Страница:
Заторможенно, будто во сне, Халаддин привстал на одно колено, натягивая лук: боковым зрением он заметил справа уже изготовившегося к рывку барона. Часовой, похоже, уловил-таки какое-то движение во мраке, но, вместо того чтобы тут же заорать: «Тревога!!!», принялся (случается ж такое помрачение мозгов!) судорожно прятать за пазуху неуставную флягу с выпивкой. Этого мига как раз и хватило Халаддину, чтобы, дотянув пятку стрелы до подбородка, привычно опустить наконечник на дюйм ниже мишени — головы четко подсвеченного сзади дозорного; двадцать шагов дистанции, неподвижная цель — младенец и тот не промахнется. Он даже не ощутил боли, когда спущенная тетива стегнула его по левому предплечью, ибо в тот же миг до него донесся хлопок попавшей в цель стрелы — сухой и звучный, как будто в деревяшку. Вастак вскинул руки — в правой так и зажата злополучная фляга, — провернулся на пятках и медленно повалился навзничь. Барон ринулся вперед и уже миновал убитого, когда от костра донесся придушенный вопль — ятаган сержанта обрушился на первого из тех троих, что лежали с северной стороны костра, и тишина мгновенно разлетелась на тысячу звенящих и воющих осколков.
Халаддин тем временем, согласно диспозиции, огибал лагерь по периметру, держась за световым кругом и вопя на разные голоса: «Окружай, ребята, и чтоб ни одна сука не ушла!!» — ну и все прочее в этом роде. Одурелые спросонья наемники, вместо того чтобы немедля рассыпаться в стороны, инстинктивно жались к костру. На южном фланге Тангорн столкнулся с троими; один тут же свернулся калачиком, бережно держась за живот, а барон уже успел подобрать выпавший из его руки меч, широкий и — хвала Туласу! — прямой, отшвырнув прочь ятаган, с которым ему пришлось начинать бой: свет от костра при этом упал на его лицо, и двое оставшихся вмиг побросали оружие и рванули прочь, истошно вопя: «Гхэу, гхэу!!!» (вурдалак, в которого якобы обращаются непогребенные мертвецы). Не ожидавший такого Халаддин начал стрелять по ним с запозданием и, похоже, так и не попал — во всяком случае, они оба канули в ночь. Цэрлэг в суматохе успел ранить еще одного из «северных» вастаков и теперь, отбежав чуть в сторону, звал:
— Эй, Элоар, где ты, трус?! Я пришел к тебе взять цену крови за Тэшгол!
— Я здесь, Морготово отродье, — откликнулся насмешливый голос. — Иди ко мне, я почешу тебе за ушком! И — уже своим:
— А ну, без паники, трупоеды! Их всего трое, и мы сейчас сделаем их, как маленьких! Мочите косоглазого — он старший, и не подставляетесь ихнему лучнику!
Эльф возник чуть правее костра — высокий, золотоволосый, в легких кожаных доспехах, — и каждое движение, каждая черточка его облика рождали завораживающее ощущение гибкой, смертельно опасной мощи. Чем-то он походил на собственный меч — тонкий мерцающий луч из голубоватого звездного льда, при одном лишь взгляде на который делалось холодно в груди. Цэрлэг с хриплым криком взмахнул ятаганом — ложный выпад в лицо и сразу по дуге справа на опорное колено, Элоар небрежно отразил удар, и всем, включая даже военлекаря второго ранга, стало ясно — сержант отхватил кусок не по своим зубам. Мастер скрадывания и просачивания нарвался на мастера-фехтовальщика, и весь вопрос в том, с которого выпада тот его убьет — со второго или с третьего. А лучше всех это понял Тангорн, который в мгновение ока перемахнул пятнадцать ярдов, отделявшие его от места схватки, и обрушился на эльфа слева, бросив беспорядочно отступавшему разведчику:
«Спину мне прикрой, дуралей!!»
Работа истиного профессионала — не важно, в какой области, — всегда захватывающее зрелище, а уж тут сошлись Мастера — высший класс. Жаль, зрителей было маловато, да и те, вместо того чтобы следить за перипетиями сценического действа, занимались в основном собственными делами — пытались убить друг дружку, а это занятие, как легко догадаться, требует известной сосредоточенности. Тем не менее оба партнера вкладывали в работу всю душу, и их филигранные па математически точно вписывались в перфорации смертоносных кружев, выплетаемых сверкающей сталью. Кстати, Тангорнова ремарка насчет «прикрыть спину» тоже была более чем уместна: сержанту пришлось немедленно принять бой с обоими оставшимися в строю вастаками — один из них, по счастью, сильно хромал. Халаддину, вооруженному одним лишь луком, ввязываться в ближний бой — да и вообще вылезать из темноты — было категорически запрещено; стрелять же по этому калейдоскопу своих и чужих было бы чистым безумием, так что он лишь перемещался в некотором отдалении, высматривая подходящую цель.
Мало-помалу стало ясно, что Тангорн одолевает. Хотя его вастакский меч был на добрых три вершка короче, он сумел дважды зацепить противника — в правое предплечье и в ногу, над самым коленом. Эльфы, как известно, плохо переносят кровопотерю, так что выпады Элоара теперь с каждым мигом теряли свою стремительную точность; барон теснил его, спокойно выжидая мгновение для решительного удара, когда случилось нечто необъяснимое. Эльфийский клинок вдруг дрогнул и отклонился в сторону, полностью открыв корпус Элоара, и меч гондорца молниеносно поразил его в нижнюю часть груди. Халаддин невольно сглотнул, уверенный, что из спины эльфа сейчас вылезет дымящееся от крови лезвие — такого удара не выдержала бы ни одна кольчуга, не то что кожаные доспехи... Но от этих доспехов клинок Тангорна отскочил как от заколдованных; эльф же, явно знавший, что так оно и будет, перехватил меч обеими руками и тут же обрушил на врага чудовищной силы рубящий удар — сверху вниз. Ни уклониться, ни отвести этот удар в сторону барон уже не мог. Он успел лишь припасть на одно колено и принять меч Элоара на свой — «острие против острия»; хлипкая вастакская сталь разлетелась вдребезги, и эльфийский клинок чуть не на треть вонзился ему в бедро. Тангорн сумел еще откатиться в сторону, избежав следующего, пригвождающего к земле, удара, но эльф настиг его одним прыжком, и... И тогда Халаддин, сообразив, что выжидать-то, пожалуй, уже нечего, выпустил стрелу.
Впоследствии он понял, что выстрел тот был просто невозможен. Доктор и так-то стрелял весьма посредственно, а уж бить навскидку не умел вовсе; тем более — по движущейся цели: тем более что Элоар был почти закрыт от него сражающимися вастаками и Цэрлэгом. Однако факт остается фактом: он тогда выстрелил не целясь — и пущенная им стрела угодила эльфу точнехонько в глаз, так что тот, как принято говорить, «умер раньше, чем тело его коснулось земли».
Халаддин тем временем, согласно диспозиции, огибал лагерь по периметру, держась за световым кругом и вопя на разные голоса: «Окружай, ребята, и чтоб ни одна сука не ушла!!» — ну и все прочее в этом роде. Одурелые спросонья наемники, вместо того чтобы немедля рассыпаться в стороны, инстинктивно жались к костру. На южном фланге Тангорн столкнулся с троими; один тут же свернулся калачиком, бережно держась за живот, а барон уже успел подобрать выпавший из его руки меч, широкий и — хвала Туласу! — прямой, отшвырнув прочь ятаган, с которым ему пришлось начинать бой: свет от костра при этом упал на его лицо, и двое оставшихся вмиг побросали оружие и рванули прочь, истошно вопя: «Гхэу, гхэу!!!» (вурдалак, в которого якобы обращаются непогребенные мертвецы). Не ожидавший такого Халаддин начал стрелять по ним с запозданием и, похоже, так и не попал — во всяком случае, они оба канули в ночь. Цэрлэг в суматохе успел ранить еще одного из «северных» вастаков и теперь, отбежав чуть в сторону, звал:
— Эй, Элоар, где ты, трус?! Я пришел к тебе взять цену крови за Тэшгол!
— Я здесь, Морготово отродье, — откликнулся насмешливый голос. — Иди ко мне, я почешу тебе за ушком! И — уже своим:
— А ну, без паники, трупоеды! Их всего трое, и мы сейчас сделаем их, как маленьких! Мочите косоглазого — он старший, и не подставляетесь ихнему лучнику!
Эльф возник чуть правее костра — высокий, золотоволосый, в легких кожаных доспехах, — и каждое движение, каждая черточка его облика рождали завораживающее ощущение гибкой, смертельно опасной мощи. Чем-то он походил на собственный меч — тонкий мерцающий луч из голубоватого звездного льда, при одном лишь взгляде на который делалось холодно в груди. Цэрлэг с хриплым криком взмахнул ятаганом — ложный выпад в лицо и сразу по дуге справа на опорное колено, Элоар небрежно отразил удар, и всем, включая даже военлекаря второго ранга, стало ясно — сержант отхватил кусок не по своим зубам. Мастер скрадывания и просачивания нарвался на мастера-фехтовальщика, и весь вопрос в том, с которого выпада тот его убьет — со второго или с третьего. А лучше всех это понял Тангорн, который в мгновение ока перемахнул пятнадцать ярдов, отделявшие его от места схватки, и обрушился на эльфа слева, бросив беспорядочно отступавшему разведчику:
«Спину мне прикрой, дуралей!!»
Работа истиного профессионала — не важно, в какой области, — всегда захватывающее зрелище, а уж тут сошлись Мастера — высший класс. Жаль, зрителей было маловато, да и те, вместо того чтобы следить за перипетиями сценического действа, занимались в основном собственными делами — пытались убить друг дружку, а это занятие, как легко догадаться, требует известной сосредоточенности. Тем не менее оба партнера вкладывали в работу всю душу, и их филигранные па математически точно вписывались в перфорации смертоносных кружев, выплетаемых сверкающей сталью. Кстати, Тангорнова ремарка насчет «прикрыть спину» тоже была более чем уместна: сержанту пришлось немедленно принять бой с обоими оставшимися в строю вастаками — один из них, по счастью, сильно хромал. Халаддину, вооруженному одним лишь луком, ввязываться в ближний бой — да и вообще вылезать из темноты — было категорически запрещено; стрелять же по этому калейдоскопу своих и чужих было бы чистым безумием, так что он лишь перемещался в некотором отдалении, высматривая подходящую цель.
Мало-помалу стало ясно, что Тангорн одолевает. Хотя его вастакский меч был на добрых три вершка короче, он сумел дважды зацепить противника — в правое предплечье и в ногу, над самым коленом. Эльфы, как известно, плохо переносят кровопотерю, так что выпады Элоара теперь с каждым мигом теряли свою стремительную точность; барон теснил его, спокойно выжидая мгновение для решительного удара, когда случилось нечто необъяснимое. Эльфийский клинок вдруг дрогнул и отклонился в сторону, полностью открыв корпус Элоара, и меч гондорца молниеносно поразил его в нижнюю часть груди. Халаддин невольно сглотнул, уверенный, что из спины эльфа сейчас вылезет дымящееся от крови лезвие — такого удара не выдержала бы ни одна кольчуга, не то что кожаные доспехи... Но от этих доспехов клинок Тангорна отскочил как от заколдованных; эльф же, явно знавший, что так оно и будет, перехватил меч обеими руками и тут же обрушил на врага чудовищной силы рубящий удар — сверху вниз. Ни уклониться, ни отвести этот удар в сторону барон уже не мог. Он успел лишь припасть на одно колено и принять меч Элоара на свой — «острие против острия»; хлипкая вастакская сталь разлетелась вдребезги, и эльфийский клинок чуть не на треть вонзился ему в бедро. Тангорн сумел еще откатиться в сторону, избежав следующего, пригвождающего к земле, удара, но эльф настиг его одним прыжком, и... И тогда Халаддин, сообразив, что выжидать-то, пожалуй, уже нечего, выпустил стрелу.
Впоследствии он понял, что выстрел тот был просто невозможен. Доктор и так-то стрелял весьма посредственно, а уж бить навскидку не умел вовсе; тем более — по движущейся цели: тем более что Элоар был почти закрыт от него сражающимися вастаками и Цэрлэгом. Однако факт остается фактом: он тогда выстрелил не целясь — и пущенная им стрела угодила эльфу точнехонько в глаз, так что тот, как принято говорить, «умер раньше, чем тело его коснулось земли».
ГЛАВА 12
Костер к тому времени почти потух, но схватка продолжалась и в сгустившемся мраке. Оба вастака как заведенные продолжали атаковать Цэрлэга; дважды Халаддин стрелял по ним — едва лишь те отрывались от сержанта, и оба раза мазал самым позорным образом. Наконец хромающий вастак пропустил еще один удар; уронив меч, он опустился на карачки и со стонами пополз прочь, волоча раненую ногу. Халаддин плюнул было на доходягу — хрен бы с ним, не до него, — но вовремя заметил, что тот подобрался к одному из тюков и, сидя прямо на земле, уже вытащил из него лук; сунув же руку в свой колчан, он, разом оледенев, нащупал в нем одну-единственную стрелу. Они одновременно взяли друг дружку на прицел, но тут нервы у доктора сдали: он спустил тетиву — и сразу отпрыгнул вправо, уловив в тот же самый миг смертоносное дуновение, прошелестевшее полутора футами левее его живота. Вастаку повезло меньше: он, сделав свой выстрел, не мог увернуться и лежал теперь навзничь, с халаддиновой стрелою, засевшей под ключицей. Цэрлэг тем временем обманным движением заставил своего противника раскрыться и нанес ему удар в шею; все лицо орокуэна было теперь сплошь покрыто липкими брызгами, а уж про руку-то и говорить нечего — с пальцев чуть не капало... Ну что, вроде как все?.. Виктория, мать ее так...
Халаддин, не теряя ни минуты, навалил дров в угасающий костер и, устроившись так, чтобы не загораживать свет, одним отработанным движением распорол липнущую к пальцам штанину Тангорна. Крови было порядком, хотя для такой глубокой раны можно считать, что не так уж и много — бедренная артерия по крайней мере не задета; хвала Единому, что эльфийские клинки чуть ли не втрое уже вастакских. Так... жгут... Теперь затампонировать... Сержант, обойдя стоянку, деловито прикончил двоих вастаков, подававших признаки жизни, и опустился на корточки рядом с военлекарем.
— Что скажешь, доктор?
— Ну что — бывает и хуже. Кость цела, связки, сколько я вижу, практически не задеты, самые крупные сосуды — тоже. Подай-ка вон ту тряпицу.
— Держи. Идти он сможет?
— Шутить изволите?..
— Тогда, ребята, — разведчик тяжело поднялся на ноги и зачем-то тщательно отряхнул песок с колен, — тушите свет и сливайте воду. Двое-то удрали, и гнаться за ними по этой темнотище уже без смысла. Еще до рассвета они добредут до этого своего опорного пункта на тракте — заплутать по дороге им просто негде, чеши себе прямиком на север по краешку хаммада. Как только развиднеется, они начнут прочесывание. Улавливаете?
Тангорн внезапно приподнялся на локте, и Халаддин с ужасом понял, что тот оставался в полном сознании все то время, пока они ковырялись в его ране. Костер ярко высветил лицо барона, оранжево блестящее от пота; голос его, впрочем, ничуть не утратил прежней твердости, разве что чуть осел:
— Не берите в голову, парни. В конце концов я должен был стать покойником еще позавчера; доведись мне переиграть кон, я распорядился бы отсрочкой точно так же... — С этими словами он резко оттянул вниз свой ворот, открывая сонную артерию. — Давайте, сержант, — чик-чирик, и дело с концом... а то больно уж неохота обратно — по шейку в песочек. Уносите ноги, и удачи вам. Жаль, наше знакомство было столь скоротечным, но тут уж ничего не попишешь.
— Я, барон, человек простой, — спокойно отвечал Цэрлэг, — и привык действовать по уставу. А пункт сорок второй, к вашему сведению, говорит ясно: «укол милосердия» дозволяется лишь при прямой угрозе того, что раненый попадет в руки врага. Вот появится прямая угроза — завтра, к примеру, — тогда и поговорим.
— Не валяйте дурака, сержант! За каким хреном гробиться всем троим — меня-то этим вы все равно не спасете...
— Р-разговорчики в строю!! Вместе пришли — вместе и уйдем, а на прочее — воля Единого. Доктор, осмотрите тючок эльфа — нет там аптечки?
Халаддин мысленно обозвал себя ослом: поискать эльфийскую аптечку мог бы догадаться и сам. «Так, что там у него?.. Великолепный лук и колчан на тридцать стрел, каждый наконечник заключен в кожаный чехольчик — ага, значит, отравленные; чудо-оружие, непременно наложу на него лапу. Бухта эльфийской веревки — полфунта весу, пинта объему, сто футов длины, выдержит трех мумаков; в хозяйстве сгодится. Эльфийские галеты и фляга с эльфийским же вином (которое и не вино вовсе); превосходно — сейчас же дам глотнуть барону. Кошель с золотыми и серебряными монетами — надо думать, для расплаты с вастаками, сами эльфы вроде бы деньгами не пользуются; пусть будут, запас карман не тянет. Письменные принадлежности и какие-то записи... рунами... черт, темнотища, ничего не разберу; ладно, будем живы — прочтем... А, вот и она, хвала Единому!» Открыв же аптечку, он обомлел: чего тут только нет, и все — самое лучшее. Антисептики — паутина с серо-зелеными пятнами целебной плесени; обезболивающее — шарики сгущеного млечного сока лиловых кхандских маков; кровоостанавливающее — толченый корень мандрагоры с заоблачных лугов Мглистых гор; стимуляторы — орехи кола из болотистых джунглей Харада; тканевой регенератор — бурое смолоподобное мумие, способное в пять дней срастить сломанную кость или заживить трофическую язву; и много чего еще, с чем пока не было времени — да и нужды — разбираться. Эх, только бы Цэрлэг придумал способ сбить со следа погоню, а уж он поставит барона на ноги максимум за неделю...
Орокуэн между тем перетряхивал вастакские вещмешки на предмет фляг и пищевых рационов — в их положении лишние десять — пятнадцать минут роли уже не играют: нужна идея, а не будет идеи — все одно кранты. Значит, так... Можно уйти в хаммад — он знал неподалеку несколько останцов с хорошими расселинами, но там, надо думать, будут шарить в самую первую очередь. О том, чтобы зарыться в песок, не может быть и речи: по безветрию следовую дорожку дочиста не затрешь — вытропят только так. Единственное, что приходит на ум, — со всех ног рвануть на закат, в сторону гор, и попытаться достичь края лессового плато Хоутийн-Хотгор с его выдутыми ветром пещерами, но это больше тридцати миль по прямой, и с неходячим раненым на горбу тут, конечно, голяк... На этом месте его размышления прервал оклик чуть ожившего после пары хороших глотков барона:
— Сержант, можно вас на минутку? Осмотрите, пожалуйста, эльфа...
— А чего его разглядывать? — недоуменно поднял голову разведчик. — Я уже проверил — дохлый, как змеиный выползок.
— Я не о том. Все думаю — что ж это за такой кожаный нагрудник, что меч его не берет. Проверьте-ка — не поддето ли под ним что-нибудь эдакое...
Цэрлэг хмыкнул, но прервал свое занятие и вразвалку подошел к убитому. Достав ятаган, он засунул лезвие под нижний край кожаных доспехов эльфа и одним движением вспорол их от паха до горла — как будто потрошил большую рыбину.
— Гляди-ка, и впрямь кольчуга! Да какая-то странная, сроду таких не видал...
— Как будто бы светится, да?
— Точно. Слушай, ты знал или сейчас допер?
— Если б знал, то не купился бы на его фокус с незащищенным корпусом, — проворчал Тангорн. — Это ведь мифрил. Я и не мог пробить эту кольчугу, да и никто в Средиземье не сможет.
Цэрлэг послал барону острый внимательный взгляд — профессионал оценил профессионала. Подошедший Халаддин помог сержанту снять с мертвеца эту драгоценную чешуйчатую шкурку и теперь внимательно разглядывал ее. Металл в самом деле слабо фосфоресцировал, напоминая собою сгусток лунного света, и был теплым на ощупь. Весила кольчуга чуть больше фунта и была столь тонка, что ее можно было собрать в комок размером с апельсин; когда она случайно выскользнула из его пальцев и серебряною лужицей растеклась у ног, он подумал, что в лунную ночь вряд ли отыскал бы ее среди лежащих на земле бликов.
— А я-то думал, мифрил — это легенда...
— Как видите — нет... Думаю, за одну такую кольчугу можно купить половину Минас-Тирита и весь Эдорас в придачу: их осталось штук двадцать на все Средиземье и больше уже не будет — секрет утерян.
— А почему же он скрывал ее под этой кожаной декорацией?
— Потому, — ответил за Тангорна разведчик, — что только недоумок прилюдно размахивает своими козырями. Принцип Урукхая Великого: «Если ты слаб, покажи врагу, что силен; если силен — покажи, что слаб».
— Верно, — кивнул барон. — Ну и к тому же — вастаки. Прознай эти трупоеды про мифриловую кольчугу, они в первую же ночь перерезали бы ему глотку, дернули с ней куда-нибудь на юга — хоть в тот же Умбар — и стали бы там состоятельными людьми. Если только не перекрошили бы друг дружку при дележке...
Сержант мрачно присвистнул:
— Час от часу не легче! Выходит, этот самый Элоар и вправду был у них преизрядной шишкой... Так что эльфы, надо думать, в поисках нашей шайки не поленятся перевернуть каждый камешек на хаммаде и просеять каждый бархан. Ни времени, ни людей на это не пожалеют...
Он без труда и в деталях представил себе, как все это будет, благо сам не раз участвовал в операциях прочесывания — и в качестве дичи, и в качестве охотника. Надо думать, они стянут сюда не меньше полутора сотен пеших и конных — сколько их вообще наберется на этом участке тракта; конные первым делом перережут путь на Хоутийн-Хотгор и замкнут полукольцо по несходному краю хаммада, а пешие двинутся облавой от разгромленной стоянки, заглядывая по ходу дела в каждую песчаночью нору. По такому раскладу можно обойтись и без опытных следопытов — здесь (как, впрочем, и везде) противника можно тупо задавить численностью. Базироваться эта орава будет на ближний опорный пункт — только там есть достаточно емкий колодец, там же разместится и штаб командующего операцией...
Цэрлэг хорошо знал тот «опорный пункт» — караван-сарай, заброшенный вместе со всем старым Нурнонским трактом с той поры, как Закатное Принурнонье трудами ирригаторов обратилось в мертвый солончак. Это было обширное квадратное строение из саманного кирпича со всякого рода глинобитными хозяйственными пристройками: на задах — развалины прежнего, разрушенного землетрясением, караван-сарая, густо заросшие бактрианьей колючкой и полынью... Стоп-стоп-стоп!.. А ведь, между прочим, эти развалины будут последним местом, где им придет в голову шарить!.. Вот именно — последним; в том смысле, что рано или поздно доберутся и до них, методом исключения. Жалко — по первой прикидке затея смотрится неплохо... А если проложить ложную следовую дорожку — заячью петлю со скидкой?.. Ну, и дальше куда?..
Ночные минуты между тем утекали струйкой воды из прорванного бурдюка, и в выражении лица и позе разведчика обозначилось вдруг нечто такое, что Халаддин понял с неумолимой ясностью: тот путей к спасению тоже не видит. Мягкая ледяная рука залезла к доктору во внутренности и начала неторопливо перебирать их, будто рыбу, трепещущую на дне лодки; то был не страх солдата перед боем (через это он сегодня уже прошел), а нечто совсем иное — сродни темному иррациональному ужасу внезапно потерявшегося ребенка. Сейчас лишь он понял, что Цэрлэг не просто ползал за водой для него сквозь кишащий эльфами лес у Осгилиата и волок его на себе под носом у минас-моргульских часовых — разведчик все эти дни укрывал доктора своей мощной и уютной защитной аурой — «спокуха на лице, порядок в доме», — и вот она-то сейчас и разлезалась клочьями. Халаддин ведь, если честно, ввязался во всю эту дурацкую затею с «акцией возмездия» оттого лишь, что твердо положил для себя: лучше уж оказаться в самой крутой переделке, но вместе с Цэрлэгом, — и на сей раз не угадал. Круг замкнулся — Элоар заплатил за Тэшгол, они через несколько часов заплатят за эту дюну... И тогда он, потеряв голову от страха и отчаяния, заорал в лицо орокуэну:
— Ну что, доволен?!! Отомстил по первому разряду и все не налюбуешься на свою работу?! Расплатился всеми нами за одного эльфийского ублюдка, пропади он пропадом!!
— Как ты сказал? — откликнулся тот со странным выражением. — Чтобы этот эльф пропал пропадом, да?
Халаддин, не теряя ни минуты, навалил дров в угасающий костер и, устроившись так, чтобы не загораживать свет, одним отработанным движением распорол липнущую к пальцам штанину Тангорна. Крови было порядком, хотя для такой глубокой раны можно считать, что не так уж и много — бедренная артерия по крайней мере не задета; хвала Единому, что эльфийские клинки чуть ли не втрое уже вастакских. Так... жгут... Теперь затампонировать... Сержант, обойдя стоянку, деловито прикончил двоих вастаков, подававших признаки жизни, и опустился на корточки рядом с военлекарем.
— Что скажешь, доктор?
— Ну что — бывает и хуже. Кость цела, связки, сколько я вижу, практически не задеты, самые крупные сосуды — тоже. Подай-ка вон ту тряпицу.
— Держи. Идти он сможет?
— Шутить изволите?..
— Тогда, ребята, — разведчик тяжело поднялся на ноги и зачем-то тщательно отряхнул песок с колен, — тушите свет и сливайте воду. Двое-то удрали, и гнаться за ними по этой темнотище уже без смысла. Еще до рассвета они добредут до этого своего опорного пункта на тракте — заплутать по дороге им просто негде, чеши себе прямиком на север по краешку хаммада. Как только развиднеется, они начнут прочесывание. Улавливаете?
Тангорн внезапно приподнялся на локте, и Халаддин с ужасом понял, что тот оставался в полном сознании все то время, пока они ковырялись в его ране. Костер ярко высветил лицо барона, оранжево блестящее от пота; голос его, впрочем, ничуть не утратил прежней твердости, разве что чуть осел:
— Не берите в голову, парни. В конце концов я должен был стать покойником еще позавчера; доведись мне переиграть кон, я распорядился бы отсрочкой точно так же... — С этими словами он резко оттянул вниз свой ворот, открывая сонную артерию. — Давайте, сержант, — чик-чирик, и дело с концом... а то больно уж неохота обратно — по шейку в песочек. Уносите ноги, и удачи вам. Жаль, наше знакомство было столь скоротечным, но тут уж ничего не попишешь.
— Я, барон, человек простой, — спокойно отвечал Цэрлэг, — и привык действовать по уставу. А пункт сорок второй, к вашему сведению, говорит ясно: «укол милосердия» дозволяется лишь при прямой угрозе того, что раненый попадет в руки врага. Вот появится прямая угроза — завтра, к примеру, — тогда и поговорим.
— Не валяйте дурака, сержант! За каким хреном гробиться всем троим — меня-то этим вы все равно не спасете...
— Р-разговорчики в строю!! Вместе пришли — вместе и уйдем, а на прочее — воля Единого. Доктор, осмотрите тючок эльфа — нет там аптечки?
Халаддин мысленно обозвал себя ослом: поискать эльфийскую аптечку мог бы догадаться и сам. «Так, что там у него?.. Великолепный лук и колчан на тридцать стрел, каждый наконечник заключен в кожаный чехольчик — ага, значит, отравленные; чудо-оружие, непременно наложу на него лапу. Бухта эльфийской веревки — полфунта весу, пинта объему, сто футов длины, выдержит трех мумаков; в хозяйстве сгодится. Эльфийские галеты и фляга с эльфийским же вином (которое и не вино вовсе); превосходно — сейчас же дам глотнуть барону. Кошель с золотыми и серебряными монетами — надо думать, для расплаты с вастаками, сами эльфы вроде бы деньгами не пользуются; пусть будут, запас карман не тянет. Письменные принадлежности и какие-то записи... рунами... черт, темнотища, ничего не разберу; ладно, будем живы — прочтем... А, вот и она, хвала Единому!» Открыв же аптечку, он обомлел: чего тут только нет, и все — самое лучшее. Антисептики — паутина с серо-зелеными пятнами целебной плесени; обезболивающее — шарики сгущеного млечного сока лиловых кхандских маков; кровоостанавливающее — толченый корень мандрагоры с заоблачных лугов Мглистых гор; стимуляторы — орехи кола из болотистых джунглей Харада; тканевой регенератор — бурое смолоподобное мумие, способное в пять дней срастить сломанную кость или заживить трофическую язву; и много чего еще, с чем пока не было времени — да и нужды — разбираться. Эх, только бы Цэрлэг придумал способ сбить со следа погоню, а уж он поставит барона на ноги максимум за неделю...
Орокуэн между тем перетряхивал вастакские вещмешки на предмет фляг и пищевых рационов — в их положении лишние десять — пятнадцать минут роли уже не играют: нужна идея, а не будет идеи — все одно кранты. Значит, так... Можно уйти в хаммад — он знал неподалеку несколько останцов с хорошими расселинами, но там, надо думать, будут шарить в самую первую очередь. О том, чтобы зарыться в песок, не может быть и речи: по безветрию следовую дорожку дочиста не затрешь — вытропят только так. Единственное, что приходит на ум, — со всех ног рвануть на закат, в сторону гор, и попытаться достичь края лессового плато Хоутийн-Хотгор с его выдутыми ветром пещерами, но это больше тридцати миль по прямой, и с неходячим раненым на горбу тут, конечно, голяк... На этом месте его размышления прервал оклик чуть ожившего после пары хороших глотков барона:
— Сержант, можно вас на минутку? Осмотрите, пожалуйста, эльфа...
— А чего его разглядывать? — недоуменно поднял голову разведчик. — Я уже проверил — дохлый, как змеиный выползок.
— Я не о том. Все думаю — что ж это за такой кожаный нагрудник, что меч его не берет. Проверьте-ка — не поддето ли под ним что-нибудь эдакое...
Цэрлэг хмыкнул, но прервал свое занятие и вразвалку подошел к убитому. Достав ятаган, он засунул лезвие под нижний край кожаных доспехов эльфа и одним движением вспорол их от паха до горла — как будто потрошил большую рыбину.
— Гляди-ка, и впрямь кольчуга! Да какая-то странная, сроду таких не видал...
— Как будто бы светится, да?
— Точно. Слушай, ты знал или сейчас допер?
— Если б знал, то не купился бы на его фокус с незащищенным корпусом, — проворчал Тангорн. — Это ведь мифрил. Я и не мог пробить эту кольчугу, да и никто в Средиземье не сможет.
Цэрлэг послал барону острый внимательный взгляд — профессионал оценил профессионала. Подошедший Халаддин помог сержанту снять с мертвеца эту драгоценную чешуйчатую шкурку и теперь внимательно разглядывал ее. Металл в самом деле слабо фосфоресцировал, напоминая собою сгусток лунного света, и был теплым на ощупь. Весила кольчуга чуть больше фунта и была столь тонка, что ее можно было собрать в комок размером с апельсин; когда она случайно выскользнула из его пальцев и серебряною лужицей растеклась у ног, он подумал, что в лунную ночь вряд ли отыскал бы ее среди лежащих на земле бликов.
— А я-то думал, мифрил — это легенда...
— Как видите — нет... Думаю, за одну такую кольчугу можно купить половину Минас-Тирита и весь Эдорас в придачу: их осталось штук двадцать на все Средиземье и больше уже не будет — секрет утерян.
— А почему же он скрывал ее под этой кожаной декорацией?
— Потому, — ответил за Тангорна разведчик, — что только недоумок прилюдно размахивает своими козырями. Принцип Урукхая Великого: «Если ты слаб, покажи врагу, что силен; если силен — покажи, что слаб».
— Верно, — кивнул барон. — Ну и к тому же — вастаки. Прознай эти трупоеды про мифриловую кольчугу, они в первую же ночь перерезали бы ему глотку, дернули с ней куда-нибудь на юга — хоть в тот же Умбар — и стали бы там состоятельными людьми. Если только не перекрошили бы друг дружку при дележке...
Сержант мрачно присвистнул:
— Час от часу не легче! Выходит, этот самый Элоар и вправду был у них преизрядной шишкой... Так что эльфы, надо думать, в поисках нашей шайки не поленятся перевернуть каждый камешек на хаммаде и просеять каждый бархан. Ни времени, ни людей на это не пожалеют...
Он без труда и в деталях представил себе, как все это будет, благо сам не раз участвовал в операциях прочесывания — и в качестве дичи, и в качестве охотника. Надо думать, они стянут сюда не меньше полутора сотен пеших и конных — сколько их вообще наберется на этом участке тракта; конные первым делом перережут путь на Хоутийн-Хотгор и замкнут полукольцо по несходному краю хаммада, а пешие двинутся облавой от разгромленной стоянки, заглядывая по ходу дела в каждую песчаночью нору. По такому раскладу можно обойтись и без опытных следопытов — здесь (как, впрочем, и везде) противника можно тупо задавить численностью. Базироваться эта орава будет на ближний опорный пункт — только там есть достаточно емкий колодец, там же разместится и штаб командующего операцией...
Цэрлэг хорошо знал тот «опорный пункт» — караван-сарай, заброшенный вместе со всем старым Нурнонским трактом с той поры, как Закатное Принурнонье трудами ирригаторов обратилось в мертвый солончак. Это было обширное квадратное строение из саманного кирпича со всякого рода глинобитными хозяйственными пристройками: на задах — развалины прежнего, разрушенного землетрясением, караван-сарая, густо заросшие бактрианьей колючкой и полынью... Стоп-стоп-стоп!.. А ведь, между прочим, эти развалины будут последним местом, где им придет в голову шарить!.. Вот именно — последним; в том смысле, что рано или поздно доберутся и до них, методом исключения. Жалко — по первой прикидке затея смотрится неплохо... А если проложить ложную следовую дорожку — заячью петлю со скидкой?.. Ну, и дальше куда?..
Ночные минуты между тем утекали струйкой воды из прорванного бурдюка, и в выражении лица и позе разведчика обозначилось вдруг нечто такое, что Халаддин понял с неумолимой ясностью: тот путей к спасению тоже не видит. Мягкая ледяная рука залезла к доктору во внутренности и начала неторопливо перебирать их, будто рыбу, трепещущую на дне лодки; то был не страх солдата перед боем (через это он сегодня уже прошел), а нечто совсем иное — сродни темному иррациональному ужасу внезапно потерявшегося ребенка. Сейчас лишь он понял, что Цэрлэг не просто ползал за водой для него сквозь кишащий эльфами лес у Осгилиата и волок его на себе под носом у минас-моргульских часовых — разведчик все эти дни укрывал доктора своей мощной и уютной защитной аурой — «спокуха на лице, порядок в доме», — и вот она-то сейчас и разлезалась клочьями. Халаддин ведь, если честно, ввязался во всю эту дурацкую затею с «акцией возмездия» оттого лишь, что твердо положил для себя: лучше уж оказаться в самой крутой переделке, но вместе с Цэрлэгом, — и на сей раз не угадал. Круг замкнулся — Элоар заплатил за Тэшгол, они через несколько часов заплатят за эту дюну... И тогда он, потеряв голову от страха и отчаяния, заорал в лицо орокуэну:
— Ну что, доволен?!! Отомстил по первому разряду и все не налюбуешься на свою работу?! Расплатился всеми нами за одного эльфийского ублюдка, пропади он пропадом!!
— Как ты сказал? — откликнулся тот со странным выражением. — Чтобы этот эльф пропал пропадом, да?
ГЛАВА 13
И осекшийся на полуслове Халаддин увидал перед собою прежнего, привычного, Цэрлэга — который знает, как надо.
— Прости. — севшим голосом пробормотал он, не зная, куда девать глаза.
