Эпосы. Дважды умершая

Без автора
Дважды умершая
«Повесть о том, как любящая Чжоу Шэн-сянь привела в смятение лавку Фаней»

   Рассказ четырнадцатый из сборника «Синши хэнъянь».

 
В годы мира день, как праздник,
Бесконечен и чудесен:
 

 
До зари в окрестных селах
Раздаются звуки песен.
 

 
Говорят, прибудет скоро
Государя колесница;
 

 
Все выходят на дорогу
Сыну Неба поклониться.
 

   В этих строках выражено и воспето ощущение близости к государю. Так уже повелось с незапамятных времен, где бы ни основал Сын Неба свою столицу, везде расцветает земля и процветают таланты. А высокие горы и тихоструйные реки близ новой столицы пуще прежнего радуют сердца и веселят душу.
   Напомним, что в династию Тан главным украшением столицы служил Извилистый пруд, а в династию Сун – пруд Золотого Сияния. Круглый год блистали они прелестью и очарованием, и со всех концов города собирались сюда одаренные талантами юноши и прекраснейшие девушки, чтобы погулять и с приятностью провести время. Нередко наведывался и сам Сын Неба и разделял с народом его радость и веселье. Сейчас мы поведем речь о временах Сунской династии, о годах правления императора Хуэй-цзуна. В Восточной столице ^[1] на берегу пруда Золотого Сияния стояла винная лавка «Радости и процветания». Хозяином ее был некий Фань. Обычно его звали Старшим Фанем – чтобы отличить от брата, Младшего Фаня, юного и еще холостого. Весна была на исходе, приближалось лето. Что ни день, на берегах пруда было тесно, как в муравейнике. Как-то раз среди гуляющих оказался и Фань. Сперва он с восторгом и изумлением разглядывал пышно разодетых юношей и красавиц, а потом зашел в чайный домик. Там он заметил девушку от роду лет восемнадцати, прекрасную, как цветок или луна. Фань замер, затаил дыхание и, не отрывая глаз, смотрел на девушку, О ней можно было сказать так:

 
Чудо! На девушку глянешь едва –
Кругом идет голова.
 

 
Спрячьте красавицу в башне дворца,
Чтоб не смущала сердца!
 

 
След ее – лотос над тихой водой:
Мигом утратишь покой.
 

 
Девичьи щеки, как персик, нежны
И как дыханье весны.
 

 
Белый нефрит потускнеет пред ней, –
Девичья кожа белей.
 

 
С нею бы вместе за полог уйти.
Где его в чайной найти?
 

   Страсть непокорна нашей воле. Вот и тогда красавица бросила на Фаня один-единственный взгляд и тут же прочитала в его глазах любовное чувство. Девушка обрадовалась и подумала: «Молодец хоть куда! Хорошо бы выйти за него замуж. Но только сейчас он здесь, а завтра и след простыл! Как бы это с ним заговорить да выведать, женат он или нет?» Девушка не знала, что делать. Просить о помощи служанку или мамку, которые были при ней, она не могла, но тут, на ее счастье, за порогом вдруг послышался грохот бадьи водоноса. Брови красавицы радостно встрепенулись: хитроумный замысел мигом сложился у нее в голове.
   – Эй, водонос, налей-ка мне сладкой водицы! – крикнула она.
   Водонос зачерпнул ковшиком сладкую воду, плеснул в медную кружку и подал девушке. Красавица отпила глоток и швырнула кружку наземь.
   – Ты что же это, погубить меня вздумал, злодей? Да ты знаешь ли, кто я?
   «Ну-ка, ну-ка, послушаем», – сказал про себя Фань, а Девушка между тем продолжала:
   – Я дочь Чжоу из Цаомыньли, мое детское имя – Шэн-сянь. Восемнадцать зим прожила я на свете, и никто еще не причинял мне зла, а ты решил погубить бедную, беззащитную девицу!
   «К чему она все это говорит? – удивился Фань. – Не иначе как для моих ушей предназначены ее слова».
   – Что ты, девица, я, ничтожный, и думать не думал… – начал было водонос.
   – И думать не думал. А травинку в кружке видишь?
   – Да, ну и что?
   – Ты хотел, чтобы я подавилась, вот что! Жаль, что мой отец в отъезде, не то он живо притянул бы тебя к суду!
   – Ах ты выродок проклятый! – не стерпела мамка девушки, стоявшая подле нее.
   На шум из задней комнаты вышел служитель.
   – Эй, водонос! – крикнул он. – Ступай-ка прочь и процеди свою воду!
   «Надо и мне ответить ей тем же», – сказал про себя Фань.
   – Налей мне тоже, водонос, – крикнул он.
   Водонос наполнил ковшик и протянул Фаню. Юноша отпил глоток и швырнул ковш наземь.
   – Да ты что, негодяй, погубить меня решил? А ты знаешь ли, кто такой я? Мой старший брат Фань – хозяин винной лавки «Радости и процветания», а сам я Младший Фань, от роду мне девятнадцать лет, и я еще не женат. Я метко бью из лука и из самострела.
   – Вот чудной! Ну, зачем мне это знать? К чему? Что тебе от меня надо? Объясни толком, а не хочешь – так пожалуйся в суд. Я простой торговец водой и никого губить не собирался!
   – Ах, не собирался! А почему тогда у меня в ковше тоже травинка?!
   Девушка была вне себя от радости. А водоноса служитель чайной вытолкал взашей.
   – Ну, пора домой, – проговорила девушка, поднимаясь. – Может, и ты со мной пойдешь? – с угрозой бросила она вслед водоносу.
   «Э! Да ведь это она намекает, чтобы я шел за ней», – догадался Фань.
   Трудно поверить, но его догадливость и проворство стали причиною до крайности запутанного судебного дела. Вот уж поистине верно сказано:

 
Немало бед приносит болтовня.
Но лучше ль жить, молчание храня?
 

 
Пускай тебя красотка позовет,
Но отходи, приятель, от ворот.
 

   Несколько времени выждав, Фань вышел из чайной и на почтительном расстоянии двинулся по стопам красавицы. Вскоре она замедлила шаги, и Фань понял, что они у цели. Девушка вошла в дом и, откинув бамбуковую занавеску, поглядела на Фаня. Восторгу Фаня не было конца. Потом девушка скрылась, а Фань, голову потерявший от страсти, остался у ворот. Долго кружил он подле дома любимой и только вечером возвратился к себе.
   А девушка, вернувшись из чайной, занемогла. Она отказывалась от еды и даже к сладостям не притрагивалась. Мать, не на шутку встревоженная, обратилась к служанке:
   – Ин-эр, может быть, она объелась?
   – Да нет, хозяйка, в рот ничего не брала! – отвечала Ин-эр.
   Несколько дней девушка не поднималась с постели. Подойдя к больной, мать спросила:
   – Дочка, что же это с тобой?
   – Все тело ломит, болит голова, иногда кашель одолевает.
   Мать хотела пригласить врача, но так и не решилась: ведь муж уехал, и никого из мужчин в доме не было.
   – Через дом от нас живет бабка Ван, – сказала Ин-эр, – давайте позовем ее к молодой госпоже. Недаром у нее прозвище «Ван-На-Все-Руки»: она и детей принимает, и шьет, и свахою по домам ходит, и больных лечит. Что бы ни случилось по соседству, все бегут к ней за помощью.
   Мать послушалась совета служанки и послала за старухой Ван, а когда та явилась, рассказала ей, как дочь ходила к пруду Золотого Сияния и как занемогла, возвратившись.
   – Так, так, понятно. Теперь мне надо посмотреть на девицу и пощупать пульс.
   Когда Ин-эр со старухой вошли в комнату больной, она спала, но вскорости проснулась и промолвила:
   – Извините, что принимаю вас в таком виде.
   – Ничего, ничего, лежи смирно, я только пощупаю пульс.
   Девушка протянула ей руку.
   – У тебя болит голова, ломит кости, тошнота накатывает?.
   – Да, да.
   – Ну, а еще?
   – Еще кашляю иногда.
   – Что за напасть! Погуляла часок, вернулась и сразу слегла! – воскликнула старуха и, обратившись к мамке и Ин-эр, прибавила: – Выйдите, я хочу потолковать с больной наедине.
   Ин-эр и мамка вышли из комнаты.
   – Ну, дочка, распознала я твою болезнь, – объявила старуха.
   – И что же, бабушка? – спросила Шэн-сянь.
   – У тебя сердечный недуг,
   – Откуда он?
   – Приглянулся тебе какой-то юноша, ты его полюбила, вот отсюда и недуг. Верно?
   – Ничего подобного!
   – Не таись от меня, дочка, А я тебе помогу добрым советом,
   Девушка поддалась на уговоры проницательной старухи и все ей рассказала.
   – Его зовут Младший Фань, – закончила она.
   – Брат хозяина винной лавки?
   – Он самый.
   – Ну, тогда нечего тебе горевать, красавица! Кого-кого, а уж эту семью я знаю как свою собственную, знакома и со старшим братом и с его женою. Прекрасные люди! Да и Младший Фань – юноша отменный. Старший Фань как раз просил меня присмотреть брату невесту. Вот тебе мой совет: выходи за него. Хочешь?
   – Еще бы не хотеть! – засмеялась девушка. – Только мать не согласится.
   – Это пусть тебя не тревожит, я все устрою.
   – Если только дело сладится, матушка, засыплю тебя подарками выше головы!
   Старуха Ван попрощалась с девушкой и направилась к госпоже Чжоу.
   – Ну, вот, выяснила я, что за болезнь у вашей дочки, – сказала она.
   – Что такое с ней приключилось? – спросила нетерпеливо мать.
   – Сейчас все скажу, только сперва поднесите мне чарку-другую вина.
   – Ин-эр, скорее налей вина матушке Ван, – приказала госпожа Чжоу. – Так чем все-таки она больна? – переспросила хозяйка, придвигая гостье вино, и старуха открыла ей все, что выведала от девушки.
   – Как же нам теперь быть? – воскликнула мать.
   – Как быть? Отдать ее замуж за Фаня, да и только! А если не отдадите, ей уж на ноги не подняться, попомните мое слово.
   – Да, но ведь муж в отлучке, а одна я не могу.
   – Давайте тогда сделаем так, госпожа: пока помолвим девушку, а приедет хозяин – сыграем свадьбу. Это спасет девушке жизнь.
   – Будь по-вашему. А как нам их помолвить?
   – Пойду переговорю с Фанями, и сразу опять к вам.
   С этими словами старуха Ван покинула дом господина Чжоу и направилась в винную лавку «Радости и процветания».
   Первый, кого она увидела, войдя, был Старший Фань. Старуха поздоровалась.
   – Матушка Ван, как хорошо, что ты про нас вспомнила, – радостно промолвил хозяин, кланяясь гостье. – Я уж было сам за тобою посылал.
   – Зачем это я понадобилась?
   – На днях брат вышел погулять и вернулся сам не свой – даже от ужина отказался. Нездоровится, говорит. Я спрашиваю, куда он ходил. К пруду Золотого Сияния, говорит. С того вечера не встает с постели, не пьет, не ест. Вот я и решил тебя позвать. Взгляни на него.
   Тем временем вошла жена хозяина.
   – Да, матушка, посмотри его, пожалуйста, – присоединилась она к мужу.
   – Вы со мной не ходите. Я только расспрошу молодого господина, с чего началась болезнь.
   – Конечно, ступай одна, мы подождем здесь.
   Когда старуха Ван вошла в комнату Фаня, он спал.
   – Молодой господин, это я, матушка Ван, – сказала старуха.
   Юноша тотчас открыл глаза.
   – А, матушка Ван, давно тебя не видел… Сдается мне, конец мой пришел.
   – Умирать собрался? С чего бы это?
   – Голова болит, тошнота и кашель, – правда, не очень сильный.
   Старуха засмеялась.
   – Я болен, а ты еще надо мной смеешься!
   – Знаю, знаю твою болезнь, оттого и смеюсь. Вся твоя хворь – от дочки Чжоу из Цаомыньли. Верно?
   Юноша, застигнутый врасплох, даже подскочил на кровати.
   – Откуда ты знаешь?
   – Госпожа Чжоу послала меня к вам потолковать насчет помолвки.
   Фань был вне себя от радости и забыл про свою болезнь. Вот уж поистине верно сказано:

 
Ты весть узнал:
Сбылись твои мечты,
И всей душой
Возрадовался ты.
 

   Следом за старухой он вышел к брату и невестке.
   – Ты же болен, зачем встал с постели? – удивился брат.
   – Ничего, уже поправился!
   – Чжоу из Цаомыньни просили меня потолковать с вами насчет женитьбы вашего брата, – объявила старуха хозяевам.
   Старший Фань и его жена были очень довольны. Не будем, однако же, утомлять читателя ненужными подробностями. Скажем только, что родные жениха и невесты быстро обо всем сговорились и тут же обменялись подарками.
   Раньше Младший Фань в часы досуга редко сидел дома, зато теперь, после помолвки, вообще перестал выходить на улицу, круглый день помогая брату в лавке. А Шэн-сянь, которая прежде никогда иглу в руки не брала, теперь охотно занялась рукоделием. В счастливом нетерпении дожидались влюбленные господина Чжоу: свадьба должна была состояться сразу после его возвращения. Помолвили влюбленных в третью луну, а господин Чжоу приехал только в одиннадцатую. Тут же набежали соседи и родные, чтобы выпить вина и, как говорится, смыть дорожную пыль. Но об этом незачем и упоминать.
   На другой день госпожа Чжоу рассказала мужу о помолвке.
   Господин Чжоу только глаза вытаращил.
   – Ах ты старая дура! – заорал он. – Тебе хребет переломить мало! Кто тебя за язык тянул? Да им никогда и не вылезти из своей винной лавки! Зачем соглашалась? Наша-то дочка – перед ней лучшие дома открыты! Ну, наделала дел! Ведь теперь нас засмеют!
   Господин Чжоу все орал и ругался, как вдруг влетела Ин-эр.
   – Хозяйка! Скорее бегите к дочке, спасайте ее!
   – Что такое? Что такое? – заволновалась мать.
   – И сама не знаю! Там, за ширмой… упала без чувств…
   Мать заспешила к дочери. Шэн-сянь неподвижно распласталась на полу.
   Вот уж поистине верно говорят:

 
Лежит без движенья, смертельно бледна.
Неужто и вправду скончалась она?
 

   Издавна считают, что из всех недугов самый страшный – это отчаяние. Оказывается, все время, что господин Чжоу поносил жену, девушка была за ширмой. Когда она поняла, что отец не соглашается отдать ее за любимого, у нсе перехватило дыхание, и она замертво упала на пол. Мать бросилась было на помощь, но господин Чжоу остановил ее.
   – Нечего, нечего, пусть подыхает, подлая, опозорила наш дом!
   Ин-эр увидела, что хозяин схватил госпожу Чжоу за руку, и сама кинулась к девушке, но звонкая пощечина отшвырнула ее к стене. Тут обмерла и госпожа Чжоу. Служанка захлопотала над ней, привела ее в чувство. Госпожа Чжоу зарыдала. Соседки услыхали плач, и скоро в комнату набились любопытствующие женщины. Господина Чжоу, который всегда был груб, соседи терпеть не могли, зато его добрую жену все любили.
   – Это наши семейные дела, нечего вмешиваться! – заорал Чжоу, и соседки поспешили убраться восвояси.
   Ноги и руки девушки уже похолодели, Мать обняла бездыханное тело и снова зарыдала.
   – Душегуб проклятый! – крикнула она мужу. – Убил родную дочь! Денег на приданое пожалел!
   – Пожалел денег на приданое? Как только у тебя язык повернулся?! – прорычал господин Чжоу и вышел из комнаты.
   Госпожа Чжоу была в отчаянье. Да и можно ль было не печалиться – ведь она потеряла дочку, и какую дочку – умную, рукодельницу, славную и добрую, точно сама богиня Гуань-инь.
   Но вот снова появился господин Чжоу, а за ним восемь носильщиков: они несли гроб. Увидев гроб, матушка Чжоу снова залилась горькими слезами.
   – Ты говорила, я пожалел денег на приданое? Ступай в комнату к дочке и, что найдешь ценного, все неси сюда и клади в гроб, – приказал муж.
   Сей же час он пригласил чиновника из ямыня засвидетельствовать смерть и послал за братьями Чжан – смотрителями кладбища.
   – Выройте могилу для моей дочери, – распорядился он.
   Не станем утруждать читателя лишними подробностями, скажем лишь, что на другой день девушку похоронили без всяких молений и обрядов. Госпожа Чжоу просила, чтобы гроб день-другой постоял дома, но муж и слышать об этом не хотел. Тело поспешно предали земле, и все разошлись.

 
Осталась горсть бесчувственной земли,
Где любящее сердце погребли.
 

   А теперь мы расстанемся на время с прежними нашими знакомыми и поведаем об одном молодце, по имени Чжу Чжэнь. Лет ему было от роду тридцать, а занимался он всякими темными делами. Этот Чжу Чжэнь частенько помогал служителям ямыня, которые осматривали мертвые тела, а иногда и копал могилы. Когда скончалась девица Чжоу, тоже позвали его. И вот возвращается он после похорон домой и говорит матери:
   – Ну, наконец-то! Есть на чем погреть руки! Глядишь, завтра и разбогатеем.
   – О чем ты толкуешь? – спросила мать.
   – Померла дочка Чжоу из Цаомыньли. Мать с отцом повздорили: мать кричит, что девчонку погубил отец, а отец, назло ей, возьми да и положи все приданое в гроб. А приданое немалое – на несколько тысяч связок монет. Целое богатство и само в руки просится!
   – Да, но и наказывают за это не палками, а куда пострашнее. Да и само дело не шуточное. За примерами далеко ходить не надо – вспомни про своего отца. Тому назад лет двадцать он тоже было решил ограбить могилу. Откинул он крышку гроба, а мертвец открыл глаза, взглянул на него – и давай хохотать. Отец от страху еле жив вернулся, дней через пять и вовсе испустил дух. Нет, сынок, лучше не надо, это дело не шуточное.
   – Ладно, ладно, мать, – отмахнулся Чжу Чжэнь.
   Сунув руку под топчан, он вытянул оттуда мешок со снастью.
   – Не бери ты эту снасть! Отец вот взял однажды – и чем все кончилось!…
   – Это уж кому как суждено. Я в этом году несколько раз гадал, и всякий раз мне выходило богатство. Так что ты меня не отговаривай.
   Что же за снасть вытащил из-под топчана Чжу Чжэнь? В мешке были косарь, топор, светильня из пузыря, бутыль с маслом и тростниковая накидка.
   – А накидка зачем? – спросила мать.
   – Ночью пригодится.
   Была середина одиннадцатой луны, но снег так и валил. Чжу Чжэнь прикрыл плечи накидкой, а снизу к ней привесил бамбуковый щиток заметать следы на снегу.
   – Вернусь – постучу в дверь, – ты сразу открывай, – приказал он матери.
   Еще не кончилась вторая стража и на улицах было людно, но за городской стеной, на открытом месте, стояла мертвая тишина, снег падал все гуще, и прогулка за воротами никого не соблазняла.
   Пройдя несколько шагов, Чжу Чжэнь оглянулся: все хорошо, следов не видно. То и дело озираясь, прокрался он на кладбище и перелез через ограду вокруг могилы девицы Чжоу. Но вот беда – смотрители кладбища держали собаку. Когда Чжу Чжэнь перелезал через ограду, собака его учуяла и, выскочив из конуры, залилась истошным лаем. Чжу Чжэнь, однако же, предусмотрительно запасся лепешкою, начиненной ядом. Как только раздался лай, он бросил за ограду лепешку. Собака подбежала, понюхала лепешку и мигом проглотила. Еще миг – и она взвизгнула, опрокинулась на спину и околела. Чжу Чжэнь подступил к могиле. Тут послышался голос одного из смотрителей:
   – Эй, брат, что это – пес завизжал и тут же умолк? Странно! Уж не забрался ли вор? Сходи-ка, взгляни.
   – А что у нас красть?
   – Но почему же все-таки умолкла собака? Нет, не иначе как вор. Если ты не хочешь, я схожу сам.
   Первый смотритель накинул халат, взял пику и вышел из караульни.
   Пока они так переговаривались, Чжу Чжэнь снял накидку и неслышно отошел к огромной иве, что росла вблизи. Накидку он положил рядом, а сам спрятался за деревом, присел на корточки и прикрылся широкополою плетеной шляпой.
   Дверь караульни отворилась, и появился смотритель.
   – Эй, пустобрех, ты чего? – крикнул он.
   Свирепый ветер взметал облака снега. Было очень холодно. Смотритель, только что нежившийся в теплой постели, зябко поежился и поспешно захлопнул дверь.
   – И правда никого нет. – Он тут же сбросил халат и нырнул с головой под одеяло. – Ну и мороз! – пробормотал он, стуча зубами.
   – Говорил я тебе, что никого там нет, – сказал брат.
   Они поговорили еще немного, но около третьей стражи голоса умолкли.
   «Не поломаешь спину – не разбогатеешь», – сказал себе Чжу и поднялся. Нахлобучив кое-как шляпу и надев накидку, он снова прокрался к могиле и принялся разгребать промерзшую землю. Все было обдумано заранее. Подсунув косарь под каменную плиту, Чжу приподнял ее и сдвинул в сторону. Шляпа и накидка мешали ему работать, и он их снял. Потом он вытащил из мешка два длинных железных прута, воткнул их в щели между кирпичами и повесил лампу. В бамбуковой трубке был спрятан тлеющий фитиль. Чжу плеснул из бутылки масла в лампу и раздул фитиль. Лампа загорелась. Теперь оставалось только сорвать с гроба крышку. Крышка легко поддалась, и Чжу отложил ее к ограде.
   – Не обижайся, красавица, если я попользуюсь твоими богатствами – зато отслужу по тебе заупокойное молебствие, – проговорил Чжу Чжэнь и стал обирать мертвую. Золотым и жемчужным украшениям не было чиела. Труднее всего оказалось снять с трупа одежду, но ловкий грабитель не растерялся: он достал полотенце, приподнял голову девицы, завел полотенце вокруг шеи, а концы связал у себя на затылке. Так он содрал с умершей и верхнюю и нижнюю одежду. Перед ним белело нагое тело девицы. Похоть охватила грабителя. Не помня себя, он прильнул к мертвому телу, и вдруг… Вот тебе раз! Умершая открыла глаза и обняла его. Да, недаром, как видно, говорится:

 
Гласят страницы «Книги Предрешений» ^[2]:
Судьба – владыка всех земных свершений.
 

   Вот что, оказывается, произошло. Всею душой прилежа к Младшему Фаню, девица не перенесла отказа отца и от горя упала замертво. После этой мнимой кончины прошло совсем немного, и теперь, когда к ней прикоснулся живой, она ожила и сама.
   – Кто ты? – спросила она вора.
   Сметливый Чжу Чжэнь быстро опомнился от испуга и неожиданности.
   – Я пришел тебя спасти.
   Девица поднялась, оглянулась и сразу все поняла. Ее одежда висела на могильной ограде, рядом блестели топор и нож… Она решила, что Чжу Чжэнь думал ее прикончить, но пожалел.
   – Если в самом деле хочешь меня спасти, отведи меня к Фашо, в лавку «Радости и процветания». Вот увидишь, я в долгу не останусь.
   Чжу Чжэнь мигом сообразил: «Приданое за ней я уже взял… К тому же такой ладной жены ни за какие деньги не сыщешь. Я спас девчонку, с какой же стати отдавать ее другому?»
   – Обожди, сперва пойдем ко мне, успеешь еще наглядеться на своего Фаня, – проговорил он.
   – Если ты обещаешь, что я его увижу, – пойдем. Чжу Чжэнь отдал ей платье, и девица оделась.
   Остальную одежду и украшения Чжу Чжэнь связал в узел, лампу загасил, слил в бутыль масло и собрал свою снасть. Потом он подсадил девицу, помог ей вылезти наружу и завалил яму каменной плитой. Чтобы скрыть следы преступления, он насыпал сверху снега. Грабитель взял девицу на плечи и прикрыл ее накидкой. В одной руке он нес мешок, в другой – узел с украшениями. Добравшись до дому, он трижды постучал в дверь. Дверь тут же распахнулась – мать ждала сына.
   – Сынок, да ты что, покойницу принес? – закричала мать.
   – Тихо, тс-с! – прошипел Чжу Чжэнь, сложил вещи у порога и понес девицу к себе в комнату.
   – Ну, вот что, давай потолкуем, – сказал он Шэн-сянь и вытащил блестящий нож. – Сделаешь, как я скажу, – встретишься с Фанем. Не сделаешь – рассеку тебя пополам. Видишь нож?
   – Все сделаю! Только скажи, что.
   – Первое – молчи. Второе – ни на шаг из дома. Исполнишь, что я сказал, дня через три, а не то и через два увидишь своего Фаня. Не исполнишь – конец тебе придет, убью.
   – Исполню, исполню!
   Чжу Чжэнь вышел перемолвиться словечком с матерью. Не будем подробно рассказывать о том, что было дальше, скажем только, что в эту ночь Шэн-сянь спала с Чжу Чжэнем.
   Прошел день, потом еще день, а Шэн-сянь по-прежнему безвыходно сидела в доме. Наконец она набралась духу и спросила Чжу Чжэня:
   – Видел ты Младшего Фаня?
   – Видел. Он захворал от огорчения. Дай срок: поправится – придет за тобой.
   Миновала одиннадцатая и двенадцатая луна, наступил пятнадцатый день нового года ^[3]. Когда стемнело, Чжу Чжэнь говорит матери!
   – Сколько раз слыхал я про фонарную гору ^[4],а видеть так ни разу и не видел. Схожу погляжу. Вернусь так примерно к пятой страже.
   И Чжу Чжэнь отправился в город полюбоваться горою из фонарей.
   А тем временем, как вы думаете, что произошло? Вот слушайте. Около конца пятой стражи раздались крики: «Пожар! Пожар!» Мать Чжу Чжэня отворила дверь и выглянула: харчевня через четыре или пять домов от них была уже вся в огне. Старуха перепугалась насмерть и кинулась назад собирать пожитки. Шэн-сянь тоже услыхала крики и тут же сказала себе: «Если не сейчас, может, мне и вовсе отсюда не вырваться».
   – Торопись, матушка, время не ждет! – сказала она ни о чем не подозревавшей старухе и, воспользовавшись всеобщею сумятицей, никем не примеченная, выскользнула за ворота. Дороги она не знала. Пришлось спрашивать встречных.
   – Далеко до Цаомыньли?
   – Иди все прямо – дойдешь, – ответили ей.
   – Где лавка «Радости и процветания»? – снова спросила она у кого-то.
   – Да вот, рядом.
   Шэн-сянь остановилась в смущении. Если идти дальше, как бы не повстречаться с Чжу Чжэнем: тогда ей несдобровать. Наконец она решилась и пошла к лавке Фаней. У дверей лавки стоял зазывала. Шэн-сянь низко поклонилась. Зазывала ответил на поклон и спросил:
   – Вам что?
   – Это лавка Фаней?
   – Да.
   – Дозвольте осведомиться, Младший Фань сейчас в лавке?
   «Вот так тихоня наш молодой хозяин, прямо в дом заманил красотку», – подумал приказчик, а вслух ответил:
   – Да, в лавке.
   Девушка направилась к стойке.
   – Здравствуй, молодой господин!
   Услышав приветствие, Фань поспешно вышел из-за стойки, но, едва увидел гостью, в ужасе отпрянул и зашептал: