Евгений Истомин
Архангелы: Битва за Землю

1

   Проблесковые маячки стали заметны еще издали. Вразнобой перемигиваясь, они оживляли мрачную дождливую ночь, словно пытались отпугнуть беду. Но беда была уже здесь, иначе не было бы их.
   Серенький «опель» пробрался через колдобины, смачно расплескивая лужи, остановился около двух милицейских «уазиков» и микроавтобуса судмедэкспертов. Подошедшие мужчины недовольно прищурились от света фар, затем один из них обогнул машину и учтиво открыл дверь:
   – Доброй ночи, Вера Георгиевна. А мы уж заждались. – Пожилой человек по фамилии Тоцкий в старомодных очках и шерстяном костюме-тройке под плащом больше походил на дореволюционного земского доктора, чем на современного медэксперта. Он кивнул в сторону второго: – Это местный участковый. Пройдемте.
   Вышедшая из машины девушка поежилась под холодными каплями дождя, подняла воротник плаща и зашагала вслед за мужчинами.
   – Рассказывайте, Сергей Сергеевич.
   – Тут, знаете, у нас такое… – Медэксперт шмыгнул носом, покосился на участкового, но тот шел, опустив голову и не обращая ни на что внимания. – Уж скоро сорок лет, как я на вызовы мотаюсь, но такого…
   – Особая жестокость? – приближаясь к месту происшествия, спросила девушка. Что-то странное творилось здесь сегодня.
   – Да, но суть не в этом…
   Наконец Веру осенило – слишком уж тихо. Нет обычной суеты, вокруг добрая дюжина людей, но никто не разговаривает, все молчаливы и… как-то подавлены.
   Она остановилась. Чуть в стороне на корточках сидела женщина и, уронив лицо на руки, тихо всхлипывала.
   – Свидетель или родственница? – поинтересовалась Вера у медэксперта.
   – Работник наш…
   – Первый раз, что ли? – Вера подняла взгляд на Тоцкого как раз в тот момент, когда его осветила вспышка фотоаппарата.
   Глаза пожилого медэксперта были красными, в них до сих пор стояли слезы. Она посмотрела на участкового, но тот смущенно отвернулся.
   – Что здесь происходит?
   Поняв, что раскрыт, Тоцкий вздохнул, достал из кармана платок и шумно высморкался.
   – Удивительные дела тут творятся. Пройдемте к телу, я все расскажу.
   – Извините, но вы…
   – Не обращайте внимания, прошу вас. Пройдемте.
   Когда они подошли, Вера убедилась, что обостренной восприимчивостью сегодня отличались все присутствующие. Хмурые, смущенные члены следственной группы блуждали вокруг, пряча друг от друга заплаканные глаза. Перед ними на мокром асфальте темнело человеческое тело. Труп лежал лицом вниз, похожий на груду одежды, из которой пробивались светлые мокрые волосы.
   – Кто обнаружил? – деловым тоном спросила Вера, стараясь держаться так, будто ничего не происходит.
   – Патрульные, – отозвался Тоцкий. – Самое интересное, что, когда я приехал, он был еще жив…
   – Перевернуть можно?
   – Да, всё сфотографировали. Патруль-то его трогать не стал, и так же вроде все понятно, а я когда осматривать начал…
   Девушка с усилием перевернула тело и отшатнулась: лицо, шея, живот, ноги – все было исполосовано длинными глубокими порезами, да так, что плоть развалилась и разошлась, шея была распорота до самых позвонков, лицо разрублено, и лишь небесно-голубые глаза взирали в пустоту так ясно, словно еще могли что-то видеть.
   – Вы сказали, что он был еще жив?
   – Да, и это спустя больше сорока минут после того, как его нашли. А сколько он еще до обнаружения пролежал…
   – Не может быть. Одна рана на шее чего стоит.
   – И все-таки. – В тоне медксперта появились жесткие нотки. – Извините, следователь, но я не первый день… В любом случае свидетелей здесь хватает.
   Вера прикусила губу. Ну конечно, какая-то соплячка двадцати пяти лет от роду смеет сомневаться в словах дедушки-доктора, который работал судмедэкспертом уже тогда, когда ее еще и не планировали. За время работы в прокуратуре на возраст ей пеняли часто и с удовольствием. Она и сама не знала, радоваться, что ее считают молодой, или огорчаться.
   – А когда он умер?
   Медик глянул на часы, протер их от капель дождя.
   – Восемнадцать минут назад. Через семь минут после того, как я приехал. Я распорядился «скорую» вызвать, но та опоздала, так что ее поменяли на труповозку. И вот, когда он преставился, тут что-то странное и приключилось…
   Вера еще раз взглянула на тело. Ничего себе – странное. Умереть с такими ранами! Действительно очень странно.
   – …Тоска какая-то накатила, знаете ли. Жуткая тоска. Беспросветная. Даже не жалость или нет, скорее жалость, но не к нему, а к себе. Словно близкий кто-то умер, такой близкий, что и самому на этом свете больше делать нечего. Слезы так и полезли. Я смахнул, думал – совсем старый стал, ан нет, смотрю, и остальные тоже… Все. И мужики-опера, которые на своем веку успели такое повидать… Все рыдали, как дети малые. Наваждение прям какое-то.
   – Может быть, газ? – предположила Вера первое, что пришло на ум.
   – Вряд ли, я бы почувствовал, наверное. Да и нет при нем ничего такого. Ни баллончика, ни еще чего. Документов, кстати, тоже нет.
   – А может, излучение? Я что-то слышала про это.
   – Все может быть, Вера Георгиевна. – Тоцкий закурил, прикрывая сигарету от дождя. – В этом мире все может быть…

2

   Плохое место. Она была в морге уже не в первый раз и догадывалась, что с такой работой ей предстоит провести тут изрядный отрезок жизни. Это ненормально, здесь не место живым, так же как и на кладбище.
   Вера замерла у зарешеченного окна в коридоре морга и смотрела на свое отражение. По стеклу хлестал ночной дождь, посвистывал ветер в щелях старой рассохшейся рамы. Стоял тяжелый запах химикатов и чего-то вроде мороженого заветренного мяса.
   На кого же она похожа! Симпатичная девчушка, еще пять лет назад сводившая с ума однокурсников, превратилась в усталую, бледную, замученную женщину. Взгляд потух, хотя чего ожидать, если она не спала почти сутки? Волосы растрепались… Хм…
   Вера поправила волосы и отвернулась от окна. Мимо прошагали двое работников, такие спокойные и беззаботные, словно они служили в музее, а не в морге. Вот ведь сила привычки! Скоро и она перестанет переживать, свыкнется и поплывет по течению. К пенсии.
   – Ох, Вера Георгиевна, я уж думал, вы давно в постели! – Тоцкий осуждающе покачал головой, прикрыл за собой дверь и выложил на подоконник кипу бумаг. – Ладно я – старик, а вам бы себя пожалеть надо. Попомните мое слово: дел всегда будет предостаточно, и если из-за них не спать, то надолго вас не хватит. Хотя, надо признать, этот случай необычен. Мягко говоря. Если бы не ночь, я уже звонил бы в Москву коллегам. Наша жертва – это нечто невообразимое. Эх, лет пятнадцать-двадцать назад подвернулось бы мне такое, в академиках ходил бы уже. Да что там… Вот взгляните.
   Он начал энергично копаться в бумагах.
   – Сергей Сергеевич, расскажите пока своими словами, а бумагами я займусь завтра. Действительно, что-то устала немного за день.
   – Да, конечно. – Медэксперт протер очки и присел на подоконник. – Припомните, что необычного вы заметили на месте преступления?
   – Вы имеете в виду – кроме плачущей следственной группы? – не удержалась Вера. Решать задачки патологоанатома – последнее, чего ей хотелось в четвертом часу ночи.
