Ёсимото Банана. Спящая

   – Да ты ведь вообще готовить не умеешь, да?
   Просто невероятно! Это тебе не в микроволновке готовить! Брр, выглядит отвратительно! – сказала Хару.
   В тот вечер я пыталась приготовить овощи по-китайски. Наш возлюбленный сегодня днем встречался с Хару втайне от меня, и я была не в настроении терпеть ее насмешки.
   – Не вижу ни одной причины, по которой я должна выслушивать подобные грубые замечания от кого-то в настолько смешной одежде, как у тебя. Думаю, тебе нужны сиськи побольше, чтобы носить такие черные свитера, как этот.
   Хару очень больно ткнула меня локтем в спину. В этот момент я жарила овощи, и моя рука чуть было не соскользнула в чугунную сковородку.
   – Ты что, черт возьми, делаешь?! – закричала я.
   Громкое шипение овощей и волны тепла от горелки обволакивали мой голос, отчего он звучал невероятно печально.
   – Ты не имеешь права так говорить, – сказала Хару.
   – Может быть, – ответила я и выключила огонь.
   Внезапно в комнате стало тихо, наше молчание заняло все пространство. Но в тот момент ни одна из нас не могла понять, хорошо ли делить тело одного и того же мужчины – эксцентричного мужчины, который, казалось, смеется в лицо всему миру и живет, как ему хочется, – нормально или аморально. Правда и то, что, хотя он никогда и не требовал, чтобы мы остались, мы все время толклись у него и постоянно были вместе. Я знала только, что мрачный голос Хару и ее болезненная худоба действуют мне на нервы. Она всегда маячила у меня перед носом, отчего мне хотелось свернуть ей шею, как цыпленку.
   – Почему мы так себя ведем? – спросила Хару странным, отстраненным тоном. – Ты же знаешь, он нравится и другим женщинам, но только мы с тобой ведем себя так. А ведь его даже нет здесь.
   – Так получилось.
   – У меня такое чувство, будто я схожу с ума, столь сильно ты действуешь мне на нервы.
   – Это должны были быть мои слова. Как бы то ни было, уже слишком поздно жаловаться.
   Меня тошнило от ее банального образа мыслей и мрачности. Мне они были просто ненавистны.
   – Да что с тобой, в самом деле? Ты хоть хочешь его по-настоящему? – спросила она менторским тоном.
   – Да, хочу! – сказала я. – Вот почему торчу тут с тобой! С такой идиоткой, как ты…
   Шлеп!
   По-видимому, я слишком далеко зашла. Я даже не успела закончить свою пламенную речь, как Хару влепила мне звонкую оплеуху. На мгновение я обомлела, не могла понять, что произошло. По прошествии нескольких секунд я почувствовала, как правая щека становится все горячее и горячее.
   – А вот теперь ты меня по-настоящему разозлила, я ухожу, – выпалила я и встала. – Можешь взять его себе сегодня. Если вернется.
   Хару не сводила с меня взгляда, когда я брала сумку и шла к двери. Глаза ее были широко распахнуты, и из них струился яркий свет искренности, я даже всерьез подумала, что она, возможно, попросит меня остаться. Это светилось в ее глазах. Взгляд говорил «Не уходи», а не «Прости меня». Подозреваю, она молчала, потому что, если бы действительно произнесла эти слова, выглядело бы это странно.
   Длинные волосы закрывали половину ее маленького, чистого, но вульгарного личика. Я обратила внимание, какой красивой и хрупкой она кажется, если смотреть на нее издалека, и молча закрыла за собой дверь.
   Сама мысль о женщине, которая спит с моим любимым, вызывала у меня изжогу и раздражение, и пусть Хару и была взбешена, меня это больше не трогало. На самом деле бывали дни, когда мы даже спали втроем, и они с Хару начинали заниматься любовью, тогда я с большим трудом могла здраво размышлять. Если бы на ее месте была какая-то другая женщина, то я бы убила ее, не задумываясь.
   Но пока мы были вместе, я могла понять, что чувствуют к ней мужчины.
   Я не говорю о том, что было у нее внутри.
   Вероятно, в душе она была странной, нервозной и неприятной особой. Но в ее внешности было что-то по-настоящему особенное. Податливая теплота, которую скрывали ее трусики, узкие плечики, мелькающие за чернотой ее длинных волос, небольшие ямочки над ключицами, изгибы ее тела, казавшиеся такими невероятно, недоступно далекими… Она могла бы быть воплощением иллюзорного образа женщины, ожившей, но нетвердо стоящей на ногах и постоянно спотыкающейся. Именно такое впечатление возникало.
   В тот вечер я снова видела в окно волны света, исходившие от деревьев в моем саду. Насколько я помню, это была красивая сцена, когда свет преломлялся под причудливыми углами, доходя до самых верхушек.
   Без сомнения, лишь потому, что я пьяна.
   Я выключила свет. Теперь очертания различных предметов в комнате стали более четкими.
   Я слышала собственное дыхание и биение сердца.
   Я натянула одеяло и поглубже зарылась головой в подушку. И тут снова услышала это пение.
   Отзвуки чистого, словно ангельского голоса, мягкий свет, мелодия – от всего этого сердце затрепетало, болезненно запорхало в грудной клетке. Голос накатывал на меня, словно волны, то далекие, то близкие, полные ностальгии…
   Хору, ты хочешь что-то сказать?
   Внезапно возникло ощущение, будто мое сердце завертелось волчком, словно его вращает кто-то невидимый, и я попыталась обнаружить источник этого вращения, источник звука. Но нигде не было и следов Хару, лишь прекрасный поток звуков, пронизывающий мою грудь. Возможно, на другом конце чудесной мелодии я обнаружила бы улыбку Хару. Или же она кричит полным ненависти голосом, что мое счастье и ее смерть – две стороны одного листка бумаги. Мне было наплевать, поскольку я все равно очень хотела услышать ее голос.
   Мне нужно было узнать, что она пытается сказать мне. Я так напряженно сконцентрировалась на звуках, аж между бровями заболело, пока усталость не нахлынула на меня на волнах сна с противоположного берега этой песни. А в ее глубине я уже сдалась и бормотала какие-то слова, выражающие мое решение сдаться. Словно молитву.
   Мне плохо, Хару. Но я не слышу тебя, прости.
   Спокойной ночи.
   – Ты был прав, Хару умерла, – сказала я.
   Мидзуо лишь распахнул глаза чуть шире.
   – Так значит, это действительно она, – произнес он и перевел взгляд на окно.
   Сияние ночного города представляло просто потрясающее зрелище.
   Мы были всего на каком-то четырнадцатом этаже, но и отсюда открывался замечательный вид. Это я предложила пойти для разнообразия поужинать куда-нибудь повыше, а Мидзуо спросил, что я имею в виду – заоблачно высокие цены или же высоту расположения. Я улыбнулась и ответила, что и то и другое, вот так мы здесь и оказались.
   Мир за ночным окном был усеян блестящим бисером, везде и всюду, и я находилась под впечатлением. Цепочки машин казались ожерельем по пологу ночи.
   – А почему ты подумал о Хару? – спросила я.
   – Просто вы были очень близки.
   Он сказал это совершенно обыденным тоном, затем отрезал себе кусочек мяса и отправил в рот. На мгновение мои руки застыли, поскольку я внезапно очутилась на грани истерики и готова была разрыдаться.
   – Хару хочет что-то сказать мне?
   – Боюсь, я этого не узнаю.
   – Ну да.
   Я посмотрела в свою тарелку. Может, это, в конце концов, не так уж и важно. Возможно, различные остатки сожаления, которые всплывали на поверхность теперь, когда моя орошенная алкоголем жизнь была готова перейти на новый уровень, просто приняли образ Хару. Мы уже осушили сегодня две бутылки вина – в этот раз мне помогал Мидзуо, – и мир вокруг меня потерял четкие очертания.
   У меня возникло ощущение, что я не стала бы возражать, если бы эти неотвратимые сожаления, оставленные всем нам и похороненные глубоко в наших душах, были бы всего лишь еще одним цветом этой ночи. Я могла бы наслаждаться невероятной красотой этой размытости, бесконечно отражавшимся пейзажем, пока не придет утро, и все снова не вернется на нулевую отметку.
   – А ты хотела бы сейчас повидаться с Хару? – вдруг задал вопрос Мидзуо.
   – Что? – спросила я резко. Я была так поражена, что другие посетители ресторана бросали на меня удивленные взгляды.
   – Я знаю одного парня, который может это устроить, – сказал Мидзуо, широко улыбаясь.
   – О-о-очень сомнительно, – ответила я и улыбнулась в ответ.
   – На самом деле это впечатляет. Этот парень – коротышка. Я познакомился с ним еще в те времена, когда занимался более сомнительными делами, чем сейчас. Он дает тебе возможность поговорить с умершими. Это похоже на гипноз, но отличие в том, что здесь все по-настоящему, – добавил Мидзуо.
   – А ты сам пробовал?
   – Да, однажды я убил одного парня, случайно.
   Слова просто слетели с его языка. Но небрежный тон выдавал ужасные угрызения совести, которые он испытывал.
   – Как, в драке или еще как-то?
   – Нет. Я одолжил ему сломанную машину.
   Казалось, Мидзуо не хочет больше говорить об этом, он сменил тему:
   – После этого остался очень неприятный осадок, понимаешь, и потому я пошел к этому коротышке… Там я встретился с погибшим парнем и поговорил с ним, и даже если это было не по-настоящему, мне стало лучше. Этот разговор разрядил атмосферу. Именно это я и имел в виду, говоря, что вы с Хару были близки. Если бы между вами не стоял мужчина, уверен, вы бы отлично поладили. Теперь тот парень, в которого вы были влюблены, просто полное ничтожество, влачит жалкое существование, а тогда вокруг него витала атмосфера безудержного веселья, правда? Я всегда считал, что раз вы одинаково среагировали на одну и ту же энергетику, то вы, должно быть, были очень похожи.
   И тут мне снова пришло в голову, что холодность Мидзуо такая же, как у воды, как и предполагает его имя. И поняла, что все деревья и прочие предметы, рассеянные по пейзажу, раскинувшемуся за окном, дрожат, хотя все должно было находиться в покое. Наверное, дует сильный ветер. Фары машин не переставали светить, слегка обволакивая улицы.
   – Разумеется, ты больше похожа на мой тип женщин. У тебя приплюснутый носик, и ты такая неуклюжая…
   Он говорил это тем же тоном, каким, бывало, утверждал, что в вазе со сколом тоже есть определенная привлекательность. Я любила, когда он так говорит, и еще раз подумала о том, как мне нравится Мидзуо.
   – Хорошо, давай сходим в гости к коротышке, – сказала я. – Судя по всему, он мастер своего дела.
   – Готов поспорить, что это так, – ответил Мидзуо, потягивая вино. – Но даже если все это ложь, а он непонятно кто, это просто разрядит атмосферу и позабавит тебя, ты все равно можешь попробовать. Если тебе от этого станет легче.

*

   Кафешка, в которую меня отвез Мидзуо, была совершенно обычным местечком, какие встречаются на каждом шагу, – полуподвальное помещение, внутри ничего, кроме барной стойки. Нельзя отрицать, что хозяин заведения был коротышкой. Но если не учитывать непропорциональности его тела, он казался совершенно обычным человеком, и в его внешности не было ничего, что вызывало бы у вас тревогу. Он пристально посмотрел на меня.
   – Твоя подружка? – вдруг спросил он у Мидзуо.
   – Ага, ее зовут Фуми.
   Я еле заметно кивнула и сказала, что мне приятно познакомиться.
   – А это мой приятель, Танака-коротышка.
   При этих словах Танака рассмеялся.
   – Если бы я был американцем, то меня звали бы Джон Доу^[3], – сказал он. – Это я.
   Он говорил как-то отрывисто. Хотя благодаря остроумию, проскользнувшему в его словах, я почувствовала, что могу доверять этому человеку. Он открыл маленькую дверцу и вышел из-за стойки, а затем подошел к массивной входной двери и запер ее на замок.
   – Вы здесь, чтобы увидеться с кем-то из мертвых? – спросил он.
   – Да. Чтобы ты не сидел без работы, – улыбнулся Мидзуо.
   – Да, в последнее время я этим не занимаюсь. Это требует сил. Поэтому мне приходится брать большую плату, – сказал Танака, не сводя с меня глаз. – А когда умер ваш знакомый?
   – Совсем недавно. Это молодая женщина. Я не видела ее около двух лет. Мы сражались друг с другом из-за мужчины. – Мое сердце быстро и тяжело забилось. – Интересно, а могла бы я что-нибудь выпить?
   – Да, мне бы тоже не помешало. Давай-ка раздавим бутылочку, – сказал Мидзуо.
   – Хорошо, сегодня бар к вашим услугам, – согласился Танака.
   Он взобрался по лестнице и снял с одной из верхних полок бутылку, а потом начал смешивать два виски с содовой, его руки двигались быстро и ловко.
   – Моя подружка последнее время усердствует со спиртным, – сказал Мидзуо с улыбкой. – Так что лучше сделай ей суперкрепкий коктейль.
   – Понятно.
   Танака улыбнулся, а я вместе с ним. Просто я снова заметила кое-что. Мидзуо доверяет мне и обращается со мной как с любым взрослым человеком. И это вызывало ни с чем не сравнимое чувство облегчения и уверенности. Я действительно верила: неважно, насколько старше становились люди, они склонны меняться в зависимости от того, как другие к ним относятся – они меняют свой цвет. Мидзуо всегда был очень искусен в использовании других. Мы чокнулись и выпили.
   – Не понимаю, – сказал Танака, слегка склонив голову на бок. – Почему ты хочешь увидеть женщину, с которой дралась из-за мужчины?
   У меня онемели губы из-за крепкого виски с содовой.
   Я честно ответила:
   – Мне кажется, мы действительно нравились друг другу. На самом деле, возможно, даже в сексуальном плане.
   Танака громко рассмеялся:
   – А ты честная, браво!
   Я продолжала разглядывать затуманенным взором его маленькие ботинки, изучать форму его крошечных рук и думать, что же скажу Хару, если действительно смогу вступить с ней в контакт. Но как я ни старалась, придумать ничего не могла.
   – Начнем? – спросил Танака, и мы допили содержимое наших бокалов.
   Мидзуо затих. Без сомнения, он думал о том, что произошло, когда он сам приходил сюда давным-давно.
   – Что ты имеешь в виду? Как мы начнем? – спросила я.
   – Очень просто. Тебе не нужно принимать никаких наркотиков, и считать, как при гипнозе, мы тоже не будем. Все, что от тебя требуется, закрыть глаза, молчать и пойти в ту комнату. Там и происходят встречи. Я должен предупредить тебя только об одном – если даже она будет приглашать тебя покинуть комнату, ты не должна выходить за дверь. Ты помнишь, что случилось с Безухим Хоити в старой легенде о злых приведениях, когда он пошел с духами? Вот так он и лишился своих ушей. И таких примеров великое множество – люди, которые покидали пределы комнаты, потом понимали, что не могут попасть обратно. Некоторые из них так и не вернулись. Так что ты должна быть осторожна, понятно?
   Теперь я уже так перепугалась, что даже потеряла дар речи.
   Мидзуо заметил это и рассмеялся.
   – Не волнуйся, все будет в порядке, – сказал он. – Ты сильная.
   Я кивнула и закрыла глаза. Я почувствовала, как Танака снова вышел из-за стойки, и почти сразу же ощутила легкий холодок, неспешно распространяющийся по моему телу.
   Внезапно я оказалась в комнате.
   Это была странная маленькая комнатушка с единственным окном с матовым стеклом. Я сидела на потрепанном красном диване. Прямо напротив находился еще один такой же, между ними даже не было столика. Это очень напоминало Комнату сюрпризов, какие были раньше в парках аттракционов, в них еще стены вращались, и даже если вы не двигались, возникала иллюзия, что вся комната вращается. Свет был очень тусклым, и я окунулась во что-то типа меланхолии.
   А еще в комнате была деревянная дверь.
   Я решила, что ничего страшного, скорее всего, не произойдет, если я просто дотронусь до нее, поэтому протянула руку к дверной ручке. Она была тонкой и успокаивающе прохладной, тускло-золотистого цвета. В тот момент, когда мои пальцы сомкнулись вокруг нее, я почувствовала, как сквозь мою ладонь пульсирующе проникает вибрация. Если бы мне нужно было описать это ощущение, то я бы сказала, что дверь удерживала какую-то силу, будто эта комната была единственным спокойным местом посреди вихря энергии, закручивающегося по спирали снаружи, словно «глаз бури» или обнесенная стеной священная земля. Каждая клеточка моего тела начала дрожать и клокотать, и я поняла, что испытываю инстинктивный страх перед миром, раскинувшимся за дверью.
   В то же время я могла понять, почему некоторые люди чувствуют непреодолимое желание открыть ее. Я поняла, что и Мидзуо, должно быть, ощутил подобный порыв. И что те несколько человек, кто вышел наружу (и это тоже правда), скорее всего, никогда не вернутся.
   Да, теперь понятно.
   Я отошла от двери и села обратно на диван. В голове прояснилось. Я притоптывала по деревянному полу и скользила руками по шершавым бежевым стенам. Все казалось совершенно реальным. Похоже на пустой зал ожидания на каком-нибудь вокзале в маленьком городке, у этой комнаты была какая-то неестественная аура, какая-то гнетущая атмосфера.
   И тут это произошло. Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась Хаару.
   Я была так удивлена, что не могла выдавить ни слова.
   На мгновение поверх ее плеч я мельком увидела бескрайнюю гладь мрачного пепельно-серого цвета и услышала дикий рев, словно снаружи бушевал шторм. Этот пейзаж был во много раз страшнее, чем сам факт, что Хару действительно пришла.
   – Давно не виделись, – сказала она.
   Она слегка улыбнулась, поджав губы.
   И еще до того, как это произошло, возникло ощущение, что ее улыбка будет поглощена комнатой и пугающей серостью снаружи.
   – Здорово, что мы смогли вот так встретиться, – сказала я.
   Слова слетали с моих губ гладко, как по маслу.
   – Я рада, что поняла, что ты хочешь меня видеть. Поскольку, честно говоря, ты мне очень нравилась, Хару, ты знаешь об этом? В те дни, которые мы проводили вместе, возникало особое напряжение, но ведь было и весело. И все благодаря тебе. Ты для меня много значишь. И то, что я была рядом с тобой, немалому меня научило. Мне о стольких вещах хотелось поговорить с тобой, но у нас не было случая. И мне действительно жаль, что так вышло.
   Я не могу сказать, что все эти слова до единого правда. Это было словно признание. Словно я кричала слова любви лодочке, ускользающей от меня по волнам вдаль.
   Но Хару, тоненькая, как раньше, и по-прежнему в черном, кивнула.
   – И я тоже, – сказала она, а потом добавила: – Но ты только посмотри на это!
   Она встала. При этом прядь ее длинных волос скользнула по моей руке. Это было удивительно приятно и слегка щекотно.
   Я сконцентрировалась на этом ощущении, чтобы убедиться, что оно реально.
   И тут Хару рывком открыла дверь.
   Я застыла, приготовившись к самому страшному.
   Если даже она будет приглашать тебя покинуть комнату, ты не должна выходить за дверь.
   Хару хихикнула, видя мой невольный испуг и недоверчивость.
   – Господи, а ты у нас подозрительная! Да все нормально, я тебе только покажу. Вот, посмотри, я высуну голову наружу, ладно?
   Хару высунула голову обратно в пепельно-серый мир. В тот же момент ее волосы стали развеваться и путаться под воздействием ужасающей энергии. Она снова вернулась в комнату и заговорила:
   – Ты помнишь тот день, когда бушевал страшный шторм, а мы с тобой остались в его квартире вдвоем? Было такое же ощущение, как сейчас. Знаешь, я пробиралась через эту бурю с закрытыми глазами, так и дошла. Я сделала это потому, что хотела увидеть тебя. То есть ради того мужчины, по которому мы обе сходили с ума, я бы не пришла, серьезно. Поскольку дойти сюда совсем непросто, ой как непросто.
   – И со мной было то же самое, – сказала я. – Я осознала, что должна тебя увидеть.
   – Потому что я звала тебя, девочка. Я побродила немного вокруг того места, где ты сейчас живешь, – сказала Хару.
   Казалось, она стала взрослее, чем та Хару, с которой я была знакома.
   – А зачем ты меня звала? – спросила я.
   – На самом деле я и сама не знаю. Может, потому, что никогда не чувствовала себя одинокой, когда мы были вместе. Я имею в виду по-настоящему одинокой. Когда бы я ни вспоминала о тебе, у меня появлялось ощущение, что, пока ты рядом, я не столь одинока. А в тот день, ну, ты помнишь, когда разбушевался шторм, мне захотелось поцеловать тебя.
   Лицо Хару ничего не выражало.
   – Рада слышать, – сказала я.
   Но мне стало невыносимо тоскливо. Пепельно-серый цвет снаружи был настолько насыщенным, что при виде спутанных волос Хару, развевающихся на ветру, я ощутила, какое расстояние отделяет нас от прошлого. Больше, чем между жизнью и смертью, шире, чем пропасть между нами.
   Я позвала ее по имени:
   – Хару!
   Хару еле заметно улыбнулась, поправила волосы и взялась за дверную ручку совершенно естественным жестом, потом кивнула на прощанье, тронула мою руку и исчезла за дверью. Я подумала: «Если уж на то пошло, то единственным разом, когда мы вот так разговаривали друг с другом, был тот день…»
   Дверь со стуком закрылась, а я все еще чувствовала холодок ее руки.
   – Добро пожаловать обратно! – воскликнул Танака.
   Я быстро огляделась и поняла, что снова в кафе.
   – Ух, ты! Просто чудо! Что это был за фокус? – спросила я.
   Я попыталась скрыть замешательство, но действительно была под впечатлением.
   – Мило с твоей стороны! Вообще-то все было по-настоящему, – судя по голосу, Танака был слегка рассержен.
   – По существу, Танака здесь играет роль мифического животного, которое, по представлениям китайцев, пожирает плохие сны, понимаешь? – сказал Мидзуо.
   – Да, ты правильно сказал, – заметил Танака.
   – Думаю, это так. Я была очень рада видеть ее. Не знаю… словно яд высосали из моей груди.
   Я почувствовала, как постепенно возвращаюсь к реальности. Я убедилась, что мой разум и тело остались такими, какими должны быть. Мое дыхание и зрение были очень резкими и четкими, словно рассеивалась какая-то дымка.
   – У тебя сейчас ощущение как после тяжелых физических нагрузок, да? – спросил Танака, с грохотом поставив на стойку передо мной стакан воды со льдом. – Это потому, что ты только что побывала далеко-далеко отсюда.
   Ах да, тот грозовой день.
   Стояла ранняя осень, и разбушевался тайфун.
   Наши с Хару взаимоотношения неуклонно подходили к опасной черте, мы ругались всю неделю. Наша любовь к тому мужчине начала истончаться, мы ничего не могли поделать, чтобы изменить ситуацию к лучшему, поэтому постоянно ходили раздраженные и нервные. А наш возлюбленный почти не заглядывал к себе домой, но нам обеим уже было не до этого.
   – На улице громыхает просто кошмарно, – сказала я.
   Мне хотелось пойти домой, но я не могла, поэтому у меня не было выбора, кроме как сказать Хару что-нибудь. И я бездумно совершила ошибку – заговорила с ней. Но она ответила на удивление нормальным тоном.
   – Хоть бы перестало. Ненавижу гром.
   Она сдвинула брови. Это придало лицу интимно печальное выражение, и каждый раз, когда я его видела, я была очарована хотя бы на мгновение.
   – Фуми! Помоги мне! Я боюсь!
   Яркая вспышка молнии и почти сразу же раскат грома, такой сильный, что казалось, удар наносят прямо по голове. Впервые Хару сказала мне что-то подобное, поэтому я, остолбенев, посмотрела на нее и обнаружила, что она сидит лицом ко мне и улыбается, как маленькая девочка. И внезапно я поняла. Хару тоже знает. Любовная связь подходит к завершающему этапу, а после этого мы никогда больше не увидимся. Она знает это так же хорошо, как и я.
   – Гроза совсем рядом, – сказала я.
   – Я бы все отдала, чтобы она прекратилась, – ответила Хару.
   Она отошла от окна, обогнула меня, притворяясь, что пытается спрятаться за моей спиной.
   Без сомнения, из-за этой грозы ей стало одиноко.
   – Не обманывай меня. Ты не боишься, – сказала я недоверчиво и обернулась посмотреть на нее.
   – Вообще-то боюсь немного.
   Она засмеялась. Я улыбнулась в ответ. А затем на ее лице отразилось удивление.
   – Слушай, а ведь мы подружились. Ну хоть чуть-чуть?
   Я кивнула.
   – Знаешь, думаю, это так.
   Комната была отгорожена от окружающего мира, снова и снова раздавались раскаты грома, приближаясь издалека. Воздух внутри стал плотным и тяжелым, и возникло ощущение, что даже наше молчаливое дыхание может разрушить эту маленькую идиллию. Сейчас здесь не было ничего, кроме ощущения драгоценности момента. Вскоре все это кончится. Поблекнет и исчезнет, и каждая из нас пойдет своей дорогой. И снова и снова эта уверенность с грохотом обрушивалась на нас.
   – Интересно, как он сейчас, в такую грозу?
   В свете молний профиль Хару казался миниатюрным и красивым.
   – Да, несомненно, сегодня сильная гроза.
   Мне хотелось просто посидеть тихонько. Вдвоем, молча и спокойно.
   – Как ты думаешь, а он хоть зонтик-то взял?
   – В такую погоду зонтик не поможет. Тебя ударит молнией.
   – Это ему подошло бы? Ну, такая смерть?
   – Хотелось бы, чтоб он поторопился и пришел домой.
   – Ага.
   Мы сидели рядышком и разговаривали, прислонившись к стене и обняв колени. Это был единственный раз, когда я разговаривала с Хару вот так – раньше такого никогда не было и больше не будет. Шум дождя ни на минуту не переставал мешать нашим мыслям. Казалось, что все время, пока мы находились в этой комнате, мы были друзьями, и были так же близки, как сейчас. Словно все время мы только притворялись, что недолюбливаем друг друга.