Страница:
Не желай…
Исход 20:17
День 6. Поскольку вчера я занимался туманными материями, сегодня жажду обратиться к главному: старым добрым Десяти заповедям.
Прихожу к выводу, что стоит сосредоточиться на заповеди «Не желай», потому что именно ее я нарушаю каждый день. Она последняя из десяти и единственная регулирует состояние ума, а не поведение.
Кроме того, возможно, она самая трудная, особенно в современном Нью-Йорке. Этот город существует благодаря желаниям.
Сейчас два часа дня, и вот список того, что я возжелал с момента пробуждения:
• плата за выступление, которую получает Джонатан Фоер[22] (кто-то сказал мне, что его лекция стоит пятнадцать тысяч долларов);
• коммуникатор Treo 700;
• спокойствие духа, как у человека из магазина Библий, который сказал, что не ведает страха, ибо с ним Бог;
• просторный двор перед загородным домом нашей подруги Элизабет;
• известность Джорджа Клуни: он может говорить что угодно, как бы идиотски это ни звучало;
• блестящий сценарий для фильма 1999 года «Офисное пространство»[23] (иногда у меня появляется странная фантазия, что можно вернуться в 1997 год с видеозаписью, расшифровать диалоги и опередить сценариста Майка Джаджа).
Кроме того, став отцом, я открыл для себя совершенно новую область желаний. Я желаю не для себя, а для сына. Не хочу, чтобы он отставал от других детей.
Например, возьмем словарный запас Джаспера. Люблю этого парня, но с беспокойством наблюдаю, что в плане речи он сильно отстает от графика. Обычно сын общается при помощи восьми разновидностей кряхтения, и у каждой из них – собственный смысл. А я чувствую себя этнографом, который должен различить двадцать три эскимосских слова, обозначающих снег. Кряхтение в среднем регистре – «да». Более низкое – «нет». Короткий звук, достойный шимпанзе, призывает: «Немедленно подойди!» Джаспер отлично ходит и бросает мячик, но слова – эти штуки, которые я составляю в цепочки, чтобы заработать на жизнь, – не так ему интересны.
А вот его подруга Шейна, которая младше на три месяца, знает такие слова, как «вертолет» и «шифоньер». Еще чуть-чуть, и она начнет вести блог. Поэтому я желаю словарный запас Шейны для Джаспера.
Короче говоря, я трачу массу умственной энергии на нарушение этой заповеди. Не говоря уже о сокровенных желаниях – я определенно испытал что-то подобное к женщине в фиолетовых босоножках, которую увидел на улице. Или к женщине в джинсах с низкой талией. Или… я вернусь к этой теме позже, поскольку она заслуживает отдельной главы.
Полностью заповедь о нежелании звучит так: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего».
Вол и осел – не проблема в постаграрном Манхэттене. Но фраза «ничего, что у ближнего твоего» покрывает практически все. Никакой свободы маневра.
Но как избавиться от желаний? Еврейский корень «хамад», который используется в Библии, можно грубо перевести как «желать» или «хотеть». Существует два основных толкования этой заповеди.
Одни полагают, что желание как таковое не запрещено. Жаждать чего-то – не грех. Нельзя вожделеть имущество ближнего, и только. Как говорит один раввин, можно желать автомобиль Jaguar, но не принадлежащий вашему соседу. Другими словами, если желание может привести к вреду для ближнего, оно недопустимо.
Но другие говорят, что нельзя желать никакого Jaguar – ни соседского, ни стоящего в автосалоне. Умеренный интерес допускается. Однако желание означает, что вы слишком сильно жаждете получить Jaguar, а значит, вас отвлекают материальные блага и вы недостаточно благодарны Богу за то, что он вам дал. Несомненно, вы пали жертвой рекламы, злейшего врага Десятой заповеди.
Чтобы подстраховаться, я пытаюсь избежать желаний обоих видов.
Из-за Джули пришлось отказаться от одной из возможных стратегий – она не согласилась стать цензором и удалять из газет и журналов всю рекламу iPod, туров на Ямайку и тому подобного. Поэтому пришлось сократить потребление журналов до жалких крох.
Но желание материальных благ – не самая большая проблема. Настоящая моя слабость – зависть к другим. Бесконечное сравнение себя с другими. Успешнее ли я, чем бывший мужчина Джули, который придумал устройство для подсветки книжных страниц ночью? Фирма Levenger[24] разместила его гаджет на обложке каталога, о чем не устает напоминать моя теща.
Если это не бывший мужчина, то кто-нибудь еще. И желания такого рода никогда не утолить. Если благодаря безумной случайности или странному стечению обстоятельств мне будут платить за выступление как Дж. Фоеру, я сразу же начну вожделеть таксу Мадлен Олбрайт. Библия права. Зависть – бесполезное чувство, которое отнимает время и съедает заживо. Мне же стоит сосредоточиться на семье, а теперь и на Боге.
Конечно, избавиться от чувства не так легко. Сегодня популярна теория, что мы не можем контролировать свои страсти. Как сказал Вуди Аллен, когда открылась его связь с Сун-И Превин: «Сердце хочет того, чего хочет». Но я не могу сдаться просто так – мне нужен взгляд со стороны. И поэтому я обращаюсь к совету духовных наставников.
Один из рекомендованных методов – сказать себе, что желанная машина / работа / квартира / плата за выступление / ослица для вас невозможны. Средневековый раввин Авраам ибн Эзра использует вот такой пример (он говорит о сексуальном желании, но возможна и более широкая трактовка): когда вы видите красивую замужнюю женщину, считайте, что она сродни вашей матери. Она под запретом. Сама идея использовать ее в качестве сексуального партнера омерзительна и недопустима для всех, кроме извращенцев и/или тех, кто обчитался Фрейда. Еще можно смотреть на женщину, как крестьянин на принцессу. Она красива, но так далека от вас, что восхищение ею абстрактно и не имеет отношения к сладострастию.
Я пытаюсь посмотреть на плату за выступление Дж. Фоера с такой точки зрения. Она за пределами моего мира. Эта стратегия противоречит амбициям в духе «возможно все, если поставить себе цель», но, вполне вероятно, полезнее для душевного здоровья.
А еще есть такая тактика: если вы сознательно сосредоточитесь на следовании библейским правилам, у вас не будет времени на желания. Во всяком случае его останется гораздо меньше. Вы будете слишком заняты. Пару недель назад мой список желанных объектов занял бы треть этой книги. Сейчас я сократил его до половины страницы. Считаю, это прогресс.
…И веселитесь пред Господом Богом вашим семь дней…
Левит 23:40
День 7. Прошла неделя. Религиозные убеждения: по-прежнему агностик. Состояние бороды: клочковатое – с залысинами, похожими на круги, выкошенные крошечными НЛО. Состояние гардероба: сменил обычные футболки с джинсами на брюки цвета хаки и рубашки, потому что они выглядят приличнее. Эмоциональное состояние: измотан.
Учиться по-прежнему невероятно трудно. Я продолжаю подвергать сомнению все свои слова и поступки. Заметил, что говорю медленнее, как будто на иностранном языке. Прежде чем произнести любое слово, приходится тщательно его обдумать. Не ложь ли это? Не хвастовство ли? Не ругань? А как насчет преувеличений? Дозволяет ли Библия говорить «Мой друг Марк работает в Esquire с 1904 года?» (На самом деле всего-то семнадцать лет). Примерно двадцать процентов предложений не проходит цензуру. Библия предъявляет очень строгие требования к нашей речи.
Я тщательно изучаю книги на религиозные темы, отчаянно пытаясь освоить как этот, так и все остальные вопросы. Список для чтения растет по экспоненте. В любой книге упоминаются еще три, которые кажутся необходимыми для прочтения. Это похоже на особенно долгую последовательность всплывающих окон.
Я по-прежнему читаю саму Библию и ношу ее с собой повсюду. Продавец в книжном был прав: лучше бы я купил вариант, замаскированный под журнал для подростков. Читая в метро, я чувствую враждебность, исходящую от пассажиров. Они смотрят на меня напряженно, поджав губы – будто я в любой момент могу наброситься и насильно их крестить.
Кроме Библии, я ношу с собой распечатку правил и часто в нее заглядываю. Сначала я собирался каждый день уделять одинаковое внимание всем правилам. Оказалось, это невозможно – так же, как, например, жонглировать семьюстами с лишним мячиками. Мозг не справляется – слишком уж распыляется внимание.
Тогда я пересмотрел план, и теперь он таков: я по-прежнему буду стараться соблюдать все правила одновременно. Но в каждый конкретный день сосредоточусь на одном из них и вложу в него основные силы. А остальные не буду упускать из виду.
Как выбрать подходящий момент для того или иного правила? Это не точная наука. Я решил следовать духовным порывам. Думаю, на выбор повлияет множество факторов: жизненные перипетии, мои прихоти, логистика, ежедневная работа (я пишу для журнала Esquire и понимаю, что скоро придется серьезно разбираться с вопросами похоти). А также разнообразие. Я хочу чередовать туманные правила с очевидными, физические – с умственными, трудные – с легкими. Разнообразие необходимо. У меня не хватит выдержки целый месяц заниматься сорока пятью правилами, касающимися идолопоклонства.
…Со смиренными – мудрость.
Притчи 11:2
День 11. В этом году я планирую несколько автопутешествий, объединенных библейской тематикой, и сегодня будет первое – в земли амишей. Кажется, я выбрал хорошее место для начала. Амиши не только делят с евреями-хасидами звание самых заметных последователей Библии, но интересны еще и вот чем: они строго придерживаются правил и Ветхого, и Нового Завета.
• Их знаменитые бороды – результат ветхозаветного запрета на бритье. (Однако амиши бреют усы, потому что когда-то те ассоциировались с военными.)
• Они отказываются делать фотографии или позировать для них, поскольку это нарушит Вторую заповедь Ветхого Завета: «Не делай себе… никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу и что в воде ниже земли». Вот почему на амишских сайтах часто фигурируют фотографии их затылков. (Да-да, у амишей есть сайты, и можете хихикать сколько влезет. Справедливости ради стоит сказать, что они не ведут их сами. Этим занимаются третьи лица, которые рекламируют их работы по дереву и лоскутные одеяла.)
• Женщины-амиши носят капоры, соблюдая правило из Первого послания к Коринфянам (11:5), которое велит им покрывать голову во время молитвы.
• Амиши практикуют ритуал омовения ног, поскольку в Библии сказано: «Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример…» (Евангелие от Иоанна 13:14–15).
• Амишский вариант библейского образа жизни объединен с так называемым орднунгом – традициями, которые устоялись со времен появления первых амишей в Швейцарии в XVI веке. Они определяют требования к одежде и запрет на электричество.
Мы с Джули берем в аренду машину и едем в округ Ланкастер штата Пенсильвания. Может, супруга и не в восторге от моей задумки, но полагает, что по крайней мере поездка-другая пойдет ей на пользу. Мы держим путь в гостевой дом «Ферма Смакеров». Это одна из немногих частных гостиниц, которыми действительно владеют и управляют амишские семьи. Большинство местных отелей вроде бы связаны с амишами. Этот же – настоящий.
Дорога занимает четыре часа. Кстати, горжусь тем, что у меня не было никакого желания пошутить, когда мы проезжали мимо деревни под названием Сношение (Intercourse). Я считаю это моральной победой.
Мы паркуемся, и первое, что я вижу, – женщину в полном обмундировании амишей, голубом платье по щиколотку и белом капоре, которая возится с садовым пылесосом на газе. Такого я не ожидал. Конечно, это не iPod с видео, но тем не менее сокрушительный удар по моим стереотипам об амишах.
Женщина – ее зовут Анна – ведет нас к своему отцу Амосу, главе семейства. Амос Смакер худой и высокий, с покатыми плечами. Он одет вполне предсказуемо: черные подтяжки, соломенная шляпа, штаны, натянутые выше пояса. Его белоснежные волосы подстрижены традиционно для амишей: почти «под горшок», только огибают уши и под небольшим углом идут вниз, чуть удлиняясь сзади. Я представляюсь. Он кивает, тихо здоровается и провожает нас в комнату.
Амос говорит медленно и осторожно, словно у него есть предложений двадцать на все выходные и он не хочет растратить их сразу. Потом я прочту в амишской книге «Правила благочестивой жизни»[25], что нужно говорить «обдуманно, мало и правдиво». Практикуя минимализм, Амос в совершенстве овладел правилами речи, которые даются мне с таким трудом.
Я говорю ему, что был бы очень рад побеседовать с ним об амишах. Он любезно соглашается. Интересно, насколько он устал отвечать на одни и те же навязчивые вопросы любопытных чужаков. По крайней мере я пообещал себе не упоминать «Свидетеля»[26] или фильм с Рэнди Куэйдом об одноруком амише, который играл в боулинг.
Мы сидим у Амоса на кухне – обстановка, конечно, очень скромная. На деревянном столе лежит папка с тремя кольцами, на которой написано: «Дневник минувших дней. Семья Смакеров».
– Когда ваша семья приехала сюда? – спрашиваю я.
– Мой предок Кристиан Смакер прибыл из Швейцарии в восемнадцатом веке.
Кроме того, Амос – дальний родственник Смакеров, которые основали компанию Smuckers, выпускавшую знаменитый клубничный джем. Однако эта ветвь семьи больше не относится к амишам.
– Сколько у вас было братьев и сестер?
– Нас было семнадцать, – отвечает Амос.
– Семнадцать?
Он кивает.
– И каким по счету были вы?
– Младшеньким, – говорит Амос. – Когда мать родила меня, она сказала: «С меня хватит. Чего хотела, я добилась».
Неужели он сейчас пошутил? Думаю, да. Амос позволяет себе почти незаметный намек на улыбку.
Я объясняю Амосу основную идею моей книги. Он молча смотрит поверх моего левого плеча.
Никакой реакции. Во время этого короткого визита к амишам я понял: они не в восторге от разговоров о теологии – по крайней мере с не-амишами и по крайней мере со мной. Лучше придерживаться более приземленных тем.
– Вы сейчас работаете?
– Раньше держал молочную ферму, но больше этим не занимаюсь. Я не сдался, просто сдал.
Думаю, Амос только что снова пошутил. Вы не знаете, как шутят с серьезным лицом, если не видели амишей.
– Каков ваш распорядок дня? – спрашиваю я.
– Ложусь спать примерно в восемь тридцать, а встаю в четыре тридцать. После пяти спать не могу. Я держал коров, и так уж запрограммирован мой компьютер.
Интересная метафора для человека, который не пользуется электричеством, – думаю я про себя.
Амос барабанит пальцами по столу. У него потрясающие руки. Узловатые, но в своем роде элегантные, с большими пальцами, которые загибаются, как карамельные трости, почти доставая до запястий.
Мы сидим в тишине.
Наконец Джули спрашивает, не мог бы он показать нам свое хозяйство. Он кивает. Первая остановка – в гараже. У Амоса три черные двуколки, которые выстроились вдоль стены, красными флуоресцентными треугольниками наружу. Его дочь Анна полирует среднюю.
Из гаража можно пройти в стойло, где Амос держит лошадей. У него две – обе красивые, шоколадного цвета. Они трусят к хозяину, чтобы поздороваться.
– Скаковыми были, – говорит Амос, поглаживая одну по шее. – У амишей девяносто процентов лошадей из скаковых.
Это единственный момент за выходные, когда Амос выказывает что-то вроде гордости. Скромность крайне важна для амишского образа жизни. А еще это одно из лучших человеческих качеств, отличающих их сообщество. Но если уж и гордиться чем-то, думаю, его лошади – очень достойный выбор.
Амос говорит, что вырос в этом доме.
– Каким было ваше детство?
– Холодным. Дом был не утеплен, так что в нашей комнате доходило до двух.
– Ух, – говорю я.
– До двух человек под одеялом.
На этот раз он не может удержаться – уголки рта слегка поднимаются вверх. Он явно пошутил.
Мы возвращаемся на кухню, и я расспрашиваю его о детях. Их семеро, все остались амишами, и многие живут неподалеку или даже напротив. Перед приездом я прочел, что число амишей в Америке, которое сейчас достигает двухсот тысяч, удвоилось за последние двадцать лет. Вымереть они не рискуют.
– А много людей переходит в веру амишей?
– Очень мало.
Амос делает паузу, а потом спрашивает:
– Хотите амишский анекдот?
– Конечно.
Вот здорово. Амиши столько лет были объектом для шуток. Если честно, я почти отказался от поездки, потому что не хотел попасть в эту ловушку. И поэтому буду страшно рад услышать анекдот про амишей от настоящего амиша.
– Что случилось с меннонитом[27], когда он женился на женщине-амише?
Мы с Джули не знаем.
– Она его запрягла.
Мы смеемся. Не Крис Рок[28], конечно, но надо помнить, что у Амоса очень ограниченный материал.
– Та-дамс, – говорит Джули.
Мне интересно: понял он, что жена имеет в виду барабанную отбивку после шутки, или просто подумал, что она издает странные звуки.
Я снова пытаюсь заговорить о религии. Сообщаю ему, что Книга Амоса – одна из моих любимых в Библии. И снова тишина. На целых тридцать секунд.
– Вы знаете «О, благодать»?[29] – наконец спрашивает он.
Мы киваем.
– Тогда помогайте.
Амос извлекает из кармана губную гармошку, делает глубокий вдох и начинает лучшее исполнение этого гимна в моей жизни. Гармошка полностью подчиняется ему, пальцы порхают, ноты звучат и на вдохе, и на выдохе.
Мы с Джули немного путаем слова в середине, но заканчиваем уверенно: «Был мертв и чудом стал живой. Был слеп и вижу свет»[30].
– Вы играете в церкви? – спрашиваю я, когда он останавливается.
– Нет, мы не играем на музыкальных инструментах, – отвечает он. – От этого недалеко до гордыни. Появятся всякие мысли. Еще начнешь выделываться перед другими.
Амос показывает гармошку в поднятой руке.
– Это только для дома.
Он делает паузу.
– Ну, мне надо идти, – говорит Амос. – Ужин в пять тридцать.
И с этими словами он исчезает в столовой.
Мы с Джули едем в местный ресторан, где дерут деньги с туристов за овощи в сливочном масле и пирог с патокой. По дороге мы видим еще одну картину, не менее удивительную, чем садовый пылесос. Это подросток-амиш, который, заложив руки за спину, вальяжно рассекает на роликах по проселочной дороге.
Позже я выяснил, что некоторые амиши разрешают роликовые коньки. Резиновые шины запрещены, поэтому велосипеды исключаются, но колеса роликов делают из пластика. Точно так же, хотя электричество не разрешено, приборы, работающие на батарейках, солнечной энергии или газе, иногда дозволяются. Отсюда садовый пылесос.
Из выходных у амишей я вынес такой урок: нельзя остановить развитие религии. Даже здесь, где традиции и одежда предположительно остались на уровне XVI века, все равно найдутся варианты. Поэтому мне кажется, что задача отмотать жизнь назад до библейских времен пугающе сложна. Возможно ли отскрести слой традиций, которые копились тысячелетиями?
Не доехав до ресторана, мы с Джули видим скопление где-то трех десятков двуколок. Паркуемся и выясняем, что происходит. Оказалось, мы случайно попали на бейсбольный матч между амишами. Амос говорил, что многие амиши, и он в том числе, не приветствуют соревновательные виды спорта.
Но вот перед нами восемнадцать амишских подростков – рукава рубашек завернуты, подтяжки потемнели от пота. Мы с Джули долго наблюдаем за матчем. Ребята играют здорово, но что-то здесь не то. Через несколько минут я понимаю: это самый тихий бейсбольный матч в моей жизни. Ни словесной перепалки, ни подбадривающих криков родителей. Жутковато, спокойно и прекрасно.
Ныне не будьте жестоковыйны, как отцы ваши, покоритесь Господу…
Вторая книга Паралипоменон 30:8
День 13. Мы вернулись в Нью-Йорк, и из-за Библии мой график перегружен. Особенно много дел по утрам. Нужно прикрепить кисточки. Произнести молитвы. Привязать ксерокопию Десяти заповедей ко лбу и руке, как велит Исход 13:9 (подробности позже). Остаток дня занимают изучение Библии, обеденная молитва, порой – доброе дело, закупка библейских товаров (сегодня по плану вещи из дерева), несколько часов светской работы на Esquire, одобренный Писанием ужин и, наконец, вечерние молитвы.
Да, и мой совет духовных наставников. Я стараюсь встречаться или разговаривать хотя бы с одним мудрецом в день. Сегодня убью двух зайцев. Утро начинается с завтрака в компании моего друга Роджера Беннетта.
Роджер – ливерпулец. Любой разговор он заканчивает словом «клево». У него около восьми работ – журналист, документалист, глава фонда и так далее, – и все они хотя бы отдаленно связаны с религией.
Роджер не рассердился, что я опоздал на десять минут из-за утренних ритуалов, но все же он хочет кое-что мне сказать.
– Сначала ты думаешь, что похож на исследователя, который изучает сумоистов в Японии. Ты говоришь себе: «Сам-то я не стану таким. Буду держать дистанцию».
Я робко протестую. Роджер продолжает:
– Опасное это дело. Люди и поумнее тебя посвящали ему жизнь. Так что признай: есть вероятность, что к концу года ты очень сильно изменишься.
Возможно, он прав. И это пугает. Ужасно, когда нет контроля над ситуацией. И я люблю лично отвечать за все. Например, за свои эмоции. Если я смотрю мелодраму и к глазам подступают слезы, я говорю себе: «У Одри Хепберн над головой подвесной микрофон. Ну-ка посмотрим, видна ли его тень», – и резко возвращаюсь к действительности, овладевая собой. Кроме того, я стараюсь контролировать здоровье. В основном зацикливаюсь на микробах – у меня легкий случай синдрома навязчивых состояний (довольно модной болезни благодаря Ларри Дэвиду[31] и ему подобным). В шкафчике для лекарств у меня всегда припасен десяток бутылочек с антибактериальным средством Purell. Я уже десять лет не прикасался голыми руками к поручням в вагоне метро – вместо этого широко расставляю ноги и представляю себя серфером.
Но религиозному человеку часто приходится отказываться от контроля над ситуацией и принимать радикальные перемены. В этом-то и проблема. Я хотел бы сдать свое светское мировосприятие в камеру хранения на автовокзале и забрать в конце года.
После завтрака с Роджером я еду на метро в центр, чтобы пообедать в дайнере[32] с бруклинским раввином Энди Бахманом. Сегодня встречи с наставниками идут одна за другой. Нам с Энди нетрудно найти общий язык. Он тоже вырос в светской семье – правда, в Висконсине (где, между прочим, евреев называют «избранными из морозилки»). К религии его потянуло, когда он увидел красивый шрифт Талмуда. В свои сорок два он молодо выглядит и просит называть его Энди. Звучит неуважительно, но я стараюсь.
– Как дела? – спрашивает Энди.
Я рассказываю ему о Берковице и инспекции разнородных нитей.
– Я был зачарован, – говорю я.
Может, даже слишком. Я себя знаю. Странности манят меня. В своей последней книге об энциклопедии я семь раз упомянул, что у Рене Декарта был фетиш – косоглазые женщины. Надеюсь, что это рекорд.
– Боюсь, так весь год уйдет на странные куски, а места про добродетель и справедливость я пропущу.
Энди задумывается на полминуты. Потом отпивает кофе.
– Вот мой совет: не забывай о пророках.