   Но Тоцкий был слишком возбужден, чтобы заметить иронию.
   – Да. Что сразу бросалось в глаза?
   – Мало крови, – сдалась Вера.
   – Точно! Разве это не странно при таких ранах?
   – Да уж, странновато. Считаете, что его бросили там уже мертвого?
   – В том-то и дело, что нет! Я же застал его еще живым, помните. У него не шла кровь из ран, представляете! Но стоило ему только умереть, и кровотечение возобновилось. Впрочем, кровь тут же свернулась, так что… на месте практически сухо!
   – И как вы это объясните?
   Медик развел руками и глупо улыбнулся:
   – Никак. Этому нет объяснения. Выглядит, словно он при жизни контролировал свое кровообращение. Скажете – бред? Я соглашусь. Но это еще не все. Представляете: ткани по краям раны еще при жизни начали регенерировать. Другими словами, при длине самой значительной раны в пятьдесят четыре сантиметра по три сантиметра с обеих сторон срослось. Задетые при этом легкое, селезенка и печень восстановились практически полностью, трахея затянулась. Если бы он прожил еще хотя бы час-полтора, то при таких темпах восстановил бы ткани полностью!
   – Вы шутите?
   Тоцкий покачал головой.
   – Понимаю, сам бы не поверил, если бы услышал, но я видел все это своими глазами. Есть фотографии, есть описания! В конце концов, мы можем прямо сейчас пойти и посмотреть…
   – Нет-нет. Я верю, просто… Продолжайте. Отчего же он тогда умер? – Вера вспомнила тело убитого. Разрубленная до позвоночника шея, страшные раны. Какой глупый вопрос.
   – Ага, тут-то загвоздочка. Обескровливание трупа отсутствует, а значит, и падения артериального давления не произошло, внутренние органы восстановились, трахея срослась, так что асфиксии не наблюдается, более того, он каким-то чудом избежал попадания крови в дыхательные пути, то бишь асфиксия аспирированной кровью также исключается. Думаю, он умер от гипоксии. От нехватки кислорода в мозгу.
   – Но вы сказали, что он дышал…
   – Дышал! Однако из-за повреждений шеи кровь не поступала в мозг в достаточном количестве и не доставляла кислород. Несколько сосудов срослось, но этого оказалось мало. Ему просто не хватило времени. Представляете! При таких травмах еще бы чуть-чуть, и он выжил бы. Уму непостижимо!
   Вера прикрыла глаза, пытаясь переварить услышанное.
   – И кто же он такой? – проговорила она спустя минуту.
   – Мы сняли отпечатки…
   – Я хотела сказать, он – человек?
   Тоцкий помолчал. Затем улыбнулся.
   – Ну, на инопланетянина, какими я их себе представлял, не похож. Человек. Мужчина примерно тридцати пяти лет, с отменным здоровьем, надо сказать. Такому состоянию организма, как у него, позавидовал бы и пятнадцатилетний подросток. А что касается уникального восстановления… Я уже говорил вам, а теперь повторю словами классика: «Есть многое на свете, друг Горацио…» – Тоцкий поднял руки, словно останавливая сам себя. – Знаете что, отправляйтесь-ка вы домой, Вера Георгиевна, а завтра я вам передам все бумаги, тогда и протокол составите, и будете разбираться с этим «зеленым человечком» дальше.
   Вера кивнула:
   – Спокойной ночи, Сергей Сергеевич.
   – Спокойной ночи, душенька.
   Петляя по унылым коридорам морга к выходу, Вера пыталась понять, что же услышала от авторитетного и заслуженного доктора. Уже в дверях она столкнулась со странным ночным посетителем. Статный темноволосый мужчина придержал ей дверь, вежливо улыбнулся, и эта улыбка осветила грязный тамбур, словно прожектор. Заглянув в его глаза, Вера не смогла удержаться от улыбки в ответ.
   На улице продолжал лить дождь. Подняв воротник плаща, девушка побежала к машине. Почему-то она была уверена, что этой ночью почувствует себя особенно одинокой.

3

   Темная квартира встретила Веру обычной тишиной. Отбросив сумку, настолько большую, чтобы в нее влезали папки с документами, и настолько же неудобную, она прошла в комнату и по своей дурацкой привычке разулась уже там.
   Двухкомнатная квартира недалеко от центра – вот, пожалуй, единственная причина, по которой Вера перебралась в этот город из родного Красноярска. Закончив юридический факультет, она задумалась о будущем, когда пришла печальная новость, что умерла ее двоюродная бабушка. Родственников, кроме Вериных родителей и ее самой, у бабушки не было, так что квартира досталась им. На семейном совете вынесли решение – квартира отныне Верина. Конечно, перебраться в небольшой городок вместо столицы, куда рвались все ее сверстники, для Веры не было пределом мечтаний, но, во всяком случае, это какое-никакое, а начало.
   Подспудно Вера надеялась, что на новом месте не задержится. Накопит опыта с годок в местной прокуратуре, куда с ее образованием попасть оказалось намного легче, чем в родном городе, и двинет западнее. Но прошло три года, будни, словно болото, затягивали ее все глубже, а что-то кардинально менять она была по-прежнему не готова.
   Переодевшись в домашний халат не слишком соблазнительного вида, зато теплый и уютный, Вера прошлепала на кухню. Как и большинство мебели в доме, кухонный гарнитур достался ей по наследству. Все эти допотопные комоды, неподъемные шкафы и серванты мало подходили молодой девушке, но на новую мебель денег не хватало. Вера постоянно чувствовала себя в гостях у бабушки, но никак не в собственном доме.
   В холодильнике, как всегда, не было ничего из приличной еды, только творожки да йогурты. Вера каждый день давала себе зарок, что начнет питаться правильно, и не брала домой «тяжелой пищи». А потом на работе с голодухи перехватывала какую-нибудь гадость вроде подозрительных беляшей и пирожков. Вечером корила себя и снова вместо нормального завтрака покупала творожок.
   Ну не готовить же сейчас, на ночь глядя, тем более что в голове уже привычно позвякивает мысль, что каждая минута бесцельных блужданий ворует у нее время сна, а завтра на работу с самого утра. И опять она будет усталой и разбитой, как всегда.
   И все же спать не хотелось. Выхватив из холодильника тарелку с подсохшим творогом, она прошла в комнату, уселась на диван, подтянув под себя ноги, и включила телевизор.
   Показывали рекламу кошачьего корма. Вера осмотрелась. Может, кошку завести? Будет хоть кто-то встречать с работы. Правда, с ее ненормированной службой в глазах кошки девушке куда чаще будет видеться ненависть, чем любовь. К тому же, реши она слинять во время отпуска на юга или, что куда вероятнее, к родителям, зверька оставить будет не с кем, а таскать с собой – мало удовольствия и для нее, и для кошки. Значит, нет.
   После рекламы продолжилась какая-то мелодрама, каждой минутой изо всех сил старающаяся выдавить из зрителя слезу. Обычно такие фильмы Вере не нравились, но сейчас он уж очень подходил под настроение. Мужчина с большими влажными глазами рассыпал комплименты женщине, признавался ей в любви.
   Вера попыталась вспомнить, когда ей последний раз признавались в любви. Наверное, еще в университете. Там же закончился и ее последний продолжительный роман. В новом городе за три года она так и не удосужилась наладить личную жизнь. Сначала пришлось с головой уйти в работу, чтобы вникнуть в профессию следователя, а потом… потом все как-то не удавалось. Наверное, виной тому было не только отсутствие времени, но и тяжелый характер, совладать с которым мог не каждый. И все же ей приятнее было думать, что все из-за ограниченного круга общения.
   Поковырявшись ложкой в твороге, Вера отставила тарелку в сторону. По этому творогу уже давно плакала мусорка, и рисковать не стоило.
   Спать. Нужно ложиться спать, чтобы завтра утром не корить себя за потерянное время. И все же из головы никак не шел странный труп. Если все, что рассказал Тоцкий, – правда… то это какая-то ерунда.
   Она открыла ноутбук и попробовала порыться в Интернете, но на запросы насчет неестественно быстрой регенерации тканей поисковая система все больше выдавала отрывки из курсов биологии про земноводных и комиксы про супергероев.
   Как же это понимать?
   Вера решила покопаться среди сайтов, посвященных судебной медицине, но скоро отказалась от этого намерения: во-первых, бесполезно, во-вторых, картинки на таких сайтах не располагают к спокойному сну.
   Девушка отложила ноутбук в сторону. Вот именно поэтому она все еще одна – вместо того чтобы выбросить работу из головы, сидит и пытается раскопать что-то на пустом месте. Нет улик. Пока нет. Все завтра. Тоцкий прав – всех преступников не поймаешь, всех дел не расследуешь, пора ей научиться относиться к работе спокойнее и выделять время для себя. Тогда все наладится.
   Заснула Вера с мыслью, что в ближайшие выходные пошлет всех к чертям, даже если будут грозить выговором, и отправится в косметический салон, хотя прекрасно знала, что так не сделает.

4

   Соловьев стремительно ворвался в кабинет и направился прямиком к тумбочке с электрическим чайником.
   – Горячий?
   – Холодный, – отозвалась Вера, не отрывая взгляда от документов.
   Оперуполномоченный Александр Соловьев врывался так всегда. Стремительность была его второй натурой.
   – Это хорошо. – Соловьев припал к чайнику, пока не высосал его досуха.
   – С ночной?
   – Ага. Еще не ложился. – Он расстегнул куртку и со вздохом облегчения плюхнулся на стул. – Ну рассказывай. Я тут краем уха слышал про ночной труп. Это правда, что там следственная группа прослезилась в полном составе?
   – Что-то в этом роде.
   – И Семченко?
   – Кто это?
   – Здоровый такой дядька. Капитан. Вроде как тоже там был.
   – Не знаю, не запомнила.
   Соловьев хохотнул:
   – Эх, взглянуть бы на это хоть одним глазком! А забавная вообще история, жаль, меня там не было, а то можно было бы добавить в свою личную коллекцию ментовских баек.
   – Ну так добавь.
   – Нет, это не то. Одно дело, когда сам видел, а с чьих-то слов да такое… решат, что заливаю. Из-за чего разрыдались – не выяснили?
   – Жалко человека стало.
   – Ну да, ну да… – Соловьев снова хохотнул. – Газ, поди, какой-нибудь…
   – Слушай, Саша, что ты делаешь у меня в кабинете? И вообще, что ты делаешь в прокуратуре, когда должен сейчас отдыхать после ночного дежурства?
   – Покой нам только снится, – ничуть не смутившись, отозвался опер, разглядывая свежие повреждения на куртке.
   – Опять тебя ко мне приставили?
   – Конечно! Куда ж ты без меня. Приставлен в качестве личного телохранителя, ну и мальчика на побегушках немного. Заметь – немного, а то ты частенько об этом забываешь.
   Вера улыбнулась – разумеется, он сам к ней напросился. В очередной раз.
   – Телохранитель мне не нужен, а вот мальчик на побегушках пригодится, так и быть.
   Она познакомилась с капитаном милиции Александром Соловьевым уже на третий день работы в прокуратуре, и с тех пор тот упорно продолжал нести бремя ее самопровозглашенного наставника. Сама девушка против такого внимания не возражала, хотя и догадывалась, что за ним стоит. Впрочем, несмотря на то что молодой бесстрашный опер слыл среди женского коллектива завидным женихом, Вера в этом качестве его не рассматривала, а Соловьев, надо отдать ему должное, особенно не навязывался.
   – Взгляни вот. – Она протянула ему данные вскрытия. – Можешь занести это в свою «личную коллекцию баек». Правда, я бы на твоем месте особенно бы не распространялась, а то примут не только за вруна, но и за сумасшедшего.
   Соловьев пробежал глазами листы, нахмурил брови, выпрямился на стуле.
   – Что за бред? Это шутка что ли?
   – Медицинский документ.
   – Мутант какой-то… Во что ты вляпалась опять?
   – Как обычно. – Девушка развела руками.
   – Вот-вот. Начальство это видело?
   – Еще нет. Скоро понесу.
   Соловьев усмехнулся:
   – Ох и влетит тебе!
   – А мне-то за что?
   – Когда начальство чего-то не понимает или у него что-то не сходится, – оно злится. У всех трупы как трупы, а у этой «людь Икс» какой-то. А ведь им потом вышестоящим объяснять…
   – Да иди ты, Соловьев! – отмахнулась Вера.
   – Ладно-ладно. Чем его располосовали-то?
   – Колюще-режущим предметом. Длинным, острым.
   – Личность, конечно же, не установили.
   – Документов нет, о пропаже никто пока не заявлял, отпечатков пальцев в базе не найдено.
   – Зацепки есть?
   Вера покачала головой и достала сотовый телефон, разразившийся веселой песенкой из «Бременских музыкантов».
   – Вера Георгиевна, – услышала она загробный голос Тоцкого. – У нас беда. Тот ночной труп, который необычный… Он пропал.
   Только по прибытии в морг, вбежав в секционную, Вера поняла, что на самом деле имел в виду судмедэксперт. Труп лежал на столе, он никуда не исчез, но разложился так, словно ему уже лет пять… или сколько там нужно для этого. Скелет, чуть обтянутый ссохшейся кожей.
   – Я ж его и раствором обработал, все как полагается, – лепетал неестественно бледный Тоцкий, блуждая вокруг стола и потирая глаза. – Да что там – раствор! И без всяких растворов за ночь… Вынутые внутренности тоже. Бесовщина какая-то. Всё – на пенсию завтра же! А ведь в Москву уже позвонил! И что теперь? Скажут – совсем старик сдурел.
   – Бумаги же есть… – пробормотала Вера, не в состоянии оторвать взгляд от останков. Она прежде никогда не видела скелетов вот так – в непосредственной близости. «Из праха выходим и в прах обращаемся». – И фотографии…
   – Фотографии? Фотографии?! А что с них толку-то? Сейчас даже мой внук на компьютере и не такое состряпает! Кто поверит одним фотографиям? Воочию-то, кроме меня, подробностей и не видел никто. Даже вы. Ну, был человек какое-то время жив со страшными ранами – чего не бывает, а сросшиеся ткани я обнаружил только во время вскрытия. Покрутят у виска, обвинят в подлоге, да еще и в уничтожении улик! Всё! Конец моей карьере!
   – А что с телом-то случилось? – осторожно поинтересовался стоящий рядом Соловьев. – Может, кислота какая-то?
   – Он разложился, – нервно усмехнулся Тоцкий. – Вот так, после обработки, в холоде, за одну ночь. А восстановившиеся внутренности, что я приберег, так вообще – в спирту. Одна взвесь осталась. Просто разложился.
   Он отложил очки, растрепал узел галстука и сокрушенно опустился на стул.
   Соловьев отвел Веру в сторонку:
   – Все это очень занимательно, но, знаешь, мне легче поверить в то, что старику и впрямь привиделось. Возраст, все дела… Труп – да черт с ним, мало ли что могло произойти, но это куда правдоподобнее, чем тип, у которого распоротое брюхо затягивается за минуты.
   – Я верю ему. Нужно было видеть его глаза ночью, когда он вышел из секционной…
   – Понимаю. Я знаю Тоцкого не один год, он не из тех, кто станет придумывать сказки на потеху публике. Я про другое: тебе придется доложить о произошедшем начальству, показать результаты вскрытия, так вот, они охотнее примут правдоподобную версию, чем…
   – Но Тоцкий…
   – Его карьере действительно конец. Ему очень повезет, если просто на пенсию отправят без последствий. А вот у тебя все только начинается. К тому же сама ты ничего такого не видела, а судишь лишь по бумагам. Из всего этого бардака тебе еще предстоит выбраться, так что не осложняй себе жизнь.
   Вера обреченно вздохнула.
   – Трупа, считай, больше нет, результаты экспертизы неверные, а убийство было. И что теперь? – пробормотала она.
   – Не забивай себе голову. Дело необычное, пусть руководство думает. Поехали отсюда.
   Они направились к выходу, когда девушка вдруг вспомнила:
   – Сергей Сергеевич, а вы не видели сего дня ночью здесь мужчину? Такого… видного, темново лосого, в синих джинсах и черной кожаной куртке.
   Тоцкий оторвал голову от ладоней не сразу, Вера уже решила его больше не дергать и уйти, когда он наконец заговорил, и голос его сделался еще глуше, чем был:
   – Вспомнил! Как я мог забыть? Странно. Но вот вы сейчас сказали, и я вспомнил. Был такой. Зашел ко мне сразу после вашего ухода, спрашивал про труп, попросил взглянуть…
   – И что?
   – Я, кажется, позволил…
   – Что? – Соловьев даже задохнулся от возмущения. – Да что с вами такое? Среди ночи приходит какой-то мужик, просит глянуть свежий труп, и вы позволяете?!
   – Да. И показал и рассказал. Он просто попросил, а я… не смог отказать почему-то. Он посмотрел мне в глаза, улыбнулся и… расположил к себе как-то так, что я… не смог отказать. А потом забыл. Почти сразу как он ушел. Господи, что же это, а? На пенсию, срочно! Или в тюрьму…
   – Да уж, статьей попахивает тут у вас покрепче, чем мертвечиной. – Соловьев махнул рукой и направился к двери.
   – Но он ничего не делал такого! – воскликнул Тоцкий. – Я все время рядом был! Он только посмотрел, послушал и ушел. Когда я труп упаковывал, с ним все было в порядке!
   Немного постояв, Вера двинулась вслед за опером. Эта история нравилась ей все меньше.
   – Вера Георгиевна! – оклик Тоцкого застал ее уже в коридоре. – Как бы там ни было, но мои результаты экспертизы верны! Вы уж имейте в виду, возможно, это поможет в расследовании! Хотя от души желаю вам поскорее избавиться от этого дела.

5

   – Ну что, как прошло? – Соловьев под строгим взглядом Веры быстро затушил окурок, оставив его торчать из цветочного горшка.
   – Чтобы больше в моем кабинете…
   – Ладно, ладно, рассказывай, как с шефом пообщалась.
   – А ты как думаешь? – Вера тяжело опустилась на стул. – В сказки верить надо меньше, а делом заниматься больше, мистику – прочь, расследуем обыкновенное убийство. Его слова. Договорились с Новосибирском, скоро либо оттуда приедут эксперты разбираться со странным телом, либо тело туда отправят. А там, в зависимости от выводов, может быть, Тоцкий еще и выкрутится.
   – Да уж, начальство у нас тоже не совсем еще чокнулось, чтобы из-за одного косяка такими кадрами разбрасываться. Очередь из опытных экспертов у нас под дверями не стоит, а без Тоцкого станет совсем грустно. – Соловьев подошел к чайнику. – Кофе будешь? Правда, в пакетиках только.
   – Это уж точно. Удивительно, что он и раньше отсюда не уехал куда-нибудь поцентрее. Кофе буду.
   – То есть дело это тебе оставили?
   – Ага. – Девушка приняла кружку из рук Соловьева. – К сожалению.