— Ладно, бывает; проехали. А теперь вспомни точно — и вы, барон, тоже: та пара вастаков — они слиняли, когда я уже схватился с Элоаром или раньше? До или после?
— По-моему, до...
— Совершенно точно до, сержант, голову наотруб.
— Все верно. То есть они не могут знать не только о его смерти, но и даже о том, что он вообще вступал в бой... Теперь так... Доктор, сможет барон пройти хоть пару-тройку миль? Если на костылях?
— Если на костылях — пожалуй, да. Я накачаю его обезболивающими... Правда, потом будет такая реакция, что...
— Действуйте, доктор, — иначе у него просто не будет никакого «потом»! Соберите аптечку, немного воды и этих самых галет — больше ничего; ну и какое-нибудь оружие, для порядку...
Через несколько минут сержант вручил Тангорну пару крестообразных костылей, тут же изготовленных им из укороченых вастакских копий, и начал инструктаж.
— Мы сейчас расстанемся. Вы выйдете на краешек хаммада и двинетесь прямо вдоль него на север...
— Как на север?! Там же пост!
— Вот именно.
— А-а-а, понял... «Делай обратное тому, что ожидает противник»...
— Соображаешь, медицина! Продолжаю. С хаммада на песок не сходить. Если — вернее, когда, — барон начнет отрубаться, тебе придется взять его на загривок: костыли при этом не бросать, ясно? Все время следи, чтобы не открылась рана — а то кровь из-под повязки накапает дорожку. Главное для вас — не оставить за собою следов; на хаммаде это не сложно — щебенка... А я нагоню вас часа через... два — два с половиной.
— Что ты задумал?
— Потом объясню — сейчас уже каждая минута на счету. Вперед, орлы, — в темпе марша!.. Да, постой! Кинь-ка пару орешков кола — мне тоже не повредит.
И, проводив взглядом удаляющихся товарищей, разведчик принялся за работу. Сделать предстояло еще уйму вещей, часть из них — мелочи, которые немудрено и позабыть в суматохе. Например, собрать все то барахло, которое пригодится впоследствии, если им доведется выскочить живыми из этого переплета — от эльфийского оружия до Тангорновых книжек, — и аккуратно закопать это все, приметив ориентиры. Приготовить свой тюк — вода, рационы, теплые плащи, оружие — и оттащить его в хаммад. Ну вот, а теперь — самое главное.
Идея Цэрлэга, на которую его нежданно-негаданно навел Халаддин, заключалась в следующем. Если представить себе, что Элоар при ночном нападении не погиб, а удрал в пустыню и заблудился (запросто: эльф в пустыне — это как орокуэн в лесу), эти ребята, несомненно, будут искать прежде всего своего принца (или кто он у них там), а уж только потом — партизан, замочивших шестерых вастакских наемников (невелика потеря). И теперь ему надлежало превратить это бредовое допущение в несомненный факт.
Подойдя к эльфу, он стащил с его ног мокасины и подобрал валяющийся рядом разрезанный кожаный нагрудник; заметил при этом на левой руке убитого простенькое серебряное кольцо и на всякий случай сунул в карман. Затем, вырыв ямку глубиной в пару футов, прикопал труп и тщательно заровнял песок; сам по себе такой ход был бы довольно наивен — если не создать при этом иллюзию того, что поверхность песка в этом месте является заведомо нетронутой. Для этого нам понадобится труп кого-нибудь из вастаков, желательно с минимальными повреждениями: пожалуй, тот часовой, что убит стрелой Халаддина, подойдет как раз. Аккуратно перенеся его на то самое место, где был закопан эльф, Цэрлэг перерезал вастаку горло от уха до уха и «спустил кровь», как это проделывают охотники со своей добычей, после чего уложил того в натекшую лужу, придав позе некоторую естественность. Теперь кажется вполне очевидным, что наемник погиб именно здесь: пожалуй, искать один труп прямо под другим, застывшим на пропитанном кровью песке, можно, лишь точно зная, что он там — нормальному человеку такое в голову прийти не должно.
Итак, полдела сделано — настоящий эльф исчез; теперь у него должен появиться двойник — живой и весьма даже шустрый. Орокуэн переобулся в эльфийские мокасины («Черт, не понимаю, как можно носить такую обувку — без нормальной твердой подошвы!») и побежал на юг вдоль подножия дюны, стараясь оставить хороший след на участках с более плотным грунтом; распоротый сверху донизу нагрудник он надел на себя, как безрукавку, а в руках нес свои сапоги, без которых по пустыне не больно-то походишь. Удалившись от стоянки мили на полторы, сержант остановился; он никогда не слыл хорошим бегуном, и сердце его уже колотилось в самом горле, пытаясь выскочить наружу. Впрочем, дистанция была уже достаточной, и «эльфу» теперь предстояло уйти в хаммад, где обнаружить следы практически невозможно. Шагах в пятнадцати от того места, где след обрывался, разведчик бросил на щебень кожаный доспех Элоара; этим подтверждались и личность беглеца, и, косвенно, направление его дальнейшего движения — по-прежнему на юг.
«Стоп, — сказал он себе, — остановись и еще раз подумай. Может, вообще не бросать этот нагрудник — больно уж нарочито... Так; поставь себя на его место. Ты — беглец, нечетко представляющий себе, куда двигаться дальше; от погони, похоже, оторвался, но теперь тебе предстоит бродить неведомо сколько по этой ужасной пустыне, которая для тебя куда страшнее любого врага в человеческом обличье. Самое время бросить, что только можно, для облегчения ноши; все равно проку от этого панциря — чуть, а останешься в живых — купишь себе точно такой в первой же оружейной лавке... Достоверно? — вполне. А почему снял его сейчас, а не раньше? Ну, просто не до того было; кто его знает — гонятся, нет ли, а тут как раз остановился, огляделся... Достоверно? — несомненно. А почему он распорот? Потому что найдут его почти наверняка не свои, а те, кто за мною охотится; кстати, охотятся они наверняка по следу, так что самое время мне перебираться с песка на щебенку... Достоверно? — пожалуй... В конце концов, не надо считать врагов дураками, но и запугивать себя их сверхпрозорливостью тоже не стоит».
— Прости. — севшим голосом пробормотал он, не зная, куда девать глаза.
— Ладно, бывает; проехали. А теперь вспомни точно — и вы, барон, тоже: та пара вастаков — они слиняли, когда я уже схватился с Элоаром или раньше? До или после?
— По-моему, до...
— Совершенно точно до, сержант, голову наотруб.
— Все верно. То есть они не могут знать не только о его смерти, но и даже о том, что он вообще вступал в бой... Теперь так... Доктор, сможет барон пройти хоть пару-тройку миль? Если на костылях?
— Если на костылях — пожалуй, да. Я накачаю его обезболивающими... Правда, потом будет такая реакция, что...
— Действуйте, доктор, — иначе у него просто не будет никакого «потом»! Соберите аптечку, немного воды и этих самых галет — больше ничего; ну и какое-нибудь оружие, для порядку...
Через несколько минут сержант вручил Тангорну пару крестообразных костылей, тут же изготовленных им из укороченых вастакских копий, и начал инструктаж.
— Мы сейчас расстанемся. Вы выйдете на краешек хаммада и двинетесь прямо вдоль него на север...
— Как на север?! Там же пост!
— Вот именно.
— А-а-а, понял... «Делай обратное тому, что ожидает противник»...
— Соображаешь, медицина! Продолжаю. С хаммада на песок не сходить. Если — вернее, когда, — барон начнет отрубаться, тебе придется взять его на загривок: костыли при этом не бросать, ясно? Все время следи, чтобы не открылась рана — а то кровь из-под повязки накапает дорожку. Главное для вас — не оставить за собою следов; на хаммаде это не сложно — щебенка... А я нагоню вас часа через... два — два с половиной.
— Что ты задумал?
— Потом объясню — сейчас уже каждая минута на счету. Вперед, орлы, — в темпе марша!.. Да, постой! Кинь-ка пару орешков кола — мне тоже не повредит.
И, проводив взглядом удаляющихся товарищей, разведчик принялся за работу. Сделать предстояло еще уйму вещей, часть из них — мелочи, которые немудрено и позабыть в суматохе. Например, собрать все то барахло, которое пригодится впоследствии, если им доведется выскочить живыми из этого переплета — от эльфийского оружия до Тангорновых книжек, — и аккуратно закопать это все, приметив ориентиры. Приготовить свой тюк — вода, рационы, теплые плащи, оружие — и оттащить его в хаммад. Ну вот, а теперь — самое главное.
Идея Цэрлэга, на которую его нежданно-негаданно навел Халаддин, заключалась в следующем. Если представить себе, что Элоар при ночном нападении не погиб, а удрал в пустыню и заблудился (запросто: эльф в пустыне — это как орокуэн в лесу), эти ребята, несомненно, будут искать прежде всего своего принца (или кто он у них там), а уж только потом — партизан, замочивших шестерых вастакских наемников (невелика потеря). И теперь ему надлежало превратить это бредовое допущение в несомненный факт.
Подойдя к эльфу, он стащил с его ног мокасины и подобрал валяющийся рядом разрезанный кожаный нагрудник; заметил при этом на левой руке убитого простенькое серебряное кольцо и на всякий случай сунул в карман. Затем, вырыв ямку глубиной в пару футов, прикопал труп и тщательно заровнял песок; сам по себе такой ход был бы довольно наивен — если не создать при этом иллюзию того, что поверхность песка в этом месте является заведомо нетронутой. Для этого нам понадобится труп кого-нибудь из вастаков, желательно с минимальными повреждениями: пожалуй, тот часовой, что убит стрелой Халаддина, подойдет как раз. Аккуратно перенеся его на то самое место, где был закопан эльф, Цэрлэг перерезал вастаку горло от уха до уха и «спустил кровь», как это проделывают охотники со своей добычей, после чего уложил того в натекшую лужу, придав позе некоторую естественность. Теперь кажется вполне очевидным, что наемник погиб именно здесь: пожалуй, искать один труп прямо под другим, застывшим на пропитанном кровью песке, можно, лишь точно зная, что он там — нормальному человеку такое в голову прийти не должно.
Итак, полдела сделано — настоящий эльф исчез; теперь у него должен появиться двойник — живой и весьма даже шустрый. Орокуэн переобулся в эльфийские мокасины («Черт, не понимаю, как можно носить такую обувку — без нормальной твердой подошвы!») и побежал на юг вдоль подножия дюны, стараясь оставить хороший след на участках с более плотным грунтом; распоротый сверху донизу нагрудник он надел на себя, как безрукавку, а в руках нес свои сапоги, без которых по пустыне не больно-то походишь. Удалившись от стоянки мили на полторы, сержант остановился; он никогда не слыл хорошим бегуном, и сердце его уже колотилось в самом горле, пытаясь выскочить наружу. Впрочем, дистанция была уже достаточной, и «эльфу» теперь предстояло уйти в хаммад, где обнаружить следы практически невозможно. Шагах в пятнадцати от того места, где след обрывался, разведчик бросил на щебень кожаный доспех Элоара; этим подтверждались и личность беглеца, и, косвенно, направление его дальнейшего движения — по-прежнему на юг.
«Стоп, — сказал он себе, — остановись и еще раз подумай. Может, вообще не бросать этот нагрудник — больно уж нарочито... Так; поставь себя на его место. Ты — беглец, нечетко представляющий себе, куда двигаться дальше; от погони, похоже, оторвался, но теперь тебе предстоит бродить неведомо сколько по этой ужасной пустыне, которая для тебя куда страшнее любого врага в человеческом обличье. Самое время бросить, что только можно, для облегчения ноши; все равно проку от этого панциря — чуть, а останешься в живых — купишь себе точно такой в первой же оружейной лавке... Достоверно? — вполне. А почему снял его сейчас, а не раньше? Ну, просто не до того было; кто его знает — гонятся, нет ли, а тут как раз остановился, огляделся... Достоверно? — несомненно. А почему он распорот? Потому что найдут его почти наверняка не свои, а те, кто за мною охотится; кстати, охотятся они наверняка по следу, так что самое время мне перебираться с песка на щебенку... Достоверно? — пожалуй... В конце концов, не надо считать врагов дураками, но и запугивать себя их сверхпрозорливостью тоже не стоит».