Страница:
Утром куколка переделала всю работу, так что осталось только приготовить еду. Вечером вернулась Баба Яга и обнаружила, что все выполнено. С одной стороны, она была довольна, а с другой – рассердилась, потому что не могла ни к чему придраться.
– Везет тебе, девчонка, – усмехнулась она и кликнула трех верных слуг, чтобы они смололи зерно.
Тут откуда ни возьмись появились три пары рук и стали шелушить и дробить зерно. Шелуха залетала по избе, как золотой снег. Наконец все было готово, и Баба Яга уселась за еду. Она ела несколько часов подряд, а потом велела Василисе утром снова убрать в избе, подмести двор и постирать одежду.
Яга показала девочке большую кучу грязи во дворе.
– В этой куче полным-полно маковых семян, так вот, я хочу, чтобы утром маковые семена были отдельно, а грязь отдельно. Поняла?
Василиса едва не лишилась чувств: "Как же мне это сделать?" Она нащупала в кармане куколку, и та шепнула:
– Не печалься, я обо всем позабочусь.
Ночью, когда баба Яга захрапела, Василиса принялась выбирать из грязи маковые семена, но скоро куколка сказала ей:
– Ложись спать, утро вечера мудренее.
И на этот раз она выполнила всю работу, так что, когда старая карга вернулась домой, все было готово.
– Ладно, – пробурчала Баба Яга, – повезло тебе, что ты смогла все сделать.
Она кликнула верных слуг выжать масло из макового семени, и снова, откуда ни возьмись, появились три пары рук и выполнили приказ.
Наевшись жирного мяса, Баба Яга облизывала губы, а Василиса стояла рядом.
– Ну, чего уставилась? – буркнула старуха.
– Можно я задам один вопрос, бабушка? – спросила Василиса.
– Спрашивай, – разрешила Баба Яга, – только помни: много будешь знать – скоро состаришься.
Василиса спросила про белого всадника на белом коне.
– А, – милостиво сказала Баба Яга, – это мой первенец, День.
– А красный всадник?
– А, это мое Красное Солнышко.
– А черный всадник на черном коне?
– А, это мой третий, Ночь.
– Вот оно что, – сказала девочка.
– Ну, что же ты, милая! Неужто у тебя больше нет вопросов? – вкрадчиво спросила колдунья.
Василиса совсем уж было собралась спросить о трех парах рук, которые откуда ни возьмись появлялись и неведомо куда исчезали, но куколка в кармане начала подпрыгивать, и тогда девочка сказала:
– Нет, бабушка. Ведь ты сама говоришь: много будешь знать, скоро состаришься.
– Что-то ты умна не по годам, красавица, – проворчала Баба Яга, вертя головой, как сова. – И откуда это у тебя?
– От матушкиного благословения, – усмехнулась Василиса.
– Благословения?! – взвизгнула колдунья. – Благословения?! В этом доме нет места для благословений! Убирайся-ка ты отсюда восвояси, милая! – И она вытолкала Василису за дверь, в ночь.
– Вот тебе напоследок, держи! – Баба Яга сняла с забора череп с горящими глазами и насадила на палку. – Вот тебе огонь, забирай череп с собой. А теперь ни слова больше, ступай!
Василиса хотела было поблагодарить старуху, но куколка в кармане стала подпрыгивать, так что девочка поняла: нужно брать огонь и убираться поскорее. Она побежала через лес домой, выбирая те дороги и тропинки, которые указывала ей куколка. В руке она крепко сжимала палку с черепом – из его глазниц и отверстий на месте носа и рта полыхало пламя. Вдруг от его тяжести и призрачного света Василисе стало страшно и захотелось бросить череп. Но он заговорил с ней и велел успокоиться и идти дальше, к дому, где жили ее мачеха и сестры. Так она и сделала.
Когда девочка подошла к дому совсем близко, мачеха и сестры выглянули в окно и увидели, что по лесу разливается странное сияние. Оно все приближалось и приближалось. Злодейки не могли понять, что бы это могло быть. Они решили, что, раз Василисы так долго нет, она, должно быть, умерла, а кости ее растащили дикие звери – вот и прекрасно.
Василиса подходила все ближе к дому. Увидев, что это она, мачеха и сестры выбежали к ней и стали жаловаться: мол, с тех пор, как она ушла, они сидят без огня, и, сколько раз они ни старались его развести, он все время гас.
Девочка вошла в дом, не чуя под собой ног от радости. Она вернулась живая и невредимая и принесла домой огонь! Но череп следил за каждым шагом мачехи и сестер и, улучив момент, спалил их дотла, так что к утру от злодеек остались одни головешки.
Вот он – внезапный конец, помогающий выбросить людей из сказки в реальную жизнь. У сказок множество таких концовок, возвращающих слушателей на землю.
"Василиса" – сказка о том, как благословение женской интуиции передается от матери к дочери, от поколения к поколению. Эта великая сила, интуиция, состоит из молниеносного внутреннего зрения, внутреннего слуха, внутреннего чутья и внутреннего знания.
На протяжении многих поколений эти интуитивные женские силы превратились в ушедшие под землю реки, а ушли они потому, что их не использовали и незаслуженно ославили. Однако Юнг как-то заметил, что в душе никогда ничего не пропадает. Я думаю, можно не сомневаться, что затерянное в душе все еще там. Так что и этот источник женской инстинктивной интуиции никогда не исчезал, и все скрывшееся можно снова обнаружить.
Чтобы уяснить себе смысл этой сказки, нужно понимать, что все ее элементы изображают качества одной-единственной женской души. Поэтому все аспекты сказки относятся к отдельно взятой душе, проходящей процесс инициации, и проливают свет именно на нее. Посвящение проводится в процессе выполнения определенных заданий. В этой сказке есть девять таких заданий, которые должна выполнить душа. Они сосредоточены на узнавании разных повадок Старой Дикой Матери.
Благодаря выполнению этих заданий в женскую душу возвращается интуиция – то мудрое существо, которое повсюду ходит вместе с женщиной, глядит на все, что та видит в жизни, и быстро и точно определяет истинность всего этого. А цель – любовные и доверительные отношения с этим существом, которое мы называем "мудрой женщиной", сущностью архетипа Первозданной Женщины.
В ритуале, который проводит Баба Яга – старое дикое божество, – задания, выполняемые в ходе посвящения, таковы:
Смириться с тем, что вечно бдительная, слишком заботливая мать-наседка не годится для роли главного проводника в будущую инстинктивную жизнь (слишком хорошая мать умирает). Взять на себя ответственность за самостоятельную жизнь, развивать осознанность по отношению к опасности, интриге, политике. Стать бдительной к себе и для себя. Позволить умереть тому, что должно умереть. Со смертью слишком доброй матери рождается женщина.
В сказке процесс инициации начинается после того, как добрая и любимая мать умирает. Ее нет, больше никогда она не погладит Василису по голове. У каждой из нас – у каждой дочери – наступает время, когда добрая мать души, прежде служившая нам верой и правдой, превращается в слишком добрую мать, которая из-за своей чрезмерной опеки начинает мешать нашему отклику на новые задачи, а значит, и более глубокому развитию.
В естественном процессе нашего взросления слишком добрая мать должна все больше бледнеть и наконец совсем растаять, чтобы мы могли сами по-новому заботиться о себе. Хотя мы навсегда сохраняем частицу ее тепла, этот естественный психический переход оставляет нас одинокими в мире, который относится к нам совсем не по-матерински. Но погодите: эта слишком добрая мать – нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. Под одеялом она прячет куколку, чтобы вручить ее дочери.
Да, за этим образом скрыто что-то от Дикой Матери. Только слишком добрая мать не может до конца это выразить, потому что она – мать наших младенческих лет, это та благодать, которая необходима каждому ребенку, чтобы укрепиться в душевном мире любви. Поэтому, пусть даже эта слишком добрая мать может жить и оказывать влияние только до некоего рубежа в жизни девочки, здесь снарядом со своим чадом. Она благословляет Василису куклой и, как мы убеждаемся, это поистине великое благословение.
Драматическое психологическое угасание слишком заботливой матери происходит по мере того, как девочка выходит из выстланного пухом гнезда детства в буйные джунгли отрочества. Однако для некоторых девочек процесс развития новой, более проницательной внутренней матери – матери по имени интуиция – в эту пору завершается лишь наполовину, и получившие такое посвящение женщины годами блуждают, томясь от жажды пережить полную инициацию и нуждаясь в ней, и сами, как могут, латают свои недостатки.
Остановка процесса инициации происходит у женщин по разным причинам, например, если на долю девочки выпало слишком много трудностей психологического характера, особенно если в раннем возрасте у нее не было постоянной "в меру доброй" матери [3]. Инициация может и прекратиться или не завершиться, если душе недостает напряжения – слишком добрая мать, обладая несокрушимым здоровьем сорной травы, продолжает жить, распускать листья и чрезмерно опекать свою дочь, даже если в сценарии о ней сказано: "Быстро покидает сцену". В такой ситуации женщины нередко оказываются слишком робкими, чтобы уйти в лес, и всеми силами противятся этому.
Для них, а также для других взрослых женщин, которых невзгоды реальной Жизни отрезают и отгораживают от жизни сокровенной, интуитивной, которые часто жалуются: "Я так устала сама о себе заботиться", – есть одно хорошее и мудрое средство. Если утвердить себя заново, пройти по собственным следам или еще раз пройти посвящение, это поможет вернуть глубокую интуицию, независимо от возраста женщины. Ведь именно глубокая интуиция знает, что для нас хорошо, знает, что нам понадобится дальше, причем узнает это с быстротой молнии – если только мы прислушиваемся к ее указаниям.
Инициация Василисы начинается с того, что она учится позволять умереть тому, что должно умереть. Это значит позволить умереть тем ценностям и отношениям, которые больше не питают душу. Следует обратить особое внимание на те укоренившиеся принципы, которые делают нашу жизнь слишком надежной, слишком оберегают нас – и заставляют нас семенить, вместо того чтобы шагать широко и свободно.
Пора, когда "хорошая мать" нашего детства угасает и свойственный ей подход тоже отмирает, – это всегда время активного обучения. У каждой из нас в жизни бывает период, когда мы вполне обоснованно держимся за юбку опекающей нас психологической матери (например, в детстве, или когда мы оправляемся от болезни, психологической или духовной травмы, или когда наша жизнь в опасности, и чем тише мы себя ведем, тем больше у нас шансов уцелеть); но, даже если мы сохраним на всю жизнь запас ее помощи, все равно приходит время, образно выражаясь, найти себе другую мать [4].
Если мы слишком надолго задержимся в своей душе с матерью-наседкой, то окажется, что мы сами перекрываем себе все дороги, а значит, препятствуем дальнейшему развитию. Я ни в коем случае не хочу сказать, что женщина должна намеренно ставить себя в мучительные или оскорбительные ситуации; я просто имею в виду, что она должна наметить для себя в жизни нечто такое, чего ей хотелось бы достичь, даже если придется пойти на риск. Именно в ходе этого процесса она обостряет свои интуитивные способности.
Когда волчица-мать выкармливает своих волчат, они проводят вместе много счастливых часов. Все возятся в одной мохнатой куче, внешний мир, полный опасностей, уходит куда-то далеко. Но когда волчица окончательно научит детенышей охотиться и добывать себе пищу, она все чаще показывает им зубы, рычит и требует, чтобы они не отставали, а если они не делают того, что от них требуется, задает им трепку.
Поэтому, именно стремясь к дальнейшему развитию, мы меняем внутреннюю мать-наседку, которая так подходила нам, когда мы были малы, на другую, живущую еще глубже в душевной чаще мать, которая может стать нашей спутницей и наставницей. Это любящая мать, но в то же время она свирепа и требовательна.
Большинство из нас не хочет дать слишком доброй матери умереть, когда для этого приходит время. Хотя эта слишком добрая мать не позволяет нашим самым ярким энергиям проявиться, нам так хорошо рядом с ней, так спокойно – зачем же расставаться? Часто мы слышим в душе голоса, которые убеждают нас не отпускать ее, остаться в безопасном гнезде.
Эти голоса произносят что-нибудь вроде: "Не надо так говорить!", или "Ты не можешь так поступить!", или "Если ты это сделаешь, ты мне больше не дочь (подруга, сестра)!", или "Там опасно!", или "Кто знает, что из тебя получится, если ты покинешь это теплое гнездышко!", или "Разве ты не видишь, что только унижаешь себя?!", или еще более вкрадчиво: "Притворись, что идешь на риск, а сама тайком останься здесь, со мной!"
Все это голоса испуганной или изрядно рассерженной слишком доброй матери, которая живет у нас в душе. Она не может ничего с собой поделать – такой уж она уродилась. Но если мы будем возиться с этой слишком доброй матерью чересчур долго, наша жизнь и наши способности к самовыражению канут во тьму и мы станем не сильными, а хилыми.
Бывает и хуже: что происходит, когда мы подавляем бурную энергию и не даем ей жить? Как каша в волшебном горшке, который попал в неумелые руки, она растет, растет, р-р-растет, пока горшок не взорвется, – и все содержимое вываливается на землю. Поэтому нужно уметь понять: для того чтобы интуитивная душа могла черпать энергию, добрая, опекающая нас мать-наседка должна уйти. Или, может быть, еще точнее, мы в конце концов обнаруживаем себя выброшенными из этого уютного тет-а-тет – и не потому, что мы сами так решили, и не потому, что были совершенно готовы к этому – никто не бывает совершенно готов, – а потому, что на краю леса нас что-то ждет, и нам суждено с ним встретиться.
Гийом Аполлинер писал: "Мы привели их на край и стали уговаривать полетать. Они упирались. Летите! – сказали мы. Они продолжали упираться. Тогда мы столкнули их. И они полетели".
Для женщин это характерно – они боятся дать умереть слишком спокойной и слишком безопасной жизни. Иногда женщина получает удовольствие от опеки слишком доброй матери и поэтому хочет, чтобы так продолжалось до бесконечности. Но ей необходимо захотеть время от времени ощущать тревогу иначе можно всю жизнь просидеть в гнезде.
Иногда женщина боится даже совсем ненадолго потерять опору или уверенность. У нее больше оправданий, чем блох у собаки. А нужно просто нырнуть и вынырнуть, не зная, что будет дальше. Только это поможет ей обрести свою интуитивную природу. Иногда женщину настолько связывает необходимость быть слишком доброй матерью для других взрослых людей, что они присасываются к ее груди и не собираются позволить ей уйти. В этом случае женщина должна отшвырнуть их задней лапой и все равно идти дальше.
Поскольку в сновидениях душа, наряду с другими вещами, компенсирует то, чего не желает или не может признать эго, то в качестве компенсации женские сны во время такой борьбы будут изобиловать погонями, тупиками, машинами, которые никак не заводятся, неудачными беременностями и другими символами, которые показывают, что жизнь стоит на месте. Женщина нутром чует: если самость слишком долго остается слишком милой, в этом есть что-то убийственное.
Поэтому первый шаг – перестать цепляться за сияющий архетип неизменно милой, слишком доброй матери души. Мы отвалились от соска и учимся охотиться. Нас ждет дикая мать – ждет, чтобы научить. Но пока наша вторая задача – держаться за куклу, учась в то же время ею пользоваться.
Еще осознаннее учиться расставанию со слишком хорошей матерью. Понять, что если быть доброй, милой, покладистой, жизнь не осыплет тебя розами (Василиса становится служанкой, но и это не помогает). Непосредственно ощутить свою теневую природу, особенно те аспекты самости, которые связаны с неприязнью, ревностью и использованием людей в своих целях (мачеха и ее дочери). Чистосердечно признать их существование. Установить наилучшие отношения с наихудшими частями своей личности. Допустить образование напряженности между тем, кем вас учат быть, и тем, кем вы являетесь на самом деле. В итоге постараться позволить старой самости умереть, а новой родиться.
Мачеха и ее дочери олицетворяют неразвитые, но вызывающе жестокие элементы души. Это теневые элементы, то есть те аспекты личности, которые эго считает нежелательными или бесполезными и поэтому изгоняет во тьму. С одной стороны, этот теневой материал вполне может быть положительным, потому что часто во тьму вытесняются и женские дарования, скрываются там и ждут, чтобы их обнаружили. С другой стороны, отрицательный теневой материал – тот, который с готовностью уничтожает или тормозит любую новую жизнь, – тоже можно использовать в своих целях, как мы увидим дальше. Когда он прорывается, мы наконец-то опознаем его истоки и качества, отчего становимся еще сильнее и мудрее.
На этом этапе инициации женщину изводят мелочные придирки собственной души, которые вынуждают уступать любому желанию других. Такая уступчивость приводит к потрясающему открытию, которое должна заметить каждая женщина: стараясь быть собой, мы вызываем у многих людей отчуждение, стараясь же уступать желаниям других, мы вызываем отчуждение от самих себя. В этом – мучительное напряжение, которое необходимо вынести, но выбор ясен.
Василиса бесправна, потому что обретает семью, которая, считая девочку своей собственностью, не способна ее понять и оценить. Она им не нужна. Они ненавидят ее и помыкают ею. Они обращаются с ней как с Чужой, как с человеком, которому нельзя доверять. В сказках роль чужака или отверженного обычно достается тому, кто обладает самой глубокой связью со знающей природой.
Мачеху и ее дочерей можно рассматривать как существа, внедренные в женскую душу тем обществом, к которому принадлежит женщина. Неродная семья души отличается от "душевной семьи", поскольку относится к супер-эго, к тому аспекту души, который построен в соответствии с ожиданиями каждого конкретного общества, а они могут быть для женщин благоприятными или неблагоприятными. Женщины не ощущают, что эти влияния и предписания общества, то есть супер-эго, исходят от психики души-Самости, – ей кажется, что они идут откуда-то извне, из какого-то другого источника, который не является врожденным. Влияния общества (супер-эго) могут быть очень благотворными или очень пагубными.
Неродная семья Василисы – это созревшая в душе опухоль, которая ущемляет сосуды, питающие ее жизненной силой. Эти женщины возникают как хор нераскаявшихся ведьм и сыплют упреками: "Тебе это не по плечу. Ты посредственность. Тебе не хватает смелости. Ты глупа, пресна, пуста. У тебя нет времени. Тебе под силу только простые вещи. Тебе позволено делать от сих до сих и не больше. Брось, пока не поздно". Поскольку Василиса еще не вполне осознает свои способности, она позволяет этой злой преграде пересечь линию своей жизни. Чтобы ее жизнь выправилась, должно произойти что-то еще – нечто животворное.
То же самое справедливо и для нас. В сказке мы видим, что Василиса еще очень слабо разбирается в том, что происходит вокруг нее, а отец души также не замечает враждебного окружения; он слишком добр и не обладает развитой интуицией. Интересно отметить, что тем дочерям, чьи отцы наивны, обычно необходимо гораздо больше времени, чтобы достичь пробуждения.
Нас тоже ущемляют, когда неродная семья в нас и/или вокруг нас говорит, что в нас, по меньшей мере, нет ничего особенного, и заставляет нас сосредоточиться на собственных недостатках и не замечать окружающей жестокости, откуда бы она ни исходила – из нашей души или из общества. Однако для того, чтобы заглянуть вглубь или видеть насквозь, необходима интуиция, а также способность настоять на том, что вы увидели. Как и Василиса, мы иногда стараемся быть кроткими, когда нужно быть знающими. Возможно, нас научили отказываться от острой интуиции, чтобы было легче жить. Но если быть кроткой [6], когда тебя угнетают, то в награду с тобой будут обращаться еще хуже. Хотя женщина чувствует, что быть собой – значит быть чужой для других, именно такое психическое напряжение необходимо для формирования души и создания перемены.
Итак, мачеха и ее дочери замышляют услать Василису. Втайне они думают: "Ступай-ка ты, Василиса, в лес, ступай к Бабе Яге, и, если выживешь, – да только этому не бывать! – тогда, может быть, мы тебя примем". Это очень важная мысль, потому что многие женщины в процессе инициации застревают на полпути – как будто наполовину перепрыгнули через обруч, наполовину остались. Хотя в душе и без того живет природный хищник, который твердит, как заведенный: "Умри!", "Чтоб вас!" и "Почему не послать все к черту?", общество, в котором женщина живет, и семья, в которой она выросла, могут усугублять до абсурда этот естественный, но умеренный отрицающий аспект души.
Например, женщины, выросшие в семьях, где их дарования не были признаны, часто раз за разом затевают архисложные проекты, сами не зная зачем. Им кажется, что необходимо защитить три докторские диссертации или повиснуть головой вниз на горе Эверест, или ввязываться во всевозможные авантюры, пожирающие массу времени и денег, лишь бы доказать своим семьям, что они чего-то стоят. "Ну, теперь вы меня примете? Нет? Ладно, (вздох) а как вам это?" Опухоль неродной семьи, конечно же, принадлежит нам, каким бы образом мы ее ни получили, и наша задача – справиться с ней на уровне вновь обретенной силы. Но – мы это еще увидим – если мы хотим, чтобы глубинная работа продолжалась, бесполезно пытаться доказать хору завистливых ведьм, что мы чего-то стоим; на самом деле это даже препятствует инициации.
Василиса послушно выполняет ежедневную тяжелую работу. Безропотное смирение выглядит геройством, но, в сущности, порождает все большее напряжение и конфликт между двумя противоположными натурами, одна из которых слишком добра, а другая слишком требовательна. Как и конфликт между излишней приспособляемостью и стремлением быть собой, это напряжение благотворно. Женщина, разрывающаяся между этими двумя крайностями, – на верном пути, но ей необходимо сделать следующие шаги.
В нашей сказке мачеха и сестры так притесняют расцветающую душу, что из-за их происков гаснет огонь. Здесь женщина начинает терять свои душевные ориентиры. Она может ощущать холод, одиночество и быть готова пойти на все что угодно, лишь бы вернуть свет. Это именно тот толчок, который нужен слишком кроткой женщине, чтобы продолжить процесс посвящения в собственную силу. Можно сказать, что Василиса непременно должна встретить Великую Старую Колдунью, потому что ей нужна хорошая встряска. Нам необходимо покинуть хор хулителей и нырнуть в лес. Невозможно одновременно уйти и остаться.
Василисе, как и нам, необходим путеводный свет, который помог бы различить, что полезно, а что вредно. Невозможно развиваться, если все делают из тебя козла отпущения. Женщина, которая пытается скрывать от других свои самые глубокие чувства, умерщвляет себя. Огонь гаснет. Это очень мучительная разновидность утраты чувствительности.
Перед нами противоположная, может быть несколько противоестественная, ситуация: погашенный огонь помогает выбить Василису из состояния покорности. Он заставляет ее умереть для старого образа жизни и, содрогаясь, вступить в новую жизнь, основанную на более взрослом, более умудренном внутреннем знании.
Отважиться проникнуть туда, где происходит настоящая инициация (войти в лес), и испытать встречу с новыми, вызывающими ощущение опасности божествами, которые олицетворяют владение силой собственной интуиции. Научиться развивать чутье, которое указывает направление к таинственному бессознательному, и полагаться только на свои внутренние чувства. Научиться находить обратный путь домой, к дикой Матери (слушаться указаний куклы). Позволить слабой, ничего не ведающей девушке умереть еще больше. Передать власть кукле (то есть интуиции).
Василисина куколка – из запасов Старой Дикой Матери. Куклы – одно из символических сокровищ инстинктуальной природы. В случае с Василисой кукла символизирует la vidacita, маленькую инстинктивную силу жизни, которая одновременно является и яростной, и терпеливой. В какую бы ситуацию мы ни вляпались, она проживает в нас свою скрытую жизнь.
Люди веками ощущали, что от кукол исходит и святость, и тапа [7] – пугающее и неотразимое присутствие, которое воздействует на человека, меняя его духовную сущность. Например, среди деревенских знахарей корень мандрагоры чрезвычайно ценится за сходство с человеческим телом: у него есть отростки, похожие на руки и ноги, а на месте головы – шишковатый нарост. Говорят, он содержит большой заряд духовной энергии. Считается, что создатели кукол вдыхают в них жизнь. Некоторые куклы используются в ритуалах, колдовстве, любовной магии и просто для развлечения. Когда я жила среди индейцев куна на островах, принадлежащих Панаме, они использовали маленькие деревянные фигурки как знаки власти, напоминающие человеку о его собственной силе.
– Везет тебе, девчонка, – усмехнулась она и кликнула трех верных слуг, чтобы они смололи зерно.
Тут откуда ни возьмись появились три пары рук и стали шелушить и дробить зерно. Шелуха залетала по избе, как золотой снег. Наконец все было готово, и Баба Яга уселась за еду. Она ела несколько часов подряд, а потом велела Василисе утром снова убрать в избе, подмести двор и постирать одежду.
Яга показала девочке большую кучу грязи во дворе.
– В этой куче полным-полно маковых семян, так вот, я хочу, чтобы утром маковые семена были отдельно, а грязь отдельно. Поняла?
Василиса едва не лишилась чувств: "Как же мне это сделать?" Она нащупала в кармане куколку, и та шепнула:
– Не печалься, я обо всем позабочусь.
Ночью, когда баба Яга захрапела, Василиса принялась выбирать из грязи маковые семена, но скоро куколка сказала ей:
– Ложись спать, утро вечера мудренее.
И на этот раз она выполнила всю работу, так что, когда старая карга вернулась домой, все было готово.
– Ладно, – пробурчала Баба Яга, – повезло тебе, что ты смогла все сделать.
Она кликнула верных слуг выжать масло из макового семени, и снова, откуда ни возьмись, появились три пары рук и выполнили приказ.
Наевшись жирного мяса, Баба Яга облизывала губы, а Василиса стояла рядом.
– Ну, чего уставилась? – буркнула старуха.
– Можно я задам один вопрос, бабушка? – спросила Василиса.
– Спрашивай, – разрешила Баба Яга, – только помни: много будешь знать – скоро состаришься.
Василиса спросила про белого всадника на белом коне.
– А, – милостиво сказала Баба Яга, – это мой первенец, День.
– А красный всадник?
– А, это мое Красное Солнышко.
– А черный всадник на черном коне?
– А, это мой третий, Ночь.
– Вот оно что, – сказала девочка.
– Ну, что же ты, милая! Неужто у тебя больше нет вопросов? – вкрадчиво спросила колдунья.
Василиса совсем уж было собралась спросить о трех парах рук, которые откуда ни возьмись появлялись и неведомо куда исчезали, но куколка в кармане начала подпрыгивать, и тогда девочка сказала:
– Нет, бабушка. Ведь ты сама говоришь: много будешь знать, скоро состаришься.
– Что-то ты умна не по годам, красавица, – проворчала Баба Яга, вертя головой, как сова. – И откуда это у тебя?
– От матушкиного благословения, – усмехнулась Василиса.
– Благословения?! – взвизгнула колдунья. – Благословения?! В этом доме нет места для благословений! Убирайся-ка ты отсюда восвояси, милая! – И она вытолкала Василису за дверь, в ночь.
– Вот тебе напоследок, держи! – Баба Яга сняла с забора череп с горящими глазами и насадила на палку. – Вот тебе огонь, забирай череп с собой. А теперь ни слова больше, ступай!
Василиса хотела было поблагодарить старуху, но куколка в кармане стала подпрыгивать, так что девочка поняла: нужно брать огонь и убираться поскорее. Она побежала через лес домой, выбирая те дороги и тропинки, которые указывала ей куколка. В руке она крепко сжимала палку с черепом – из его глазниц и отверстий на месте носа и рта полыхало пламя. Вдруг от его тяжести и призрачного света Василисе стало страшно и захотелось бросить череп. Но он заговорил с ней и велел успокоиться и идти дальше, к дому, где жили ее мачеха и сестры. Так она и сделала.
Когда девочка подошла к дому совсем близко, мачеха и сестры выглянули в окно и увидели, что по лесу разливается странное сияние. Оно все приближалось и приближалось. Злодейки не могли понять, что бы это могло быть. Они решили, что, раз Василисы так долго нет, она, должно быть, умерла, а кости ее растащили дикие звери – вот и прекрасно.
Василиса подходила все ближе к дому. Увидев, что это она, мачеха и сестры выбежали к ней и стали жаловаться: мол, с тех пор, как она ушла, они сидят без огня, и, сколько раз они ни старались его развести, он все время гас.
Девочка вошла в дом, не чуя под собой ног от радости. Она вернулась живая и невредимая и принесла домой огонь! Но череп следил за каждым шагом мачехи и сестер и, улучив момент, спалил их дотла, так что к утру от злодеек остались одни головешки.
Вот он – внезапный конец, помогающий выбросить людей из сказки в реальную жизнь. У сказок множество таких концовок, возвращающих слушателей на землю.
"Василиса" – сказка о том, как благословение женской интуиции передается от матери к дочери, от поколения к поколению. Эта великая сила, интуиция, состоит из молниеносного внутреннего зрения, внутреннего слуха, внутреннего чутья и внутреннего знания.
На протяжении многих поколений эти интуитивные женские силы превратились в ушедшие под землю реки, а ушли они потому, что их не использовали и незаслуженно ославили. Однако Юнг как-то заметил, что в душе никогда ничего не пропадает. Я думаю, можно не сомневаться, что затерянное в душе все еще там. Так что и этот источник женской инстинктивной интуиции никогда не исчезал, и все скрывшееся можно снова обнаружить.
Чтобы уяснить себе смысл этой сказки, нужно понимать, что все ее элементы изображают качества одной-единственной женской души. Поэтому все аспекты сказки относятся к отдельно взятой душе, проходящей процесс инициации, и проливают свет именно на нее. Посвящение проводится в процессе выполнения определенных заданий. В этой сказке есть девять таких заданий, которые должна выполнить душа. Они сосредоточены на узнавании разных повадок Старой Дикой Матери.
Благодаря выполнению этих заданий в женскую душу возвращается интуиция – то мудрое существо, которое повсюду ходит вместе с женщиной, глядит на все, что та видит в жизни, и быстро и точно определяет истинность всего этого. А цель – любовные и доверительные отношения с этим существом, которое мы называем "мудрой женщиной", сущностью архетипа Первозданной Женщины.
В ритуале, который проводит Баба Яга – старое дикое божество, – задания, выполняемые в ходе посвящения, таковы:
Задача первая: позволить слишком, доброй матери умереть
В начале сказки умирающая мать завещает дочери ценное наследство. На этом этапе жизни перед женщиной стоят следующие задачи:Смириться с тем, что вечно бдительная, слишком заботливая мать-наседка не годится для роли главного проводника в будущую инстинктивную жизнь (слишком хорошая мать умирает). Взять на себя ответственность за самостоятельную жизнь, развивать осознанность по отношению к опасности, интриге, политике. Стать бдительной к себе и для себя. Позволить умереть тому, что должно умереть. Со смертью слишком доброй матери рождается женщина.
В сказке процесс инициации начинается после того, как добрая и любимая мать умирает. Ее нет, больше никогда она не погладит Василису по голове. У каждой из нас – у каждой дочери – наступает время, когда добрая мать души, прежде служившая нам верой и правдой, превращается в слишком добрую мать, которая из-за своей чрезмерной опеки начинает мешать нашему отклику на новые задачи, а значит, и более глубокому развитию.
В естественном процессе нашего взросления слишком добрая мать должна все больше бледнеть и наконец совсем растаять, чтобы мы могли сами по-новому заботиться о себе. Хотя мы навсегда сохраняем частицу ее тепла, этот естественный психический переход оставляет нас одинокими в мире, который относится к нам совсем не по-матерински. Но погодите: эта слишком добрая мать – нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. Под одеялом она прячет куколку, чтобы вручить ее дочери.
Да, за этим образом скрыто что-то от Дикой Матери. Только слишком добрая мать не может до конца это выразить, потому что она – мать наших младенческих лет, это та благодать, которая необходима каждому ребенку, чтобы укрепиться в душевном мире любви. Поэтому, пусть даже эта слишком добрая мать может жить и оказывать влияние только до некоего рубежа в жизни девочки, здесь снарядом со своим чадом. Она благословляет Василису куклой и, как мы убеждаемся, это поистине великое благословение.
Драматическое психологическое угасание слишком заботливой матери происходит по мере того, как девочка выходит из выстланного пухом гнезда детства в буйные джунгли отрочества. Однако для некоторых девочек процесс развития новой, более проницательной внутренней матери – матери по имени интуиция – в эту пору завершается лишь наполовину, и получившие такое посвящение женщины годами блуждают, томясь от жажды пережить полную инициацию и нуждаясь в ней, и сами, как могут, латают свои недостатки.
Остановка процесса инициации происходит у женщин по разным причинам, например, если на долю девочки выпало слишком много трудностей психологического характера, особенно если в раннем возрасте у нее не было постоянной "в меру доброй" матери [3]. Инициация может и прекратиться или не завершиться, если душе недостает напряжения – слишком добрая мать, обладая несокрушимым здоровьем сорной травы, продолжает жить, распускать листья и чрезмерно опекать свою дочь, даже если в сценарии о ней сказано: "Быстро покидает сцену". В такой ситуации женщины нередко оказываются слишком робкими, чтобы уйти в лес, и всеми силами противятся этому.
Для них, а также для других взрослых женщин, которых невзгоды реальной Жизни отрезают и отгораживают от жизни сокровенной, интуитивной, которые часто жалуются: "Я так устала сама о себе заботиться", – есть одно хорошее и мудрое средство. Если утвердить себя заново, пройти по собственным следам или еще раз пройти посвящение, это поможет вернуть глубокую интуицию, независимо от возраста женщины. Ведь именно глубокая интуиция знает, что для нас хорошо, знает, что нам понадобится дальше, причем узнает это с быстротой молнии – если только мы прислушиваемся к ее указаниям.
Инициация Василисы начинается с того, что она учится позволять умереть тому, что должно умереть. Это значит позволить умереть тем ценностям и отношениям, которые больше не питают душу. Следует обратить особое внимание на те укоренившиеся принципы, которые делают нашу жизнь слишком надежной, слишком оберегают нас – и заставляют нас семенить, вместо того чтобы шагать широко и свободно.
Пора, когда "хорошая мать" нашего детства угасает и свойственный ей подход тоже отмирает, – это всегда время активного обучения. У каждой из нас в жизни бывает период, когда мы вполне обоснованно держимся за юбку опекающей нас психологической матери (например, в детстве, или когда мы оправляемся от болезни, психологической или духовной травмы, или когда наша жизнь в опасности, и чем тише мы себя ведем, тем больше у нас шансов уцелеть); но, даже если мы сохраним на всю жизнь запас ее помощи, все равно приходит время, образно выражаясь, найти себе другую мать [4].
Если мы слишком надолго задержимся в своей душе с матерью-наседкой, то окажется, что мы сами перекрываем себе все дороги, а значит, препятствуем дальнейшему развитию. Я ни в коем случае не хочу сказать, что женщина должна намеренно ставить себя в мучительные или оскорбительные ситуации; я просто имею в виду, что она должна наметить для себя в жизни нечто такое, чего ей хотелось бы достичь, даже если придется пойти на риск. Именно в ходе этого процесса она обостряет свои интуитивные способности.
Когда волчица-мать выкармливает своих волчат, они проводят вместе много счастливых часов. Все возятся в одной мохнатой куче, внешний мир, полный опасностей, уходит куда-то далеко. Но когда волчица окончательно научит детенышей охотиться и добывать себе пищу, она все чаще показывает им зубы, рычит и требует, чтобы они не отставали, а если они не делают того, что от них требуется, задает им трепку.
Поэтому, именно стремясь к дальнейшему развитию, мы меняем внутреннюю мать-наседку, которая так подходила нам, когда мы были малы, на другую, живущую еще глубже в душевной чаще мать, которая может стать нашей спутницей и наставницей. Это любящая мать, но в то же время она свирепа и требовательна.
Большинство из нас не хочет дать слишком доброй матери умереть, когда для этого приходит время. Хотя эта слишком добрая мать не позволяет нашим самым ярким энергиям проявиться, нам так хорошо рядом с ней, так спокойно – зачем же расставаться? Часто мы слышим в душе голоса, которые убеждают нас не отпускать ее, остаться в безопасном гнезде.
Эти голоса произносят что-нибудь вроде: "Не надо так говорить!", или "Ты не можешь так поступить!", или "Если ты это сделаешь, ты мне больше не дочь (подруга, сестра)!", или "Там опасно!", или "Кто знает, что из тебя получится, если ты покинешь это теплое гнездышко!", или "Разве ты не видишь, что только унижаешь себя?!", или еще более вкрадчиво: "Притворись, что идешь на риск, а сама тайком останься здесь, со мной!"
Все это голоса испуганной или изрядно рассерженной слишком доброй матери, которая живет у нас в душе. Она не может ничего с собой поделать – такой уж она уродилась. Но если мы будем возиться с этой слишком доброй матерью чересчур долго, наша жизнь и наши способности к самовыражению канут во тьму и мы станем не сильными, а хилыми.
Бывает и хуже: что происходит, когда мы подавляем бурную энергию и не даем ей жить? Как каша в волшебном горшке, который попал в неумелые руки, она растет, растет, р-р-растет, пока горшок не взорвется, – и все содержимое вываливается на землю. Поэтому нужно уметь понять: для того чтобы интуитивная душа могла черпать энергию, добрая, опекающая нас мать-наседка должна уйти. Или, может быть, еще точнее, мы в конце концов обнаруживаем себя выброшенными из этого уютного тет-а-тет – и не потому, что мы сами так решили, и не потому, что были совершенно готовы к этому – никто не бывает совершенно готов, – а потому, что на краю леса нас что-то ждет, и нам суждено с ним встретиться.
Гийом Аполлинер писал: "Мы привели их на край и стали уговаривать полетать. Они упирались. Летите! – сказали мы. Они продолжали упираться. Тогда мы столкнули их. И они полетели".
Для женщин это характерно – они боятся дать умереть слишком спокойной и слишком безопасной жизни. Иногда женщина получает удовольствие от опеки слишком доброй матери и поэтому хочет, чтобы так продолжалось до бесконечности. Но ей необходимо захотеть время от времени ощущать тревогу иначе можно всю жизнь просидеть в гнезде.
Иногда женщина боится даже совсем ненадолго потерять опору или уверенность. У нее больше оправданий, чем блох у собаки. А нужно просто нырнуть и вынырнуть, не зная, что будет дальше. Только это поможет ей обрести свою интуитивную природу. Иногда женщину настолько связывает необходимость быть слишком доброй матерью для других взрослых людей, что они присасываются к ее груди и не собираются позволить ей уйти. В этом случае женщина должна отшвырнуть их задней лапой и все равно идти дальше.
Поскольку в сновидениях душа, наряду с другими вещами, компенсирует то, чего не желает или не может признать эго, то в качестве компенсации женские сны во время такой борьбы будут изобиловать погонями, тупиками, машинами, которые никак не заводятся, неудачными беременностями и другими символами, которые показывают, что жизнь стоит на месте. Женщина нутром чует: если самость слишком долго остается слишком милой, в этом есть что-то убийственное.
Поэтому первый шаг – перестать цепляться за сияющий архетип неизменно милой, слишком доброй матери души. Мы отвалились от соска и учимся охотиться. Нас ждет дикая мать – ждет, чтобы научить. Но пока наша вторая задача – держаться за куклу, учась в то же время ею пользоваться.
Задача вторая: разоблачить тень
В этой части сказки в мир Василисы входит отвратительная семья мачехи [5], превращая ее жизнь в ад. Задачи этого периода таковы:Еще осознаннее учиться расставанию со слишком хорошей матерью. Понять, что если быть доброй, милой, покладистой, жизнь не осыплет тебя розами (Василиса становится служанкой, но и это не помогает). Непосредственно ощутить свою теневую природу, особенно те аспекты самости, которые связаны с неприязнью, ревностью и использованием людей в своих целях (мачеха и ее дочери). Чистосердечно признать их существование. Установить наилучшие отношения с наихудшими частями своей личности. Допустить образование напряженности между тем, кем вас учат быть, и тем, кем вы являетесь на самом деле. В итоге постараться позволить старой самости умереть, а новой родиться.
Мачеха и ее дочери олицетворяют неразвитые, но вызывающе жестокие элементы души. Это теневые элементы, то есть те аспекты личности, которые эго считает нежелательными или бесполезными и поэтому изгоняет во тьму. С одной стороны, этот теневой материал вполне может быть положительным, потому что часто во тьму вытесняются и женские дарования, скрываются там и ждут, чтобы их обнаружили. С другой стороны, отрицательный теневой материал – тот, который с готовностью уничтожает или тормозит любую новую жизнь, – тоже можно использовать в своих целях, как мы увидим дальше. Когда он прорывается, мы наконец-то опознаем его истоки и качества, отчего становимся еще сильнее и мудрее.
На этом этапе инициации женщину изводят мелочные придирки собственной души, которые вынуждают уступать любому желанию других. Такая уступчивость приводит к потрясающему открытию, которое должна заметить каждая женщина: стараясь быть собой, мы вызываем у многих людей отчуждение, стараясь же уступать желаниям других, мы вызываем отчуждение от самих себя. В этом – мучительное напряжение, которое необходимо вынести, но выбор ясен.
Василиса бесправна, потому что обретает семью, которая, считая девочку своей собственностью, не способна ее понять и оценить. Она им не нужна. Они ненавидят ее и помыкают ею. Они обращаются с ней как с Чужой, как с человеком, которому нельзя доверять. В сказках роль чужака или отверженного обычно достается тому, кто обладает самой глубокой связью со знающей природой.
Мачеху и ее дочерей можно рассматривать как существа, внедренные в женскую душу тем обществом, к которому принадлежит женщина. Неродная семья души отличается от "душевной семьи", поскольку относится к супер-эго, к тому аспекту души, который построен в соответствии с ожиданиями каждого конкретного общества, а они могут быть для женщин благоприятными или неблагоприятными. Женщины не ощущают, что эти влияния и предписания общества, то есть супер-эго, исходят от психики души-Самости, – ей кажется, что они идут откуда-то извне, из какого-то другого источника, который не является врожденным. Влияния общества (супер-эго) могут быть очень благотворными или очень пагубными.
Неродная семья Василисы – это созревшая в душе опухоль, которая ущемляет сосуды, питающие ее жизненной силой. Эти женщины возникают как хор нераскаявшихся ведьм и сыплют упреками: "Тебе это не по плечу. Ты посредственность. Тебе не хватает смелости. Ты глупа, пресна, пуста. У тебя нет времени. Тебе под силу только простые вещи. Тебе позволено делать от сих до сих и не больше. Брось, пока не поздно". Поскольку Василиса еще не вполне осознает свои способности, она позволяет этой злой преграде пересечь линию своей жизни. Чтобы ее жизнь выправилась, должно произойти что-то еще – нечто животворное.
То же самое справедливо и для нас. В сказке мы видим, что Василиса еще очень слабо разбирается в том, что происходит вокруг нее, а отец души также не замечает враждебного окружения; он слишком добр и не обладает развитой интуицией. Интересно отметить, что тем дочерям, чьи отцы наивны, обычно необходимо гораздо больше времени, чтобы достичь пробуждения.
Нас тоже ущемляют, когда неродная семья в нас и/или вокруг нас говорит, что в нас, по меньшей мере, нет ничего особенного, и заставляет нас сосредоточиться на собственных недостатках и не замечать окружающей жестокости, откуда бы она ни исходила – из нашей души или из общества. Однако для того, чтобы заглянуть вглубь или видеть насквозь, необходима интуиция, а также способность настоять на том, что вы увидели. Как и Василиса, мы иногда стараемся быть кроткими, когда нужно быть знающими. Возможно, нас научили отказываться от острой интуиции, чтобы было легче жить. Но если быть кроткой [6], когда тебя угнетают, то в награду с тобой будут обращаться еще хуже. Хотя женщина чувствует, что быть собой – значит быть чужой для других, именно такое психическое напряжение необходимо для формирования души и создания перемены.
Итак, мачеха и ее дочери замышляют услать Василису. Втайне они думают: "Ступай-ка ты, Василиса, в лес, ступай к Бабе Яге, и, если выживешь, – да только этому не бывать! – тогда, может быть, мы тебя примем". Это очень важная мысль, потому что многие женщины в процессе инициации застревают на полпути – как будто наполовину перепрыгнули через обруч, наполовину остались. Хотя в душе и без того живет природный хищник, который твердит, как заведенный: "Умри!", "Чтоб вас!" и "Почему не послать все к черту?", общество, в котором женщина живет, и семья, в которой она выросла, могут усугублять до абсурда этот естественный, но умеренный отрицающий аспект души.
Например, женщины, выросшие в семьях, где их дарования не были признаны, часто раз за разом затевают архисложные проекты, сами не зная зачем. Им кажется, что необходимо защитить три докторские диссертации или повиснуть головой вниз на горе Эверест, или ввязываться во всевозможные авантюры, пожирающие массу времени и денег, лишь бы доказать своим семьям, что они чего-то стоят. "Ну, теперь вы меня примете? Нет? Ладно, (вздох) а как вам это?" Опухоль неродной семьи, конечно же, принадлежит нам, каким бы образом мы ее ни получили, и наша задача – справиться с ней на уровне вновь обретенной силы. Но – мы это еще увидим – если мы хотим, чтобы глубинная работа продолжалась, бесполезно пытаться доказать хору завистливых ведьм, что мы чего-то стоим; на самом деле это даже препятствует инициации.
Василиса послушно выполняет ежедневную тяжелую работу. Безропотное смирение выглядит геройством, но, в сущности, порождает все большее напряжение и конфликт между двумя противоположными натурами, одна из которых слишком добра, а другая слишком требовательна. Как и конфликт между излишней приспособляемостью и стремлением быть собой, это напряжение благотворно. Женщина, разрывающаяся между этими двумя крайностями, – на верном пути, но ей необходимо сделать следующие шаги.
В нашей сказке мачеха и сестры так притесняют расцветающую душу, что из-за их происков гаснет огонь. Здесь женщина начинает терять свои душевные ориентиры. Она может ощущать холод, одиночество и быть готова пойти на все что угодно, лишь бы вернуть свет. Это именно тот толчок, который нужен слишком кроткой женщине, чтобы продолжить процесс посвящения в собственную силу. Можно сказать, что Василиса непременно должна встретить Великую Старую Колдунью, потому что ей нужна хорошая встряска. Нам необходимо покинуть хор хулителей и нырнуть в лес. Невозможно одновременно уйти и остаться.
Василисе, как и нам, необходим путеводный свет, который помог бы различить, что полезно, а что вредно. Невозможно развиваться, если все делают из тебя козла отпущения. Женщина, которая пытается скрывать от других свои самые глубокие чувства, умерщвляет себя. Огонь гаснет. Это очень мучительная разновидность утраты чувствительности.
Перед нами противоположная, может быть несколько противоестественная, ситуация: погашенный огонь помогает выбить Василису из состояния покорности. Он заставляет ее умереть для старого образа жизни и, содрогаясь, вступить в новую жизнь, основанную на более взрослом, более умудренном внутреннем знании.
Задача третья: ориентироваться в темноте
В этой части сказки наследство покойной матери – куколка – ведет Василису через темный лес к избе Бабы Яги. Вот психологические задачи этого периода:Отважиться проникнуть туда, где происходит настоящая инициация (войти в лес), и испытать встречу с новыми, вызывающими ощущение опасности божествами, которые олицетворяют владение силой собственной интуиции. Научиться развивать чутье, которое указывает направление к таинственному бессознательному, и полагаться только на свои внутренние чувства. Научиться находить обратный путь домой, к дикой Матери (слушаться указаний куклы). Позволить слабой, ничего не ведающей девушке умереть еще больше. Передать власть кукле (то есть интуиции).
Василисина куколка – из запасов Старой Дикой Матери. Куклы – одно из символических сокровищ инстинктуальной природы. В случае с Василисой кукла символизирует la vidacita, маленькую инстинктивную силу жизни, которая одновременно является и яростной, и терпеливой. В какую бы ситуацию мы ни вляпались, она проживает в нас свою скрытую жизнь.
Люди веками ощущали, что от кукол исходит и святость, и тапа [7] – пугающее и неотразимое присутствие, которое воздействует на человека, меняя его духовную сущность. Например, среди деревенских знахарей корень мандрагоры чрезвычайно ценится за сходство с человеческим телом: у него есть отростки, похожие на руки и ноги, а на месте головы – шишковатый нарост. Говорят, он содержит большой заряд духовной энергии. Считается, что создатели кукол вдыхают в них жизнь. Некоторые куклы используются в ритуалах, колдовстве, любовной магии и просто для развлечения. Когда я жила среди индейцев куна на островах, принадлежащих Панаме, они использовали маленькие деревянные фигурки как знаки власти, напоминающие человеку о его собственной силе.