал ритм строф, чего так недоставало ему раньше, а переливы мелодии заливали его существо водопадом сладостного восторга.
Так Нэк пел, сидя перед потухающим костром и покачиваясь в такт, а перед глазами у него вставало романтическое и берущее за душу видение: молоденькая девушка гуляет с парнем вдоль берега реки, он просит ее стать его женой, она отказывает ему, он приставляет к ее груди нож и начинает грозить, в конце концов приводит свою угрозу в исполнение, и раненная девушка тонет в водах реки. История ужасная, но песня прекрасная, – одна из его любимых, до тех пор, пока жизнь не сделалась так похожа на слова песни. Глаза Нэка наполнились слезами, вокруг все поплыло.
– Ты пел о своей жене? Ты и ее убил тоже?
Нэк знал, что рано или поздно Вара проснется, и поэтому не удивился, услышав ее голос. Он знал также, что наверняка по окончании песни услышит от нее раздраженный, а скорее всего злобный вопрос.
– Наверно, ты права.
– Я спросила об этом только потому, что должна была знать, – холодно продолжила девушка. – Тил остановил меня тогда и велел сначала узнать о тебе побольше. Сначала, прежде чем я убью тебя. Я заметила, что у тебя нет браслета.
– Моя жена была ненормальной, – сказал Нэк, равнодушный к тому, что Вара о нем подумает.
– Ненормальной! Что заставило тебя связаться с ними?
– Я хочу восстановить Геликон.
– Ты лжешь! – воскликнула Вара, схватив и выбросив вперед в сжатых кулаках фехтовальные палки, которые всегда лежали с ней рядом, как у бывалого воина.
Нэк устало повернул голову в ее сторону.
– Я убийца, но не лжец.
Вара отшатнулась от него:
– Пожалуй, я пока что пощажу тебя.
– Ты хотела, чтобы Гора погибла?
– Нет!
– Тогда скажи мне: чем был Геликон для тебя? Была ли ты свободна, находясь в нем в заключении, и почему предала его в конце концов? И почему ты не испытываешь к Горе ненависть?
– Геликон был моим домом! Я любила его!
Почувствовав, что окончательно запутался, Нэк некоторое время молча изучал лицо Вары, осененное лунным светом.
– Значит, ты тоже должна желать его восстановления, как этого хочу я?
– Нет! Да! – принялась выкрикивать она вперемешку, а потом расплакалась.
Нэк оставил девушку в покое. Кто-кто, а он знал, что такое настоящее горе и как сжигает душу жажда мести, и понимание того, что месть твоя все равно не принесет облегчения. Конечно, Вара страдает сейчас, как когда-то страдал от бессилия он, после того как умерла его Нэка. И как страдает и мучается он до сих пор. Пройдут месяцы, а может быть, годы, прежде чем Вара сумеет разобраться в себе и в других и немного успокоиться, и за это время красота ее может потускнеть.
Нэк снова ударил деревянным молоточком по пластинкам металлофона и начал подбирать новую мелодию. Через некоторое время он запел снова, и Вара не сказала ни слова против.
Любимую узнаю по походке,
Любовь узнаю по ее словам…
А Тил продолжал спать, несмотря на то, что разговор Вары и Нэка происходил совсем не шепотом.
– Первый раз я увидела Вара, когда он стоял на вершине Горы Размышлений и смотрел вниз с ее края. Он мог запросто закидать меня камнями, но не стал этого делать, потому что был не из тех, кто торопится воспользоваться своим преимуществом.
– Но зачем ему было забрасывать тебя камнями? – натянуто спросил Нэк, которому был совсем не по душе разговор об умершем человеке.
– Мы должны были встретиться один на один. Ты сам это знаешь.
– Почему Боб выбрал для этого ребенка?
Может быть, сейчас он наконец узнает правду?
– Мы дрались до самой ночи, а потом стало холодно, и Вар обнял меня, чтобы я не дрожала. Он поделился со мной своим теплом, потому что всегда был щедрым.
Ее мысли текли совершенно в другом русле.
– Стал бы ты согревать ночью своего врага? – спросила она Нэка.
– Нет.
– Вот видишь. Вар всегда стремился сохранять жизнь, а не отнимать ее.
Если она намеревалась сделать ему больно, то это у нее получилось.
Как же ему вернуть этой сходящей с ума женщине то, что он у нее отнял?
– Засада, – тихо, но отчетливо сказал Тил. – Очень умелая; я заметил ее слишком поздно. Вы двое попробуете вырваться, а я вас прикрою.
Ни Нэк, ни Вара ничем не выдали своего волнения; и тот и другая имели в таких делах опыт. Тревожно переглянувшись, оба дали друг другу понять, что не заметили ничего. Но если Тил говорит, что впереди засада, то так оно и есть, невзирая на то, что с виду лес казался совершенно безлюдным.
Вара с беспечным видом повернулась и не торопясь зашагала назад. Нэк пожал плечами и устремился за ней, а Тил, лениво насвистывая сквозь зубы, отошел к ближайшему дереву как будто по нужде. Но было слишком поздно; ловушка захлопнулась и они попались.
Спереди, с боков и сзади вдруг появились вооруженные люди и быстро образовали вокруг них кольцо. Воины были вооружены булавами, посохами и фехтовальными палками. Как ни странно, ничего режущего и колющего. Стало понятно, почему ловушка так успешно сработала: воины ждали в засаде, спрятавшись в ямах! Сверху ямы были закрыты плетеными крышками и засыпаны павшей листвой, поэтому совершенно не бросались в глаза даже при ближайшем рассмотрении.
Но для обычной рядовой засады все было слишком хорошо организовано! Кроме того, это полное отсутствие режущего оружия! В чем причина?
Тил и Вара при первом появлении нападающих подбежали друг к другу и встали спиной к спине, держа палки наготове. Нэк остался стоять там, где был; по привычке взмахнув рукой с мечом, он тут же вспомнил, что с недавних пор обезоружил себя. Ему не следовало даже приближаться к своим спутникам, чтобы не мешать им.
Кольцо воинов начало сжиматься. Нэк вспомнил, как почти то же самое случилось с их с Нэкой грузовиком шесть лет назад. Если бы только он знал, чем это закончится, он ни за что бы не сдался просто так!..
– Сдавайтесь, – крикнул один из воинов – вожак.
Никто ничего ему не ответил. Нэк и его спутники отлично знали, что, повстречавшись с бандитами, легкую смерть можно найти только в бою. Такая хитро продуманная засада вряд ли устраивалась с целью пополнения дружины!
– Сдавайтесь, или смерть вам! – повторил вожак.
Теперь воины разделились на две группы – одна взяла в кольцо Тила и Вару, а вторая окружила Нэка.
– Кто вы такие?
– Тил Два Оружия.
– Вара… Палка.
Вожак налетчиков с минуту раздумывал:
– Я знаю только одного Тила Два Оружия, и он проживает очень далеко от нашего леса.
Тил не стал утруждать себя ответом. Фехтовальные палки он по-прежнему держал наготове; меч удобно висел у него на боку, в любое мгновение готовый покинуть его ножны.
– Если это действительно он, нам не взять его живым, – заметил вожак. – Ни его, ни его женщину.
Вара оставила последнее замечание без внимания. Свои фехтовальные палки она тоже держала готовыми к бою.
– Но почему он отправился в путь без своей дружины? – спросил один из бандитов. – А его женщина слишком молода – она годится ему в дочери.
– Может быть поэтому-то он и выбрал ее, – ответил вожак и сделал несколько шагов по направлению к Нэку.
– А этот не только молчит, но и скрывает свое оружие. Кто ты такой? Назови свое имя!
Ни слова не говоря, Нэк медленно поднял левую руку. Расстегнутый рукав рубахи упал вниз, явив на всеобщее обозрение его щипцы.
Среди дружинников пронесся гомон. Вожак бандитов поспешно отпрянул:
– Я слышал о воине с отрубленными руками. Меч вживлен ему в руку, и он…
Нэк кивнул:
– Они тоже напали на меня из засады.
Круг дружинников около Нэка тут же распался – люди подались от него назад.
– У нас здесь ружье, – поспешно сообщил ему вожак. – Мы не хотим тебя убивать, но если ты двинешься с места…
– Мы просто хотели пройти через этот лес, – сказал Нэк. – До вас нам нет дела.
Говорить он начал большей частью для того, чтобы отвлечь внимание бандитов от Тила и дать ему возможность незаметно достать ружье. Дружинников было много, и сейчас они могли расправиться с тройкой путников без особого труда, хотя будь ружье Тила заранее заряжено, а меч Нэка в порядке, исход этой засады мог оказаться под вопросом. Ружье, которым грозили им бандиты, было не таким уж большим, как тем казалось, преимуществом.
– У нас есть дело до вас, – снова начал вожак. – Мы хотим, чтобы вы кое-что для нас сделали. Выполните то, о чем мы вас попросим, и можете идти на все четыре стороны. Мы даже отблагодарим вас. Провалите дело – смерти не миновать.
Внутри у Нэка все перевернулось от охватившей его ярости – такую манеру разговора, присущую любым бандитам, осознающим превосходство своего положения, он ненавидел больше всего на свете. Шесть лет назад он уничтожил такую же вот дружину, возомнившую о себе черт знает что. Но теперь многое изменилось – его меча больше с ним не было. И он, избравший жизнь без насилия, должен был искать бескровный выход из положения.
– Говори, что ты хочешь от нас?
– Вы должны пройти через этот лес ночью.
Нэк с трудом подавил смешок:
– Вы так боитесь привидений?
– У нас есть на то причины. При свете дня в лесу, в котором мы обычно охотимся, безопасно. Однако с наступлением ночи привидения убивают всех, кто пытается углубиться в лес по этой тропинке хотя бы на несколько миль. Первыми гибнут воины с холодным оружием, а через некоторое время те, у которых посохи, булавы и палки. Избавьте нас от этого привидения. Для этого вам придется войти в лес ночью. Если вам улыбнется удача и вы сможете снять заклятие, мы щедро вас отблагодарим. Выберете что захотите – еду, оружие, женщин…
– Оставьте свое себе! Сегодня вы нас как следует накормите; после этого, вечером, мы сразимся с вашим привидением. Все вместе, втроем. Но не ради вас, а потому, что этот лес лежит у нас на пути.
– Обещай, что в лагере ты не станешь обнажать свой меч.
– Я не стану обнажать свой меч, если никто не будет мне досаждать.
– Обещайте и вы это, – обратился вожак бандитов к Тилу и Варе.
– Обещаю, – сказал Тил, а Вара молча кивнула.
Бандиты медленно опустили свое оружие.
Как только солнце коснулось горизонта, Тила, Нэка и Вару привели к опушке леса, как и было обговорено. Лес – охотничьи угодья бандитов – выглядел как обычно: березы, ясень и бук вперемешку, иногда сосна; поляны, заросшие густой травой. Среди травы скакали кролики. Отличное место для охоты, которое жалко терять! Без сомнений!
– Здесь есть знаки, предупреждающие о радиации? – спросил у вожака Тил.
– Были когда-то. Но опасности больше нет. У нас имеется щелкающая коробочка; лучи-убийцы ушли из этих мест.
– Но люди все равно гибнут, – пробормотал себе под нос Тил.
– Но только ночью.
Это означало, что дело здесь вовсе не в радиации. Опасность была приходящей; она подстерегала только по ночам.
– Если бы с нами сейчас был Вар… – начала Вара, и осеклась.
– Лес растянулся на десять миль, – сказал вожак. – Часть нашей дружины живет ниже по течению реки в землянках. Иногда бывает нужно пройти из одного нашего лагеря в другой ночью. Приходится делать почти двойной крюк по горам. Никто не решается идти через долину после наступления темноты.
– Река спокойная и чистая, – отметил Тил. – Тропинка, которой вы пользуетесь, безопасна?
– Вполне. На ней мы не нашли ни ловушек, ни западней, ничего такого. В лесу нет крупных хищников. В начале здесь были землеройки, но потом мы их истребили. Сейчас в лесу можно встретить только оленей, кроликов и птичью дичь. Хищников нет совсем.
– Вы находили тела погибших?
– Каждый раз. На некоторых не было никаких следов. Некоторые были изуродованы. Некоторые умирали с оружием в руках. После того как это началось, в лес всегда ходили только по несколько человек и с хорошим оружием. И все равно все погибали.
И для того чтобы одолеть эту напасть, дружинники решили устроить засаду на первых попавшихся путников и послать их в лес. Хорошо придумано, но не очень. Неужели бандитам не приходило в голову, что если кто-то сумеет одержать победу над лесной напастью, то первым делом задумается о том, а не слишком ли жестоко с ним обошлись? И следующей в этом случае в голову определенно придет мысль о мести. И снятие заклятия с леса могло оказаться для владеющей им дружины гораздо более опасным, чем злодейства самого призрака.
Тил зашагал вперед. За ним без колебаний последовали Нэк с Варой. Было еще совсем светло, но совершенно ясно, что до наступления полной темноты пройти через лес они не успеют. Десятимильный ночной переход с одним привалом для отдыха и еды – обычное дело, не считая таящегося за деревьями призрака!
Как только деревья скрыли из виду их провожатых, тройка разделилась и, пригибаясь, рассыпалась по обеим сторонам тропы и затаилась. Никто не сказал ни слова; все было заранее обговорено. Самая большая опасность исходила от людей, оставшихся позади, а не от предполагаемых призраков впереди и вокруг. При всем прочем могло случиться и так, что захватившая их в плен дружина специально умерщвляла прохожих путников в лесу, для поддержания дурной славы этого места. Чтобы там вожак дружины ни говорил, но было невозможно поверить в то, что у него нет совершенно никаких догадок о причине происшедших смертей.
Однако никто вслед за ними в лес не пошел. Повинуясь красноречивому жесту Тила, группа начала осторожно углубляться в лес – Тил двинулся вдоль тропинки со стороны чащи, Вара – по берегу реки, а Нэк, безоружный и бесполезный в случае схватки, – в центре, по ближайшему к реке краю тропы. В щипцах Нэк сжимал толстую фехтовальную палку, время от времени ударяя ею на пробу по стволам деревьев. Идти он старался пригнувшись и как можно более внимательно смотря перед собой, чтобы не угодить в ловушку, не задеть натянутую на пути веревку и не влететь головой в свешивающуюся сверху петлю. Если Нэк и ждал встречи с чем-нибудь, то определенно с чем-то вещественным, но никак не с призраком!
За час им удалось одолеть две мили. Принятые меры предосторожности казались совершенно напрасными – вокруг не было заметно ни малейшего признака какой-либо опасности. Однако впереди оставалось еще восемь миль пути и восемь часов темноты. Страх дружинников был неподдельным; возможно, землянки, в которых они жили, были следствием ужаса, испытываемого ими к бесконечным смертям на поверхности земли под сенью леса.