Страница:
-- И отец мой ничего мне не дает.
-- И в этом ничего нет особенного, как только то, что отец твой ничего
тебе не дает.
Говоря о таких вещах, никогда не говори, что в них есть зло, потому что
это была бы ложь. Разумный человек никогда ни на что не станет роптать,
потому что он хорошо понимает, что настоящее горе наше происходит не от
того, что случается с нами а от того, что мы неразумно думаем о случившемся.
Отстраним же эти неразумные мысли, и прекратится то, что мы считали
несчастием.
Если люди делают зло -- они делают зло сами себе; тебе же они не могут
сделать зла. Ты же рожден не для того, чтобы творить зло и грешить вместе с
людьми, но для того, чтобы помогать им в добрых делах и в этом находить свое
счастье.
Знай и помни, что если человек несчастен, то он сам в этом виноват,
потому что Бог создал всех людей для их счастья, а не Для того, чтобы они
были несчастны.
Из всего того, что Бог предоставляет нам в этой жизни, Он одну часть
отдал в наше полное распоряжение: она составляет как бы нашу собственность;
другая же часть находится вне нашей власти, так сказать, не принадлежит нам:
все, что другие могут связать, насиловать, отнять у нас, не принадлежит нам;
а все то, чему никто и ничто не может помешать или повредить, составляет
нашу собственность. И Бог по Своей благости дал нам в нашу собственность как
раз то, что и есть настоящее благо. Значит, Бог не враг нам; Он поступил с
нами как добрый отец: Он не дал нам только того, что не может дать нам
блага.
-- Так-то так; а вот мне пришлось расстаться с другом, и мы оба
горевали об этом.
-- Зачем же друг твой считал своим то, что вовсе не его? Бог не дал
тебя ему в вечную собственность. Когда он был с тобою, почему забывал он,
что ты можешь умереть или уехать? Он наказан за свою глупость. А ты -- зачем
ты так легкомысленно думал, что ты должен всегда жить там, где тебе приятно
живется, на том же месте, с теми же людьми, за теми же занятиями. И тебе Бог
не обещал этого. Вот ты теперь и плачешь. Ты, оказывается, несчастнее уток и
гусей, потому что они ежегодно улетают за моря и нисколько не жалеют о
прежнем свое жилище.
-- Да ведь они лишены ума!
-- Так неужели ты думаешь, что неразумные птицы должны быть счастливее
человека, у которого есть разум? Разве для того Бог наделил нас разумом,
чтобы мы были несчастны и проводили свою жизнь в слезах?
Вникни в человеческую жизнь и ты поймешь, что людям назначено то жить
вместе, то разлучаться. Когда они вместе они должны быть счастливы друг
через друга, а когда им приходится разлучаться, то они не должны печалиться
об этом, Напротив того, мы должны радоваться тому, что отличаемся от
растений, которые корнями своими прикреплены к одному месту.
Нельзя быть счастливым, когда желаешь того, что невозможно; и наоборот,
можно быть счастливым только в том случае, если желаешь возможного, потому
что в таком случае всегда будешь иметь то, чего желаешь. Все дело в том.
чтобы желать только того, что в нашей власти, того, что возможно.
Кто желает невозможного, тот раб и глупец, восстающий против своего
хозяина -- Бога. Хозяин наш желает, чтобы мы были счастливы; но для этого мы
должны помнить, что вес родившееся должно умереть и что люди должны
разлучаться.
Не проходит людям даром ничего из того, что они делают против закона
Бога. Всякий человек, который бунтует против закона Бога, будет рабом и
несчастным: он будет горевать и завидовать, он будет слаб и изнежен.
-- Как же жить? -- спрашиваешь ты.
Прежде всего и самое главное -- не пристращайся ни к чем:. больше того,
сколько ты привыкаешь к чужой вещи, о которой знаешь, что она может быть
отнята у тебя. Когда обнимаешь своего ребенка, брата, друга, то говори себе,
что ты обнимаешь нечто такое, что должно умереть, что дано тебе только на
время. Виноград спеет только осенью, и смешно желать, чтобы он рос и
созревал и зимою, и весною, и летом. Желать, чтобы никто с тобою не
расставался и не умирал,-- это все равно что желать винограда зимою. Обнимай
ребенка или друга, и сам думай: ты завтра уедешь или умрешь и мы не увидимся
больше.
-- Но ведь тяжело даже выговорить это!
-- Но что же делать? Если разлука или смерть кажется тебе
такою страшною, то ты должен во время жатв горевать о том, что умирают
колосья, а осенью плакать о том, что засохшие листья падают с деревьев.
Разлука людей больше ничего, как небольшая перемена, а смерть -- также
перемена, только немного большая. В мире нет уничтожения, а только
превращение одной жизни в другую. И для нас наступает это превращение тогда
когда Богу угодно. Ведь и родились мы не тогда, когда хотели, а когда Бог
велел.
И потому мудрый человек заботится только о том, чтобы исполнять волю
Божью и размышлять в глубине своей души так:
-- Если ты желаешь, Господи, чтобы я еще жил, то я буду жить так, как
ты велишь, буду распоряжаться тою свободою, которую Ты дал мне во всем, что
принадлежит мне. Но если я Тебе больше не нужен, то пусть будет по-Твоему! Я
до сих пор жил на земле единственно для того, чтобы служить Тебе; если же Ты
пошлешь мне смерть, то я уйду от мира, повинуясь Тебе, как служитель,
понимающий приказания и запрещения своего хозяина. А пока я остаюсь на
земле, я хочу быть тем, чем Ты хочешь, чтобы я стал.
Постоянно вникай в то, что с тобою случается. Если ты увидишь, что
случилось с тобою то, что от тебя не зависело, то помни, что тебе до этого
нет никакого дела. Если же ты все еще иногда мучаешься и горюешь о том, что
от тебя не зависит, то посмотри на случившееся как на урок, заданный тебе
Самим Богом: пользуйся этим случаем, чтобы бороться с собою, и при помощи
разума твоего укроти твое малодушное страдание.
Когда ты живешь в каком-нибудь месте, никогда не думав о том, как бы
тебе жить в другом месте, где тебе прежде было приятнее или где тебе в
будущем будет приятнее; но думай только о том, как бы тебе прожить разумно и
по-человечески там, где ты находишься.
Тогда все твои удовольствия заменятся одним удовольствием -- сознанием
того, что ты живешь разумно и служишь Богу не словами только, но и делами.
Бог поведет тебя сегодня в одно место, завтра пошлет в другое. Он покажет
тебя людям, бедного, безвластного, больного, для того чтобы ты мог примером
жизни своей обнаруживать людям ту истину, что искать блага следует не вне
себя, а в самом себе. Не думай, что Бог ненавидит тебя, если посылает тебе
бедность, болезни, презрение людей: хозяин не может ненавидеть слугу,
который хорошо исполняет его волю. И не забывает тебя Бог: Он не забывает и
самой малой твари. Он упражняет тебя и на тебе дает примеры другим людям.
Неужели же ты не отдашь себя всего Его заповедям, а будешь беспокоиться о
месте своего жительства и горевать о разлуке с друзьями?
Горестна не перемена места жительства или неизбежная разлука с
друзьями, горестно то, что человек печалится о том, чего он избегнуть не
может.
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет
таких богатств, которые не пропадали бы; нет такой высокой власти, под
которую не подкапывались бы. Все это тленно и скоропреходяще, и человек,
положивший жизнь свою во всем этом, всегда будет беспокоиться, бояться,
огорчаться и страдать. Он никогда не достигнет того, чего желает, и впадет в
то самое, чего хочет избегнуть.
Одна только душа человеческая безопаснее всякой неприступной крепости.
Почему же мы всячески стараемся ослабить эту нашу единственную твердыню?
Почему занимаемся такими вещами, которые не могут доставить нам душевной
радости, а не заботимся о том, что одно только и может дать покой нашей
душе? Мы все забываем, что если совесть наша чиста, то никто не может нам
повредить и что только от нашего неразумия и желания обладать внешними
пустяками происходят всякие ссоры и вражды.
Многие говорят, что человеку должно искать свое благо и избегать для
себя зла и что поэтому он должен считать своим врагом и противником всякого,
кто отнимает у него его благо и причиняет ему зло, хотя бы то был родной
отец его, брат или сын.
Но так ли это? Искать свое благо и избегать зла в самом деле следует.
Но неужели благо и зло для меня может заключаться в том, что зависит от
других людей? Многие, правда, жалуются на то, что кто-нибудь другой лишает
их блага и подвергает злу. Но если бы они были правы, то это значило бы, что
человек сам по себе не может достичь своего блага. Благо, следовательно,
недостижимо. Как же может называться благом то, чего нельзя достигнуть?
Нет, друзья! Единственное наше благо и зло -- в нас самих, в нашей
собственной душе. Для каждого из нас благо в том, чтобы жить разумно, а зло
в том, чтобы не жить разумно. Если мы будем это твердо помнить, то ни с кем
никогда не станем ссориться и враждовать, потому что глупо ссориться из-за
того, что не касается до нашего блага, и -- с людьми заблуждающимися и,
стало быть, несчастными.
Сократ понимал это. Злоба жены и неблагодарность сына не заставляли его
плакаться на судьбу: жена выливала ему на голову помои и топтала ногами его
пирог, а он говорил: "Это меня не касается. То, что мое -- мою душу, --
никто на свете не может отнять у меня. В этом бессильна и толпа людей против
одного человека, и самый сильный против самого слабого. Этот дар дан Богом
каждому человеку".
Так жили мудрые люди. А мы вот умеем только хорошо писать, читать да
рассуждать об этом, а на самом деле не поступаем так. Про один древний народ
говорили, что они -- лъвы у себя дома, а в чужой стороне -- лисицы. Про нас
же можно сказать, что мы -- львы на словах, а на деле -- лисицы.
Человек не должен ничего бояться, он должен быть бесстрашным и вместе с
тем он должен жить с опаской. Сначала кажется, что человек, живущий с
опаской, не может быть бесстрашным; но так только кажется. На самом же деле
это возможно, потому что бесстрашным надо быть в одних случаях, опасаться же
должно в других.
Все зло кроется в наших неразумных понятиях и в наших преступных
желаниях. И потому надо зорко и опасливо глядеть за тем, как образуются в
нас наши понятия и желания. В этом важном деле никогда нельзя быть слишком
строгим и осторожным.
Все же остальное есть дело неважное для нас, оно -- внешнее дело, а не
наше внутреннее. К тому же оно и не дано нам во власть. Поэтому и бояться
его нечего.
Мы ясно поймем, что все внешнее не имеет для нас значения только тогда,
когда будем осторожно следить за нашими понятиями и желаниями. И таким
образом, боязнь истинного зла даст нам бесстрашие перед разными выдуманными
злами.
А между тем мы сплошь да рядом попадаемся в западню, как несмышленые
звери, за которыми люди охотятся. Охотники вспугивают, например, оленя;
олень хочет уйти от опасности и бежит в другую сторону, как раз туда, где
расставлены сети,-- и попадается. То же бывает и с нами.
Чего мы малодушно боимся? Того, что не в нашей власти, Когда бываем мы
всего спокойнее и бесстрашнее? Когда дело зависит от нас самих. И выходит,
что мы самоуверенно равнодушны к нашей собственной опрометчивости, к нашим
ошибкам и страстям и все внимание и старание наше обращаем на то, чтобы
достичь успеха в том, что от нас вовсе не зависит. И таким образом, то
природное бесстрашие, с которым нам следовало бы относиться ко всему
внешнему, мы обращаем на самих себя и становимся самодовольными и
самоуверенными. И наоборот, ту природную осмотрительность, которая нам дана
для осторожного обращения с нашими внутренними понятиями и желаниями, мы
направляем на внешние обстоятельства, от нас вовсе не зависящие, и
становимся боязливыми и малодушными.
Если бы мы были постоянно настороже по отношению к нашим понятиям и
желаниям -- мы избегли бы много зла; но когда мы всячески стараемся
избегнуть того, что в чужой власти, тогда мы, как олени, попадаем в тенета
-- смущения, боязни и малодушия.
Страданий и смерти избегнуть нельзя, они -- наш удел. И вот мы как раз
их-то и боимся. Зло не в смерти и не в страдания, а в малодушии пред ними.
Правду говорит Сократ, что мы, как дети, устроим себе какое-нибудь
чучело, размалюем его пострашнее и сами же пугаемся его. Как дети боятся
пугала, ими же самими устроенного, так и мы устроили себе пугало из
страданий и смерти и боимся его.
В самом деле, подумаем: что такое смерть? Подойдем поближе к этому
страшилищу, рассмотрим его со вниманием, и мы увидим, что это только
размалеванное пугало. Ведь необходимо же душе моей когда-нибудь
разъединиться с моим телом, как и не были они соединены до моего рождения?
Ведь придется же мне умереть -- не сегодня, так завтра? К чему же
огорчаться, когда наступает смерть?
-- Зачем так устроено? -- спрашиваешь ты.
-- А затем, что так нужно для мировой жизни. Эта жизнь основана на том,
что прошлое сменилось настоящим и что настоящее в свою очередь сменится
будущим.
А что такое страдание? Это то же детское пугало. Разбери хорошенько, в
чем оно состоит. Тело наше так устроено, что оно испытывает то неприятные
ощущения, то приятные. Неприятные называются страданиями. Но и неприятные и
приятные ощущения окончатся с твоею смертью. Чего же бояться страданий,
столь непродолжительных?
Вот к каким мыслям мы приходим, когда со вниманием разбираем наши
понятия и желания. И эти мысли делают нас бесстрашными ко всему тому, что не
есть главное в нашей жизни,-- ко всему внешнему.
В таких мыслях и заключается высшая наука и жизнь.
-- Меня огорчает то, что люди думают обо мне неправильно.
-- Ведь не ты же в этом виноват, а они. Почему же это огорчает тебя?
-- Да хочется им показать, что они ошибаются. Они жалеют меня, когда я
поступаю хорошо; а когда я на самом деле виноват, то они меня одобряют. Они,
например, сожалеют обо мне, что я не домогаюсь богатства и власти.
-- Показать всем людям, в чем они ошибаются, и убедить их в том, что
разумно,-- это не в твоей власти. Тебе дана власть убеждать только самого
себя. Убедился ли ты сам в том, в чем хочешь убеждать других? Знаешь ли
ты-то сам, в чем добро, в чем зло? Живешь ли ты сам как следует? Ты знаешь,
что можешь жить, как следует, только тогда, когда будешь свободным, когда
откажешься от всего того, что не в твоей власти. А разве в твоей власти
сделать так, чтобы люди не ошибались? Ты заботишься об этом, огорчаешься
этим, значит, ты сам еще не твердо знаешь, в чем добро, в чем зло! Так не
лучше ли тебе оставить в покое других людей и учить только самого себя? Сам
ты знаешь себя больше всех и убедить себя можешь лучше, чем других. Другие
сами увидят, полезно ли им ошибаться.
Если ты живешь хорошо, а люди об этом жалеют, что же тебе остается
делать? Не станешь же ты жить скверно для того, чтобы люди перестали тебя
жалеть?
Ты знаешь, как надо праведно жить, и все-таки жизнь твоя ничуть не
лучше от этого. Отчего это?
Это оттого, что ты живешь не по твоим разумным мыслям, но оставляешь их
втуне. Лопата, которою следует копать, непременно ржавеет, если она лежит
без всякого употребления. И все твои разумные мысли ни к чему не поведут,
если ты не будешь поступать по ним.
Тебе непременно следует освободиться от всякого страха и огорчения. А
то ты боишься людской молвы, ты огорчаешься тем, что люди напрасно жалеют
или осуждают тебя вместо того, чтобы хвалить и уважать. И что же выходит из
твоего огорчения? Если ты горюешь об этом, то выходит, что ты и вправду
достоин сожаления.
Антисфен учил, что человек должен быть хорошим и вместе с тем всегда
готовым слышать про себя, что он дурен.
У меня голова не болит, а все думают, что она у меня болит. Что мне за
дело до этого? Я совсем здоров, а меня жалеют, полагая, что я болен. Я
только этому внутренне смеюсь.
И ты поступай так же.
-- Но ведь на долю других достается богатств и почестей больше, чем
мне!
-- Ну что же? Ведь и справедливо, чтобы люди имели больше того, чего
они добиваются. Они трудились, чтобы стать богатыми и достигнуть власти; а
ты трудился, чтобы правильно думать и хорошо жить. Они получили то, чего
искали, а ты получишь то, чего ты добиваешься.
Они начальники, а ты нет; они богаты, а ты нет. Да ведь ты и не
домогался того, чтобы быть начальником или богатым? Не бывает же так, что
тот, кто не заботится о чем-нибудь, Достигал бы больше того, кто заботится
об этом. Ведь потерянную вещь находит тот, кто ищет, а не тот, кто вовсе о
ней не заботится.
-- Это, положим, так, но, по-моему, гораздо справедливее, чтобы тот,
кто думает и живет праведно, был впереди всех.
-- Да он и так впереди в своем деле: в правильном мышлении, в праведной
жизни. А те люди впереди тебя в своем деле:
в богатстве и в почестях. Неужели ты полагаешь, что если ты хорошо
думаешь и поступаешь, то поэтому можешь требовать, чтобы и стрелял ты лучше
стрелков, и ковал железо лучше кузнеца, хотя бы ты этими делами и вовсе не
занимался. Конечно, если ты будешь желать иметь и то, чего ты не добивался,
то тебе непременно придется много плакать и страдать. Нельзя делать двух
вещей зараз.
Тот вставал до зари и только о том и думал, как бы подольститься к
дворцовой челяди, одарить кого следует, как бы понравиться другу Цезаря, как
бы повредить одному человеку чтобы выслужиться у другого. Когда он и
молится, он думал только об этом. Он горюет, когда пропустил случай
задобрить сильного человека; он боится, не поступил ли он нечаянно, как
честный человек, и тогда он сожалеет о том, что не соврал, а поступил
честно.
А если ты вправду хочешь верно мыслить и хорошо жить то ты, напротив,
будешь искать свои ошибки и думать только о том, как бы исправить себя. Ты
будешь помнить, что ничего, от нас не зависящее, не должно ни печалить ни
радовать нас: ни тело наше, ни богатство, ни слава. Ты будешь помнить, что у
тебя есть совесть и разум, которые только и могут привести тебя к душевному
спокойствию и счастию.
Нет, не подобает тебе обращать внимание на людскую молву о тебе и не
приходится тебе завидовать людям. Они ведь не сердятся и не удивляются,
когда ты их жалеешь: они уверены в том, что их доля лучше твоей. А ты,
значит, не уверен в том, что твоя доля лучше их. Ты не доволен ею и желаешь
того, что принадлежит им; они же довольны своей долей и не завидуют твоей.
Если ты в самом деле хочешь жить по совести и разуму, если ты взаправду
веришь, что в этом твое благо и что другие заблуждаются, то ты не будешь
беспокоиться о том, что говорят про тебя другие люди.
Разумный человек не только сам никогда ни с кем не ссорится, но если
может, то делает так, чтобы и другие не ссорились. В этом Сократ был хорошим
примером для нас. Сколько ссор он помирил, сколько было у него терпения с
женою и сыном! Он хорошо знал, что никто не может быть господином над душой
другого человека, что не в нашей власти принудить человека поступить
разумно. Мы должны при случае и по мере сия стараться склонять людей жить
разумно; но успех наших слов зависит не от нас, от нас только зависит самим
правильно поступать, и это главное; а праведные дела наши уже сами будут
учить людей добру.
У разумного человека не может быть ни одного случая для ссоры. Он
всегда заранее готов получить еще большие неприятности, чем те, которые люди
ему делают.
-- Прохожий меня обругал,-- говоришь ты.
-- Скажи ему спасибо за то, что он не побил тебя.
-- Да он побил меня!
-- Скажи спасибо, что не ранил.
-- Он и ранил меня!
-- Благодари за то, что не убил.
Мы сами виноваты в том, что люди злы. Если бы мы были добрее, то и злых
людей было бы меньше.
-- Сосед мой бросал каменьями в мои окна.
-- Ну что же? Ведь не ты, а он в этом виноват.
-- Да у меня в доме все поломано!
-- Разве ты горшок? Ведь тебя разбить нельзя: в тебе совесть и разум.
Поступи же разумно и по совести с твоим соседом. Если бы ты хотел поступить
по-зверски, то бросился бы на него и стал бы кусать его в отместку. Но ты
хочешь быть человеком -- поступи же с твоим обидчиком человечно и кротко, а
не мстительно и жестоко.
Лошадь спасается от врага своим быстрым бегом, и она несчастна не
тогда, когда не может петь петухом, а тогда, когда потеряла то, что ей
дано,-- свой быстрый бег. Собака имеет чутье; когда она лишается того, что
ей дано,-- своего чутья, то она несчастна, а не тогда, когда она не может
летать. Точно так же и человек становится несчастным не тогда, когда он не
может осилить медведя или льва или злых людей, а тогда, когда он теряет то,
что ему дано, -- доброту и рассудительность. Вот такой человек воистину
несчастный и достоин сожаления. Не то жалко, что человек родился и умер, что
он лишился своих денег, дома, имения: все это не принадлежит человеку. А то
жалко, когда человек теряет свою истинную собственность -- свое человеческое
достоинство. Если на монете печать настоящая, то, значит, монета годная; а
если печать поддельная, то брось монету: она фальшивая. И с человеком то же
самое. Если в нем есть человеческое достоинство, если он обходится с людьми
кротко, терпеливо и ласково, то всякий охотно возьмет его в соседи, в
товарищи, в друзья. Но человека, который только животное, человека, который
гневается, мстит и всем недоволен, люди остерегаются и избегают.
Если человек имеет злые намерения, то он в эту минуту не человек и его
надо жалеть. По наружному виду судить ни о чем нельзя. По наружному виду
раскрашенное восковое яблоко похоже на настоящее; но оно не имеет ни вкуса,
ни запаха, ни внутреннего состава настоящего яблока. Точно так же
недостаточно иметь наружный облик человеческий для того, чтобы быть
человеком, а надо иметь и разум, и волю человеческую. Вот этот, например, не
слушается разума, не сознается в своих ошибках даже тогда, когда ему ясно
показали их; ну, чем же он в эту минуту отличается от осла? Ничем. А этот не
может сдержать своей страсти; ну чем он в эту минуту отличается от барана?
Иной ищет, на кого накинуться, чтобы обидеть его, -- это уже не осел и не
баран, а прямо дикий зверь.
-- Но неужели я должен позволить, чтобы меня презирали?
-- Да кто тебя презирает? Люди справедливые не могут презирать тебя за
твою кротость и доброту; а до других людей тебе дела нет -- не обращай
внимания на их суждения. Не станет же искусный столяр огорчаться тем, что
человек ничего не понимающий в столярном деле, не одобряет его хорошую
работу.
-- Но если я не стану обращать внимания на людей, то они еще больше
разозлятся на меня и повредят мне!
-- Как это ты говоришь: "повредят мне"? Разве может повредить
кто-нибудь твоей душе? Так чем же ты смущаешься? Я смеюсь про себя над теми,
которые думают, что они могут повредить мне: они не знают ни кто я, ни того,
в чем я полагаю добро и зло; они не знают, что они не могут даже
прикоснуться до того что есть воистину мое и чем одним я живу.
Когда мы обучаемся грамоте, то мы учимся, как читать и писать. Но
грамота не научит нас, нужно ли писать нашему другу письмо или не нужно.
Точно так же и музыка учит нас петь или играть на балалайке, но она не
научит нас, когда можно петь и своевременно ли играть на балалайке.
-- Какая же наша способность указывает нам, что следует делать и чего
не следует?
-- Способность эта называется разумом. Один только разум указывает нам,
что следует делать и чего не следует. Разумом человек судит обо всем.
Человек понимает разумом, какое дело чего стоит, следует ли им заняться,
когда следует и как следует.
Наделив нас разумом. Бог дал нам в распоряжение то, что нам нужнее
всего и с чем мы можем справиться. Он не дал нам в распоряжение того, с чем
мы справиться не в состоянии. И благодарение Богу, что Он так сделал!
В самом деле, мы живем на земле связанные с нашим немощным, слабым
телом и окруженные такими же несовершенными людьми, как и мы сами. Разве при
этом мы сумели бы справиться со всем тем, чего Бог нам не предоставил?
Создав меня таким, каков я есть. Бог как бы сказал мне так:
"Эпиктет! Я мог бы даровать гораздо больше твоему ничтожному телу и
твоей маленькой судьбе. Но не упрекай Меня в том, что Я этого не сделал. Не
забывай, что тело твое -- не твое. Оно -- не что иное, как горсточка земли,
искусно выделанная.
Я хотел даровать тебе полной свободы делать все, что тебе вздумается,
но Я вселил в тебя божественную частицу Себя Самого. Я даровал тебе
способность стремиться к добру и избегать зла; Я вселил в тебя свободное
разумение. Если ты будешь прикладывать свой разум ко всему тому, что
случается с тобою, то ничто в мире не будет служить тебе препятствием или
стеснением на том пути, который Я тебе назначил; ты никогда не будешь
плакаться ни на свою судьбу, ни на людей; не станешь осуждать их или
подделываться к ним. Не считай, что этого мало для тебя. Неужели мало для
тебя того, что ты можешь прожить всю свою жизнь разумно, спокойно и
радостно? Так довольствуйся же этим!"
А между тем вместо того чтобы разумом освещать и направлять свою жизнь,
мы наваливаем на себя множество посторонних забот. Один заботится о здоровье
своего тела и дрожит при одной только мысли заболеть; другой мучает себя
заботами о своем богатстве; третий волнуется об участи своих детей, о делах
своего брата, об усердии своего раба. Мы добровольно взваливаем на себя все
-- И в этом ничего нет особенного, как только то, что отец твой ничего
тебе не дает.
Говоря о таких вещах, никогда не говори, что в них есть зло, потому что
это была бы ложь. Разумный человек никогда ни на что не станет роптать,
потому что он хорошо понимает, что настоящее горе наше происходит не от
того, что случается с нами а от того, что мы неразумно думаем о случившемся.
Отстраним же эти неразумные мысли, и прекратится то, что мы считали
несчастием.
Если люди делают зло -- они делают зло сами себе; тебе же они не могут
сделать зла. Ты же рожден не для того, чтобы творить зло и грешить вместе с
людьми, но для того, чтобы помогать им в добрых делах и в этом находить свое
счастье.
Знай и помни, что если человек несчастен, то он сам в этом виноват,
потому что Бог создал всех людей для их счастья, а не Для того, чтобы они
были несчастны.
Из всего того, что Бог предоставляет нам в этой жизни, Он одну часть
отдал в наше полное распоряжение: она составляет как бы нашу собственность;
другая же часть находится вне нашей власти, так сказать, не принадлежит нам:
все, что другие могут связать, насиловать, отнять у нас, не принадлежит нам;
а все то, чему никто и ничто не может помешать или повредить, составляет
нашу собственность. И Бог по Своей благости дал нам в нашу собственность как
раз то, что и есть настоящее благо. Значит, Бог не враг нам; Он поступил с
нами как добрый отец: Он не дал нам только того, что не может дать нам
блага.
-- Так-то так; а вот мне пришлось расстаться с другом, и мы оба
горевали об этом.
-- Зачем же друг твой считал своим то, что вовсе не его? Бог не дал
тебя ему в вечную собственность. Когда он был с тобою, почему забывал он,
что ты можешь умереть или уехать? Он наказан за свою глупость. А ты -- зачем
ты так легкомысленно думал, что ты должен всегда жить там, где тебе приятно
живется, на том же месте, с теми же людьми, за теми же занятиями. И тебе Бог
не обещал этого. Вот ты теперь и плачешь. Ты, оказывается, несчастнее уток и
гусей, потому что они ежегодно улетают за моря и нисколько не жалеют о
прежнем свое жилище.
-- Да ведь они лишены ума!
-- Так неужели ты думаешь, что неразумные птицы должны быть счастливее
человека, у которого есть разум? Разве для того Бог наделил нас разумом,
чтобы мы были несчастны и проводили свою жизнь в слезах?
Вникни в человеческую жизнь и ты поймешь, что людям назначено то жить
вместе, то разлучаться. Когда они вместе они должны быть счастливы друг
через друга, а когда им приходится разлучаться, то они не должны печалиться
об этом, Напротив того, мы должны радоваться тому, что отличаемся от
растений, которые корнями своими прикреплены к одному месту.
Нельзя быть счастливым, когда желаешь того, что невозможно; и наоборот,
можно быть счастливым только в том случае, если желаешь возможного, потому
что в таком случае всегда будешь иметь то, чего желаешь. Все дело в том.
чтобы желать только того, что в нашей власти, того, что возможно.
Кто желает невозможного, тот раб и глупец, восстающий против своего
хозяина -- Бога. Хозяин наш желает, чтобы мы были счастливы; но для этого мы
должны помнить, что вес родившееся должно умереть и что люди должны
разлучаться.
Не проходит людям даром ничего из того, что они делают против закона
Бога. Всякий человек, который бунтует против закона Бога, будет рабом и
несчастным: он будет горевать и завидовать, он будет слаб и изнежен.
-- Как же жить? -- спрашиваешь ты.
Прежде всего и самое главное -- не пристращайся ни к чем:. больше того,
сколько ты привыкаешь к чужой вещи, о которой знаешь, что она может быть
отнята у тебя. Когда обнимаешь своего ребенка, брата, друга, то говори себе,
что ты обнимаешь нечто такое, что должно умереть, что дано тебе только на
время. Виноград спеет только осенью, и смешно желать, чтобы он рос и
созревал и зимою, и весною, и летом. Желать, чтобы никто с тобою не
расставался и не умирал,-- это все равно что желать винограда зимою. Обнимай
ребенка или друга, и сам думай: ты завтра уедешь или умрешь и мы не увидимся
больше.
-- Но ведь тяжело даже выговорить это!
-- Но что же делать? Если разлука или смерть кажется тебе
такою страшною, то ты должен во время жатв горевать о том, что умирают
колосья, а осенью плакать о том, что засохшие листья падают с деревьев.
Разлука людей больше ничего, как небольшая перемена, а смерть -- также
перемена, только немного большая. В мире нет уничтожения, а только
превращение одной жизни в другую. И для нас наступает это превращение тогда
когда Богу угодно. Ведь и родились мы не тогда, когда хотели, а когда Бог
велел.
И потому мудрый человек заботится только о том, чтобы исполнять волю
Божью и размышлять в глубине своей души так:
-- Если ты желаешь, Господи, чтобы я еще жил, то я буду жить так, как
ты велишь, буду распоряжаться тою свободою, которую Ты дал мне во всем, что
принадлежит мне. Но если я Тебе больше не нужен, то пусть будет по-Твоему! Я
до сих пор жил на земле единственно для того, чтобы служить Тебе; если же Ты
пошлешь мне смерть, то я уйду от мира, повинуясь Тебе, как служитель,
понимающий приказания и запрещения своего хозяина. А пока я остаюсь на
земле, я хочу быть тем, чем Ты хочешь, чтобы я стал.
Постоянно вникай в то, что с тобою случается. Если ты увидишь, что
случилось с тобою то, что от тебя не зависело, то помни, что тебе до этого
нет никакого дела. Если же ты все еще иногда мучаешься и горюешь о том, что
от тебя не зависит, то посмотри на случившееся как на урок, заданный тебе
Самим Богом: пользуйся этим случаем, чтобы бороться с собою, и при помощи
разума твоего укроти твое малодушное страдание.
Когда ты живешь в каком-нибудь месте, никогда не думав о том, как бы
тебе жить в другом месте, где тебе прежде было приятнее или где тебе в
будущем будет приятнее; но думай только о том, как бы тебе прожить разумно и
по-человечески там, где ты находишься.
Тогда все твои удовольствия заменятся одним удовольствием -- сознанием
того, что ты живешь разумно и служишь Богу не словами только, но и делами.
Бог поведет тебя сегодня в одно место, завтра пошлет в другое. Он покажет
тебя людям, бедного, безвластного, больного, для того чтобы ты мог примером
жизни своей обнаруживать людям ту истину, что искать блага следует не вне
себя, а в самом себе. Не думай, что Бог ненавидит тебя, если посылает тебе
бедность, болезни, презрение людей: хозяин не может ненавидеть слугу,
который хорошо исполняет его волю. И не забывает тебя Бог: Он не забывает и
самой малой твари. Он упражняет тебя и на тебе дает примеры другим людям.
Неужели же ты не отдашь себя всего Его заповедям, а будешь беспокоиться о
месте своего жительства и горевать о разлуке с друзьями?
Горестна не перемена места жительства или неизбежная разлука с
друзьями, горестно то, что человек печалится о том, чего он избегнуть не
может.
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет
таких богатств, которые не пропадали бы; нет такой высокой власти, под
которую не подкапывались бы. Все это тленно и скоропреходяще, и человек,
положивший жизнь свою во всем этом, всегда будет беспокоиться, бояться,
огорчаться и страдать. Он никогда не достигнет того, чего желает, и впадет в
то самое, чего хочет избегнуть.
Одна только душа человеческая безопаснее всякой неприступной крепости.
Почему же мы всячески стараемся ослабить эту нашу единственную твердыню?
Почему занимаемся такими вещами, которые не могут доставить нам душевной
радости, а не заботимся о том, что одно только и может дать покой нашей
душе? Мы все забываем, что если совесть наша чиста, то никто не может нам
повредить и что только от нашего неразумия и желания обладать внешними
пустяками происходят всякие ссоры и вражды.
Многие говорят, что человеку должно искать свое благо и избегать для
себя зла и что поэтому он должен считать своим врагом и противником всякого,
кто отнимает у него его благо и причиняет ему зло, хотя бы то был родной
отец его, брат или сын.
Но так ли это? Искать свое благо и избегать зла в самом деле следует.
Но неужели благо и зло для меня может заключаться в том, что зависит от
других людей? Многие, правда, жалуются на то, что кто-нибудь другой лишает
их блага и подвергает злу. Но если бы они были правы, то это значило бы, что
человек сам по себе не может достичь своего блага. Благо, следовательно,
недостижимо. Как же может называться благом то, чего нельзя достигнуть?
Нет, друзья! Единственное наше благо и зло -- в нас самих, в нашей
собственной душе. Для каждого из нас благо в том, чтобы жить разумно, а зло
в том, чтобы не жить разумно. Если мы будем это твердо помнить, то ни с кем
никогда не станем ссориться и враждовать, потому что глупо ссориться из-за
того, что не касается до нашего блага, и -- с людьми заблуждающимися и,
стало быть, несчастными.
Сократ понимал это. Злоба жены и неблагодарность сына не заставляли его
плакаться на судьбу: жена выливала ему на голову помои и топтала ногами его
пирог, а он говорил: "Это меня не касается. То, что мое -- мою душу, --
никто на свете не может отнять у меня. В этом бессильна и толпа людей против
одного человека, и самый сильный против самого слабого. Этот дар дан Богом
каждому человеку".
Так жили мудрые люди. А мы вот умеем только хорошо писать, читать да
рассуждать об этом, а на самом деле не поступаем так. Про один древний народ
говорили, что они -- лъвы у себя дома, а в чужой стороне -- лисицы. Про нас
же можно сказать, что мы -- львы на словах, а на деле -- лисицы.
Человек не должен ничего бояться, он должен быть бесстрашным и вместе с
тем он должен жить с опаской. Сначала кажется, что человек, живущий с
опаской, не может быть бесстрашным; но так только кажется. На самом же деле
это возможно, потому что бесстрашным надо быть в одних случаях, опасаться же
должно в других.
Все зло кроется в наших неразумных понятиях и в наших преступных
желаниях. И потому надо зорко и опасливо глядеть за тем, как образуются в
нас наши понятия и желания. В этом важном деле никогда нельзя быть слишком
строгим и осторожным.
Все же остальное есть дело неважное для нас, оно -- внешнее дело, а не
наше внутреннее. К тому же оно и не дано нам во власть. Поэтому и бояться
его нечего.
Мы ясно поймем, что все внешнее не имеет для нас значения только тогда,
когда будем осторожно следить за нашими понятиями и желаниями. И таким
образом, боязнь истинного зла даст нам бесстрашие перед разными выдуманными
злами.
А между тем мы сплошь да рядом попадаемся в западню, как несмышленые
звери, за которыми люди охотятся. Охотники вспугивают, например, оленя;
олень хочет уйти от опасности и бежит в другую сторону, как раз туда, где
расставлены сети,-- и попадается. То же бывает и с нами.
Чего мы малодушно боимся? Того, что не в нашей власти, Когда бываем мы
всего спокойнее и бесстрашнее? Когда дело зависит от нас самих. И выходит,
что мы самоуверенно равнодушны к нашей собственной опрометчивости, к нашим
ошибкам и страстям и все внимание и старание наше обращаем на то, чтобы
достичь успеха в том, что от нас вовсе не зависит. И таким образом, то
природное бесстрашие, с которым нам следовало бы относиться ко всему
внешнему, мы обращаем на самих себя и становимся самодовольными и
самоуверенными. И наоборот, ту природную осмотрительность, которая нам дана
для осторожного обращения с нашими внутренними понятиями и желаниями, мы
направляем на внешние обстоятельства, от нас вовсе не зависящие, и
становимся боязливыми и малодушными.
Если бы мы были постоянно настороже по отношению к нашим понятиям и
желаниям -- мы избегли бы много зла; но когда мы всячески стараемся
избегнуть того, что в чужой власти, тогда мы, как олени, попадаем в тенета
-- смущения, боязни и малодушия.
Страданий и смерти избегнуть нельзя, они -- наш удел. И вот мы как раз
их-то и боимся. Зло не в смерти и не в страдания, а в малодушии пред ними.
Правду говорит Сократ, что мы, как дети, устроим себе какое-нибудь
чучело, размалюем его пострашнее и сами же пугаемся его. Как дети боятся
пугала, ими же самими устроенного, так и мы устроили себе пугало из
страданий и смерти и боимся его.
В самом деле, подумаем: что такое смерть? Подойдем поближе к этому
страшилищу, рассмотрим его со вниманием, и мы увидим, что это только
размалеванное пугало. Ведь необходимо же душе моей когда-нибудь
разъединиться с моим телом, как и не были они соединены до моего рождения?
Ведь придется же мне умереть -- не сегодня, так завтра? К чему же
огорчаться, когда наступает смерть?
-- Зачем так устроено? -- спрашиваешь ты.
-- А затем, что так нужно для мировой жизни. Эта жизнь основана на том,
что прошлое сменилось настоящим и что настоящее в свою очередь сменится
будущим.
А что такое страдание? Это то же детское пугало. Разбери хорошенько, в
чем оно состоит. Тело наше так устроено, что оно испытывает то неприятные
ощущения, то приятные. Неприятные называются страданиями. Но и неприятные и
приятные ощущения окончатся с твоею смертью. Чего же бояться страданий,
столь непродолжительных?
Вот к каким мыслям мы приходим, когда со вниманием разбираем наши
понятия и желания. И эти мысли делают нас бесстрашными ко всему тому, что не
есть главное в нашей жизни,-- ко всему внешнему.
В таких мыслях и заключается высшая наука и жизнь.
-- Меня огорчает то, что люди думают обо мне неправильно.
-- Ведь не ты же в этом виноват, а они. Почему же это огорчает тебя?
-- Да хочется им показать, что они ошибаются. Они жалеют меня, когда я
поступаю хорошо; а когда я на самом деле виноват, то они меня одобряют. Они,
например, сожалеют обо мне, что я не домогаюсь богатства и власти.
-- Показать всем людям, в чем они ошибаются, и убедить их в том, что
разумно,-- это не в твоей власти. Тебе дана власть убеждать только самого
себя. Убедился ли ты сам в том, в чем хочешь убеждать других? Знаешь ли
ты-то сам, в чем добро, в чем зло? Живешь ли ты сам как следует? Ты знаешь,
что можешь жить, как следует, только тогда, когда будешь свободным, когда
откажешься от всего того, что не в твоей власти. А разве в твоей власти
сделать так, чтобы люди не ошибались? Ты заботишься об этом, огорчаешься
этим, значит, ты сам еще не твердо знаешь, в чем добро, в чем зло! Так не
лучше ли тебе оставить в покое других людей и учить только самого себя? Сам
ты знаешь себя больше всех и убедить себя можешь лучше, чем других. Другие
сами увидят, полезно ли им ошибаться.
Если ты живешь хорошо, а люди об этом жалеют, что же тебе остается
делать? Не станешь же ты жить скверно для того, чтобы люди перестали тебя
жалеть?
Ты знаешь, как надо праведно жить, и все-таки жизнь твоя ничуть не
лучше от этого. Отчего это?
Это оттого, что ты живешь не по твоим разумным мыслям, но оставляешь их
втуне. Лопата, которою следует копать, непременно ржавеет, если она лежит
без всякого употребления. И все твои разумные мысли ни к чему не поведут,
если ты не будешь поступать по ним.
Тебе непременно следует освободиться от всякого страха и огорчения. А
то ты боишься людской молвы, ты огорчаешься тем, что люди напрасно жалеют
или осуждают тебя вместо того, чтобы хвалить и уважать. И что же выходит из
твоего огорчения? Если ты горюешь об этом, то выходит, что ты и вправду
достоин сожаления.
Антисфен учил, что человек должен быть хорошим и вместе с тем всегда
готовым слышать про себя, что он дурен.
У меня голова не болит, а все думают, что она у меня болит. Что мне за
дело до этого? Я совсем здоров, а меня жалеют, полагая, что я болен. Я
только этому внутренне смеюсь.
И ты поступай так же.
-- Но ведь на долю других достается богатств и почестей больше, чем
мне!
-- Ну что же? Ведь и справедливо, чтобы люди имели больше того, чего
они добиваются. Они трудились, чтобы стать богатыми и достигнуть власти; а
ты трудился, чтобы правильно думать и хорошо жить. Они получили то, чего
искали, а ты получишь то, чего ты добиваешься.
Они начальники, а ты нет; они богаты, а ты нет. Да ведь ты и не
домогался того, чтобы быть начальником или богатым? Не бывает же так, что
тот, кто не заботится о чем-нибудь, Достигал бы больше того, кто заботится
об этом. Ведь потерянную вещь находит тот, кто ищет, а не тот, кто вовсе о
ней не заботится.
-- Это, положим, так, но, по-моему, гораздо справедливее, чтобы тот,
кто думает и живет праведно, был впереди всех.
-- Да он и так впереди в своем деле: в правильном мышлении, в праведной
жизни. А те люди впереди тебя в своем деле:
в богатстве и в почестях. Неужели ты полагаешь, что если ты хорошо
думаешь и поступаешь, то поэтому можешь требовать, чтобы и стрелял ты лучше
стрелков, и ковал железо лучше кузнеца, хотя бы ты этими делами и вовсе не
занимался. Конечно, если ты будешь желать иметь и то, чего ты не добивался,
то тебе непременно придется много плакать и страдать. Нельзя делать двух
вещей зараз.
Тот вставал до зари и только о том и думал, как бы подольститься к
дворцовой челяди, одарить кого следует, как бы понравиться другу Цезаря, как
бы повредить одному человеку чтобы выслужиться у другого. Когда он и
молится, он думал только об этом. Он горюет, когда пропустил случай
задобрить сильного человека; он боится, не поступил ли он нечаянно, как
честный человек, и тогда он сожалеет о том, что не соврал, а поступил
честно.
А если ты вправду хочешь верно мыслить и хорошо жить то ты, напротив,
будешь искать свои ошибки и думать только о том, как бы исправить себя. Ты
будешь помнить, что ничего, от нас не зависящее, не должно ни печалить ни
радовать нас: ни тело наше, ни богатство, ни слава. Ты будешь помнить, что у
тебя есть совесть и разум, которые только и могут привести тебя к душевному
спокойствию и счастию.
Нет, не подобает тебе обращать внимание на людскую молву о тебе и не
приходится тебе завидовать людям. Они ведь не сердятся и не удивляются,
когда ты их жалеешь: они уверены в том, что их доля лучше твоей. А ты,
значит, не уверен в том, что твоя доля лучше их. Ты не доволен ею и желаешь
того, что принадлежит им; они же довольны своей долей и не завидуют твоей.
Если ты в самом деле хочешь жить по совести и разуму, если ты взаправду
веришь, что в этом твое благо и что другие заблуждаются, то ты не будешь
беспокоиться о том, что говорят про тебя другие люди.
Разумный человек не только сам никогда ни с кем не ссорится, но если
может, то делает так, чтобы и другие не ссорились. В этом Сократ был хорошим
примером для нас. Сколько ссор он помирил, сколько было у него терпения с
женою и сыном! Он хорошо знал, что никто не может быть господином над душой
другого человека, что не в нашей власти принудить человека поступить
разумно. Мы должны при случае и по мере сия стараться склонять людей жить
разумно; но успех наших слов зависит не от нас, от нас только зависит самим
правильно поступать, и это главное; а праведные дела наши уже сами будут
учить людей добру.
У разумного человека не может быть ни одного случая для ссоры. Он
всегда заранее готов получить еще большие неприятности, чем те, которые люди
ему делают.
-- Прохожий меня обругал,-- говоришь ты.
-- Скажи ему спасибо за то, что он не побил тебя.
-- Да он побил меня!
-- Скажи спасибо, что не ранил.
-- Он и ранил меня!
-- Благодари за то, что не убил.
Мы сами виноваты в том, что люди злы. Если бы мы были добрее, то и злых
людей было бы меньше.
-- Сосед мой бросал каменьями в мои окна.
-- Ну что же? Ведь не ты, а он в этом виноват.
-- Да у меня в доме все поломано!
-- Разве ты горшок? Ведь тебя разбить нельзя: в тебе совесть и разум.
Поступи же разумно и по совести с твоим соседом. Если бы ты хотел поступить
по-зверски, то бросился бы на него и стал бы кусать его в отместку. Но ты
хочешь быть человеком -- поступи же с твоим обидчиком человечно и кротко, а
не мстительно и жестоко.
Лошадь спасается от врага своим быстрым бегом, и она несчастна не
тогда, когда не может петь петухом, а тогда, когда потеряла то, что ей
дано,-- свой быстрый бег. Собака имеет чутье; когда она лишается того, что
ей дано,-- своего чутья, то она несчастна, а не тогда, когда она не может
летать. Точно так же и человек становится несчастным не тогда, когда он не
может осилить медведя или льва или злых людей, а тогда, когда он теряет то,
что ему дано, -- доброту и рассудительность. Вот такой человек воистину
несчастный и достоин сожаления. Не то жалко, что человек родился и умер, что
он лишился своих денег, дома, имения: все это не принадлежит человеку. А то
жалко, когда человек теряет свою истинную собственность -- свое человеческое
достоинство. Если на монете печать настоящая, то, значит, монета годная; а
если печать поддельная, то брось монету: она фальшивая. И с человеком то же
самое. Если в нем есть человеческое достоинство, если он обходится с людьми
кротко, терпеливо и ласково, то всякий охотно возьмет его в соседи, в
товарищи, в друзья. Но человека, который только животное, человека, который
гневается, мстит и всем недоволен, люди остерегаются и избегают.
Если человек имеет злые намерения, то он в эту минуту не человек и его
надо жалеть. По наружному виду судить ни о чем нельзя. По наружному виду
раскрашенное восковое яблоко похоже на настоящее; но оно не имеет ни вкуса,
ни запаха, ни внутреннего состава настоящего яблока. Точно так же
недостаточно иметь наружный облик человеческий для того, чтобы быть
человеком, а надо иметь и разум, и волю человеческую. Вот этот, например, не
слушается разума, не сознается в своих ошибках даже тогда, когда ему ясно
показали их; ну, чем же он в эту минуту отличается от осла? Ничем. А этот не
может сдержать своей страсти; ну чем он в эту минуту отличается от барана?
Иной ищет, на кого накинуться, чтобы обидеть его, -- это уже не осел и не
баран, а прямо дикий зверь.
-- Но неужели я должен позволить, чтобы меня презирали?
-- Да кто тебя презирает? Люди справедливые не могут презирать тебя за
твою кротость и доброту; а до других людей тебе дела нет -- не обращай
внимания на их суждения. Не станет же искусный столяр огорчаться тем, что
человек ничего не понимающий в столярном деле, не одобряет его хорошую
работу.
-- Но если я не стану обращать внимания на людей, то они еще больше
разозлятся на меня и повредят мне!
-- Как это ты говоришь: "повредят мне"? Разве может повредить
кто-нибудь твоей душе? Так чем же ты смущаешься? Я смеюсь про себя над теми,
которые думают, что они могут повредить мне: они не знают ни кто я, ни того,
в чем я полагаю добро и зло; они не знают, что они не могут даже
прикоснуться до того что есть воистину мое и чем одним я живу.
Когда мы обучаемся грамоте, то мы учимся, как читать и писать. Но
грамота не научит нас, нужно ли писать нашему другу письмо или не нужно.
Точно так же и музыка учит нас петь или играть на балалайке, но она не
научит нас, когда можно петь и своевременно ли играть на балалайке.
-- Какая же наша способность указывает нам, что следует делать и чего
не следует?
-- Способность эта называется разумом. Один только разум указывает нам,
что следует делать и чего не следует. Разумом человек судит обо всем.
Человек понимает разумом, какое дело чего стоит, следует ли им заняться,
когда следует и как следует.
Наделив нас разумом. Бог дал нам в распоряжение то, что нам нужнее
всего и с чем мы можем справиться. Он не дал нам в распоряжение того, с чем
мы справиться не в состоянии. И благодарение Богу, что Он так сделал!
В самом деле, мы живем на земле связанные с нашим немощным, слабым
телом и окруженные такими же несовершенными людьми, как и мы сами. Разве при
этом мы сумели бы справиться со всем тем, чего Бог нам не предоставил?
Создав меня таким, каков я есть. Бог как бы сказал мне так:
"Эпиктет! Я мог бы даровать гораздо больше твоему ничтожному телу и
твоей маленькой судьбе. Но не упрекай Меня в том, что Я этого не сделал. Не
забывай, что тело твое -- не твое. Оно -- не что иное, как горсточка земли,
искусно выделанная.
Я хотел даровать тебе полной свободы делать все, что тебе вздумается,
но Я вселил в тебя божественную частицу Себя Самого. Я даровал тебе
способность стремиться к добру и избегать зла; Я вселил в тебя свободное
разумение. Если ты будешь прикладывать свой разум ко всему тому, что
случается с тобою, то ничто в мире не будет служить тебе препятствием или
стеснением на том пути, который Я тебе назначил; ты никогда не будешь
плакаться ни на свою судьбу, ни на людей; не станешь осуждать их или
подделываться к ним. Не считай, что этого мало для тебя. Неужели мало для
тебя того, что ты можешь прожить всю свою жизнь разумно, спокойно и
радостно? Так довольствуйся же этим!"
А между тем вместо того чтобы разумом освещать и направлять свою жизнь,
мы наваливаем на себя множество посторонних забот. Один заботится о здоровье
своего тела и дрожит при одной только мысли заболеть; другой мучает себя
заботами о своем богатстве; третий волнуется об участи своих детей, о делах
своего брата, об усердии своего раба. Мы добровольно взваливаем на себя все