Страница:
Целиком согласен, что корень «гут»/«гуд» находится в родстве с «гот»/«гет», добавил бы – а также с «хат»/«хетт». В Южной Прибалтике этнонимы с таким корнем могли остаться со времен тшинецкой культуры, которая, по развернутой здесь схеме, была протогерманской. Потом ее носителей ассимилировали носители лужицкой культуры, при этом пришельцы переняли местную этнонимию, слегка ее исказив. Я полагаю, что этнонимы с корнем «гуд»/«гут» в эпоху лужицкой культуры и позднее имели распространение не только на берегах Балтики, но и в глубине материка, в частности в Карпатах. На Украине карпатских горцев и сейчас называют гуцулами. Мне не встречались попытки его истолкования. Предлагаю версию.
«Гуцул» – искаженное слегка за века слово-бином, первоначально звучало как «гудцул». Если забыть о сложном составе слова, то звук д в середине легко выпадает в произношении (как в слове «солнце», звук л в середине выпадает, поэтому у младших школьников бывают проблемы с его правильным написанием). Корень «гуд» когда-то имел значение просто «народ», впоследствии этот смысл забылся, и «гуд» стало просто этнонимом, так называли дославянских предков белорусов. Второй корень «цул» происходит от индоевропейского корня kel (в русском языке превратившимся в «чел» – откуда слово «человек» (из двух корней); в новгородских берестяных грамотах писали «цоловек» – проявлялось восточнобалтийское цеканье). Дословный перевод слова «гуцул» – «человек из народа гудов». Это дославянский термин, ославяненные потомки гудов сохранили старое название, но слово «гуцул» уже считали единым словом.
Автор, набравшись нахальства, предлагает еще одну любопытную версию, связанную с видоизменениями данного корня.
Когда в своей работе «Индоевропейцы, славяне, русские» (Казань, 2009) я разбирал происхождение и значение корня «гат»/«гот»/«гет», то сделал вывод, что старшее значение, возможно, еще ностратическое – «изделие или конструкция из соединенных деревянных частей». Древние люди путем образного мышления осуществили перенос смысла на понятие человеческого коллектива. Как в известной притче про веник, который отец велел детям сломать. После этого развитие смысла слова с последующими видоизменениями пошло по трем независимым направлениям. На первом направлении слово активно использовалось для обозначения предметов из дерева, сделанных руками человека, состоящих из соединенных однородных частей. Другое направление – жилые и нежилые постройки, в том числе каменные. Третье направление пошло по линии: «человеческий коллектив» – «племя» – «народ» – «этноним». Размышляя об эволюции корня, я пришел к выводу, что сфера человеческой деятельности, где слова с такой корневой основой могли использоваться, поистине необъятна, даже если взять только производство изделий из дерева. И должны быть слова, этимология которых не разгадана, но она восходит к этому древнему корню. Мое внимание привлекло гнездо слов с корнем «суд». В русском языке это слова «судно», «сосуд», «суд», «судачить» и др. П.Я. Черных затруднился с их надежной этимологией, но сообщил, что в некоторых славянских языках слово «суд» означает «бочка». Но ведь бочка как раз относится к категории предметов, состоящих из скрепленных между собой однородных деревянных частей. Да и слово «судно» в русском языке всегда используется для обозначения крупного плавсредства, а для однодеревок-долбленок используют слово «лодка» или диалектное «бат». Крупные же суда всегда состоят из многих соединенных деревянных частей. Здесь явно просматривается единое семантическое поле. Может быть, в древности слово «сосуд» означало деревянную емкость для жидкостей, сделанную из соединенных деревянных частей? В этом ее отличие от емкостей, обозначаемых словами «горшок», «чаша».
Таким образом, из предложенной версии вытекает: корень «суд» – дериват корня «гуд» (а значит, и «гат»/«гот»/«гет»…). Приняв ее, мы получаем надежную этимологию целого гнезда славянских слов. Но это еще не все.
Далее, внимание привлекут слова «суд», «судачить» и древнеславянское имя Судислав. Здесь также виден корень «суд», но смысл перечисленных слов тяготеет к понятию «человеческий коллектив». Это уже другая линия развития значения корня «гат»/«гот»/«гет»… В первобытном обществе суд совершался на общем собрании всех полноправных членов коллектива, то есть народа. К тому же в былые времена значение слова «суд» было шире, чем в наше время. Еще сравнительно недавно сходка жителей деревни для решения общих дел тоже называлась «суд». Отсюда, очевидно, в русском языке слова «рассуждать», «судить-рядить», «досужий». Если слово «рассуждать» в наше время применимо и к монологу одиночки, и к беседе двух человек, то «судачить», «досужий» по смыслу все таки тяготеет к понятию общения больших коллективов людей.
Исходя из вышесказанного, легко теперь этимологизировать имя Судислав. Оно означает «славный среди народа».
К этому же корневому гнезду следует отнести слова «судьба», «суженый», «осуждать» и др. Но особый интерес вызывают родственные слова «государь», «государство». П.Я. Черных для этих слов тоже не находит убедительной этимологии. Корень «суд» в обоих словах присутствует. Для государства суд – важнейшая внутренняя функция, а государь всегда несет функцию высшего судьи. Но что в таком случае означает формант «го» перед корнем суд? Приставкой он быть не может, в русском языке такой приставки нет и не было. Остается предположить, что перед нами опять бином, а формант «го» – усеченный, видоизмененный, но когда-то самостоятельный корень.
Кого судит государь? Всех, кто под ним – народ. А одно из значений слова «народ» в древних индоевропейских языках – «гата»/«гота»/«гета»… Может, первоначально слово звучало – «готсударь»?
Тогда перед нами редкий случай, когда слово, пройдя через века и тысячелетия, разделившись на множество произношений и смыслов, встречает само себя, и эти уже два слова, не узнанные друг другом, соединяются в новое слово уже как разные. Можно это назвать «брак дальних родственников». Одно из слов несло значение «народ», другое – «суд», следовательно, «готсударь» – «судья народа», т. е. высший посредник. После «обкатки» в языке нового слова оно за века трансформировалось в нынешний монолит.
Была в истории языка еще одна встреча этих же слов в других условиях, с образованием другого бинома, последствия этой встречи сейчас видны на географической карте. В Центральной Европе в первые века н. э. обитал народ, называвшийся судеты. Впоследствии он исчез, но остались горы Судеты, ныне отделяющие чехов от немцев.
Сопоставим два этнонима: «венеты» и «судеты». Легко заметить, что оба они, во-первых, биномы, во-вторых, второй корень у них одинаков. С учетом сделанного выше анализа, этноним «судеты» следует перевести как «народ-народ». Одно слово стало этнонимом, другое означало «народ»/«люди». Получился новый этноним, воспринимаемый нераздельно.
Привлекает внимание, что и венеты, и судеты проживали на территории, когда-то занятой племенами лужицкой культуры. Можно сделать вывод, что слово «(г)еты» в диалектах носителей лужицкой культуры широко употреблялось в значении «народ» и активно использовалось для образования этнонимов. Этнонимы «гуд», «гут», «суд» – одно слово в разных диалектах и, вероятно, осознавались носителями лужицкой культуры как адекватные друг другу. Данные этнонимы, особенно с начальным «г», в рамках лужицкой культуры имели наибольшее распространение, что отразилось и в топонимии, и в исторических свидетельствах: гуттоны Питея, Гданьск и Гдыня в Польше, Гдов в Псковской области, гуды в Белоруссии, гуцулы в Карпатах, Судеты в Чехии. Этноним «венеты» тоже имел значительное распространение в рамках лужицкой культуры: венеты были на берегу Балтийского моря, в Восточных Альпах. Птолемей пишет о «Венедских горах» в которых принято усматривать Карпаты, о венетах на Висле. Венеды упоминаются также в Певтингеровых таблицах-дорожниках, составленных в III в. н. э. [90, с.16]. В Западной Европе венеты известны в таких местах, где славяне никогда не бывали. Сейчас невозможно установить, разнесли ли по Европе этноним носители лужицкой культуры, отдельные следы которых фиксируются даже в Испании, то ли похожее слово бытовало в различных индоевропейских языках с древнейших времен. Но не вызывает сомнения, что во всех языках «венеты»/«венеды» следует этимологизировать как «белый/светлый народ».
Происхождение термина «славяне»
Прародина славян
«Гуцул» – искаженное слегка за века слово-бином, первоначально звучало как «гудцул». Если забыть о сложном составе слова, то звук д в середине легко выпадает в произношении (как в слове «солнце», звук л в середине выпадает, поэтому у младших школьников бывают проблемы с его правильным написанием). Корень «гуд» когда-то имел значение просто «народ», впоследствии этот смысл забылся, и «гуд» стало просто этнонимом, так называли дославянских предков белорусов. Второй корень «цул» происходит от индоевропейского корня kel (в русском языке превратившимся в «чел» – откуда слово «человек» (из двух корней); в новгородских берестяных грамотах писали «цоловек» – проявлялось восточнобалтийское цеканье). Дословный перевод слова «гуцул» – «человек из народа гудов». Это дославянский термин, ославяненные потомки гудов сохранили старое название, но слово «гуцул» уже считали единым словом.
Автор, набравшись нахальства, предлагает еще одну любопытную версию, связанную с видоизменениями данного корня.
Когда в своей работе «Индоевропейцы, славяне, русские» (Казань, 2009) я разбирал происхождение и значение корня «гат»/«гот»/«гет», то сделал вывод, что старшее значение, возможно, еще ностратическое – «изделие или конструкция из соединенных деревянных частей». Древние люди путем образного мышления осуществили перенос смысла на понятие человеческого коллектива. Как в известной притче про веник, который отец велел детям сломать. После этого развитие смысла слова с последующими видоизменениями пошло по трем независимым направлениям. На первом направлении слово активно использовалось для обозначения предметов из дерева, сделанных руками человека, состоящих из соединенных однородных частей. Другое направление – жилые и нежилые постройки, в том числе каменные. Третье направление пошло по линии: «человеческий коллектив» – «племя» – «народ» – «этноним». Размышляя об эволюции корня, я пришел к выводу, что сфера человеческой деятельности, где слова с такой корневой основой могли использоваться, поистине необъятна, даже если взять только производство изделий из дерева. И должны быть слова, этимология которых не разгадана, но она восходит к этому древнему корню. Мое внимание привлекло гнездо слов с корнем «суд». В русском языке это слова «судно», «сосуд», «суд», «судачить» и др. П.Я. Черных затруднился с их надежной этимологией, но сообщил, что в некоторых славянских языках слово «суд» означает «бочка». Но ведь бочка как раз относится к категории предметов, состоящих из скрепленных между собой однородных деревянных частей. Да и слово «судно» в русском языке всегда используется для обозначения крупного плавсредства, а для однодеревок-долбленок используют слово «лодка» или диалектное «бат». Крупные же суда всегда состоят из многих соединенных деревянных частей. Здесь явно просматривается единое семантическое поле. Может быть, в древности слово «сосуд» означало деревянную емкость для жидкостей, сделанную из соединенных деревянных частей? В этом ее отличие от емкостей, обозначаемых словами «горшок», «чаша».
Таким образом, из предложенной версии вытекает: корень «суд» – дериват корня «гуд» (а значит, и «гат»/«гот»/«гет»…). Приняв ее, мы получаем надежную этимологию целого гнезда славянских слов. Но это еще не все.
Далее, внимание привлекут слова «суд», «судачить» и древнеславянское имя Судислав. Здесь также виден корень «суд», но смысл перечисленных слов тяготеет к понятию «человеческий коллектив». Это уже другая линия развития значения корня «гат»/«гот»/«гет»… В первобытном обществе суд совершался на общем собрании всех полноправных членов коллектива, то есть народа. К тому же в былые времена значение слова «суд» было шире, чем в наше время. Еще сравнительно недавно сходка жителей деревни для решения общих дел тоже называлась «суд». Отсюда, очевидно, в русском языке слова «рассуждать», «судить-рядить», «досужий». Если слово «рассуждать» в наше время применимо и к монологу одиночки, и к беседе двух человек, то «судачить», «досужий» по смыслу все таки тяготеет к понятию общения больших коллективов людей.
Исходя из вышесказанного, легко теперь этимологизировать имя Судислав. Оно означает «славный среди народа».
К этому же корневому гнезду следует отнести слова «судьба», «суженый», «осуждать» и др. Но особый интерес вызывают родственные слова «государь», «государство». П.Я. Черных для этих слов тоже не находит убедительной этимологии. Корень «суд» в обоих словах присутствует. Для государства суд – важнейшая внутренняя функция, а государь всегда несет функцию высшего судьи. Но что в таком случае означает формант «го» перед корнем суд? Приставкой он быть не может, в русском языке такой приставки нет и не было. Остается предположить, что перед нами опять бином, а формант «го» – усеченный, видоизмененный, но когда-то самостоятельный корень.
Кого судит государь? Всех, кто под ним – народ. А одно из значений слова «народ» в древних индоевропейских языках – «гата»/«гота»/«гета»… Может, первоначально слово звучало – «готсударь»?
Тогда перед нами редкий случай, когда слово, пройдя через века и тысячелетия, разделившись на множество произношений и смыслов, встречает само себя, и эти уже два слова, не узнанные друг другом, соединяются в новое слово уже как разные. Можно это назвать «брак дальних родственников». Одно из слов несло значение «народ», другое – «суд», следовательно, «готсударь» – «судья народа», т. е. высший посредник. После «обкатки» в языке нового слова оно за века трансформировалось в нынешний монолит.
Была в истории языка еще одна встреча этих же слов в других условиях, с образованием другого бинома, последствия этой встречи сейчас видны на географической карте. В Центральной Европе в первые века н. э. обитал народ, называвшийся судеты. Впоследствии он исчез, но остались горы Судеты, ныне отделяющие чехов от немцев.
Сопоставим два этнонима: «венеты» и «судеты». Легко заметить, что оба они, во-первых, биномы, во-вторых, второй корень у них одинаков. С учетом сделанного выше анализа, этноним «судеты» следует перевести как «народ-народ». Одно слово стало этнонимом, другое означало «народ»/«люди». Получился новый этноним, воспринимаемый нераздельно.
Привлекает внимание, что и венеты, и судеты проживали на территории, когда-то занятой племенами лужицкой культуры. Можно сделать вывод, что слово «(г)еты» в диалектах носителей лужицкой культуры широко употреблялось в значении «народ» и активно использовалось для образования этнонимов. Этнонимы «гуд», «гут», «суд» – одно слово в разных диалектах и, вероятно, осознавались носителями лужицкой культуры как адекватные друг другу. Данные этнонимы, особенно с начальным «г», в рамках лужицкой культуры имели наибольшее распространение, что отразилось и в топонимии, и в исторических свидетельствах: гуттоны Питея, Гданьск и Гдыня в Польше, Гдов в Псковской области, гуды в Белоруссии, гуцулы в Карпатах, Судеты в Чехии. Этноним «венеты» тоже имел значительное распространение в рамках лужицкой культуры: венеты были на берегу Балтийского моря, в Восточных Альпах. Птолемей пишет о «Венедских горах» в которых принято усматривать Карпаты, о венетах на Висле. Венеды упоминаются также в Певтингеровых таблицах-дорожниках, составленных в III в. н. э. [90, с.16]. В Западной Европе венеты известны в таких местах, где славяне никогда не бывали. Сейчас невозможно установить, разнесли ли по Европе этноним носители лужицкой культуры, отдельные следы которых фиксируются даже в Испании, то ли похожее слово бытовало в различных индоевропейских языках с древнейших времен. Но не вызывает сомнения, что во всех языках «венеты»/«венеды» следует этимологизировать как «белый/светлый народ».
Происхождение термина «славяне»
На ранних этапах своей истории славяне были известны под несколькими названиями: венеты, венеды, венды, вене, геты, иногда к ним относилось наименование «склавины», наконец, за всем народом закрепилось название «славяне»/ «словене». За исключением слова «геты», все остальные наименования содержат корень «вен»/«вин», что позволяет с достаточной уверенностью заявить: этнонимы с этим корнем были исконными для тех человеческих коллективов языка группы сатем, из которых сформировались протославяне. Хочу еще раз обратить внимание на такую особенность славян, что у них существует общий этноним. И русский, и поляк, и чех, и серб могут сказать о себе: «мы – славяне», но немцы, англичане, шведы, голландцы, фризы не могут сказать: «мы – германцы». Понятие «германские народы» – чисто книжное, произошло от названия соседями группы родственных племен в Центральной Европе. Народного традиционного названия для всех германоязычных этносов не существует. То же самое можно сказать относительно кельтов, романских народов. Балтов иногда называют летто-литовцами просто потому, что нет такого безусловно общего термина, применимого и к литовцам, и к латышам, и к относительно недавно исчезнувшим пруссам. В этом отношении славяне выпадают из общей историко-этнической картины Европы. Такая отличительная черта указывает, что процесс славянского этногенеза шел иначе, нежели у балтов, германцев, романцев, кельтов. Это подсказка, помогающая реконструировать процесс образования праславянской и славянской общности.
Для реконструкции этногенетической картины в данном случае позволительно использовать метод аналогии. Вопрос: а есть ли другие случаи в мировой истории, когда родственные по языку народы кроме своего этнического названия знали бы еще одно, таксономически более высокого уровня, выделяющее группу родственных народов среди других по языку этносов?
Есть такие примеры. Например, тюрки и арабы. Полной аналогии с ними не будет, якут, например, едва ли вспомнит, что он не только якут, но и тюрок, если у него нет соответствующего образования, но ведь и живут они оторванно от основной массы тюркоязычных народов. Тем не менее понятие «тюркские народы», «тюркские языки» в течение многих веков было присуще и простому народу, и ученому люду. Подобная же ситуация с арабскими народами и языками: есть арабские народы и языки, есть неарабские – это понимание присутствует на бытовом уровне у иракцев, сирийцев, ливанцев…
Бросается в глаза одно сходство в исторической судьбе тюрок, арабов, славян. Все они до некоторого времени пребывали в полной безвестности, затем достаточно стремительно распространились из первоначального небольшого региона-прародины на огромную территорию, ассимилировали местное население, после чего следовал распад языка и формирование отдельных этносов, причем родство языков ощущается и поныне. Лучше всего этот процесс прослеживается на арабском материале.
Исходя из этого, следует предположить, что первоначально славяне представляли собой сравнительно небольшой этнос, занимали небольшую территорию, имели самоназвание и за относительно короткий срок у них произошло стремительное расселение на большие площади. За два-три века площадь, занятая славянами, увеличилась в десятки или даже в сотни раз. Из-за такого рассеяния начался распад языка, а из первоначально небольшого по численности этноса образовалась огромная масса человеческого материала, которая начала консолидироваться в отдельные этносы. Но память об общем этническом прошлом у вновь образовавшихся этносов осталась, сохранилась и память об общем этнониме. Такая схема развития объясняет не только наличие общего этнонима, но и многие другие неясные места славянской предыстории. Процесс образования германской, романской, кельтской, балтской языковых общностей протекал иначе.
Итак, предложена предварительная схема образования славянской языковой общности. Понятно, что она вызывает возражение и недоуменные вопросы. Ответы на них будут даны при рассмотрении темы славянской прародины. А сейчас следует выяснить происхождение этнонима «славяне».
Вариантов, объясняющих происхождение термина, предложено несколько, но так как в этой работе во главу угла поставлен корень «вен»/«вин», то рассматривать имеет смысл только одну версию, предложенную Б.А. Рыбаковым впервые в 1958 г., впоследствии неоднократно повторенную им в последующих работах. В термине «словене» он увидел сложное слово, состоящее из двух частей: сло и вене, Объяснение он предложил такое: «люди (из земли) венедов» или «происходящие от корня венедов» [90, с. 12]. В дальнейшем Б.А. Рыбаков уточнил, что первый корень надо понимать как «слы» – в значении «слывущие» (венами). В основном смысл перевода не меняется.
Полагаю, что Б.А.Рыбаков был близок к истине, но первую часть термина перевел неверно. Приведу два возражения. Во-первых, если бы первая часть термина происходила от «слыть», то должна была существовать форма звучания этнонима – слывене. Однако она нигде ни разу не зафиксирована. Известны только варианты «словене» и «славяне», причем первый из них следует считать древнейшим и первоначальным. «Славяне» следует рассматривать как произошедшее от акающего диалекта. Во-вторых, очень странно, почему в процессе расселения славяне должны были называть себя «выходцами из земли венедов» или «слывущими венедами». Достаточно назвать себя «вене» или «венет», и без излишних уточнений будет ясно, кто они такие. Не могли пользоваться таким термином славяне, оставшиеся в пределах прародины, даже в том случае, если все переселенцы перешли на «слывущие венедами». Все славянство в таком случае должно было разделиться на «венетов» и «слывущих», а такого явления не наблюдается. Когда, расселяясь, расширяли свой ареал тюрки и арабы, никто из них не назвал себя ни «выходцами», ни «слывущими». То же самое можно сказать о расселении русских в Сибири, испанцев и англичан в Америке, германцев – в Римской империи.
И тем не менее факт, что переселенцы с протославянской прародины на заселяемых землях не всегда удовлетворялись объяснением, что они «вене» или «венеты», а считали необходимым добавлять уточнение в виде слова, дошедшего до нас в форме «сло». Мало того, несмотря на то, что славян называли и венеты, и вене, победил в конечном итоге термин словене, причем в среде самих носителей этнонима. Эта странность может дать нить к раскрытию тайны событий, не попавших в анналы истории.
Полагаю, что начальное «сло» в термине – от «слово». Словене в таком случае – «люди языка вене». По аналогии с современным термином «русскоязычные», вольный перевод – «венеязычные».
Термин «русскоязычные» напоминает, что ныне в нашей стране есть «русские», а есть «русскоязычные», и это не одно и то же.
Для наглядности – мысленный эксперимент. Представим себе, что где-то в далеких краях волей случая возникла колония из граждан СССР, в которую входят русские, украинцы, армяне, грузины, казахи, татары, и т. д. Совместное проживание приведет в течение поколений к консолидации их в новую общность, с тенденцией превращения в самостоятельный этнос. Объединял бы их всех русский язык как средство межнационального общения. Если через три поколения спросить членов этой общности «кто вы?» – некоторые назовут себя русскими, но далеко не все. Многие задумаются, пожмут плечами и скажут о себе, что они «русскоязычные». Сам этот термин в этнонимы не годится, но если его поколениями «обкатывать» в языке, то почему бы и нет. Разумеется, этническое самоназвание может возникнуть и другим путем.
Такой гипотетический случай хорошо объясняет и загадку происхождения термина «словене», и наличие параллельных терминов «вене», «венеты», «венеды». Следует сделать вывод, что первоначальный протославянский человеческий материал был весьма пестрым в этническом отношении, в качестве средства межэтнического общения этот человеческий конгломерат использовал язык народа вене (венетов). Первоначальная этническая пестрота была так велика, а количество собственно венетов в этой массе было так относительно невелико, что большинство потомков этого первичного этнического субстрата не смогли идентифицировать себя с венетами как с предками. Они предпочли называться словене, т. е. – «люди венетского языка».
Такая версия прекрасно объясняет еще одну странность славянского этногенеза – почему о славянах ничего не упомянуто у античных авторов. Когда новый этнос слагается из разнородного человеческого материала существующих этносов, то процесс этот занимает несколько веков и протекает малозаметно. Античные ученые по этой причине его просмотрели, в результате их наследники в Раннем Средневековье столкнулись с уже сформированным этносом.
Для реконструкции этногенетической картины в данном случае позволительно использовать метод аналогии. Вопрос: а есть ли другие случаи в мировой истории, когда родственные по языку народы кроме своего этнического названия знали бы еще одно, таксономически более высокого уровня, выделяющее группу родственных народов среди других по языку этносов?
Есть такие примеры. Например, тюрки и арабы. Полной аналогии с ними не будет, якут, например, едва ли вспомнит, что он не только якут, но и тюрок, если у него нет соответствующего образования, но ведь и живут они оторванно от основной массы тюркоязычных народов. Тем не менее понятие «тюркские народы», «тюркские языки» в течение многих веков было присуще и простому народу, и ученому люду. Подобная же ситуация с арабскими народами и языками: есть арабские народы и языки, есть неарабские – это понимание присутствует на бытовом уровне у иракцев, сирийцев, ливанцев…
Бросается в глаза одно сходство в исторической судьбе тюрок, арабов, славян. Все они до некоторого времени пребывали в полной безвестности, затем достаточно стремительно распространились из первоначального небольшого региона-прародины на огромную территорию, ассимилировали местное население, после чего следовал распад языка и формирование отдельных этносов, причем родство языков ощущается и поныне. Лучше всего этот процесс прослеживается на арабском материале.
Исходя из этого, следует предположить, что первоначально славяне представляли собой сравнительно небольшой этнос, занимали небольшую территорию, имели самоназвание и за относительно короткий срок у них произошло стремительное расселение на большие площади. За два-три века площадь, занятая славянами, увеличилась в десятки или даже в сотни раз. Из-за такого рассеяния начался распад языка, а из первоначально небольшого по численности этноса образовалась огромная масса человеческого материала, которая начала консолидироваться в отдельные этносы. Но память об общем этническом прошлом у вновь образовавшихся этносов осталась, сохранилась и память об общем этнониме. Такая схема развития объясняет не только наличие общего этнонима, но и многие другие неясные места славянской предыстории. Процесс образования германской, романской, кельтской, балтской языковых общностей протекал иначе.
Итак, предложена предварительная схема образования славянской языковой общности. Понятно, что она вызывает возражение и недоуменные вопросы. Ответы на них будут даны при рассмотрении темы славянской прародины. А сейчас следует выяснить происхождение этнонима «славяне».
Вариантов, объясняющих происхождение термина, предложено несколько, но так как в этой работе во главу угла поставлен корень «вен»/«вин», то рассматривать имеет смысл только одну версию, предложенную Б.А. Рыбаковым впервые в 1958 г., впоследствии неоднократно повторенную им в последующих работах. В термине «словене» он увидел сложное слово, состоящее из двух частей: сло и вене, Объяснение он предложил такое: «люди (из земли) венедов» или «происходящие от корня венедов» [90, с. 12]. В дальнейшем Б.А. Рыбаков уточнил, что первый корень надо понимать как «слы» – в значении «слывущие» (венами). В основном смысл перевода не меняется.
Полагаю, что Б.А.Рыбаков был близок к истине, но первую часть термина перевел неверно. Приведу два возражения. Во-первых, если бы первая часть термина происходила от «слыть», то должна была существовать форма звучания этнонима – слывене. Однако она нигде ни разу не зафиксирована. Известны только варианты «словене» и «славяне», причем первый из них следует считать древнейшим и первоначальным. «Славяне» следует рассматривать как произошедшее от акающего диалекта. Во-вторых, очень странно, почему в процессе расселения славяне должны были называть себя «выходцами из земли венедов» или «слывущими венедами». Достаточно назвать себя «вене» или «венет», и без излишних уточнений будет ясно, кто они такие. Не могли пользоваться таким термином славяне, оставшиеся в пределах прародины, даже в том случае, если все переселенцы перешли на «слывущие венедами». Все славянство в таком случае должно было разделиться на «венетов» и «слывущих», а такого явления не наблюдается. Когда, расселяясь, расширяли свой ареал тюрки и арабы, никто из них не назвал себя ни «выходцами», ни «слывущими». То же самое можно сказать о расселении русских в Сибири, испанцев и англичан в Америке, германцев – в Римской империи.
И тем не менее факт, что переселенцы с протославянской прародины на заселяемых землях не всегда удовлетворялись объяснением, что они «вене» или «венеты», а считали необходимым добавлять уточнение в виде слова, дошедшего до нас в форме «сло». Мало того, несмотря на то, что славян называли и венеты, и вене, победил в конечном итоге термин словене, причем в среде самих носителей этнонима. Эта странность может дать нить к раскрытию тайны событий, не попавших в анналы истории.
Полагаю, что начальное «сло» в термине – от «слово». Словене в таком случае – «люди языка вене». По аналогии с современным термином «русскоязычные», вольный перевод – «венеязычные».
Термин «русскоязычные» напоминает, что ныне в нашей стране есть «русские», а есть «русскоязычные», и это не одно и то же.
Для наглядности – мысленный эксперимент. Представим себе, что где-то в далеких краях волей случая возникла колония из граждан СССР, в которую входят русские, украинцы, армяне, грузины, казахи, татары, и т. д. Совместное проживание приведет в течение поколений к консолидации их в новую общность, с тенденцией превращения в самостоятельный этнос. Объединял бы их всех русский язык как средство межнационального общения. Если через три поколения спросить членов этой общности «кто вы?» – некоторые назовут себя русскими, но далеко не все. Многие задумаются, пожмут плечами и скажут о себе, что они «русскоязычные». Сам этот термин в этнонимы не годится, но если его поколениями «обкатывать» в языке, то почему бы и нет. Разумеется, этническое самоназвание может возникнуть и другим путем.
Такой гипотетический случай хорошо объясняет и загадку происхождения термина «словене», и наличие параллельных терминов «вене», «венеты», «венеды». Следует сделать вывод, что первоначальный протославянский человеческий материал был весьма пестрым в этническом отношении, в качестве средства межэтнического общения этот человеческий конгломерат использовал язык народа вене (венетов). Первоначальная этническая пестрота была так велика, а количество собственно венетов в этой массе было так относительно невелико, что большинство потомков этого первичного этнического субстрата не смогли идентифицировать себя с венетами как с предками. Они предпочли называться словене, т. е. – «люди венетского языка».
Такая версия прекрасно объясняет еще одну странность славянского этногенеза – почему о славянах ничего не упомянуто у античных авторов. Когда новый этнос слагается из разнородного человеческого материала существующих этносов, то процесс этот занимает несколько веков и протекает малозаметно. Античные ученые по этой причине его просмотрели, в результате их наследники в Раннем Средневековье столкнулись с уже сформированным этносом.
Прародина славян
Для дальнейшего анализа тайн и загадок славянского этногенеза пришло время точно определить местоположение славянской прародины. Определение следует сделать по двум параметрам: географическому и хронологическому. И по тому, и по другому параметру определиться следует совершенно конкретно, избегая наукообразных заклинаний типа: «На обширных пространствах такого-то региона в результате сложного и многостороннего взаимодействия разнообразных этнических общностей происходили известные процессы этнического разделения и консолидации, межэтнические и межъязыковые процессы привели в результате… и т. д.». Таких глубокомысленных формулировок много в научной литературе.
Историю вопроса и предложенные ранее версии прародины славян я здесь разбирать не буду, чтобы не делать заново уже проделанную другими работу. Интересующихся отсылаю к книге В.П. Кобычева «В поисках прародины славян», где эти вопросы изложены толково, хотя сам автор остается в недоумении: ни одна из предложенных версий не выдерживает серьезной критики. Но у нас в предшествующих главах заложен серьезный фундамент для нахождения версии, которая выдержит серьезную критику.
Все-таки, в порядке исключения, бегло рассмотрю наиболее популярную, наиболее активно пропагандируемую во второй половине ХХ в. версию славянской прародины. Наиболее долго, упорно и последовательно она излагается в монографиях Б.А. Рыбакова. В одной из своих фундаментальных монографий он дает карту прародины славян от устья Одера на западе до верховьев Сейма на востоке [154, с.11]. Получается длинная и широкая полоса, занимающая значительную часть Западной Европы и далеко уходящая в Восточную Европу. Огромная по площади прародина, к тому же расположенная в двух геополитических зонах. В другой монографии на основе работы Б.В. Горнунга (она разбиралась ранее), с которой, очевидно, Б.А. Рыбаков целиком согласен, сначала говорится, что древнейшие индоевропейцы возникли в бассейне Среднего и Нижнего Дуная и на Балканском полуострове. Когда это происходило, Б.А. Рыбаков прямо не говорит, но в V тыс. до н. э. индоевропейцы, по его мнению, уже были. В данной работе, если читатель помнит, за начало индоевропейской языковой общности взята условная дата 4000 г. до н. э., а до этого была ностратическая языковая общность и, разумеется, не в тех местах. Фраза: «На протяжении почти тысячи лет (с середины V тыс.) наблюдается расселение индоевропейских земледельцев в северном направлении», – удревняет историю индоевропейской общности по крайней мере на 500 лет. Племена линейно-ленточной керамики объявлены индоевропейцами. Трипольцы – тоже индоевропейцы. Почему? Какие доказательства? Таковых не приводится.
На следующей странице описывается ситуация IV тыс. до н. э.: к тому времени лингвисты уже определенно говорят о «языковых предках славян». Здесь трипольская культура объявлена не только индоевропейской, но и протославянской (протогерманцев, протокельтов, протороманцев, протохеттов, протоиндийцев, протоиранцев еще не было, а протославяне, оказывается, уже были). Отмечается связь славянских языков с хеттским, армянским и индийским, а также с дако-мизийским (не фракийским) [155, с. 147—148] (а разве язык даков известен или есть словарь фракийского языка?).
Затем Б.А. Рыбаков описывает «золотое время энеолита», когда праславяне делали очередные успешные шаги по пути прогресса, и наступает бронзовый век, в котором праславяне в качестве старожилов, очевидно, чувствуют себя комфортно. Вот что им сказано о праславянах в бронзовом веке: «Когда положение стабилизировалось в середине II тыс. до н. э., то обозначились устойчивые археологические общности, иногда довольно значительные по объему. То обстоятельство, что лингвисты, исходя из своих языковедческих примет, относят именно к этому времени обособление праславянского массива от остальных индоевропейских пранародов, позволяет сблизить лингвистические данные с археологическими. Лингвисты сами сделали это, остановив свое внимание на тшинецко-комаровской культуре XV—XII вв. до н. э. как удовлетворяющей всем лингвистическим соображениям» [155, с. 151] (какие молодцы эти соображающие лингвисты!).
Неудобно, но придется еще раз напомнить, что в середине II тыс. до н. э. никакой праиндоевропейской общности не существовало давным-давно. Были племена и народы, говорившие на языках группы кентум и языках группы сатем и жившие весьма непохожей друг на друга жизнью. И от каких «остальных индоевропейских пранародов» могли обособиться праславяне, если в это время индоевропейцы расселялись от Центральной Европы до Центральной Индии и среди этой огромной человеческой массы существовали вполне сложившиеся не пранароды, а уже народы, например хетты, митаннийцы, ахейцы.
Далее. Праславянский язык, еще раз повторю, не мог отделиться от индоевропейского языкового ствола, которого в бронзовом веке уже просто не существовало. Были ветви индоевропейского языкового древа, которые в свою очередь давали побеги новых языков. В том числе среди языков группы сатем выделился язык балто-славяно-иллирийский. Один из диалектов этой ветви стал в свое время праславянским языком. И произошло разделение протобалтского и протославянского языков менее трех тысяч лет назад.
Далее. Если «языковые предки славян» появились в IV тыс. до н. э., то почему «обособление» произошло на 2000 лет позже? В каком составе находился «праславянский язык» этот огромный промежуток времени, за который близкие диалекты одного языка превращаются в самостоятельные, малопонятные друг другу языки?
Далее. Если лингвисты остановили внимание на тшинецко-комаровской культуре как удовлетворяющей их соображениям, то бог с ними – они в археологии понимают не больше, чем автор этих строк в языке суахили. Но если лингвисты не терпят вмешательства историков в свою епархию, то как историки позволяют себе полуподобострастно приветствовать полуграмотное вторжение лингвистов в свою сферу?
Далее. Так не бывает, что с бронзового века существуют различные археологические культуры, а к VI в. н. э. «выдают» единый этнос с единым языком. Различные археологические культуры – разные линии развития, сформируются разные этносы, в лучшем случае отдаленно родственные. Чтобы на их месте образовался единый этнос, одна из культур должна поглотить, ассимилировать остальные (чего не было).
Теперь относительно границ славянской прародины от устья Одера до верховьев Сейма. Площадь эта довольно большая и включает в себя разные природные ландшафты. Если праславяне занимали эту территорию с бронзового века, то за столь продолжительное время они должны были хотя бы эпизодически владеть берегами Балтики и проживать там. Но давно отмечено, что терминология, связанная с морскими реалиями, в праславянском языке отсутствует. Это, кстати, важный аргумент в пользу того, что ни лужицкая, ни поморская, ни произошедшая от нее пшеворская культуры не имели славянской или протославянской идентичности.
Если, несмотря ни на что, все же допустить, что на означенной территории жили праславяне, то надо дать ответ: как они за тысячи лет сумели сохранить культурное, а самое главное – языковое единство? Поясняю. На этой огромной территории проживало много племен (допустим, праславянских). Обычно у каждого племени свой диалект. Племена отделялись друг от друга реками, высокими горами (напоминаю, что Карпаты проходят через самую середину очерченной территории), вовлекались в разные исторические коллизии: свои – на Западе, свои – на Востоке, существовали в рамках различных археологических культур, тем не менее каким-то непонятным чудом сохранили единый язык до VI в. н. э. С этого времени он начинает распадаться, хотя перед этим тысячи лет сохранял единство. А ведь за эти тысячелетия имело место огромное прогрессивное развитие, которое связи укрепляет. Что же такое случилось в VI в., что праязык славянский начал распадаться не только на вновь осваиваемых территориях, но и на той территории, которую предложено считать прародиной? Перед этим сохранялся по крайней мере 2000 лет, несмотря на все исторические, политические, этнические и даже климатические перипетии. Этот срок (2000 лет) значительно больше того, который отделяет нас, ныне живущих, от общеславянской языковой общности (около 1500 лет). А как отличаются друг от друга современные славянские языки!
Историю вопроса и предложенные ранее версии прародины славян я здесь разбирать не буду, чтобы не делать заново уже проделанную другими работу. Интересующихся отсылаю к книге В.П. Кобычева «В поисках прародины славян», где эти вопросы изложены толково, хотя сам автор остается в недоумении: ни одна из предложенных версий не выдерживает серьезной критики. Но у нас в предшествующих главах заложен серьезный фундамент для нахождения версии, которая выдержит серьезную критику.
Все-таки, в порядке исключения, бегло рассмотрю наиболее популярную, наиболее активно пропагандируемую во второй половине ХХ в. версию славянской прародины. Наиболее долго, упорно и последовательно она излагается в монографиях Б.А. Рыбакова. В одной из своих фундаментальных монографий он дает карту прародины славян от устья Одера на западе до верховьев Сейма на востоке [154, с.11]. Получается длинная и широкая полоса, занимающая значительную часть Западной Европы и далеко уходящая в Восточную Европу. Огромная по площади прародина, к тому же расположенная в двух геополитических зонах. В другой монографии на основе работы Б.В. Горнунга (она разбиралась ранее), с которой, очевидно, Б.А. Рыбаков целиком согласен, сначала говорится, что древнейшие индоевропейцы возникли в бассейне Среднего и Нижнего Дуная и на Балканском полуострове. Когда это происходило, Б.А. Рыбаков прямо не говорит, но в V тыс. до н. э. индоевропейцы, по его мнению, уже были. В данной работе, если читатель помнит, за начало индоевропейской языковой общности взята условная дата 4000 г. до н. э., а до этого была ностратическая языковая общность и, разумеется, не в тех местах. Фраза: «На протяжении почти тысячи лет (с середины V тыс.) наблюдается расселение индоевропейских земледельцев в северном направлении», – удревняет историю индоевропейской общности по крайней мере на 500 лет. Племена линейно-ленточной керамики объявлены индоевропейцами. Трипольцы – тоже индоевропейцы. Почему? Какие доказательства? Таковых не приводится.
На следующей странице описывается ситуация IV тыс. до н. э.: к тому времени лингвисты уже определенно говорят о «языковых предках славян». Здесь трипольская культура объявлена не только индоевропейской, но и протославянской (протогерманцев, протокельтов, протороманцев, протохеттов, протоиндийцев, протоиранцев еще не было, а протославяне, оказывается, уже были). Отмечается связь славянских языков с хеттским, армянским и индийским, а также с дако-мизийским (не фракийским) [155, с. 147—148] (а разве язык даков известен или есть словарь фракийского языка?).
Затем Б.А. Рыбаков описывает «золотое время энеолита», когда праславяне делали очередные успешные шаги по пути прогресса, и наступает бронзовый век, в котором праславяне в качестве старожилов, очевидно, чувствуют себя комфортно. Вот что им сказано о праславянах в бронзовом веке: «Когда положение стабилизировалось в середине II тыс. до н. э., то обозначились устойчивые археологические общности, иногда довольно значительные по объему. То обстоятельство, что лингвисты, исходя из своих языковедческих примет, относят именно к этому времени обособление праславянского массива от остальных индоевропейских пранародов, позволяет сблизить лингвистические данные с археологическими. Лингвисты сами сделали это, остановив свое внимание на тшинецко-комаровской культуре XV—XII вв. до н. э. как удовлетворяющей всем лингвистическим соображениям» [155, с. 151] (какие молодцы эти соображающие лингвисты!).
Неудобно, но придется еще раз напомнить, что в середине II тыс. до н. э. никакой праиндоевропейской общности не существовало давным-давно. Были племена и народы, говорившие на языках группы кентум и языках группы сатем и жившие весьма непохожей друг на друга жизнью. И от каких «остальных индоевропейских пранародов» могли обособиться праславяне, если в это время индоевропейцы расселялись от Центральной Европы до Центральной Индии и среди этой огромной человеческой массы существовали вполне сложившиеся не пранароды, а уже народы, например хетты, митаннийцы, ахейцы.
Далее. Праславянский язык, еще раз повторю, не мог отделиться от индоевропейского языкового ствола, которого в бронзовом веке уже просто не существовало. Были ветви индоевропейского языкового древа, которые в свою очередь давали побеги новых языков. В том числе среди языков группы сатем выделился язык балто-славяно-иллирийский. Один из диалектов этой ветви стал в свое время праславянским языком. И произошло разделение протобалтского и протославянского языков менее трех тысяч лет назад.
Далее. Если «языковые предки славян» появились в IV тыс. до н. э., то почему «обособление» произошло на 2000 лет позже? В каком составе находился «праславянский язык» этот огромный промежуток времени, за который близкие диалекты одного языка превращаются в самостоятельные, малопонятные друг другу языки?
Далее. Если лингвисты остановили внимание на тшинецко-комаровской культуре как удовлетворяющей их соображениям, то бог с ними – они в археологии понимают не больше, чем автор этих строк в языке суахили. Но если лингвисты не терпят вмешательства историков в свою епархию, то как историки позволяют себе полуподобострастно приветствовать полуграмотное вторжение лингвистов в свою сферу?
Далее. Так не бывает, что с бронзового века существуют различные археологические культуры, а к VI в. н. э. «выдают» единый этнос с единым языком. Различные археологические культуры – разные линии развития, сформируются разные этносы, в лучшем случае отдаленно родственные. Чтобы на их месте образовался единый этнос, одна из культур должна поглотить, ассимилировать остальные (чего не было).
Теперь относительно границ славянской прародины от устья Одера до верховьев Сейма. Площадь эта довольно большая и включает в себя разные природные ландшафты. Если праславяне занимали эту территорию с бронзового века, то за столь продолжительное время они должны были хотя бы эпизодически владеть берегами Балтики и проживать там. Но давно отмечено, что терминология, связанная с морскими реалиями, в праславянском языке отсутствует. Это, кстати, важный аргумент в пользу того, что ни лужицкая, ни поморская, ни произошедшая от нее пшеворская культуры не имели славянской или протославянской идентичности.
Если, несмотря ни на что, все же допустить, что на означенной территории жили праславяне, то надо дать ответ: как они за тысячи лет сумели сохранить культурное, а самое главное – языковое единство? Поясняю. На этой огромной территории проживало много племен (допустим, праславянских). Обычно у каждого племени свой диалект. Племена отделялись друг от друга реками, высокими горами (напоминаю, что Карпаты проходят через самую середину очерченной территории), вовлекались в разные исторические коллизии: свои – на Западе, свои – на Востоке, существовали в рамках различных археологических культур, тем не менее каким-то непонятным чудом сохранили единый язык до VI в. н. э. С этого времени он начинает распадаться, хотя перед этим тысячи лет сохранял единство. А ведь за эти тысячелетия имело место огромное прогрессивное развитие, которое связи укрепляет. Что же такое случилось в VI в., что праязык славянский начал распадаться не только на вновь осваиваемых территориях, но и на той территории, которую предложено считать прародиной? Перед этим сохранялся по крайней мере 2000 лет, несмотря на все исторические, политические, этнические и даже климатические перипетии. Этот срок (2000 лет) значительно больше того, который отделяет нас, ныне живущих, от общеславянской языковой общности (около 1500 лет). А как отличаются друг от друга современные славянские языки!