Как ни удивительно, гранатометы и бомбометы представляли собой наследников легких переносных 8—16-фунтовых мортирок голландского инженера Кегорна (Кугорн, Coehoorn), которые были разработаны для прикрытия саперных работ еще в 1674 г. Русской армией они применялись в Северную и Крымскую войну, преимущественно из передовых траншей, позволявших подобраться поближе к противнику – в точности как в Первую мировую. К началу войны на вооружении имелись 34-линейная нарезная мортира и гладкоствольная 6-фунтовая (152-мм) Кегорнова мортира, стрелявшая гранатой со 120 г пороха на 600 шагов (или 520 м). Вес мортиры в боевом положении составлял всего 41 кг.
Одновременно гранатометы Первой мировой стали предками подствольных и станковых гранатометов конца XX в., воплотивших схожие идеи (в т. ч. «прыгающие» гранаты) для схожих целей, но с новыми технологиями и материалами.
Для забрасывания снарядов во вражеские окопы использовались даже катапульты и требюше, как в Античности и Средние века. Уже к середине 1915 г. на Западном фронте было около 750 катапульт и бомбометов. Например, катапульта Клода Лича, использовавшаяся уже в Дарданелльской операции, представляла собой увеличенную копию рогатки, метала килограммовый груз на 200 м и стоила менее 7 фунтов. Капитан Викс разработал Baby Catapult, стрелявшую примерно на 100 м, а капитан Уэст (West) – версию античного камнемета. Некоторые французские катапульты использовали для натяжения велосипедные передачи, цепи и педали, другие представляли собой полутораметровый упругий рычаг в яме такой же глубины. При наилучших условиях снаряд катапульты преодолевал 75 м за 4,25 секунды, рекордом был выстрел на 300 м меньше чем за 5 секунд. Как отмечали австралийцы, траншейная катапульта при весе в 50 фунтов (около 25 кг), длине около 3,5 м и стоимости в 12 фунтов позволяла при должной тренировке закинуть две из трех гранат в метровую траншею со 120 ярдов (чуть более 100 м). Несмотря на сравнительно долгий полет, дававший противнику время укрыться, и быструю потерю эластичности, катапульты обладали и явным преимуществом перед обычной артиллерией – бесшумностью. Однако не все разделяли оптимизм создателей. Например, Гай Чепмен в 1915 г. считал, что на практике метательные машины скорее способны запустить снаряд прямо в воздух, откуда он падал на головы расчету, или обезглавить неосторожного солдата, наклонившегося слишком близко к их механизму. Поэтому в 1916 г. с появлением более совершенных видов оружия от катапульт начали постепенно отказываться.
Пехотинцы также использовали для метания гранат самодельные пращи и даже арбалеты, испытывались биты.
В дополнение к чудовищным осадным гаубицам популярными стали спешно разработанные траншейные пушки малых калибров. Обычная артиллерия могла просто не видеть необходимых целей со своих командных пунктов, телефонные провода, единственные ниточки связи, с началом атаки часто рвались, а полевые пушки всех стран по своим баллистическим качествам не могли вести огонь по противнику, расположенному ближе 200–300 м от своей пехоты, без риска поразить свои войска. Напротив, траншейные пушки могли следовать за пехотой всюду и в любой момент поддержать ее огнем. Хоть их снаряд и не выкапывал многометровых воронок, зато такие орудия отличались высокой точностью стрельбы, компактностью, легко разбирались на части, перемещались двумя-тремя бойцами и поэтому могли устанавливаться даже в передовых траншеях. Например, вес французской пушки образца 1916 г. в боевом положении составлял 157 кг, на полк отводилось 6 таких пушек. 37-мм граната весом чуть более половины килограмма содержала 340 г взрывчатого вещества и могла пробить бруствер траншеи или щиток пулемета, а большего пехоте и не требовалось. Эту пушку даже называли «антипулеметом». При этом она легко разбиралась на три части – щит (28 кг), треногу (38 кг) и ствол (48 кг), переносимые расчетом из пяти человек. Пушка могла стрелять как с низкой треноги, так и с колес, во втором случае ее перевозила одна лошадь. Легкие 76-мм штурмовые пушки благодаря подвижности и крутизне траектории могли располагаться «под самым носом» противника, оказываясь в окопной войне даже дальнобойнее полевых 76-мм пушек с их обычных позиций.
В условиях окопной войны с грязью, водой, сыплющейся при артобстрелах землей традиционные винтовки и пулеметы зачастую отказывали. Были случаи, когда по этой причине временно заменяли части. Как говорили В.Г. Федорову солдаты в мае 1915 г., «во время боя пыль, грязь, песок забиваются в затвор. Тогда винтовки трудно заряжать, затвор только с трудом можно двигать в ствольной коробке, хоть колотушкой по ней бей!». Поэтому затвор и магазин приходилось обвязывать самодельными тряпками. Англичане забивали в ствол пробки от бутылок, вышибаемые выстрелом. Позднее стали применяться специальные приспособления: «Вдоль бруствера были прибиты к кольям планки с полукруглыми вырезами для цевий лож, а для опоры прикладов – специальные доски. У каждой стойки находилась деревянная задержка в виде крючка, вращавшаяся на гвозде. Она предохраняла винтовку от падения. Подобное приспособление – просто роскошь!» Другим решением стали отказ от сложных видов оружия, как французский пулемет «Сент-Этьен», и переход к более простым, например, дробовикам.
Винтовки облегчались и укорачивались, все шире использовались специальные снайперские винтовки с оптическими прицелами – PPCo (Periscopic Prism Company), Альдис/Алдиса, Винчестера, Герарда, Люксора, Эванса, Уоттса, Хенсолдта и других.
Уже к концу 1914 г. только в германской армии благодаря лучшей оптической промышленности насчитывалось до 20 000 телескопических прицелов (как их тогда называли), выдававшихся до 6 на роту. То есть одна снайперская винтовка приходилась примерно на каждые 30 м (!) фронта. В начале войны германские снайперы, «похитители тел», как называли их англичане, даже позволяли себе ночью пробираться во вражеский тыл и затем расстреливать ни о чем не подозревающего противника. Уроком стало тяжелое ранение двух высокопоставленных французских офицеров, Мишеля Жозефа Монури (Maunoury) и Вилларе (Villaret) 11 марта 1915 г. одним выстрелом через амбразуру бункера. Тогда как у союзников в начале войны не было ни прицелов, ни подготовленных снайперов, хотя опытные стрелки были.
Французы использовали некоторое количество гражданских прицелов «lunette viseur Mignon». Хорошая оптическая промышленность в районе Парижа позволила им выпускать для винтовок Лебеля и Бертье прицел A.Px (Atelier de Puteaux) MIe 1915, который устанавливался и на британские Ли Энфилды. Французы также пытались приспособить прицел от 37-мм пушки или трофейные прицелы, разработав на их основе модель 1916/1917 Пюто.
У англичан большая часть оптического стекла уходила на нужды артиллерии, а крупные производители оружия предлагали свою конструкцию прицелов, причем перед войной 90 % оптики импортировалось. В 1915 г. английские солдаты, даже получив оружие с оптикой, в большинстве случаев просто не умели с ним обращаться и беззастенчиво завышали результаты стрельбы, не зная, как определять дистанцию и не видя места попадания пуль. Дополнительные проблемы создавало крепление прицела сбоку, а не сверху (для удобства перезаряжания) – стандартные бойницы не давали необходимого поля зрения. Выходом стало создание в 1916 г. т. н. почечной амбразуры в виде буквы «Г», размер ее регулировался задвижкой. Были и другие виды бойниц – сужающиеся к фронтальной, тыльной части, комбинированные…
Стараниями энтузиастов снайперского дела – Крума (Crum), Хескет-Притчарда, Невилла Армстронга – создавались специальные курсы, благодаря интенсивной программе позволявшие всего за две недели резко повысить качество стрельбы. К середине 1915 г. в каждом английском батальоне был организован снайперский отряд из 19 человек – офицера, 2 унтер-офицеров и 16 снайперов, разбитых по парам.
Оружие пристреливалось индивидуально, и затем меткий стрелок мог прицельно выстрелить не позднее 2–4 секунд по появлении цели. Снайперы старались использовать патроны одной и той же партии, т. к. регулировка прицелов была хлопотной. Обученный снайпер мог одним выстрелом из двух попасть в модель головы на расстоянии 600 шагов. Наблюдатели при помощи лучших телескопов, с увеличением до 10–30 раз, различали цвета кокард на фуражках с расстояния до 200 шагов или даже цифры на погонах немцев, обслуживающих свой перископ (отражающиеся в верхнем зеркале). Мощные пятикратные прицелы позволяли точно стрелять в лунные ночи и даже при свете звезд. Дальность стрельбы в «не особенно темную ночь» составляла до 200 ярдов. Опытные разведчики утверждали, что могут учуять противника за 50 ярдов. Иногда винтовка (или несколько – до шести) днем устанавливалась на специальный станок и наводилась на место, где предполагалось перемещение противника, а ночью выстрелы терроризировали его. На некоторых участках фронта такие ружья стреляли каждые две минуты.
Были и другие способы ночной стрельбы. «В тонкой стеклянной, герметично закрытой трубочке насыпан порошок. В разных трубочках порошок неодинакового состава и дает огонь разного цвета. Обычно немцы закапывали такие трубочки у самой поверхности земли или прикрывали песком, тонким дерном, веткой и т. п. Трубочка легко разламывалась под ногой, порошок соединялся с воздухом – и мгновенно вспыхивал столб яркого пламени. Дежурные немецкие пулеметчики немедленно открывали стрельбу в направлении огня и на соответствующую его цвету дистанцию».
Теперь бойницы и мешки брустверов в сухую погоду смачивались водой, в холодную погоду приходилось считаться с медленным рассеиванием дыма. Телескопы маскировались мешками с песком, а линзы закрывались от солнца особыми козырьками. Сами бойницы открывались сбоку, и прежде чем заглянуть в нее, рекомендовалось выставить кокарду фуражки и подождать примерно минуту. Для маскировки бойниц использовались легкая газовая ткань (марля), веревочные или проволочные сетки с пучками травы. Тогда же применялись маскировочная окраска и чехлы для касок и щитков, маскхалаты с комбинациями желтого, зеленого, черного и других цветов (зимой на русском фронте – и белого), маскировка листьями, ложные перископы и т. п… Выставлялись картонные головы. В качестве укрытий использовались трубы, старые фуражки, ботинки и даже кувшины из-под рома, имитации деревьев, трупов лошадей, мешков с землей… В одном случае был сделан даже макет киркомотыги, положенной на бруствер (вдоль) и замененной ложной, с рукояткой из прозрачной марлевой ткани. К подделке с внутренней стороны бруствера отрыли узкую щель и поставили снайперский щит.
Как отмечалось в наставлении уже Второй мировой, опиравшемся на опыт первой войны, «человек, думающий, что переползание ниже его достоинства, скоро будет ранен или убит».
Теперь уже и немцы страдали от снайперов (по мемуарам Эрнста Юнгера): «Затем у нас была дуэль с безумно храбрым англичанином, чья голова виднелась над краем траншеи максимум в ста метрах от нас. Он насолил нам своими невероятно меткими, нацеленными на амбразуру выстрелами. Я отражал огонь с несколькими людьми. Все же одна точно нацеленная пуля ударилась о край нашей амбразуры, брызнув песком в глаза и слегка задев шею осколком. Мы, однако, тоже не дали маху: высовываясь, коротко целились и снова исчезали. Вслед за тем раздался выстрел по винтовке стрелка Шторха, чье лицо, задетое по крайней мере десятком осколков, все кровоточило. Следующий выстрел вырвал кусок у края нашей амбразуры. Затем еще один разбил зеркало, в которое мы наблюдали. Но мы были удовлетворены, когда наш противник после нескольких, точно положенных на глиняную приступку у его лица выстрелов бесследно исчез». Во время второго сражения на Ипре (апрель – май 1915 г.) снайпер, ранее получивший королевский приз, насчитал около 150 попаданий из 200 неторопливых выстрелов с близкого расстояния. В 1917 г. снайперы канадского корпуса по заявкам за 20 дней уничтожали немецкий батальон. Во время наступления через лес Рэзм канадский батальон благодаря активности своих снайперов, продвинувшись за день больше чем на 6 км, потерял лишь несколько человек в разведывательной секции и одного – в ротах. Объем выпуска английской оптики с 1913 г. по 1918 г. возрос в 90 (!) раз и с 11 типов до 75.
Широкое распространение получили ручные пулеметы, позволявшие атакующей пехоте иметь собственное оружие автоматического огня. Английская армия уже имела пулемет Льюиса, русская – Мадсена. Заменяя около 15 стрелков, ручной пулемет оказался необходимым и в обороне – теперь в первой линии могли размещаться только пулеметчики и наблюдатели, а основная масса пехоты (и станковые пулеметы) – укрываться от артогня в следующих линиях. К концу войны докажут свою ценность пулемет Шоша, автоматическая винтовка Браунинга BAR (Browning Automatic Rifle) и другие модели.
«Вперед в прошлое»: холодная сталь
Одновременно гранатометы Первой мировой стали предками подствольных и станковых гранатометов конца XX в., воплотивших схожие идеи (в т. ч. «прыгающие» гранаты) для схожих целей, но с новыми технологиями и материалами.
Для забрасывания снарядов во вражеские окопы использовались даже катапульты и требюше, как в Античности и Средние века. Уже к середине 1915 г. на Западном фронте было около 750 катапульт и бомбометов. Например, катапульта Клода Лича, использовавшаяся уже в Дарданелльской операции, представляла собой увеличенную копию рогатки, метала килограммовый груз на 200 м и стоила менее 7 фунтов. Капитан Викс разработал Baby Catapult, стрелявшую примерно на 100 м, а капитан Уэст (West) – версию античного камнемета. Некоторые французские катапульты использовали для натяжения велосипедные передачи, цепи и педали, другие представляли собой полутораметровый упругий рычаг в яме такой же глубины. При наилучших условиях снаряд катапульты преодолевал 75 м за 4,25 секунды, рекордом был выстрел на 300 м меньше чем за 5 секунд. Как отмечали австралийцы, траншейная катапульта при весе в 50 фунтов (около 25 кг), длине около 3,5 м и стоимости в 12 фунтов позволяла при должной тренировке закинуть две из трех гранат в метровую траншею со 120 ярдов (чуть более 100 м). Несмотря на сравнительно долгий полет, дававший противнику время укрыться, и быструю потерю эластичности, катапульты обладали и явным преимуществом перед обычной артиллерией – бесшумностью. Однако не все разделяли оптимизм создателей. Например, Гай Чепмен в 1915 г. считал, что на практике метательные машины скорее способны запустить снаряд прямо в воздух, откуда он падал на головы расчету, или обезглавить неосторожного солдата, наклонившегося слишком близко к их механизму. Поэтому в 1916 г. с появлением более совершенных видов оружия от катапульт начали постепенно отказываться.
Пехотинцы также использовали для метания гранат самодельные пращи и даже арбалеты, испытывались биты.
В дополнение к чудовищным осадным гаубицам популярными стали спешно разработанные траншейные пушки малых калибров. Обычная артиллерия могла просто не видеть необходимых целей со своих командных пунктов, телефонные провода, единственные ниточки связи, с началом атаки часто рвались, а полевые пушки всех стран по своим баллистическим качествам не могли вести огонь по противнику, расположенному ближе 200–300 м от своей пехоты, без риска поразить свои войска. Напротив, траншейные пушки могли следовать за пехотой всюду и в любой момент поддержать ее огнем. Хоть их снаряд и не выкапывал многометровых воронок, зато такие орудия отличались высокой точностью стрельбы, компактностью, легко разбирались на части, перемещались двумя-тремя бойцами и поэтому могли устанавливаться даже в передовых траншеях. Например, вес французской пушки образца 1916 г. в боевом положении составлял 157 кг, на полк отводилось 6 таких пушек. 37-мм граната весом чуть более половины килограмма содержала 340 г взрывчатого вещества и могла пробить бруствер траншеи или щиток пулемета, а большего пехоте и не требовалось. Эту пушку даже называли «антипулеметом». При этом она легко разбиралась на три части – щит (28 кг), треногу (38 кг) и ствол (48 кг), переносимые расчетом из пяти человек. Пушка могла стрелять как с низкой треноги, так и с колес, во втором случае ее перевозила одна лошадь. Легкие 76-мм штурмовые пушки благодаря подвижности и крутизне траектории могли располагаться «под самым носом» противника, оказываясь в окопной войне даже дальнобойнее полевых 76-мм пушек с их обычных позиций.
В условиях окопной войны с грязью, водой, сыплющейся при артобстрелах землей традиционные винтовки и пулеметы зачастую отказывали. Были случаи, когда по этой причине временно заменяли части. Как говорили В.Г. Федорову солдаты в мае 1915 г., «во время боя пыль, грязь, песок забиваются в затвор. Тогда винтовки трудно заряжать, затвор только с трудом можно двигать в ствольной коробке, хоть колотушкой по ней бей!». Поэтому затвор и магазин приходилось обвязывать самодельными тряпками. Англичане забивали в ствол пробки от бутылок, вышибаемые выстрелом. Позднее стали применяться специальные приспособления: «Вдоль бруствера были прибиты к кольям планки с полукруглыми вырезами для цевий лож, а для опоры прикладов – специальные доски. У каждой стойки находилась деревянная задержка в виде крючка, вращавшаяся на гвозде. Она предохраняла винтовку от падения. Подобное приспособление – просто роскошь!» Другим решением стали отказ от сложных видов оружия, как французский пулемет «Сент-Этьен», и переход к более простым, например, дробовикам.
Винтовки облегчались и укорачивались, все шире использовались специальные снайперские винтовки с оптическими прицелами – PPCo (Periscopic Prism Company), Альдис/Алдиса, Винчестера, Герарда, Люксора, Эванса, Уоттса, Хенсолдта и других.
Уже к концу 1914 г. только в германской армии благодаря лучшей оптической промышленности насчитывалось до 20 000 телескопических прицелов (как их тогда называли), выдававшихся до 6 на роту. То есть одна снайперская винтовка приходилась примерно на каждые 30 м (!) фронта. В начале войны германские снайперы, «похитители тел», как называли их англичане, даже позволяли себе ночью пробираться во вражеский тыл и затем расстреливать ни о чем не подозревающего противника. Уроком стало тяжелое ранение двух высокопоставленных французских офицеров, Мишеля Жозефа Монури (Maunoury) и Вилларе (Villaret) 11 марта 1915 г. одним выстрелом через амбразуру бункера. Тогда как у союзников в начале войны не было ни прицелов, ни подготовленных снайперов, хотя опытные стрелки были.
Французы использовали некоторое количество гражданских прицелов «lunette viseur Mignon». Хорошая оптическая промышленность в районе Парижа позволила им выпускать для винтовок Лебеля и Бертье прицел A.Px (Atelier de Puteaux) MIe 1915, который устанавливался и на британские Ли Энфилды. Французы также пытались приспособить прицел от 37-мм пушки или трофейные прицелы, разработав на их основе модель 1916/1917 Пюто.
У англичан большая часть оптического стекла уходила на нужды артиллерии, а крупные производители оружия предлагали свою конструкцию прицелов, причем перед войной 90 % оптики импортировалось. В 1915 г. английские солдаты, даже получив оружие с оптикой, в большинстве случаев просто не умели с ним обращаться и беззастенчиво завышали результаты стрельбы, не зная, как определять дистанцию и не видя места попадания пуль. Дополнительные проблемы создавало крепление прицела сбоку, а не сверху (для удобства перезаряжания) – стандартные бойницы не давали необходимого поля зрения. Выходом стало создание в 1916 г. т. н. почечной амбразуры в виде буквы «Г», размер ее регулировался задвижкой. Были и другие виды бойниц – сужающиеся к фронтальной, тыльной части, комбинированные…
Стараниями энтузиастов снайперского дела – Крума (Crum), Хескет-Притчарда, Невилла Армстронга – создавались специальные курсы, благодаря интенсивной программе позволявшие всего за две недели резко повысить качество стрельбы. К середине 1915 г. в каждом английском батальоне был организован снайперский отряд из 19 человек – офицера, 2 унтер-офицеров и 16 снайперов, разбитых по парам.
Оружие пристреливалось индивидуально, и затем меткий стрелок мог прицельно выстрелить не позднее 2–4 секунд по появлении цели. Снайперы старались использовать патроны одной и той же партии, т. к. регулировка прицелов была хлопотной. Обученный снайпер мог одним выстрелом из двух попасть в модель головы на расстоянии 600 шагов. Наблюдатели при помощи лучших телескопов, с увеличением до 10–30 раз, различали цвета кокард на фуражках с расстояния до 200 шагов или даже цифры на погонах немцев, обслуживающих свой перископ (отражающиеся в верхнем зеркале). Мощные пятикратные прицелы позволяли точно стрелять в лунные ночи и даже при свете звезд. Дальность стрельбы в «не особенно темную ночь» составляла до 200 ярдов. Опытные разведчики утверждали, что могут учуять противника за 50 ярдов. Иногда винтовка (или несколько – до шести) днем устанавливалась на специальный станок и наводилась на место, где предполагалось перемещение противника, а ночью выстрелы терроризировали его. На некоторых участках фронта такие ружья стреляли каждые две минуты.
Были и другие способы ночной стрельбы. «В тонкой стеклянной, герметично закрытой трубочке насыпан порошок. В разных трубочках порошок неодинакового состава и дает огонь разного цвета. Обычно немцы закапывали такие трубочки у самой поверхности земли или прикрывали песком, тонким дерном, веткой и т. п. Трубочка легко разламывалась под ногой, порошок соединялся с воздухом – и мгновенно вспыхивал столб яркого пламени. Дежурные немецкие пулеметчики немедленно открывали стрельбу в направлении огня и на соответствующую его цвету дистанцию».
Теперь бойницы и мешки брустверов в сухую погоду смачивались водой, в холодную погоду приходилось считаться с медленным рассеиванием дыма. Телескопы маскировались мешками с песком, а линзы закрывались от солнца особыми козырьками. Сами бойницы открывались сбоку, и прежде чем заглянуть в нее, рекомендовалось выставить кокарду фуражки и подождать примерно минуту. Для маскировки бойниц использовались легкая газовая ткань (марля), веревочные или проволочные сетки с пучками травы. Тогда же применялись маскировочная окраска и чехлы для касок и щитков, маскхалаты с комбинациями желтого, зеленого, черного и других цветов (зимой на русском фронте – и белого), маскировка листьями, ложные перископы и т. п… Выставлялись картонные головы. В качестве укрытий использовались трубы, старые фуражки, ботинки и даже кувшины из-под рома, имитации деревьев, трупов лошадей, мешков с землей… В одном случае был сделан даже макет киркомотыги, положенной на бруствер (вдоль) и замененной ложной, с рукояткой из прозрачной марлевой ткани. К подделке с внутренней стороны бруствера отрыли узкую щель и поставили снайперский щит.
Как отмечалось в наставлении уже Второй мировой, опиравшемся на опыт первой войны, «человек, думающий, что переползание ниже его достоинства, скоро будет ранен или убит».
Теперь уже и немцы страдали от снайперов (по мемуарам Эрнста Юнгера): «Затем у нас была дуэль с безумно храбрым англичанином, чья голова виднелась над краем траншеи максимум в ста метрах от нас. Он насолил нам своими невероятно меткими, нацеленными на амбразуру выстрелами. Я отражал огонь с несколькими людьми. Все же одна точно нацеленная пуля ударилась о край нашей амбразуры, брызнув песком в глаза и слегка задев шею осколком. Мы, однако, тоже не дали маху: высовываясь, коротко целились и снова исчезали. Вслед за тем раздался выстрел по винтовке стрелка Шторха, чье лицо, задетое по крайней мере десятком осколков, все кровоточило. Следующий выстрел вырвал кусок у края нашей амбразуры. Затем еще один разбил зеркало, в которое мы наблюдали. Но мы были удовлетворены, когда наш противник после нескольких, точно положенных на глиняную приступку у его лица выстрелов бесследно исчез». Во время второго сражения на Ипре (апрель – май 1915 г.) снайпер, ранее получивший королевский приз, насчитал около 150 попаданий из 200 неторопливых выстрелов с близкого расстояния. В 1917 г. снайперы канадского корпуса по заявкам за 20 дней уничтожали немецкий батальон. Во время наступления через лес Рэзм канадский батальон благодаря активности своих снайперов, продвинувшись за день больше чем на 6 км, потерял лишь несколько человек в разведывательной секции и одного – в ротах. Объем выпуска английской оптики с 1913 г. по 1918 г. возрос в 90 (!) раз и с 11 типов до 75.
Широкое распространение получили ручные пулеметы, позволявшие атакующей пехоте иметь собственное оружие автоматического огня. Английская армия уже имела пулемет Льюиса, русская – Мадсена. Заменяя около 15 стрелков, ручной пулемет оказался необходимым и в обороне – теперь в первой линии могли размещаться только пулеметчики и наблюдатели, а основная масса пехоты (и станковые пулеметы) – укрываться от артогня в следующих линиях. К концу войны докажут свою ценность пулемет Шоша, автоматическая винтовка Браунинга BAR (Browning Automatic Rifle) и другие модели.
«Вперед в прошлое»: холодная сталь
Действовать примкнутым к длинной винтовке штыком и прикладом в тесных окопах и траншеях стало трудно. Требовалось новое оружие. Как ни удивительно, «новым» оружием стали в том числе наследники средневековых пик, дубинок и ножей. Почему? Требовалось нечто массовое, простое и безотказное, которое не даст осечки или перекоса, у которого не кончатся внезапно патроны, многоразовое (в отличие от гранаты), готовое к немедленному применению… А холодное оружие было еще и бесшумным.
Штыки – перед войной долго выбирали оптимальную форму штыка, тактику штыкового боя и вообще нужность штыка в современной войне. Из записок Артура Эмпи, американского добровольца: «Затем в мозгу промелькнуло воспоминание штыкового инструктора в Англии. Он сказал: “Когда тебе придется участвовать в штыковой и ты воткнешь штык немцу по рукоятку, фриц может упасть и ружье вывернется у тебя из рук. Не теряй время на освобождение, стараясь сбросить немца ногой в живот со штыка, просто нажми на крючок, и пуля сбросит его”».
Ножи – требуют определенных навыков, в т. ч. знания, куда и как бить. Первоначально использовались пехотные тесаки еще XIX в. – они укорачивались, добавлялась крестовина. Но такие тесаки предназначались больше для рубящих ударов, а места для таких ударов в новых условиях боя не было. Поэтому в ход пошли всевозможные эрзацы из полевых оружейных мастерских, укороченные штатные штыки или металлические пруты от проволочных заграждений – т. н. французский гвоздь, клинок с рукояткой из круглой петли. Серийно делались французский М 1916 или «Венжер 1870», «траншейный нож М 1917» (США), М 1918. У англичан к плоскому латунному кастету приклепывался или привинчивался с одной стороны однолезвийный клинок, причем режущая кромка его лезвия была ориентирована внутрь для удобства снятия часовых.
Саперная лопатка – привычный инструмент, уже имеющийся под рукой. Как говорил герой Ремарка: «Отточенная лопата – более легкое и универсальное оружие, ею можно не только тыкать снизу, под подбородок, ею прежде всего можно рубить наотмашь. Удар получается более увесистый, особенно если нанести его сбоку, под углом, между плечом и шеей; тогда легко можно рассечь человека до самой груди». Но против солдата в каске и шинели, с целой кучей ремней и подсумков, да еще и в узкой траншее, где нет места для размаха, даже заточенная лопатка на практике далеко не столь эффективна, как это описано в художественной литературе, пусть даже у Ремарка. Поэтому лопатка применялась больше в исключительных случаях. Из воспоминаний Д.П. Оськина, 1916 г.: «В окопах и позади них начался штыковой бой, впервые наблюдаемый мной за все время войны. Австрийцы дрались отчаянно. Наши солдаты тоже с остервенением перли на австрийцев, причем последние отступали в лес, где работа штыком была не совсем удобна. Озверение дошло до такой степени, что солдаты пустили в ход шанцевые инструменты, лопатки, которыми раскраивали австрийцам головы».
Дубинка практически столь же удобна в переноске, как и лопатка, при этом ею можно «посыпать врага мелом» независимо от места попадания, даже в каску, почти как в анекдоте о встрече Ильи Муромца и д’Артаньяна. Первоначально дубинки изготавливали кустарно, затем в мастерских на фронте и, наконец, серийно на фабриках. Дубинки делались из дерева и металла, усаживались гвоздями и шипами, иногда имели навершия из корпусов неразорвавшихся гранат и даже крупных шестерней. Такая форма позволяла и при касательном ударе не столько убить, сколько в буквальном смысле слова «ошеломить» даже хорошо защищенного врага. Некоторые дубинки состояли из рукоятки, гибкого стального троса или пружины и ударной части, внешне напоминая скорее допотопные кистени и моргенштерны.
Неожиданную славу приобрели колониальные части, к примеру, гурки (непальские горцы) и сенегальцы (сенегальцами называли солдат, набранных во Французской Западной и Экваториальной Африке). Такие солдаты отлично умели обращаться со своим традиционным холодным оружием и были гораздо устойчивее психологически, что отмечали, например, Анри Барбюс, тоже ветеран Первой мировой, и Борис Савинков, террорист и писатель.
Первые месяцы войны показали, что причиной многих смертей являются сравнительно небольшие и малоскоростные осколки. Стремясь защитить солдат, изобретатели предлагали множество конструкций – от сравнительно легких жилетов из шелка (дороже), хлопка и кожи (дешевле), потомков «бронежилетов» древности, до передвижных щитов с бойницами, опять-таки потомков туров и фашин.
15 марта 1915 г. во Франции появились первые протокаски для защиты головы, надевавшиеся под кепи. Французский генерал Август Луи Адриан, вдохновившись идеями XVI в., предложил более совершенную стальную каску, позднее названную его именем. Уже в начале 1915 г. было выпущено порядка 700 000 таких касок. Англичане последовали французскому примеру, в июне того же года заказав 1000 штук, а в августе запатентовав собственную конструкцию Джона Броди. Но были и национальные особенности: французы стремились обеспечить защиту как можно быстрее, выбрав полусферу из мягкой стали, внешне напоминающую пожарную каску. Англичане заботились о защите от шрапнели, падавшей преимущественно сверху, каской «тарелкой». А немцы стремились защитить от низкоскоростных осколков снарядов, мин и гранат лицо и шею, т. е. спереди. Германская каска, или Stahlhelm, была разработана доктором Фридрихом Швердом (Friedrich Schwerd) и пошла в массовое производство как «Модель 1916». В июле 1916 г. было выпущено 300 000 касок этой модели.
Для защиты самого дорогого у солдата, т. е. его головы, на каски крепились дополнительные бронедетали. Поэтому немецкие каски и получили знаменитые «рожки». Немецкий снайперский или осадный шлем 1917 г. внешне сильно походил на… саксонский шлем XVI в., весил свыше 6 кг (!) и мог выдержать попадание обычной пули примерно с 200 м, а по данным англичан, «любая пуля с легкостью пробивает ее насквозь». Правда, шея солдата дополнительного «усиления» не получала и вращать головой в тяжелой каске было несколько затруднительно. А кинетический удар при попадании пули, даже не пробивая брони, мог запросто сломать шею (проблема выбора оптимального соотношения защита/вес остается и в наши дни). Но и защите живота и паха также уделялось внимание, например, в системе Адриана 1916 г. (Cuirasse abdominale Adrian), изготовленной в 100 000 экземпляров. Защита для рук и ног разрабатывалась, но имела куда меньшее распространение.
В целом, по английской статистике, применение касок снизило потери убитыми на 12 %, а ранеными на 28 %, доля ранений головы в общем количестве ранений снизилась с 25 % до 3 %.
Для защиты лица возродились различные опытные варианты забрал и бронеличин. Экипажи танков и бронемашин для защиты лица и особенно глаз от осколков пуль, капель свинца и окалины, отлетающих внутрь машин, использовали кольчужные сетки.
Британский «бронежилет» «necklet» (ожерелье или горжетка) из шелка, как наиболее прочной нити, стал широко использоваться с 1915 г. и выделялся из расчета 400 штук на дивизию. Он закрывал плечи и шею, имел толщину в 2 дюйма и весил примерно 1,5 кг, показал неожиданно хорошие результаты, но был дорог и быстро изнашивался. Другой вариант, «Chemico», весил 6 фунтов (порядка 2,5 кг) и представлял собой «бутерброд» из льна, шелка, хлопка и резины. Авторами некоторых русских руководств 1915 г. предлагалось даже самим изготавливать панцири из рубленных в кузнице пластин.
Немецкий Infanteriepanzer весил порядка 9—11 кг и был выпущен в количестве полмиллиона штук. При этом, по французским испытаниям, уже со 100–200 м трофейные кирасы пробивались винтовочной пулей навылет, не говоря уже о пулеметах. По испытаниям в США кирасы держали винтовочные пули только с 60—300 ярдов. По отзыву Юнгера о британском бронежилете, «лейтенанта, несмотря на броню под мундиром, уложили на месте, так как пистолетная пуля, пущенная Райнхардтом с близкого расстояния, вогнала весь этот броневой щит ему в тело». Но от осколков снарядов и шрапнели кирасы в сочетании с усиленными шлемами вполне могли спасти, а для снайперов, пулеметчиков и наблюдателей, особенно на передовых постах во время артобстрела, тяжелый вес брони был не столь важен. Некоторые нагрудники имели резиновый подбой толщиной около дюйма (25,4 мм), снижавший травмы при ударе пули.
Штыки – перед войной долго выбирали оптимальную форму штыка, тактику штыкового боя и вообще нужность штыка в современной войне. Из записок Артура Эмпи, американского добровольца: «Затем в мозгу промелькнуло воспоминание штыкового инструктора в Англии. Он сказал: “Когда тебе придется участвовать в штыковой и ты воткнешь штык немцу по рукоятку, фриц может упасть и ружье вывернется у тебя из рук. Не теряй время на освобождение, стараясь сбросить немца ногой в живот со штыка, просто нажми на крючок, и пуля сбросит его”».
Ножи – требуют определенных навыков, в т. ч. знания, куда и как бить. Первоначально использовались пехотные тесаки еще XIX в. – они укорачивались, добавлялась крестовина. Но такие тесаки предназначались больше для рубящих ударов, а места для таких ударов в новых условиях боя не было. Поэтому в ход пошли всевозможные эрзацы из полевых оружейных мастерских, укороченные штатные штыки или металлические пруты от проволочных заграждений – т. н. французский гвоздь, клинок с рукояткой из круглой петли. Серийно делались французский М 1916 или «Венжер 1870», «траншейный нож М 1917» (США), М 1918. У англичан к плоскому латунному кастету приклепывался или привинчивался с одной стороны однолезвийный клинок, причем режущая кромка его лезвия была ориентирована внутрь для удобства снятия часовых.
Саперная лопатка – привычный инструмент, уже имеющийся под рукой. Как говорил герой Ремарка: «Отточенная лопата – более легкое и универсальное оружие, ею можно не только тыкать снизу, под подбородок, ею прежде всего можно рубить наотмашь. Удар получается более увесистый, особенно если нанести его сбоку, под углом, между плечом и шеей; тогда легко можно рассечь человека до самой груди». Но против солдата в каске и шинели, с целой кучей ремней и подсумков, да еще и в узкой траншее, где нет места для размаха, даже заточенная лопатка на практике далеко не столь эффективна, как это описано в художественной литературе, пусть даже у Ремарка. Поэтому лопатка применялась больше в исключительных случаях. Из воспоминаний Д.П. Оськина, 1916 г.: «В окопах и позади них начался штыковой бой, впервые наблюдаемый мной за все время войны. Австрийцы дрались отчаянно. Наши солдаты тоже с остервенением перли на австрийцев, причем последние отступали в лес, где работа штыком была не совсем удобна. Озверение дошло до такой степени, что солдаты пустили в ход шанцевые инструменты, лопатки, которыми раскраивали австрийцам головы».
Дубинка практически столь же удобна в переноске, как и лопатка, при этом ею можно «посыпать врага мелом» независимо от места попадания, даже в каску, почти как в анекдоте о встрече Ильи Муромца и д’Артаньяна. Первоначально дубинки изготавливали кустарно, затем в мастерских на фронте и, наконец, серийно на фабриках. Дубинки делались из дерева и металла, усаживались гвоздями и шипами, иногда имели навершия из корпусов неразорвавшихся гранат и даже крупных шестерней. Такая форма позволяла и при касательном ударе не столько убить, сколько в буквальном смысле слова «ошеломить» даже хорошо защищенного врага. Некоторые дубинки состояли из рукоятки, гибкого стального троса или пружины и ударной части, внешне напоминая скорее допотопные кистени и моргенштерны.
Неожиданную славу приобрели колониальные части, к примеру, гурки (непальские горцы) и сенегальцы (сенегальцами называли солдат, набранных во Французской Западной и Экваториальной Африке). Такие солдаты отлично умели обращаться со своим традиционным холодным оружием и были гораздо устойчивее психологически, что отмечали, например, Анри Барбюс, тоже ветеран Первой мировой, и Борис Савинков, террорист и писатель.
Первые месяцы войны показали, что причиной многих смертей являются сравнительно небольшие и малоскоростные осколки. Стремясь защитить солдат, изобретатели предлагали множество конструкций – от сравнительно легких жилетов из шелка (дороже), хлопка и кожи (дешевле), потомков «бронежилетов» древности, до передвижных щитов с бойницами, опять-таки потомков туров и фашин.
15 марта 1915 г. во Франции появились первые протокаски для защиты головы, надевавшиеся под кепи. Французский генерал Август Луи Адриан, вдохновившись идеями XVI в., предложил более совершенную стальную каску, позднее названную его именем. Уже в начале 1915 г. было выпущено порядка 700 000 таких касок. Англичане последовали французскому примеру, в июне того же года заказав 1000 штук, а в августе запатентовав собственную конструкцию Джона Броди. Но были и национальные особенности: французы стремились обеспечить защиту как можно быстрее, выбрав полусферу из мягкой стали, внешне напоминающую пожарную каску. Англичане заботились о защите от шрапнели, падавшей преимущественно сверху, каской «тарелкой». А немцы стремились защитить от низкоскоростных осколков снарядов, мин и гранат лицо и шею, т. е. спереди. Германская каска, или Stahlhelm, была разработана доктором Фридрихом Швердом (Friedrich Schwerd) и пошла в массовое производство как «Модель 1916». В июле 1916 г. было выпущено 300 000 касок этой модели.
Для защиты самого дорогого у солдата, т. е. его головы, на каски крепились дополнительные бронедетали. Поэтому немецкие каски и получили знаменитые «рожки». Немецкий снайперский или осадный шлем 1917 г. внешне сильно походил на… саксонский шлем XVI в., весил свыше 6 кг (!) и мог выдержать попадание обычной пули примерно с 200 м, а по данным англичан, «любая пуля с легкостью пробивает ее насквозь». Правда, шея солдата дополнительного «усиления» не получала и вращать головой в тяжелой каске было несколько затруднительно. А кинетический удар при попадании пули, даже не пробивая брони, мог запросто сломать шею (проблема выбора оптимального соотношения защита/вес остается и в наши дни). Но и защите живота и паха также уделялось внимание, например, в системе Адриана 1916 г. (Cuirasse abdominale Adrian), изготовленной в 100 000 экземпляров. Защита для рук и ног разрабатывалась, но имела куда меньшее распространение.
В целом, по английской статистике, применение касок снизило потери убитыми на 12 %, а ранеными на 28 %, доля ранений головы в общем количестве ранений снизилась с 25 % до 3 %.
Для защиты лица возродились различные опытные варианты забрал и бронеличин. Экипажи танков и бронемашин для защиты лица и особенно глаз от осколков пуль, капель свинца и окалины, отлетающих внутрь машин, использовали кольчужные сетки.
Британский «бронежилет» «necklet» (ожерелье или горжетка) из шелка, как наиболее прочной нити, стал широко использоваться с 1915 г. и выделялся из расчета 400 штук на дивизию. Он закрывал плечи и шею, имел толщину в 2 дюйма и весил примерно 1,5 кг, показал неожиданно хорошие результаты, но был дорог и быстро изнашивался. Другой вариант, «Chemico», весил 6 фунтов (порядка 2,5 кг) и представлял собой «бутерброд» из льна, шелка, хлопка и резины. Авторами некоторых русских руководств 1915 г. предлагалось даже самим изготавливать панцири из рубленных в кузнице пластин.
Немецкий Infanteriepanzer весил порядка 9—11 кг и был выпущен в количестве полмиллиона штук. При этом, по французским испытаниям, уже со 100–200 м трофейные кирасы пробивались винтовочной пулей навылет, не говоря уже о пулеметах. По испытаниям в США кирасы держали винтовочные пули только с 60—300 ярдов. По отзыву Юнгера о британском бронежилете, «лейтенанта, несмотря на броню под мундиром, уложили на месте, так как пистолетная пуля, пущенная Райнхардтом с близкого расстояния, вогнала весь этот броневой щит ему в тело». Но от осколков снарядов и шрапнели кирасы в сочетании с усиленными шлемами вполне могли спасти, а для снайперов, пулеметчиков и наблюдателей, особенно на передовых постах во время артобстрела, тяжелый вес брони был не столь важен. Некоторые нагрудники имели резиновый подбой толщиной около дюйма (25,4 мм), снижавший травмы при ударе пули.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента