Эронс Эдвард
Тигровая луна

   ЭДВАРД ЭРОНС
   ТИГРОВАЯ ЛУНА
   1.
   Она ощутила присутствие тигра ещё до того, как его увидела. Cумрачная пещера насквозь пропиталась кошачьим запахом. Она стала пробираться вдоль шероховатых известняковых стен, оцарапав при этом бока и бедра, и наконец заметила светящиеся зеленые глаза зверя, вылезавшего из логова. Тигр зарычал, предлагая ей держаться подальше от его прохладного убежища. Но оставаться в яме дольше не было сил, ведь уже всходило солнце. Она не выдержит ещё одного дня. Она должна отдохнуть или умереть.
   - Пожалуйста, - шепнула она зверю, - прошу тебя, разреши мне остаться.
   Молодой тигр был не слишком крупным, примерно её веса, с характерными полосками редких хирканианских тигров, на которых в древние времена охотились Сассаниды. Он не был голоден. Еду бросали в яму для них обоих. Но в покое он её не оставлял. Он вел себя как сторожевой пес, приученный следить за каждым её движением, готовый яростно наброситься при любой попытке проникнуть в тень пещеры. Затаившись, он следил за ней своими изумрудными глазами.
   - Пожалуйста, - опять прошептала она, - позволь мне только спрятаться от солнца.
   Она попятилась назад, и это ему понравилось, хотя при её виде от него сильнее тянуло мускусным кошачьим запахом. Хорошо, что засохла кровь на бедре, которое он оцарапал ей вчера. Или это случилось днем раньше? Она не знала. Она потеряла счет времени.
   Она не знала, где находится, как сюда попала и почему её держат в заточении.
   Ее мысли испепелились на солнце, разбились вдребезги, как льдинки в морозную ночь, застыли в столь непостижимом для ума положении, в котором она оказалась. Поначалу она пыталась рационально, по-научному осмыслить ситуацию, но не смогла отыскать ни начала, ни конца. Возможно, она сошла с ума, и единственный неопровержимый факт - она, как бы там ни было, жива, хотя подверглась действию какого-то совершенно невероятного явления, в результате чего и попала сюда.
   Она уцепилась за фразу, которая крутилась и крутилась у неё в мозгу.
   "МенязовутТаняУспаннаяиябыланаЛуне. МенязовутТаняУспанна яиябыланаЛуне"
   Тигр, урча, наступал на неё и вертел головой то вправо, то влево. Ей пришлось отступить из пещеры, за пределы ревниво охраняемой территории.
   И она опять оказалась в яме.
   Яма была с десяток шагов в диаметре, с гладкими стенами, тянувшимися на тридцать футов вверх, к раздражающе-белому кругу неба, где ничто не двигалось, ничто не жило. Раньше ей никогда не доводилось видеть столь ядовитого неба. Каждый день к полудню, когда солнце оказывалось в зените, невообразимая жара разила, как удар обухом. Легкие трепыхались из последних сил, кровь кипела в жилах, с обнаженного тела слезала кожа.
   И вот уже длинные бесстыжие нити белого света пробрались вдоль стены в яму, дотянувшись до девушки. Девушка заскулила, сжалась, свернулась калачиком, крепко обняв свои побитые колени, и сквозь всклокоченные светлые волосы уставилась на пещеру.
   Как долго пробыла она без одежды, ведя животное существование, хуже, чем тигр? Она не могла отыскать ни начала, ни конца. Только кошмарные, безумные, отрывочные видения лениво сменялись в её мозгу. В беспамятстве закусив свое колено крепкими белыми зубами, она почувствовала соленый вкус крови и зарыдала.
   Она была высока ростом, но в последнее время начала передвигаться на четвереньках, неизбежно возвращаясь к тому дикому состоянию, в котором пребывал живущий рядом зверь. Кожа у неё была цвета слоновой кости, слегка раскосые глаза выдавали мать-китаянку, в лице причудливо смешались сибирская красота и утонченные черты матери. Глаза были голубыми, тело атлетического сложения с великолепной грудью, плоским животом и пышными бедрами. Ей смутно помнилось, что её экзотическая красота была прежде вызывающей, и мужчины доставляли немало хлопот, отвлекая от работы, которой она себя посвятила. Ее воспитывали, обучали и использовали лишь для одной цели. Больше ничто значения не имело. Она была похожа на безупречный инструмент, с микронной точностью доведенный до совершенства. И добилась успеха. Это она знала.
   "МенязовутТаняУспаннаяиябыланаЛуне."
   В ответ сверху раздался издевательский голос:
   - Как ты там, моя ягодка?
   Она медленно подняла глаза. Этот голос всегда вызывал в ней страх. Обладатель голоса безумно веселился и хихикал от извращенного наслаждения.
   - Махмуд? - просипела она.
   - Да, я.
   - Я хочу пить.
   - Бедняжка!
   - И есть.
   - Я накормлю тебя, моя дорогая.
   - Здесь так жарко!
   - Разумеется.
   - Выпусти меня отсюда. Пожалуйста. Я сделаю все, что ты скажешь!
   - Правда?
   - Обещаю.
   - Тогда расскажи мне кое-что, - потребовал голос.
   - Все, что ни спросишь.
   - Ты действительно была на Луне?
   - Да, да!
   - А-а, ты сумасшедшая.
   - Да, я сойду с ума...
   - На Луне? В самом деле? И как там?
   Она задумалась.
   - По-другому.
   - Как по-другому?
   - Жарко и холодно, светло и темно.
   - Все это есть и здесь.
   - Но по-другому.
   - Сколько ты там пробыла?
   - Я не знаю, Махмуд.
   - Когда ты вернулась?
   - Не знаю.
   - И как ты сумела?
   - Не помню.
   - Вот видишь? Ты не хочешь нам все рассказать. Хозяин опять будет недоволен. Это очень плохо.
   Над краем ямы показалась голова, похожая на круглую дыню, завернутую в грязную тряпку. Лицо мужчины почернело на солнце, беззубо зиял разинутый рот, на щеке была язва, а один глаз почти не раскрывался из-за болезни, название которой она должна была бы вспомнить, но не могла. Высохшая рука стала опускать веревку с привязанным к ней закрытым ведром, в котором плескалась вода.
   - Махмуд, что там, наверху? - простонала она.
   - Мир.
   - А еще?
   - Жизнь, моя лапочка.
   - Когда твой хозяин поговорит со мной?
   - Когда ты станешь благоразумной.
   - Но здесь я сойду с ума! - крикнула она.
   Смешок Махмуда скатился к ней, по дороге превратившись в тонкое, злобное эхо. Она закрыла уши ладонями. Что-то коснулось её обнаженного бока, и она поняла, что это тигр. Его дыхание было отвратительным. Исходивший от него запах самца странно её волновал. Это было мерзко, но она привыкала. Тигр зарычал и двинулся к ведру с водой, которое Махмуд ловко опустил вниз, попав в нужное углубление на дне ямы. Зверь с природной грацией стал пить первым, не сводя с неё своих сверкающих глаз. Он всегда был первым. Потом будет сырое мясо для него и рис для нее. Тигр позволял ей есть рис. Иногда, когда она ела, сидя на корточках, он резвился вокруг, а вчера попытался залезть на нее, подмяв своим тяжелым крепким телом. Она была уверена, что он возобновит попытки. А Махмуд будет наблюдать и хихикать...
   Ненависть - отличная штука. Подобная огню, она очищает разум. А Таня ненавидела Махмуда. И сейчас, сосредоточившись на этом, она прижалась к стене, заставляя себя спокойно смотреть, как тигр напивается мутной водой. Веревка все ещё свисала с края ямы.
   Веревка...
   Тигр, пещера и веревка. Она должна как-то сложить их вместе и спастись. Но как? В голове не успел сложиться план, как она внезапно собрала все силы и прыгнула на веревку, которая так провоцирующе перед ней болталась.
