Особый тип взаимодействия языков связан с культурными контактами между народами и их языками. Для нашего времени, шире – для «нового времени», характерно формирование больших культурно-исторических общностей, включающих широкий круг этносов и языков. Это тоже своего рода «языковые союзы», которые не исключают ссор между участниками союза, и войн, и конкуренции, борьбы за ведущую роль, но эти поверхностные отношения не препятствуют глубокому взаимодействию культур и языков, а сами предстают как частный случай взаимодействия [210; 225; 231; 352; 354; 384].
Культурная практика посредством коммуникаций осуществляется в определенных границах, очерчивающих ареал. Ареал – реальная форма языкового существования. В зависимости от уровня развития языковое существование претерпевает качественные изменения. Как варианты транскультурного общения языки делятся на лингва-франка, койнэ и пиджинизированные языки [211; 240; 283; 313; 352; 371; 372; 373; 374; 381].
Лингва-франка – особый упрощенный язык в Средиземноморье ХII – ХVI веков, который возник во время крестовых походов. Лексика включала итальянские, французские, греческие, арабские и турецкие слова. Грамматика напоминала вульгарную латынь. Это искусственный, торговый язык, создавать литературные произведения на нем невозможно. Общающиеся между собой на лингва-франка «коммуницировали», а не разговаривали. Часто они были равнодушными и даже враждебными друг к другу, их объединял по преимуществу коммерческий интерес. Современный вариант – технический английский.
Койнэ представлял собой утонченный, необычайно гибкий аттический диалект древнегреческого языка, возникший в период расцвета афинской демократии. С армиями эллинистических монархов он распространился от Индии до Галлии. Заведомо враждебные грекам индийские брахманы и карфагеняне изъяснялись на койнэ. Эта форма греческого языка, будучи порождением высокой культуры, сама служила транслятором межкультурных контактов; нравы смягчались, ксенофобия угасала. Под влиянием койнэ латинская речь стала проводником культуры у варварских племен Европы.
Пиджин-языками называют предельно упрощенные формы английского языка в Океании, это компромисс между языками совершенно противоположных и разноуровневых культур.
Таким образом, в любом языке наличествуют как минимум три формы языкового существования: лингва франка (к которой часто приближается официальная, «протокольная» речь без образов и сложных ассоциаций); пиджинизация (жаргоны, сленги), особенно заметная в среде маргиналов и молодежных квазисообществах; койнэ как стимулятор изысканных, сложных, интеллектуальных форм выражения языка-акцептора. Подобную роль по отношению к русскому языку в середине ХVIII – начале ХIХ века играл французский. Что делать! Повторяю вновь: Доныне дамская любовь / Не изъяснялася по-русски. / Доныне гордый наш язык / К почтовой прозе не привык (А.С. Пушкин).
Сравнительное изучение цивилизаций относительно всего времени существования человека доказывает их фактическое сосредоточение на одном отрезке (примерно 3500–2000 лет до нашей эры). За это время прошло полный цикл развития множество языков. Некоторые, в прошлом языки транскультурного общения и так называемые общеимперские языки в реликтовом состоянии, существуют и в наше время (ассирийский, потомок арамейского; санскрит; латинский). Полилингвистичность эпохи Средневековья отличалась большим разнообразием, чем в период гегемонии на Востоке империи Хань, а на Западе – Римской империи (I–II вв. н.э.). Мировые религии придают особый статус латинскому, арабскому языку и санскриту. Технологические сдвиги раннего Средневековья (возможность получения дешевого железа в больших количествах) привели к размыванию границ урбанизированных центров и ойкумены варваров. С конца ХVII века французский язык становится международным средством общения западноевропейской аристократии. Английский и немецкий языки получают широкое распространение благодаря сдвигам в технологии, приведшей к бурной индустриализации Великобритании, США и Германии в ХIХ веке.
Подобно тому, как в культуре каждого народа есть общечеловеческое, так и в семантике каждого языка есть отражение общего, универсального компонента культур и своеобразия культуры конкретного народа. Универсальный семантический компонент обусловлен единством видения мира людьми разных стран и культур. Это проявляется на разных уровнях семантической организации языка. В любых культурах говорящие нуждаются в различении субъекта и объекта действия, предмета и признака, тех или иных временных и пространственных отношений. Межкультурное сходство самих процессов языкового общения проявляется в том, что все языки различают говорящего (и слушающего) и неучастника общения (в этом назначение категории лица), вопросы и утверждения; всюду в сообщение вплетаются модальные или эмоциональные оценки того, о чем идет речь, или самой речи [140; 156; 157;163; 184; 185; 194; 196; 202; 203; 205; 215].
Современная полиязыковая ситуация в условиях разных культурных практик может быть представлена совокупностью факторов, воздействующих как на личность, так и на общество в целом, на взаимоотношения между государствами, и, следовательно, уже сейчас создающих определенную среду, в которой возможно апробировать концептуальные подходы решения тех или иных проблем – социально-политического, психологического, нравственного, экономического и образовательного порядка [133; 158; 160].
Активность информационных процессов столь высока, что заставляет подчинить себе традиционные элементы культуры и изменяет традиционную систему культурной коммуникации. Расширяется «псевдокультурное» поле общения, где диалог осуществляется по принципу познания наиболее доступных, совпадающих или почти совпадающих смысловых структур [130; 150; 192; 207; 222; 223; 225; 356; 380; 381; 382; 384].
Такая демонстративная характеристика языковой обстановки в мире, как полиязычие (к примеру, многообразие языков индоевропейской семьи, наличие диалектов практически во всех странах, существование книжного и разговорного, литературного и простонародного подъязыков, сленга, многообразие жестов и мимики) сосуществует с идеей создания единого языка общения между людьми разных стран. Идея формирования единого духовно-нравственного, интеллектуального и информационно-образовательного пространства на основе всеобщего языка не лишена смысла.
Итальянец Диего Марани, долгое время работавший переводчиком, заметил необычную деталь. Во время застолий разноязыкий переводческий люд выбирал для разговоров не какой-то один язык, а интернациональную смесь. Марани установил, что каждый «среднеобразованный» европеец имеет в запасе сотни общеупотребительных слов и выражений из основных европейских языков. Если из памяти вылетел английский вариант сочетания «ай эм» («я есть»), его заменяют французским – «же суи», итальянским – «ио соно», немецким – «их бин». Марани в шутку назвал такую разговорную смесь «европанто». Шутка имела глубокие последствия. «Европанто» распространился по Европе со скоростью эпидемии. А некоторые европейские газеты, в том числе и в консервативной Швейцарии, ввели у себя отдельные рубрики на этом языке. Не исключено, что «европанто» в ближайшем будущем затмит собой языки общемирового употребления – английский и французский.
Не менее значимым фактором следует признать тенденцию к использованию нескольких основных «рабочих» языков (английский, немецкий, французский или итальянский/испанский, японский, китайский/корейский) в ходе совместных научно-исследовательских, образовательных и деловых проектов. При этом все интенсивнее прослеживается ориентация на преобладание одного из них, а именно английского. Даже самый беглый взгляд на современную языковую обстановку в России позволяет отметить ее демонстративную характеристику – интернационализацию за счет многочисленных заимствований из европейских языков, прежде всего английского. На английском языке можно найти множество специальных, научных и повседневных газет и журналов, по-английски дублируются многие уличные объявления, рекламные щиты и торговые точки, в основном в расчете на посещающих Россию иностранцев и из престижно-имиджевых соображений.
Средства массовой информации – радио и телевидение – также интенсивно приобщают россиян вольно и невольно к иной языковой культуре (примером могут служить радиостанция «Европа плюс», рекламные ролики, специализированные программы на английском языке CNN, художественные фильмы ит. д.).
Исследование феномена языковой культуры современного информационного общества показывает, что в наше время повседневной речевой коммуникации русский литературный язык испытывает, с одной стороны, серьезное давление ненормированной речевой стихии; с другой стороны, отмечается наплыв иноязычной лексики («полиязыковая экспансия»), преимущественно англо-американского происхождения, неумеренное использование такого рода слов главным образом из сферы финансов, торговли, шоу-бизнеса, спорта, политики чаще всего в текстах СМИ и рекламы. Существенные изменения происходят и в деятельности звучащих средств массовой информации, вектор их развития значительно либерализирован, снизилась ответственность за выпускаемый в эфир информационный продукт. Отсюда – лавина ошибок, стилистических, синтаксических и прочих.
Язык таков, каким является общество, на нем говорящее. Оно изменилось. Во многом – под влиянием средств массовой информации, интенсивно использующих все блага высоких технологий (Интернет, мобильная связь, телефон и т.д.). Здесь уместным будет предположить, что зеркало состояния русского языка – зеркало коммуникативной возможности языка и речи средств массовой информации. Язык существует в языковой форме говорящих индивидов, а речь – в звуковой или письменной форме. По мнению Л.Д. Реймана, тот факт, что среди наших современников много безграмотных людей, очевиден. Человек, который постоянно пересыпает свою речь иностранными словами или нецензурными выражениями, канцелярскими оборотами или словами-паразитами, засоряет именно свою речь, делает ее неприятной или невразумительной, но язык здесь ни при чем. Язык – явление социальное, а не индивидуальное. Сегодня именно звучащие средства массовой информации, особенно электронные, создают «благодатную» почву для неуважительного отношения к русскому языку. В политику, во власть, в СМИ пришли новые люди, которые по-новому устанавливают планку нормативов (литературности) использования выразительных, языковых средств. Очевидно, единственным способом соблюдения баланса между необходимым и допустимым в условиях действия обоих факторов остается целенаправленная работа по «формированию» нового уровня феномена языкового, а значит, и национального сознания и самосознания тех, кто выступает в телепрограммах и в радиоэфире.
Однако нельзя умолчать о том, что под знаком неосознанного протеста против жестко предписываемых нормой правил словоупотребления и построения речи произошло снятие запретов на использование в средствах массовых коммуникаций стилистически сниженных, эстетически безобразных слов и выражений. Насыщение публичной речи вульгарными выражениями превратилось в признак доверительного общения, языковая раскованность приблизилась к языковой распущенности. Многие журналисты, комментаторы и ведущие, пришедшие на смену профессиональным дикторам, слишком смело «обогащают» русский язык новой лексикой и фразеологией, произношением, ударением и интонацией.
Стремление к тому, чтобы русская речь в средствах массовой информации приближалась к образцу, – главный вектор позитивного развития СМИ. При решении оперативных задач повышения культуры русской речи возникает необходимость стимулировать работу специалистов по развертыванию языковой критики с целью анализа текущей языковой жизни общества, условий языкового взаимодействия личности и социума, языка средств массовой информации. На радио и телевидении целесообразно организовывать консультационные службы, в задачи которых входила бы языковая подготовка журналистов, выходящих в эфир. Следует также создавать условия, при которых ведущие и комментаторы были бы заинтересованы в повышении индивидуальной речевой культуры и научились бы строго следить за собственной речью в теле– и радиоэфире. Развитие СМИ в ХХ веке и особенно во второй его половине сделало их главным каналом распространения социальной информации в обществе. Во второй половине века центр тяжести потоков социальной информации все более смещался в область электронных СМИ. По данным исследований, в последние десятилетия до 80% массовой социальной информации потребители получают по каналам радио– и телевещания и лишь 20% – через печатные периодические издания. В Российской Федерации смещению интереса потребителя в сторону электронных СМИ способствовало и присущее только нашей стране явление – резкое подорожание периодической печати. Электронные СМИ на рубеже веков получили возможность во всех возрастных слоях миллионных масс людей формировать языковое сознание, словарный запас языка и языковые нормы.
Культурная практика посредством коммуникаций осуществляется в определенных границах, очерчивающих ареал. Ареал – реальная форма языкового существования. В зависимости от уровня развития языковое существование претерпевает качественные изменения. Как варианты транскультурного общения языки делятся на лингва-франка, койнэ и пиджинизированные языки [211; 240; 283; 313; 352; 371; 372; 373; 374; 381].
Лингва-франка – особый упрощенный язык в Средиземноморье ХII – ХVI веков, который возник во время крестовых походов. Лексика включала итальянские, французские, греческие, арабские и турецкие слова. Грамматика напоминала вульгарную латынь. Это искусственный, торговый язык, создавать литературные произведения на нем невозможно. Общающиеся между собой на лингва-франка «коммуницировали», а не разговаривали. Часто они были равнодушными и даже враждебными друг к другу, их объединял по преимуществу коммерческий интерес. Современный вариант – технический английский.
Койнэ представлял собой утонченный, необычайно гибкий аттический диалект древнегреческого языка, возникший в период расцвета афинской демократии. С армиями эллинистических монархов он распространился от Индии до Галлии. Заведомо враждебные грекам индийские брахманы и карфагеняне изъяснялись на койнэ. Эта форма греческого языка, будучи порождением высокой культуры, сама служила транслятором межкультурных контактов; нравы смягчались, ксенофобия угасала. Под влиянием койнэ латинская речь стала проводником культуры у варварских племен Европы.
Пиджин-языками называют предельно упрощенные формы английского языка в Океании, это компромисс между языками совершенно противоположных и разноуровневых культур.
Таким образом, в любом языке наличествуют как минимум три формы языкового существования: лингва франка (к которой часто приближается официальная, «протокольная» речь без образов и сложных ассоциаций); пиджинизация (жаргоны, сленги), особенно заметная в среде маргиналов и молодежных квазисообществах; койнэ как стимулятор изысканных, сложных, интеллектуальных форм выражения языка-акцептора. Подобную роль по отношению к русскому языку в середине ХVIII – начале ХIХ века играл французский. Что делать! Повторяю вновь: Доныне дамская любовь / Не изъяснялася по-русски. / Доныне гордый наш язык / К почтовой прозе не привык (А.С. Пушкин).
Сравнительное изучение цивилизаций относительно всего времени существования человека доказывает их фактическое сосредоточение на одном отрезке (примерно 3500–2000 лет до нашей эры). За это время прошло полный цикл развития множество языков. Некоторые, в прошлом языки транскультурного общения и так называемые общеимперские языки в реликтовом состоянии, существуют и в наше время (ассирийский, потомок арамейского; санскрит; латинский). Полилингвистичность эпохи Средневековья отличалась большим разнообразием, чем в период гегемонии на Востоке империи Хань, а на Западе – Римской империи (I–II вв. н.э.). Мировые религии придают особый статус латинскому, арабскому языку и санскриту. Технологические сдвиги раннего Средневековья (возможность получения дешевого железа в больших количествах) привели к размыванию границ урбанизированных центров и ойкумены варваров. С конца ХVII века французский язык становится международным средством общения западноевропейской аристократии. Английский и немецкий языки получают широкое распространение благодаря сдвигам в технологии, приведшей к бурной индустриализации Великобритании, США и Германии в ХIХ веке.
Подобно тому, как в культуре каждого народа есть общечеловеческое, так и в семантике каждого языка есть отражение общего, универсального компонента культур и своеобразия культуры конкретного народа. Универсальный семантический компонент обусловлен единством видения мира людьми разных стран и культур. Это проявляется на разных уровнях семантической организации языка. В любых культурах говорящие нуждаются в различении субъекта и объекта действия, предмета и признака, тех или иных временных и пространственных отношений. Межкультурное сходство самих процессов языкового общения проявляется в том, что все языки различают говорящего (и слушающего) и неучастника общения (в этом назначение категории лица), вопросы и утверждения; всюду в сообщение вплетаются модальные или эмоциональные оценки того, о чем идет речь, или самой речи [140; 156; 157;163; 184; 185; 194; 196; 202; 203; 205; 215].
Современная полиязыковая ситуация в условиях разных культурных практик может быть представлена совокупностью факторов, воздействующих как на личность, так и на общество в целом, на взаимоотношения между государствами, и, следовательно, уже сейчас создающих определенную среду, в которой возможно апробировать концептуальные подходы решения тех или иных проблем – социально-политического, психологического, нравственного, экономического и образовательного порядка [133; 158; 160].
Активность информационных процессов столь высока, что заставляет подчинить себе традиционные элементы культуры и изменяет традиционную систему культурной коммуникации. Расширяется «псевдокультурное» поле общения, где диалог осуществляется по принципу познания наиболее доступных, совпадающих или почти совпадающих смысловых структур [130; 150; 192; 207; 222; 223; 225; 356; 380; 381; 382; 384].
Такая демонстративная характеристика языковой обстановки в мире, как полиязычие (к примеру, многообразие языков индоевропейской семьи, наличие диалектов практически во всех странах, существование книжного и разговорного, литературного и простонародного подъязыков, сленга, многообразие жестов и мимики) сосуществует с идеей создания единого языка общения между людьми разных стран. Идея формирования единого духовно-нравственного, интеллектуального и информационно-образовательного пространства на основе всеобщего языка не лишена смысла.
Итальянец Диего Марани, долгое время работавший переводчиком, заметил необычную деталь. Во время застолий разноязыкий переводческий люд выбирал для разговоров не какой-то один язык, а интернациональную смесь. Марани установил, что каждый «среднеобразованный» европеец имеет в запасе сотни общеупотребительных слов и выражений из основных европейских языков. Если из памяти вылетел английский вариант сочетания «ай эм» («я есть»), его заменяют французским – «же суи», итальянским – «ио соно», немецким – «их бин». Марани в шутку назвал такую разговорную смесь «европанто». Шутка имела глубокие последствия. «Европанто» распространился по Европе со скоростью эпидемии. А некоторые европейские газеты, в том числе и в консервативной Швейцарии, ввели у себя отдельные рубрики на этом языке. Не исключено, что «европанто» в ближайшем будущем затмит собой языки общемирового употребления – английский и французский.
Не менее значимым фактором следует признать тенденцию к использованию нескольких основных «рабочих» языков (английский, немецкий, французский или итальянский/испанский, японский, китайский/корейский) в ходе совместных научно-исследовательских, образовательных и деловых проектов. При этом все интенсивнее прослеживается ориентация на преобладание одного из них, а именно английского. Даже самый беглый взгляд на современную языковую обстановку в России позволяет отметить ее демонстративную характеристику – интернационализацию за счет многочисленных заимствований из европейских языков, прежде всего английского. На английском языке можно найти множество специальных, научных и повседневных газет и журналов, по-английски дублируются многие уличные объявления, рекламные щиты и торговые точки, в основном в расчете на посещающих Россию иностранцев и из престижно-имиджевых соображений.
Средства массовой информации – радио и телевидение – также интенсивно приобщают россиян вольно и невольно к иной языковой культуре (примером могут служить радиостанция «Европа плюс», рекламные ролики, специализированные программы на английском языке CNN, художественные фильмы ит. д.).
Исследование феномена языковой культуры современного информационного общества показывает, что в наше время повседневной речевой коммуникации русский литературный язык испытывает, с одной стороны, серьезное давление ненормированной речевой стихии; с другой стороны, отмечается наплыв иноязычной лексики («полиязыковая экспансия»), преимущественно англо-американского происхождения, неумеренное использование такого рода слов главным образом из сферы финансов, торговли, шоу-бизнеса, спорта, политики чаще всего в текстах СМИ и рекламы. Существенные изменения происходят и в деятельности звучащих средств массовой информации, вектор их развития значительно либерализирован, снизилась ответственность за выпускаемый в эфир информационный продукт. Отсюда – лавина ошибок, стилистических, синтаксических и прочих.
Язык таков, каким является общество, на нем говорящее. Оно изменилось. Во многом – под влиянием средств массовой информации, интенсивно использующих все блага высоких технологий (Интернет, мобильная связь, телефон и т.д.). Здесь уместным будет предположить, что зеркало состояния русского языка – зеркало коммуникативной возможности языка и речи средств массовой информации. Язык существует в языковой форме говорящих индивидов, а речь – в звуковой или письменной форме. По мнению Л.Д. Реймана, тот факт, что среди наших современников много безграмотных людей, очевиден. Человек, который постоянно пересыпает свою речь иностранными словами или нецензурными выражениями, канцелярскими оборотами или словами-паразитами, засоряет именно свою речь, делает ее неприятной или невразумительной, но язык здесь ни при чем. Язык – явление социальное, а не индивидуальное. Сегодня именно звучащие средства массовой информации, особенно электронные, создают «благодатную» почву для неуважительного отношения к русскому языку. В политику, во власть, в СМИ пришли новые люди, которые по-новому устанавливают планку нормативов (литературности) использования выразительных, языковых средств. Очевидно, единственным способом соблюдения баланса между необходимым и допустимым в условиях действия обоих факторов остается целенаправленная работа по «формированию» нового уровня феномена языкового, а значит, и национального сознания и самосознания тех, кто выступает в телепрограммах и в радиоэфире.
Однако нельзя умолчать о том, что под знаком неосознанного протеста против жестко предписываемых нормой правил словоупотребления и построения речи произошло снятие запретов на использование в средствах массовых коммуникаций стилистически сниженных, эстетически безобразных слов и выражений. Насыщение публичной речи вульгарными выражениями превратилось в признак доверительного общения, языковая раскованность приблизилась к языковой распущенности. Многие журналисты, комментаторы и ведущие, пришедшие на смену профессиональным дикторам, слишком смело «обогащают» русский язык новой лексикой и фразеологией, произношением, ударением и интонацией.
Стремление к тому, чтобы русская речь в средствах массовой информации приближалась к образцу, – главный вектор позитивного развития СМИ. При решении оперативных задач повышения культуры русской речи возникает необходимость стимулировать работу специалистов по развертыванию языковой критики с целью анализа текущей языковой жизни общества, условий языкового взаимодействия личности и социума, языка средств массовой информации. На радио и телевидении целесообразно организовывать консультационные службы, в задачи которых входила бы языковая подготовка журналистов, выходящих в эфир. Следует также создавать условия, при которых ведущие и комментаторы были бы заинтересованы в повышении индивидуальной речевой культуры и научились бы строго следить за собственной речью в теле– и радиоэфире. Развитие СМИ в ХХ веке и особенно во второй его половине сделало их главным каналом распространения социальной информации в обществе. Во второй половине века центр тяжести потоков социальной информации все более смещался в область электронных СМИ. По данным исследований, в последние десятилетия до 80% массовой социальной информации потребители получают по каналам радио– и телевещания и лишь 20% – через печатные периодические издания. В Российской Федерации смещению интереса потребителя в сторону электронных СМИ способствовало и присущее только нашей стране явление – резкое подорожание периодической печати. Электронные СМИ на рубеже веков получили возможность во всех возрастных слоях миллионных масс людей формировать языковое сознание, словарный запас языка и языковые нормы.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента