Страница:
Строительство петровского флота, как известно, началось в Воронеже в 1695—1696 годах. Здесь после неудачи первого Азовского похода были собраны значительные силы нанятых в Голландии, Англии и Венеции корабельных мастеров, русских плотников и рабочих, которые в крайне сжатые сроки построили большое количество галер и других судов. Уже 3 мая 1696 года Петр с гордостью сообщал в Москву Андрею Виниусу: «Сегодня с осмью галерами в путь свой пошли, где я от господина адмирала (Лефорта. – Е. А.) учинен есмь камандором». Всего на воронежских верфях до 1702 года было построено 28 кораблей, 23 галеры и много мелких судов. Строительство кораблей продолжалось и позже, вплоть до отдачи туркам Азова и Таганрога в 1712 году, когда часть кораблей Азовского флота была уничтожена, а часть – продана туркам. Но к этому времени Азовский флот не был единственным флотом России. Уже десять лет на берегах рек Балтийского бассейна активно строились корабли.
Как и в Воронеже, опыт которого был, конечно, учтен, строительство флота на Балтике велось форсированными темпами. Начало ему было положено в 1702 году основанием верфи на реке Сясь. В 1703 году на Свири возникла знаменитая Олонецкая верфь, одна из самых крупных, с которой успешно соперничала лишь основанная чуть позже Петербургская верфь. Всего в петровский период было построено не менее 1104 кораблей и иных судов, причем львиная доля – на Петербургской и Олонецкой верфях – 386 судов, из которых 45 линейных кораблей. Эти цифры отражают колоссальные успехи кораблестроения за 20 с небольшим лет. По мнению историков кораблестроения, сам Петр был незаурядным кораблестроителем, предложившим много новых технических решений, начиная с проектирования и заканчивая использованием морских судов. Любопытно, что, стремясь добиться непрерывной работы верфей в течение года, Петр предложил спускать корабли даже зимой – в специально подготовленную для этого прорубь. С годами рос опыт царя-кораблестроителя. Начав с проектирования и строительства яхт и шняв, Петр закончил проектом и закладкой 100-пушечного корабля. Образцовым стал спроектированный им 64-пушечный корабль «Ингерманланд», построенный Р. Козинцем в 1715 году. Одновременно со строительством кораблей в Петербурге и Кронштадте создавались мощные военно-морские базы, дополненные базой в Эстляндии (Рогервик; ныне Палтийски). В Кронштадте строилась уникальная система каналов и шлюзов, которая позволяла беспрепятственно ремонтировать, вооружать и даже хранить в межсезонье на берегу огромные корабли.
Петр не ограничивался строительством кораблей. Они также покупались за границей и перегонялись в Петербург. Так, за 1711—1714 годы было куплено и переведено в Россию 16 линейных кораблей. Петровское время стало расцветом галерного флота, известного с античных времен. Петр правильно оценил его значение для борьбы с противником в мелководных шхерах Финского и Ботнического заливов. Здесь особенно пригодился опыт венецианских кораблестроителей, накопленный в течение столетий морских войн в Адриатике и на Эгейском море.
Ко времени Гангутского сражения 1714 года Петр в основном выполнил задачу по созданию морского щита Петербурга – флот насчитывал 22 корабля, 5 фрегатов и множество мелких судов. Назвать этот флот совершенным, конечно, нельзя: корабли были весьма разнотипны, строились из сырого леса (и потому оказывались недолговечными), плохо маневрировали, экипажи были слабо подготовлены. Не случайно во время Гангутской операции вся тяжесть военных действий на море легла на галерный флот, избегавший, благодаря своей подвижности и мелкой осадке, встреч с крупными соединениями шведского линейного флота.
Опыт кораблестроения, перспективы военных действий на просторах Балтики непосредственно у берегов Швеции – следствие вытеснения шведов из Финского залива, – как и общие военно-морские амбиции Петра привели к принятию приблизительно в 1714—1715 годах целостной программы увеличения и качественного обновления флота. И эта программа была не только выполнена, но и перевыполнена к концу царствования Петра: число кораблей с 1715 по 1724 год увеличилось с 27 до 34, а фрегатов – с 7 до 15. Мощь орудийного залпа флота возросла при этом почти вдвое: всего на борту кораблей вместо прежних 1250 орудий стало 2226. Усиление огневой мощи было связано с появлением на вооружении нового поколения крупных кораблей, среди которых выделялись 96-пушечный «Фридрихштадт», 90-пушечные «Лесное» и «Гангут», а также три корабля, имевшие по 88 пушек. Для сравнения отмечу, что среднее количество орудий на кораблях русского флота в 1715 году не превышало 54. То, что флот России превосходил шведский, стало очевидно уже во второй половине Северной войны. Но, забегая вперед, скажем, что после того, как наметился перелом в пользу России, Петр не собирался сворачивать военно-морское строительство. Ему, как опытному флотоводцу, было ясно, что русскому флоту далеко до флота «владычицы морей» Великобритании, союзника Швеции: трижды (в 1719—1721 годах) эскадра адмирала Норриса запирала русский флот в гавани. Не исключено, что ответом на это стала закладка Петром в 1723 году 100-пушечного корабля, получившего впоследствии название «Петр I и II». По-видимому, этот гигантский по тем временам корабль (историки кораблестроения характеризуют его как первый в мире корабль такого типа) должен был начать собой новое поколение кораблей, которым явно была тесна Балтика.
Адмиралтейство. С гравюры 1716 г.
Индустриализация по-петровски
Как и в Воронеже, опыт которого был, конечно, учтен, строительство флота на Балтике велось форсированными темпами. Начало ему было положено в 1702 году основанием верфи на реке Сясь. В 1703 году на Свири возникла знаменитая Олонецкая верфь, одна из самых крупных, с которой успешно соперничала лишь основанная чуть позже Петербургская верфь. Всего в петровский период было построено не менее 1104 кораблей и иных судов, причем львиная доля – на Петербургской и Олонецкой верфях – 386 судов, из которых 45 линейных кораблей. Эти цифры отражают колоссальные успехи кораблестроения за 20 с небольшим лет. По мнению историков кораблестроения, сам Петр был незаурядным кораблестроителем, предложившим много новых технических решений, начиная с проектирования и заканчивая использованием морских судов. Любопытно, что, стремясь добиться непрерывной работы верфей в течение года, Петр предложил спускать корабли даже зимой – в специально подготовленную для этого прорубь. С годами рос опыт царя-кораблестроителя. Начав с проектирования и строительства яхт и шняв, Петр закончил проектом и закладкой 100-пушечного корабля. Образцовым стал спроектированный им 64-пушечный корабль «Ингерманланд», построенный Р. Козинцем в 1715 году. Одновременно со строительством кораблей в Петербурге и Кронштадте создавались мощные военно-морские базы, дополненные базой в Эстляндии (Рогервик; ныне Палтийски). В Кронштадте строилась уникальная система каналов и шлюзов, которая позволяла беспрепятственно ремонтировать, вооружать и даже хранить в межсезонье на берегу огромные корабли.
Петр не ограничивался строительством кораблей. Они также покупались за границей и перегонялись в Петербург. Так, за 1711—1714 годы было куплено и переведено в Россию 16 линейных кораблей. Петровское время стало расцветом галерного флота, известного с античных времен. Петр правильно оценил его значение для борьбы с противником в мелководных шхерах Финского и Ботнического заливов. Здесь особенно пригодился опыт венецианских кораблестроителей, накопленный в течение столетий морских войн в Адриатике и на Эгейском море.
Ко времени Гангутского сражения 1714 года Петр в основном выполнил задачу по созданию морского щита Петербурга – флот насчитывал 22 корабля, 5 фрегатов и множество мелких судов. Назвать этот флот совершенным, конечно, нельзя: корабли были весьма разнотипны, строились из сырого леса (и потому оказывались недолговечными), плохо маневрировали, экипажи были слабо подготовлены. Не случайно во время Гангутской операции вся тяжесть военных действий на море легла на галерный флот, избегавший, благодаря своей подвижности и мелкой осадке, встреч с крупными соединениями шведского линейного флота.
Опыт кораблестроения, перспективы военных действий на просторах Балтики непосредственно у берегов Швеции – следствие вытеснения шведов из Финского залива, – как и общие военно-морские амбиции Петра привели к принятию приблизительно в 1714—1715 годах целостной программы увеличения и качественного обновления флота. И эта программа была не только выполнена, но и перевыполнена к концу царствования Петра: число кораблей с 1715 по 1724 год увеличилось с 27 до 34, а фрегатов – с 7 до 15. Мощь орудийного залпа флота возросла при этом почти вдвое: всего на борту кораблей вместо прежних 1250 орудий стало 2226. Усиление огневой мощи было связано с появлением на вооружении нового поколения крупных кораблей, среди которых выделялись 96-пушечный «Фридрихштадт», 90-пушечные «Лесное» и «Гангут», а также три корабля, имевшие по 88 пушек. Для сравнения отмечу, что среднее количество орудий на кораблях русского флота в 1715 году не превышало 54. То, что флот России превосходил шведский, стало очевидно уже во второй половине Северной войны. Но, забегая вперед, скажем, что после того, как наметился перелом в пользу России, Петр не собирался сворачивать военно-морское строительство. Ему, как опытному флотоводцу, было ясно, что русскому флоту далеко до флота «владычицы морей» Великобритании, союзника Швеции: трижды (в 1719—1721 годах) эскадра адмирала Норриса запирала русский флот в гавани. Не исключено, что ответом на это стала закладка Петром в 1723 году 100-пушечного корабля, получившего впоследствии название «Петр I и II». По-видимому, этот гигантский по тем временам корабль (историки кораблестроения характеризуют его как первый в мире корабль такого типа) должен был начать собой новое поколение кораблей, которым явно была тесна Балтика.
Адмиралтейство. С гравюры 1716 г.
Индустриализация по-петровски
Бесспорно, что успехи армии Петра на полях сражений были бы невозможны без серьезных преобразований в экономике тогдашней России: победное оружие Нотебурга, Полтавы, Гангута выковывалось в кузницах Урала, Тулы, Петровских заводов. Несомненно и то, что в годы царствования Петра в области экономики была осуществлена коренная реформа, имевшая далеко идущие последствия. Можно без преувеличения утверждать, что в первой четверти XVIII века в России произошел резкий экономический скачок, равный по значению и последствиям индустриализации советского периода. Промышленное строительство Петровской эпохи проходило в невиданных для того времени темпах: за 1695—1725 годы возникло не менее двухсот мануфактур разного профиля, то есть в десять раз больше, чем было их в конце XVII века, и это при еще более впечатляющем росте объема продукции.
Характернейшая особенность экономического бума в России начала XVIII века заключалась в определяющей роли самодержавного государства в экономике, его активном и глубоком проникновении во все сферы хозяйственной жизни. Такая роль была обусловлена многими факторами.
Господствовавшая тогда в Европе экономическая концепция меркантилизма исходила из того, что основой богатства государства и необходимым условием его существования является накопление денег за счет активной торговли, вывоза товаров на чужие рынки и воспрепятствования ввозу товаров на свой. Уже одно это само по себе предполагало вмешательство государства в сферу экономики. Поощрение одних – «полезных», «нужных» видов производства, промыслов и товаров неизбежно влекло за собой сокращение, ограничение или даже запрещение других – «неполезных» и «ненужных» с точки зрения государства. Концепция меркантилизма предусматривала управление экономикой в соответствии с теми представлениями о богатстве страны и благосостоянии подданных, которые были у политиков, вдохновленных экономистами, сулившими обществу процветание. Такой подход подразумевал довольно четкое определение властями путей и средств достижения «общего блага». Среди этих средств были и поощрение, и принуждение, и регулирование экономической жизни подданных. Петр, мечтавший о могуществе своего государства, не был равнодушен к идеям меркантилизма и его составной части – протекционизма – поощрения промышленности, производящей товары в первую очередь для внешнего рынка. Идеи принуждения в экономической политике совпадали с общими идеями «насильственного прогресса», которые практиковал в ходе своих реформ Петр.
Но важнее другое: в российских условиях не только и не столько концепция меркантилизма обусловила выбор направления экономической политики, характерной для начала XVIII века. Сильнейшим стимулятором активного, невиданного прежде вмешательства государства в экономическую сферу стало неудачное начало Северной войны, не принесшее ни трофеев, ни новых, богатых, экономически развитых территорий. Под Нарвой была потеряна вся артиллерия, стало ясно, что нужно чуть ли не заново создавать боеспособную армию. Многочисленные мануфактуры, преимущественно оборонного значения, стали строить не руководствуясь абстрактными представлениями о необходимости поощрения промышленности или расчетом получить доходы, а оказавшись перед лицом жестко детерминированной необходимости обеспечить армию и флот оружием, боеприпасами, обмундированием. Тонкий ручеек поставок через Архангелогородский порт не мог удовлетворить растущие потребности страны в разнообразных товарах. К тому же, начав войну со Швецией, Россия лишилась основного источника поставок скандинавского высокосортного железа, шедшего на изготовление оружия, и вообще оказалась фактически в экономической изоляции.
Именно возникшая после «нарвской конфузии» 1700 года экстремальная ситуация предопределила характер, темпы и специфику промышленного бума, развернувшегося лихорадочного строительства. Исходя из четко осознанных интересов обороны, государство Петра выступило инициатором необходимой в тех условиях индустриализации. Обладая огромными финансовыми и материальными ресурсами, правом неограниченного пользования землей, ее недрами и водой, государство взяло на себя регулирование всего, что связано с производством, начиная от размещения предприятий и заканчивая номенклатурой необходимой продукции. То же происходило и с торговлей. В системе созданной при Петре государственной промышленности и торговли возникли и последовательно отрабатывались принципы и приемы административного управления экономикой, чего ранее в таких грандиозных масштабах российская история не знала. Конечно, уже в XVII веке существовали государственные монополии, и приказы занимали важнейшее место в развитии промыслов, торговли и промышленности, но для допетровской России такие глобальные масштабы и глубина проникновения государства в сферу экономики ни в коей мере не характерны.
В годы Северной войны государственное предпринимательство развивалось в двух направлениях: во-первых, активизировалось производство в старых промышленных районах за счет расширения существовавших и строительства новых предприятий, и, во-вторых, создавались новые районы промышленного производства.
Важно отметить, что строились прежде всего предприятия мануфактурного типа – наиболее передовые в то время. Применение разнообразных инструментов и орудий, разделение труда, довольно развитая специализация профессий обеспечивали достаточно высокую по тем временам производительность труда на мануфактурах по сравнению с ремесленными мастерскими. Строго говоря, мануфактурное производство появилось задолго до петровской индустриализации и уже в XVII веке поставляло различные товары на внутренний рынок. Однако подлинный перелом в промышленности страны наступил только с началом петровских преобразований.
Оба пути развития государственного предпринимательства – активизация старых промышленных районов и создание новых – особенно отчетливо прослеживаются на примере металлургии – основы военного могущества. Казна вложила огромные средства в расширение производства железа, пушек, оружия в районах традиционного производства – в Карелии, в Воронежско-Тамбовском крае, в Центре. Здесь в сжатые сроки строились новые заводы, расширялись старые, нередко отобранные у тех предпринимателей, которые были не в состоянии оперативно справиться с огромными заказами казны.
Отчетливо видно, что если Липецкие металлургические заводы были «привязаны» к строительству флота в Воронеже, то потребности военно-морского строительства в Петербурге и Приладожье удовлетворялись за счет Олонецких заводов, работавших хотя и на плохой руде, но зато находившихся вблизи театра военных действий.
Особую роль сыграл Урал, где в крайне сжатые сроки был построен целый металлургический комплекс. Нельзя представлять себе Урал допетровского времени как страну дикую, безлюдную и неосвоенную. К концу XVII века там было немало мелких промыслов и кузниц, были известны и многие крупнейшие месторождения, предпринимались и попытки, правда, неудачные, строительства мануфактур. Иначе пошло дело, когда, подчиняясь воле Петра, за промышленное развитие Урала взялось государство. Уже летом 1696 года Сибирский приказ предписал воеводе Верхотурья заняться поиском железной руды. Инициативным исполнителем воли Петра стал начальник-судья Сибирского приказа А. А. Виниус, который сам участвовал в обследовании богатств Урала. Наиболее подходящим было признано богатейшее месторождение железной руды на берегу Тагила – так называемая Магнитная гора, а «среди горы пуповина чистого магнита». Вернувшись из-за границы в августе 1698 года, Петр почти сразу же распорядился приступить к строительству там металлургического завода. «А для того заводу указал великий государь взять добрых и нужных мастеров, доменного с подмастерьем, в молотовую два или три человека, да мехового доброго мастера, да которой бы был искусен лить пушки и гранаты большие и малые, а иного чтоб сталь и уклад делал, одного человека угольника. А тех мастеров взять з железных тульских, каширских, Ярославца Малого, с Ыгоцких, с Павловских заводов, и тех мастеров по зимнему пути сего 207 (1698. – Е. А.) году послать на Верхотурье, и там угодные места велел осмотреть. А приставить к тому делу с Верхотурья добраго сына боярского и грамотного, которого бы с такое дело стало».
В этом указе отчетливо прослеживаются методы создания новых мануфактур при Петре, когда активно использовался опыт действовавших предприятий, а лучшие мастера переселялись под ведение местной администрации на новое место. Кроме того, петровские резиденты в Западной Европе активно приглашали иностранных горных специалистов и металлургов, охотно ехавших в Россию из Германии, Англии и других стран.
Основание завода на Урале было делом трудным, и первый чугун пошел из первой домны Невьянского завода лишь 15 декабря 1701 года. Это было выдающееся событие: рождение знаменитой уральской промышленности, без которой трудно представить себе экономику России. 8 января 1702 года из этого чугуна было изготовлено первое железо, не имевшее себе равных по своим физическим свойствам ни в России, ни за границей.
Чуть раньше был основан Каменский, в 1702 году – Уктусский, а в 1704 году – Алпатьевский заводы. С 1702 по 1707 год, наряду с действовавшими, были построены новые металлургические заводы в Олонецком крае, в Устюжне, на Белоозере, а также в Воронежском крае (Липецкие заводы). Не менее одиннадцати заводов, основанных казной, буквально за пять лет резко изменили обстановку в тяжелой промышленности, обеспечив страну железом. Мощная металлургическая база позволила расширить и металлообрабатывающее производство, точнее – оружейную промышленность. В Туле, славившейся своими оружейниками, в 1712 году был основан большой оружейный завод, а в 1721 году появился такой же – Сестрорецкий.
Петр энергично взялся и за создание мануфактур в легкой промышленности. В 1696—1697 годах переводчик Посольского приказа А. Кревет основал в Преображенском, на берегу Яузы (с использованием силы ее воды), казенный Хамовный двор – мануфактуру по производству парусины, потребность в которой с началом строительства флота была огромной. Как всегда, Петр спешил. 2 мая 1697 года он послал Кревету из Либавы коротенькую и выразительную записку: «Рак! не забывай мельницы, да ткачей, а мы поедем отсель сегодни в Кюнинсберг морем». Кревету было поручено построить лесопильную мельницу и нанять на Хамовный двор ткачей из-за границы. Нанимались и русские ткачи из московской Кадашевской слободы, где ткацкий промысел имел давнюю традицию. К началу XVIII века Хамовный двор уже работал на полную мощность, поставляя Адмиралтейству парусину. К 1719 году Хамовный двор представлял собой огромное предприятие, на котором работало свыше 1200 специалистов и рабочих.
В начале XVIII века в Москве был построен Канатный двор – мануфактура по изготовлению корабельных снастей, а также Кожевенный и Портупейный дворы, обеспечивающие армию амуницией и седлами. Тогда же казной было освоено и производство шляп для армии. Для этого построили в Москве Шляпный двор, который действовал до 1710 года, когда шляпы были исключены из обмундирования русской армии и заменены треуголками. В начале века лихорадочно возводились, преимущественно в Москве и Петербурге, и другие казенные мануфактуры: бумажная, пуговичная, чулочная, суконная, полотняная. Особое место среди них занимал Суконный двор в Москве – первое крупное текстильное производство «для дела немецких сукон», шедших в подавляющем большинстве на нужды армии, которой требовались десятки тысяч камзолов, кафтанов и епанчей. Текстильные мануфактуры в Москве, Казани, Липецке работали как на импортной, так и на отечественной шерсти, для чего с 1710-х годов были организованы в южных уездах овчарные заводы. Наиболее значительная полотняная мануфактура – Екатерингофская – действовала в Петербурге. Казна была инициатором и других производств – стекольных, зеркальных, силикатных, кожевенных, шпалерных и т. д.
В организации промышленности, особенно в первые годы XVIII века, государство с максимальной полнотой использовало все свои преимущества. Централизованное управление позволяло оперативно и рационально определить район размещения, масштабы производства, способы обеспечения его всем необходимым. Местным властям предписывалось всемерно содействовать строительству предприятий в кратчайший срок. Строительство заводов (особенно металлургических) требовало огромных средств, которыми не располагал ни один частный предприниматель или ростовщик. Эти средства легко нашлись в казне, еще не истощенной войной и сумевшей постепенно усилить давление налогового пресса на податное население.
В образовании и деятельности первых крупных государственных мануфактур, какого бы профиля они ни были, прослеживаются сходные черты. Предприятия основывались с оптимальным приближением к источникам сырья, на их строительстве использовали дешевый труд местного населения, из него же набирали низкооплачиваемых неквалифицированных рабочих. Для организации производства привлекали опытных специалистов – как русских, так и иностранцев. Сходство было и в обеспечении мануфактур техникой, сырьем, часть которого закупалась за границей, и в сбыте готовой продукции, которая в значительной степени шла на нужды казны, для чего, собственно, и создавалась мануфактурная промышленность при подготовке и в начале Северной войны.
Создание собственной промышленности государство сочетало с организацией собственной торговли – главным образом для получения прибыли с ходовых товаров внутри страны и вывоза за рубеж таких товаров, которые бы дали государству деньги на покупку кораблей, оружия, сырья для промышленности. Государство захватывало торговлю самым примитивным, но очень эффективным способом – введением монополии на заготовку и сбыт определенных товаров как внутри страны, так и вне ее. Одной из первых была введена монополия на соль. Указом от 1 января 1705 года провозглашалось: «На Москве и в городах, у всяких чинов людей, соль описав, продавать из казны, а у продажи быть выборным головам и целовальникам добрым, за выборами, а над ними смотреть бурмистрам, а впредь соль ставить в казну подрядом, кто похочет. А почему по подряду по истинной цене на месте станет, продавать вдвое…» Установление монополии на этот один из важнейших продуктов, как видим из указа, означало для потребителей увеличение его цены вдвое, то есть государство хотело не просто прибрать к рукам прибыльную отрасль, но и получить добавочную стопроцентную прибыль. По данным Н. И. Павленко, введение государственной монополии на табак в том же 1705 году привело к росту прибыли государства на 800%. Особое значение приобрела монополия на продажу товаров за границу. Введение «заповедных» товаров практиковалось и в XVII веке, но при Петре оно охватило практически все виды товаров, которые русские купцы продавали иностранцам в Архангельске или сами везли за границу через другие порты и пограничные города. Среди товаров, взятых в казенную торговлю, были: юфть, пенька, лен, льняное семя, хлеб, щетина, смола, поташ, смольчуг, икра и рыбий клей, мачтовое дерево, лосины, ревень, сера-живица, сало, воск, парусное полотно, железо. Монопольную политику петровского правительства не следует упрощать. Наряду с товарами, остававшимися издревле в монополии государства, и товарами, при Петре попавшими на длительное время в число «заповедных», было немало таких, монополия на которые объявлялась ненадолго, а затем отменялась. Ряд товаров казна продавала, не запрещая это делать и купцам, но оставаясь при этом особо привилегированным «купцом» с правом первоочередности скупки сырья и реализации товаров на рынке. Сырье часто поступало в виде натуральных налогов с крестьян (пенька, лен и др.), готовая продукция поставлялась частными предпринимателями в казну по установленным государством ценам (сейчас бы это назвали госзаказом). Иногда купцам запрещалось делать закупки до полного удовлетворения запросов казны, иногда «заповедными» – то есть закрытыми для купцов – объявлялись некоторые районы, производящие сырье.
Участие казны в торговле, приобретшее при Петре огромный размах, неизбежно вело к ограничению, регламентации торговой деятельности русских купцов, имело следствием расстройство, дезорганизацию товарооборота, удушение свободного, основанного на рыночной конъюнктуре предпринимательства. Само собой разумеется, что государственные чиновники сами не торговали – торговля отдавалась на откуп одному или нескольким купцам; продажа товаров, таким образом, монополизировалась конкретным откупщиком, выплачивавшим в казну (сразу или по частям) сумму денег, которую он, конечно, стремился с лихвой вернуть себе за счет потребителя или поставщика сырья, тем самым ущемляя своих возможных при свободном рынке конкурентов.
Основные товары, шедшие на экспорт, попадали в руки иностранцев, имевших обширные деловые связи на Западе. В переписке Петра и Сената часто встречаются имена иностранных монополистов по продаже русских товаров на европейских рынках и закупке нужных России товаров. При всем своем патриотизме Петр был вынужден идти на это, – отсутствие русского торгового мореплавания, налаженных связей на европейском рынке, опыта торговли, острая потребность в деньгах вынуждали прибегать к западным посредникам, не остававшимся, конечно, внакладе. Петровская эпоха была вообще тяжелейшим временем для русского купечества не только из-за негативных последствий введения монополий на ряд товаров, торговля которыми столетия давала возможность многим торговым домам, фамилиям купцов обогащаться. В годы Северной войны возросло количество различных служб купечества, отрывавших его от торговли и принуждавших выполнять (под свою материальную ответственность) обязанности в городском управлении, «у приема казенных денег», «у винной и соляной продажи», в таможнях. Введение новых налогов автоматически означало, что у купечества появлялась новая служебная обязанность – «состоять при сборах» этого налога. К этому нужно добавить, что налоги – прямые и косвенные – возрастали в ходе Северной войны не только в деревне, но и в городе. Горожане – купцы и ремесленники – поставляли подводы, лошадей, провиант, в их домах годами жили на постое солдаты и офицеры. К тому же все выплаты и повинности раскладывались в посадах «по животам», то есть в соответствии с благосостоянием каждого жителя. Это означало, что основная тяжесть платежей падала на плечи наиболее состоятельных купцов, что, конечно, мало способствовало росту купеческих капиталов.
Государственные монополии, налоги и повинности – это были силовые средства, примененные петровским государством для получения максимально крупных сумм денег для решения своих задач. Такую же цель преследовали и другие действия Петра в области торгового предпринимательства, которые следует рассматривать как крайне негативные и разрушительные для торговли и купечества. Чего только стоит насильственное сколачивание компаний, установление твердых закупочных (как правило, заниженных) цен на товары, поставляемые купцами и промышленниками в казну. Эти товары могли затем реализовываться государством на внутреннем или внешнем рынке по так же волюнтаристски установленным завышенным ценам.
Характернейшая особенность экономического бума в России начала XVIII века заключалась в определяющей роли самодержавного государства в экономике, его активном и глубоком проникновении во все сферы хозяйственной жизни. Такая роль была обусловлена многими факторами.
Господствовавшая тогда в Европе экономическая концепция меркантилизма исходила из того, что основой богатства государства и необходимым условием его существования является накопление денег за счет активной торговли, вывоза товаров на чужие рынки и воспрепятствования ввозу товаров на свой. Уже одно это само по себе предполагало вмешательство государства в сферу экономики. Поощрение одних – «полезных», «нужных» видов производства, промыслов и товаров неизбежно влекло за собой сокращение, ограничение или даже запрещение других – «неполезных» и «ненужных» с точки зрения государства. Концепция меркантилизма предусматривала управление экономикой в соответствии с теми представлениями о богатстве страны и благосостоянии подданных, которые были у политиков, вдохновленных экономистами, сулившими обществу процветание. Такой подход подразумевал довольно четкое определение властями путей и средств достижения «общего блага». Среди этих средств были и поощрение, и принуждение, и регулирование экономической жизни подданных. Петр, мечтавший о могуществе своего государства, не был равнодушен к идеям меркантилизма и его составной части – протекционизма – поощрения промышленности, производящей товары в первую очередь для внешнего рынка. Идеи принуждения в экономической политике совпадали с общими идеями «насильственного прогресса», которые практиковал в ходе своих реформ Петр.
Но важнее другое: в российских условиях не только и не столько концепция меркантилизма обусловила выбор направления экономической политики, характерной для начала XVIII века. Сильнейшим стимулятором активного, невиданного прежде вмешательства государства в экономическую сферу стало неудачное начало Северной войны, не принесшее ни трофеев, ни новых, богатых, экономически развитых территорий. Под Нарвой была потеряна вся артиллерия, стало ясно, что нужно чуть ли не заново создавать боеспособную армию. Многочисленные мануфактуры, преимущественно оборонного значения, стали строить не руководствуясь абстрактными представлениями о необходимости поощрения промышленности или расчетом получить доходы, а оказавшись перед лицом жестко детерминированной необходимости обеспечить армию и флот оружием, боеприпасами, обмундированием. Тонкий ручеек поставок через Архангелогородский порт не мог удовлетворить растущие потребности страны в разнообразных товарах. К тому же, начав войну со Швецией, Россия лишилась основного источника поставок скандинавского высокосортного железа, шедшего на изготовление оружия, и вообще оказалась фактически в экономической изоляции.
Именно возникшая после «нарвской конфузии» 1700 года экстремальная ситуация предопределила характер, темпы и специфику промышленного бума, развернувшегося лихорадочного строительства. Исходя из четко осознанных интересов обороны, государство Петра выступило инициатором необходимой в тех условиях индустриализации. Обладая огромными финансовыми и материальными ресурсами, правом неограниченного пользования землей, ее недрами и водой, государство взяло на себя регулирование всего, что связано с производством, начиная от размещения предприятий и заканчивая номенклатурой необходимой продукции. То же происходило и с торговлей. В системе созданной при Петре государственной промышленности и торговли возникли и последовательно отрабатывались принципы и приемы административного управления экономикой, чего ранее в таких грандиозных масштабах российская история не знала. Конечно, уже в XVII веке существовали государственные монополии, и приказы занимали важнейшее место в развитии промыслов, торговли и промышленности, но для допетровской России такие глобальные масштабы и глубина проникновения государства в сферу экономики ни в коей мере не характерны.
В годы Северной войны государственное предпринимательство развивалось в двух направлениях: во-первых, активизировалось производство в старых промышленных районах за счет расширения существовавших и строительства новых предприятий, и, во-вторых, создавались новые районы промышленного производства.
Важно отметить, что строились прежде всего предприятия мануфактурного типа – наиболее передовые в то время. Применение разнообразных инструментов и орудий, разделение труда, довольно развитая специализация профессий обеспечивали достаточно высокую по тем временам производительность труда на мануфактурах по сравнению с ремесленными мастерскими. Строго говоря, мануфактурное производство появилось задолго до петровской индустриализации и уже в XVII веке поставляло различные товары на внутренний рынок. Однако подлинный перелом в промышленности страны наступил только с началом петровских преобразований.
Оба пути развития государственного предпринимательства – активизация старых промышленных районов и создание новых – особенно отчетливо прослеживаются на примере металлургии – основы военного могущества. Казна вложила огромные средства в расширение производства железа, пушек, оружия в районах традиционного производства – в Карелии, в Воронежско-Тамбовском крае, в Центре. Здесь в сжатые сроки строились новые заводы, расширялись старые, нередко отобранные у тех предпринимателей, которые были не в состоянии оперативно справиться с огромными заказами казны.
Отчетливо видно, что если Липецкие металлургические заводы были «привязаны» к строительству флота в Воронеже, то потребности военно-морского строительства в Петербурге и Приладожье удовлетворялись за счет Олонецких заводов, работавших хотя и на плохой руде, но зато находившихся вблизи театра военных действий.
Особую роль сыграл Урал, где в крайне сжатые сроки был построен целый металлургический комплекс. Нельзя представлять себе Урал допетровского времени как страну дикую, безлюдную и неосвоенную. К концу XVII века там было немало мелких промыслов и кузниц, были известны и многие крупнейшие месторождения, предпринимались и попытки, правда, неудачные, строительства мануфактур. Иначе пошло дело, когда, подчиняясь воле Петра, за промышленное развитие Урала взялось государство. Уже летом 1696 года Сибирский приказ предписал воеводе Верхотурья заняться поиском железной руды. Инициативным исполнителем воли Петра стал начальник-судья Сибирского приказа А. А. Виниус, который сам участвовал в обследовании богатств Урала. Наиболее подходящим было признано богатейшее месторождение железной руды на берегу Тагила – так называемая Магнитная гора, а «среди горы пуповина чистого магнита». Вернувшись из-за границы в августе 1698 года, Петр почти сразу же распорядился приступить к строительству там металлургического завода. «А для того заводу указал великий государь взять добрых и нужных мастеров, доменного с подмастерьем, в молотовую два или три человека, да мехового доброго мастера, да которой бы был искусен лить пушки и гранаты большие и малые, а иного чтоб сталь и уклад делал, одного человека угольника. А тех мастеров взять з железных тульских, каширских, Ярославца Малого, с Ыгоцких, с Павловских заводов, и тех мастеров по зимнему пути сего 207 (1698. – Е. А.) году послать на Верхотурье, и там угодные места велел осмотреть. А приставить к тому делу с Верхотурья добраго сына боярского и грамотного, которого бы с такое дело стало».
В этом указе отчетливо прослеживаются методы создания новых мануфактур при Петре, когда активно использовался опыт действовавших предприятий, а лучшие мастера переселялись под ведение местной администрации на новое место. Кроме того, петровские резиденты в Западной Европе активно приглашали иностранных горных специалистов и металлургов, охотно ехавших в Россию из Германии, Англии и других стран.
Основание завода на Урале было делом трудным, и первый чугун пошел из первой домны Невьянского завода лишь 15 декабря 1701 года. Это было выдающееся событие: рождение знаменитой уральской промышленности, без которой трудно представить себе экономику России. 8 января 1702 года из этого чугуна было изготовлено первое железо, не имевшее себе равных по своим физическим свойствам ни в России, ни за границей.
Чуть раньше был основан Каменский, в 1702 году – Уктусский, а в 1704 году – Алпатьевский заводы. С 1702 по 1707 год, наряду с действовавшими, были построены новые металлургические заводы в Олонецком крае, в Устюжне, на Белоозере, а также в Воронежском крае (Липецкие заводы). Не менее одиннадцати заводов, основанных казной, буквально за пять лет резко изменили обстановку в тяжелой промышленности, обеспечив страну железом. Мощная металлургическая база позволила расширить и металлообрабатывающее производство, точнее – оружейную промышленность. В Туле, славившейся своими оружейниками, в 1712 году был основан большой оружейный завод, а в 1721 году появился такой же – Сестрорецкий.
Петр энергично взялся и за создание мануфактур в легкой промышленности. В 1696—1697 годах переводчик Посольского приказа А. Кревет основал в Преображенском, на берегу Яузы (с использованием силы ее воды), казенный Хамовный двор – мануфактуру по производству парусины, потребность в которой с началом строительства флота была огромной. Как всегда, Петр спешил. 2 мая 1697 года он послал Кревету из Либавы коротенькую и выразительную записку: «Рак! не забывай мельницы, да ткачей, а мы поедем отсель сегодни в Кюнинсберг морем». Кревету было поручено построить лесопильную мельницу и нанять на Хамовный двор ткачей из-за границы. Нанимались и русские ткачи из московской Кадашевской слободы, где ткацкий промысел имел давнюю традицию. К началу XVIII века Хамовный двор уже работал на полную мощность, поставляя Адмиралтейству парусину. К 1719 году Хамовный двор представлял собой огромное предприятие, на котором работало свыше 1200 специалистов и рабочих.
В начале XVIII века в Москве был построен Канатный двор – мануфактура по изготовлению корабельных снастей, а также Кожевенный и Портупейный дворы, обеспечивающие армию амуницией и седлами. Тогда же казной было освоено и производство шляп для армии. Для этого построили в Москве Шляпный двор, который действовал до 1710 года, когда шляпы были исключены из обмундирования русской армии и заменены треуголками. В начале века лихорадочно возводились, преимущественно в Москве и Петербурге, и другие казенные мануфактуры: бумажная, пуговичная, чулочная, суконная, полотняная. Особое место среди них занимал Суконный двор в Москве – первое крупное текстильное производство «для дела немецких сукон», шедших в подавляющем большинстве на нужды армии, которой требовались десятки тысяч камзолов, кафтанов и епанчей. Текстильные мануфактуры в Москве, Казани, Липецке работали как на импортной, так и на отечественной шерсти, для чего с 1710-х годов были организованы в южных уездах овчарные заводы. Наиболее значительная полотняная мануфактура – Екатерингофская – действовала в Петербурге. Казна была инициатором и других производств – стекольных, зеркальных, силикатных, кожевенных, шпалерных и т. д.
В организации промышленности, особенно в первые годы XVIII века, государство с максимальной полнотой использовало все свои преимущества. Централизованное управление позволяло оперативно и рационально определить район размещения, масштабы производства, способы обеспечения его всем необходимым. Местным властям предписывалось всемерно содействовать строительству предприятий в кратчайший срок. Строительство заводов (особенно металлургических) требовало огромных средств, которыми не располагал ни один частный предприниматель или ростовщик. Эти средства легко нашлись в казне, еще не истощенной войной и сумевшей постепенно усилить давление налогового пресса на податное население.
В образовании и деятельности первых крупных государственных мануфактур, какого бы профиля они ни были, прослеживаются сходные черты. Предприятия основывались с оптимальным приближением к источникам сырья, на их строительстве использовали дешевый труд местного населения, из него же набирали низкооплачиваемых неквалифицированных рабочих. Для организации производства привлекали опытных специалистов – как русских, так и иностранцев. Сходство было и в обеспечении мануфактур техникой, сырьем, часть которого закупалась за границей, и в сбыте готовой продукции, которая в значительной степени шла на нужды казны, для чего, собственно, и создавалась мануфактурная промышленность при подготовке и в начале Северной войны.
Создание собственной промышленности государство сочетало с организацией собственной торговли – главным образом для получения прибыли с ходовых товаров внутри страны и вывоза за рубеж таких товаров, которые бы дали государству деньги на покупку кораблей, оружия, сырья для промышленности. Государство захватывало торговлю самым примитивным, но очень эффективным способом – введением монополии на заготовку и сбыт определенных товаров как внутри страны, так и вне ее. Одной из первых была введена монополия на соль. Указом от 1 января 1705 года провозглашалось: «На Москве и в городах, у всяких чинов людей, соль описав, продавать из казны, а у продажи быть выборным головам и целовальникам добрым, за выборами, а над ними смотреть бурмистрам, а впредь соль ставить в казну подрядом, кто похочет. А почему по подряду по истинной цене на месте станет, продавать вдвое…» Установление монополии на этот один из важнейших продуктов, как видим из указа, означало для потребителей увеличение его цены вдвое, то есть государство хотело не просто прибрать к рукам прибыльную отрасль, но и получить добавочную стопроцентную прибыль. По данным Н. И. Павленко, введение государственной монополии на табак в том же 1705 году привело к росту прибыли государства на 800%. Особое значение приобрела монополия на продажу товаров за границу. Введение «заповедных» товаров практиковалось и в XVII веке, но при Петре оно охватило практически все виды товаров, которые русские купцы продавали иностранцам в Архангельске или сами везли за границу через другие порты и пограничные города. Среди товаров, взятых в казенную торговлю, были: юфть, пенька, лен, льняное семя, хлеб, щетина, смола, поташ, смольчуг, икра и рыбий клей, мачтовое дерево, лосины, ревень, сера-живица, сало, воск, парусное полотно, железо. Монопольную политику петровского правительства не следует упрощать. Наряду с товарами, остававшимися издревле в монополии государства, и товарами, при Петре попавшими на длительное время в число «заповедных», было немало таких, монополия на которые объявлялась ненадолго, а затем отменялась. Ряд товаров казна продавала, не запрещая это делать и купцам, но оставаясь при этом особо привилегированным «купцом» с правом первоочередности скупки сырья и реализации товаров на рынке. Сырье часто поступало в виде натуральных налогов с крестьян (пенька, лен и др.), готовая продукция поставлялась частными предпринимателями в казну по установленным государством ценам (сейчас бы это назвали госзаказом). Иногда купцам запрещалось делать закупки до полного удовлетворения запросов казны, иногда «заповедными» – то есть закрытыми для купцов – объявлялись некоторые районы, производящие сырье.
Участие казны в торговле, приобретшее при Петре огромный размах, неизбежно вело к ограничению, регламентации торговой деятельности русских купцов, имело следствием расстройство, дезорганизацию товарооборота, удушение свободного, основанного на рыночной конъюнктуре предпринимательства. Само собой разумеется, что государственные чиновники сами не торговали – торговля отдавалась на откуп одному или нескольким купцам; продажа товаров, таким образом, монополизировалась конкретным откупщиком, выплачивавшим в казну (сразу или по частям) сумму денег, которую он, конечно, стремился с лихвой вернуть себе за счет потребителя или поставщика сырья, тем самым ущемляя своих возможных при свободном рынке конкурентов.
Основные товары, шедшие на экспорт, попадали в руки иностранцев, имевших обширные деловые связи на Западе. В переписке Петра и Сената часто встречаются имена иностранных монополистов по продаже русских товаров на европейских рынках и закупке нужных России товаров. При всем своем патриотизме Петр был вынужден идти на это, – отсутствие русского торгового мореплавания, налаженных связей на европейском рынке, опыта торговли, острая потребность в деньгах вынуждали прибегать к западным посредникам, не остававшимся, конечно, внакладе. Петровская эпоха была вообще тяжелейшим временем для русского купечества не только из-за негативных последствий введения монополий на ряд товаров, торговля которыми столетия давала возможность многим торговым домам, фамилиям купцов обогащаться. В годы Северной войны возросло количество различных служб купечества, отрывавших его от торговли и принуждавших выполнять (под свою материальную ответственность) обязанности в городском управлении, «у приема казенных денег», «у винной и соляной продажи», в таможнях. Введение новых налогов автоматически означало, что у купечества появлялась новая служебная обязанность – «состоять при сборах» этого налога. К этому нужно добавить, что налоги – прямые и косвенные – возрастали в ходе Северной войны не только в деревне, но и в городе. Горожане – купцы и ремесленники – поставляли подводы, лошадей, провиант, в их домах годами жили на постое солдаты и офицеры. К тому же все выплаты и повинности раскладывались в посадах «по животам», то есть в соответствии с благосостоянием каждого жителя. Это означало, что основная тяжесть платежей падала на плечи наиболее состоятельных купцов, что, конечно, мало способствовало росту купеческих капиталов.
Государственные монополии, налоги и повинности – это были силовые средства, примененные петровским государством для получения максимально крупных сумм денег для решения своих задач. Такую же цель преследовали и другие действия Петра в области торгового предпринимательства, которые следует рассматривать как крайне негативные и разрушительные для торговли и купечества. Чего только стоит насильственное сколачивание компаний, установление твердых закупочных (как правило, заниженных) цен на товары, поставляемые купцами и промышленниками в казну. Эти товары могли затем реализовываться государством на внутреннем или внешнем рынке по так же волюнтаристски установленным завышенным ценам.