Фарбажевич Игорь. Кровавый Джек-Косые Паруса

   - Морской черт!.. - разнеслось по палубе.
   "Дьявол! - мелькнуло у него в голове. - Неужели... проклятье Гулля?!.."
   - Скорее канат! - бросил кто-то из матросов.
   Джек отскочил в сторону и резко обернулся на шепот:
   - Стоять! Если кто двинется с места - вмиг сосватаю со смертью!
   Но тут сзади навалились двое: один вырвал у него пистоль, другой же здоровяк более шести футов - скрутил руки за спиной. Кровавый Джек, как я уже говорил, был не из слабых, но и прижавшие его к палубе почти двести фунтов были довольно ощутимы! Он попробовал вырваться, однако, меньше чем за минуту, был обвязан канатом, словно личинка коконом.
   Пираты помнили обиды и, пересиливая страх, с жестокой злобой в пух и прах пинали волка!.. Весь избитый лежал ничком живой мертвец... пока живой... почти калека.
   "Скорей убейте, наконец..." - подумал тот, кто звался Джеком...
   Спустя четверть часа Однорукий Дик, надев атаманскую треуголку, которая пришлась как раз впору, приказал спустить на воду судовую шлюпку и бросить туда ещё живого Атамана. Шлюпку отпихнули от борта шхуны, и она по воле волн поплыла в неизвестность...
   Глава одиннадцатая.
   РЫБИЙ БОЙ
   И долго в северных ночах качалась лодка на волнах...
   Два дня и две ночи плыл Джек в полном беспамятстве, не чувствуя ни голода, ни жажды. Лишь на третий день раскрыл глаза. Небесная синева распростерлась над ним. Сверкало солнце.
   Джек сощурился и хотел прикрыть лицо рукой, но почувствовал, что это невозможно. Он приподнял голову и бросил взгляд на свое избитое, связанное канатом тело. Тут же все вспомнил и зарычал от ярости и бессилия. "Гроза всех морей" - он оказался беспомощней щенка, брошенного в воду!
   Попытка вырваться из плена была безуспешной: он сам учил команду вязать крепкие морские узлы.
   Тяжело дыша упав на дно лодки с разодранными в кровь руками, атаман пиратов застонал от унижения и боли, постепенно осознавая кем стал ныне! Он ещё помнил свою власть над людьми, и не мог примириться с её потерей! Не мог и не хотел! Джек уговаривал себя, что все это может оказаться самым жутким на свете сном, самой страшной болезнью, - всем, чем угодно, только не явью!
   Он глядел в сияющее голубое небо, словно искал там звезду своей судьбы. Но если б даже и нашел её - увидел бы, что светит она ему холодно и строго. Высоко проплывали молчаливые белоснежные облака, похожие на паруса далеких кораблей.
   Джек почувствовал жжение в глазах. Это были слезы, горячие и спасительные, которые не приходили к нему со времен детства.
   Он с трудом повернулся на бок, уткнулся в борт шлюпки и опять провалился в забытье...
   ...Когда луны с щербинкой блюдце ссыпало звезды в небеса - Джек, наконец, раскрыл глаза, но вновь не смог пошевельнуться.
   Волны спокойно плескались о борт шлюпки и не было конца звездному и морскому пути...
   Крепко связанное канатами избитое тело начало ныть. С каждой минутой в Джеке все сильнее пробуждались голод и жажда. Не привыкший отказывать себе в еде, страстный любитель вкусно поесть и много выпить - он понимал, что эта слабость его и сломит.
   Внезапно за бортом послышался какой-то странный плеск.
   Джек прислушался и даже попытался приподняться. Скорее нервами, чем глазами, он узнал летевшего к нему по воде пловца. У того был огромный хвост, острые плавники и дышащая бедой пасть. Акула!..
   Почуяв пленника, она ощутила свою над ним власть и закружила вокруг шлюпки смертными кругами, примериваясь, как схватит его за бока, как сомкнет на нем свои челюсти-жернова, и громко точила зуб о зуб в нетерпении.
   Сводит от голода скулы
   на скоростных виражах.
   В черном просторе - Акула,
   челюсти - в острых ножах.
   Кто мне грозит аркебузой?
   Чье гарпуна острие?
   Коль ваша жизнь вам в обузу
   бросьте Акуле ее!
   Что мне напевы сирены
   или русалки любовь?
   Жарко клокочет по венам
   жутко холодная кровь.
   Шваркнется в обморок каждый,
   кто попадется в пути.
   Я, как безумная, жажду
   счеты со всеми свести!
   Если же вы дорожите
   жизнью своей и чужой
   больше ещё задрожите,
   Встретившись в море со мной!
   Эй, вы, двуногие трусы!
   Суши и моря жулье!
   Коль ваша жизнь вам в обузу
   бросьте Акуле ее!
   Он лежал ни жив ни мертв, покорно положась на судьбу или случай. Плеск становился громче, уже то за левым, то за правым бортом шлюпки показывался из воды акулий плавник, разрезая волны, как масло.
   С детства забывший о Боге, Джек начал страстно молиться. Вдруг ясно вспомнилась молитва "Отче наш", которую, пират, казалось, навсегда вычеркнул из своей памяти. Вода возле лодки вдруг забурлила, забила фонтанами брызг...
   Еще вираж! Еще мгновенье, и - мой закончился б рассказ! Но вдруг нежданно, в тот же час у лодки началось сраженье!.. Дралась с Акулой Рыба-Меч, внезапно появившись рядом. Их поединок стоил свеч: одну из них ждала награда.
   И то ли во сне, то ли в забытьи, он услышал их голоса.
   - Он - мой! - ощерилась Акула.
   - Нет, мой! - визжала Рыба-Меч. - Хочу тебя предостеречь, чтобы мозги твои продуло!
   Взлетел до неба хрип и визг. Кровь пролилась фонтаном брызг. Вертелась лодка в волнах боя. А пленник был ни жив, ни мертв, средь разъяренных рыбьих морд, давно простясь с самим собою. Акула в гневе, между тем, впилась в соперницу зубами. И карусель кровавых тел взбивала брызги над волнами. Но тут Меч-Рыбе удалось проткнуть акулий бок. Насквозь!
   Два жутких предсмертных вопля, которые, наверно, услышал сам Дьявол, разнеслись над морем. Рыбы забились в агонии. Вскоре оба чудища навек замерли и, всплыв на поверхность, мирно уплыли в разные стороны.
   Шлюпку отнесло на юг, прибивая волной к берегу, и вскоре в заливе Уош выбросило на песок.
   Что было дальше - вы знаете. Но не всё...
   Глава двенадцатая.
   В СТАЕ
   Когда рыбаки, развязав Джека, в ужасе бежали, атаман пиратов со стоном перелез через борт шлюпки, упал на мокрый песок и стал двигаться дюйм за дюймом к спасительному огоньку костра, покинутого рыбаками, что весело пылал за ветками деревьев.
   ...Так Джек на новый берег вполз, не ведая о расстояньи, то - на пригорок, то - в откос, теряя силы и сознанье.
   К почти погасшему костру с трудом добрался поутру.
   Осмотрелся, глубоко вздохнул, и впервые сказал "спасибо" Господу: он благодарил Создателя за то, что остался жив. Нанизал на прут несколько сельдей, лежавших в рыбьей куче - улов, брошенный рыбаками - и поджарил, скорее, чуть подкоптил на едва тлеющих углях. Еда немного прибавила сил. В бутылях ещё оставалось вино, и он выпил все до последней капли, но не опьянел и не взбодрился в горестном своем положении. Раны от побоев и канатных узлов горели, напоминая лишний раз о том, что произошло две ночи тому назад.
   Где-то вдали послышались человеческие голоса. Джеку пришлось собрать остаток сил, чтобы, прихватив с собой несколько рыбин, двинуться напролом в самую гущу леса. Уже будучи далеко, он услышал где-то позади лай собак и возбужденные мужские восклицанья. Скорее всего, это ночные "храбрецы" вели соседей к лодке.
   С этого часа Джек не смел показываться на глаза людям. Ночами рыскал по лесу в поисках воды и пищи, обходя стороной тропы, днем же хоронился в каком-нибудь овраге или в старом дупле. Он позабыл вкус мяса и хлеба, питаясь лишь грибами и ягодами, которых в лесу в эту пору было в избытке.
   Теперь ему стал понятен язык птиц и зверей, но вскоре эта способность оказалась ни к чему: все живое сбежало, уползло и улетело в соседние леса. Животным тоже был страшен Человековолк!
   Он потерял счет неделям и месяцам. Солнечный свет уходил на убыль. Пошла череда дождей, и яркие теплые дни были теперь кратки и редки.
   Смешалось время в голове. И то, что пролетело лето, Джек вдруг заметил по листве, что озарилась желтым цветом.
   Сапоги его износились, куртка и брюки протерлись. Но Джек гнал от себя всяческую мысль о том, что когда-либо вынужден будет обратиться к людям...
   Однажды утром он наткнулся на двух волков. Они заприметили его давно и наблюдали за ним, скрываясь в кустах.
   Один волк был старым, хромым и облезлым, другой же - молодым, горячим и поджарым.
   - Кто это? - тихо спросил Поджарый. - Волк - не волк, человек - не человек.
   - Скорее всего, - человек, - промолвил, поразмыслив Облезлый. - Ты же видишь, он - двуногий.
   - А шерсть?! - зашептал Поджарый. - А уши! А клыки!
   - Но на нем рубаха, - резонно заметил старый. - И сапоги. И штаны.
   - Так кто же он?! - занервничал Поджарый.
   - Если я не ошибаюсь, - сказал Облезлый, - это тот, о ком так много говорят в округе.
   - Оборотень?! - воскликнул молодой, и глаза его хищно сузились. - Тот, из-за кого опустел наш лес?
   - Тот самый, - согласился хромой и дал знак Поджарому.
   Молодой волк выскочил из-за кустов и отрезал путь Джеку. Тот хотел повернуть назад, но за его спиной уже стоял Облезлый. Волчьи морды ощерились, полные ненависти.
   - Готовься к смерти! - гавкнул молодой с вызовом. - Ты нам ответишь за все!
   - За что? - застыл на месте Джек.
   - За то, что ты - человек! - хрипло зарычал старый волк, выгибая перед прыжком облезлую спину. - За то, что распугал все живое в нашем лесу!
   - Я - не человек, - ответил Оборотень, отступая к деревьям.
   - Но и не волк! - рассмеялся Облезлый. - От тебя за версту разит человечиной!.. А там, где прошел человек, - там псы, пули и капканы!
   - Прощайся с жизнью! - клацнул зубами Поджарый, заходя сбоку.
   - Ах, шакалы! - Джек, сжал кулаки. - Я принимаю ваш вызов!.. - И он достал нож, оброненный одним из рыбаков.
   Как ни странно, но после пережитых мытарств, силы не покинули его. Былое уменье драться почти спасло Джека: Поджарый взвыл, зализывая рану, а Облезлый не досчитался последних зубов. Но волков было двое, и это решило исход драки. Тяжело дыша, они все же подмяли его под себя.
   - Отнесем в стаю, - сказал Хромой.
   - А может, здесь и сожрем? - спросил молодой.
   - Ну, что за нравы!.. - покачал головой Облезлый. - Где былой патриотизм?! Где честь рода?!.. Вы, молодые, печетесь лишь о себе. А как же те старики, что уже не могут выйти на тропу охоты? А наши звереныши-сосунки?..
   - Ладно тебе! - махнул лапой молодой. - Надоели поучения. В стаю - так в стаю.
   Они с трудом, по очереди, понесли его на спинах к Волчьей Поляне и бросили в яму, которая представляла собой глубокую ловушку для самих же волков, вырытую здешними егерями. Звериная тоска охватила Джека. Злой, ужасный, никому не нужный, он лежал на куче опавших листьев и в бессилии скрипел зубами:
   - Ни-чче-ей!..
   Волчата, принюхиваясь и кружа, с любопытством заглядывали к нему. Волчицы же с нетерпеньем ожидали условного знака Вожака, чтобы тут же наброситься на Джека и разорвать его на куски. Они радовались удачной охоте своих собратьев: уже несколько дней стая голодала.
   Однако, Вожак не спешил. Он был в растерянности, ибо не знал точно, кто у него в плену, человек или волк. Морда Оборотня чем-то напоминала ему морду собственного деда, которого когда-то загрызли охотничьи собаки. Немного подумав, он решил пока не трогать Джека. Это решение вызвало неудовольственный вой, но Слово Вожака было непререкаемым. Вскоре все, кто ещё мог ходить, отправились на охоту. Возле ямы остались лишь волчата да пара волков, издыхающих под сосной от голода и старости. Даже волчихи - и те бросились на поиски пищи.
   Джек хорошо слышал, о чем говорили волки. Когда почти все покинули логово, он встал на ноги. Его голова неожиданно высунулась наружу, и волчата отскочили от края ловушки. Они были такие забавные, что вдруг рассмешили Джека. Изогнув спины, как это делали взрослые волки, волчата грозно фырчали и пытались рычать на страшного пленника.
   Внезапно невдалеке раздался треск раздираемых кустов, и на поляну вышел бурый медведь. Он был необычайно худ, клочья рыжей шерсти торчали на нем в разные стороны, голодный безумный взгляд блуждал по поляне. Увидев застывших от страха щенят, медведь со страшный ревом бросился на них и когтистой лапой зацепил одного малыша. Тот громко завопил, но было уже поздно: теплая щенячья плоть в мгновение ока была разорвана и тут же отправлена в клыкастую пасть. Старые волки, лежащие под сосной, мгновенно притворились мертвыми, а остальные волчата, сбившись в кучу, завыли благим матом на весь лес.
   И Джек вдруг решился. Найдя в себе остаток сил, он подтянулся руками за край ямы, подпрыгнул и очутился наверху - один на один с рассвирепевшим зверем, пасть которого была в крови. Тот, завидев Оборотня, от удивления встал на задние лапы. Джек достал из-за голенища рыбацкий нож и, ни секунды не колеблясь, бросился на Медведя. Схватка была быстрой: тот не ожидал своей смерти и поэтому даже не понял, что произошло. Его длинное неуклюжее тело рухнуло на осеннюю землю, и рев издыхающего зверя умчался под небеса. Два старых Волка с трудом разлепили веки и успели только увидеть, как Человековолк тащит медвежье тело к краю ловушки. Еще мгновенье - и оно очутилось в яме, где только что был Обротень.
   Тяжело дыша, Джек присел под деревом, прислонясь к холодному стволу. Голова кружилась от слабости, а тело ныло от медвежьих объятий. Не прошло и минуты, как зашелестели кусты, и на волчьей поляне появилась стая. Волчата бросились навстречу, перебивая друг друга и плача об убитом брате. Почуяв запах крови и увидев Двуногого на свободе, волки вначале решили, что он виновен в смерти волчонка. Но когда Вожак выяснил, что случилось на самом деле, принял решение:
   - Если хочешь, мы берем тебя в свою стаю. С этого часа ты будешь равным среди равных.
   Облезлый и Поджарый перекинулись хмурыми взглядами: им явно это не нравилось, но слово Вожака было так же твердо, как слово Атамана на пиратском корабле.
   С рожденья запрещали нам любить.
   Жестокими волков учили быть.
   Выслеживать врага, точить клыки
   нас этому учили старики.
   Мы верим только в ненависть и злость.
   А жалость нам, волкам, - как в горле кость!
   Вот брюхо мясом ближнего набьем
   и на пиру кровавом запоем.
   Наш вой несется, нагоняя страх
   и на больших дорогах, и в лесах.
   Эй, люди, звери! В полуночный час
   вы бойтесь храбрых, сильных, диких - нас!
   Джек находился в стае уже недели две или три. Он исправно ходил с волками на охоту. Если она оказывалась безрезультатной, - отправлялся по ночам в близлежащую деревню, откуда приносил волкам кур и поросят. Ему было проще жить среди волков, чем среди людей. Правда, до сих пор не ладились отношения с Хромым и Поджарым: все трое помнили первую встречу.
   И вот однажды - в то утро, когда лорд Бигбенский отправился на поиски Чудища - Джек, Хромой и Поджарый отправились на охоту...
   Как только они вышли за пределы волчьего лагеря, Джек сразу же был сбит с ног. Поджарый, не мешкая, прокусил ему голенище, а Хромой мертвой хваткой вцепился в руку, заслонившую горло. Но в тот же миг вдалеке затрубили охотничьи рога и залаяли псы. Джек крикнул, что есть силы, на весь лес:
   - Спасите! Я зде-е-есь!!..
   Волки оторопело отскочили в сторону, облизнулись напоследок и скрылись в кустах. Человековолк остался лежать у холодного ручья, где и нашла его охота лорда Бигбенского...
   Глава тринадцатая.
   ПОТУХШИЙ КАМИН
   Том так и не показал миссис Гулль свою страшную находку. Он знал, что пока мать не потеряла надежду, та поддерживает её. Но с того дня их дом стал ещё тише. Был заброшен игрушечный флот и шумные прогулки к морю. Целыми днями мальчишка сидел, запершись в своей комнате, и никого не хотел видеть. Когда мать уехала по делам в Лондон (в Управление Британского Флота или нанести очередной визит высокопоставленному вельможе - чтобы тот помог в поисках мужа), Том проскользнул в кабинет отца, куда обычно ему было входить запрещено.
   Отделанная мореным дубом большая светлая комната напоминала капитанскую каюту. Широкое окно выходило на море, одну стену закрывал высокий - под самый потолок - шкаф с книгами по мореплаванью. Среди них встречались и романы Вальтера Скотта и томики стихов Роберта Бернса. На других стенах в позолоченных рамках под стеклом висели офорты с изображением парусников. Часы отбивали каждую четверть, напоминая удары корабельного колокола.
   Том снова вспомнил те редкие вечера с отцом, когда тот возвращался из плаванья. Капитан вертел большой, фута три в диаметре, глобус, и крошечный парусник в его руке, показывал морские пути, по которым плавала "Санта Мэй". А потом он усаживал сына в кресло и рассказывал свои удивительные истории. В камине, выложенном из грубых прибрежных валунов, тогда весело трещали поленья, о чем-то выл в дымоходе ветер, огонь освещал лица отца и матери, обнявшихся в полутьме.
   Теперь камин был холоден, за окном стояло жаркое лето, но Тому очень хотелось тепла от того огня, которого больше никогда не зажечь. Да и что ему освещать? Лишь пустоту кабинета. Даже сверчок, который жил за камином, теперь затих...
   С тех пор как молчаливый Том совсем забыл про флот у взморья, вверх дном был поднят графский дом: Не заболел ли мальчик корью? А может быть, упадок сил внезапно мальчика сразил?.. Бромс все познанья в медицине теперь на Тома перенес. Жалел его, порой, до слез и успокаивал Графиню... Однажды, чтоб не слышал Том, вполголоса сказал о том, что-де звериная природа влияет вредно на детей, и было б лучше поскорей отправить Волка на свободу.
   А Джек был в горестном смятеньи: из-за его судьбы лихой остался мальчик сиротой! И нет теперь вовек прощенья!
   Несколько раз Тому привозили приглашения: одно - на день рождения Бетси, дочери шерифа, а два других - просто в гости, но всякий раз он отказывался от поездки, ссылаясь на плохое самочувствие. Хотя, если судить по его настроению, можно было и впрямь подумать, что он болен. Доктор велел миссис Мэй заняться здоровьем сына, кормить его бульонами и фруктовыми пудингами, и давать по утрам стакан сока или морса из свежих ягод.
   Как-то раз Том ночью внезапно проснулся. Сверху, со стороны чердака, доносились завыванья, но это не был голос ветра в дымоходе. Мальчик привстал на локте и прислушался: вой становился все громче. В нем звучала тоска и безысходность. Постель Волк была пуста. Том метнулся по лестнице на чердак. В раскрытой двери, что вела на крышу, мерцали июльские звезды. Том тихо поднялся по шатким ступеням и вдруг увидел Волка, сидящего прямо на печной трубе. Подняв мохнатую морду и обхватив себя руками, он выл на луну, словно прося у неё пощады. Если бы мальчик прислушался, то разобрал бы, среди волчьего плача слова:
   - Боже! Праведный Боже!.. Нет мне покоя! Нет покаянья! Разве можно простить того, кому нет прощенья?!.. Нельзя, Господи! Никогда, Господи! Прости меня, Том!..
   - Эй! - осторожно позвал его мальчик. - Пойдем спать! Ты разбудишь весь дом!..
   Но Волк не слышал. Глаза его были прикрыты, он покачивался из стороны в сторону, словно седой дым над трубой.
   Том, крепко зажав ладонями уши, вбежал в свою комнату, бросился в постель и заплакал в подушку.
   А к небу несся отчаянный вой:
   - Боже! Праведный Боже! Ты наказал меня громом Небесным! Молнией взгляда Твоего! Волчьей личиной!.. Накажи Геенной Огненной!..
   Глава четырнадцатая.
   ВОЛЧЬЯ ЯРМАРКА
   Доктор Бромс приехал из Кингс-Линна с хорошими новостями: он договорился с шерифом, что в начале августа - в день города - и всю неделю потом на ярмарочной площади будет демонстрироваться Человековолк. По этому случаю Бромс пригласил Президента Зоологического Общества и корреспондентов многих газет. А ещё он написал лекцию и сочинил веселые КУПЛЕТЫ. Однако, исполняться они должны были не от его имени, а от имени некоего МАК-КЛЕЯ (ибо доктора знали исключительно как серьезного человека).
   Однажды к лорду Глену в бурю
   явился волк в овечьей шкуре.
   Но шкура та была гнилой.
   И - порвалась! Хоть волком вой!
   Два рыбака: Финдлей и Салли
   кого-то в море там спасали.
   Им оказался Волк Морской.
   О, Боже мой! Хоть волком вой!
   Однажды Ричард, Чарльз и Билли
   грибами волка отравили.
   Но тот, отравленый и злой,
   съел всех троих. Хоть волком вой!
   Старушка Мод из ягод волчьих
   джем для гостей варила ночью.
   Но за кладбищенской стеной
   теперь - одна. Хоть волком вой!
   Закончу я куплет смешной
   все тем же: "Ну, хоть волком вой!"
   И как на этом свете жить?
   С волками быть - по волчьи выть!
   Городскую площадь как раз вовремя - как будто к случаю - заново вымостили, покрыли яркой краской фасады близстоящих домов. На площади возобновились давно забытые гулянья молодых людей и прогулки стариков, все только и говорили о предстоящем празднике. Уже ставили кругом увеселительные балаганы и торговые лавки. Веселый перестук молотков разбудил некогда сонный город. Уже продавались страшные волчьи маски, вместительные копилки в виде волка с раскрытой клыкастой пастью, смешные игрушки-волчата и даже книжки-сказки "Красная Шапочка" и "Три поросенка" с яркими иллюстрациями. Уже шились костюмы и сбивались декорации для кукольного спектакля, в котором будет рассказано, как гласили афиши, "об ужасном, злом и никем не любимом Человековолке"!
   Уже строился в центре площади большой помост. На нем должна была разместиться прочная железная клетка с поднимающимся занавесом.
   Устроителем всех этих зрелищ, как ни странно, стал сэр Ричард Бигбенский. Лорд надеялся таким образом загладить скверный инцидент в Замке, а посему выписал чек на тысячу фунтов и взял на себя решительно все организационные вопросы! Билеты раскупались быстро, хоть и стоили совсем недешево: деньги от выручки должны были пойти семье капитана Гулля - ведь Управление Британского Флота так и не назначило пенсию вдове.
   Итак, город готовился к празднику. Даже Анни Литрс наварила несколько бочек отменного ячменного пива.
   И никто не знал, что грядущая ночь разом перечеркнет все планы главных героев повести и бросит их в новый водоворот страшных событий.
   Глава пятнадцатая.
   СТАРАЯ ПЕСНЯ
   Еще днем дворецкий Чарльз, как всегда чихнув десяток раз кряду, приметил из окна гостиной нищего, долгое время торчавшего у каменной ограды. Вытянув голову над замшелыми камнями и бросая быстрые взгляды на окна особняка, тот что-то высматривал и вынюхивал. Видимо, рассчитывал на подаяние. Дворецкий решил подать милостыню и, нащупав в боковом кармане мелкую монету, вышел к воротам. Но каково же было удивление Чарльза, когда он обнаружил, что за калиткой никого нет: ни слева, ни справа. Не видно было даже облачка пыли!
   - Очень мило! - с возмущением проворчал дворецкий. - Вот и торопись после этого с добрыми намерениями! Нет, недаром я не выношу бродяг!..
   Он вновь крепко запер калитку на засов и направился к дому, хмуря брови, как Шериф Ноттингэмский.
   Впрочем, Чарльз наговаривал на самого себя: добрее человека не было на свете!.. Вернувшись в гостиную, он тут же занялся множеством неотложных домашних дел и, к сожаленью, позабыл о незнакомце.
   ...В эту ночь Джеку не спалось. Он слушал ровное дыхание Тома, в который раз перебирал в памяти всю свою никчемную жизнь и уже не спрашивал у Бога: "За что мне такое?"
   Знал теперь, почему так наказан. На своей шкуре он должен был испытать всю боль и убитых и замученных по его приказу людей. И любую даже самую мучительную смерть был готов принять покорно и безмолвно.
   Но пока, приговоренный к Высшей мере страданий, Джек должен вымолить прощение у Тома.
   С той минуты, как он вспомнил все об Артуре Гулле, - волк поклялся стать верным стражем жизни и покоя его сына. Ночью и днем... Днем и ночью...
   ...Ночь была по-июльски душной. Почти все окна оставались распахнутыми настежь. Внезапно под окном послышался какой-то шорох...
   Когда прохладный лунный свет над домом разлился и садом, уже знакомый силуэт перемахнул через ограду.
   Дождавшись, пока луна на миг скроется за облаками, незванный гость пулей пересек лужайку перед особняком и, обогнув его, остановился...
   Под Томом скрипнула кровать... Джек стал тихонько напевать куплеты старой колыбельной. И - под мотив ветров и скал - Том снова ровно задышал, сжав крестик в кулаке нательный.
   Под кормою спит волна.
   Над кормой плывет луна.
   Всем на свете ночью светит одинаково она.
   Дремлют в шлюпке рыбаки.
   Спят на бриге моряки.
   Альбатросы спят и рыбы, и морские спят коньки.
   Баю-баюшки-баю.
   Хрипло песню я пою.
   Песню корабельную.
   Песню колыбельную...
   Лишь не ходят на постой:
   Подлость, Ненависть, Разбой.
   Ведь для промысла лихого - им полезен мрак ночной.
   Из-за них в ночи не спать,
   глаз бессонных не смыкать,
   Чтоб мальчишку от разбоя мне стеречь-оберегать...
   Незнакомец прислушался, затем достал из-под рваного плаща свернутую в кольцо веревочную лестницу и, размахнувшись ею, набросил загодя связанную петлю на крюк, вбитый рядом с окном (когда-то здесь висел фонарь). Дернув несколько раз за конец веревки и убедившись в её надежности, Незнакомец, словно паук, стал взбираться по отвесной стене, подтягиваясь всего одной рукой. Тем не менее, весь путь от земли до окна был проделан им очень ловко.
   Через минуту, полон сил, на подоконник он вскочил, в проеме черном появился, худой и жуткий, как скелет, неслышно спрыгнул на паркет и в Детской Тома очутился.
   Однако, не успел Незнакомец ступить и шагу, как на него набросился Человековолк и, сбив с ног, навалился всем телом.
   - Джек... это я... - прохрипел незваный гость.
   Волк, весь дрожа от почти забытого ощущения борьбы, разжал запястья. Он всмотрелся в лицо Незнакомца. Фальшивая борода съехала набок...
   - Дик?!! - Джек узнал эту злобную ухмылку.
   Тот осклабился: