Эрика Орлофф. Тайна древней рукописи

   Удивительно, но он даже не запыхался. Посмотрев на мой весьма печальный вид, он только пожал плечами:
   – Я все время так хожу.
   В конце концов вся взмокшая, ловя воздух ртом, почти не чувствуя ног, я вскарабкалась на последний этаж. Если бы Август не был таким классным, я бы убила его на месте.
   Он терпеливо ждал, пока я приду в себя. Мы прошли через пустой облицованный мрамором холл. На этаже было только две квартиры. Апартаменты Джеймса значились под табличкой 45А. Август постучал, и дверь нам открыл дворецкий – по крайней мере, я так решила – в безукоризненно чистой и выглаженной униформе. Это был пожилой господин, и пока он вел нас в гостиную, я прошептала Августу:
   – Он так похож на бэтменовского Альфреда.
   Квартира по своим размерам была больше даже клуба для боулинга. Все окна – каждое в пол – выходили на Центральный парк. Яркий солнечный свет заливал все пространство.
   Но убранство апартаментов выглядело достаточно мрачно. Многочисленные бронзовые скульптуры вырывались из пола, словно инопланетные существа из фильмов ужасов, выбирающиеся из тел своих жертв. Мебели в гостиной было немного: посередине стоял белый диван и такое же кресло. Температура была бы комфортной для белых медведей, но, учитывая мой весьма непростой путь сюда, я была этому очень даже рада.
   Джеймс Роуз вошел из другой двери. Видимо, где-то в глубине души я уже успела составить представление о человеке, который мог бы владеть такой квартирой. И в моем воображении это был Брюс Уэйн.
   Вместо этого мы получили пингвина. Невысокого коренастого мужчину с птичьими чертами лица.
   – Привет! – сказал он. Мы подумали, он обращается к нам, но потом заметили у него в ухе гарнитуру. Очевидно, полностью завладеть его вниманием нам не светило. Он едва удостоил нас взглядом.
   – Господин Роуз, – начал Август, – в данный момент эксперты аукционного дома оценивают стоимость вашей коллекции. Надо заметить, она весьма впечатляющая. И мы подумали, может, ваш отец оставил какую-либо информацию о средневековой рукописи? Той, что с плотными страницами, о Часослове?
   – Подожди немного, – сказал он в гарнитуру. – Я ничего не знаю об этой книге. По правде говоря, о коллекции я тоже ничего не знаю. Как и мой отец.
   Я чуть покачала головой.
   – Но он же…
   Джеймс поднял руку, прерывая меня.
   – Нет, на самом деле коллекцией занималась моя мать. Это было ее увлечением. Когда они развелись, при разделе имущества коллекция досталась отцу. Так что о книгах я ничего не знаю, я собираю скульптуры двадцатого века. Занимаюсь семейным бизнесом. И меня в данный момент интересует только прибыль от продажи коллекции. Так что ничем не могу вам помочь.
   – А мы можем поговорить с вашей матушкой?
   – Конечно, если найдете ее. Мы не поддерживаем отношения друг с другом. И я не знаю, где она живет.
   Мы с Августом обменялись взглядами. Он сказал:
   – Спасибо за уделенное время, господин Роуз. Если вы вспомните еще что-нибудь, вот визитка аукционного дома. Свяжитесь, пожалуйста, с этим человеком. – Он дал ему визитку из плотного картона цвета слоновой кости, на которой золотыми буквами было выведено имя дяди Гарри.
   – Да-да, конечно. Мне нужно ответить на этот звонок.
   И он отвернулся, даже не удосужившись попрощаться с нами.
   – Что ж, зря потеряли время, – сказала я Августу. – Конечно, головокружительный подъем на сорок пять этажей был очень полезен, но владелец нам так ничего и не сказал.
   – Ну, не совсем уж ничего. – Август подсел ко мне. Мое сердце яростно забилось, как будто я только что опять поднялась по лестнице. И как может человек, которого я только вчера увидела, так воздействовать на меня? – Коллекция была во владении его матери. Если она такой же коллекционер, каких я встречал, то она точно знает все детали, связанные с каждой книгой. Кто-то заботился о коллекции.
   – И где нам ее искать?
   Альфред – дворецкий вовсе не Бэтмена, как выяснилось, – вернулся, чтобы проводить нас до двери.
   – Не знаю, – сказал Август. – Но где-то же она живет, верно? Она же не просто исчезла. Мы найдем ее и продолжим собирать наш пазл.
   Альфред закрыл за нами дверь, и мы начали наш долгий спуск вниз по лестнице. После такого марафона я с трудом держалась на ногах.
   – Август?
   – Да?
   – Ты когда-нибудь пользуешься лифтом?
   – Не-а.
   Я вздохнула. Мы продолжили спускаться. На лестнице было душно и пахло цементом. Наконец мы достигли выхода в холл. Когда мы открыли дверь, дворецкий Джеймса Роуза уже стоял внизу с мусорным мешком.
   – Вот, – прошептал он и вложил бумажку в мою руку. – Я сказал ему, что пошел вынести мусор.
   Я развернула записку и прочитала:

   МИРИАМ РОУЗ
   Шор Холлоу Лэйн, 448
   Нью-Йорк

   – Спасибо, – с благодарностью ответила я.
   – Миссис Роуз – самая благородная дама из всех, кого я знаю. Я работал у нее двадцать лет. Ее муж был ужасным человеком… Сын не лучше. Для нее продажа рукописи стала бы страшным ударом, ведь она значила для нее так много. Сообщите ей, что манускрипт выставили на продажу.
   – Мы обязательно так и сделаем.
   – Спасибо. Мне лучше поспешить, пока он ничего не заподозрил.
   – Только один вопрос! – сказал Август.
   – Да?
   – Он действительно не знает, где она?
   – Разумеется, знает. Просто не хочет, чтобы вы тревожили ее насчет коллекции.
   – Спасибо еще раз.
   Оставшись с Августом наедине, я спросила:
   – Зачем ты задал этот вопрос?
   – Это доказывает, что он, по крайней мере, понимает, как ценна коллекция. Это не просто стопка страниц. И я уверен, он еще до нашего прихода знал, что рукопись – не простой Часослов. Этой книге место в музее, а не взаперти, где о ней никто не заботится.
   – Бедный А., – прошептала я.
   – Почему ты так говоришь?
   – Его тайны скрыты от посторонних глаз. Думаю, А. хотел сообщить что-то. Хотел рассказать нам о чем-то. Хотел, чтобы мир узнал об этом. Что бы это ни было, мы должны это выяснить. Кто-то же должен узнать об А.
   – Ты сказала «он».
   Я рассмеялась.
   – Или она.
   Но чем дольше я думала об этом, тем больше была уверена в том, что А. был мужчиной. Швейцар распахнул перед нами дверь, и мы вновь оказались на залитой солнечным светом улице.
   – Нам незачем торопиться в аукционный дом. Хочешь пройтись по Центральному парку и перекусить? – спросил Август.
   – Конечно, – ответила я.
   Мы двинулись по направлению к парку. Солнце уже достаточно сильно припекало. Когда мы вошли через главные ворота рядом с Музеем естественной истории, мы попали под сень деревьев.
   – Хочешь хот-дог? – спросил Август, указывая на лоток, расположившийся под голубым в полоску зонтом.
   – Думаю, я пожалею об этом, но давай.
   Август заказал два хот-дога и две колы.
   – Пойдем к Черепашьему пруду?
   – Не припомню, чтобы я там когда-либо была.
   – Тогда пошли. – Мы взяли еду и свернули на дорожку. – Черепаший пруд – просто потрясающее место, там всегда тихо и спокойно. Ни громкой музыки, ни магнитофонов, ни скейтеров. Только черепахи.
   Мы прогулялись до пруда. За исключением возвышающихся где-то вдалеке небоскребов, ничто больше не напоминало о Манхэттене. Мы отыскали плоский камень и уселись на него. Я тут же скинула сандалии и вытянула ноги.
   Август снял кроссовки, допивая на ходу колу и доедая хот-дог. Как только мы присели, из воды показалась черепаха. Она стала взбираться на берег.
   – Может, тебе завести черепаху в саду? – предложила я.
   – Я подумывал об этом, – ответил он, смеясь, – но маленькие черепашки живут в среднем шестьдесят – семьдесят лет. Все-таки это серьезное обязательство. Придется менять табличку у двери на «Соколов и Сыновья, и Черепаха».
   Присевшая рядом с моей ногой бабочка вновь взлетела и пролетела в миллиметре от моей щеки.
   Август внимательно посмотрел на меня, и на секунду наши глаза встретились. Он был так красив, и что-то в его взгляде по-прежнему заставляло меня краснеть. Я молилась, чтобы яркие солнечные лучи уже превратили мое лицо в помидор, так что он ничего не смог бы заметить.
   Он улегся на спину и принялся изучать небо и облака.
   – Я вижу верблюда.
   Я посмотрела наверх, что было лучше, чем смущенно разглядывать его.
   – О да, нашла. А вон там херувим.
   – Ага. Посмотри сюда! – И он указал пальцем. – Как ты думаешь, на что оно похоже?
   Я оперлась на локти и внимательно рассматривала облако.
   – Не знаю.
   – Это же палимпсест.
   Я игриво ударила его по руке.
   – Ну конечно!
   – А что? А. попытался нам что-то поведать.
   – Ага, ну да.
   – А. говорит: «Найдите меня!»
   Я выпрямилась и обхватила руками колени, уткнувшись в них подбородком.
   – Теперь вижу, – ответила я, подыгрывая ему. – Смотри, облако меняется, теперь похоже на вопросительный знак. А. говорит: «Раскройте тайну!»
   – Вот это уже правильный настрой, Кэлли. Ты ведь понимаешь, что не сможешь вернуться в Бостон, пока мы все не узнаем.
   – Тогда в нашем распоряжении только восемь недель.
   «Восемь недель», – повторила я уже про себя. И я вернусь в реальность, в Бостон. Если что-то все-таки выйдет из этой затеи, это будет грандиозное лето. Я так и слышала, как отец повторяет мне, словно мантру: «Каллиопа, будь разумной. Каллиопа, будь практичной. Каллиопа, всегда думай о цели».
   – А что, если нам не хватит восьми недель?
   – Ну, больше у меня в запасе нет.
   Я должна была смириться с действительностью. Восемь недель.
   – Что ж, нам лучше поторопиться, – сказал Август, вставая, и протянул мне руку. Я вновь немного смутилась.
   Надев сандалии, я запрокинула голову в поисках облака. Оно вновь превратилось в пушистую вату и уже ни на что не походило.

5

   Я томлюсь.

А.

   Итак, новое задание: на этот раз вы посетите Мириам Роуз, – сказал Гарри, внимательно рассматривая записку, которую нам вручил дворецкий. – Я уже позвонил ей. Я, кстати, с ней знаком – несколько раз встречался на различных общественных мероприятиях, однажды она устраивала благотворительный бал. Конечно, это было еще в период ее замужества. До того, как все двери закрылись перед ней и она, бедняжка, превратилась в изгоя Нью-Йорка. Вы встретитесь с ней завтра утром. Она вам понравится.
   – Что ты имеешь в виду под «изгоем»? – спросила я. Я сидела в офисе дяди и пила диетическую колу. Август налил себе холодного чая. После нашей обеденной прогулки мое лицо благополучно приобрело ярко-розовый оттенок.
   Гарри включил компьютер, кликнул пару раз мышкой и развернул к нам экран монитора.
   – Мириам Роуз, – сказал он. – Это день ее свадьбы. Фото из архива «Нью-Йорк Таймс».
   От восхищения у меня перехватило дыхание. Хотя фотография была черно-белой, я еще никогда не видела такой красивой женщины. Она напоминала кинозвезду начала века. Светлые волосы пепельного цвета были уложены в шиньон а-ля Грейс Келли, тем самым обнажая длинную и грациозную шею. Облегающее кружевное свадебное платье сложного покроя подчеркивало осиную талию, а внизу плавно переходило в длинный красивый шлейф. Ее фарфоровые руки были больше похожи на кукольные, подобные бутону розы губы и высокие скулы подчеркивали бледный цвет глаз.
   – Она потрясающе красива, – сказала я.
   – Да, и она вышла замуж за Роуза много лет назад. По всей видимости, она долго закрывала глаза на все его внебрачные похождения. К тому же он славился своей вспыльчивостью и готовностью довести любое дело до драки. Но несколько лет назад чаша ее терпения окончательно переполнилась, и они развелись. Роуз сильно навредил ей и практически разрушил ее жизнь. Его целью было полное ее уничтожение, поэтому он отсудил у нее все до последней копейки и убедил всех друзей и даже двух детей отвернуться от Мириам.
   – Но как они могли так поступить, они же друзья? И как же дети?
   – Фамилия Роуз – его. А следовательно, он наследник и всего богатства, общественных фондов, предметов искусства, домов в Лондоне, Женеве, Лос-Анджелесе, и это не считая трех квартир в Нью-Йорке. Их мир был в его власти. Целиком. Она была без гроша, когда выходила замуж, что в то время считалось позорным мезальянсом.
   Он нажал несколько клавиш на клавиатуре компьютера и поднес курсор мышки к появившейся на экране ссылке:
   – Прочтите эту статью. В свое время одному журналисту порядочно заплатили, чтобы он выдумал ее биографию. Настоящая Мириам Роуз пришла из ниоткуда. А в этом городе, в том обществе… все крутится вокруг денег и власти.
   Я придвинулась поближе и быстро проглядела статью.
   – И еще кое-что, одну минутку. – Дядя кликнул мышкой, и на экране появилась фотография времен восьмидесятых. На ней снова была Мириам, на этот раз в невероятно элегантном бархатном платье рубинового цвета. – Это снято на балу Музея искусств Метрополитен.
   – Мне кажется, я где-то уже видела это платье, – сказала я.
   – Это Валентино. И помнишь то ожерелье на Джулии Робертс в фильме «Красотка»? В котором она появилась в оперном театре? Оно было скопировано с ювелирного сета из бриллиантов и рубинов, принадлежавшего Мириам. Посмотри повнимательнее. Не припоминаешь?
   – Точно! – воскликнула я и, подсев поближе, стала рассматривать фотографию. – А сколько ей здесь? Лет сорок?