Страница:
Фаина Тодорович
Некто без имени
Часть 1
За окном такая темень, так промозгло и уныло на улице, что даже в своей комнате, я не чувствую тепла. У меня всего одна комната, небольшая комната, но мне сегодня в ней совершенно нет места, ни одного уголочка, где можно почувствовать себя уютно. Поздний вечер, конец октября, и пора уже спать, а я стою одна на кухне у окна, и всматриваюсь в осеннюю мглу. Мне кажется, что вокруг меня одна ложь: ложь по телевизору, который уже давно не включаю; ложь за стенами, где люди изо всех сил изображают благополучие, а сами живут в своих мыслях, точнее, прячутся в своих мыслях друг от друга, и прячут свои чувства, переживания; ложь за окном, где осень убеждает меня своими яркими красками, что это красивое начало зимы, но это не начало, а завершение, это конец осени. Листья, прежде чем завершить свой жизненный путь, вводят нас в заблуждение пиком своей яркости и привлекательности. Даже дождь, лгал мне, что способен омыть и очистить мои окна, а на самом деле принес на стекла грязные подтеки.
Наверное, складывается впечатление, что мне тоскливо. Нет, мне просто беспокойно. Скорее всего, это дождь всему виной. Он действует на меня просто гипнотически. Хочется бросить все, наскоро натянуть плащ, взять зонтик и упасть в холодную осеннюю влагу и искать, искать, искать….. Странное это чувство, ты даже не понимаешь, что именно нужно найти, или кого. Более того, умом-то понимаешь, что ничего не теряла, но ничего не можешь с собой поделать и ищешь. Ищешь что-то в отражении луж, ищешь в лицах прохожих, ищешь в окнах домов, в витринах магазинов, в проезжающих машинах, в каплях дождя, в собственном дыхании, с каждым мигом, каждую секунду с каждым ударом сердца, с каждым тактом его учащенного ритма.
И что мне делать сейчас? Глупо выходить из дому в такую темноту на пустые улицы. Но, кажется, выход есть….
Я уже давно живу одна в своей маленькой однокомнатной квартире, и вопреки всем представлениям о женской логике, совершенно не стремлюсь к дополнительным квадратным метрам. Я привыкла к моему пространству, где все организовано так, как мне нужно, где даже в беспорядке есть свой порядок, где каждый стерженек от ручки занимает свое законное место в моем мире. Я люблю мой дом, люблю в нем абсолютно все. Я люблю свой 5-й этаж, формально предпоследний, люблю здание, где имею честь занимать жилплощадь. Это старое здание с высокими окнами и необычной крышей. На крыше возвышается надстройка, похожая на каменную беседку, с четырьмя белыми колоннами. Я люблю даже то, что в здании нет лифта, а ступени такие пологие, что подниматься по ним не составляет большого физического труда. Я люблю моих соседей. Мы, собственно, лично не знакомы, но я люблю их, они мне интересны. Люблю наблюдать, как они входят и выходят из подъезда с сумками, авоськами и своими думами в глазах. Я люблю нашего дворника дядю Пашу, еще не глубокого старца, но уже и не мужчину средних лет. Люблю смотреть с высоты своего этажа на его седую голову, и размеренные махи метлой. Наверное, если бы в наше время существовали те самые фольклорные домовые из русских сказок, то правильнее было бы их называть «квартирные», а вот дядя Паша – это настоящий домовой. Он знает все про весь дом, про каждый камешек в стене, про всех его жителей. Также, он хранит ключи от всех подсобных помещений, подвалов и чердаков. Он – настоящий хранитель порядка этого дома. Я люблю дядю Пашу, но, что самое приятное, дядя Паша любит меня, как внучку, разумеется, и поэтому иногда дает мне ключи от чердака.
Я спустилась к дяде Паше в его каморку на первом этаже. Моя просьба не на шутку обеспокоила старика.
– Дочка, да куда ж это ты, на ночь глядя, какая крыша? Чего ты удумала? Там же темно, ни зги не видно. Так и до беды не далеко, чего доброго ноги переломаешь.
– Дядь Паша, – взмолилась я, – ну пожалуйста. Мне очень нужно. Обещаю, что буду осторожна, и тепло оденусь. Ну миленький…!
Все еще глядя на меня очень обеспокоенно, старик сделал два нерешительных шага к столу. Ура, победа! Я достала из своих запасников самую очаровательную улыбку, на которую только была способна. Еще шаг.
– Я обещаю. – Уверенно кивнула я.
Дядя Паша глубоко вздохнул и достал ключ. В мгновение ока я пташкой подлетела к нему, и, взяв ключ, благодарно поцеловала его в щетинистую щеку.
Теперь осталось подняться с первого на последний этаж. А дядя Паша – старичок спортивный, он каждый день так лихо преодолевает расстояние в 12 пролетов, а это я хочу сказать, нелегко. Ну вот, уже третий этаж, квартира справа, там живут милейшие люди, интеллигентнейшая пара Галина Семеновна и Андрей Борисович, оба потомственные врачи, один – стоматолог, другой ортопед. Обоим далеко за сорок. Меня всегда умиляло, как Галина Семеновна сочувственно смотрит на меня, словно мне помирать скоро. Конечно, они считают, что у меня не сложилась жизнь.
Четвертый этаж. Да, все в нашем доме так думают. Это объяснимо. Мне скоро тридцать, а я живу одна, ни мужа, ни детей, ни кошки. Конечно, все уже насочиняли себе легенд, как меня, возможно, бросил мифический жених, или как я отпугиваю мужчин, или еще полдюжины версий. Да и разубеждать их как-то не хочется. Жалеют, пусть жалеют. Жалость лучше, чем зависть, а уж ее я боюсь сильнее огня. Чтоб им еще больше было о чем поговорить я, наверное, буду накидывать на плечи серую шаль и носить очки. Надо же в полной мере соответствовать образу «синий чулок». Мне стало весело от этой мысли. Я даже поймала себя на том, что поднимаясь по ступенькам, улыбаюсь в пол лица.
Мой пятый этаж, осталось всего два пролета по пятнадцать ступенек.
Милые мои, наивные соседи, ну кто вообще придумал эти критерии? Как ответить на вопрос, удалась жизнь или нет? Как это можно оценить? Неужели вы, те, кто перемывает мне косточки, счастливей меня? Неужели, брак принес вам все, о чем вы мечтали? Неужели, просыпаясь, каждое утро, вы благодарите Бога за то, что вы вместе, за хорошую погоду, за общие мечты? Да нет у вас больше общих мечт! На место мечтам пришли планы, причем, до пошлости банальные и материальные. Накопить побольше денег на новый Хендай, сдать квартиру, что досталась от бабушки, съездить в Кисловодск, или столь популярный ныне Тайланд, но даже там, вы не сможете отключить голову и не думать о накопительстве. А еще хуже, если телом в браке, а мозгами на свободе. Сплошь и рядом, верные мужья мечтают о молоденьких и упругих девушках в коротких юбочках, неверные – воплощают эту мечту в жизнь. Женщины грезят о широкоплечих и решительных, которые одним решением завалят их на постель, избавив от сомнений, колебаний и угрызений совести. Это все равно, что мечтать о воле, сидя в заточении. Недаром, холостого человека называют свободным. Что же тогда брак? Тюрьма? Тюрьма, и для очень многих.
А мне комфортно в моем одиночестве. Я никому не принадлежу, и не стремлюсь принадлежать. Я никому не лгу и, что важно, я не лгу самой себе. Мне уютно в моем Я-мире. И не смейте меня жалеть, я во сто крат счастливей вас.
Вот и шестой этаж. Это не жилой этаж. Здесь всего одна дверь в квартиру, в которой, очевидно, никто не живет. Скорее всего, это кладовка, где дядя Паша хранит свой инвентарь. Часто слышу его шаги, когда он спускается вниз и, кроме него, никто никогда туда не поднимался. Этаж очень темный. Единственное освещение это тусклый свет, поднимающийся с пятого этажа. Лампочку здесь никто не вкручивал. Зачем она нужна на нежилом этаже? Так что, это место кажется каким-то мистическим, с таинственной дверью на чердак и далее, на крышу. Наверное, особо впечатлительные натуры побоялись бы подняться сюда. С обшарпанными стенами, мрачным освещением и особой акустикой, когда даже тишина имеет эхо, шестой этаж мог бы послужить хорошей натурой для какого-нибудь триллера. Однако, хоть я и эмоциональный человек, и с хорошей фантазией, для меня уже утерян весь его мистический антураж. Все просто, здесь я частый гость.
Крыша – это мое секретное место, мое пристанище, моя гавань. Я часто бываю здесь. Меня успокаивает это место, особенно каменная беседка с четырьмя белыми колоннами. Сидя в ней, мысли приходят в порядок, чувства укладываются баиньки по своим кроваткам, и меня накрывает покой и умиротворение. А еще, на крыше, как нигде, обостряется ощущение свободы, той самой которой я так дорожу. Я словно птица, я ничья. Раскидываешь руки и подставляешь лицо ветру. В такие моменты я словно растворяюсь в его порывах, я невесома. Это то, что мне нужно почувствовать сейчас, особенно после дождя, который поднял во мне чувство тревоги, словно облако пыли в пустыне. Еще пару шагов и мне полегчает. Эх, жаль только, что ступени не такие пологие как между этажами, а высокие и узкие. Нужно крепко держаться за поручни, чтоб не упасть.
Я вцепилась в поручни. У меня уже отработано каждое движение. Ступень, подтянуться, еще, снова подтянуться. Я схватила ручку двери, потянула ее на себя, и…… что-то ударило мне в лицо. Птица! Она неожиданно пулей вылетела из приоткрытой двери, и с силой врезалась в меня. Я вскрикнула, и от неожиданности отпустила руки. От удара меня повело назад, я потеряла равновесие, и полетела в темноту с крутых ступеней.
Все что я помнила, было два удара по ребрам, и один сильный по голове, затем все погасло. Превозмогая боль, я попыталась открыть глаза. Далось мне это с большим трудом. Я понимала, что вокруг меня должно быть темно, но, вместо этого было как-то серо, словно я была в тумане или дыму. Обстановку вокруг меня разобрать было невозможно, и, даже понять в каком положении я лежу, на полу или все еще на ступенях. Пошевелить руками или ногами почему-то было предельно трудно. Стало очень холодно. Как убрать эту пелену с глаз я не знала, ведь сейчас почти ночь, я одна на последнем этаже, а значит никто не придет на помощь. Все сильнее я всматривалась в серую дымку, пока, наконец, не увидела, то, что меня озадачило и напугало одновременно. Это были два синих огонька, два ярко синих огонька в темном обрамлении. Они все приближались и приближались, пока не стало очевидно, что это глаза. Почему эти глаза были так отчетливо видны на темном фоне, да и бывают ли вообще глаза такого яркого цвета? Может я просто умерла, и какой-то ангел пришел за мной? Стало страшно до дрожи, а глаза все приближались, и чем ближе, тем ясней становилось, что это – глаза мужчины. Лица я не видела, точнее не видела черт лица, все застилал плотный серый туман, однако, его глаза были совершенно нереальными, пугающе нереальными, хотя тревога в них читалась вполне человеческая.
Я изо всех сил напрягла зрение, пытаясь уловить еще хоть что-то, какие-то детали, но чем сильней напрягалась, тем больше усиливалась головная боль, и, в конце концов, темно серый, густой дым окончательно застил мне видимость. Я словно провалилась в холодную, липкую неопределенность.
Казалось, время потянулось бесконечно, словно густая карамельная масса. Я не могла осознать, что происходило тогда, все было размыто, смыто и перемешано. Сколько длилась эта тягучая полу-реальность? Однако, мгновение за мгновением, мои ощущения стали сосредотачиваться сначала в конечностях, затем в грудной клетке, еще несколько мгновений и границы тела были найдены. Я наконец-то ощутила себя человеком, а не бесформенной массой. Более того, я даже могла почувствовать, что под моей спиной не холодная, твердая поверхность, а что-то мягкое и теплое. Воздух тоже изменился, изменились запахи, все стало другим. Я больше не на полу в подъезде. Где? Надо открыть глаза и выяснить.
Это было комната. Я лежала, точнее, полусидела на диване. Полумрак. Единственный источник света – настольная лампа, и хотя в качестве освещения это был сомнительный источник, все же разглядеть комнату я могла. Она была таких же размеров что и моя, только мебели поменьше: кресло в углу, кажется очень старое, с болоньевой обивкой, стол, тоже откуда-то из прошлого, даже настольная лампа на столе, похоже, с советских времен. Только закрытый ноутбук на столе, все еще напоминал о нашем времени. Цвет обоев читался смутно, плотной структуры шторы, серого цвета задернуты. Мрачно.
Но вот то, что действительно пугало меня, так это мужская фигура в свитере, стоящая спиной ко мне у стола. В свете полумрака комнаты, эта фигура показалась просто исполинской. Широкая спина, темные густые волосы. Это, по-видимому, хозяин квартиры, только вот чего ждать от такого незапланированного похода в гости я не знала.
Как путаются мысли, и главное, куда пропала способность к анализу? Не придумав ничего умней, я простонала: «вы маньяк?»
Не поворачиваясь ко мне, мужчина усмехнулся в ответ.
– А ты его искала, когда полезла на крышу?
– Нет, – тихо выдохнула я, – я часто туда хожу.
– Знаю, – так же тихо ответил голос, – здесь хорошая акустика.
Голос. Очень низкий, грудной, вкрадчивый. У меня даже промелькнула безумная мысль, а человеку ли принадлежит этот голос, или какому-то вселенскому духу, что наполнил эту крошечную обитель. Наконец, остатки здравой логики вернулись в мой разум, и выдали единственно верный вопрос:
– А где я?
– В квартире этажом выше, – ответил мужчина, все еще не поворачиваясь ко мне.
Послышался звук открывающихся скляночек и пузырьков. За спиной исполина происходило просто таинство, или какое-то алхимическое действо. Я заворожено смотрела в сторону стола. Голова кружилась, и мысли путались.
– Нееет, там не живет никто, – протянула я.
– Ну, значит я приведение, – спокойно ответил мужчина без тени иронии.
Стало немного жутковато, очевидно, что вокруг меня творились странные вещи. Только почему о них думалось и говорилось столь буднично…?
Послышался еще один стеклянный звук, открылась еще одна скляночка, или колбочка.
– Один тут жив….? – мне не пришлось даже докончить вопрос, как осознание его нелепости пришло само собой. Фигура замерла, как бы в раздумьях, удостаивать ли вниманием такую очевидную глупость, – конечно один, – ответила я сама себе. Ну а как могло быть иначе. Если упустить деталь что места тут на одного человека, какая женщина выдержала бы такой аскетизм, и запустение холостяцкой пещеры. Сама пещера, временами, даже не казалось жилой.
Наконец, фигура повернулась ко мне, и снова, первое, что ухватило мое туманное внимание, были нереального цвета синие глаза. Правда теперь помимо цвета пришли и другие детали: густые брови, недельная щетина на впалых щеках и подбородке, темные круги под глазами, и бесконечная усталость во взгляде. Продиагностировать возраст представлялось очень трудным, что-то вроде не «старый и немолодой», возрастной диапазон велик. В руках у мужчины был кусочек белого бинта, в два шага он подошел ко мне и сел рядом. Мне стало не по себе, не от близости огромной фигуры, а от странного внутреннего ощущения. Я не услышала его запаха. Я всегда улавливаю запах других людей, но сейчас все, что я слышала, был тонкий запах шерсти его свитера.
– Поверни голову, – скомандовал мужчина. Я повиновалась. Он прикоснулся кусочком бинта к моему затылку. Острая боль пронзила тело.
– Аааааа…
– Терпи, – снова безапелляционно приказал мой случайный медик, – сейчас рану обработаю.
Было больно, но стонать не хотелось, посему, я решила заполнить паузу разговором, тем самым сдерживая стоны.
– Ничего не понимаю, я ни разу не слышала, чтоб кто-то поднимался к тебе или спускался с шестого этажа. Я бы услышала, если бы хоть один твой друг….
– У меня нет друзей, – перебил меня мужчина.
– Совсем? – изумилась я.
– Совсем, – однако, заметив мой удивленный, и одновременно сочувственный взгляд, поспешно добавил, – и не сожалею об этом.
– А разве можно об этом не сожалеть? – как то по-детски наивно удивилась я, – ведь это так печально чего-то не иметь.
Мой спаситель снова обмакнул кусочек бинта в прозрачную жидкость в маленькой баночке. Я затаив дыхание ждала новой порции пыток, но еще больше, я ждала его слов.
– Я не имею многих вещей: друзей, мобильного телефона, моих игрушек из детства…
– А игрушки-то тебе зачем? – совсем опешила я.
– Правильно! Не зачем! Поэтому и не сожалею, что их нет. Зачем сожалеть о том, что тебе не нужно. Мы сожалеем об отсутствии того, что нам актуально, и только. Мне друзья не актуальны.
Последняя фраза была сказана тоном, который отчетливо донес до меня мысль «Новые друзья мне не нужны тоже, так что не лезь в душу».
– Но друзья…. Они всем нужны…, – не унималась я.
– Я – не все! – снова оборвал меня мужчина – Голова кружится?
– Да.
– Тошнит?
– Слегка.
– Сотрясение. Но жить будешь.
Вердикт был вынесен, и диагноз поставлен. И снова по интонации последних слов так и читалось «Прием окончен. Всего доброго. Оплата в регистратуре». Огромная фигура поднялась с дивана, и снова подошла к допотопному столу.
– Спасибо.
Наверное, в иное время я бы поняла по тону голоса, и позе, что самое время просто встать, поблагодарить за оказанную помощь, и удалиться в свою конуру, но не в этот раз. Сейчас я просто не двигалась с места.
– Я могу узнать твое имя? – спросила я.
– У меня нет имени – услышала я совершенно неожиданный ответ.
– Что ты имеешь в виду?
– Ровно то, что сказал. У меня нет имени.
– А паспорт есть?
– Паспорт есть, – согласно кивнул он, – но данные в паспорте больше мне не принадлежат. Может такое быть?
– Не знаю…, – признаюсь, я совсем опешила.
– Да и что даст тебе эта информация…? – тихо продолжил незнакомец, глядя в пол, – ты лучше бы узнала, что я за человек, или что?
– Она дала бы мне представление как к тебе обращаться.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на меня.
– А знаешь ли ты, что, даже, зная имена друг друга, мы практически не произносим их в разговорах, все больше заменяем их нейтральными фразами из серии «Знаешь», «Слушай», и все в таком духе. Так что, не засоряй память.
Воцарилась тишина, я сидела, осмысляя услышанное, и соображая, что можно ответить в такой ситуации. Через мгновение мой собеседник добавил:
– Может и не придется обращаться. Не свались ты с лестницы, знать не знала бы о моем существовании. Возможно, и не свидимся больше.
Я не знаю, что в тот момент выражали мои глаза, я даже не уверена, какие именно чувства я испытывала, я не знаю, как вообще я выглядела, но на секунду, лишь на секунду мне показалась, что в этих нереально синих глазах промелькнула искорка сожаления о последней сказанной фразе. Наверняка, это из-за моего щенячьего жалкого вида. Как я сожалею об этом моменте, как я ненавижу выглядеть нелепой. Еще моя бабуля учила меня сохранять чувство собственного достоинства в любой ситуации, какой бы тяжелой или унизительной она не была бы. «Чем ниже ты склоняешь голову, тем ближе к чужой заднице становишься» поговаривала моя бабуля. Грубо сказано, но очень верно. Вот, кажется, сейчас меня и послали известным маршрутом. Единственное, что можно было сделать, дабы не усугубить ситуацию, так это встать, поблагодарить за помощь, и раствориться в темноте дверного проема.
Как болит голова! А чего ты хотела: свалилась с крутых ступенек, какое-то время была без сознания, разбила затылок, да еще и воображение обострилось… Конечно, это все из-за травмы, и нереальный цвет глаз и ореол таинственности. Обычный холостяк, живущий в запустении. Пещерный человек, коих, наверное, треть страны. Дурочка ты!
Зато, как уютно в постели, как тепло и мягко! Завтра вызову врача, и получу больничный лист дней на десять. Здорово! Жаль только, голова болит невыносимо. Однако, если принимать анальгетики, то можно даже попробовать наслаждаться жизнью. От этой мысли стало так приятно, что я мигом провалилась в сон.
Спала я крепко и без снов. Утром меня разбудила острая боль в затылке. Я открыла глаза. Погода за окном была, на удивление, солнечная, а воздух теплый и влажный. Нужно встать и вызвать врача и принять чего-нибудь обезболивающего.
Врач приехал через два часа. Диагноз подтвердился – сотрясение. Правда, признаюсь, я умолчала о факте потери сознания, уж больно не хотелось ехать в больницу. Я просто нутром не переношу всю эту больничную атмосферу. После почти месяца, проведенного на больничной койке, у меня выработалась своего рода аллергическая реакция на холодные однотонные стены, запах медикаментов, дребезжание больничной тележки, развозящей еду и пластиковые стаканчики с пилюлями, на безликий белый цвет казенных простыней и халатов медперсонала. Мне даже кажется, что у клиник есть своя магия. Попадая туда, даже здоровый человек начинает чувствовать себя больным. Нет уж, дома и стены лечат. Да еще и от работы отдохну, ну чем не благодать?
Из еды, в холодильнике, сиротливо притаились замороженные пельмени, в шкафчике еще осталось какао, пока – это все, что мне нужно для полного счастья. Болеутоляющие подействовали, пельмени сварились, какао приятно овеяло всю мою комнатку успокаивающим уютным ароматом. Жизнь продолжается. Наверное, самый счастливый человек тот, кто умеет быть счастливым здесь и сейчас, не мечтами и эфемерным счастьем на будущее, а сейчас, сию минуту, от элементарных вещей. Вдохнул свежий ветер – счастье, согрелся от чашки чая – счастье вдвойне, услышал знакомую приятную мелодию – вообще благодать. Ну почему мы просто не замечаем таких мелочей? Мы принимаем как должное то, что нужно принимать как чудо.
Итак, осчастливив себя, я все-таки решила следовать рекомендациям врача и не находиться долго на ногах. Интересно, лежа на спине, я вдруг отметила, что никогда раньше не замечала, какой у меня потолок. Это же просто чистый лист бумаги, идеальный в своей белизне и гладкости. Просто бескрайняя интрига! На нем можно написать все, что угодно, хоть дневник вести. Например…..
Тут, благодаря силе моего воображения на потолке стали проявляться слова, словно выведенные черными чернилами:
«…И вот настал новый день! … И снова начинаю жить с чистого листа!»
Вдруг, словно ответом на мою надпись, на потолке появилась еще одна фраза, написанная красивым, наклонным подчерком. Чужим подчерком:
«Не жалей. Ни о чем, и никогда»
О как! А это уже не мои мысли. А как они тогда появились перед глазами? А просто надо больше отдыхать, вот что. И я снова провалилась в сон.
Что было вечером, помню смутно. Как спала ночью – не помню вообще. А вот утро не помнить сложно, такое пасмурное, хмурое и неприветливое. Как раз такое утро, когда готов отдать все свое материальное, мало-мальски ценное имущество лишь бы только не вылезать из-под одеяла весь день. Я снова поглядела на потолок и снова увидела каллиграфически выведенную фразу «Доброе утро!». Какая издевка! Ничего доброго в этом утре не было. Мерз нос, и сводило желудок. Не мудрено, последний прием пищи был почти сутки назад. Тогда я пообедала теми самыми пельмешками из морозильника. Припомнив, как одиноко смотрелся пакет с пельменями на пустой полке, я осознала, что сейчас холодильник пуст совсем. Мне не понравилась эта мысль. Интересно, какие ощущения более неприятные: чувство голода, или когда мерзнет нос? Полежав еще какое-то время в уютном гнезде, ворчавший желудок напомнил мне, что все-таки я взрослая девочка, и должна вести себя по-взрослому, то есть встать, одеться, добраться до магазина и покормить его, наконец, покуда он не переварил сам себя.
Поход в магазин не принес радости. Идти, конечно, не далеко, но уж очень неприятно. Ветер пронизывал аж до костного мозга. Сколько неудобств ради куриных ножек и хлеба! Дома где-то завалялась пачка вермишели, может даже какая-то крупа. Сварю суп дня на два, может на три, а то вдруг такая погода продержится еще какое-то время. Второй выход в магазин за продуктами не входит в мои планы на ближайшее будущее.
А дома так тепло. Поставила на огонь кастрюльку с потенциальным куриным бульоном. У меня талант пересаливать еду, может мне ее не солить вовсе? Ну, есть же так называемая бессолевая диета. Говорят, что это только первый месяц пресная пища стоит комом в горле, а потом привыкаешь, и вроде как, так и должно быть. Нет, лучше посолю, рискнем-с. И тут, пока я тянулась за банкой соли, мое боковое зрение уловило посторонний предмет за окошком. Практически на уровне моих глаз болталась бумажка. Что тут удивительного? Ветер. Наверняка, поднял мусор с улицы и.… Но если это ветер, то почему он не уносит ее от моего окошка? Наоборот она словно привязанная…. Она привязанная! Бумажка была привязана на ниточку и свешена из окошка сверху. Любопытство взяло свое, и я открыла окно. Поток ледяного ветра хлынул в лицо. Бумажка оказалась лейблом от пакетика с чаем. На одной стороне было выведено черным маркером «SMS», а на другой уже ручкой было написано: «Если сегодня, вдруг, соберешься на крышу, оденься теплее. Сильный ветер».
Ну, вот интересно, каким образом думает моя голова, какой логикой? Я моментально выключила уже закипающие ножки, и метнулась в комнату одеваться. Что там моя бабуля говорила про достоинство? Запамятовала. Я словно послушный солдат, получивший команду от генерала, спешу исполнить ее немедля. И куда подевалась расческа? Наверное, она там же где и мое чувство голода. Ну, конечно, я не оделась тепло. Куртка поверх легкой блузы да летние джинсы, то есть, первое, что попалось мне на глаза. Собралась минут за 15, рекордное время для женщины. Меня вела безграничная тяга еще раз, на секунду коснуться загадки, живущей за глухой дверью мрачного шестого этажа.
Выйдя из квартиры, я совершенно не думала о ключах от чердака, эта мысль даже не посетила мою голову. Я интуитивно чувствовала, что она не заперта. Дойдя до шестого этажа, я остановилась на мгновение. Сначала посмотрела на дверь, которую до недавнего времени считала нежилой, подумала о том приведение, что обитает за ней, потом посмотрела под ноги, где все еще виднелись бурые следы крови. Интересно, смогла бы я переступить через свой страх свалиться снова, если бы не это послание? Полезла бы я на крышу хоть еще один раз? Наверное, вряд ли. Пережитая боль всегда оставляет на сердце шрам, подобно острому ножу. Память о былой травме притупляет способность к рациональному мышлению, ограничивает свободу. Инстинктивно начинаешь избегать прежде любимых дорог, привычных занятий, и даже знакомых, приятных людей, если с ними связаны воспоминания о боли. Все правильно. Это защитный механизм, заложенный самой эволюцией. Но это уже не свобода.
Наверное, складывается впечатление, что мне тоскливо. Нет, мне просто беспокойно. Скорее всего, это дождь всему виной. Он действует на меня просто гипнотически. Хочется бросить все, наскоро натянуть плащ, взять зонтик и упасть в холодную осеннюю влагу и искать, искать, искать….. Странное это чувство, ты даже не понимаешь, что именно нужно найти, или кого. Более того, умом-то понимаешь, что ничего не теряла, но ничего не можешь с собой поделать и ищешь. Ищешь что-то в отражении луж, ищешь в лицах прохожих, ищешь в окнах домов, в витринах магазинов, в проезжающих машинах, в каплях дождя, в собственном дыхании, с каждым мигом, каждую секунду с каждым ударом сердца, с каждым тактом его учащенного ритма.
И что мне делать сейчас? Глупо выходить из дому в такую темноту на пустые улицы. Но, кажется, выход есть….
Я уже давно живу одна в своей маленькой однокомнатной квартире, и вопреки всем представлениям о женской логике, совершенно не стремлюсь к дополнительным квадратным метрам. Я привыкла к моему пространству, где все организовано так, как мне нужно, где даже в беспорядке есть свой порядок, где каждый стерженек от ручки занимает свое законное место в моем мире. Я люблю мой дом, люблю в нем абсолютно все. Я люблю свой 5-й этаж, формально предпоследний, люблю здание, где имею честь занимать жилплощадь. Это старое здание с высокими окнами и необычной крышей. На крыше возвышается надстройка, похожая на каменную беседку, с четырьмя белыми колоннами. Я люблю даже то, что в здании нет лифта, а ступени такие пологие, что подниматься по ним не составляет большого физического труда. Я люблю моих соседей. Мы, собственно, лично не знакомы, но я люблю их, они мне интересны. Люблю наблюдать, как они входят и выходят из подъезда с сумками, авоськами и своими думами в глазах. Я люблю нашего дворника дядю Пашу, еще не глубокого старца, но уже и не мужчину средних лет. Люблю смотреть с высоты своего этажа на его седую голову, и размеренные махи метлой. Наверное, если бы в наше время существовали те самые фольклорные домовые из русских сказок, то правильнее было бы их называть «квартирные», а вот дядя Паша – это настоящий домовой. Он знает все про весь дом, про каждый камешек в стене, про всех его жителей. Также, он хранит ключи от всех подсобных помещений, подвалов и чердаков. Он – настоящий хранитель порядка этого дома. Я люблю дядю Пашу, но, что самое приятное, дядя Паша любит меня, как внучку, разумеется, и поэтому иногда дает мне ключи от чердака.
Я спустилась к дяде Паше в его каморку на первом этаже. Моя просьба не на шутку обеспокоила старика.
– Дочка, да куда ж это ты, на ночь глядя, какая крыша? Чего ты удумала? Там же темно, ни зги не видно. Так и до беды не далеко, чего доброго ноги переломаешь.
– Дядь Паша, – взмолилась я, – ну пожалуйста. Мне очень нужно. Обещаю, что буду осторожна, и тепло оденусь. Ну миленький…!
Все еще глядя на меня очень обеспокоенно, старик сделал два нерешительных шага к столу. Ура, победа! Я достала из своих запасников самую очаровательную улыбку, на которую только была способна. Еще шаг.
– Я обещаю. – Уверенно кивнула я.
Дядя Паша глубоко вздохнул и достал ключ. В мгновение ока я пташкой подлетела к нему, и, взяв ключ, благодарно поцеловала его в щетинистую щеку.
Теперь осталось подняться с первого на последний этаж. А дядя Паша – старичок спортивный, он каждый день так лихо преодолевает расстояние в 12 пролетов, а это я хочу сказать, нелегко. Ну вот, уже третий этаж, квартира справа, там живут милейшие люди, интеллигентнейшая пара Галина Семеновна и Андрей Борисович, оба потомственные врачи, один – стоматолог, другой ортопед. Обоим далеко за сорок. Меня всегда умиляло, как Галина Семеновна сочувственно смотрит на меня, словно мне помирать скоро. Конечно, они считают, что у меня не сложилась жизнь.
Четвертый этаж. Да, все в нашем доме так думают. Это объяснимо. Мне скоро тридцать, а я живу одна, ни мужа, ни детей, ни кошки. Конечно, все уже насочиняли себе легенд, как меня, возможно, бросил мифический жених, или как я отпугиваю мужчин, или еще полдюжины версий. Да и разубеждать их как-то не хочется. Жалеют, пусть жалеют. Жалость лучше, чем зависть, а уж ее я боюсь сильнее огня. Чтоб им еще больше было о чем поговорить я, наверное, буду накидывать на плечи серую шаль и носить очки. Надо же в полной мере соответствовать образу «синий чулок». Мне стало весело от этой мысли. Я даже поймала себя на том, что поднимаясь по ступенькам, улыбаюсь в пол лица.
Мой пятый этаж, осталось всего два пролета по пятнадцать ступенек.
Милые мои, наивные соседи, ну кто вообще придумал эти критерии? Как ответить на вопрос, удалась жизнь или нет? Как это можно оценить? Неужели вы, те, кто перемывает мне косточки, счастливей меня? Неужели, брак принес вам все, о чем вы мечтали? Неужели, просыпаясь, каждое утро, вы благодарите Бога за то, что вы вместе, за хорошую погоду, за общие мечты? Да нет у вас больше общих мечт! На место мечтам пришли планы, причем, до пошлости банальные и материальные. Накопить побольше денег на новый Хендай, сдать квартиру, что досталась от бабушки, съездить в Кисловодск, или столь популярный ныне Тайланд, но даже там, вы не сможете отключить голову и не думать о накопительстве. А еще хуже, если телом в браке, а мозгами на свободе. Сплошь и рядом, верные мужья мечтают о молоденьких и упругих девушках в коротких юбочках, неверные – воплощают эту мечту в жизнь. Женщины грезят о широкоплечих и решительных, которые одним решением завалят их на постель, избавив от сомнений, колебаний и угрызений совести. Это все равно, что мечтать о воле, сидя в заточении. Недаром, холостого человека называют свободным. Что же тогда брак? Тюрьма? Тюрьма, и для очень многих.
А мне комфортно в моем одиночестве. Я никому не принадлежу, и не стремлюсь принадлежать. Я никому не лгу и, что важно, я не лгу самой себе. Мне уютно в моем Я-мире. И не смейте меня жалеть, я во сто крат счастливей вас.
Вот и шестой этаж. Это не жилой этаж. Здесь всего одна дверь в квартиру, в которой, очевидно, никто не живет. Скорее всего, это кладовка, где дядя Паша хранит свой инвентарь. Часто слышу его шаги, когда он спускается вниз и, кроме него, никто никогда туда не поднимался. Этаж очень темный. Единственное освещение это тусклый свет, поднимающийся с пятого этажа. Лампочку здесь никто не вкручивал. Зачем она нужна на нежилом этаже? Так что, это место кажется каким-то мистическим, с таинственной дверью на чердак и далее, на крышу. Наверное, особо впечатлительные натуры побоялись бы подняться сюда. С обшарпанными стенами, мрачным освещением и особой акустикой, когда даже тишина имеет эхо, шестой этаж мог бы послужить хорошей натурой для какого-нибудь триллера. Однако, хоть я и эмоциональный человек, и с хорошей фантазией, для меня уже утерян весь его мистический антураж. Все просто, здесь я частый гость.
Крыша – это мое секретное место, мое пристанище, моя гавань. Я часто бываю здесь. Меня успокаивает это место, особенно каменная беседка с четырьмя белыми колоннами. Сидя в ней, мысли приходят в порядок, чувства укладываются баиньки по своим кроваткам, и меня накрывает покой и умиротворение. А еще, на крыше, как нигде, обостряется ощущение свободы, той самой которой я так дорожу. Я словно птица, я ничья. Раскидываешь руки и подставляешь лицо ветру. В такие моменты я словно растворяюсь в его порывах, я невесома. Это то, что мне нужно почувствовать сейчас, особенно после дождя, который поднял во мне чувство тревоги, словно облако пыли в пустыне. Еще пару шагов и мне полегчает. Эх, жаль только, что ступени не такие пологие как между этажами, а высокие и узкие. Нужно крепко держаться за поручни, чтоб не упасть.
Я вцепилась в поручни. У меня уже отработано каждое движение. Ступень, подтянуться, еще, снова подтянуться. Я схватила ручку двери, потянула ее на себя, и…… что-то ударило мне в лицо. Птица! Она неожиданно пулей вылетела из приоткрытой двери, и с силой врезалась в меня. Я вскрикнула, и от неожиданности отпустила руки. От удара меня повело назад, я потеряла равновесие, и полетела в темноту с крутых ступеней.
Все что я помнила, было два удара по ребрам, и один сильный по голове, затем все погасло. Превозмогая боль, я попыталась открыть глаза. Далось мне это с большим трудом. Я понимала, что вокруг меня должно быть темно, но, вместо этого было как-то серо, словно я была в тумане или дыму. Обстановку вокруг меня разобрать было невозможно, и, даже понять в каком положении я лежу, на полу или все еще на ступенях. Пошевелить руками или ногами почему-то было предельно трудно. Стало очень холодно. Как убрать эту пелену с глаз я не знала, ведь сейчас почти ночь, я одна на последнем этаже, а значит никто не придет на помощь. Все сильнее я всматривалась в серую дымку, пока, наконец, не увидела, то, что меня озадачило и напугало одновременно. Это были два синих огонька, два ярко синих огонька в темном обрамлении. Они все приближались и приближались, пока не стало очевидно, что это глаза. Почему эти глаза были так отчетливо видны на темном фоне, да и бывают ли вообще глаза такого яркого цвета? Может я просто умерла, и какой-то ангел пришел за мной? Стало страшно до дрожи, а глаза все приближались, и чем ближе, тем ясней становилось, что это – глаза мужчины. Лица я не видела, точнее не видела черт лица, все застилал плотный серый туман, однако, его глаза были совершенно нереальными, пугающе нереальными, хотя тревога в них читалась вполне человеческая.
Я изо всех сил напрягла зрение, пытаясь уловить еще хоть что-то, какие-то детали, но чем сильней напрягалась, тем больше усиливалась головная боль, и, в конце концов, темно серый, густой дым окончательно застил мне видимость. Я словно провалилась в холодную, липкую неопределенность.
Казалось, время потянулось бесконечно, словно густая карамельная масса. Я не могла осознать, что происходило тогда, все было размыто, смыто и перемешано. Сколько длилась эта тягучая полу-реальность? Однако, мгновение за мгновением, мои ощущения стали сосредотачиваться сначала в конечностях, затем в грудной клетке, еще несколько мгновений и границы тела были найдены. Я наконец-то ощутила себя человеком, а не бесформенной массой. Более того, я даже могла почувствовать, что под моей спиной не холодная, твердая поверхность, а что-то мягкое и теплое. Воздух тоже изменился, изменились запахи, все стало другим. Я больше не на полу в подъезде. Где? Надо открыть глаза и выяснить.
Это было комната. Я лежала, точнее, полусидела на диване. Полумрак. Единственный источник света – настольная лампа, и хотя в качестве освещения это был сомнительный источник, все же разглядеть комнату я могла. Она была таких же размеров что и моя, только мебели поменьше: кресло в углу, кажется очень старое, с болоньевой обивкой, стол, тоже откуда-то из прошлого, даже настольная лампа на столе, похоже, с советских времен. Только закрытый ноутбук на столе, все еще напоминал о нашем времени. Цвет обоев читался смутно, плотной структуры шторы, серого цвета задернуты. Мрачно.
Но вот то, что действительно пугало меня, так это мужская фигура в свитере, стоящая спиной ко мне у стола. В свете полумрака комнаты, эта фигура показалась просто исполинской. Широкая спина, темные густые волосы. Это, по-видимому, хозяин квартиры, только вот чего ждать от такого незапланированного похода в гости я не знала.
Как путаются мысли, и главное, куда пропала способность к анализу? Не придумав ничего умней, я простонала: «вы маньяк?»
Не поворачиваясь ко мне, мужчина усмехнулся в ответ.
– А ты его искала, когда полезла на крышу?
– Нет, – тихо выдохнула я, – я часто туда хожу.
– Знаю, – так же тихо ответил голос, – здесь хорошая акустика.
Голос. Очень низкий, грудной, вкрадчивый. У меня даже промелькнула безумная мысль, а человеку ли принадлежит этот голос, или какому-то вселенскому духу, что наполнил эту крошечную обитель. Наконец, остатки здравой логики вернулись в мой разум, и выдали единственно верный вопрос:
– А где я?
– В квартире этажом выше, – ответил мужчина, все еще не поворачиваясь ко мне.
Послышался звук открывающихся скляночек и пузырьков. За спиной исполина происходило просто таинство, или какое-то алхимическое действо. Я заворожено смотрела в сторону стола. Голова кружилась, и мысли путались.
– Нееет, там не живет никто, – протянула я.
– Ну, значит я приведение, – спокойно ответил мужчина без тени иронии.
Стало немного жутковато, очевидно, что вокруг меня творились странные вещи. Только почему о них думалось и говорилось столь буднично…?
Послышался еще один стеклянный звук, открылась еще одна скляночка, или колбочка.
– Один тут жив….? – мне не пришлось даже докончить вопрос, как осознание его нелепости пришло само собой. Фигура замерла, как бы в раздумьях, удостаивать ли вниманием такую очевидную глупость, – конечно один, – ответила я сама себе. Ну а как могло быть иначе. Если упустить деталь что места тут на одного человека, какая женщина выдержала бы такой аскетизм, и запустение холостяцкой пещеры. Сама пещера, временами, даже не казалось жилой.
Наконец, фигура повернулась ко мне, и снова, первое, что ухватило мое туманное внимание, были нереального цвета синие глаза. Правда теперь помимо цвета пришли и другие детали: густые брови, недельная щетина на впалых щеках и подбородке, темные круги под глазами, и бесконечная усталость во взгляде. Продиагностировать возраст представлялось очень трудным, что-то вроде не «старый и немолодой», возрастной диапазон велик. В руках у мужчины был кусочек белого бинта, в два шага он подошел ко мне и сел рядом. Мне стало не по себе, не от близости огромной фигуры, а от странного внутреннего ощущения. Я не услышала его запаха. Я всегда улавливаю запах других людей, но сейчас все, что я слышала, был тонкий запах шерсти его свитера.
– Поверни голову, – скомандовал мужчина. Я повиновалась. Он прикоснулся кусочком бинта к моему затылку. Острая боль пронзила тело.
– Аааааа…
– Терпи, – снова безапелляционно приказал мой случайный медик, – сейчас рану обработаю.
Было больно, но стонать не хотелось, посему, я решила заполнить паузу разговором, тем самым сдерживая стоны.
– Ничего не понимаю, я ни разу не слышала, чтоб кто-то поднимался к тебе или спускался с шестого этажа. Я бы услышала, если бы хоть один твой друг….
– У меня нет друзей, – перебил меня мужчина.
– Совсем? – изумилась я.
– Совсем, – однако, заметив мой удивленный, и одновременно сочувственный взгляд, поспешно добавил, – и не сожалею об этом.
– А разве можно об этом не сожалеть? – как то по-детски наивно удивилась я, – ведь это так печально чего-то не иметь.
Мой спаситель снова обмакнул кусочек бинта в прозрачную жидкость в маленькой баночке. Я затаив дыхание ждала новой порции пыток, но еще больше, я ждала его слов.
– Я не имею многих вещей: друзей, мобильного телефона, моих игрушек из детства…
– А игрушки-то тебе зачем? – совсем опешила я.
– Правильно! Не зачем! Поэтому и не сожалею, что их нет. Зачем сожалеть о том, что тебе не нужно. Мы сожалеем об отсутствии того, что нам актуально, и только. Мне друзья не актуальны.
Последняя фраза была сказана тоном, который отчетливо донес до меня мысль «Новые друзья мне не нужны тоже, так что не лезь в душу».
– Но друзья…. Они всем нужны…, – не унималась я.
– Я – не все! – снова оборвал меня мужчина – Голова кружится?
– Да.
– Тошнит?
– Слегка.
– Сотрясение. Но жить будешь.
Вердикт был вынесен, и диагноз поставлен. И снова по интонации последних слов так и читалось «Прием окончен. Всего доброго. Оплата в регистратуре». Огромная фигура поднялась с дивана, и снова подошла к допотопному столу.
– Спасибо.
Наверное, в иное время я бы поняла по тону голоса, и позе, что самое время просто встать, поблагодарить за оказанную помощь, и удалиться в свою конуру, но не в этот раз. Сейчас я просто не двигалась с места.
– Я могу узнать твое имя? – спросила я.
– У меня нет имени – услышала я совершенно неожиданный ответ.
– Что ты имеешь в виду?
– Ровно то, что сказал. У меня нет имени.
– А паспорт есть?
– Паспорт есть, – согласно кивнул он, – но данные в паспорте больше мне не принадлежат. Может такое быть?
– Не знаю…, – признаюсь, я совсем опешила.
– Да и что даст тебе эта информация…? – тихо продолжил незнакомец, глядя в пол, – ты лучше бы узнала, что я за человек, или что?
– Она дала бы мне представление как к тебе обращаться.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на меня.
– А знаешь ли ты, что, даже, зная имена друг друга, мы практически не произносим их в разговорах, все больше заменяем их нейтральными фразами из серии «Знаешь», «Слушай», и все в таком духе. Так что, не засоряй память.
Воцарилась тишина, я сидела, осмысляя услышанное, и соображая, что можно ответить в такой ситуации. Через мгновение мой собеседник добавил:
– Может и не придется обращаться. Не свались ты с лестницы, знать не знала бы о моем существовании. Возможно, и не свидимся больше.
Я не знаю, что в тот момент выражали мои глаза, я даже не уверена, какие именно чувства я испытывала, я не знаю, как вообще я выглядела, но на секунду, лишь на секунду мне показалась, что в этих нереально синих глазах промелькнула искорка сожаления о последней сказанной фразе. Наверняка, это из-за моего щенячьего жалкого вида. Как я сожалею об этом моменте, как я ненавижу выглядеть нелепой. Еще моя бабуля учила меня сохранять чувство собственного достоинства в любой ситуации, какой бы тяжелой или унизительной она не была бы. «Чем ниже ты склоняешь голову, тем ближе к чужой заднице становишься» поговаривала моя бабуля. Грубо сказано, но очень верно. Вот, кажется, сейчас меня и послали известным маршрутом. Единственное, что можно было сделать, дабы не усугубить ситуацию, так это встать, поблагодарить за помощь, и раствориться в темноте дверного проема.
Как болит голова! А чего ты хотела: свалилась с крутых ступенек, какое-то время была без сознания, разбила затылок, да еще и воображение обострилось… Конечно, это все из-за травмы, и нереальный цвет глаз и ореол таинственности. Обычный холостяк, живущий в запустении. Пещерный человек, коих, наверное, треть страны. Дурочка ты!
Зато, как уютно в постели, как тепло и мягко! Завтра вызову врача, и получу больничный лист дней на десять. Здорово! Жаль только, голова болит невыносимо. Однако, если принимать анальгетики, то можно даже попробовать наслаждаться жизнью. От этой мысли стало так приятно, что я мигом провалилась в сон.
Спала я крепко и без снов. Утром меня разбудила острая боль в затылке. Я открыла глаза. Погода за окном была, на удивление, солнечная, а воздух теплый и влажный. Нужно встать и вызвать врача и принять чего-нибудь обезболивающего.
Врач приехал через два часа. Диагноз подтвердился – сотрясение. Правда, признаюсь, я умолчала о факте потери сознания, уж больно не хотелось ехать в больницу. Я просто нутром не переношу всю эту больничную атмосферу. После почти месяца, проведенного на больничной койке, у меня выработалась своего рода аллергическая реакция на холодные однотонные стены, запах медикаментов, дребезжание больничной тележки, развозящей еду и пластиковые стаканчики с пилюлями, на безликий белый цвет казенных простыней и халатов медперсонала. Мне даже кажется, что у клиник есть своя магия. Попадая туда, даже здоровый человек начинает чувствовать себя больным. Нет уж, дома и стены лечат. Да еще и от работы отдохну, ну чем не благодать?
Из еды, в холодильнике, сиротливо притаились замороженные пельмени, в шкафчике еще осталось какао, пока – это все, что мне нужно для полного счастья. Болеутоляющие подействовали, пельмени сварились, какао приятно овеяло всю мою комнатку успокаивающим уютным ароматом. Жизнь продолжается. Наверное, самый счастливый человек тот, кто умеет быть счастливым здесь и сейчас, не мечтами и эфемерным счастьем на будущее, а сейчас, сию минуту, от элементарных вещей. Вдохнул свежий ветер – счастье, согрелся от чашки чая – счастье вдвойне, услышал знакомую приятную мелодию – вообще благодать. Ну почему мы просто не замечаем таких мелочей? Мы принимаем как должное то, что нужно принимать как чудо.
Итак, осчастливив себя, я все-таки решила следовать рекомендациям врача и не находиться долго на ногах. Интересно, лежа на спине, я вдруг отметила, что никогда раньше не замечала, какой у меня потолок. Это же просто чистый лист бумаги, идеальный в своей белизне и гладкости. Просто бескрайняя интрига! На нем можно написать все, что угодно, хоть дневник вести. Например…..
Тут, благодаря силе моего воображения на потолке стали проявляться слова, словно выведенные черными чернилами:
«…И вот настал новый день! … И снова начинаю жить с чистого листа!»
Вдруг, словно ответом на мою надпись, на потолке появилась еще одна фраза, написанная красивым, наклонным подчерком. Чужим подчерком:
«Не жалей. Ни о чем, и никогда»
О как! А это уже не мои мысли. А как они тогда появились перед глазами? А просто надо больше отдыхать, вот что. И я снова провалилась в сон.
Что было вечером, помню смутно. Как спала ночью – не помню вообще. А вот утро не помнить сложно, такое пасмурное, хмурое и неприветливое. Как раз такое утро, когда готов отдать все свое материальное, мало-мальски ценное имущество лишь бы только не вылезать из-под одеяла весь день. Я снова поглядела на потолок и снова увидела каллиграфически выведенную фразу «Доброе утро!». Какая издевка! Ничего доброго в этом утре не было. Мерз нос, и сводило желудок. Не мудрено, последний прием пищи был почти сутки назад. Тогда я пообедала теми самыми пельмешками из морозильника. Припомнив, как одиноко смотрелся пакет с пельменями на пустой полке, я осознала, что сейчас холодильник пуст совсем. Мне не понравилась эта мысль. Интересно, какие ощущения более неприятные: чувство голода, или когда мерзнет нос? Полежав еще какое-то время в уютном гнезде, ворчавший желудок напомнил мне, что все-таки я взрослая девочка, и должна вести себя по-взрослому, то есть встать, одеться, добраться до магазина и покормить его, наконец, покуда он не переварил сам себя.
Поход в магазин не принес радости. Идти, конечно, не далеко, но уж очень неприятно. Ветер пронизывал аж до костного мозга. Сколько неудобств ради куриных ножек и хлеба! Дома где-то завалялась пачка вермишели, может даже какая-то крупа. Сварю суп дня на два, может на три, а то вдруг такая погода продержится еще какое-то время. Второй выход в магазин за продуктами не входит в мои планы на ближайшее будущее.
А дома так тепло. Поставила на огонь кастрюльку с потенциальным куриным бульоном. У меня талант пересаливать еду, может мне ее не солить вовсе? Ну, есть же так называемая бессолевая диета. Говорят, что это только первый месяц пресная пища стоит комом в горле, а потом привыкаешь, и вроде как, так и должно быть. Нет, лучше посолю, рискнем-с. И тут, пока я тянулась за банкой соли, мое боковое зрение уловило посторонний предмет за окошком. Практически на уровне моих глаз болталась бумажка. Что тут удивительного? Ветер. Наверняка, поднял мусор с улицы и.… Но если это ветер, то почему он не уносит ее от моего окошка? Наоборот она словно привязанная…. Она привязанная! Бумажка была привязана на ниточку и свешена из окошка сверху. Любопытство взяло свое, и я открыла окно. Поток ледяного ветра хлынул в лицо. Бумажка оказалась лейблом от пакетика с чаем. На одной стороне было выведено черным маркером «SMS», а на другой уже ручкой было написано: «Если сегодня, вдруг, соберешься на крышу, оденься теплее. Сильный ветер».
Ну, вот интересно, каким образом думает моя голова, какой логикой? Я моментально выключила уже закипающие ножки, и метнулась в комнату одеваться. Что там моя бабуля говорила про достоинство? Запамятовала. Я словно послушный солдат, получивший команду от генерала, спешу исполнить ее немедля. И куда подевалась расческа? Наверное, она там же где и мое чувство голода. Ну, конечно, я не оделась тепло. Куртка поверх легкой блузы да летние джинсы, то есть, первое, что попалось мне на глаза. Собралась минут за 15, рекордное время для женщины. Меня вела безграничная тяга еще раз, на секунду коснуться загадки, живущей за глухой дверью мрачного шестого этажа.
Выйдя из квартиры, я совершенно не думала о ключах от чердака, эта мысль даже не посетила мою голову. Я интуитивно чувствовала, что она не заперта. Дойдя до шестого этажа, я остановилась на мгновение. Сначала посмотрела на дверь, которую до недавнего времени считала нежилой, подумала о том приведение, что обитает за ней, потом посмотрела под ноги, где все еще виднелись бурые следы крови. Интересно, смогла бы я переступить через свой страх свалиться снова, если бы не это послание? Полезла бы я на крышу хоть еще один раз? Наверное, вряд ли. Пережитая боль всегда оставляет на сердце шрам, подобно острому ножу. Память о былой травме притупляет способность к рациональному мышлению, ограничивает свободу. Инстинктивно начинаешь избегать прежде любимых дорог, привычных занятий, и даже знакомых, приятных людей, если с ними связаны воспоминания о боли. Все правильно. Это защитный механизм, заложенный самой эволюцией. Но это уже не свобода.