Страница:
Коридор был забит спешащими на работу людьми. Большинство из них, как и Хэл, были одеты в свободные шотландки профессионалов, но встречались и преподаватели в их ало-зеленой форме.
Хэл мужественно шел сквозь строй ритуала здорования:
--Славного тебе будущего, Эриксон!
--Да озарит тебя улыбка Сигмена, Ярроу!
--Как спалось, Чанг?
--Шиб, Ярроу!
--Шолом, Казимуру.
--Да озарил тебя улыбка Сигмена, Ярроу!
Хэл остановился у дверей лифта, дожидаясь, пока дежурный по этажу распихает толпу по иерархическим группам. Наконец оказавшись на улице, Хэл зашагал по разноскоростным дорожкам, пока не добрался до центральной, двигавшейся со скоростью экспресса. На полосе была давка, его стиснуло между другими пассажирами. Но так как все они принадлежали к высшему классу, толкались они весьма деликатно. Через десять минут он стал осторожно пробиваться с дорожки на дорожку и еще через пять минут оказался на обочине перед широкой аркой пали N 16 Университета Сигмен-сити. Внутри ему тоже пришлось подождать, впрочем, не так уж долго, пока лифтер пригласит его в кабину. Лифт без остановки вознесся на тридцатый этаж. Обычно Хэл спешил в аудиторию для лекций на трехмерке, но сегодня он направился в другую сторону -- к кабинету декана. По дороге ему вдруг страстно захотелось курить, и зная, что Овельгсен этого не одобряет, он решил быстро сделать пару затяжек в коридоре. Он вдыхал аромат женьшеня и машинально прислушивался к шедшей за ближайшей дверью лекции его коллеги Кеони Джерамиль Рамунссена.
--..."Пака" и "пали" заимствованы из языка аборигенов Полинезии. "Пака", означающее нору, пещеру, жилище, и "пали", означающее крутой обрыв, отвесную скалу давно вошли в лексикон англоязычных колонизаторов Гавайских островов.
После Апокалипсической войны гавае-американцы, переселившись в Северную Америку, привнесли их в лексикон американоязычного населения этого континента. Но уже пятьдесят лет спустя они приобрели новый смысл. "Пака" стали называть (явно с ироническим оттенком) крошечные квартирки низших классов, хотя позже этот термин распространился и на высшие классы. Таким образом, если вы -- иерарх, то вы живете в апартаментах, а представители всех других классов живут в "пака".
Слово "пали", первоначально имевшее значение "обрыв", нашло применение в обозначении небоскребов. Но, в отличие от "пака", оно до сих пор иногда применяется и в первоначальном значении.
Хэл докурил сигарету, затушил ее в плевательнице и, собравшись с духом, отправился к декану.
Доктор Боб Кафзиэль Овельгсен на правах хозяина поздоровался первым.
--Алоха, Ярроу! -- он говорил с легким исландским акцентом.-А что ты здесь делаешь?
--Шолом, абба. Приношу вам свои извинения за появление перед вами без приглашения, но мне необходимо уладить кое-что перед отъездом.
Овельгсен, седовласый семидесятилетний мужчина в полном расцвете сил, нахмурился:
--Перед каким таким отъездом?
Хэл вытащил письмо и протянул его начальнику.
--Вы можете сами ознакомиться с его содержанием, но позвольте мне не отнимать вашего драгоценного времени и сообщить вам, что это новый приказ на проведение лингвистического расследования.
--Но ты же только что вернулся! -- возмутился Овельгсен.-- Как они могут требовать от меня, чтобы я эффективно управлял этим колледжем, во славу церкводарства, если сами без конца вставляют мне палки в колеса, охотясь за дикими словами?
--Вы же не собираетесь критиковать уриэлитов,-- не без злорадства заметил Хэл. Он не любил своего начальника, хоть и пытался подавить в себе эти многоложные эмоции.
--Сигмен упаси! Конечно же, нет! Я просто не способен на это! И... И я возмущен твоими инсинуациями!
--Приношу свои извинения, абба. Но у меня и в мыслях не было намекнуть на что-то подобное.
--Когда ты должен ехать? -- сменил тему Овельгсен.
--Первым же кораблем. Он, кажется, отходит через час.
--А когда вернешься?
--Один Сигмен знает! Когда я закончу расследования, я напишу отчет.
--Доложись мне в ту же секунду, как вернешься.
--Снова приношу извинения, но я не смогу этого сделать. К этому времени мой МР будет достаточно запущен, и я буду вынужден потратить много часов на то, чтобы очистить его. Это вопрос первостепенной важности, и до этого я ничем больше заниматься не смогу.
Овельгсен грозно сдвинул брови:
--Да, кстати, о твоем МР. Последнее время, Ярроу, ты вел себя не так уж хорошо. Надеюсь, что в будущем ты приложишь все силы, чтобы добиться улучшения. В противном случае...
Хэлу вдруг стало жарко, а колени противно задрожали.
--Да, абба?
Овельгсен сложил руки домиком и посмотрел поверх него на Хэла.
--Как бы мне ни было жаль, я буду вынужден пойти на крайние меры. Я не имею права держать в своей команде человека с таким низким МР. И боюсь, что я...
Наступила долгая пауза. Хэл почувствовал, как пот струйками течет с подмышек, и на лбу и верхней губе выступает испарина. Он понимал, что Овельгсен специально держит его в напряжении. Но он не доставит удовольствия этому седовласому gimpel*, он его ни о чем не спросит! Но, с другой стороны, отважиться придать себе абсолютно безразличный вид было чревато тем, что его начальник просто рассмеется и выгонит его.
*Gimpel (нем.) -- здесь: дурак
--Что, абба? -- переспросил Хэл, стараясь придать голосу дрожь волнения.
--Я очень опасаюсь, что не смогу себе позволить проявить терпимость, понизив тебя до преподавания в начальной школе. Я должен быть милосерден, Но в твоем случае прощение будет лишь провокацией многоложества. А я не могу допустить даже возможность возникновения этого. Нет...
Хэл мысленно проклинал себя за неспособность сдержать дрожь.
--Слушаю вас, абба.
--Я очень опасаюсь, что буду вынужден для рассмотрения твоего дела призвать уззитов.
--Нет! -- вырвалось у Хэла.
--Да.-- Весомо сказал Овельгсен.-- Да, мне это причинит боль, но не сделать этого будет полным нешибом. Я могу сохранить чистоту помыслов, только прибегнув к их помощи.
Он развернулся в кресле так, что Хэл видел его теперь в профиль, и продолжил:
--Однако, есть ли у меня весомые причины, чтобы предпринимать подобные шаги? В конце концов, ты и только ты в ответе за все то, что с тобой будет. И таким образом -- тебе некого винить, кроме себя самого.
--Так говорил Предтеча. Я надеюсь, что не причиню вам боли, абба, и сделаю все, чтобы у моего иоаха не было причин понижать мой МР.
--Ну вот и ладно,-- ответил Овельгсен так, словно не поверил ни единому его слову.-- Я не буду задерживать тебя, проверяя письмо -- я получил утренней почтой его копию -- Алоха, сын мой, и добрых снов!
--Живите верномущностью, абба,-- ответил Хэл, повернулся и вышел.
Перепуганный до смерти, он сейчас с трудом соображал, что ему нужно сделать. Как автомат, он отправился в порт и прошел ритуал определения рангов на поездку. Но даже когда он поднялся на корабль, его мозги отказывались мыслить ясно. Через полчаса, прибыв в Лос-Анжелес, он также автоматически отправился в билетную кассу прокомпостировать билет на Таити и пристроился в конец очереди.
И вдруг его плеча коснулась чья-то рука. Он подпрыгнул от неожиданности и обернулся было, чтобы извиниться, но когда он увидел хозяина руки, его сердце заколотилось так, словно хотело разнести грудную клетку: над ним возвышался широкоплечий пузатый мужчина, облаченный в черную как смоль форму и коническую шляпу с узкими полями, а на его груди сверкала серебряная фигурка ангела Уззы.
Офицер, сверяясь по бумажке, стал изучать личный номер, выбитый на ободке нагрудной эмблемы Хэла.
--Вы -- Хэл Ярроу. Шиб,-- удовлетворенно проворчало он.-Следуйте за мной.
Позже Хэл с удивлением вспомнил, что в эту минуту он был абсолютно спокоен. Очевидно, ему как-то удалось загнать свой страх в подсознание для того, чтобы сознание, могло спокойно, без суеты изучить создавшуюся ситуацию и попробовать найти из не выход. Если до сих пор он находился как в тумане после разговора с Овельгсеном, то теперь этот туман мгновенно испарился и мир вокруг приобрел резкость и четкость: он снова мог мыслить холодно и ясно. Тем более, что Овельгсен был далеко, и угрозы его могли и вовсе не реализоваться, а вот арест был здесь и сейчас. И он был неотвратим.
Уззит отконвоировал его к небольшому автомобильчику, припаркованному у касс, жестом приказал садиться и набрал на панели управления код места следования. Кораблик вертикально поднялся на высоту пятисот метров и, включив сирены на полную мощность, рванул вперед. Несмотря на весь трагизм своего положения, Хэл не удержался от внутренней усмешки: копы есть копы, сколько бы тысячелетий не прошло -- они всегда стараются создать как можно больше шума вокруг себя, особенно когда рядом нет опасности.
Через пару минут машина уже опустилась на стоянку на крыше двенадцатиэтажного здания. Уззит все так же молча жестом приказал Хэлу выходить, и тот повиновался, понимая, что в подобной ситуации говорить что-либо бесполезно.
Страж повел его по лабиринту коридоров, пробиваясь сквозь деловую сутолоку обычного официального учреждения. Хэл пытался запомнить дорогу на тот случай, если придется бежать, хотя понимал, что это ребячество -- бежать отсюда невозможно. К тому же он успокаивал себя мыслью, что дело не могло зайти так далеко, что побег будет единственным возможным для него выходом.
Во всяком случае, ему очень хотелось на это надеяться.
Наконец, они остановились перед дверью, на которой не было никакой таблички. Уззит вставил большой палец в специальное углубление, дверь открылась и они оказались в приемной.
--Докладывает херувим Паттерсон,-- обратился офицер к сидящей за столом секретарше.-- Хэл Ярроу, профессионал, личный индекс N 56327, доставлен. Секретарша передала сообщение по селектору, и из динамика на стене раздался голос, приказывающий провести задержанного в кабинет.
Секретарша нажала на кнопку, и дверь отъехала в сторону.
Хэл вошел первым.
Помещение, в котором он оказался, поразило его своими размерами -- оно было больше его лекционного класса в Университете, да что там класса! -- больше всей его пака! У противоположной стены стоял огромный стол в форме полумесяца, чьи рога были направлены сейчас на Хэла. За столом сидел человек, одного взгляда на которого хватило, чтобы все хладнокровие Хэла испарилось: он-то ожидал увидеть здесь какого-нибудь иоаха высшего ранга в черной форме!
Но хозяин кабинета не был уззитом. На нем была просторная пурпурная ряса, голову покрывал капюшон, а на груди горела большая золотая "Л" древнееврейского алфавита, что означало: "Ламед". И у него была борода!
Да, он был высшим среди высших -- уриэлитом. За всю свою жизнь Хэл не больше дюжины раз видел уриэлитов издалека, и только один раз как-то сподобился беседы.
"Великий Сигмен! -- пронеслось у него в голове.-- Что же я натворил такого? Я уже заранее обречен".
Уриэлит был высоким мужчиной, возможно, выше Хэла. У него было длинное скуластое лицо с тонким крючковатым носом, узкими губами и выцветшими голубыми глазами с небольшим эпикантусом*.
*Эпикантус -- складка у внутреннего угла глаза: характерна для монголоидной и некоторых групп негроидной рас.
Уззит зашипел Хэлу в спину:
--Хальт, Ярроу! Стой и внимай! Исполняй все, что прикажет тебе сандальфон Макнефф без малейшего промедления, и не делай лишних движений.
Тот, не способный сопротивляться даже в мыслях, молча кивнул.
Макнефф, машинально поглаживая свою роскошную бороду, с минуту разглядывал Хэла (который за эту минуту взмок и окончательно впал в состояние тихой паники), и наконец заговорил неожиданным для такого скелета глубоким басом:
--Ярроу, как ты смотришь на то, чтобы покончить с этой жизнью?
4
Позже Хэл не раз возносил благодарственные молитвы Сигмену за то, что тот удержал его от действенных проявлений ярости отчаяния, которая затопила его мозг в ответ на слова сандальфона. Вместо того, чтобы оцепенеть от ужаса, он стал лихорадочно соображать, как бы ему половчее развернуться, напасть на офицера, завладеть его пистолетом, который хоть и не был на виду, но обязательно должен был быть где-то под рясой, сбить его с ног, взять Макнеффа в заложники и прикрываясь им, как щитом, удрать.
Вот только куда?
В Израиль? В Малайскую федерацию? Обе страны достаточно далеко, но если ему удастся украсть корабль, или мягче говоря, реквизировать, расстояния уже не будут играть роли. Хотя даже если все это удастся, у него слишком мало шансов проскочить через заслон ПВО -- он слишком слабо разбирается в военной терминологии и кодах, чтобы попытаться их обдурить...
Однако, прокрутив за одну секунду у себя в голове все свои возможности и все возможные последствия, он обнаружил, что вся его отвага куда-то улетучилась. Наверное, не стоило пороть горячку. Во всяком случае, сначала надо узнать, в чем его обвиняют. А вдруг ему посчастливится доказать свою невиновность?
И тут Хэл увидел, что губы Макнеффа раздвинулись в улыбке:
--Очень хорошо, Ярроу,-- сказал он.
Хэл не был уверен, что это дает ему право говорить, но он решил рискнуть, всей душой надеясь, что его смелость не рассердит уриэлита.
--Что хорошо, сандальфон?
--Что ты покраснел, а не побелел. Я вижу людей насквозь, Ярроу. Мне стоит лишь пару секунд посмотреть на человека, чтобы знать о нем все. И я вижу, что страх не сокрушил тебя после того, что я сказал. А ведь у очень многих на твоем месте затряслись бы поджилки. У тебя же вместо этого кровь ударила в голову: ты изготовился спорить, возражать, бороться.
Конечно, что-нибудь другой мог бы углядеть в подобной реакции не приличествующую случаю дерзость, а следовательно -многоложность.
Но что есть верносущность? -- спрашиваю я. Этот же вопрос задавал проклятый брат Предтечи во время дебатов с ним. Понять это может лишь праведный.
Я -- праведен, в противном случае я не был бы сандальфоном. Шиб?
Хэл, стараясь дышать как можно тише и реже, только кивнул. Однако про себя он подумал, что Макнефф не такой уж хороший чтец человеческих мыслей, так как ни словом не обмолвился о том, что знает: Хэл раздумывал о применении грубого насилия.
А что, если он все-таки все понял? Но настолько мудр и праведен, что простил этот многоложный порыв?
--Когда я спросил, как ты отнесешься к тому, чтобы покончить с этой жизнью,-- продолжал между тем Макнефф,-- я вовсе не имел в виду, что собираюсь отправить тебя к Ч. Хотя,-- он грозно сдвинул брови,-- твой МР показывает, что если ты и в дальнейшем собираешься придерживаться взятой тобой линии поведения, ты станешь кандидатом туда, причем в самом скором времени. Однако у тебя есть шанс исправиться. Если ты примешь мое предложение (абсолютно добровольно, конечно), ты попадешь в общество исключительно верносущных людей и не сможешь избегнуть их положительного влияния. "Верносущность порождает верносущность",-- так говорил Сигмен.
Хотя, может быть, я тороплю события. Прежде ты должен поклясться на этой Книге,-- он протянул Хэлу экземпляр "Западного Талмуда",-- что все, что ты здесь услышишь, ты ни при каких обстоятельствах не передашь ни единому живому существу. А если ты попытаешься предать церкводарство, то умрешь, но прежде еще подвергнешься пыткам.
Хэл возложил на "Талмуд" свою левую руку (в память о Сигмене, который, потеряв правую руку в юности, клялся всегда левой) и дал клятву, что его уста замкнуты навек. Во время клятвы он вдруг ощутил искреннее раскаяние в том, что возжелал прибить уззита и применить грубую силу к сандальфону. И как только он мог позволить своему темному "я" полностью подчинить себе все его помыслы? Ибо Макнефф был наместником Сигмена среди живущих, пока Предтеч путешествовал сквозь время и пространство, дабы подготовить счастливое будущее для своих последователей. Любое посягательство на персону Макнеффа можно было расценить как плевок в лицо Сигмену, а это было столь чудовищным деянием, что одна мысль об этом была невыносима.
Макнефф положил книгу на место и сказал:
--Во-первых, я должен сообщить тебе, что приказ провести на Таити расследование истоков слова "очкец" ты получил по ошибке. Некоторые департаменты уззитов работают недостаточно слаженно, как должны бы. Сейчас причину этой ошибки расследуют, и после будут приняты меры, достаточно эффективные для того, чтобы подобные ошибки не повторялись впредь.
Уззит за спиной Хэла судорожно вздохнул, и тому сразу стало легче от мысли, что не он один здесь трясется от страха.
--Один из иерархов заинтересовался твоим прошением на разрешение выезда на Таити, и зная, насколько высок уровень секретности этих островов, подал рапорт, после чего тебя и задержали. Но, изучив твое личное дело, я подумал, что ты можешь нам пригодиться, так как у нас образовалась вакансия в составе экспедиции.
Макнефф встал изо стола и принялся, сложив руки за спиной, расхаживать по кабинету. Хэл подумал, что бледно-желтый оттенок его кожи напоминает цвет слонового бивня, который он когда-то видел в музее вымерших животных. Пурпур капюшона лишь подчеркивал желтизну его лица.
--Мы предлагаем тебе занять это место добровольно, так как на борту не будет ни единого человека, кто не посвятил бы себя Служению. Я очень надеюсь, что ты присоединишься к нам, так как не смогу с легкой душой оставить Землю, зная, что на ней есть хоть один человек, осведомленный о существовании и цели путешествия "Гавриила". Я не сомневаюсь в твоей преданности, но эти израильский шпионы настолько изощрены, что ты и сам не заметишь, как выложишь им все. Они ведь способны и на похищение, и без зазрения совести используют для получения информации наркотики, ибо они -- истинные слуги Противотечи, и методы их не отличаются щепетильностью.
"Интересно, почему использование наркотиков израильтянами многоложно,-- пронеслось в голове у Хэла,-- а использование их в тех же целях Союзом -- шиб?" Но следующие слова Макнеффа заставили его забыть обо всем.
--Первый межзвездный корабль союза Гайяак отправился в направлении Альфы Центавра уже сто лет назад. Примерно в то же время Израиль запустил свой корабль. Оба вернулись через двадцать лет и доложили, что не обнаружили ни одной планеты, пригодной для обитания. Следующая экспедиция Союза отправилась спустя еще девять лет, а Израиль подготовил новый корабль через одиннадцать. Но оба они снова вернулись ни с чем.
--Я никогда не слышал об этом,-- прошептал Хэл.
--Оба правительства хорошо умеют хранить секреты от своих народов, но только не друг от друга,-- усмехнулся Макнефф.-Насколько мы знаем, Израиль больше не отважился посылать в космос новых кораблей -- расходы на их подготовку просто астрономические. Но мы, однако, не постояли за ценой и снарядили еще один корабль, меньше размерами, но зато обладающий большей скоростью. За последние сто лет мы неплохо продвинулись в области космического конструирования.
Так вот, этот третий корабль вернулся пару лет назад и сообщил...
--Что они открыли планету, на которой могут жить люди и которая, кроме того, населена существами, имеющими развитые органы чувств! -- выпалил Хэл, напрочь забывший об этикете в порыве энтузиазма.
Макнефф остановился и вперил в него испытующий взгляд своих выцветших глаз.
--А ты откуда знаешь? -- резко спросил он.
--Прошу прощения, сандальфон,-- опустил глаза Хэл,-- но это бы было неизбежно. Разве Предтеча не предсказал нам в своем "Время и пути развития", что такая планета будет обнаружена? Насколько я помню, страница пятая, семьдесят третий параграф.
Макнефф улыбнулся:
--Я рад, что изучение наследия Предтечи оставило в твоей памяти столь глубокий след.
"Еще бы не оставило,-- подумал Хэл,-- и не только в памяти, но и на теле. Порнсен, мой иоах, порол меня нещадно всякий раз, когда я нетвердо знал урок. О, он умел внушать уважение и оставлять глубокий след, этот Порнсен. Умел? Как же! До сих пор внушает и оставляет. Я рос, продвигался по служебной лестнице, и он везде и повсюду преследовал меня: сначала в яслях, потом он был иоахом дортуара в колледже, а теперь он мой блок-иоах. И только он виноват в том, что у меня такой низкий МР!
Но -- нет! Не иоах, а только я, я один в ответе за все, что со мной происходит. И если у меня низкий МР, то это означает, что, потакая своему темному "я", я сам его устанавливаю. И даже если это приведет меня к отправке к Ч, это будет означать, что я сам этого хотел. Прости меня, Сигмен, за столь противные верносущности мысли!"
--Еще раз прошу прощения, сандальфон,-- вслух сказал Хэл,-- но могу я спросить: нашла ли экспедиция на этой планете какие-либо следы пребывания Предтечи? Или (может, я захожу в своих надеждах слишком далеко?) встретила самого Сигмена во плоти?
--Нет,-- ответил Макнефф,-- хотя это не означает, что его следов нет там вообще. Целью экспедиции было лишь поверхностное изучение условий жизни на этой планете. Я не могу сейчас назвать тебе ту звезду, вокруг которой она вращается, но уверяю тебя, ее можно наблюдать невооруженным глазом в нашем полушарии. Если ты дашь согласие участвовать в экспедиции, то на борту корабля ты узнаешь ее название. А корабль отправляется очень скоро.
--Вам нужен лингвист?
--Корабль огромен, но число специалистов и военных строго лимитировано, поэтому нам нужен лингвист-козл. Мы обсудили несколько кандидатур лингвистов, имеющих титул "ламеда", но к сожалению, хотя они и безупречны во всех отношениях, но козл среди них оказался только один, и тот по состоянию здоровья не способен принять участие в подобном путешествии. Таким образом...
--Тысячу извинений,-- перебил его Хэл,-- но я сейчас только вспомнил -- я ведь женат.
--Ну, с этим проблем не будет. На борту "Гавриила" вообще не будет ни одной женщины. Все состоящие в браке члены экипажа автоматически получат развод.
--Развод?! -- повторил Хэл, судорожно сглотнув комок в горле.
Макнефф поспешил его успокоить:
--Тебя, конечно, ужасает сама идея развода. Но мы, уриэлиты, досконально изучив "Западный Талмуд", еще раз убедились в гении Сигмена, ибо он мудро скрыл под метафорами и иносказаниями разрешение на развод для данного случая, когда супружеские пары будут разделены на восемьдесят объективных лет. Он не мог писать об этом открыто, ибо иначе наши враги израильтяне сумели бы проникнуть в наши планы и расстроить их.
--Я согласен,-- сказал Хэл.-- Теперь вы можете рассказать мне все остальное.
Спустя шесть месяцев Хэл Ярроу любовался туманным шаром Земли из обзорной каюты "Гавриила". Корабль находился над восточным полушарием, где сейчас царила ночь. Мегаполисы Австралии, Японии, Китая, Юго-Восточной Азии, Индии и Сибири сверкали драгоценными камнями в бархатной темноте. Хэл по лингвистической привычке начал мысленно отмечать шариками центры распространения различных языков и развлекался, собирая эти шарики в ожерелье.
Австралия, Филиппины, Япония и северный Китай были заселены американоязычными подданными союза Гайяак.
Южный Китай, вся Юго-Восточная Азия, южная Индия и Цейлон принадлежали Малайской федерации, и ее жители говорили на "баззаре" -- смеси восточных языков.
Вся Сибирь общалась на исландском.
Хэл мысленно поворачивал земной шар: вот Африка. К югу от Моря Сахары говорят на суахили. Все средиземноморье, Малая Азия, северная Индия и Тибет говорят на иврите. Через всю Европу между Израильской республикой и исландоговорящей северной Европой протянулась тонкая полоска Пограничья. Официально она не принадлежала никому и служила постоянным предметом территориальных споров между Израилем и Гайяаком: оба государства претендовали на нее и оба боялись сделать первый шаг, который может привести к новой Апокалиптической войне. Тем временем местное население сформировало собственное правительство, которое, впрочем, признавали только они сами. Говорили жители Пограничья на всех выживших языках Земли и также пользовались новым универсальным языком, являющимся опримитивленной смесью шести основных земных языков с такими простыми правилами грамматики, что их можно было бы записать на половине листа бумаги. Этот искусственный язык они называли "линго".
Хэл продолжил свое мысленное путешествие: Исландия, Гренландия, Карибские острова и восточная часть Южной Америки. И здесь тоже все говорили на исландском. После Апокалиптической войны Исландия быстро стала развиваться, так как именно туда хлынул поток беженцев из Северной Америки и восточной части Южной.
Так, что там дальше -- Северная Америка. Здесь все говорят на американском, исключая дюжину обитателей заповедника Хадсон-бей, сохранивших канадо-французский.
Хэл знал, что когда Земля еще чуть-чуть повернется, перед ним засверкают мириады огней Сигмен-сити. И одним из этих огоньков будет окошко его пака. Но Мэри не так уж долго проживет в ней одна, так как через пару дней ей сообщат, что ее муж погиб в дорожной катастрофе. Она, конечно, поплачет немножко в одиночку, потому что по-своему она его все-таки любит, но на людях появится с сухими глазами. А ее друзья и коллеги будут высказывать ей соболезнования, но не по поводу того, что она потеряла возлюбленного супруга, а потому что ее угораздило выйти замуж за человека, способного на такой многоложный поступок, как смерть в автокатастрофе (ведь если бы он этого не захотел сам, с ним бы этого не случилось). Понятие "несчастный случай" давно уже вышло из употребления. Кстати, весь экипаж "Гавриила" поголовно согласился "погибнуть", для того чтобы скрыть исчезновение такого количества специалистов. Это было тщательно подготовленной мистификацией: столь непопулярная, даже можно сказать -- позорная смерть избавляла от необходимости публичной церемонии кремации "тел умерших" с последующим ритуальным развеиванием пепла по ветру. Тела многоложников, предавших церкводарство, без всяких церемоний, без свидетелей отправлялись рыбам на прокорм.
Хэл мужественно шел сквозь строй ритуала здорования:
--Славного тебе будущего, Эриксон!
--Да озарит тебя улыбка Сигмена, Ярроу!
--Как спалось, Чанг?
--Шиб, Ярроу!
--Шолом, Казимуру.
--Да озарил тебя улыбка Сигмена, Ярроу!
Хэл остановился у дверей лифта, дожидаясь, пока дежурный по этажу распихает толпу по иерархическим группам. Наконец оказавшись на улице, Хэл зашагал по разноскоростным дорожкам, пока не добрался до центральной, двигавшейся со скоростью экспресса. На полосе была давка, его стиснуло между другими пассажирами. Но так как все они принадлежали к высшему классу, толкались они весьма деликатно. Через десять минут он стал осторожно пробиваться с дорожки на дорожку и еще через пять минут оказался на обочине перед широкой аркой пали N 16 Университета Сигмен-сити. Внутри ему тоже пришлось подождать, впрочем, не так уж долго, пока лифтер пригласит его в кабину. Лифт без остановки вознесся на тридцатый этаж. Обычно Хэл спешил в аудиторию для лекций на трехмерке, но сегодня он направился в другую сторону -- к кабинету декана. По дороге ему вдруг страстно захотелось курить, и зная, что Овельгсен этого не одобряет, он решил быстро сделать пару затяжек в коридоре. Он вдыхал аромат женьшеня и машинально прислушивался к шедшей за ближайшей дверью лекции его коллеги Кеони Джерамиль Рамунссена.
--..."Пака" и "пали" заимствованы из языка аборигенов Полинезии. "Пака", означающее нору, пещеру, жилище, и "пали", означающее крутой обрыв, отвесную скалу давно вошли в лексикон англоязычных колонизаторов Гавайских островов.
После Апокалипсической войны гавае-американцы, переселившись в Северную Америку, привнесли их в лексикон американоязычного населения этого континента. Но уже пятьдесят лет спустя они приобрели новый смысл. "Пака" стали называть (явно с ироническим оттенком) крошечные квартирки низших классов, хотя позже этот термин распространился и на высшие классы. Таким образом, если вы -- иерарх, то вы живете в апартаментах, а представители всех других классов живут в "пака".
Слово "пали", первоначально имевшее значение "обрыв", нашло применение в обозначении небоскребов. Но, в отличие от "пака", оно до сих пор иногда применяется и в первоначальном значении.
Хэл докурил сигарету, затушил ее в плевательнице и, собравшись с духом, отправился к декану.
Доктор Боб Кафзиэль Овельгсен на правах хозяина поздоровался первым.
--Алоха, Ярроу! -- он говорил с легким исландским акцентом.-А что ты здесь делаешь?
--Шолом, абба. Приношу вам свои извинения за появление перед вами без приглашения, но мне необходимо уладить кое-что перед отъездом.
Овельгсен, седовласый семидесятилетний мужчина в полном расцвете сил, нахмурился:
--Перед каким таким отъездом?
Хэл вытащил письмо и протянул его начальнику.
--Вы можете сами ознакомиться с его содержанием, но позвольте мне не отнимать вашего драгоценного времени и сообщить вам, что это новый приказ на проведение лингвистического расследования.
--Но ты же только что вернулся! -- возмутился Овельгсен.-- Как они могут требовать от меня, чтобы я эффективно управлял этим колледжем, во славу церкводарства, если сами без конца вставляют мне палки в колеса, охотясь за дикими словами?
--Вы же не собираетесь критиковать уриэлитов,-- не без злорадства заметил Хэл. Он не любил своего начальника, хоть и пытался подавить в себе эти многоложные эмоции.
--Сигмен упаси! Конечно же, нет! Я просто не способен на это! И... И я возмущен твоими инсинуациями!
--Приношу свои извинения, абба. Но у меня и в мыслях не было намекнуть на что-то подобное.
--Когда ты должен ехать? -- сменил тему Овельгсен.
--Первым же кораблем. Он, кажется, отходит через час.
--А когда вернешься?
--Один Сигмен знает! Когда я закончу расследования, я напишу отчет.
--Доложись мне в ту же секунду, как вернешься.
--Снова приношу извинения, но я не смогу этого сделать. К этому времени мой МР будет достаточно запущен, и я буду вынужден потратить много часов на то, чтобы очистить его. Это вопрос первостепенной важности, и до этого я ничем больше заниматься не смогу.
Овельгсен грозно сдвинул брови:
--Да, кстати, о твоем МР. Последнее время, Ярроу, ты вел себя не так уж хорошо. Надеюсь, что в будущем ты приложишь все силы, чтобы добиться улучшения. В противном случае...
Хэлу вдруг стало жарко, а колени противно задрожали.
--Да, абба?
Овельгсен сложил руки домиком и посмотрел поверх него на Хэла.
--Как бы мне ни было жаль, я буду вынужден пойти на крайние меры. Я не имею права держать в своей команде человека с таким низким МР. И боюсь, что я...
Наступила долгая пауза. Хэл почувствовал, как пот струйками течет с подмышек, и на лбу и верхней губе выступает испарина. Он понимал, что Овельгсен специально держит его в напряжении. Но он не доставит удовольствия этому седовласому gimpel*, он его ни о чем не спросит! Но, с другой стороны, отважиться придать себе абсолютно безразличный вид было чревато тем, что его начальник просто рассмеется и выгонит его.
*Gimpel (нем.) -- здесь: дурак
--Что, абба? -- переспросил Хэл, стараясь придать голосу дрожь волнения.
--Я очень опасаюсь, что не смогу себе позволить проявить терпимость, понизив тебя до преподавания в начальной школе. Я должен быть милосерден, Но в твоем случае прощение будет лишь провокацией многоложества. А я не могу допустить даже возможность возникновения этого. Нет...
Хэл мысленно проклинал себя за неспособность сдержать дрожь.
--Слушаю вас, абба.
--Я очень опасаюсь, что буду вынужден для рассмотрения твоего дела призвать уззитов.
--Нет! -- вырвалось у Хэла.
--Да.-- Весомо сказал Овельгсен.-- Да, мне это причинит боль, но не сделать этого будет полным нешибом. Я могу сохранить чистоту помыслов, только прибегнув к их помощи.
Он развернулся в кресле так, что Хэл видел его теперь в профиль, и продолжил:
--Однако, есть ли у меня весомые причины, чтобы предпринимать подобные шаги? В конце концов, ты и только ты в ответе за все то, что с тобой будет. И таким образом -- тебе некого винить, кроме себя самого.
--Так говорил Предтеча. Я надеюсь, что не причиню вам боли, абба, и сделаю все, чтобы у моего иоаха не было причин понижать мой МР.
--Ну вот и ладно,-- ответил Овельгсен так, словно не поверил ни единому его слову.-- Я не буду задерживать тебя, проверяя письмо -- я получил утренней почтой его копию -- Алоха, сын мой, и добрых снов!
--Живите верномущностью, абба,-- ответил Хэл, повернулся и вышел.
Перепуганный до смерти, он сейчас с трудом соображал, что ему нужно сделать. Как автомат, он отправился в порт и прошел ритуал определения рангов на поездку. Но даже когда он поднялся на корабль, его мозги отказывались мыслить ясно. Через полчаса, прибыв в Лос-Анжелес, он также автоматически отправился в билетную кассу прокомпостировать билет на Таити и пристроился в конец очереди.
И вдруг его плеча коснулась чья-то рука. Он подпрыгнул от неожиданности и обернулся было, чтобы извиниться, но когда он увидел хозяина руки, его сердце заколотилось так, словно хотело разнести грудную клетку: над ним возвышался широкоплечий пузатый мужчина, облаченный в черную как смоль форму и коническую шляпу с узкими полями, а на его груди сверкала серебряная фигурка ангела Уззы.
Офицер, сверяясь по бумажке, стал изучать личный номер, выбитый на ободке нагрудной эмблемы Хэла.
--Вы -- Хэл Ярроу. Шиб,-- удовлетворенно проворчало он.-Следуйте за мной.
Позже Хэл с удивлением вспомнил, что в эту минуту он был абсолютно спокоен. Очевидно, ему как-то удалось загнать свой страх в подсознание для того, чтобы сознание, могло спокойно, без суеты изучить создавшуюся ситуацию и попробовать найти из не выход. Если до сих пор он находился как в тумане после разговора с Овельгсеном, то теперь этот туман мгновенно испарился и мир вокруг приобрел резкость и четкость: он снова мог мыслить холодно и ясно. Тем более, что Овельгсен был далеко, и угрозы его могли и вовсе не реализоваться, а вот арест был здесь и сейчас. И он был неотвратим.
Уззит отконвоировал его к небольшому автомобильчику, припаркованному у касс, жестом приказал садиться и набрал на панели управления код места следования. Кораблик вертикально поднялся на высоту пятисот метров и, включив сирены на полную мощность, рванул вперед. Несмотря на весь трагизм своего положения, Хэл не удержался от внутренней усмешки: копы есть копы, сколько бы тысячелетий не прошло -- они всегда стараются создать как можно больше шума вокруг себя, особенно когда рядом нет опасности.
Через пару минут машина уже опустилась на стоянку на крыше двенадцатиэтажного здания. Уззит все так же молча жестом приказал Хэлу выходить, и тот повиновался, понимая, что в подобной ситуации говорить что-либо бесполезно.
Страж повел его по лабиринту коридоров, пробиваясь сквозь деловую сутолоку обычного официального учреждения. Хэл пытался запомнить дорогу на тот случай, если придется бежать, хотя понимал, что это ребячество -- бежать отсюда невозможно. К тому же он успокаивал себя мыслью, что дело не могло зайти так далеко, что побег будет единственным возможным для него выходом.
Во всяком случае, ему очень хотелось на это надеяться.
Наконец, они остановились перед дверью, на которой не было никакой таблички. Уззит вставил большой палец в специальное углубление, дверь открылась и они оказались в приемной.
--Докладывает херувим Паттерсон,-- обратился офицер к сидящей за столом секретарше.-- Хэл Ярроу, профессионал, личный индекс N 56327, доставлен. Секретарша передала сообщение по селектору, и из динамика на стене раздался голос, приказывающий провести задержанного в кабинет.
Секретарша нажала на кнопку, и дверь отъехала в сторону.
Хэл вошел первым.
Помещение, в котором он оказался, поразило его своими размерами -- оно было больше его лекционного класса в Университете, да что там класса! -- больше всей его пака! У противоположной стены стоял огромный стол в форме полумесяца, чьи рога были направлены сейчас на Хэла. За столом сидел человек, одного взгляда на которого хватило, чтобы все хладнокровие Хэла испарилось: он-то ожидал увидеть здесь какого-нибудь иоаха высшего ранга в черной форме!
Но хозяин кабинета не был уззитом. На нем была просторная пурпурная ряса, голову покрывал капюшон, а на груди горела большая золотая "Л" древнееврейского алфавита, что означало: "Ламед". И у него была борода!
Да, он был высшим среди высших -- уриэлитом. За всю свою жизнь Хэл не больше дюжины раз видел уриэлитов издалека, и только один раз как-то сподобился беседы.
"Великий Сигмен! -- пронеслось у него в голове.-- Что же я натворил такого? Я уже заранее обречен".
Уриэлит был высоким мужчиной, возможно, выше Хэла. У него было длинное скуластое лицо с тонким крючковатым носом, узкими губами и выцветшими голубыми глазами с небольшим эпикантусом*.
*Эпикантус -- складка у внутреннего угла глаза: характерна для монголоидной и некоторых групп негроидной рас.
Уззит зашипел Хэлу в спину:
--Хальт, Ярроу! Стой и внимай! Исполняй все, что прикажет тебе сандальфон Макнефф без малейшего промедления, и не делай лишних движений.
Тот, не способный сопротивляться даже в мыслях, молча кивнул.
Макнефф, машинально поглаживая свою роскошную бороду, с минуту разглядывал Хэла (который за эту минуту взмок и окончательно впал в состояние тихой паники), и наконец заговорил неожиданным для такого скелета глубоким басом:
--Ярроу, как ты смотришь на то, чтобы покончить с этой жизнью?
4
Позже Хэл не раз возносил благодарственные молитвы Сигмену за то, что тот удержал его от действенных проявлений ярости отчаяния, которая затопила его мозг в ответ на слова сандальфона. Вместо того, чтобы оцепенеть от ужаса, он стал лихорадочно соображать, как бы ему половчее развернуться, напасть на офицера, завладеть его пистолетом, который хоть и не был на виду, но обязательно должен был быть где-то под рясой, сбить его с ног, взять Макнеффа в заложники и прикрываясь им, как щитом, удрать.
Вот только куда?
В Израиль? В Малайскую федерацию? Обе страны достаточно далеко, но если ему удастся украсть корабль, или мягче говоря, реквизировать, расстояния уже не будут играть роли. Хотя даже если все это удастся, у него слишком мало шансов проскочить через заслон ПВО -- он слишком слабо разбирается в военной терминологии и кодах, чтобы попытаться их обдурить...
Однако, прокрутив за одну секунду у себя в голове все свои возможности и все возможные последствия, он обнаружил, что вся его отвага куда-то улетучилась. Наверное, не стоило пороть горячку. Во всяком случае, сначала надо узнать, в чем его обвиняют. А вдруг ему посчастливится доказать свою невиновность?
И тут Хэл увидел, что губы Макнеффа раздвинулись в улыбке:
--Очень хорошо, Ярроу,-- сказал он.
Хэл не был уверен, что это дает ему право говорить, но он решил рискнуть, всей душой надеясь, что его смелость не рассердит уриэлита.
--Что хорошо, сандальфон?
--Что ты покраснел, а не побелел. Я вижу людей насквозь, Ярроу. Мне стоит лишь пару секунд посмотреть на человека, чтобы знать о нем все. И я вижу, что страх не сокрушил тебя после того, что я сказал. А ведь у очень многих на твоем месте затряслись бы поджилки. У тебя же вместо этого кровь ударила в голову: ты изготовился спорить, возражать, бороться.
Конечно, что-нибудь другой мог бы углядеть в подобной реакции не приличествующую случаю дерзость, а следовательно -многоложность.
Но что есть верносущность? -- спрашиваю я. Этот же вопрос задавал проклятый брат Предтечи во время дебатов с ним. Понять это может лишь праведный.
Я -- праведен, в противном случае я не был бы сандальфоном. Шиб?
Хэл, стараясь дышать как можно тише и реже, только кивнул. Однако про себя он подумал, что Макнефф не такой уж хороший чтец человеческих мыслей, так как ни словом не обмолвился о том, что знает: Хэл раздумывал о применении грубого насилия.
А что, если он все-таки все понял? Но настолько мудр и праведен, что простил этот многоложный порыв?
--Когда я спросил, как ты отнесешься к тому, чтобы покончить с этой жизнью,-- продолжал между тем Макнефф,-- я вовсе не имел в виду, что собираюсь отправить тебя к Ч. Хотя,-- он грозно сдвинул брови,-- твой МР показывает, что если ты и в дальнейшем собираешься придерживаться взятой тобой линии поведения, ты станешь кандидатом туда, причем в самом скором времени. Однако у тебя есть шанс исправиться. Если ты примешь мое предложение (абсолютно добровольно, конечно), ты попадешь в общество исключительно верносущных людей и не сможешь избегнуть их положительного влияния. "Верносущность порождает верносущность",-- так говорил Сигмен.
Хотя, может быть, я тороплю события. Прежде ты должен поклясться на этой Книге,-- он протянул Хэлу экземпляр "Западного Талмуда",-- что все, что ты здесь услышишь, ты ни при каких обстоятельствах не передашь ни единому живому существу. А если ты попытаешься предать церкводарство, то умрешь, но прежде еще подвергнешься пыткам.
Хэл возложил на "Талмуд" свою левую руку (в память о Сигмене, который, потеряв правую руку в юности, клялся всегда левой) и дал клятву, что его уста замкнуты навек. Во время клятвы он вдруг ощутил искреннее раскаяние в том, что возжелал прибить уззита и применить грубую силу к сандальфону. И как только он мог позволить своему темному "я" полностью подчинить себе все его помыслы? Ибо Макнефф был наместником Сигмена среди живущих, пока Предтеч путешествовал сквозь время и пространство, дабы подготовить счастливое будущее для своих последователей. Любое посягательство на персону Макнеффа можно было расценить как плевок в лицо Сигмену, а это было столь чудовищным деянием, что одна мысль об этом была невыносима.
Макнефф положил книгу на место и сказал:
--Во-первых, я должен сообщить тебе, что приказ провести на Таити расследование истоков слова "очкец" ты получил по ошибке. Некоторые департаменты уззитов работают недостаточно слаженно, как должны бы. Сейчас причину этой ошибки расследуют, и после будут приняты меры, достаточно эффективные для того, чтобы подобные ошибки не повторялись впредь.
Уззит за спиной Хэла судорожно вздохнул, и тому сразу стало легче от мысли, что не он один здесь трясется от страха.
--Один из иерархов заинтересовался твоим прошением на разрешение выезда на Таити, и зная, насколько высок уровень секретности этих островов, подал рапорт, после чего тебя и задержали. Но, изучив твое личное дело, я подумал, что ты можешь нам пригодиться, так как у нас образовалась вакансия в составе экспедиции.
Макнефф встал изо стола и принялся, сложив руки за спиной, расхаживать по кабинету. Хэл подумал, что бледно-желтый оттенок его кожи напоминает цвет слонового бивня, который он когда-то видел в музее вымерших животных. Пурпур капюшона лишь подчеркивал желтизну его лица.
--Мы предлагаем тебе занять это место добровольно, так как на борту не будет ни единого человека, кто не посвятил бы себя Служению. Я очень надеюсь, что ты присоединишься к нам, так как не смогу с легкой душой оставить Землю, зная, что на ней есть хоть один человек, осведомленный о существовании и цели путешествия "Гавриила". Я не сомневаюсь в твоей преданности, но эти израильский шпионы настолько изощрены, что ты и сам не заметишь, как выложишь им все. Они ведь способны и на похищение, и без зазрения совести используют для получения информации наркотики, ибо они -- истинные слуги Противотечи, и методы их не отличаются щепетильностью.
"Интересно, почему использование наркотиков израильтянами многоложно,-- пронеслось в голове у Хэла,-- а использование их в тех же целях Союзом -- шиб?" Но следующие слова Макнеффа заставили его забыть обо всем.
--Первый межзвездный корабль союза Гайяак отправился в направлении Альфы Центавра уже сто лет назад. Примерно в то же время Израиль запустил свой корабль. Оба вернулись через двадцать лет и доложили, что не обнаружили ни одной планеты, пригодной для обитания. Следующая экспедиция Союза отправилась спустя еще девять лет, а Израиль подготовил новый корабль через одиннадцать. Но оба они снова вернулись ни с чем.
--Я никогда не слышал об этом,-- прошептал Хэл.
--Оба правительства хорошо умеют хранить секреты от своих народов, но только не друг от друга,-- усмехнулся Макнефф.-Насколько мы знаем, Израиль больше не отважился посылать в космос новых кораблей -- расходы на их подготовку просто астрономические. Но мы, однако, не постояли за ценой и снарядили еще один корабль, меньше размерами, но зато обладающий большей скоростью. За последние сто лет мы неплохо продвинулись в области космического конструирования.
Так вот, этот третий корабль вернулся пару лет назад и сообщил...
--Что они открыли планету, на которой могут жить люди и которая, кроме того, населена существами, имеющими развитые органы чувств! -- выпалил Хэл, напрочь забывший об этикете в порыве энтузиазма.
Макнефф остановился и вперил в него испытующий взгляд своих выцветших глаз.
--А ты откуда знаешь? -- резко спросил он.
--Прошу прощения, сандальфон,-- опустил глаза Хэл,-- но это бы было неизбежно. Разве Предтеча не предсказал нам в своем "Время и пути развития", что такая планета будет обнаружена? Насколько я помню, страница пятая, семьдесят третий параграф.
Макнефф улыбнулся:
--Я рад, что изучение наследия Предтечи оставило в твоей памяти столь глубокий след.
"Еще бы не оставило,-- подумал Хэл,-- и не только в памяти, но и на теле. Порнсен, мой иоах, порол меня нещадно всякий раз, когда я нетвердо знал урок. О, он умел внушать уважение и оставлять глубокий след, этот Порнсен. Умел? Как же! До сих пор внушает и оставляет. Я рос, продвигался по служебной лестнице, и он везде и повсюду преследовал меня: сначала в яслях, потом он был иоахом дортуара в колледже, а теперь он мой блок-иоах. И только он виноват в том, что у меня такой низкий МР!
Но -- нет! Не иоах, а только я, я один в ответе за все, что со мной происходит. И если у меня низкий МР, то это означает, что, потакая своему темному "я", я сам его устанавливаю. И даже если это приведет меня к отправке к Ч, это будет означать, что я сам этого хотел. Прости меня, Сигмен, за столь противные верносущности мысли!"
--Еще раз прошу прощения, сандальфон,-- вслух сказал Хэл,-- но могу я спросить: нашла ли экспедиция на этой планете какие-либо следы пребывания Предтечи? Или (может, я захожу в своих надеждах слишком далеко?) встретила самого Сигмена во плоти?
--Нет,-- ответил Макнефф,-- хотя это не означает, что его следов нет там вообще. Целью экспедиции было лишь поверхностное изучение условий жизни на этой планете. Я не могу сейчас назвать тебе ту звезду, вокруг которой она вращается, но уверяю тебя, ее можно наблюдать невооруженным глазом в нашем полушарии. Если ты дашь согласие участвовать в экспедиции, то на борту корабля ты узнаешь ее название. А корабль отправляется очень скоро.
--Вам нужен лингвист?
--Корабль огромен, но число специалистов и военных строго лимитировано, поэтому нам нужен лингвист-козл. Мы обсудили несколько кандидатур лингвистов, имеющих титул "ламеда", но к сожалению, хотя они и безупречны во всех отношениях, но козл среди них оказался только один, и тот по состоянию здоровья не способен принять участие в подобном путешествии. Таким образом...
--Тысячу извинений,-- перебил его Хэл,-- но я сейчас только вспомнил -- я ведь женат.
--Ну, с этим проблем не будет. На борту "Гавриила" вообще не будет ни одной женщины. Все состоящие в браке члены экипажа автоматически получат развод.
--Развод?! -- повторил Хэл, судорожно сглотнув комок в горле.
Макнефф поспешил его успокоить:
--Тебя, конечно, ужасает сама идея развода. Но мы, уриэлиты, досконально изучив "Западный Талмуд", еще раз убедились в гении Сигмена, ибо он мудро скрыл под метафорами и иносказаниями разрешение на развод для данного случая, когда супружеские пары будут разделены на восемьдесят объективных лет. Он не мог писать об этом открыто, ибо иначе наши враги израильтяне сумели бы проникнуть в наши планы и расстроить их.
--Я согласен,-- сказал Хэл.-- Теперь вы можете рассказать мне все остальное.
Спустя шесть месяцев Хэл Ярроу любовался туманным шаром Земли из обзорной каюты "Гавриила". Корабль находился над восточным полушарием, где сейчас царила ночь. Мегаполисы Австралии, Японии, Китая, Юго-Восточной Азии, Индии и Сибири сверкали драгоценными камнями в бархатной темноте. Хэл по лингвистической привычке начал мысленно отмечать шариками центры распространения различных языков и развлекался, собирая эти шарики в ожерелье.
Австралия, Филиппины, Япония и северный Китай были заселены американоязычными подданными союза Гайяак.
Южный Китай, вся Юго-Восточная Азия, южная Индия и Цейлон принадлежали Малайской федерации, и ее жители говорили на "баззаре" -- смеси восточных языков.
Вся Сибирь общалась на исландском.
Хэл мысленно поворачивал земной шар: вот Африка. К югу от Моря Сахары говорят на суахили. Все средиземноморье, Малая Азия, северная Индия и Тибет говорят на иврите. Через всю Европу между Израильской республикой и исландоговорящей северной Европой протянулась тонкая полоска Пограничья. Официально она не принадлежала никому и служила постоянным предметом территориальных споров между Израилем и Гайяаком: оба государства претендовали на нее и оба боялись сделать первый шаг, который может привести к новой Апокалиптической войне. Тем временем местное население сформировало собственное правительство, которое, впрочем, признавали только они сами. Говорили жители Пограничья на всех выживших языках Земли и также пользовались новым универсальным языком, являющимся опримитивленной смесью шести основных земных языков с такими простыми правилами грамматики, что их можно было бы записать на половине листа бумаги. Этот искусственный язык они называли "линго".
Хэл продолжил свое мысленное путешествие: Исландия, Гренландия, Карибские острова и восточная часть Южной Америки. И здесь тоже все говорили на исландском. После Апокалиптической войны Исландия быстро стала развиваться, так как именно туда хлынул поток беженцев из Северной Америки и восточной части Южной.
Так, что там дальше -- Северная Америка. Здесь все говорят на американском, исключая дюжину обитателей заповедника Хадсон-бей, сохранивших канадо-французский.
Хэл знал, что когда Земля еще чуть-чуть повернется, перед ним засверкают мириады огней Сигмен-сити. И одним из этих огоньков будет окошко его пака. Но Мэри не так уж долго проживет в ней одна, так как через пару дней ей сообщат, что ее муж погиб в дорожной катастрофе. Она, конечно, поплачет немножко в одиночку, потому что по-своему она его все-таки любит, но на людях появится с сухими глазами. А ее друзья и коллеги будут высказывать ей соболезнования, но не по поводу того, что она потеряла возлюбленного супруга, а потому что ее угораздило выйти замуж за человека, способного на такой многоложный поступок, как смерть в автокатастрофе (ведь если бы он этого не захотел сам, с ним бы этого не случилось). Понятие "несчастный случай" давно уже вышло из употребления. Кстати, весь экипаж "Гавриила" поголовно согласился "погибнуть", для того чтобы скрыть исчезновение такого количества специалистов. Это было тщательно подготовленной мистификацией: столь непопулярная, даже можно сказать -- позорная смерть избавляла от необходимости публичной церемонии кремации "тел умерших" с последующим ритуальным развеиванием пепла по ветру. Тела многоложников, предавших церкводарство, без всяких церемоний, без свидетелей отправлялись рыбам на прокорм.