Есенин Сергей Александрович. Собрание сочинений

   С жизнью мы удерживаем связь.
   Милая, мне скоро стукнет тридцать,
   И земля милей мне с каждым днем.
   Оттого и сердцу стало сниться,
   Что горю я розовым огнем.
   Коль гореть, так уж гореть сгорая,
   И недаром в липовую цветь
   Вынул я кольцо у попугая
   Знак того, что вместе нам сгореть.
   То кольцо надела мне цыганка.
   Сняв с руки, я дал его тебе,
   И теперь, когда грустит шарманка,
   Не могу не думать, не робеть.
   В голове болотный бродит омут,
   И на сердце изморозь и мгла:
   Может быть, кому-нибудь другому
   Ты его со смехом отдала?
   Может быть, целуясь до рассвета,
   Он тебя расспрашивает сам,
   Как смешного, глупого поэта
   Привела ты к чувственным стихам.
   Ну, и что ж! Пройдет и эта рана.
   Только горько видеть жизни край.
   В первый раз такого хулигана
   Обманул проклятый попугай.
   Июль 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Листья падают, листья падают.
   Стонет ветер,
   Протяжен и глух.
   Кто же сердце порадует?
   Кто его успокоит, мой друг?
   С отягченными веками
   Я смотрю и смотрю на луну.
   Вот опять петухи кукарекнули
   В обосененную тишину.
   Предрассветное. Синее. Раннее.
   И летающих звезд благодать.
   Загадать бы какое желание,
   Да не знаю, чего пожелать.
   Что желать под житейскою ношею,
   Проклиная удел свой и дом?
   Я хотел бы теперь хорошую
   Видеть девушку под окном.
   Чтоб с глазами она васильковыми
   Только мне
   Не кому-нибудь
   И словами и чувствами новыми
   Успокоила сердце и грудь.
   Чтоб под этою белою лунностью,
   Принимая счастливый удел,
   Я над песней не таял, не млел
   И с чужою веселою юностью
   О своей никогда не жалел.
   Август 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Гори, звезда моя, не падай.
   Роняй холодные лучи.
   Ведь за кладбищенской оградой
   Живое сердце не стучит.
   Ты светишь августом и рожью
   И наполняешь тишь полей
   Такой рыдалистою дрожью
   Неотлетевших журавлей.
   И, голову вздымая выше,
   Не то за рощей - за холмом
   Я снова чью-то песню слышу
   Про отчий край и отчий дом.
   И золотеющая осень,
   В березах убавляя сок,
   За всех, кого любил и бросил,
   Листвою плачет на песок.
   Я знаю, знаю. Скоро, скоро
   Ни по моей, ни чьей вине
   Под низким траурным забором
   Лежать придется так же мне.
   Погаснет ласковое пламя,
   И сердце превратится в прах.
   Друзья поставят серый камень
   С веселой надписью в стихах.
   Но, погребальной грусти внемля,
   Я для себя сложил бы так:
   Любил он родину и землю,
   Как любит пьяница кабак.
   Август 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Жизнь - обман с чарующей тоскою,
   Оттого так и сильна она,
   Что своею грубою рукою
   Роковые пишет письмена.
   Я всегда, когда глаза закрою,
   Говорю: "Лишь сердце потревожь,
   Жизнь - обман, но и она порою
   Украшает радостями ложь.
   Обратись лицом к седому небу,
   По луне гадая о судьбе,
   Успокойся, смертный, и не требуй
   Правды той, что не нужна тебе".
   Хорошо в черемуховой вьюге
   Думать так, что эта жизнь - стезя
   Пусть обманут легкие подруги,
   Пусть изменят легкие друзья.
   Пусть меня ласкают нежным словом,
   Пусть острее бритвы злой язык,
   Я живу давно на все готовым,
   Ко всему безжалостно привык.
   Холодят мне душу эти выси,
   Нет тепла от звездного огня.
   Те, кого любил я, отреклися,
   Кем я жил - забыли про меня.
   Но и все ж, теснимый и гонимый,
   Я, смотря с улыбкой на зарю,
   На земле, мне близкой и любимой,
   Эту жизнь за все благодарю.
   Август 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело
   Вспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?
   Не шуми, осина, не пыли, дорога.
   Пусть несется песня к милой до порога.
   Пусть она услышит, пусть она поплачет.
   Ей чужая юность ничего не значит.
   Ну, а если значит - проживет не мучась.
   Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?
   Лейся, песня, пуще, лейся, песня звяньше.
   Все равно не будет то, что было раньше.
   За былуп силу, гордость и осанку
   Только и осталась песня под тальянку.
   Сентябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Сестре Шуре
   Я красивых таких не видел,
   Только, знаешь, в душе затаю
   Не в плохой, а в хорошей обиде
   Повторяешь ты юность мою.
   Ты - мое васильковое слово,
   Я навеки люблю тебя.
   Как живет теперь наша корова,
   Грусть соломенную теребя?
   Запоешь ты, а мне любимо,
   Исцеляй меня детским сном.
   Отгорела ли наша рябина,
   Осыпаясь под белым окном?
   Что поет теперь мать за куделью?
   Я навеки покинул село,
   Только знаю - багряной метелью
   Нам листвы на крыльцо намело.
   Знаю то, что о нас с тобой вместе
   Вместо ласки и вместо слез
   У ворот, как о сгибшей невесте,
   Тихо воет покинутый пес.
   Но и все ж возвращаться не надо,
   Потому и достался не в срок,
   Как любовь, как печаль и отрада,
   Твой красивый рязанский платок.
   Сентябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Сестре Шуре
   Ах, как много на свете кошек,
   Нам с тобой их не счесть никогда.
   Сердцу снится душистый горошек,
   И звенит голубая звезда.
   Наяву ли, в бреду иль спросонок,
   Только помню с далекого дня
   На лежанке мурлыкал котенок,
   Безразлично смотря на меня.
   Я еще тогда был ребенок,
   Но под бабкину песню вскок
   Он бросался, как юный тигренок,
   На оброненный ею клубок.
   Все прошло. Потерял я бабку,
   А еще через несколько лет
   Из кота того сделали шапку,
   А ее износил наш дед.
   Сентябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Сестре Шуре
   Ты запой мне ту песню, что прежде
   Напевала нам старая мать.
   Не жалея о сгибшей надежде,
   Я сумею тебе подпевать.
   Я ведь знаю, и мне знакомо,
   Потому и волнуй и тревожь
   Будто я из родимого дома
   Слышу в голосе нежную дрожь.
   Ты мне пой, ну, а я с такою,
   Вот с такою же песней, как ты,
   Лишь немного глаза прикрою
   Вижу вновь дорогие черты.
   Ты мне пой. Ведь моя отрада
   Что вовек я любил не один
   И калитку осеннего сада,
   И опавшие листья с рябин.
   Ты мне пой, ну, а я припомню
   И не буду забывчиво хмур:
   Так приятно и так легко мне
   Видеть мать и тоскующих кур.
   Я навек за туманы и росы
   Полюбил у березки стан,
   И ее золотистые косы,
   И холщовый ее сарафан.
   Потому так и сердцу не жестко
   Мне за песнею и за вином
   Показалась ты той березкой,
   Что стоит под родимым окном.
   Сентябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Сестре Шуре
   В этом мире я только прохожий,
   Ты махни мне веселой рукой.
   У осеннего месяца тоже
   Свет ласкающий, тихий такой.
   В первый раз я от месяца греюсь,
   В первый раз от прохлады согрет,
   И опять и живу и надеюсь
   На любовь, которой уж нет.
   Это сделала наша равнинность,
   Посоленная белью песка,
   И измятая чья-то невинность,
   И кому-то родная тоска.
   Потому и навеки не скрою,
   Что любить не отдельно, не врозь
   Нам одною любовью с тобою
   Эту родину привелось.
   Сентябрь 1925
   ----------------------------------------
   ПЕРСИДСКИЕ МОТИВЫ
   x x x
   Улеглась моя былая рана
   Пьяный бред не гложет сердце мне.
   Синими цветами Тегерана
   Я лечу их нынче в чайхане.
   Сам чайханщик с круглыми плечами,
   Чтобы славилась пред русским чайхана,
   Угощает меня красным чаем
   Вместо крепкой водки и вина.
   Угощай, хозяин, да не очень.
   Много роз цветет в твоем саду.
   Незадаром мне мигнули очи,
   Приоткинув черную чадру.
   Мы в России девушек весенних
   На цепи не держим, как собак,
   Поцелуям учимся без денег,
   Без кинжальных хитростей и драк.
   Ну, а этой за движенья стана,
   Что лицом похожа на зарю,
   Подарю я шаль из Хороссана
   И ковер ширазский подарю.
   Наливай, хозяин, крепче чаю,
   Я тебе вовеки не солгу.
   За себя я нынче отвечаю,
   За тебя ответить не могу.
   И на дверь ты взглядывай не очень,
   Все равно калитка есть в саду...
   Незадаром мне мигнули очи,
   Приоткинув черную чадру.
   1924
   x x x
   Я спросил сегодня у менялы,
   Что дает за полтумана по рублю,
   Как сказать мне для прекрасной Лалы
   По-персидски нежное "люблю"?
   Я спросил сегодня у менялы
   Легче ветра, тише Ванских струй,
   Как назвать мне для прекрасной Лалы
   Слово ласковое "поцелуй"?
   И еще спросил я у менялы,
   В сердце робость глубже притая,
   Как сказать мне для прекрасной Лалы,
   Как сказать ей, что она "моя"?
   И ответил мне меняла кратко:
   О любви в словах не говорят,
   О любви вздыхают лишь украдкой,
   Да глаза, как яхонты, горят.
   Поцелуй названья не имеет,
   Поцелуй не надпись на гробах.
   Красной розой поцелуи веют,
   Лепестками тая на губах.
   От любви не требуют поруки,
   С нею знают радость и беду.
   "Ты - моя" сказать лишь могут руки,
   Что срывали черную чадру.
   1924
   x x x
   Шаганэ ты моя, Шаганэ!
   Потому, что я с севера, что ли,
   Я готов рассказать тебе поле,
   Про волнистую рожь при луне.
   Шаганэ ты моя, Шаганэ.
   Потому, что я с севера, что ли,
   Что луна там огромней в сто раз,
   Как бы ни был красив Шираз,
   Он не лучше рязанских раздолий.
   Потому, что я с севера, что ли.
   Я готов рассказать тебе поле,
   Эти волосы взял я у ржи,
   Если хочешь, на палец вяжи
   Я нисколько не чувствую боли.
   Я готов рассказать тебе поле.
   Про волнистую рожь при луне
   По кудрям ты моим догадайся.
   Дорогая, шути, улыбайся,
   Не буди только память во мне
   Про волнистую рожь при луне.
   Шаганэ ты моя, Шаганэ!
   Там, на севере, девушка тоже,
   На тебя она страшно похожа,
   Может, думает обо мне...
   Шаганэ ты моя, Шаганэ.
   1924
   x x x
   Ты сказала, что Саади
   Целовал лишь только в грудь.
   Подожди ты, бога ради,
   Обучусь когда-нибудь!
   Ты пропела: "За Евфратом
   Розы лучше смертных дев".
   Если был бы я богатым,
   То другой сложил напев.
   Я б порезал розы эти,
   Ведь одна отрада мне
   Чтобы не было на свете
   Лучше милой Шаганэ.
   И не мучь меня заветом,
   У меня заветов нет.
   Коль родился я поэтом,
   То целуюсь, как поэт.
   19 декабря 1924
   x x x
   Никогда я не был на Босфоре,
   Ты меня не спрашивай о нем.
   Я в твоих глазах увидел море,
   Полыхающее голубым огнем.
   Не ходил в Багдад я с караваном,
   Не возил я шелк туда и хну.
   Наклонись своим красивым станом,
   На коленях дай мне отдохнуть.
   Или снова, сколько ни проси я,
   Для тебя навеки дела нет,
   Что в далеком имени - Россия
   Я известный, признанный поэт.
   У меня в душе звенит тальянка,
   При луне собачий слышу лай.
   Разве ты не хочешь, персиянка,
   Увидать далекий синий край?
   Я сюда приехал не от скуки
   Ты меня, незримая, звала.
   И меня твои лебяжьи руки
   Обвивали, словно два крыла.
   Я давно ищу в судьбе покоя,
   И хоть прошлой жизни не кляну,
   Расскажи мне что-нибудь такое
   Про твою веселую страну.
   Заглуши в душе тоску тальянки,
   Напои дыханьем свежих чар,
   Чтобы я о дальней северянке
   Не вздыхал, не думал, не скучал.
   И хотя я не был на Босфоре
   Я тебе придумаю о нем.
   Все равно - глаза твои, как море,
   Голубым колышутся огнем.
   1924
   x x x
   Свет вечерний шафранного края,
   Тихо розы бегут по полям.
   Спой мне песню, моя дорогая,
   Ту, которую пел Хаям.
   Тихо розы бегут по полям.
   Лунным светом Шираз осиянен,
   Кружит звезд мотыльковый рой.
   Мне не нравится, что персияне
   Держат женщин и дев под чадрой.
   Лунным светом Шираз осиянен.
   Иль они от тепла застыли,
   Закрывая телесную медь?
   Или, чтобы их больше любили,
   Не желают лицом загореть,
   Закрывая телесную медь?
   Дорогая, с чадрой не дружись,
   Заучи эту заповедь вкратце,
   Ведь и так коротка наша жизнь,
   Мало счастьем дано любоваться.
   Заучи эту заповедь вкратце.
   Даже все некрасивое в роке
   Осеняет своя благодать.
   Потому и прекрасные щеки
   Перед миром грешно закрывать,
   Коль дала их природа-мать.
   Тихо розы бегут по полям.
   Сердцу снится страна другая.
   Я спою тебе сам, дорогая,
   То, что сроду не пел Хаям...
   Тихо розы бегут по полям.
   1924
   x x x
   Воздух прозрачный и синий,
   Выйду в цветочные чащи.
   Путник, в лазурь уходящий,
   Ты не дойдешь до пустыни.
   Воздух прозрачный и синий.
   Лугом пройдешь, как садом,
   Садом - в цветенье диком,
   Ты не удержишься взглядом,
   Чтоб не припасть к гвоздикам.
   Лугом пройдешь, как садом.
   Шепот ли, шорох иль шелест
   Нежность, как песни Саади.
   Вмиг отразится во взгляде
   Месяца желтая прелесть
   Нежность, как песни Саади.
   Голос раздастся пери,
   Тихий, как флейта Гассана.
   В крепких объятиях стана
   Нет ни тревог, ни потери,
   Только лишь флейта Гассана.
   Вот он, удел желанный
   Всех, кто в пути устали.
   Ветер благоуханный
   Пью я сухими устами,
   Ветер благоуханный.
   x x x
   Золото холодное луны,
   Запах олеандра и левкоя.
   Хорошо бродить среди покоя
   Голубой и ласковой страны.
   Далеко-далече там Багдад,
   Где жила и пела Шахразада.
   Но теперь ей ничего не надо.
   Отзвенел давно звеневший сад.
   Призраки далекие земли
   Поросли кладбищенской травою.
   Ты же, путник, мертвым не внемли,
   Не склоняйся к плитам головою.
   Оглянись, как хорошо другом:
   Губы к розам так и тянет, тянет.
   Помирись лишь в сердце со врагом
   И тебя блаженством ошафранит.
   Жить - так жить, любить - так уж и влюбляться
   В лунном золоте целуйся и гуляй,
   Если ж хочешь мертвым поклоняться,
   То живых тем сном не отравляй.
   Это пела даже Шахразада,
   Так вторично скажет листьев медь.
   Тех, которым ничего не надо,
   Только можно в мире пожалеть.
   x x x
   В Хороссане есть такие двери,
   Где обсыпан розами порог.
   Там живет задумчивая пери.
   В Хороссане есть такие двери,
   Но открыть те двери я не мог.
   У меня в руках довольно силы,
   В волосах есть золото и медь.
   Голос пери нежный и красивый.
   У меня в руках довольно силы,
   Но дверей не смог я отпереть.
   Ни к чему в любви моей отвага.
   И зачем? Кому мне песни петь?
   Если стала неревнивой Шага,
   Коль дверей не смог я отпереть,
   Ни к чему в любви моей отвага.
   Мне пора обратно ехать в Русь.
   Персия! Тебя ли покидаю?
   Навсегда ль с тобою расстаюсь
   Из любви к родимому мне краю?
   Мне пора обратно ехать в Русь.
   До свиданья, пери, до свиданья,
   Пусть не смог я двери отпереть,
   Ты дала красивое страданье,
   Про тебя на родине мне петь.
   До свиданья, пери, до свиданья.
   --------------------------------------------
   x x x
   Голубая родина Фирдуси,
   Ты не можешь, памятью простыв,
   Позабыть о ласковом урусе
   И глазах, задумчиво простых,
   Голубая родина Фирдуси.
   Хороша ты, Персия, я знаю,
   Розы, как светильники, горят
   И опять мне о далеком крае
   Свежестью упругой говорят.
   Хороша ты, Персия, я знап.
   Я сегодня пью в последний раз
   Ароматы, что хмельны, как брага.
   И твой голос, дорогая Шага,
   В этот трудный расставанья час
   Слушаю в последний раз.
   Но тебя я разве позабуду?
   И в моей скитальческой судьбе
   Близкому и дальнему мне люду
   Буду говорить я о тебе
   И тебя навеки не забуду.
   Я твоих несчастий не боюсь,
   Но на всякий случай твой угрюмый
   Оставляю песенку про Русь:
   Запевая, обо мне подумай,
   И тебе я в песне отзовусь...
   Март 1925
   x x x
   Быть поэтом - это значит то же,
   Если правды жищни не нарушить,
   Рубцевать себя по нежной коже,
   Кровью чувств ласкать чужие души.
   Быть поэтом - значит петь раздолье,
   Чтобы было для тебя известней.
   Соловей поет - ему не больно,
   У него одна и та же песня.
   Канарейка с голоса чужого
   Жалкая, смешная побрякушка.
   Миру нужно песенное слово
   Петь по-свойски, даже как лягушка.
   Магомет перехитрил в коране,
   Запрещая крепкие напитки,
   Потому поэт не перестанет
   Пить вино, когда идет на пытки.
   И когда поэт идет к любимой,
   А любимая с другим лежит на ложе,
   Благою живительной хранимый,
   Он ей в сердце не запустит ножик.
   Но, горя ревнивою отвагой,
   Будет вслух насвистывать до дома:
   "Ну и что ж, помру себе бродягой,
   На земле и это нам знакомо".
   Август 1925
   x x x
   Руки милой - пара лебедей
   В золоте волос моих ныряют.
   Все на этом свете из людей
   Песнь любви поют и повторяют.
   Пел и я когда-то далеко
   И теперь пою про то же снова,
   Потому и дышит глубоко
   Нежностью пропитанное слово.
   Если душу вылюбить до дна,
   Сердце станет глыбой золотою,
   Только тегеранская луна
   Не согреет песни теплотою.
   Я не знаю, как мне жизнь прожить:
   Догореть ли в ласках милой Шаги
   Иль под старость трепетно тужить
   О прошедшей песенной отваге?
   У всего своя походка есть:
   Что приятно уху, что - для глаза.
   Если перс слагает плохо песнь,
   Значит, он вовек не из Шираза.
   Про меня же и за эти песни
   Говорите так среди людей:
   Он бы пел нежнее и чудесней,
   Да сгубила пара лебедей.
   Август 1925
   x x x
   "Отчего луна так светит тускло
   На сады и стены Хороссана?
   Словно я хожу равниной русской
   Под шуршащим пологом тумана"
   Так спросил я, дорогая Лала,
   У молчащих ночью кипарисов,
   Но их рать ни слова не сказала,
   К небу гордо головы завысив.
   "Отчего луна так светит грустно?"
   У цветов спросил я в тихой чаще,
   И цветы сказали: "Ты почувствуй
   По печали розы шелестящей".
   Лепестками роза расплескалась,
   Лепестками тайно мне сказала:
   "Шаганэ твоя с другим ласкалась,
   Шаганэ другого целовала.
   Говорила: "Русский не заметит...
   Сердцу - песнь, а песне - жизнь и тело..."
   Оттого луна так тускло светит,
   Оттого печально побледнела.
   Слишком много виделось измены,
   Слез и мук, кто ждал их, кто не хочет.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Но и все ж вовек благословенны
   На земле сиреневые ночи.
   Август 1925
   x x x
   Глупое сердце, не бейся!
   Все мы обмануты счастьем,
   Нищий лишь просит участья...
   Глупое сердце, не бейся.
   Месяца желтые чары
   Льют по каштанам в пролесь.
   Лале склонясь на шальвары,
   Я под чадрою укроюсь.
   Глупое сердце, не бейся.
   Все мы порою, как дети.
   Часто смеемся и плачем:
   Выпали нам на свете
   Радости и неудачи.
   Глупое сердце, не бейся.
   Многие видел я страны.
   Счастья искал повсюду,
   Только удел желанный
   Больше искать не буду.
   Глупое сердце, не бейся.
   Жизнь не совсем обманула.
   Новой напьемся силой.
   Сердце, ты хоть бы заснуло
   Здесь, на коленях у милой.
   Жизнь не совсем обманула.
   Может, и нас отметит
   Рок, что течет лавиной,
   И на любовь ответит
   Песнею соловьиной.
   Глупое сердце, не бейся.
   Август 1925
   x x x
   Голубая да веселая страна.
   Честь моя за песню продана.
   Ветер с моря, тише дуй и вей
   Слышишь, розу кличет соловей?
   Слышишь, роза клонится и гнется
   Эта песня в сердце отзовется.
   Ветер с моря, тише дуй и вей
   Слышишь, розу кличет соловей?
   Ты - ребенок, в этом спора нет,
   Да и я ведь разве не поэт?
   Ветер с моря, тише дуй и вей
   Слышишь, розу кличет соловей?
   Дорогая Гелия, прости.
   Много роз бывает на пути,
   Много роз склоняется и гнется,
   Но одна лишь сердцем улыбнется.
   Улыбнемся вместе - ты и я
   За такие милые края.
   Ветер с моря, тише дуй и вей
   Слышишь, розу кличет соловей?
   Голубая да веселая страна.
   Пусть вся жизнь моя за песню продана,
   Но за Гелию в тенях ветвей
   Обнимает розу соловей.
   1925
   ----------------------------------------
   x x x
   Эх вы, сани! А кони, кони!
   Видно, черт их на землю принес.
   В залихватском степном разгоне
   Колокольчик хохочет до слез.
   Ни луны, ни собачьего лая
   В далеке, в стороне, в пустыре.
   Поддержись, моя жизнь удалая,
   Я еще не навек постарел.
   Пой, ямщик, вперекор этой ночи,
   Хочешь, сам я тебе подпою
   Про лукавые девичьи очи,
   Про веселую юность мою.
   Эх, бывало заломишь шапку,
   Да заложишь в оглобли коня,
   Да приляжешь на сена охапку,
   Вспоминай лишь, как звали меня.
   И откуда бралась осанка,
   А в полуночную тишину
   Разговорчивая тальянка
   Уговаривала не одну.
   Все прошло. Поредел мой волос.
   Конь издох, опустел наш двор.
   Потеряла тальянка голос,
   Разучившись вести разговор.
   Но и все же душа не остыла,
   Так приятны мне снег и мороз,
   Потому что над всем, что было,
   Колокольчик хохочет до слез.
   1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Снежная замять дробится и колется,
   Сверху озябшая светит луна.
   Снова я вижу родную околицу,
   Через метель огонек у окна.
   Все мы бездомники, много ли нужно нам.
   То, что далось мне, про то и пою.
   Вот я опять за родительским ужином,
   Снова я вижу старушку мою.
   Смотрит, а очи слезятся, слезятся,
   Тихо, безмолвно, как будто без мук.
   Я оторвать не мог лица,
   Чайная чашка скользит из рук.
   Милая, добрая, старая, нежная,
   С думами грустными ты не дружись,
   Слушай - под эту гармонику снежную
   Я расскажу про свою тебе жизнь.
   Много я видел, и много я странствовал,
   Много любил я и мното страдал,
   И оттого хулиганил и пьянствовал,
   Что лучше тебя никого не видал.
   Вот и опять у лежанки я греюсь,
   Сбросил ботинки, пиджак свой раздел.
   Снова я ожил и снова надеюсь
   Так же, как в детстве, на лучший удел.
   А за окном под метельные всхлипы,
   В диком и шумном метельном чаду,
   Кажется мне - осыпаются липы,
   Белые липы в нашем саду.
   1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Слышишь - мчатся сани, слышишь - сани мчатся.
   Хорошо с любимой в поле затеряться.
   Ветерок веселый робок и застенчив,
   По равнине голой катится бубенчик.
   Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!
   Где-то на поляне клен танцует пьяный.
   Мы к нему подъедем, спросим - что такое?
   И станцуем вместе под тальянку трое.
   Октябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Голубая кофта. Синие глаза.
   Никакой я правды милой не сказал.
   Милая спросила: "Крутит ли метель?
   Затопить бы печку, постелить постель".
   Я ответил милой: "Нынче с высоты
   Кто-то осыпает белые цветы.
   Затопи ты печку, постели постель,
   У меня на сердце без тебя метель".
   Октябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Снежная замять крутит бойко,
   По полю мчится чужая тройка.
   Мчится на тройке чужая младость.
   Где мое счастье? Где моя радость?
   Все укатилось под вихрем бойким
   Вот на такой же бешеной тройке.
   Октябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Вечером синим, вечером лунным
   Был я когда-то красивым и юным.
   Неудержимо, неповторимо
   Все пролетело... далече... мимо...
   Сердце остыло, и выцвели очи...
   Синее счастье! Лунные ночи!
   Октябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Не криви улыбку, руки теребя,
   Я люблю другую, только не тебя.
   Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо
   Не тебя я вижу, не к тебе пришел.
   Проходил я мимо, сердцу все равно
   Просто захотелось заглянуть в окно.
   Октябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Сочинитель бедный, это ты ли
   Сочиняешь песни о луне?
   Уж давно глаза мои остыли
   На любви, на картах и вине.
   Ах, луна влезает через раму,
   Свет такой, хоть выколи глаза...
   Ставил я на пиковую даму,
   А сыграл бубнового туза.
   Октябрь 1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Синий туман. Снеговое раздолье,
   Тонкий лимонный лунный свет.
   Сердцу приятно с тихою болью
   Что-нибудь вспомнить из ранних лет.
   Снег у крыльца как песок зыбучий.
   Вот при такой же луне без слов,
   Шапку из кошки на лоб нахлобучив,
   Тайно покинул я отчий дров.
   Снова вернулся я в край родимый.
   Кто меня помнит? Кто позабыл?
   Грустно стою я, как странник гонимый,
   Старый хозяин своей избы.
   Молча я комкаю новую шапку,
   Не по душе мне соболий мех.
   Вспомнил я дедушку, вспомнил я бабку,
   Вспомнил кладбищенский рыхлый снег.
   Все успокоились, все там будем,
   Как в этой жизни радей не радей,
   Вот почему так тянусь я к людям,
   Вот почему так люблю людей.
   Вот отчего я чуть-чуть не заплакал
   И, улыбаясь, душой погас,
   Эту избу на крыльце с собакой
   Словно я вижу в последний раз.
   1925
   --------------------------------------------
   x x x
   Свищет ветер, серебряный ветер,
   В шелковом шелесте снежного шума.
   В первый раз я в себе заметил
   Так я еще никогда не думал.
   Пусть на окошках гнилая сырость,
   Я не жалею, и я не печален.
   Мне все равно эта жизнь полюбилась,
   Так полюбилась, как будто вначале.
   Взглянет ли женщина с тихой улыбкой
   Я уж взволнован. Какие плечи!
   Тройка ль проскачет дорогой зыбкой
   Я уже в ней и скачу далече.
   О, мое счастье и все удачи!
   Счастье людское землей любимо.
   Тот, кто хоть раз на земле заплачет,
   Значит, удача промчалась мимо.