— Пронто, — мрачно проворчал он.
Секунду спустя он сидел на кровати, выпрямившись по струнке и перейдя с итальянского на английский.
— О, это вы… Доброе утро, сэр, чем я могу быть вам… Да, конечно…
Откуда-то из разворошённых подушек появилось заспанное лицо его жены. Сонными глазами она смотрела на мужа, который несколько минут подряд слушал голос в трубке, а челюсть его при этом отвисала всё ниже и ниже.
— Си, — сказал наконец Энрико Бассо, — но это потребует времени, натуральменте…
Грозный телефонный голос, казалось, стал ещё резче. Бассо невольно начал кивать головой.
— Но это не так просто!. — перебил он звонящего. — Надвигаются выходные и…
О чём это он говорит? И слушает ли его вообще тот, кто позвонил?
— Да. Капито. Я сделаю всё, что могу. Завтра я позвоню. Адьё.
Энрико Бассо положил трубку и снова лёг в постель. Но о сне нечего было и думать. Теперь он пожалел о том, что четыре недели назад бросил курить и поэтому на его ночном столике не было сигарет.
— Кто это был, Энрико?
— Джон Каун.
— И какую же фирму он хочет купить на этот раз?
— Католическую церковь.
— Что? — Она села в кровати. — Что ты говоришь?
Адвокат откинул одеяло и стал искать свои комнатные туфли.
— Он хочет знать, сколько стоит католическая церковь. Чем она владеет — из недвижимости, из ликвидных средств, из инвестиций, из прочего состояния. Какой у неё наличный оборот. Представь себе, он так и спросил: какой наличный оборот у католической церкви! — он потряс головой. — Понятия не имею, для чего ему это. Но звучит так, будто он хочет её купить.
Каун вошёл, как всегда, так, будто на него было направлено не менее десятка телекамер, — динамичный, словно только что вылупился из яйца, треща по швам от нетерпения и решимости. Профессор же, напротив, казался неторопливым и немощным и вёл себя так, будто всё происходящее его не особенно и касается. Он тщательно вытер ноги, закрыл за собой дверь и вошёл в совещательную комнату, когда Каун уже расположился за столом, широко расставив колени.
— Сварить вам кофе? — спросил Эйзенхардт. Магнат сделал непроизвольный отметающий жест:
— Давайте к делу. Что вы надумали за это время?
Эйзенхардт повернулся к большому листу бумаги с написанными на нём ключевыми словами. Он сделал глубокий вдох и вдруг почувствовал, что находится под большим давлением. Если сейчас он изложит им только то, что им самим и так уже пришло в голову, то уже сегодня вечером он, возможно, будет сидеть в самолёте, летящем домой.
— Я, э-э, наметил некоторые пункты, от которых можно отталкиваться, — начал он.
Пауза. Никто ничего не сказал, они только слушали. Проклятье, к такому он не привык. Ситуация почти как на экзамене. Он взял фломастер и указал им на верхнее ключевое слово:
— Путешествие во времени. Что мы знаем сегодня о возможности или невозможности путешествия во времени? Ведутся ли сейчас где-нибудь в мире исследования, которые могут привести к открытиям, делающим возможным путешествие во времени? Это пункт, в котором я, как автор в области научной фантастики, мог бы вести расспросы и поиски, не вызывая лишних подозрений.
Он посмотрел на Кауна, невольно испытывая страх перед его бровями.
— А раньше вы никогда не предпринимали такие поиски? — спросил тот.
— Нет.
— Но ведь вы написали несколько романов, в которых речь идёт о путешествии во времени.
Эйзенхардт кивнул:
— Правильно. Но это можно делать, и не заботясь о физических законах. Собственно, до сих пор я даже полагал, что это вообще можно делать, только не заботясь о физических законах.
Каун немного подумал, но ничего не сказал. Вместо этого он спросил:
— Кого вы хотите расспросить на этот счёт? И чем эта информация может нам быть полезна?
Вопросы походили на удары хлыста.
— Я начну с одного научного журналиста, с которым я дружу. Он привык к тому, что я ставлю перед ним странные вопросы, а он невероятно осведомлён обо всём в области актуальной науки — знает, кто, где и что исследует и так далее. Если я пойду этим путём, никто ничего не заподозрит, все будут думать, что я собираю материал для нового романа.
— А проку-то что?
— Если бы мы знали, когда наш путешественник стартует и какие физические условия необходимо выполнить для путешествия во времени, то мы смогли бы извлечь из нашей находки далеко идущие выводы. Сейчас мы исходим из того, что способ путешествия во времени будет изобретён, когда фирма SONY ещё будет существовать. И из того, что путешествие возможно в одном направлении, а именно, в прошлое. Допустим, окажется, что путешествие во времени в принципе должно было функционировать в обоих направлениях, — тогда бы мы знали, что у того, кто лежит там, погребённый, что-то не получилось.
Лицо предпринимателя омрачилось. Такие гипотезы были ему очевидно неприятны.
— Окей. И что дальше?
— Дальше, — продолжил писатель, — мы должны попытаться идентифицировать самого покойника. Если он действительно человек нашего века, то можно, надеюсь, по костям или по зубам выявить, кто он.
— И потом?
— Держать его в поле зрения.
Каун невольно фыркнул.
— Эти попытки идентификации уже делаются, пока, правда, без результата. Хорошо, мы должны действовать осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил, но у меня нет такого чувства, что это нам что-то даст.
Эйзенхардт испытующе посмотрел на него:
— А вы не думали о том, что именно вы отправите его в прошлое?
— Я?
В яблочко. Полёт домой сегодня вечером можно вычеркнуть, это ясно. Глаза медиамагната расширялись, и можно было воочию наблюдать, как его мысли торили себе тропу в нехоженой области.
— Вы хотите сказать, что я?.. А могло бы быть, не правда ли? Нет, об этом я ещё не думал. Правильно.
Это действительно сбило его с толку. Он даже улыбнулся, и с изрядной долей воображения можно было разглядеть в его улыбке что-то вроде признания.
Профессор наморщил лоб:
— Этого я не понял.
— Сейчас мы верим, — сказал Эйзенхардт, — что несколько дней напряжённо подумаем, потом отправимся в предполагаемое место, пороемся там и найдём камеру. Но всё, может быть, будет происходить иначе. Может быть, мы направим все наши изыскания на след определённого исследовательского проекта или отыщем будущего путешественника во времени — и через несколько лет именно мы станем его сообщниками. Мы условимся с ним о месте тайника, в котором он должен спрятать камеру, чтобы она сохранялась там две тысячи лет. Мы будем той командой, которая отправит его в прошлое.
Археолог кивнул.
— Интересная гипотеза.
— Следующий исходный пункт, — продолжал Эйзенхардт, чувствуя себя всё увереннее, — камера. Нам требуется больше сведений о самой камере. Нам нужно исследовать инструкцию — может быть, мы найдём на ней дату производства или продажи, какие-нибудь пометки, другую интересную информацию. Затем нам нужно выяснить у производителя всю техническую информацию об этой камере.
— Это я уже сделал, — сказал Каун. — Сегодня утром я говорил по телефону с SONY в Токио. Камера находится ещё в стадии разработки и появится на рынке не раньше, чем через три года.
— А, — Эйзенхардт почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки. — Уже так скоро.
— При этом я узнал несколько интересных вещей, — продолжал Каун, мрачно сдвинув брови. — MR-01 CamCorder будет базироваться на совершенно новой технологии, при которой запись ведётся не на магнитную плёнку, а на такой кристаллический диск, который по ёмкости многократно превышает возможности плёнки. Видеокассета нового типа может записывать 12 часов, и всё у неё иначе, чем у плёнки. Плёнку нужно перематывать туда-сюда, а диск даёт свободный доступ сразу ко всей записи, наподобие жёсткого диска компьютера или CD-ROM.
Эйзенхардт кивнул.
— А как насчёт стойкости записи? — спросил он.
— Это первый интересный пункт. Если верить SONY, то новая технология, которую они называют MR — я забыл, что означает эта аббревиатура, — хоть и допускает всего одну съёмку, как обычная киноплёнка, зато эта запись сохраняется практически неограниченно во времени. Она как минимум в десять тысяч раз стабильнее, чем обычные записи на плёнку.
— Значит, это идеальный прибор для путешествующего во времени, — сказал Эйзенхардт.
— Очевидно. — Каун грузно нагнулся вперёд, уперевшись локтями в конференц-стол. — Второй интересный пункт состоит в том, что человек, с которым я говорил, высказал крайнее любопытство, откуда я знаю проектное обозначение этой камеры, ведь фирма нигде не публиковала сообщения о ней.
— Могу себе представить.
— Не можете. Потому что он сказал буквально следующее: «Вы сегодня уже второй, кто спрашивает об MR-01».
Эйзенхардт поднял руки, отрекаясь:
— Это не я. Звонить напрямую в SONY, не посоветовавшись с вами, — это было бы слишком.
— Я знаю, что это не вы, — кивнул человек в синем костюме, сшитом на заказ, — Я тут же проверил. Вы звонили вчера только один раз — жене.
Эйзенхардт сглотнул. Такого рода поднадзорность была ему внове. И страшила его.
— Почему вчера? — смущённо спросил он.
— Когда я сегодня утром звонил в SONY, в Токио было около шести часов вечера. Мужчина сказал мне, что первый звонок был после девяти утра. Это значит, здесь, в Израиле, был вчерашний вечер, после одиннадцати.
Профессор Уилфорд-Смит задумчиво смотрел на пустую белую столешницу.
— В это время мы с вами ещё сидели вместе, — припомнил он.
— Совершенно верно, — мрачно сказал Каун. — Поэтому теперь я наконец хотел бы знать, что всё это время делал Стивен Фокс.
12
Секунду спустя он сидел на кровати, выпрямившись по струнке и перейдя с итальянского на английский.
— О, это вы… Доброе утро, сэр, чем я могу быть вам… Да, конечно…
Откуда-то из разворошённых подушек появилось заспанное лицо его жены. Сонными глазами она смотрела на мужа, который несколько минут подряд слушал голос в трубке, а челюсть его при этом отвисала всё ниже и ниже.
— Си, — сказал наконец Энрико Бассо, — но это потребует времени, натуральменте…
Грозный телефонный голос, казалось, стал ещё резче. Бассо невольно начал кивать головой.
— Но это не так просто!. — перебил он звонящего. — Надвигаются выходные и…
О чём это он говорит? И слушает ли его вообще тот, кто позвонил?
— Да. Капито. Я сделаю всё, что могу. Завтра я позвоню. Адьё.
Энрико Бассо положил трубку и снова лёг в постель. Но о сне нечего было и думать. Теперь он пожалел о том, что четыре недели назад бросил курить и поэтому на его ночном столике не было сигарет.
— Кто это был, Энрико?
— Джон Каун.
— И какую же фирму он хочет купить на этот раз?
— Католическую церковь.
— Что? — Она села в кровати. — Что ты говоришь?
Адвокат откинул одеяло и стал искать свои комнатные туфли.
— Он хочет знать, сколько стоит католическая церковь. Чем она владеет — из недвижимости, из ликвидных средств, из инвестиций, из прочего состояния. Какой у неё наличный оборот. Представь себе, он так и спросил: какой наличный оборот у католической церкви! — он потряс головой. — Понятия не имею, для чего ему это. Но звучит так, будто он хочет её купить.
***
На сей раз встреча состоялась в жилом вагончике Эйзенхардта. Каун и Уилфорд-Смит вошли вместе.Каун вошёл, как всегда, так, будто на него было направлено не менее десятка телекамер, — динамичный, словно только что вылупился из яйца, треща по швам от нетерпения и решимости. Профессор же, напротив, казался неторопливым и немощным и вёл себя так, будто всё происходящее его не особенно и касается. Он тщательно вытер ноги, закрыл за собой дверь и вошёл в совещательную комнату, когда Каун уже расположился за столом, широко расставив колени.
— Сварить вам кофе? — спросил Эйзенхардт. Магнат сделал непроизвольный отметающий жест:
— Давайте к делу. Что вы надумали за это время?
Эйзенхардт повернулся к большому листу бумаги с написанными на нём ключевыми словами. Он сделал глубокий вдох и вдруг почувствовал, что находится под большим давлением. Если сейчас он изложит им только то, что им самим и так уже пришло в голову, то уже сегодня вечером он, возможно, будет сидеть в самолёте, летящем домой.
— Я, э-э, наметил некоторые пункты, от которых можно отталкиваться, — начал он.
Пауза. Никто ничего не сказал, они только слушали. Проклятье, к такому он не привык. Ситуация почти как на экзамене. Он взял фломастер и указал им на верхнее ключевое слово:
— Путешествие во времени. Что мы знаем сегодня о возможности или невозможности путешествия во времени? Ведутся ли сейчас где-нибудь в мире исследования, которые могут привести к открытиям, делающим возможным путешествие во времени? Это пункт, в котором я, как автор в области научной фантастики, мог бы вести расспросы и поиски, не вызывая лишних подозрений.
Он посмотрел на Кауна, невольно испытывая страх перед его бровями.
— А раньше вы никогда не предпринимали такие поиски? — спросил тот.
— Нет.
— Но ведь вы написали несколько романов, в которых речь идёт о путешествии во времени.
Эйзенхардт кивнул:
— Правильно. Но это можно делать, и не заботясь о физических законах. Собственно, до сих пор я даже полагал, что это вообще можно делать, только не заботясь о физических законах.
Каун немного подумал, но ничего не сказал. Вместо этого он спросил:
— Кого вы хотите расспросить на этот счёт? И чем эта информация может нам быть полезна?
Вопросы походили на удары хлыста.
— Я начну с одного научного журналиста, с которым я дружу. Он привык к тому, что я ставлю перед ним странные вопросы, а он невероятно осведомлён обо всём в области актуальной науки — знает, кто, где и что исследует и так далее. Если я пойду этим путём, никто ничего не заподозрит, все будут думать, что я собираю материал для нового романа.
— А проку-то что?
— Если бы мы знали, когда наш путешественник стартует и какие физические условия необходимо выполнить для путешествия во времени, то мы смогли бы извлечь из нашей находки далеко идущие выводы. Сейчас мы исходим из того, что способ путешествия во времени будет изобретён, когда фирма SONY ещё будет существовать. И из того, что путешествие возможно в одном направлении, а именно, в прошлое. Допустим, окажется, что путешествие во времени в принципе должно было функционировать в обоих направлениях, — тогда бы мы знали, что у того, кто лежит там, погребённый, что-то не получилось.
Лицо предпринимателя омрачилось. Такие гипотезы были ему очевидно неприятны.
— Окей. И что дальше?
— Дальше, — продолжил писатель, — мы должны попытаться идентифицировать самого покойника. Если он действительно человек нашего века, то можно, надеюсь, по костям или по зубам выявить, кто он.
— И потом?
— Держать его в поле зрения.
Каун невольно фыркнул.
— Эти попытки идентификации уже делаются, пока, правда, без результата. Хорошо, мы должны действовать осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил, но у меня нет такого чувства, что это нам что-то даст.
Эйзенхардт испытующе посмотрел на него:
— А вы не думали о том, что именно вы отправите его в прошлое?
— Я?
В яблочко. Полёт домой сегодня вечером можно вычеркнуть, это ясно. Глаза медиамагната расширялись, и можно было воочию наблюдать, как его мысли торили себе тропу в нехоженой области.
— Вы хотите сказать, что я?.. А могло бы быть, не правда ли? Нет, об этом я ещё не думал. Правильно.
Это действительно сбило его с толку. Он даже улыбнулся, и с изрядной долей воображения можно было разглядеть в его улыбке что-то вроде признания.
Профессор наморщил лоб:
— Этого я не понял.
— Сейчас мы верим, — сказал Эйзенхардт, — что несколько дней напряжённо подумаем, потом отправимся в предполагаемое место, пороемся там и найдём камеру. Но всё, может быть, будет происходить иначе. Может быть, мы направим все наши изыскания на след определённого исследовательского проекта или отыщем будущего путешественника во времени — и через несколько лет именно мы станем его сообщниками. Мы условимся с ним о месте тайника, в котором он должен спрятать камеру, чтобы она сохранялась там две тысячи лет. Мы будем той командой, которая отправит его в прошлое.
Археолог кивнул.
— Интересная гипотеза.
— Следующий исходный пункт, — продолжал Эйзенхардт, чувствуя себя всё увереннее, — камера. Нам требуется больше сведений о самой камере. Нам нужно исследовать инструкцию — может быть, мы найдём на ней дату производства или продажи, какие-нибудь пометки, другую интересную информацию. Затем нам нужно выяснить у производителя всю техническую информацию об этой камере.
— Это я уже сделал, — сказал Каун. — Сегодня утром я говорил по телефону с SONY в Токио. Камера находится ещё в стадии разработки и появится на рынке не раньше, чем через три года.
— А, — Эйзенхардт почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки. — Уже так скоро.
— При этом я узнал несколько интересных вещей, — продолжал Каун, мрачно сдвинув брови. — MR-01 CamCorder будет базироваться на совершенно новой технологии, при которой запись ведётся не на магнитную плёнку, а на такой кристаллический диск, который по ёмкости многократно превышает возможности плёнки. Видеокассета нового типа может записывать 12 часов, и всё у неё иначе, чем у плёнки. Плёнку нужно перематывать туда-сюда, а диск даёт свободный доступ сразу ко всей записи, наподобие жёсткого диска компьютера или CD-ROM.
Эйзенхардт кивнул.
— А как насчёт стойкости записи? — спросил он.
— Это первый интересный пункт. Если верить SONY, то новая технология, которую они называют MR — я забыл, что означает эта аббревиатура, — хоть и допускает всего одну съёмку, как обычная киноплёнка, зато эта запись сохраняется практически неограниченно во времени. Она как минимум в десять тысяч раз стабильнее, чем обычные записи на плёнку.
— Значит, это идеальный прибор для путешествующего во времени, — сказал Эйзенхардт.
— Очевидно. — Каун грузно нагнулся вперёд, уперевшись локтями в конференц-стол. — Второй интересный пункт состоит в том, что человек, с которым я говорил, высказал крайнее любопытство, откуда я знаю проектное обозначение этой камеры, ведь фирма нигде не публиковала сообщения о ней.
— Могу себе представить.
— Не можете. Потому что он сказал буквально следующее: «Вы сегодня уже второй, кто спрашивает об MR-01».
Эйзенхардт поднял руки, отрекаясь:
— Это не я. Звонить напрямую в SONY, не посоветовавшись с вами, — это было бы слишком.
— Я знаю, что это не вы, — кивнул человек в синем костюме, сшитом на заказ, — Я тут же проверил. Вы звонили вчера только один раз — жене.
Эйзенхардт сглотнул. Такого рода поднадзорность была ему внове. И страшила его.
— Почему вчера? — смущённо спросил он.
— Когда я сегодня утром звонил в SONY, в Токио было около шести часов вечера. Мужчина сказал мне, что первый звонок был после девяти утра. Это значит, здесь, в Израиле, был вчерашний вечер, после одиннадцати.
Профессор Уилфорд-Смит задумчиво смотрел на пустую белую столешницу.
— В это время мы с вами ещё сидели вместе, — припомнил он.
— Совершенно верно, — мрачно сказал Каун. — Поэтому теперь я наконец хотел бы знать, что всё это время делал Стивен Фокс.
12
Хранение костей в оссуарии было в то время предпочтительным иудейским обычаем. Оссуарии вырубались из камня и имели форму прямоугольного ящика, обычно с отделкой, но никогда — с изображением человека. Часто в камне были выгравированы имена умерших. Надписи, сделанные на еврейском, арамейском или греческом языках, часто содержали и другие сведения; фактически многочисленные надгробные надписи, которые находят в некрополях, представляют собой настоящую социо-историческую энциклопедию уже тогда зачастую весьма гетерогенного населения Палестины.
Профессор Чарльз Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».
Стивен Фокс сидел на расшатанном складном стуле за не менее расшатанным складным столом в своей палатке и угрюмо пялился на экран лэптопа, холодное техническое изящество которого странно контрастировало с примитивной окружающей обстановкой. Рядом с компьютером стоял поднос с завтраком, который он унёс с кухни под неодобрительные взгляды повара. Поднос был из серой, помятой и побитой жести, как и тарелки на нём, как и кружка, в которой покачивалась странная, вроде бы похожая на кофе жидкость, грозящая того и гляди расплескаться при каждом ударе по клавиатуре, да и приборы — всё походило на списанное армейское хозяйство.
Стивен хотел использовать утро, чтобы успеть сделать кое-какие необходимые дела. Как, например, этот факс. Стивен каждый день начинал с того, что подключал к компьютеру свой мобильный телефон, чтобы принять через интернет ожидающую его электронную почту. Большая часть этих е-мейлов посылалась с его собственного компьютера, который стоял у него дома, был включён круглые сутки и принимал факсы. Если кто-нибудь посылал факс на номер Стивена, то сначала он поступал на жёсткий диск его компьютера, где и оставался до возвращения хозяина, но при этом он автоматически перерабатывался в е-мейл, который так же автоматически пересылался на интернет-адрес Стивена, так что он мог принять его в любой точке мира, где бы ни находился. Таким образом, он был досягаем практически всегда и, как показывал сегодняшний факс, который он перечитывал уже второй раз, это себя оправдывало.
Факс был от фирмы, которой он пять или шесть месяцев назад отослал информационные материалы о своей программной системе. Он отослал их скорее по спонтанному побуждению — после того как услышал в студенческой столовой, как кто-то в очереди за ним рассказывал, что его отец работает в этой фирме и постоянно жалуется на заморочки с компьютерами. В тот же день Стивен распечатал свою небольшую брошюру, приложил к ней сопроводительное письмо на фирменном бланке, всё это поместил в конверт, отослал и забыл.
И вот они ответили. У них планируется обновление общей обработки данных, поэтому не может ли он в ближайшее время прислать им дополнительную информацию о своей системе. Прилагался целый перечень подробных вопросов. Ответить просили срочно.
Но самым занятным было то, что эта фирма вела крупную оптовую торговлю видеооборудованием всех видов.
— Тема преследует меня, — пробормотал Стивен.
Он сделал глоток кофе — на краю кружки уже успел осесть летучий песок, который неприятно скрипел на зубах, — и продолжал думать дальше. Факс поступил к нему в четверг вечером — по времени Восточного побережья США. В пересчёте на местное время это было шесть-семь часов тому назад. Впереди были выходные дни, то есть допустимо взять тайм-аут хотя бы до завтра, когда здесь будет шаббат, а сам он разделается с неотложными делами. Кроме того, ему придётся соединяться напрямую со своим домашним компьютером, чтобы скачать из него большие массивы информации с картинками и графиками, а поскольку для этого придётся использовать трансатлантическую телефонную связь, он может существенно сэкономить, если подождёт до льготного времени суток. А если поспешит, то сможет отправить ответный факс прямо со своего лэптопа.
Он взял последний кусочек бутерброда с арахисовым маслом, поднял, жуя, тарелку, стряхнул с неё крошки на пол и после этого поставил её на другую тарелку. Собственно, его намерения были далеки от того, чтобы думать о своём бизнесе. Но как нарочно — именно оптовая торговля видеооборудованием! Вот что его занимало. Ему необходимо было спросить своих индийских компаньонов, готовы ли они заняться подгонкой, которая бесспорно потребуется, чтобы система, приспособленная к нуждам оптовой торговли автомобильными запчастями, могла работать в оптовой торговле видеотехникой. Но это, к счастью, достижимо при помощи нескольких простых е-мейлов. Но видео, как нарочно…
Реагировать ли ему вообще на всё это? Денег у него достаточно. Он мог бы вполне отмахнуться от этого дела.
— Ерунда, — буркнул он и вытянул кабель, соединяющий компьютер с телефоном. Об этом он подумает в другой раз, так будет лучше. Утро вечера мудрёнее. Его злило то, что это случайное совпадение так взбудоражило его мысли.
— Давид, — руководитель раскопок жестом подозвал к себе главного по кухне, молодого человека с густыми кудрями, обрамляющими мрачное лицо.
— Да, профессор.
— Я ищу Фокса, — сказал Уилфорд-Смит и посмотрел поверх ряда заполненных столов вдаль, за пределы кухни. — Ты его случайно не видел?
— Он здесь был. Забил едой поднос, как будто умирает с голода, и утащил его к себе в палатку.
Уносить посуду из зоны кухни было нельзя, на это смотрели неодобрительно, потому что посуда имела склонность больше никогда сюда не возвращаться, а исчезать где-то на каменистых плато, становясь предметом находок будущих археологов.
— Ты можешь кого-нибудь послать, чтобы ему сказали, что я хочу с ним поговорить?
— Без вопроса. Прямо сейчас?
— Да, пожалуйста. Пусть он придёт в мобильный домик, второй отсюда.
— Будет сделано.
Когда он был маленький, он всегда с благоговением поглядывал на тридцать с лишним томов — толстых, переплетённых в кожу, — которые стояли в рабочем кабинете его отца на специально отведённой для них полке. Время от времени ему разрешалось листать эти книги, и очень долго он был убеждён, что в «Британнике» есть всё, что вообще можно знать. Даже когда позднее он обнаружил, что это не так, что самые подробные и основательные статьи энциклопедии содержат в себе целые столбцы ссылок и указаний на дополнительную литературу, он всё-таки сохранил привычку всякий раз, когда его что-то интересовало, начинать поиски с этих книг. Это превратилось у него в излюбленный ритуал.
Направляющие дисковода защёлкнулись со скребущим звуком, и послышалось тихое жужжание, с которым серебристо посверкивающий диск начал ускоряться до нужного числа оборотов. Стивен вызвал соответствующую программу поиска и стал ждать.
Поиск ключевого слова — возникло на экране, и курсор выжидательно замигал на поле для введения текста.
Стивен медлил.
Это было совсем не так просто. В его памяти внезапно возникли детские воспоминания — о воскресеньях, о цветущих лугах и об огорчении, когда приходилось надевать нарядную одежду и нельзя было бежать на улицу поиграть; о скучных, непонятных, не имеющих конца посещениях церкви, после которых ещё целую вечность приходилось выстаивать на площади, ожидая, пока взрослые не наговорятся, непрестанно улыбаясь и фальшиво выражая доброжелательность к людям, о которых дома отзывались плохо. На той же площади его одноклассники и соседские дети точно так же стояли подле своих родителей, так же были разряжены и от этого казались странно чужими.
Он смотрел на тёмные клавиши своего компьютера так, будто видел их в первый раз. Вот буква И. С неё он должен начать. Что же в этом такого трудного?
Иисус Христос, напечатал он и стал ждать.
Что-то тяжёлое, мрачное, казалось, сгущалось внутри его тела. От этого сгустка исходила некая угроза и чернота. И снова воспоминания. Об огромном кресте, который грозно нависал над маленьким Стивеном, на кресте была распята нечеловечески большая фигура с искажённым от боли лицом, глядевшая сверху прямо на него. О смутных призывах, которые оставались пугающе непонятными, когда он был вынужден их слушать и кивать головой; лишь много позже, когда он впервые поцеловал девушку, они снова явились ему в виде устрашающих внутренних голосов, как будто годами подстерегали этот момент, как бомбы замедленного действия на дне его подсознания.
Он ударил по клавише enter, и CD-дисковод начал жужжать. На экране возник перечень ключевых слов, их было бесчисленное множество.
Иисус Христос, или Иисус из Галилеи, или Иисус из Назарета. Затем следовал целый список родственных областей, разделённый по предметам: Библейская литература. Доктрина и вера. Жизнь. Искусство. Ритуалы и почитание. Теологические и философские интерпретации. См. также: Христианство, Новый завет.
На мгновение у него возникло чувство, что он стоит рядом с самим собой и смотрит на себя со стороны — видит, как он сидит, всматриваясь в перечень ключевых слов на экране компьютера. Одно только описание этого прибора каких-нибудь тридцать лет назад сочли бы за чистую фантастику. Но вот он реально стоит здесь на столе, в душной палатке, разбитой в одном из самых пустынных уголков Израиля — страны, в которой две тысячи лет назад происходили — или не происходили, смотря по вере, — события, которые для одних людей были религиозной сказкой, не более достоверной, чем приключения Алисы в Стране чудес, для других, напротив, непреложной истиной непомерного значения для их жизни и для существования всей Вселенной. И он даже засмеялся, такой абсурдной показалась ему эта ситуация.
Церковь и религиозные группы. Христианская наука. Дуалистические христианские секты. Меннониты. Мормоны. Восточная ортодоксия. Протестантизм. Римское католичество.
То, что он искал, было в принципе так же фантастично. Видеокамера, в которой, возможно, содержится запись событий, которые разыгрались две тысячи лет назад, — да само упоминание о таком намерении для многих людей было бы достаточным основанием всерьёз усомниться в целости его рассудка. Но фантастические вещи случаются. Учёные доказали, что аппараты тяжелее воздуха не могут летать — и вот мы покупаем в супермаркете киви, доставленные из Новой Зеландии самолётом. Вся современная цивилизация имеет дело с вещами, сама идея которых в предыдущих поколениях считалась бы продуктом больного воображения.
Сначала надо получить общее представление. Он подводил указатель мышки к тому или иному ключевому слову, кликал и пробегал глазами текст, который затем возникал на экране. Неправдоподобно много текста. И огромное количество ссылок. Казалось, тема была проработана с такой степенью подробности, что напрашивалось определение «исчерпывающе» и казалось, что вся западноевропейская культура пронизана ею.
И тем не менее приблизиться к этой теме было далеко не так просто. Речь шла не о каком-нибудь виде муравьёв, не о каком-нибудь еврейском царе — Стивен пытался узнать о человеке, о котором ему ещё в раннем, беззащитном детстве вдолбили в голову, что это есть родной сын Бога — Бога, который сотворил Вселенную, звёзды на небе, элементарные частицы и генетический код и вообще всё, что есть. Этот Бог, растолковывали ему далее, из сильной любви к нему, Стивену Фоксу и всем остальным людям передал своего собственного сына в руки римских палачей, потому что по причинам, которые Стивен никогда так и не мог понять, это было необходимо для того, чтобы простить его грехи. И он должен был верить в это; должен был противостоять всем нашёптываниям своего рассудка, который хоть и был точно так же сотворён Богом, но всё чаще по мере взросления противился этой неправдоподобной логике; должен был верить или подлежать вечному проклятию, хотя Сын Божий вроде бы уже взял на себя все грехи заранее.
И так далее, и так далее. Какое-то время он задавал вопросы, но ответы не удовлетворяли его, а когда он начал дискутировать, то обнаружил, что те, кто считал себя вправе давать ответы, были не готовы к дискуссии — поскольку они уже знали, потому что верили, и всякий раз, когда он указывал им на какое-нибудь противоречие, ему на голову дубиной обрушивался аргумент, что, мол, не сомневаться надо, а верить.
Профессор Чарльз Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».
Стивен Фокс сидел на расшатанном складном стуле за не менее расшатанным складным столом в своей палатке и угрюмо пялился на экран лэптопа, холодное техническое изящество которого странно контрастировало с примитивной окружающей обстановкой. Рядом с компьютером стоял поднос с завтраком, который он унёс с кухни под неодобрительные взгляды повара. Поднос был из серой, помятой и побитой жести, как и тарелки на нём, как и кружка, в которой покачивалась странная, вроде бы похожая на кофе жидкость, грозящая того и гляди расплескаться при каждом ударе по клавиатуре, да и приборы — всё походило на списанное армейское хозяйство.
Стивен хотел использовать утро, чтобы успеть сделать кое-какие необходимые дела. Как, например, этот факс. Стивен каждый день начинал с того, что подключал к компьютеру свой мобильный телефон, чтобы принять через интернет ожидающую его электронную почту. Большая часть этих е-мейлов посылалась с его собственного компьютера, который стоял у него дома, был включён круглые сутки и принимал факсы. Если кто-нибудь посылал факс на номер Стивена, то сначала он поступал на жёсткий диск его компьютера, где и оставался до возвращения хозяина, но при этом он автоматически перерабатывался в е-мейл, который так же автоматически пересылался на интернет-адрес Стивена, так что он мог принять его в любой точке мира, где бы ни находился. Таким образом, он был досягаем практически всегда и, как показывал сегодняшний факс, который он перечитывал уже второй раз, это себя оправдывало.
Факс был от фирмы, которой он пять или шесть месяцев назад отослал информационные материалы о своей программной системе. Он отослал их скорее по спонтанному побуждению — после того как услышал в студенческой столовой, как кто-то в очереди за ним рассказывал, что его отец работает в этой фирме и постоянно жалуется на заморочки с компьютерами. В тот же день Стивен распечатал свою небольшую брошюру, приложил к ней сопроводительное письмо на фирменном бланке, всё это поместил в конверт, отослал и забыл.
И вот они ответили. У них планируется обновление общей обработки данных, поэтому не может ли он в ближайшее время прислать им дополнительную информацию о своей системе. Прилагался целый перечень подробных вопросов. Ответить просили срочно.
Но самым занятным было то, что эта фирма вела крупную оптовую торговлю видеооборудованием всех видов.
— Тема преследует меня, — пробормотал Стивен.
Он сделал глоток кофе — на краю кружки уже успел осесть летучий песок, который неприятно скрипел на зубах, — и продолжал думать дальше. Факс поступил к нему в четверг вечером — по времени Восточного побережья США. В пересчёте на местное время это было шесть-семь часов тому назад. Впереди были выходные дни, то есть допустимо взять тайм-аут хотя бы до завтра, когда здесь будет шаббат, а сам он разделается с неотложными делами. Кроме того, ему придётся соединяться напрямую со своим домашним компьютером, чтобы скачать из него большие массивы информации с картинками и графиками, а поскольку для этого придётся использовать трансатлантическую телефонную связь, он может существенно сэкономить, если подождёт до льготного времени суток. А если поспешит, то сможет отправить ответный факс прямо со своего лэптопа.
Он взял последний кусочек бутерброда с арахисовым маслом, поднял, жуя, тарелку, стряхнул с неё крошки на пол и после этого поставил её на другую тарелку. Собственно, его намерения были далеки от того, чтобы думать о своём бизнесе. Но как нарочно — именно оптовая торговля видеооборудованием! Вот что его занимало. Ему необходимо было спросить своих индийских компаньонов, готовы ли они заняться подгонкой, которая бесспорно потребуется, чтобы система, приспособленная к нуждам оптовой торговли автомобильными запчастями, могла работать в оптовой торговле видеотехникой. Но это, к счастью, достижимо при помощи нескольких простых е-мейлов. Но видео, как нарочно…
Реагировать ли ему вообще на всё это? Денег у него достаточно. Он мог бы вполне отмахнуться от этого дела.
— Ерунда, — буркнул он и вытянул кабель, соединяющий компьютер с телефоном. Об этом он подумает в другой раз, так будет лучше. Утро вечера мудрёнее. Его злило то, что это случайное совпадение так взбудоражило его мысли.
***
Толпа рабочих-раскопщиков не прервала свой завтрак, когда к кухне подошёл профессор Уилфорд-Смит, однако гул разговоров утих, и в его сторону устремились любопытные взгляды. Со времени таинственной находки в ареале 14 среди раскопщиков ходили фантастические слухи. Якобы нашли что-то военное, говорили одни. Нет, наткнулись на какие-то сокровища, предполагали другие. Но прибытие американских телевизионщиков не подходило ни к одной из этих версий.— Давид, — руководитель раскопок жестом подозвал к себе главного по кухне, молодого человека с густыми кудрями, обрамляющими мрачное лицо.
— Да, профессор.
— Я ищу Фокса, — сказал Уилфорд-Смит и посмотрел поверх ряда заполненных столов вдаль, за пределы кухни. — Ты его случайно не видел?
— Он здесь был. Забил едой поднос, как будто умирает с голода, и утащил его к себе в палатку.
Уносить посуду из зоны кухни было нельзя, на это смотрели неодобрительно, потому что посуда имела склонность больше никогда сюда не возвращаться, а исчезать где-то на каменистых плато, становясь предметом находок будущих археологов.
— Ты можешь кого-нибудь послать, чтобы ему сказали, что я хочу с ним поговорить?
— Без вопроса. Прямо сейчас?
— Да, пожалуйста. Пусть он придёт в мобильный домик, второй отсюда.
— Будет сделано.
***
Стивен бросил кабель в свою дорожную сумку и достал коробку для компакт-дисков. Это было как раз то, чем он намеревался заняться параллельно с завтраком: навести кое-какие справки. Компакт-диск, который он достал из коробки и вставил в дисковод компьютера, содержал в себе всю энциклопедию «Британника».Когда он был маленький, он всегда с благоговением поглядывал на тридцать с лишним томов — толстых, переплетённых в кожу, — которые стояли в рабочем кабинете его отца на специально отведённой для них полке. Время от времени ему разрешалось листать эти книги, и очень долго он был убеждён, что в «Британнике» есть всё, что вообще можно знать. Даже когда позднее он обнаружил, что это не так, что самые подробные и основательные статьи энциклопедии содержат в себе целые столбцы ссылок и указаний на дополнительную литературу, он всё-таки сохранил привычку всякий раз, когда его что-то интересовало, начинать поиски с этих книг. Это превратилось у него в излюбленный ритуал.
Направляющие дисковода защёлкнулись со скребущим звуком, и послышалось тихое жужжание, с которым серебристо посверкивающий диск начал ускоряться до нужного числа оборотов. Стивен вызвал соответствующую программу поиска и стал ждать.
Поиск ключевого слова — возникло на экране, и курсор выжидательно замигал на поле для введения текста.
Стивен медлил.
Это было совсем не так просто. В его памяти внезапно возникли детские воспоминания — о воскресеньях, о цветущих лугах и об огорчении, когда приходилось надевать нарядную одежду и нельзя было бежать на улицу поиграть; о скучных, непонятных, не имеющих конца посещениях церкви, после которых ещё целую вечность приходилось выстаивать на площади, ожидая, пока взрослые не наговорятся, непрестанно улыбаясь и фальшиво выражая доброжелательность к людям, о которых дома отзывались плохо. На той же площади его одноклассники и соседские дети точно так же стояли подле своих родителей, так же были разряжены и от этого казались странно чужими.
Он смотрел на тёмные клавиши своего компьютера так, будто видел их в первый раз. Вот буква И. С неё он должен начать. Что же в этом такого трудного?
Иисус Христос, напечатал он и стал ждать.
Что-то тяжёлое, мрачное, казалось, сгущалось внутри его тела. От этого сгустка исходила некая угроза и чернота. И снова воспоминания. Об огромном кресте, который грозно нависал над маленьким Стивеном, на кресте была распята нечеловечески большая фигура с искажённым от боли лицом, глядевшая сверху прямо на него. О смутных призывах, которые оставались пугающе непонятными, когда он был вынужден их слушать и кивать головой; лишь много позже, когда он впервые поцеловал девушку, они снова явились ему в виде устрашающих внутренних голосов, как будто годами подстерегали этот момент, как бомбы замедленного действия на дне его подсознания.
Он ударил по клавише enter, и CD-дисковод начал жужжать. На экране возник перечень ключевых слов, их было бесчисленное множество.
Иисус Христос, или Иисус из Галилеи, или Иисус из Назарета. Затем следовал целый список родственных областей, разделённый по предметам: Библейская литература. Доктрина и вера. Жизнь. Искусство. Ритуалы и почитание. Теологические и философские интерпретации. См. также: Христианство, Новый завет.
На мгновение у него возникло чувство, что он стоит рядом с самим собой и смотрит на себя со стороны — видит, как он сидит, всматриваясь в перечень ключевых слов на экране компьютера. Одно только описание этого прибора каких-нибудь тридцать лет назад сочли бы за чистую фантастику. Но вот он реально стоит здесь на столе, в душной палатке, разбитой в одном из самых пустынных уголков Израиля — страны, в которой две тысячи лет назад происходили — или не происходили, смотря по вере, — события, которые для одних людей были религиозной сказкой, не более достоверной, чем приключения Алисы в Стране чудес, для других, напротив, непреложной истиной непомерного значения для их жизни и для существования всей Вселенной. И он даже засмеялся, такой абсурдной показалась ему эта ситуация.
Церковь и религиозные группы. Христианская наука. Дуалистические христианские секты. Меннониты. Мормоны. Восточная ортодоксия. Протестантизм. Римское католичество.
То, что он искал, было в принципе так же фантастично. Видеокамера, в которой, возможно, содержится запись событий, которые разыгрались две тысячи лет назад, — да само упоминание о таком намерении для многих людей было бы достаточным основанием всерьёз усомниться в целости его рассудка. Но фантастические вещи случаются. Учёные доказали, что аппараты тяжелее воздуха не могут летать — и вот мы покупаем в супермаркете киви, доставленные из Новой Зеландии самолётом. Вся современная цивилизация имеет дело с вещами, сама идея которых в предыдущих поколениях считалась бы продуктом больного воображения.
Сначала надо получить общее представление. Он подводил указатель мышки к тому или иному ключевому слову, кликал и пробегал глазами текст, который затем возникал на экране. Неправдоподобно много текста. И огромное количество ссылок. Казалось, тема была проработана с такой степенью подробности, что напрашивалось определение «исчерпывающе» и казалось, что вся западноевропейская культура пронизана ею.
И тем не менее приблизиться к этой теме было далеко не так просто. Речь шла не о каком-нибудь виде муравьёв, не о каком-нибудь еврейском царе — Стивен пытался узнать о человеке, о котором ему ещё в раннем, беззащитном детстве вдолбили в голову, что это есть родной сын Бога — Бога, который сотворил Вселенную, звёзды на небе, элементарные частицы и генетический код и вообще всё, что есть. Этот Бог, растолковывали ему далее, из сильной любви к нему, Стивену Фоксу и всем остальным людям передал своего собственного сына в руки римских палачей, потому что по причинам, которые Стивен никогда так и не мог понять, это было необходимо для того, чтобы простить его грехи. И он должен был верить в это; должен был противостоять всем нашёптываниям своего рассудка, который хоть и был точно так же сотворён Богом, но всё чаще по мере взросления противился этой неправдоподобной логике; должен был верить или подлежать вечному проклятию, хотя Сын Божий вроде бы уже взял на себя все грехи заранее.
И так далее, и так далее. Какое-то время он задавал вопросы, но ответы не удовлетворяли его, а когда он начал дискутировать, то обнаружил, что те, кто считал себя вправе давать ответы, были не готовы к дискуссии — поскольку они уже знали, потому что верили, и всякий раз, когда он указывал им на какое-нибудь противоречие, ему на голову дубиной обрушивался аргумент, что, мол, не сомневаться надо, а верить.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента