Для доказательства правильности всей дезинформационной работы Берзин приводит пример выступления в польском сейме военного министра. Генерал Сосновский 2 декабря 1924 года отстаивал увеличение военного бюджета армии. При этом он ссылался на данные, основанные на последних дезинформациях Разведупра, переданных польской разведке. Он также упомянул о том, что официальный труд разведывательного отдела польского генштаба «Красная Армия» также в значительной степени основан на этих ложных материалах. Так что военным разведчикам было чем гордиться. Двухлетняя операция по стратегической дезинформации протекала успешно.
   Но вся эта дезинформация касалась Красной Армии военного времени. Берзин в своем докладе подчеркивал: «Дезинформация же, так же, как и всякая разведка, должна работать по вопросам как военного, так и мирного времени. Поэтому до изменения установившегося взгляда на организацию мирного времени я просил бы Вашего принципиального разрешения передавать противнику, когда это окажется необходимым и полезным, официальные данные, относящиеся к организации армии мирного времени». Начиналась военная реформа, менялись структура и численность Красной Армии, многие данные по армии мирного времени устаревали и уже не являлись секретными. Кроме того, в 20-е годы данные о численности и дислокации стрелковых и кавалерийских частей не являлись секретными, публиковались на страницах военных газет и журналов и были доступны иностранным военным атташе в Москве. В этих условиях давать противнику ложную информацию о Красной Армии мирного времени было очень опасно, так как могло сорвать всю операцию по стратегической дезинформации.
   Конечно, любая разведывательная операция имела не только свои плюсы, но и минусы. Были они и в операции по стратегической дезинформации. Берзин в своем докладе обращал на это внимание. Он отмечал в качестве достижений двухгодичной работы то, что наши ближайшие противники на Западе в целом находятся на совершенно ложном пути в оценке технической мощи Красной Армии и ее мобилизационных перспектив. Но в то же время он подчеркивал, что курс на усиление армии в ложных документах привел к тому, что противники ставили своей задачей срочное усиление своих армий и увеличение мобилизационных запасов. Он подчеркивал, что, возможно, для 1923 года курс на «усиление» был правильным, но в данное время вряд ли целесообразно пугать противников и побуждать их к усилению своих армий. Поэтому его предложение заключалось в том, чтобы прекратить дальнейшее «раздувание» и взять курс на сокращение и качественное улучшение всей армии и ее техники и в этом направлении продолжать дальнейшую работу по стратегической дезинформации. Он считал, что для дезинформационного отделения технически вполне возможно повернуть работу в новом направлении, соблюдая постепенность в изменении «приказов» и донесений. В заключение доклада он просил указаний как относительно курса работы по особенно важным вопросам (технические и специальные войска, воздушный флот, военная промышленность), так и по общему направлению дезинформационной работы с учетом сложившейся к 1925 году внутренней и внешней обстановки.
   Фрунзе направил доклад Берзина Сергею Каменеву, который тогда был начальником штаба РККА и должен был представить краткое заключение. Каменев согласился с докладом Берзина и концепцией работы по дезинформации. В своем заключении он писал: «Вполне соглашаясь с докладом т. Берзина и необходимостью дальше продолжать работу, должен высказать и ряд опасений, которые встречаются на этом пути со стороны нашей военной печати. Дискуссия о реальной пехоте, проведенная «Красной звездой», в полной мере должна была опрокинуть нашу дезинформацию, и если это не произошло, то только случайно. В таком же положении находятся и наши технические средства, о которых сплошь и рядом проскальзывают сведения о нашей бедности. Вот такая дезинформация, надо как-то связать с нашей военной печатью». Фрунзе ознакомился с заключением Каменева и высказал свое мнение: «Предложение об изменении курса информации считаю правильным. Раздувать наши силы не надо. Вести линию сокращений и работы над улучшением качества и техники». Мнение Фрунзе сообщили Берзину, и предложения начальника Разведупра были одобрены на самом «верху».
   Дезинформационное отделение Разведупра продолжало свою работу и в последующие годы с учетом новых задач, поставленных Фрунзе. Особое значение эта работа приобрела в 1927–1928 годах во время «первой военной тревоги», когда международная обстановка резко обострилась и угроза войны приобретала реальные очертания. В этот период военная дезинформация являлась сдерживающим фактором, который способствовал укреплению обороноспособности страны. Но этот период продолжался недолго.
   В 1930 году после публикации знаменитой статьи Ворошилова «Сталин и Красная Армия» положение резко изменилось. Культ личности разгорался ярким пламенем, а ОГПУ способствовало нагнетанию страха, раскручивая с 1930 года знаменитое дело «Весна». По этому делу по обвинению в шпионаже, связях с иностранными разведками и прочих грехах было арестовано около 3000 командиров РККА, в основном старшего и высшего звена. В таких условиях продолжать контакты с иностранными разведками и передавать им даже ложную информацию было очень опасно, хотя деятельность отделения была тщательно законспирирована и о ней в Разведупре знали всего несколько человек. Поэтому можно не сомневаться, хотя документальных доказательств пока еще нет, что Берзин в самом начале 30-х постарался свернуть эту работу и законсервировать деятельность этого бюро до лучших времен.
   С начала 1925 года по инициативе Берзина Управление начало выпускать бюллетени важнейших материалов, поступивших в военно-политическую часть информационно-статистического отдела. Это была совершенно секретная информация, получаемая в основном из надежных, проверенных и перепроверенных агентурных источников в Прибалтике, Варшаве, а также в Берлине, Париже и Лондоне. Информация источников касалась военно-политических вопросов, и начальник Управления считал необходимым своевременно докладывать ее высшему военному руководству, а также другим заинтересованным организациям: дипломатам в Наркоминдел и «соседям» – начальнику ИНО ОГПУ Трилиссеру, с которым у Берзина были хорошие личные и деловые отношения.
   К маю 1925 года Управление выпустило четыре номера бюллетеня и два доклада, которые подписал Берзин: «О предпосылках английской и французской ориентации в Польше и Румынии» и «Краткий ориентировочный доклад о международной обстановке и возможности вооруженного выступления против СССР». Конечно, Берзина очень беспокоила возможность даже малейшей утечки информации из этих документов. Бюллетени печатались ограниченным тиражом с грифом «Сов. секретно» и рассылались по особому списку, утвержденному начальником Штаба РККА. И все-таки Берзин тревожился о том, что что-то из этих документов (даже небольшая часть) может стать известным английской, французской или польской разведкам, имевшим на территории солидную агентуру. Поэтому в четвертом номере бюллетеня он подписал специальное обращение к адресатам этого документа. В нем он писал, что присылаемые им (то есть адресатам) бюллетени и доклады носят строго секретный характер, и поэтому они должны храниться как совершенно секретные документы. Предусматривалось, что Особые отделы по соглашению с Управлением будут периодически проверять наличие полученных бюллетеней и докладов, а также порядок их хранения. Берзин писал: «Эти мероприятия вызываются тем, что малейшее попустительство как в хранении, так и пользовании нашими бюллетенями и докладами может сорвать нашу разведывательную работу, то есть привести к расшифровке агентуры военной разведки».
   Давая оценку военно-политическому положению страны, Берзин в докладе о международной обстановке и возможности вооруженного выступления против СССР отмечал, что военная угроза СССР со стороны капиталистического Запада будет все увеличиваться. Но, несмотря на такую оценку, его прогноз на 1925 год был достаточно оптимистичным. Он писал в докладе: «Однако экономическое, политическое и военное положение всех наших западных соседей (за исключением Латвии и отчасти Финляндии) в настоящее время таково, что военное выступление против СССР в 1925 году было бы чревато тяжелыми последствиями для них и потому выступление в текущем году исключено» /377/. Военная разведка утверждала, что в 1925 году войны не будет. Доклад был составлен 28 апреля, и руководители разведки Берзин и Никонов поставили под этим документом свои подписи.
   20 июля 1925 года Берзин и Никонов подписали очередной доклад о возможном вооруженном выступлении против СССР в связи с враждебной политикой Англии. В докладе анализировалась обстановка в Европе в связи с борьбой между Англией и Францией за господство на европейском континенте. Берзин и аналитики из информационно-статистического отдела Управления считали, что политическая цель Англии – создание общеевропейского «кулака» против СССР с вовлечением в этот союз всех западных соседей СССР, в том числе и Германии. При этом совместное выступление польско-балтийского и балканского блоков против СССР возможно только в том случае, если Англия и Франция придут к соглашению и решатся на совместную вооруженную интервенцию против СССР. Анализируя обстановку в Европе, Берзин считал, что противоречия между этими двумя странами по германскому вопросу и происходящая между ними борьба за гегемонию на европейском континенте исключают возможность подобного соглашения в 1925 году. А без вооруженной поддержки двух великих держав страны польско-балтийского блока даже при поддержке Румынии на интервенцию против СССР не пойдут – сил для войны с надеждой на успех у них нет.
   Конечно, Берзин предполагал в будущем возможность совместного выступления Англии и Франции против СССР. Но в 1925 году возможность военной интервенции исключалась. И об этом он прямо писал в своем докладе. Документ с этими выводами за подписями Берзина и Никонова был направлен председателю Реввоенсовета Фрунзе, его первому заму Уншлихту, а также в Наркоминдел и начальнику ИНО ОГПУ Трилиссеру. Обмен информацией между руководителями двух разведок начался с 1925 года и продолжался в последующие годы. ИНО в 20-х годах не имело своей аналитической службы, и обзорные отчеты, составляемые и подписанные начальником военной разведки, имели для Трилиссера большое значение, позволяя ему быть в курсе европейских событий.
   21 июля Берзин направил рапорт Фрунзе. Он писал, что по его приказу представил доклад о готовности к выступлению польских вооруженных сил. Документ, под которым Берзин поставил свою подпись, выглядел солидно: 33 страницы машинописного текста и 20 схем и состоял из восьми разделов. В докладе отмечалось, что, по имеющейся в Управлении агентурной информации, оперативный план «Н» на 1925 год слагается из трех вариантов: «Р» – война с СССР, «Зет» – война с Германией и комбинированный вариант – «Р» + «Зет». Известны были в Управлении и принятые распределения сил, и план действий по тому или иному варианту, а также численность армии военного времени. Отмечалось также, что стратегическое сосредоточение по плану, независимо от принятого варианта действий, заканчивается к 15-му дню мобилизации, польская армия может достигнуть полной боевой готовности и перейти во всеобщее наступление. В общем, в своем докладе Берзин мог отметить, что разведка сработала хорошо и представила Штабу РККА все необходимые данные для стратегического планирования при разработке плана войны с Польшей.
   В заключение доклада Берзин отмечал, что польская армия при благоприятных для нее условиях – имелась в виду помощь со стороны Англии и Франции – может быть уже сейчас переведена на военное положение с известной гарантией успеха в вооруженном столкновении с противником. Но при этом он утверждал, что самостоятельное выступление Польши невозможно по причинам экономического и финансового характера, а также с учетом неясного внешнеполитического положения, вызванного возможностью совместных действий Германии и Литвы против Польши в случае войны с Германией или СССР. Выводы начальника Управления были достаточно оптимистичны, хотя он и не исключал вероятность в будущем вооруженного конфликта с западным соседом. Берзин постепенно превращался в крупного военного аналитика, и та многочисленная и разнообразная разведывательная информация, с которой он регулярно изо дня в день знакомился, позволяла ему делать правильные выводы и давать верные оценки событий.
   В конце каждого года у начальника Управления начинались финансовые хлопоты. Суммы в устойчивой валюте, а таковой в середине 20-х считались английский фунт и американской доллар, на агентурную разведку тратились по тем временам огромные. И по мере расширения агентурной сети, создания новых легальных и нелегальных резидентур они возрастали из года в год. И каждый раз в конце года нужно было доказывать необходимость увеличения сметы, писать рапорты и доклады своему военному начальству. Убеждать Уншлихта, курировавшего повседневную работу разведки, в необходимости увеличения валютной сметы было нетрудно. Опытный профессионал, участник советско-польской войны и «Октября» в Германии, он хорошо понимал, что без солидных валютных средств рассчитывать на успехи в разведке нечего. Времена «мировой революции» и всеобщей поддержки первого в мире социалистического государства уходили в прошлое. Конечно, были среди нелегальных сотрудников люди, особенно среди коммунистов, работавшие на советскую военную разведку бескорыстно, ничего не получая за свой тяжелый и опасный труд. Но были и такие, и их количество возрастало уже в то время, кто требовал солидную оплату и за сотрудничество, и особенно за те ценнейшие документы, которые попадали им в руки.
   Берзин хорошо знал историю военной разведки в Германии и России. Знал, что раньше покупали за большие деньги агентуру и документы. Никаких иллюзий на этот счет у него не было. И он хорошо понимал, что чем больше денег у разведки, тем лучше результат ее работы. Но вопрос о валюте для Разведупра решался не в руководстве военного ведомства. Уже несколько лет все валютные дотации для разведывательной триады распределяла «инстанция», как тогда называли в неофициальных разговорах в коридорах наркомата Политбюро. А препятствовал слишком большим ассигнованиям Наркомат финансов, доказывая необходимость экономии валютных средств. Вот и приходилось начальнику Управления в конце каждого финансового года вести борьбу с финансистами: требовать, убеждать, доказывать правильность предложенных сумм, писать доклады, рапорты. Все это отнимало много времени и сил, отвлекало от повседневной работы. Но от получаемых ассигнований во многом зависела успешная работа военной разведки в следующем году, и он делал все возможное, чтобы получить как можно больше фунтов и долларов.
   В августе 1925 года Политбюро утвердило валютную смету Разведупра на 1926 год в сумме 1 350 000 рублей золотом, или 135 000 английских фунтов. Это был минимум, который удалось отстоять Уншлихту на заседании комиссии Политбюро. Берзин понимал, что эта сумма – все, что страна может дать военной разведке на следующий год. Денег было мало, но приходилось выкручиваться, экономя где только можно. Политбюро было высшей инстанцией Союза, и его решения были окончательными для всех ведомств, тем более что под подобными решениями стояла подпись Сталина.
   Но в ноябре 25-го он получил извещение Бюджетного управления Наркомата финансов. Руководителя военной разведки уведомляли о том, что ассигнования на следующий год сокращаются почти на 200 000 червонных рублей. Вместо уже утвержденных «инстанцией», то есть Политбюро, 1 350 000 червонных рублей Наркомфин выделял 1 153 000 червонных рублей. На 25 000 была сокращена смета военных атташе. Очевидно, Бюджетное управление, не зная всех тонкостей распределения валютных ресурсов, решило проявить инициативу в экономии валютных средств. 17 ноября 1925 года Берзин направил рапорт Уншлихту. Сообщая об инициативе Наркомфина и приводя цифры ассигнований и сокращений, он докладывал своему непосредственному начальнику, что утвержденная «инстанцией» агентурная смета была минимальной, на которую Разведупр мог согласиться при тех задачах, которые на него были возложены. Обстановка в Европе и особенно на Дальнем Востоке обострялась. В Китай отправляли военных советников, советников по разведке, резидентов для создания новых резидентур и отдельных нелегальных агентов, особенно из числа иностранных коммунистов. Оформление документов и отправка в Китай осуществлялись Разведупром. Он же снабжал их валютой из средств, отпускаемых на агентурную работу. Без пачки фунтов в кармане любому советнику или резиденту делать в Китае было нечего.
   Денег не хватало, и Берзин писал в своем рапорте: «Обстановка нас вынуждает обратиться с ходатайством о дополнительном отпуске средств на работу по Дальнему Востоку. Согласиться на какое-либо сокращение агентсметы Разведупра считаю совершенно невозможным и ходатайствую о самом категорическом протесте против этого перед Компетентной инстанцией». Решение Бюджетного управления было опротестовано, и 4 января 1926 года Берзин в очередном рапорте Уншлихту сообщил, что: «агентурная смета Разведупра на 1926 год утверждена в размере 1 350 000 червонных рублей, или 135 000 фунтов стерлингов, и 247 000 рублей по смете НКВМ». Кроме того, по согласованию с Наркомфином на покрытие расходов военных и военно-морских атташе была утверждена смета в размере 166 000 червонных рублей. Всего Разведупр получил 1 763 000 червонных рублей, или 176 300 фунтов стерлингов.
   1926 год
   Что знал Берзин о Польше? Многое, гораздо больше, чем о других странах Европы. Основной противник в случае будущей войны, поддерживаемый правительствами Англии и Франции. За спиной Пилсудского, пришедшего к власти в мае 1926-го, и воинственного офицерства, кричавшего о Польше до Черного моря, стояли английские и французские военно-промышленные концерны, готовые предоставить всю свою военную мощь возможному агрессору. И военные заводы Бельгии и Чехословакии, откуда в Польшу поставлялось новейшее вооружение.
   Советские военные разведчики активно работали в этой стране. Деятельность генерального штаба и военного руководства Польши не была тайной для Берзина и оперативного управления Штаба РККА, куда поступала информация военной разведки. Численность армии мирного и военного времени, мобилизационные планы, военные поставки западных стран – все эти сведения, дающие представление о военной мощи возможного противника, были известны во всех подробностях. Даже отчеты о ежегодных маневрах польской армии у границ Союза регулярно поступали в Управление. У варшавской резидентуры Разведупра были свои источники информации в военном министерстве, генеральном штабе и военной разведке. Большинство информации, особенно документальной, просто покупали у польских офицеров. На такие покупки тратились большие суммы в твердой валюте, и бюджет военной разведки в середине 20-х исчислялся сотнями тысяч долларов.
   И, наконец, Румыния. Граница с этой страной шла по Днестру, за которым лежала оккупированная Бессарабия. Союзница Польши, заключившая с ней военные конвенции на случай войны против своего восточного соседа. Об этой стране также удалось получить подробную военную информацию. Наши разведчики и здесь добились хороших результатов.
   Берзин с волнением вспоминал друзей, которых готовил и направлял на работу в эти страны. Вспомнил тщательно разработанные операции по заброске и внедрению советских разведчиков. Первые удачные операции молодой военной разведки. Но иногда и долгое молчание, невыход на связь, означавшие провал.
   Да, провалы были. Последний летом 1925 года, когда провалилась группа Марии Скаковской и Викентия Илинича в Варшаве. Польская дифензива (контрразведка) сработала четко и взяла разведчиков с поличным. Улики были неопровержимы, и начались выступления в польской и европейской прессе о советском шпионаже. Пришлось писать рапорт наркомвоенмору Ворошилову с объяснением причин провала. Но Берзин, как никто иной, понимал, что в разведке бывают не только победы, что провалы неизбежны и в будущем. И хотя с каждым годом их становилось все меньше, сказывался накопленный опыт, сердце не могло смириться с потерей боевого товарища. Значит, где-то ошибка, где-то неправильно учли обстановку, в которой должен был действовать разведчик. Он не пытался искать виноватого. Старое армейское правило, когда командир говорит, что сражение выиграли мы, а проиграл его я, здесь действовало в полной мере.
   На западной границе страны обстановка сложная. Вооруженное столкновение в будущем не исключалось. И нужно сделать все возможное и даже невозможное, чтобы оттянуть, отдалить угрозу будущей войны. И в этой борьбе за мирную передышку военная разведка не на последнем месте. Ни одно государство не может обойтись без разведки, и мир выигрывают не только дипломаты, но и разведчики. Но если хочешь мира, – готовься к войне. Эта старая истина сейчас имеет особое значение. Чтобы не проиграть, не быть разгромленным, надо готовиться к будущей войне.
   Какой она будет? Можно ли предугадать ее начальный период? Что нужно сделать для подготовки страны?
   Берзин достал из сейфа свои доклады с оценками военно-политической обстановки в 1927 году. «Военная тревога» была тогда в самом разгаре. Все говорили и писали о скорой войне, о возможном нападении с запада на наши границы, о возможном военном блоке наших западных соседей – Польши и Румынии и примкнувших к ним прибалтийских государств: Эстонии, Латвии, возможно, Финляндии. Не забывали при этом и о возможной угрозе с востока. Китайские милитаристы с их постоянными попытками захватить КВЖД тоже считались возможными противниками, которые при благоприятных условиях также могут выступить. В общем, угроза войны была отовсюду, и надо было не сидеть сложа руки, а готовиться к новой войне.
   Но такие газетные вопли были хороши для обывателя, а для серьезных людей – политиков, дипломатов, высокопоставленных военных работников, сидевших в кабинетах военного ведомства, нужна была точная, взвешенная и объективная информация об обстановке в мире и о возможной угрозе будущей войны. Такую информацию и давал начальник Управления в своих докладах в 1927 году. Эти доклады он писал сам, а выводы и оценки согласовывал со своим главным помощником по военно-аналитической работе – начальником аналитической службы Управления и своим заместителем А.М. Никоновым. Под всеми докладами и обзорами в конце 20-х годов, которые отправлялись руководству наркомата и в другие инстанции, стояли две подписи: Берзин и Никонов.
   В докладе от 29 января 1927 года Берзин, проанализировав всю поступившую в Управление информацию, отмечал, что «в общем, за 1926 год наши западные соседи значительно увеличили свою боевую мощь, в особенности в области усиления воздушного флота, технических и огневых средств, увеличения мобзапасов, а также развертывания военной промышленности. Однако из проведенных в 1926 году мероприятий и намечаемых на 1927 год нельзя усмотреть непосредственной подготовки к войне на ближайший 1927 год». Кто-то из высокопоставленных военных, прочитав этот доклад, подчеркнул все строчки абзаца. Это была оценка по западным границам страны. Что же касается Дальнего Востока, то там, по его мнению, для нас создалась чрезвычайно тяжелая военно-стратегическая обстановка, требующая максимального внимания к вопросам усиления нашего политического влияния на освобождающийся Китай. События 1929 года подтвердили правильность выводов Берзина, сделанных им за два года до конфликта на КВЖД.
   Общий вывод доклада был достаточно оптимистичным: «Наше международное положение на Западе ухудшается, и в связи с этим увеличивается возможность военного выступления наших западных соседей. Но неразрешенные спорные вопросы между ними, а также между Польшей и Германией и затруднительность совместного выступления западных великих держав делают военное выступление в ближайший 1927 год маловероятным». Однако, несмотря на такую благоприятную оценку обстановки, Берзин считал, что для оттяжки войны с капиталистическим миром и улучшения военно-политического положения страны необходимо:
   «а) Добиться сепаратного серьезного соглашения с Финляндией, гарантирующего ее нейтралитет в случае войны СССР с третьей стороной.
   б) Препятствовать разрешению польско-германских спорных вопросов по Данцигскому коридору и Верхней Силезии.
   в) Препятствовать заключению польско-балтийского союза.
   г) Удерживать Германию от окончательного перехода во враждебный к нам лагерь и содействовать обострению франко-английских отношений». Вот такими были предложения начальника военной разведки высшему военному руководству страны.
   1927 год – Совещание
   Утром 21 апреля 1927 года в небольшом зале «шоколадного домика», приспособленном для заседаний, собрались 14 человек. Двух гостей – начальника Штаба РККА Михаила Тухачевского и его заместителя Семена Пугачева – Берзин представил присутствующим. На совещание были вызваны: помощник начальника Управления Никонов, два его помощника Демяшкевич и Пунга, сотрудники информационного отдела Мазалов и Ланговой и начальники разведывательных отделов пограничных военных округов. Ленинградский округ представлял Петрусевич, Белорусский – Рябинин, Украинский – Баар, Сибирский – Заколодкин и Среднеазиатский – Рачковский. На больших стенных часах было десять, когда начальник Управления открыл совещание окружных работников по разведке, предоставив слово начальнику Штаба РККА: