Страница:
Авдеев ушел.
Оставшись один, Ефимцев снова взял шариковую ручку. Немного покрутив ее между пальцами, с раздражением отбросил в сторону. Не следовало терять самообладания, это главное. Хотя в подобной ситуации у любого крыша может поехать. Впереди полный мрак, и совершенно непонятно, как следует поступать в подобной ситуации.
Впрочем, одно решение существовало. И весьма кардинальное. Ефимцев колебался ровно минуту, а потом, преодолев внутреннюю борьбу, решительно поднял трубку телефона. Он поймал себя на том, что, затаив дыхание, слушает длинные гудки и молит о том, чтобы абонент оказался на месте, а когда на противоположном конце провода раздался легкий щелчок, после которого равнодушный голос произнес: «Слушаю», Павел Егорович, не сдержавшись, перевел дух.
– Это Ефимцев беспокоит.
Некоторое время в трубке раздавалось лишь сдержанное сопение, абонент размышлял, как ему следует реагировать на неожиданную новость, после чего бодрее, чем следовало бы ожидать, ответил:
– Никак не думал, что ты позвонишь после всего того, что произошло. Что-то случилось, Павел?
– Случилось. Ты по-прежнему в морской разведке?
– Наша профессия не бывает временной, сам понимаешь, если выбрал, то нужно топать до конца. Так что у тебя там, выкладывай!
– Ты не забыл, что ты у меня в долгу?
– Разве такое забудешь?
Ефимцев едва сдержал вздох облегчения, все шло гораздо лучше, чем он мог предположить:
– У меня к тебе есть небольшая просьба. Я могу на тебя рассчитывать, адмирал?
– Все, что в моих силах.
Глава 8
Глава 9
Оставшись один, Ефимцев снова взял шариковую ручку. Немного покрутив ее между пальцами, с раздражением отбросил в сторону. Не следовало терять самообладания, это главное. Хотя в подобной ситуации у любого крыша может поехать. Впереди полный мрак, и совершенно непонятно, как следует поступать в подобной ситуации.
Впрочем, одно решение существовало. И весьма кардинальное. Ефимцев колебался ровно минуту, а потом, преодолев внутреннюю борьбу, решительно поднял трубку телефона. Он поймал себя на том, что, затаив дыхание, слушает длинные гудки и молит о том, чтобы абонент оказался на месте, а когда на противоположном конце провода раздался легкий щелчок, после которого равнодушный голос произнес: «Слушаю», Павел Егорович, не сдержавшись, перевел дух.
– Это Ефимцев беспокоит.
Некоторое время в трубке раздавалось лишь сдержанное сопение, абонент размышлял, как ему следует реагировать на неожиданную новость, после чего бодрее, чем следовало бы ожидать, ответил:
– Никак не думал, что ты позвонишь после всего того, что произошло. Что-то случилось, Павел?
– Случилось. Ты по-прежнему в морской разведке?
– Наша профессия не бывает временной, сам понимаешь, если выбрал, то нужно топать до конца. Так что у тебя там, выкладывай!
– Ты не забыл, что ты у меня в долгу?
– Разве такое забудешь?
Ефимцев едва сдержал вздох облегчения, все шло гораздо лучше, чем он мог предположить:
– У меня к тебе есть небольшая просьба. Я могу на тебя рассчитывать, адмирал?
– Все, что в моих силах.
Глава 8
ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДОСЬЕ
29 АВГУСТА
Людей, которые могли быть посвящены в семейные дела Ефимцева, в действительности оказалось не так уж и много: всего-то три десятка человек. Еще меньше было тех, кто имел деловые контакты в Англии, не более десятка. Трое из них обладали реальными финансовыми возможностями, и особо выделить кого-нибудь из них не представлялось возможным: все трое весьма крепко стояли на ногах и имели как личные, так и деловые интересы в Великобритании. У двоих бизнес, у третьего – друзья, которыми он обзавелся во время учебы в Кембридже. Поговаривали, что во время учебы он прижил ребенка от какой-то мулатки и теперь проживал на два дома. Подобные вещи требовали дополнительной проверки, но тот факт, что он частенько ездил в Англию, говорил в пользу этой версии.
Распечатки телефонных разговоров лежали на краю стола. Сфера интересов этой троицы действительно не ограничивалась пределами Кольцевой дороги, она расширялась по всей Европе. Что их объединяло, так это то, что они с завидной периодичностью звонили в Лондон, разговаривали подолгу, явно в туманном Альбионе у них были важные дела.
Взяв первый листок, Авдеев прочитал: Мартынов Герасим Витальевич, начальник отдела по маркетингу. Поднявшись из-за стола, он подошел к шкафу, где хранились досье каждого сотрудника компании. Нужная папка значилась под номером 38/2. На обложке никаких фамилий или имен, ровным счетом ничего такого, что могло бы указать на личность сотрудника. Так надо. Сам же он прекрасно помнил, под каким номером значится каждый человек, он даже разработал соответствующую систему, чтобы отыскать досье на нужного сотрудника без особого труда. Если кто-то надумает покопаться в шкафу без его разрешения, так ему ни за что не удастся обнаружить нужную информацию.
Авдеев открыл папку.
С фотографии на него смотрел молодой человек, не более тридцати пяти лет. Самой обыкновенной наружности: худощав, среднего роста, ровным счетом ничего такого, за что можно было бы зацепиться взглядом. Такого человека можно было бы назвать «один из толпы», если бы не знать, что его личное состояние измеряется цифрой с семью нулями в долларовом эквиваленте. По прогнозам финансового отдела его прибыль в ближайшее время должна будет увеличиться вдвое, так что дела у него складывались благоприятно. От судьбы Мартынову выпал такой завидный и внушительный грант, что его невозможно было вычерпать до донышка в ближайшее десятилетие даже при огромном желании.
Герасим Витальевич являл собой классический образ миллионера: старался держать себя в хорошей физической форме, не курил, выпивал крайне редко и всегда понемногу, и притом только те напитки, которые, по его мнению, способствовали укреплению здоровья и улучшению настроения. Еще он увлекался горными лыжами, излазив в поиске подходящих склонов добрую часть Альп.
В его личном деле отсутствовали какие-либо компрометирующие данные, если не считать того, что в студенчестве он два раза оказался в милиции за драку, что за давностью лет выглядело настолько малой величиной, что ею можно было просто пренебречь. Впрочем, всплывал и один весьма любопытный факт: два года назад у него был роман с молодой учительницей начальных классов, которая полезла в петлю после того, как он с ней расстался. Сделала это она прямо в школе, так что случай имел весьма серьезный резонанс. Однако на настроении Мартынова, а уж тем более на его карьере случившееся никоим образом не отразилось: едва его полуживую возлюбленную вытащили из петли, как он укатил с новой пассией в Эмираты.
Вообще-то, Герасиму Витальевичу живется при Ефимцеве весьма неплохо и у него должна иметься весьма основательная мотивация, чтобы серьезно досадить партнеру. У таких людей, как Ефимцев и Мартынов, ничего не бывает понарошку, они всегда бьются всерьез. Но в том-то и дело, что основания для обиды у Герасима Витальевича имелись. Когда-то Мартынов имел собственную фирму, которая приносила ему вполне реальный доход, обеспечивающий неплохой уровень жизни и ему, и еще сотне сотрудников, работавших на него. Однако в какой-то момент интересы его бизнеса пересеклись с интересами бизнеса Ефимцева. Ефимцев как раз искал новые возможности для реализации своих планов, так что Мартынов просто стоял у него на пути. Да и по своим мощностям бизнес Павла Егоровича раза в три превосходил бизнес Герасима Витальевича, так что при желании он мог пройти по головам конкурентов асфальтовым катком, оставив после себя гладкую площадку. Однако дело повернулось иначе: Ефимцев предложил Мартынову войти своей компанией составной частью в одно из своих подразделений. После недельного размышления Герасим Витальевич дал согласие на это слияние, позабыв о своих честолюбивых планах.
По большому счету Мартынов выиграл: ему теперь не нужно было изображать из себя Дон Кихота большого бизнеса и воевать с ветряными мельницами; не нужно было переживать, что в следующем квартале фирмой обязательно заинтересуются фискальные органы, отыскав в ее операциях нечто противозаконное; не нужно думать о том, как обеспечить сотню сотрудников с их семьями. Головная боль ушла, и осталась масса времени на то, чтобы, наконец, догнать убегающую жизнь. Куда проще и безопаснее войти винтиком в огромный отлаженный механизм, чтобы без особого напряжения получить неплохие бонусы.
Но честолюбивый человек обычно склонен к самоанализу и никчемному самокопанию, моделированию ситуации «как могло бы быть», и в какой-то момент ему может показаться, что сложись ситуация иначе, он мог бы иметь куда больше, чем теперь.
Ладно, пройдем по звонкам. Их несколько. Причем все они сделаны в разные концы города, что может свидетельствовать о деловой активности Мартынова. Три звонка сделаны в центр Сити Лондона, в сорокаэтажный небоскреб, который горожане остроумно прозвали «сигарой». Еще два звонка в портовый район Канэри-Уорф на Темзе, превращенный в последние годы в деловой центр. Но именно в таких помпезных местах свиты террористические и адвокатские гнезда.
Авдеев перевернул страницу: еще два звонка. Неужели порт? Постучав по клавишам компьютера, он ввел телефонный номер и базу данных. Так оно и есть – звонок в порт! Вот только что ему там понадобилось. Весьма подозрительно.
Ладно, разберемся… Кто у нас там дальше по списку?
Следующим был Бортнев Семен Валентинович, являвшийся одним из учредителей компании. Щекотливость ситуации заключалась в том, что при таком авторитарном руководителе, как Ефимцев, он сумел сохранить свое личное пространство, в котором развивал собственный бизнес. Так бывает. Откровенно рассуждая, в его небольшом личном бизнесе не было ничего криминального: при огромном производстве, расширявшемся год от года, обязательно появляются какие-то небольшие фирмы и посреднические структуры, которые работают на единого хозяина, получая свой оговоренный процент. Главное, чтобы они не переродились в злокачественные опухоли и не вытянули из компании здоровые соки.
Имеет какой-то свой бизнес, ну и ладно! Главное, чтобы существовал не за счет головного предприятия. Правда, настораживают его частые поездки в Лондон, и это при отсутствии всякой необходимости. За последнюю неделю Бортнев сделал двадцать звонков в Лондон, половина из которых приходилась на деловой центр, а другая – в пригород. Возникает вопрос: какие интересы могут быть у состоятельного человека в небогатом неблагополучном районе, славящемся своей преступностью.
Подняв трубку, Авдеев спросил:
– Глеб?
– Так точно, Афанасий Петрович.
Его помощник Глеб Кирсанов был из кадровых военных, что явно ощущалось даже в его манере говорить: слова он произносил так четко и внятно, словно рапортовал вышестоящему начальству. Даже по коридору он ходил не так, как все: приподняв подбородок и распрямив спину, как по строевому плацу. Исполнительный, необычайно аккуратный, он был настоящей находкой для службы безопасности. Так что российскому командованию нужно было бы написать благодарственное письмо за то, что они выперли такого кадра из армии.
Рассказывать о причинах своего увольнения Кирсанов не любил, лишь как-то обмолвился, что будучи в большом подпитии разметал по залу ресторана с пяток милиционеров, которые, очухавшись, вызвали на подкрепление взвод спецназовцев. Изловив отчаянного десантника, они связали его по рукам и ногам и бросили в зарешеченный «уазик», крепко обработав его дубинками.
Парень был прям, как логарифмическая линейка. Возможно, что любой на его месте придумал бы историю покрасочней и подушевнее. Например, о том, что ввязаться в драку его принудили обстоятельства: отстаивал честь девушки, к которой приставала пьяная компания, или защищал ветхую старушку от гнусного насильника. Однако Глеб с беззастенчивой простотой Алеши Поповича рассказывал о том, что просто не поделил с одним из братков шлюху, сидевшую за соседним столиком, а когда в спор вмешалась милиция, то досталось и ментам.
Иначе, как гусарской дуростью, подобную выходку не назовешь.
– Поднимись ко мне.
– Слушаюсь!
Авдеев невольно хмыкнул, такое впечатление, что Глеб по-прежнему продолжает пребывать в войсках. Поменялся лишь окружающий его интерьер, а правила остались прежними. Пошел уже третий год, как Глеб обосновался на должности заместителя начальника по безопасности, а армейщину до сих из себя не изжил.
Иногда это раздражало.
Через пять минут, сдержанно постучавшись, Глеб Кирсанов перешагнул порог его кабинета. Высоченного роста, едва ли не под самый потолок, он замер перед столом. От него так и шибануло каким-то девятнадцатым веком и пенящимся шампанским; это впечатление усиливали коротко стриженные щеголеватые усы. Афанасий невольно задержал взгляд на глазах заместителя, вытаращенных от чрезмерного усердия.
– Ты вот что… – Кирсанов слегка подался вперед, готовый внимать любому слову начальства. Желание делать ему внушение отпало. Что ж, в той системе, где они работают, нужны люди и такого плана. Надо же на кого-то равняться остальным. – Что ты знаешь по Бортневу? Почему он так часто звонит в Лондон?
– У него там женщина, мулатка. Есть ребенок, он его обеспечивает. Разрывается между семьей и этой женщиной.
– Что, неужели все так серьезно?
– Да. У него сейчас все мысли об этой мулатке. Кажется, он хочет к ней перебраться.
– Насколько я знаю его жену, у него это вряд ли получится.
– Мне тоже так кажется.
– Глеб, вот что, проверь все эти звонки и сообщи мне, куда именно они были сделаны, – подвинул Авдеев листки бумаги. – Разберешься?
– Так точно!
Авдеев слегка поморщился от подобной военщины: парень исполнительный, надежный, да и в деле разбирается, однако на все душевные расспросы отвечает, как по уставу, – дружбы при таких отношениях не заладится.
– Глеб, ты когда… уволился? – подобрал Афанасий подходящее слово.
Изящные усики чуток дрогнули, похоже, что Глеб по достоинству оценил топорную дипломатию непосредственного начальства.
– Четвертый год уже пошел.
– Ну, вот видишь, уже время. Ты бы, может, как-нибудь попроще изъяснялся, что ли, а то говоришь, как будто бы шашкой на плацу машешь.
– Я это учту, – погасив улыбку, сказал Кирсанов. – Только в ВДВ, откуда я уволился, шашек нет. Шашки – в кавалерии.
– Считай, что это приказ. Ладно, ступай.
– Хорошо, Афанасий Петрович.
– Вот так уже лучше.
Последним в списке значился Гальченко Роман Митрофанович. Пожалуй, самая мутная фигура во всем концерне. Его досье значилось под номером 14/3, во многом определяющим его характер. В данных цифрах была зашифрована своего рода характеристика господина Гальченко. Единица означала, что человек он весьма скрытный, трудно поддающийся внушению, недоверчивый. Цифра «4» – умен, способен на неординарные поступки. Цифра «3» указывает на то, что он нетерпим к чужому мнению и склонен к безоговорочному лидерству. Оставалось только удивляться, каким образом Гальченко согласился быть в компании вторым номером. Не исключено, что Роман Митрофанович организовал комбинацию с захватом яхты только для того, чтобы перепрыгнуть в кресло руководителя. А ведь Павел Егорович очень ценил его. И совсем недавно говорил, что более близкого человека в компании у него нет.
Открыв досье, Авдеев с интересом всматривался в его фотографию. Афанасий не терпел казенных выражений даже в документах, а потому дал указание своим фотографам снимать сотрудников в непринужденной обстановке, например во время беседы: по его мнению, именно во время контакта особенно ярко раскрывается характер человека. На снимке Гальченко выглядел на редкость раскрепощенным: рот необычайно выразительный, с подвижными губами. В серо-зеленых глазах затаилось лукавство. Полная противоположность тому человеку, с которым Афанасию едва ли не ежедневно приходилось сталкиваться в коридорах и на разного рода совещаниях. Тот был малоулыбчивым типом, от которого так и веяло холодной учтивостью. Пожалуй, что этот на снимке выглядел посимпатичнее. Его можно было представить где-нибудь на скамейке, попивающим из горлышка пиво, зато ко второму, чопорному и немного высокомерному, больше подходил бы фрак и красная бабочка на шее.
Его холодность так и била в глаза во время их контактов. Пожалуй, этот Роман Митрофанович был одним из самых закрытых людей компании, о его личной жизни практически ничего не было известно, если не считать, конечно, того, что от первого брака у него остался девятилетний сын, а от второго – трехлетняя дочь. Его нынешнюю жену никто не видел, и у окружающих сложилось стойкое убеждение, что он прячет ее где-нибудь в подвале своего огромного дома.
Роман Гальченко – человек, умеющий хранить на замке собственные секреты. Однажды Авдеев увидел его в обществе Клавочки, секретарши самого Ефимцева, вдали от людских глаз, на окраине Москвы в небольшом полупустом ресторане. Их стол украшали бутылка итальянского вина, два высоких фужера и какие-то салаты, разложенные в большие тарелки, что подразумевало некоторое торжество. Широкая ладонь Гальченко по-хозяйски покоилась на тонких пальчиках Клавочки.
Заприметив вошедшего в бар Авдеева, Гальченко не стал делать вид, что не замечает сослуживца и его заинтересованного взгляда. Наоборот, не убирая руки с ладони девушки, предупредительно и почти по-приятельски кивнул Афанасию. Губы застыли почти в виноватой улыбке, которая должна была означать: имею же я право на некоторые слабости, тем более что рядом такая красивая девушка.
Клава, напротив, была невероятно смущена, причем настолько, что даже не попыталась вытянуть свою ладонь из его руки.
Так уж заведено в природе, что все самое лучшее забирают сильнейшие из мужчин, и нет ничего удивительного в том, что Клава досталась Роману Гальченко. А ведь половина мужчин компании готова была копытами рыть землю, чтобы эта девушка обратила на них внимание. Да и сам Авдеев лелеял надежду, что когда-нибудь найдет предлог, чтобы затащить ее в свою холостяцкую квартиру-ловушку.
Стало быть, не судьба.
Вот оно, значит, как получается. Одни вокруг нее землю носом роют, а этот ведет ее в свою квартиру, когда жена уезжает на дачу.
Авдеев испытывал к Роману Гальченко откровенную неприязнь, и причина была не в классовых расхождениях, что не редкость у плебея и носителя голубой крови: дескать, таким, как он, достается все самое лучшее, включая красивых женщин. Причина здесь была иного характера. Она возникла едва ли не на генетическом уровне и была порождена таинственными биохимическими процессами. Не нравится, и все тут! Невозможно объяснить этого факта никакими другими причинами.
Антипатия усиливалась еще и потому, что Гальченко в силу своего скрытного характера имел немало темных тайн, куда Авдеев, как начальник службы безопасности, заглядывал с большим трудом. В свою очередь это давало Авдееву моральное право иметь собственные секреты, о которых не подозревали даже первые лица компании. Например, составление персонального досье на каждого руководителя, куда регулярно вносились данные от разных информаторов.
И вот теперь предстояло снять завесу, возможно, с самой главной тайны Гальченко: по какой-такой надобности тот ежедневно звонит в Лондон?
Закрыв досье, Афанасий Авдеев аккуратно уложил папку на место.
Распечатки телефонных разговоров лежали на краю стола. Сфера интересов этой троицы действительно не ограничивалась пределами Кольцевой дороги, она расширялась по всей Европе. Что их объединяло, так это то, что они с завидной периодичностью звонили в Лондон, разговаривали подолгу, явно в туманном Альбионе у них были важные дела.
Взяв первый листок, Авдеев прочитал: Мартынов Герасим Витальевич, начальник отдела по маркетингу. Поднявшись из-за стола, он подошел к шкафу, где хранились досье каждого сотрудника компании. Нужная папка значилась под номером 38/2. На обложке никаких фамилий или имен, ровным счетом ничего такого, что могло бы указать на личность сотрудника. Так надо. Сам же он прекрасно помнил, под каким номером значится каждый человек, он даже разработал соответствующую систему, чтобы отыскать досье на нужного сотрудника без особого труда. Если кто-то надумает покопаться в шкафу без его разрешения, так ему ни за что не удастся обнаружить нужную информацию.
Авдеев открыл папку.
С фотографии на него смотрел молодой человек, не более тридцати пяти лет. Самой обыкновенной наружности: худощав, среднего роста, ровным счетом ничего такого, за что можно было бы зацепиться взглядом. Такого человека можно было бы назвать «один из толпы», если бы не знать, что его личное состояние измеряется цифрой с семью нулями в долларовом эквиваленте. По прогнозам финансового отдела его прибыль в ближайшее время должна будет увеличиться вдвое, так что дела у него складывались благоприятно. От судьбы Мартынову выпал такой завидный и внушительный грант, что его невозможно было вычерпать до донышка в ближайшее десятилетие даже при огромном желании.
Герасим Витальевич являл собой классический образ миллионера: старался держать себя в хорошей физической форме, не курил, выпивал крайне редко и всегда понемногу, и притом только те напитки, которые, по его мнению, способствовали укреплению здоровья и улучшению настроения. Еще он увлекался горными лыжами, излазив в поиске подходящих склонов добрую часть Альп.
В его личном деле отсутствовали какие-либо компрометирующие данные, если не считать того, что в студенчестве он два раза оказался в милиции за драку, что за давностью лет выглядело настолько малой величиной, что ею можно было просто пренебречь. Впрочем, всплывал и один весьма любопытный факт: два года назад у него был роман с молодой учительницей начальных классов, которая полезла в петлю после того, как он с ней расстался. Сделала это она прямо в школе, так что случай имел весьма серьезный резонанс. Однако на настроении Мартынова, а уж тем более на его карьере случившееся никоим образом не отразилось: едва его полуживую возлюбленную вытащили из петли, как он укатил с новой пассией в Эмираты.
Вообще-то, Герасиму Витальевичу живется при Ефимцеве весьма неплохо и у него должна иметься весьма основательная мотивация, чтобы серьезно досадить партнеру. У таких людей, как Ефимцев и Мартынов, ничего не бывает понарошку, они всегда бьются всерьез. Но в том-то и дело, что основания для обиды у Герасима Витальевича имелись. Когда-то Мартынов имел собственную фирму, которая приносила ему вполне реальный доход, обеспечивающий неплохой уровень жизни и ему, и еще сотне сотрудников, работавших на него. Однако в какой-то момент интересы его бизнеса пересеклись с интересами бизнеса Ефимцева. Ефимцев как раз искал новые возможности для реализации своих планов, так что Мартынов просто стоял у него на пути. Да и по своим мощностям бизнес Павла Егоровича раза в три превосходил бизнес Герасима Витальевича, так что при желании он мог пройти по головам конкурентов асфальтовым катком, оставив после себя гладкую площадку. Однако дело повернулось иначе: Ефимцев предложил Мартынову войти своей компанией составной частью в одно из своих подразделений. После недельного размышления Герасим Витальевич дал согласие на это слияние, позабыв о своих честолюбивых планах.
По большому счету Мартынов выиграл: ему теперь не нужно было изображать из себя Дон Кихота большого бизнеса и воевать с ветряными мельницами; не нужно было переживать, что в следующем квартале фирмой обязательно заинтересуются фискальные органы, отыскав в ее операциях нечто противозаконное; не нужно думать о том, как обеспечить сотню сотрудников с их семьями. Головная боль ушла, и осталась масса времени на то, чтобы, наконец, догнать убегающую жизнь. Куда проще и безопаснее войти винтиком в огромный отлаженный механизм, чтобы без особого напряжения получить неплохие бонусы.
Но честолюбивый человек обычно склонен к самоанализу и никчемному самокопанию, моделированию ситуации «как могло бы быть», и в какой-то момент ему может показаться, что сложись ситуация иначе, он мог бы иметь куда больше, чем теперь.
Ладно, пройдем по звонкам. Их несколько. Причем все они сделаны в разные концы города, что может свидетельствовать о деловой активности Мартынова. Три звонка сделаны в центр Сити Лондона, в сорокаэтажный небоскреб, который горожане остроумно прозвали «сигарой». Еще два звонка в портовый район Канэри-Уорф на Темзе, превращенный в последние годы в деловой центр. Но именно в таких помпезных местах свиты террористические и адвокатские гнезда.
Авдеев перевернул страницу: еще два звонка. Неужели порт? Постучав по клавишам компьютера, он ввел телефонный номер и базу данных. Так оно и есть – звонок в порт! Вот только что ему там понадобилось. Весьма подозрительно.
Ладно, разберемся… Кто у нас там дальше по списку?
Следующим был Бортнев Семен Валентинович, являвшийся одним из учредителей компании. Щекотливость ситуации заключалась в том, что при таком авторитарном руководителе, как Ефимцев, он сумел сохранить свое личное пространство, в котором развивал собственный бизнес. Так бывает. Откровенно рассуждая, в его небольшом личном бизнесе не было ничего криминального: при огромном производстве, расширявшемся год от года, обязательно появляются какие-то небольшие фирмы и посреднические структуры, которые работают на единого хозяина, получая свой оговоренный процент. Главное, чтобы они не переродились в злокачественные опухоли и не вытянули из компании здоровые соки.
Имеет какой-то свой бизнес, ну и ладно! Главное, чтобы существовал не за счет головного предприятия. Правда, настораживают его частые поездки в Лондон, и это при отсутствии всякой необходимости. За последнюю неделю Бортнев сделал двадцать звонков в Лондон, половина из которых приходилась на деловой центр, а другая – в пригород. Возникает вопрос: какие интересы могут быть у состоятельного человека в небогатом неблагополучном районе, славящемся своей преступностью.
Подняв трубку, Авдеев спросил:
– Глеб?
– Так точно, Афанасий Петрович.
Его помощник Глеб Кирсанов был из кадровых военных, что явно ощущалось даже в его манере говорить: слова он произносил так четко и внятно, словно рапортовал вышестоящему начальству. Даже по коридору он ходил не так, как все: приподняв подбородок и распрямив спину, как по строевому плацу. Исполнительный, необычайно аккуратный, он был настоящей находкой для службы безопасности. Так что российскому командованию нужно было бы написать благодарственное письмо за то, что они выперли такого кадра из армии.
Рассказывать о причинах своего увольнения Кирсанов не любил, лишь как-то обмолвился, что будучи в большом подпитии разметал по залу ресторана с пяток милиционеров, которые, очухавшись, вызвали на подкрепление взвод спецназовцев. Изловив отчаянного десантника, они связали его по рукам и ногам и бросили в зарешеченный «уазик», крепко обработав его дубинками.
Парень был прям, как логарифмическая линейка. Возможно, что любой на его месте придумал бы историю покрасочней и подушевнее. Например, о том, что ввязаться в драку его принудили обстоятельства: отстаивал честь девушки, к которой приставала пьяная компания, или защищал ветхую старушку от гнусного насильника. Однако Глеб с беззастенчивой простотой Алеши Поповича рассказывал о том, что просто не поделил с одним из братков шлюху, сидевшую за соседним столиком, а когда в спор вмешалась милиция, то досталось и ментам.
Иначе, как гусарской дуростью, подобную выходку не назовешь.
– Поднимись ко мне.
– Слушаюсь!
Авдеев невольно хмыкнул, такое впечатление, что Глеб по-прежнему продолжает пребывать в войсках. Поменялся лишь окружающий его интерьер, а правила остались прежними. Пошел уже третий год, как Глеб обосновался на должности заместителя начальника по безопасности, а армейщину до сих из себя не изжил.
Иногда это раздражало.
Через пять минут, сдержанно постучавшись, Глеб Кирсанов перешагнул порог его кабинета. Высоченного роста, едва ли не под самый потолок, он замер перед столом. От него так и шибануло каким-то девятнадцатым веком и пенящимся шампанским; это впечатление усиливали коротко стриженные щеголеватые усы. Афанасий невольно задержал взгляд на глазах заместителя, вытаращенных от чрезмерного усердия.
– Ты вот что… – Кирсанов слегка подался вперед, готовый внимать любому слову начальства. Желание делать ему внушение отпало. Что ж, в той системе, где они работают, нужны люди и такого плана. Надо же на кого-то равняться остальным. – Что ты знаешь по Бортневу? Почему он так часто звонит в Лондон?
– У него там женщина, мулатка. Есть ребенок, он его обеспечивает. Разрывается между семьей и этой женщиной.
– Что, неужели все так серьезно?
– Да. У него сейчас все мысли об этой мулатке. Кажется, он хочет к ней перебраться.
– Насколько я знаю его жену, у него это вряд ли получится.
– Мне тоже так кажется.
– Глеб, вот что, проверь все эти звонки и сообщи мне, куда именно они были сделаны, – подвинул Авдеев листки бумаги. – Разберешься?
– Так точно!
Авдеев слегка поморщился от подобной военщины: парень исполнительный, надежный, да и в деле разбирается, однако на все душевные расспросы отвечает, как по уставу, – дружбы при таких отношениях не заладится.
– Глеб, ты когда… уволился? – подобрал Афанасий подходящее слово.
Изящные усики чуток дрогнули, похоже, что Глеб по достоинству оценил топорную дипломатию непосредственного начальства.
– Четвертый год уже пошел.
– Ну, вот видишь, уже время. Ты бы, может, как-нибудь попроще изъяснялся, что ли, а то говоришь, как будто бы шашкой на плацу машешь.
– Я это учту, – погасив улыбку, сказал Кирсанов. – Только в ВДВ, откуда я уволился, шашек нет. Шашки – в кавалерии.
– Считай, что это приказ. Ладно, ступай.
– Хорошо, Афанасий Петрович.
– Вот так уже лучше.
Последним в списке значился Гальченко Роман Митрофанович. Пожалуй, самая мутная фигура во всем концерне. Его досье значилось под номером 14/3, во многом определяющим его характер. В данных цифрах была зашифрована своего рода характеристика господина Гальченко. Единица означала, что человек он весьма скрытный, трудно поддающийся внушению, недоверчивый. Цифра «4» – умен, способен на неординарные поступки. Цифра «3» указывает на то, что он нетерпим к чужому мнению и склонен к безоговорочному лидерству. Оставалось только удивляться, каким образом Гальченко согласился быть в компании вторым номером. Не исключено, что Роман Митрофанович организовал комбинацию с захватом яхты только для того, чтобы перепрыгнуть в кресло руководителя. А ведь Павел Егорович очень ценил его. И совсем недавно говорил, что более близкого человека в компании у него нет.
Открыв досье, Авдеев с интересом всматривался в его фотографию. Афанасий не терпел казенных выражений даже в документах, а потому дал указание своим фотографам снимать сотрудников в непринужденной обстановке, например во время беседы: по его мнению, именно во время контакта особенно ярко раскрывается характер человека. На снимке Гальченко выглядел на редкость раскрепощенным: рот необычайно выразительный, с подвижными губами. В серо-зеленых глазах затаилось лукавство. Полная противоположность тому человеку, с которым Афанасию едва ли не ежедневно приходилось сталкиваться в коридорах и на разного рода совещаниях. Тот был малоулыбчивым типом, от которого так и веяло холодной учтивостью. Пожалуй, что этот на снимке выглядел посимпатичнее. Его можно было представить где-нибудь на скамейке, попивающим из горлышка пиво, зато ко второму, чопорному и немного высокомерному, больше подходил бы фрак и красная бабочка на шее.
Его холодность так и била в глаза во время их контактов. Пожалуй, этот Роман Митрофанович был одним из самых закрытых людей компании, о его личной жизни практически ничего не было известно, если не считать, конечно, того, что от первого брака у него остался девятилетний сын, а от второго – трехлетняя дочь. Его нынешнюю жену никто не видел, и у окружающих сложилось стойкое убеждение, что он прячет ее где-нибудь в подвале своего огромного дома.
Роман Гальченко – человек, умеющий хранить на замке собственные секреты. Однажды Авдеев увидел его в обществе Клавочки, секретарши самого Ефимцева, вдали от людских глаз, на окраине Москвы в небольшом полупустом ресторане. Их стол украшали бутылка итальянского вина, два высоких фужера и какие-то салаты, разложенные в большие тарелки, что подразумевало некоторое торжество. Широкая ладонь Гальченко по-хозяйски покоилась на тонких пальчиках Клавочки.
Заприметив вошедшего в бар Авдеева, Гальченко не стал делать вид, что не замечает сослуживца и его заинтересованного взгляда. Наоборот, не убирая руки с ладони девушки, предупредительно и почти по-приятельски кивнул Афанасию. Губы застыли почти в виноватой улыбке, которая должна была означать: имею же я право на некоторые слабости, тем более что рядом такая красивая девушка.
Клава, напротив, была невероятно смущена, причем настолько, что даже не попыталась вытянуть свою ладонь из его руки.
Так уж заведено в природе, что все самое лучшее забирают сильнейшие из мужчин, и нет ничего удивительного в том, что Клава досталась Роману Гальченко. А ведь половина мужчин компании готова была копытами рыть землю, чтобы эта девушка обратила на них внимание. Да и сам Авдеев лелеял надежду, что когда-нибудь найдет предлог, чтобы затащить ее в свою холостяцкую квартиру-ловушку.
Стало быть, не судьба.
Вот оно, значит, как получается. Одни вокруг нее землю носом роют, а этот ведет ее в свою квартиру, когда жена уезжает на дачу.
Авдеев испытывал к Роману Гальченко откровенную неприязнь, и причина была не в классовых расхождениях, что не редкость у плебея и носителя голубой крови: дескать, таким, как он, достается все самое лучшее, включая красивых женщин. Причина здесь была иного характера. Она возникла едва ли не на генетическом уровне и была порождена таинственными биохимическими процессами. Не нравится, и все тут! Невозможно объяснить этого факта никакими другими причинами.
Антипатия усиливалась еще и потому, что Гальченко в силу своего скрытного характера имел немало темных тайн, куда Авдеев, как начальник службы безопасности, заглядывал с большим трудом. В свою очередь это давало Авдееву моральное право иметь собственные секреты, о которых не подозревали даже первые лица компании. Например, составление персонального досье на каждого руководителя, куда регулярно вносились данные от разных информаторов.
И вот теперь предстояло снять завесу, возможно, с самой главной тайны Гальченко: по какой-такой надобности тот ежедневно звонит в Лондон?
Закрыв досье, Афанасий Авдеев аккуратно уложил папку на место.
Глава 9
Я ДОВОЛЕН ТВОЕЙ РАБОТОЙ
30 АВГУСТА
Вопреки обыкновению планерка прошла в ускоренном режиме. На доклад каждому начальнику отдела отводилось пять минут. Разместившись за длинным столом, каждый из них четко, поглядывая в разложенные на столе бумаги, доложил о результатах проделанной работы. Так что уже через полчаса Герасим Витальевич Мартынов прекрасно представлял сложившуюся ситуацию.
Экспорт увеличился ровно на пятнадцать процентов, а стало быть, благосостояние компании увеличилось на двадцать миллионов долларов. Совсем неплохая цифра, если учитывать, что у конкурентов результат в минусе. На границе с Литвой товара собралось на тридцать миллионов долларов, и с этим следовало что-то незамедлительно решать. Не исключено, что придется заплатить дополнительно, чтобы таможенники не задерживали груз, иначе убытки будут расти в геометрической прогрессии.
Выслушав доклады, Мартынов подошел к двери и закрыл ее на ключ. Сейчас для подавляющего количества сотрудников он отправился в министерство, а потому вряд ли кто осмелится потревожить его одиночество незапланированным визитом.
Через час он должен подойти с докладом к Ефимцеву, а потому нужно выработать схему продвижения товара, да еще чтобы не ущемлять собственных интересов. Без финансовых вливаний в такой ситуации не обойтись, это точно! Одних дружеских связей маловато, каждый рассчитывает на свою долю, включая даже самого маленького чиновника. Собственно, для этого они и создают все новые и новые трудности, чтобы потом заинтересованная сторона разрешала все это большими деньгами.
Наиболее трудно контролируемое место – это таможня. По существу она представляла собой этакий Бермудский треугольник, который может слопать не один корабль с деньгами. Собственно, задержка груза не испугала: подобная акция со стороны таможни хоть и неприятна, но из разряда стандартных, так они поступали и прежде, чтобы вытрясти из продавца деньги. Весь вопрос состоит в том, сколько потребуется отдать. А если так, то имеется некоторая свобода для маневра. Ефимцеву можно сообщить о том, что на взятки таможенному начальству ушло, допустим, сто долларов, но в действительности отдать можно только половину озвученной суммы, остальное можно будет забрать себе. Цифры условны! Проверить подобные вещи практически невозможно: не станет же Ефимцев учинять расспросы таможенным служащим!
Возможно, что в конечном итоге сумма будет не столь уж и большой, но в любом случае, за один рабочий день не так уж и плохо!
Настроение заметно улучшилось.
Правда, в последнее время как-то уж очень странно посматривает на него Ефимцев, а два дня назад поинтересовался, в какую цену ушло оборудование в Китай. Прежде подобных вопросов он не задавал. При разговоре ему пришлось проявить немалое волевое усилие, чтобы ответить бесстрастным тоном. Хитрость заключалась в том, что по документам оборудование проходило всего-то по десять центов за штуку, в то время как по договоренности с оптовыми покупателями он продавал его за двадцать пять. Об этой его маленькой хитрости знал лишь ограниченный круг людей, с которыми он щедро расплатился, но вряд ли они захотят откровенничать с Ефимцевым.
Все эти деньги он аккумулировал на счетах в английских банках, ввиду немалой суммы, они приносили ему значительный процент. Так что можно с уверенностью сказать, что у него останется кое-что на поддержание штанов даже в том случае, если концерн, угодив в какое-нибудь экономическое торнадо, развалится по камушкам.
За английскими счетами следила молодая женщина по имени Ангелина. Их деловые отношения сложились три года назад, она как раз заканчивала экономический факультет Кембриджа. На тот момент девушка совершенно не представляла, как реализовать свои многочисленные таланты, и металась из одной корпорации в другую, выясняя перспективы роста и финансовые вознаграждения. Именно тогда (как впоследствии станет понятно, больше из любопытства) она перешагнула порог одного из филиалов совместного британо-российского предприятия, где и встретила Герасима Мартынова.
Ему понравился ее живой ум и профессиональное мышление, а позже, по прошествии нескольких месяцев, он обратил внимание еще и на то, что девушка в меру раскрепощена и чрезвычайно мила в неформальном общении. А еще позже Герасим Витальевич понял, что она еще и необычайно чувственна. Но все это было позже. А тогда она просто искала работу, и создавалось впечатление, что Ангелина готова была пристроиться даже посудомойкой, чтобы только не возвращаться в свою нижегородскую губернию. Так что для нее он был сущей находкой, хотя бы потому, что сумел по достоинству оценить ее профессиональные знания и предложил ей две тысячи фунтов стерлингов за работу. Для юной девушки, каковой она была в ту пору, весьма неплохой заработок.
Ангелина оказалась весьма изобретательна: через год работы она придумала нехитрую финансовую схему, по которой можно было безболезненно «отжимать» у Ефимцева часть выручки, и самое приятное заключалось в том, что Павел Егорович совершенно об этом не подозревал.
С тех пор на банковский счет Мартынова потек неиссякаемый ручеек, который со временем мог превратиться в весьма приличную реку. Именно тогда понадобились услуги Ангелины как финансового менеджера. Требовалось не только следить за все пополняющимися счетами, но также нужно было аналитическое мышление и чутье, чтобы вложить сбережения в какое-нибудь прибыльное дело. У Ангелины все это было, а главное, ее вела неистребимая тяга преумножать деньги. Порой казалось, что тяга эта едва ли не сродни болезни.
Что ж, такая «клиника» весьма полезна для дела.
Именно в тот период они сошлись особенно тесно. И Мартынов вдруг отчетливо осознал, что с такой женщиной, как Ангелина, приятно делить не только постель, но и деньги. Именно с тех пор она стала значиться в его дальнейших планах под первым номером. Ему удалось скопить денег для того, чтобы открыть в Лондоне собственное дело. В ближайшее время у Ефимцева намечался значительный финансовый транш, и Мартынов надеялся «отщипнуть» от него существенный кусок, после чего отбыть на Британские острова навсегда и чтобы наслаждаться всеми радостями жизни.
Герасим Витальевич поднял трубку и принялся быстро набирать привычный номер.
В какой-то момент его охватило тревожное чувство; оно было настолько сильным, что ему вдруг захотелось положить трубку. Жизненный опыт подсказывал, что подобные предчувствия не рождаются из ничего, это сигналы, поступающие из внешнего пространства, и пренебрегать ими не следовало.
Однако палец привычно нажимал на цифры, вызывая абонента. Он отмахнулся от этой неясной тревоги.
Видно, все-таки сказывается усталость: в последнее время приходится очень много работать. Прозвучали длинные гудки, и Мартынов окончательно позабыл о своем тревожном предчувствии.
– Слушаю, – раздался высокий девичий голос.
– Ангелина, ты сейчас можешь говорить? – спросил Мартынов, невольно понизив голос.
– Ну, наконец-то, а то я уже начала переживать! Ты почему так долго не звонил?
– У меня были дела. Что ты сделала с последними перечислениями?
– Я их вложила в ценные бумаги. На рынке намечается оживление; думаю, что эти бумаги в ближайшую неделю будут расти, и мы сумеем выручить на этом деле процентов тридцать.
Мартынов мысленно прибавил к своему состоянию еще один нолик. Получается весьма впечатляющая цифра.
Экспорт увеличился ровно на пятнадцать процентов, а стало быть, благосостояние компании увеличилось на двадцать миллионов долларов. Совсем неплохая цифра, если учитывать, что у конкурентов результат в минусе. На границе с Литвой товара собралось на тридцать миллионов долларов, и с этим следовало что-то незамедлительно решать. Не исключено, что придется заплатить дополнительно, чтобы таможенники не задерживали груз, иначе убытки будут расти в геометрической прогрессии.
Выслушав доклады, Мартынов подошел к двери и закрыл ее на ключ. Сейчас для подавляющего количества сотрудников он отправился в министерство, а потому вряд ли кто осмелится потревожить его одиночество незапланированным визитом.
Через час он должен подойти с докладом к Ефимцеву, а потому нужно выработать схему продвижения товара, да еще чтобы не ущемлять собственных интересов. Без финансовых вливаний в такой ситуации не обойтись, это точно! Одних дружеских связей маловато, каждый рассчитывает на свою долю, включая даже самого маленького чиновника. Собственно, для этого они и создают все новые и новые трудности, чтобы потом заинтересованная сторона разрешала все это большими деньгами.
Наиболее трудно контролируемое место – это таможня. По существу она представляла собой этакий Бермудский треугольник, который может слопать не один корабль с деньгами. Собственно, задержка груза не испугала: подобная акция со стороны таможни хоть и неприятна, но из разряда стандартных, так они поступали и прежде, чтобы вытрясти из продавца деньги. Весь вопрос состоит в том, сколько потребуется отдать. А если так, то имеется некоторая свобода для маневра. Ефимцеву можно сообщить о том, что на взятки таможенному начальству ушло, допустим, сто долларов, но в действительности отдать можно только половину озвученной суммы, остальное можно будет забрать себе. Цифры условны! Проверить подобные вещи практически невозможно: не станет же Ефимцев учинять расспросы таможенным служащим!
Возможно, что в конечном итоге сумма будет не столь уж и большой, но в любом случае, за один рабочий день не так уж и плохо!
Настроение заметно улучшилось.
Правда, в последнее время как-то уж очень странно посматривает на него Ефимцев, а два дня назад поинтересовался, в какую цену ушло оборудование в Китай. Прежде подобных вопросов он не задавал. При разговоре ему пришлось проявить немалое волевое усилие, чтобы ответить бесстрастным тоном. Хитрость заключалась в том, что по документам оборудование проходило всего-то по десять центов за штуку, в то время как по договоренности с оптовыми покупателями он продавал его за двадцать пять. Об этой его маленькой хитрости знал лишь ограниченный круг людей, с которыми он щедро расплатился, но вряд ли они захотят откровенничать с Ефимцевым.
Все эти деньги он аккумулировал на счетах в английских банках, ввиду немалой суммы, они приносили ему значительный процент. Так что можно с уверенностью сказать, что у него останется кое-что на поддержание штанов даже в том случае, если концерн, угодив в какое-нибудь экономическое торнадо, развалится по камушкам.
За английскими счетами следила молодая женщина по имени Ангелина. Их деловые отношения сложились три года назад, она как раз заканчивала экономический факультет Кембриджа. На тот момент девушка совершенно не представляла, как реализовать свои многочисленные таланты, и металась из одной корпорации в другую, выясняя перспективы роста и финансовые вознаграждения. Именно тогда (как впоследствии станет понятно, больше из любопытства) она перешагнула порог одного из филиалов совместного британо-российского предприятия, где и встретила Герасима Мартынова.
Ему понравился ее живой ум и профессиональное мышление, а позже, по прошествии нескольких месяцев, он обратил внимание еще и на то, что девушка в меру раскрепощена и чрезвычайно мила в неформальном общении. А еще позже Герасим Витальевич понял, что она еще и необычайно чувственна. Но все это было позже. А тогда она просто искала работу, и создавалось впечатление, что Ангелина готова была пристроиться даже посудомойкой, чтобы только не возвращаться в свою нижегородскую губернию. Так что для нее он был сущей находкой, хотя бы потому, что сумел по достоинству оценить ее профессиональные знания и предложил ей две тысячи фунтов стерлингов за работу. Для юной девушки, каковой она была в ту пору, весьма неплохой заработок.
Ангелина оказалась весьма изобретательна: через год работы она придумала нехитрую финансовую схему, по которой можно было безболезненно «отжимать» у Ефимцева часть выручки, и самое приятное заключалось в том, что Павел Егорович совершенно об этом не подозревал.
С тех пор на банковский счет Мартынова потек неиссякаемый ручеек, который со временем мог превратиться в весьма приличную реку. Именно тогда понадобились услуги Ангелины как финансового менеджера. Требовалось не только следить за все пополняющимися счетами, но также нужно было аналитическое мышление и чутье, чтобы вложить сбережения в какое-нибудь прибыльное дело. У Ангелины все это было, а главное, ее вела неистребимая тяга преумножать деньги. Порой казалось, что тяга эта едва ли не сродни болезни.
Что ж, такая «клиника» весьма полезна для дела.
Именно в тот период они сошлись особенно тесно. И Мартынов вдруг отчетливо осознал, что с такой женщиной, как Ангелина, приятно делить не только постель, но и деньги. Именно с тех пор она стала значиться в его дальнейших планах под первым номером. Ему удалось скопить денег для того, чтобы открыть в Лондоне собственное дело. В ближайшее время у Ефимцева намечался значительный финансовый транш, и Мартынов надеялся «отщипнуть» от него существенный кусок, после чего отбыть на Британские острова навсегда и чтобы наслаждаться всеми радостями жизни.
Герасим Витальевич поднял трубку и принялся быстро набирать привычный номер.
В какой-то момент его охватило тревожное чувство; оно было настолько сильным, что ему вдруг захотелось положить трубку. Жизненный опыт подсказывал, что подобные предчувствия не рождаются из ничего, это сигналы, поступающие из внешнего пространства, и пренебрегать ими не следовало.
Однако палец привычно нажимал на цифры, вызывая абонента. Он отмахнулся от этой неясной тревоги.
Видно, все-таки сказывается усталость: в последнее время приходится очень много работать. Прозвучали длинные гудки, и Мартынов окончательно позабыл о своем тревожном предчувствии.
– Слушаю, – раздался высокий девичий голос.
– Ангелина, ты сейчас можешь говорить? – спросил Мартынов, невольно понизив голос.
– Ну, наконец-то, а то я уже начала переживать! Ты почему так долго не звонил?
– У меня были дела. Что ты сделала с последними перечислениями?
– Я их вложила в ценные бумаги. На рынке намечается оживление; думаю, что эти бумаги в ближайшую неделю будут расти, и мы сумеем выручить на этом деле процентов тридцать.
Мартынов мысленно прибавил к своему состоянию еще один нолик. Получается весьма впечатляющая цифра.