— Лучше, если ты будешь вместо рассуждений действовать в установленном порядке. Мне велели тебе напомнить: секретность твоих действий играет ключевую роль. Когда доберешься до Крепких Стен, человек из «Когтя» разыщет тебя и передаст дальнейшие указания. Кроме него, больше никому не доверяй. Девчонка нашла для себя подходящее оружие и готовится ударить в самое сердце империи. Сам понимаешь: поражение нам не простится.
   Раскосые глаза Симпатяги блеснули.
   — Но если ты чувствуешь, что не справишься с заданием…
   Паран молча глядел на него.
   «Если все так скверно, как ты говоришь, почему вы не пошлете туда кого-нибудь из своих опытных ассасинов и не расправитесь с этой чумой?»
   Симпатяга вздохнул, словно ему удалось прочесть мысли капитана.
   — Кто-то из богов ей покровительствует, капитан. Кому-то из них она нужна. Ее невозможно просто взять и убить. Наши замыслы потребовали… изменений. Появились новые особенности, которые прежде мы не принимали во внимание. Угроза исходит не только от девчонки, но все прочие угрозы так или иначе переплетаются с нею. Делай то, что тебе велели. Если мы хотим овладеть Даруджистаном, нужно устранить любой риск. А императрице очень нужен Даруджистан. И еще. Она чувствует: Дуджека Однорукого пора… — Симпатяга ненадолго умолк, затем с улыбкой договорил: — Разоружить. {1}
   — Зачем?
   — У него есть приверженцы. Они до сих пор убеждены, будто император видел Однорукого своим преемником.
   Паран усмехнулся.
   — Насколько мне известно, Симпатяга, император вообще не думал о преемниках, поскольку собирался править вечно. Это подозрение родилось в мозгу Ласэны. Оно абсолютно смехотворно. Императрица поддерживает этот бред по одной причине: он оправдывает ее параноический страх перед такими, как Дуджек.
   — Вот что я скажу тебе, капитан, — тихо, но с нажимом произнес Симпатяга. — Люди, стоявшие куда выше тебя, нередко расплачивались головой даже за меньшую крамолу. Императрица ожидает от своих подданных послушания и требует их верности.
   — Любой разумный правитель не стал бы смешивать ожидания с требованиями.
   Симпатяга поджал губы.
   — Я бы все-таки посоветовал тебе держать свои мысли при себе. Принимай командование взводом, держись поближе к новобранке, но ни в коем случае не вызывай у нее каких-либо подозрений. Дальнейшие указания получишь на месте. Понял?
   Паран отвернулся к иллюминатору. За стеклом синело небо. Сколько недомолвок, полуправды и откровенной лжи во всем этом… дерьме.
   «Как мне действовать, когда настанет время? Пока ясно одно: девчонка должна погибнуть. А остальные? Я же помню тебя, Бурдюк. Тогда ты стоял очень высоко, и даже в самых ужасных снах мне не могло присниться, что с тобой случится такое. Неужели мне суждено запятнать свои руки твоей кровью?»
   Паран вдруг понял, что сам уже не вполне уверен, кто же на самом деле является главным предателем и врагом империи. Разве империя и императрица — синонимы? Или понятие империи включает в себя нечто иное? Например, наследие славы прошлого, — честолюбивые замыслы на будущее, устремленные ко всеобщему миру и благоденствию. Или империя — хищный зверь, которому никак не насытиться? Даруджистан — удивительнейший город. Второго такого нет. Неужели и он достанется императрице, объятый пожарами и залитый кровью? И разумно ли вообще посягать на этот город? Малазанская империя вела свои войны на границах. Внутри же подданные жили в мире, о котором их предки могли только мечтать. Если бы не «когти», подозревающие всех и вся в государственной измене, и если бы не нескончаемые войны за тысячи лиг от дома, империя вполне наслаждалась бы сейчас спокойной и свободной жизнью. Разве не о такой жизни с самого начала мечтал император? Или теперь его мечты считаются бредовыми?
   — Тебе понятны мои наставления, капитан? — вновь спросил Симпатяга.
   Паран посмотрел на него и отмахнулся от «когтя», как от назойливой мухи.
   — В достаточной степени.
   Угрюмо бормоча себе под нос, Симпатяга раскинул руки. Позади него возник портал имперского Пути. «Коготь» вошел в портал и исчез.
 
   Паран сел на койку, обхватив руками голову.
   Был сезон ветров. Массивные грузовые корабли в порту Генабариса подпрыгивали и раскачивались на волнах, удерживаемые туго натянутыми и грозящими оборваться канатами. Чем-то они напоминали морских чудовищ. Причалы, не рассчитанные на столь гигантские суда, угрожающе скрипели при каждой попытке того или иного корабля вывернуть с мясом швартовую тумбу.
   Все складские помещения были забиты ящиками и тюками с припасами, доставленными из Семиградия и предназначавшимися для отправки к местам боевых действий. Портовые писари, как обезьяны, лазали по ним, сверяя бирки, делая пометки в реестрах и ухитряясь переговариваться через головы грузчиков и солдат.
   Посланец «Когтя» стоял, прислонившись к большому и тяжелому ящику. Мясистые руки были сложены на груди, сощуренные глазки безотрывно глядели на офицера, что сидел в тридцати ярдах от него. Офицер оседлал какой-то тюк и замер. Посланец следил за ним не менее часа. Странно, очень странно.
   Человеку из «Когтя» далеко не сразу удалось себя убедить, что живое изваяние на причале и есть тот, кто ему нужен. Какой-то мальчишка, зеленый юнец, едва надевший офицерскую форму. Наверное, еще и в сражениях не бывал. Не удосужился даже стереть следы мела, оставленные портным, который шил ему мундир. Похоже, и этот боевой меч у него совсем недавно; кожаная оплетка эфеса не успела потемнеть от пота. А сам он из знати, что ли? Ишь как расселся: руки на коленях, плечи опущены. Таращится, точно глупый теленок, на всю суету вокруг. В чине капитана, но проходящие солдаты глядят на него с нескрываемым презрением, никто из них и не подумал отсалютовать этому юнцу. Видали они таких штабных щеголей.
   Должно быть, из-за последнего покушения на императрицу адъюнктесса совсем спятила. Только этим можно объяснить, что сюда прислали какого-то шута, с которым он теперь должен возиться.
   «Под твою личную ответственность», — вспомнил посланец «Когтя».
   Он мрачно вздохнул, заключив, что нынче везде и всем заправляют одни идиоты. Потом грузный человек вздохнул еще раз, заставил себя подняться и вразвалочку направился к капитану. Тот даже не заметил его, пока «коготь» не заслонил собой пространство перед глазами.
   Капитан поднял глаза, и «коготь» понял, что с некоторыми выводами он поспешил. Взгляд у «зеленого юнца» был далеко не мальчишеским. «Когтю» стало не по себе. В глазах капитана читалось нечто, скрытое очень глубоко, отчего глаза казались гораздо старше, чем само лицо.
   — Ваше имя? — буркнул «коготь».
   — Ну наконец-то вы соизволили подойти, — сказал капитан и встал.
   «Этот ублюдок еще и долговязый», — со злостью подумал посланец.
   Он терпеть не мог долговязых ублюдков.
   — А кого, собственно говоря, вы ждете, капитан?
   Капитан повернулся лицом к причалу.
   — Тот, кого я ждал, уже передо мной. Идемте.
   Капитан подхватил походный заплечный мешок из плотной фланели и пошел впереди. Встречающему ничего не оставалось, как двинуться следом.
   — Что ж, ведите, если вы даже знаете дорогу, — пробурчал «коготь».
   Они покинули причал и свернули на первую улицу, что была у них по правую руку.
   — Минувшей ночью сюда на кворле прибыл один из зеленых. Он доставит вас прямо в Облачный лес, а оттуда с черными вы доберетесь до Крепких Стен.
   Капитан обернулся и недоуменно взглянул на «когтя».
   — Вы никогда не слышали о кворлах?
   — Нет. Догадываюсь, что эти существа используются для перемещения. А как еще можно покрыть такое громадное расстояние? Ведь от Генабариса до Крепких Стен — добрая тысяча лиг!
   — Вы верно угадали. Эти твари служат морантам, а моранты служат нам, хотя и не подозревают о том. — Посланец нахмурился, почувствовав, что сболтнул лишнее. — Кворлы — сущая находка для нас. Зеленые моранты несут курьерскую службу. Когда нужно — перевозят людей вроде нас с вами. Черные моранты стоят лагерем возле Крепких Стен. Разные кланы не очень-то любят пересекаться друг с другом. Кланов у них хватает, и у каждого свой цвет, чтобы не было путаницы. Одежда, доспехи, оружие — все соответствует цвету клана.
   — Значит, я поеду с одним из зеленых морантов на его кворле?
   — Именно так, капитан.
   Они шли по тесной улице. На каждом перекрестке стояли малазанские караульные. Руки сжимали эфесы мечей и древки пик. В отличие от солдат на причале караульные дружно салютовали капитану.
   — Мятежи донимают? — спросил он у посланца.
   — Мятежи случаются, но не скажу, чтобы уж сильно донимали.
   — Хочу кое-что у вас уточнить. — Тон капитана был довольно жестким. — Вместо того чтобы добраться на корабле до ближайшего к Крепким Стенам порта, мне придется путешествовать по суше на каком-то странном существе и в обществе полулюдей, больше напоминающих кузнечиков. Наверное, это делается из соображений безопасности? Конечно, за год пути мои следы надежно затеряются. Возможно, вместо Крепких Стен я прямиком попаду в ворота Клобука. Так?
   «Коготь» усмехнулся и покачал головой. Он ненавидел рослых людей, точнее людей, которые были выше его. Но сейчас он почувствовал, как его предвзятое отношение к капитану дало трещину. Кем бы ни был этот капитан — рассуждал он здраво, без витиеватостей. Возможно, Лорна еще не окончательно спятила.
   — Вы не совсем угадали, капитан.
   «Коготь» остановился возле неприметной двери.
   — Вы будете путешествовать не посуше, а надсушей. Кворлы — летучие твари. У них есть крылья, четыре пары крыльев. Прозрачные. Эти крылья можно даже потрогать. Только не советую вам дотрагиваться до них на высоте четверти мили над землей. Конечно, лететь придется долго, но кворлы преодолевают громадное расстояние. Вы меня слышите, капитан?
   «Коготь» открыл дверь. За ней находилась лестница.
   — А они достаточно надежные… эти кворлы? — несколько побледнев, спросил капитан.
   Человеку из «Когтя» его замешательство даже понравилось.
   — Не волнуйтесь. Перед полетом мы все тщательно проверяем. Жизнь зависит от достоверности сведений и своевременности проверок. Надеюсь, вы это помните, капитан?
   Ответом ему была лишь улыбка.
   Неприметная дверь закрылась, как будто в нее никто и не входил.
 
   Дырявый Парус шла через лужайку, направляясь к зданию, где разместился штаб имперских вооруженных сил. К ней подбежал совсем молоденький парнишка в военно-морской форме. Вероятно, один из караульных. Он был растерян, смущен, перепуган и не сразу сумел выдавить из себя:
   — Колдунья, вы мне нужны!
   Она остановилась. Пусть Тайскренн подождет, ей некуда торопиться.
   — Что стряслось, рядовой?
   Парнишка опасливо оглянулся назад, потом сказал:
   — Караульные. У них… у них там такое… Они меня послали.
   — Кто? Какие караульные? Знаешь, отведи-ка меня к ним.
   — Хорошо, колдунья.
   Они обогнули угол большого строения и вошли в узкий проход между ним и внешней стеной. Там, несколько поодаль, Дырявый Парус увидела чью-то коленопреклоненную фигуру. Голова человека была опущена, и колдунья не могла понять, кто же это. Рядом с ним лежал большой мешок из грубой рогожи, весь в бурых пятнах. Вокруг человека и мешка кружились тучи мух.
   Парнишка остановился.
   — Он давно так стоит. Не шевельнется. Караульные пройти мимо того места не могут. Их сразу выворачивает.
   Колдунья вгляделась в коленопреклоненную фигуру. В носу защипало — верный признак близких слез. Позабыв про парнишку, она двинулась вперед. Через несколько шагов в нос ей ударило густое зловоние. Никак этот безумец находится здесь с самого взятия Крепких Стен? Пять дней без пищи и воды? Дырявый Парус заставила себя подойти ближе… Даже стоя на коленях, Беллурдан был одного роста с колдуньей. Теломенский верховный маг так и не снял с себя обгоревших лохмотьев. Дырявый Парус поежилась, глядя на клочья почерневшего меха и лоскуты материи, перепачканной в крови. Подойдя еще ближе, колдунья увидела, что шея и лицо Беллурдана густо покрыты волдырями, а на голове почти не осталось волос.
   — Я с трудом узнала тебя, Беллурдан, — сказала Дырявый Парус.
   Голова великана медленно повернулась к ней. Воспаленные глаза скользнули по ее лицу.
   — А-а, это ты, Дырявый Парус.
   Обожженные, потрескавшиеся губы дрогнули в вымученной Улыбке, отчего корка на одной щеке лопнула, обнажив красную рану.
   От его улыбки Дырявому Парусу едва не сделалось дурно.
   — Друг мой, нельзя же так плевать на себя. Тебе нужен лекарь.
   Колдунья взглянула на мешок, густо усеянный мухами.
   — Идем. Думаю, Ночная Стужа откусила бы тебе голову, если бы увидела, в каком ты состоянии.
   Ее саму трясло, но колдунья упорно подавляла дрожь.
   — Беллурдан, дружище, мы обязательно воздадим ей последние почести. Я тебе помогу. А для этого нужны силы. Согласен?
   Великан медленно покачал головой.
   — Самые глубокие и болезненные раны — они не снаружи, а внутри. — Он тяжело вздохнул. — Не волнуйся, я оправлюсь. Спасибо за помощь, но погребальный курган для любимой я должен сложить своими руками. Пока еще не время.
   Беллурдан опустил тяжелую руку на мешок.
   — Тайскренн позволил мне оставаться здесь столько, сколько надо. Ты не станешь возражать?
   Дырявый Парус почувствовала волну жгучего гнева, поднимавшуюся у нее внутри.
   — Тайскренн тебе позволил? Я не ослышалась?
   Ее поразил собственный голос, жесткий и язвительный. Беллурдан вздрогнул и даже заслонился от нее. Какая-то часть ее хотела броситься к нему, обнять и дать волю слезам. Однако гнев перевесил сострадание.
   — Беллурдан, разве ты до сих пор не понял, кто убил твою подругу? Это сделал ублюдок Тайскренн! У властелина Дитя Луны не было ни времени, ни намерений призывать демонов. Подумай об этом! Зато у Тайскренна времени было предостаточно.
   — Нет! — загремел в ответ Беллурдан.
   Он поднялся на ноги, и колдунья невольно попятилась назад. Похоже, теломенский маг обезумел от отчаяния и горя. Дико сверкая глазами, он был готов крушить стены. Пальцы сжались в кулаки. Под его взглядом Дырявый Парус застыла на месте. Потом плечи великана опустились, он разжал пальцы. Глаза потухли.
   — Нет, — с печалью в голосе повторил он. — Тайскренн — наш защитник. Он всегда был нашим защитником, Парус. Помнишь, как все начиналось? Император помешался, однако Тайскренн оставался на его стороне. Он оберегал все чаяния империи и тем самым противостоял кошмарам, обуявшим императора. Мы слишком недооценивали властелина Дитя Луны, только и всего.
   Дырявый Парус смотрела на исступленное лицо Беллурдана и вдруг вспомнила изуродованное тело Хохолка. Внутри нее, точно далекое эхо, звучали какие-то слова, но их смысл колдунья разобрать не могла.
   — Я помню, как все начиналось, — тихо сказала она, больше обращаясь к себе, чем к Беллурдану.
   Воспоминания о тех временах не потускнели. Но что, какая нить связывала их с недавней битвой магов? Колдунье очень хотелось поговорить с Быстрым Беном, однако после взятия города она не видела никого из «сжигателей мостов». Кукла-Хохолок, которую они ей оставили, с каждым днем все сильнее пугала колдунью. Ее тогдашнее нежелание читать расклад колоды Драконов вызвало у него затаенную злобу. Хохолок изводил ее своими угрозами и брюзжанием.
   — Император умел собирать вокруг себя нужных людей, — продолжала Дырявый Парус. — Но он не был наивным. Он знал, что кто-то из этого круга его предаст. Сила — это она сделала нас нужными людьми. Я все помню, Беллурдан. Императора нет, а сила осталась.
   У нее вдруг перехватило дыхание.
   — Вот оно что, — пробормотала колдунья, пораженная внезапной догадкой. — Тайскренн как раз и является связующей нитью.
   Император был безумцем, — вновь повторил Беллурдан. — да, Парус. Иначе он сумел бы себя защитить.
   Дырявый Парус поморщилась. В словах теломенского великана была доля правды. Только напрасно он называет императора безумцем. Старик вовсе не был ни безумцем, ни глупцом. Тогда что же явилось причиной его гибели?
   — Прости, Беллурдан, я должна идти. Меня позвал Тайскренн. У тебя потом найдется время поговорить со мной?
   Великан кивнул.
   — Иди. Я не знаю, когда уйду отсюда. Но скоро. Я унесу Ночную Стужу далеко. На Ривийскую равнину.
   Колдунья оглянулась. Парнишка по-прежнему стоял у начала прохода, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.
   — Беллурдан, ты не возражаешь, если я окружу ее останки охранительным заклинанием?
   Великан посмотрел на мешок.
   — Пожалуй. А то караульные пугаются. Да, Парус, сделай это.
 
   — Зловоние тянется отсюда до самого трона, — сказал Калам, хмуря изборожденное шрамами лицо.
   Он сидел на корточках и рассеянно водил по земле острием кинжала, оставляя паутину тонких линий.
   Бурдюк обвел глазами обрушенные стены покоренного города и стиснул зубы.
   — Когда я в последний раз стоял на этом холме, он был завален доспехами. Тогда, как помнишь, мы находились в обществе полутора боевых магов.
   Он умолк, затем вздохнул.
   — Я прервал тебя, капрал. Давай дальше. Калам кивнул.
   — Я потянул за кое-какие старые нити, — сказал он, щурясь от яркого утреннего солнца. — Кому-то на самом верху мы до сих пор мозолим глаза, и от нас решили избавиться. Может, решение исходит от придворных. Возможно, тут замешана родовая знать. Ходят слухи, что они мастаки играть в закулисные игры.
   Калам поморщился.
   — А теперь еще нам присылают из Анты нового капитана, которому тоже не терпится увидеть нас с перерезанными глотками. Пятый капитан за последние три года, и ни один из прежних не годился в командиры.
   Неподалеку от них, на вершине холма, стоял Быстрый Бен.
   — Замысел тебе известен, Бурдюк, — обратился он к сержанту. — Надо действовать. Этого капитана вынесло прямо из дворца и несет к нам потоком…
   — Тише, ты, — прервал его сержант. — Дай мне подумать.
   Калам и Быстрый Бен переглянулись.
   Потянулось время. Внизу по дороге гремели армейские телеги, направлявшиеся в город. Остатки Пятой и Шестой армий, уже достаточно потрепанные Каладаном Брудом и Малиновой гвардией. Глядя на них, Бурдюк качал головой. Единственной боевой силой, сохранившей свои ряды, были моранты. Но те, похоже, решили ограничиться легионами черных, оставив зеленых для курьерского сообщения. Клобук их накрой, а где же хваленые золотистые моранты, о которых ходило столько слухов и россказней? Проклятые ублюдки, у которых нет ничего человеческого! Сточные канавы Крепких Стен до сих пор полны крови после их «часа отмщения». Когда похоронные команды закончат свой скорбный труд, вокруг города появится еще несколько холмов. Высоких холмов.
   А почти полторы тысячи погибших «сжигателей мостов» не нужно даже хоронить. Они уже погребены в засыпанных туннелях, и червям удобно добираться до их тел. У сержанта и сейчас все внутри холодело, когда он вспоминал, что никто даже не попытался спасти этих солдат. Только горстка своих же, которым посчастливилось уцелеть. Тайскренн запретил «отвлекаться» на спасательные работы. Как же, все силы нужно было сосредоточить на штурме города. Интересно, что он называл «штурмом»?.. Потом Тайскренн послал кого-то из младших офицеров держать речь перед оставшимися в живых. Тридцать девять солдат с каменными лицами слушали высокопарный бред. «Империя скорбит… они погибли на боевом посту… память о славных героях навсегда останется в наших сердцах»… Через пару часов этого офицера нашли мертвым. Его удушили, причем со знанием дела. А дело-то дрянь. Пять лет назад такое было просто невозможно представить. Теперь никто даже не поморщился, услышав про удушение. Калам предположил, что сработали молодцы из «Когтя». Расчет был прост — запятнать и то, что осталось от «сжигателей мостов». Посмотрите, какие они варвары.
   При всей логичности рассуждений Калама сержант не торопился с ним соглашаться. Он попытался собраться с мыслями. Мешала многодневная усталость. Если кто-то из «когтей» и просочился в город, у них хватало дел. Младший офицер — слишком мелкая сошка… А если такая же мелкая сошка его и удушила?
   Сержант втянул в себя утренний воздух.
   — Не наша ли красавица угробила офицера?
   Калам шумно поднялся. Он сощурился, будто что-то вспоминая.
   — Возможно, хотя… слишком уж мала для «когтя».
   — Пока у нас не объявилась эта Печаль, я не верил в воплощенное зло, — сказал Быстрый Бен. — Но ты прав, Калам: девчонка слишком мала для таких дел. Сколько лет «когти» обучают своих выкормышей?
   — Не менее пятнадцати. Учти, что те попадают к ним совсем маленькими — пяти-, шестилетними.
   — Возможно, тут примешана магия, и девчонка выглядит моложе, чем есть на самом деле, — сказал Быстрый Бен. — Такое требует изрядных знаний, но Тайскренну они вполне доступны.
   — Все вполне укладывается, — пробормотал Бурдюк.
   — Только не говори мне, что Тайскренн причастен и к этому, — усмехнулся Быстрый Бен.
   Сержант нахмурился.
   — Довольно о девчонке.
   Он обернулся к Каламу.
   — Значит, ты считаешь, что империи мало убивать врагов и она занялась истреблением своих? Может, Ласэна решила подмести полы в своем доме? Или кто-то из ее ближайшего окружения? Допустим, им нужно кое от кого избавиться. Хорошо. Но зачем?
   — Старая гвардия, — ответил Калам. — Ей надо убрать всех, кто еще верен памяти об императоре.
   — К чему тратить на нас столько сил? — удивился Бурдюк. — Мы и так скоро вымрем, без помощи Ласэны. Кроме Дуджека, в этой армии нет никого, кто знает имя императора. Не знают и не хотят знать. Достаточно того, что император мертв. Да здравствует императрица!
   — У нее не хватает терпения ждать, пока мы вымрем, — вставил Быстрый Бен.
   Калам кивнул.
   — Да, терпения ей никогда не хватало. Ей нужно истребить память о том, что когда-то дела в империи обстояли куда лучше.
   — Хохолок — это наша змея, которую мы запустили в щель, — сказал Быстрый Бен. — Он не подведет, Бурдюк. Я знаю, с кем имею дело.
   — Мы поступим так, как всегда поступал император, — добавил Калам. — Обратим игру в свою пользу и сами займемся подметанием полов.
   Бурдюк махнул рукой.
   — Ладно. А теперь помолчите. Мне трудно сосредоточиться, когда вы оба начинаете говорить разом.
   Он помолчал.
   — В игре, в которую мы вступаем, много неясного и запутанного. Кто что знает и в какой мере — этим пусть занимается Хохолок. Но что будет, когда мы нос к носу столкнемся с сильным, хитрым и безжалостным противником?
   — Таким, как Тайскренн? — подмигнул маг.
   — Допустим. Чувствую, у тебя уже есть ответ. Попробую-ка я сам додуматься. Нужно найти кого-то, кто еще могущественнее и безжалостнее, и вступить с ним в сделку. Так? Если действовать быстро, глядишь, мы получим не шипы в зад, а благоухающие розы. Что, маг, я правильно рассуждаю?
   Калам хмыкнул, а Быстрый Бен отвернулся.
   — В Семиградии, когда империя туда еще не сунулась…
   — Что было в Семиградии, там и осталось, — перебил его Бурдюк. — Клобук не даст мне соврать. Помнишь, я с целым батальоном гнался за тобой по пустыне? Зато я хорошо помню: из тех, кто нам противостоял — я говорю не о рядовых солдатах, а о верхушке, — в живых остался ты один. А как будут обстоять дела на этот раз?
   Слова сержанта ощутимо задели мага, и тот закусил губу. Увидев это, Бурдюк вздохнул.
   — Не дуйся. Это дело прошлое. Начнем нынешнее. И ни в коем случае не упускай из виду колдунью. Если Хохолок вырвется из-под нашего влияния, нам очень понадобится ее помощь.
   — А как насчет Печали? — спросил Калам.
   Бурдюк мешкал с ответом. Под одним вопросом скрывался другой, и он это знал. Быстрый Бен являлся мозгами их взвода, а Калам — их ассасином. Каждый из них привык думать в своей плоскости, не принимая в расчет возможные последствия.
   — Ее мы пока трогать не будем, — наконец ответил сержант. У него за спиной Калам и Быстрый Бен поглядели друг на друга и ухмыльнулись.
   — И старайтесь, чтобы она ничего не заподозрила, — сухо добавил Бурдюк.
   Он вновь взглянул на дорогу и увидел двоих приближавшихся всадников.
   — Пора трогаться. Это за нами.
   К ним ехали Скрипач и Печаль.
   — Думаешь, новый капитан пожаловал? — спросил Калам, вскакивая в седло.
   Его чалая кобыла повернула голову и недовольно фыркнула. В ответ он рявкнул на упрямицу. Так повелось уже давно, и все к этому привыкли.
   — Может, и пожаловал, — запоздало ответил сержант. — Кое-кому на городской стене очень бы не хотелось нас видеть. Там что будем тише воды и ниже травы.
   Шутки шутками, а они действительно повернули игру вспять. И не важно, кем она затеяна: самой ли Ласэной или ее приближенными. Единственное — они выбрали не самое лучшее время для своего поворота. Точнее, совсем скверное время. Пока один только Бурдюк знал во всей полноте, чем им предстоит заниматься дальше. Ни Быстрый Бен, ни Калам об этом даже не догадывались. Ничего, скоро узнают и тогда поймут, что не все так просто, как им кажется.
 
   Дырявый Парус стояла позади верховного имперского мага Тайскренна. Их разделяло несколько шагов. Ветер играл малазанскими знаменами, скрипел в балках крыши. Но здесь, внутри закопченных стен башни, было тихо. На западе виднелась цепь Морантских гор, тянущихся до самого Генабариса. На юге она соединялась с Талинскими горами и рваной линией вилась к восточному побережью, до которого было не менее тысячи лиг. Справа от колдуньи расстилалась поросшая желтой травой Ривийская равнина.