   Сверху раздался вопль, полный страха и смятения. На мгновение, когда веревка под тяжестью её тела дернулась вниз, голова и плечи Махмуда очутились над краем ямы. Девушка уперлась голыми ступнями о стену и быстро полезла вверх - пять, восемь, десять футов - треть пути к сверкающему диску ослепляющего солнечного света. Махмуд завизжал, но не попытался вырвать у неё веревку. Чтобы спасти себя, он выпустил её из рук. Девушка рухнула вниз, с глухим стуком ударившись о дно ямы. После падения она почти ничего не соображала, лишь услышала шипящие проклятия Махмуда, и все погрузилось во тьму. Но передышки не получилось. Ее внезапная попытка встревожила и рассердила тигра. Зарычав и выпустив когти, он прыгнул на нее.
   Боль, пронзившая девушку сзади, привела её в чувство. Махмуд исчез. Молодой тигр продолжал терзать и мучить её. Она свернулась в клубок, чтобы защитить живот, и не двигалась. Ее мутило от зловонного тигриного дыхания. Холеная смертоносная мускулатура терлась о её бока и ягодицы, а шершавый язык, подобно каленому железу, обжигал свежие раны на спине. Наконец рычание тигра смолкло, слышалось только неясное урчание.
   Призвав на помощь хитрость, она осторожно сжала пальцами грубую веревку. Тигр, одолеваемый сомнениями, расхаживал вокруг, подергивая хвостом. Он задрал свою большую усатую голову, чтобы оглядеть стены ямы. Тут девушка внезапно схватила веревку и набросила на его массивную шею, быстро обмотала оба запястья и туго затянула удушающую петлю.
   Зверь захрипел. Он стал рваться к пещере, его тело забилось в судорогах, словно тысячи стальных пружин. Девушка не отпускала веревку. Но тигр обладал дьявольской силищей и волок её за собой по яме.
   "МенязовутТаняУспаннаяиябыланаЛуне."
   Она ударилась головой о пол пещеры и ослабила на мгновение хватку. Тигр остановился, обнажив огромные клыки. Девушка изогнулась и вскочила ему на спину. Он опрокинулся, всем своим ужасным весом сдавив ей грудь и живот. При этом он неистово колотил хвостом и хрипел. Но она не выпускала веревки. Он убьет её, если освободится от петли. Но силы девушки быстро убывали. Тигр тащил её в пещеру. В отчаянии она ещё раз обвила веревку вокруг запястий и ещё туже затянула петлю. Тигр упал, задев когтями её ногу.
   Это напомнило Тане давний кошмар, навязчивый сон, мучивший её в детстве, в Пекине. Там она чувствовала себя чужой, зная, что больше похожа на русскую, чем на китаянку. Иногда ночью ей снился тигр, рыскающий по пустому дому, все ближе и ближе подбиравшийся к её комнате. Каждый раз, когда зверь врывался внутрь, чтобы проглотить её, она просыпалась, пронзительно крича, и видела рядом папу, который её укачивал и успокаивал колыбельными.
   Но сейчас кошмар стал реальностью.
   Она не сможет убить тигра. Все бесполезно. Ненависть угасла от отчаяния, и Таня ослабила натяжение веревки, обвитой вокруг звериной шеи. Она бежала...
   Невесть откуда взявшаяся мужская рука коснулась её. Пол пещеры скрипнул под ботинком. Мужчина тихо заговорил на языке, которого она не понимала. Тогда он спросил по-русски:
   - Таня? Таня Успанная?
   Она застонала, не раскрывая глаз.
   - Вы меня слышите, Таня? Все в порядке. Тигр вам больше не причинит вреда. Вы его одолели. Я заберу вас отсюда.
   Она почувствовала на обнаженном окровавленном теле подхватившие её руки и с трудом открыла глаза. Они находились внутри пещеры. Мужчина был высок, его профиль вырисовывался в проникавшем снаружи свете.
   - Как...как вы сюда попали?
   - В глубине этих пещер есть выход, - ответил он. - Я пришел, чтобы найти вас и помочь.
   - Вы говорите по-русски с акцентом...
   - Я не русский, - кивнул мужчина.
   - Я не знаю, где я, - пожаловалась она. - Я не знаю, как я сюда попала. Меня зовут Таня Успанная, и я была на Луне.
   - Я про это слышал. Вы сможете идти?
   - Думаю, да.
   Он осторожно усадил её, взял флягу с водой, висевшую на кожаном ремне, и дал ей глотнуть. Так или иначе, она ему доверяла. Он был очень высоким, с развитой мускулатурой, придававшей уверенность. Рядом с ним, тяжело вздымая бока, лежал тигр. У мужчины были необыкновенно синие глаза. Его лицо сильно обгорело на солнце, на нем была походная форма, а на ремне, рядом с флягой, висел револьвер. Мужчина казался жестоким, чрезвычайно опасным, но улыбался он ей совсем по-иному. Револьвер был американский. Это она могла определить точно, её этому учили, и внезапно на неё нахлынули сомнения.
   - Кто вы? - прошептала она. - Что вам от меня нужно?
   - Я пришел забрать вас отсюда.
   - Но кто вы?
   - Меня зовут Сэм Дюрелл, - ответил мужчина.
   2.
   Дюрелл вылетел из Женевы в Тегеран четыре дня назад. Его предупредили за тридцать минут до отлета, пообещав по пути, в Стамбуле, передать инструкции. Подобное начало его ничуть не обеспокоило. Он привык к чрезвычайным операциям. Должность начальника оперативного отдела секции "К" Центрального Разведывательного Управления часто не предусматривала даже самых обыденных удобств. Он позвонил Дейрдре Пэджет, отдыхавшей в Санкт-Морице, уложил единственный саквояж, взял дипломатическую вализу и паспорт, в котором именовался атташе госдепартамента - у него была степень Йельского университета - и с десятиминутным запасом успел на рейс компании "Панамерикэн", где ему забронировали место.
   Лето было в разгаре, и он без особой радости думал об удушающей жаре, ожидающей его в Тегеране. Он хорошо говорил на фарси, этим вполне можно будет обойтись в Иране, и немного на арабском и курдском, что тоже не помешает. Оказавшись на борту самолета, Дюрелл тщательно изучил остальных пассажиров - он всегда был осторожен - и решил, что беспокоиться нет причины. Несколько американских туристов, два напыщенных западногерманских промышленника, пять эксцентричных шведов, негромко переговаривающаяся индийская семья, самоуверенный торговец из Гонконга, нервный француз с женой, столь же нервная англичанка, путешествующая в одиночестве, и ни одного турка. Но спать он все-таки не стал.
   Оперативной работой Дюрелл занимался очень давно. Его уже не устраивал другой образ жизни. Правила, по которым жила большая часть людей, были не для него. Они стали для него чуждыми и неудобными. Когда генерал Дикинсон Макфи, мрачный непредсказуемый человек с Аннаполис стрит, 20, предложил ему административную работу, Дюрелл отказался и возобновил свой обычный годовой контракт, игнорируя заключение аналитиков в его досье о том, что его ресурсы выживания почти на исходе.
   Хитроумные приспособления, создаваемые в лабораториях, были не для него; его каджунский характер, закаленный в детстве в болотах Луизианы, больше тяготел к авантюре со многими неизвестными, чем к рутинной работе в команде, когда все приводилось к наименьшему общему знаменателю. Он бегло говорил на двух десятках языков и диалектов и был близко знаком с темными и кривыми дорожками всего мира. Он везде себя чувствовал как дома - в квартире Лондонского Мейфера, в парижском салоне экзистенциалистов, в ливийской пустыне, в гонконгском сампане, в тайских джунглях. Он был крупным мужчиной с мощной мускулатурой, но гибкой и быстрой походкой, иногда его выдававшей. Он мог убить пальцами, иголкой, свернутой в трубку газетой - и делал это чаще, чем задумывался над этим. Красной полосой было помечено его дело, хранившееся в главном здании КГБ на площади Дзержинского, 2, в Москве, и ещё одно - в управлении безопасности Та-По в Пекине. Чэнг Ханг Та-По, глава маоистской разведки, поклялся лично расчленить его труп на части. Все это ничуть не смущало Дюрелла, за исключением того, что теперь требовались усиленные меры предосторожности во многих мелких текущих делах. Он никогда не заворачивал беспечно за угол и открывал дверь только после соответствующих приготовлений. Дюреллу доводилось быть свидетелем смерти настоящих мужчин из-за секундной растерянности. Все это посеребрило его густые черные волосы, сделало темнее голубые глаза и добавило несколько жестких линий возле рта. Он выделялся. Он был не такой, как все. Но иной жизни для него не было.
   Абрам Игит встретил его в Стамбуле.
   - Пойдем со мной, Каджун, - сказал Игит, железными пальцами схватив его правую руку.
   Дюрелл высвободил руку из ладони турка.
   - Неужели ты никогда ничему не научишься, Абрам?
   Человек, курировавший стамбульский центр для секции "К", примирительно улыбнулся.
   - Извини, Сэм. Это у меня привычка - трогать, хватать людей. Наверное, я немного возбужден.
   - Что ты для меня приготовил?
   - Поговорим, пока будем пить кофе. Время есть. Здесь мы можем чувствовать себя свободно. И у меня четыре человека в пределах слышимости.
   - Никогда не известно, что ждет нас завтра, - изрек Дюрелл.
   В крошечных чашечках дымился свежезаваренный кофе. Дюрелл закурил одну из своих особых сигарет и поверх широких плеч Абрама Игита стал разглядывать посетителей кафе в аэропорту. У турка были гладкие щеки, глаза как пуговицы и мясистые ладони. Стамбульским центром он занимался шесть лет. Его недостатком были жена, пятеро детей, и тяга время от времени к трубке с опиумом. Но он был лучшим из того, что имелось в наличии.
   - Ты должен рассказать мне, в чем дело, - заметил Дюрелл.
   - У меня лишь частичная информация, Сэм. Но ты должен найти Таню Успанную.
   - Советскую космонавтку? Ту, которая без труда может выиграть конкурс красоты?
   Дюрелл помолчал.
   - Я знаю её отца. Встречал однажды в Брюсселе, на научной конференции. Я там изображал клерка. Незаурядный человек.
   - Блистательный. Жена - китаянка, ты же знаешь?
   - Она все ещё в Китае, - откликнулся Дюрелл.
   - А Таня, их дочь, побывала на Луне, - спокойно продолжал Игит. - И вернулась.
   Он произносил слова без нажима, почти устало. Дюрелл посмотрел на турка. Тот грустно улыбнулся.
   - Развязывается - как вы выражаетесь? - мешок с неприятностями.
   - Это невозможно, - решительно возразил Дюрелл.
   - Почему невозможно?
   - Мы бы знали. Наши приборы засекли бы это.
   - Но она там все же побывала.
   Дюрелл плашмя опустил ладони на маленький столик.
   - Без пропагандистских заявлений для прессы?
   - Планировалась целая кампания. В Москве все было готово к её возвращению. Но в результате - пусто.
   - Что ты подразумеваешь под "пусто"?
   - Ни слова. Девчонки у них нет.
   - Где же она тогда?
   - Тебе поручено её найти, - ответил Игит. - Срочно. Первоочередная задача.
   - А она жива?
   - Мы не знаем.
   - А русские знают?
   - Пытаются узнать. Безрезультатно. И те, другие, тоже. Твой друг Чэнг Ханг Та-По в Тегеране. Китайская Народная Республика претендует на Таню Успанную, как на свою гражданку, с тех пор как её мать выбрала Пекин.
   Глаза Дюрелла потемнели.
   - Настоящий ящик Пандоры. И почему Тегеран?
   - Там в последний раз видели Таню.
   Это просочилось через служащего посольства, не в виде официального заявления, а в непринужденной болтовне в кафе. Советские товарищи пытались скрыть информацию, но она появилась в англоязычном бюллетене, произведя эффект разорвавшейся бомбы. Называлось её имя. Приводился её портрет. Ее азиатско-сибирскую красоту нельзя было спутать ни с чем. Все это, однако, напоминало галлюцинации потребителей гашиша.
   Ее видели бегущей по улице Фирдоуси, потом возле дворца Гюлистан. Ее неопрятные волосы были растрепаны, грязное лицо обожжено солнцем, а одежда - остатки космического скафандра, если верить слухам, - изорвана в клочья. Она исступленно бормотала на русском и арабском. Казалось, что она пьяна или в истерике и полностью дезориентирована. То, что она сказала остановившему её полицейскому, вообще не имело смысла.
   - Куда она бежала? - вдруг резко перебил Игита Дюрелл.
   - Прошу прощения?
   - Куда? К посольству или от него?
   - Понятно. От него.
   Турок развел свои мясистые ладони.
   - Но у меня сведения из четвертых или пятых рук, Каджун.
   - Ее арестовали? Взяли под стражу?
   - Она удрала от полицейского. Вела себя буйно. Как ненормальная. Кажется, он её немного испугался.
   Дюрелл скептически поморщился.
   - Она помешалась?
   Игит игнорировал его гримасу.
   - Кто знает? Но это была Таня Успанная. Русские волнуются. Требуют срочно её вернуть. Заявляют о нарушении прав человека. Пиратстве. Похищении. Можешь смело продолжать, Советы уже все равно все сказали.
   Дюрелл допил кофе. У него осталось пять минут до отлета в Тегеран.
   - Что случилось после её бегства от местного копа?
   - Потом о ней было два сообщения. Первый раз её видели в Тегеране, в тот же вечер. Четыре дня спустя - в Исфахане. Первый раз - все ещё одну. В кафе. Она ворвалась туда, назвав свое имя и объявив, что вернулась с Луны. Там оказались англичане. Они попытались предложить ей выпить и успокоиться. Она чуть не убила одного из них, ударив его стулом. На этом все кончилось. Вызвали полицию, но она выбежала на улицу. Полагают, что она перелезла через стену дворца, который раньше принадлежал Исмаилу Хар-Бюри. Ты про него слышал?
   - Да, в Иране его предали политической анафеме, - кивнул Дюрелл. - Я думал, шах приказал посадить его в тюрьму.
   - Он сбежал и скрывается.
   - Значит, девушка у Хар-Бюри.
   - Мы не знаем, - вздохнул Игит. - Что касается наводки на Исфахан, то она смутная и неопределенная. Американцы из археологической экспедиции, работающие в Персеполисе, недалеко от Дашт-и-Кавир, в жуткой пустыне, утверждают, что видели её на верблюде.
   - На верблюде?
   - В караване, держащем путь на север, в пески.
   - Прямо Алиса в стране чудес, - заметил Дюрелл.
   - Остальное тебе доскажут в Тегеране, - пообещал Игит.Она красивая девушка. Ты получишь удовольствие, разыскав её.
   Когда Дюрелл приземлился в Тегеране, лежавшем под сенью горы Демувенд, там шел редкий летний дождь. Как всегда, таксист попался чрезвычайно темпераментный; разноцветные трамваи сверкали, брызгая водой из-под железных колес; жизнерадостный полицейский на посту у площади Юсефабад с беззаботной элегантностью игнорировал моросящие капли, хотя его гордые усы промокли и поникли. Дождь не ослабил невыносимой жары. Но он демократично капал и на велосипедистов, и на белые фуражки военной полиции, и на курсантов военной академии в мундирах, и на крыши из рифленого железа, и на нео-ахеменидские скульптуры древних лучников у Национального банка, где Дюрелл поменял золотые швейцарские франки на местную валюту. Было четыре часа дня, когда появился Ханниган, пробираясь через толпу школьников с бритыми головами и школьниц с косами и в серых фартуках. Тегеран, основанный каджарской династией в качестве столицы в 1796 году, во многих своих районах казался примитивным и незавершенным. Ханниган, который был представителем секции "К" в посольстве, выглядел одновременно взъерошенным и недовольным.
   - Добро пожаловать в наш персидский рай, Каджун.
   У Рэйфа Ханнигана были бледно-зеленые блестящие глаза и масса рыжих веснушек на невыразительном лице. Сквозь помятую легкую одежду просматривались широкие плечи. Его глаза эльфа не отрывались от прохожих, оказавшихся в это время у кафе неподалеку от Парк-отеля, где зарегистрировался Дюрелл. Движение по бульварам Шах-Реза и Фирдоуси казалось оживленней, чем несколько лет назад. Неподалеку от старой площади Тап-Хун в живописных магазинчиках в беспорядке перемешались итальянские аккордеоны, американские кремы для волос, немецкие пишущие машинки, парижские духи, а в книжных лавках медицинские книги о сексе соседствовали с брошюрами на фарси о диалектическом материализме. Ханниган покосился на двух мужчин, приветствующих друг друга поцелуями, и тяжело вздохнул.
   - За мной следили, Каджун. Я не мог от них избавиться. Ты его видишь?
   - Вижу, - ответил Дюрелл. - Третий столик справа. Чэнг Ханг Та-По. Будда, придерживающийся сталинистской линии. Как я понимаю, его интересует сложившаяся ситуация.
   - Он посмотрел на нас. Держись, парень, он идет сюда, а для этого нужна чертовская наглость.
   Ханг Та-По представлял из себя гору желтой улыбающейся плоти, которая скользила между столиками с грацией лебедя в деревенской заводи. На нем был двубортный костюм в старорусском стиле, облегавший внушительную фигуру. Его густые черные седеющие волосы были жесткими, как щетина у борова. Он легко ступал на подушечках пальцев, напоминая японского борца сумо, и продемонстрировал своеобразную элегантность в солидном кивке Ханнигану и в медленном торжественном повороте головы при взгляде на Дюрелла.
   - Туда, где упала жертва, слетаются стервятники, - произнес он на безупречном английском.
   - Если это Конфуций, в чем я лично сомневаюсь, - спокойно заметил Дюрелл, - то он в вашей стране сейчас не в почете.
   - Вы правы. Это мое собственное изречение. Никто не удивился вашему приезду, мистер Дюрелл.
   Та-По улыбнулся.
   - Как и вы, сэр, не удивились, увидев меня. Мы знаем вас достаточно хорошо и уже наметили день расплаты за то многое зло, которое вы нам причинили.
   - Вас могут вышвырнуть из страны за эти слова, - улыбка Дюрелла была словно высечена из камня.
   - Мы все очень скоро станем persona non grata, если не совсем тривиальный вопрос о моей соотечественнице не прояснится.
   - Вашей соотечественнице?
   - Я буду с вами откровенен, - заявил Та-По. Его черные глаза сверкнули и погасли. - Мы считаем, что Таня Успанная принадлежит Китаю, что бы там Советы про неё ни заявляли.
   - Она сделала свой собственный выбор, - возразил Дюрелл.
   - А-а, но ведь бедная девочка не в своем уме. И мы согласны её принять. Ей нужна помощь, нежная забота матери...
   - Могу представить её нежность, Чэнг.
   - Потому я вас предупреждаю, Дюрелл. Мы знаем, где её искать. Мы найдем её. Наши люди уже в Исфахане. Видите, я ничего не скрываю. Иранский патриот Исмаил Хар-Бюри с нами сотрудничает.
   - Хар-Бюри - ваша марионетка, - сердито огрызнулся Ханниган. - Он агитирует за Китай, используя вашу помощь в борьбе против шаха.
   Ханг Та-По глянул на Ханнигана, а затем снова обратился к Дюреллу.
   - Ваш здешний дружок, шпион империалистов, направит вас, сэр, в Исфахан, чтобы вы сотрудничали с тамошним английским агентом Ми-6, мистером Адамом Билем. А мы вам советуем признать, что доблесть - это прежде всего благоразумие, и ближайшим же рейсом улететь в Женеву. Это дело вас не касается. Если вы вмешаетесь, то очень пожалеете. А по дороге домой можете заодно передать мои поздравления вашему турецкому агенту, мистеру Игиту. Как я понимаю, он стал счастливым отцом ещё одной дочери.