Фармер Филип Хосе. Пир потаенный (Мемуары Лорда Грандрита - 9)

   - Послушай, ты, старый проходимец, - ответил Симмонс, - брось повторять затасканные пошлости. Могу заверить тебя, что все это весьма серьезно. У Дока действительно что-то не ладится. Я думаю, все дело в эликсире. Обязательно! Начинают проявляться какие-то вторичные эффекты. Я его предупреждал. Еще тогда, когда он предложил его нам. Зря что ли я считаюсь одним из лучших химиков в мире.
   До этого я был просто заинтересованным слушателем. Но тут я почувствовал себя, как рыба на крючке. Эликсир!
   - Ты действительно считаешь, что он сдвинулся? И это после всех лет, которые он потратил на борьбу с болезнями, на лечение преступников, на то, чтобы вернуть их на путь истинный? - снова спросил Риверс.
   Старик со старым обезьяньим лицом ответил:
   - Об этом я, собственно, и хотел поговорить...
   Конца фразы я не понял, так как он в этот момент вытащил сигару изо рта:
   - ...И он их оперировал, как и говорил. Сначала он утверждал, что вырезает у них железы, ответственные за их криминальные наклонности. Но потом перестал об этом говорить, потому что все это оказалось чепухой, и начал распространяться о некоем "замыкании" и отклонениях в нервных связях. Ты что же, продолжаешь верить в эти глупости? В старое доброе время это еще могло пройти, когда многого не знали о причинах криминогенности. Но сегодня все изменилось. Теперь все прекрасно знают, что преступность имеет по крайней мере столько же причин экономического и социального порядка, сколько и чисто психических.
   - На самом деле? - спросил Риверс. - Что в наши дни известно доподлинно, за исключением, может быть, нескольких физических констант и некоторых новых данных в биологии?
   - Хорошо, согласен, ученые в наши дни знают не настолько много, как им хотелось бы думать о себе, - ответил Симмонс. - В тридцатые годы все уже были готовы согласиться с тем, что Док вешал им на уши, хотя бы потому, что именно он это говорил. Но сам-то ты видел хоть раз, чтобы он когданибудь оперировал преступника? Да, он им делал что-то, я в этом не сомневаюсь, он слишком любит орудовать скальпелем. Но пытаться вылечить преступность хирургическим способом - это вздор... Ты знаешь не хуже меня, что преступниками становятся лишь в результате комбинированного воздействия на психику генетической предрасположенности и социального окружения.
   - Во всяком случае, Док уже не тот человек, каким мы его знали когда-то, - сказал Риверс. - Я не знаю. У меня такое впечатление, что я присутствую при падении Люцифера.
   Симмоне хмыкнул себе в бороду.
   - Возможно, Возможно также, что для Дока это способ пoлyчать удовлетворение... Согласен, я не должен был говорить так и никогда бы не сказал, если бы он не вел себя в последнее время столь странным образом. Согласись, что за это время у него появились довольно странные мании. Я, конечно, не стал бы настаивать на том, что он превратился в нечто типа доктора-Джекиля-и-мистера-Хайда... Но...
   Они оба замолчали на какое-то время. Симмоне молча курил свою сигару. Риверс закурил тоже. Но он предпочел длинную сигарету, которую вставил в не менее длинный мундштук.
   Потом покопался в карманах своего шикарного сафари и вытащил: несколько белых прямоугольников. Как я догадался, это были фотографии. Он держал их так, чтобы на них падал свет костра.
   - Посмотри-ка, - сказал он, - что у него между ног. Какой самец, а? Ты видел когда-нибудь подобный конец?
   Риверс выбрал одну из фотографий и внимательно стал рассматривать ее.
   - Мой длиннее, - наконец сказал он. - По крайней мере был раньше. Больше двадцати сантиметров. Но более тонкий. Я никогда не видел ничего подобного, за исключением, пожалуй, одного случая.
   - Да, интересный у него пистолет, - заметил Симмоне. - Я следил за ним в бинокль, когда он поднялся после того, как слoмал шею льву. Он торчал у neгo, как копье. А потом это поперло из него будто нефть из Дуровой вышки в Техасе.
   - Да, я знаю. У меня самого глаза нa лоб полезли. Я однажды видел эту штуку у Дока, один только раз; и, должен тебе сказать, это единственный человек среди черных, нe белых, у кого такой же толстый конец, как у англичанина. По правде говоря, я бы поклялся, что у дикаря он еще толще и длиннее.
   - Ты видел член Дока?- переспросил Симмоне. - Надо же? И когда это?
   - Это связано... ну, помнишь, приключение с царем... - нашелся Риверс. Ты должен помнить. Док и я, мы были вынуждены долго прятаться, а писать-то хочется... я тебе клянусь, у меня тогда от удивления глаза чуть на лоб не вылезли.
   Симмоне с беспокойством поглядел вокруг:
   - Быть может, нам не стоит об этом говорить. Док мог бы..
   - Да ладно тебе. Уж не думаешь ли ты, что он этого не слышал уже миллион раз?Он отлично знает, насколько мы все любопытны. Лично я думаю, что он давно уже потихоньку подслушивает все, о чем мы говорим. И ни разу за это время не подал виду. Не мне тебе говорить, что при нем всегда стараешься держать рот на замке. И потом, он самый невозмутимый тип из всех, кого я только знаю. Ни за что на свете Док не признал бы, что в том, что говорят о нем, что-то может его задеть. Может быть, ему действительно все равно. Он знает, что он супермен из суперменов!
   - После того что я увидел сегодня, - сказал Симмоне, - я в этом уже не так уверен. Я никогда не видел ничего подобного! Но теперь я начинаю понимать, почему Доку втемяшилась в голову эта мысль: померяться силами с этим дикарем. Он хочет потереться о кого-то, кто способен наделать ему хлопот.
   Старичок, будто не слыша того, что только что сказал Симмонс, продолжал развивать свою мысль:
   - Ты знаешь, я привык изгонять все подобные мысли из головы, или говорил себе, что личная жизнь Дока - это его личная жизнь и нечего туда соваться. Но на моей памяти он eще никогда не лгал нам. Он всегда повторял, что жизнь, кoторую он ведет, слишком опасна, что ему много чего еще предстоит сделать, чтобы он мог позволить себе такую роскошь, как женитьба. Это, мол, сделало бы его слишком уязвимым. Ладно, с этой стороны все понятно. Но в своих высказываниях он доходил до того, что утверждал, будто не хочет, чтобы какая-нибудь женщина смогла полюбить его. Если бы это произошло, он всю жизнь считал бы себя виноватым за то, что oга напрасно потратила на него свои годы. Это тоже можно понять.
   -! - воскликнул Симмоне. - У него оставалась возможность стать поклонником бопа Онзна. Хотя это не в его духе. Но я всегда думал, что, в конце концов, не так уж он совершенен, как хочет казаться. Видишь ли, я просто убежден, что это цена его физического и умственного совершенства, я имею в виду то, что у него не стоит. Клянусь Богом! Должна же быть какая-то компенсация за это превосходство!
   - Без шуток! - сказал Риверс. - С чего это ты взял, ты бледное подобие философствующего орангутанга?
   - Ты меня достал. Как-нибудь, когда ты еще раз заикнешься о моем обезьяньем сходстве, я вобью эти слова в твою сраную ободранную жопу.
   - И не рассчитывай даже, - усмехнулся Риверс, - там может проскочить лишь срань, и то самого высокого качества...
   Они продолжали болтать, но я не всегда видел их губы за клубами сигарно-сигаретного дыма.
   - Ты знаешь, Док и... будто два брата... цвет... черные волосы, серые глаза и матовый оттенок кожи, но у Дока...
   Их разговор продолжался и дальше, но с этого момента он превратился для меня в простую болтовню, не давая особой информации. У меня сложилось впечатление, что оба старика хорошо знают друг друга с давних лет. Им многое пришлось пережить вместе, и, судя по всему, они были весьма привязаны друг к другу. Так что их оскорбления и подначки не несли в себе ничего угрожающего или обидного для обоих. Просто это была манера выражаться. Вынужденный слушать (вернее - читать) их дальше, я понял, что они приехали в Африку, чтобы выдержать здесь Последний Бой. Когда-то еще трое человек участвовали в их общей работе и делили с ними все опасности.
   Но в данный момент они все уже умерли. Оба старца знали, что они тоже долго не протянут, но все-таки настояли на том, чтобы Калибан взял их с собой в Африку.
   И вот теперь они кусали себе локти. А если говорить точнее, то они были очень обеспокоены. С их Добрым Доком творилось что-то непонятное. Оказывается, он хотел прогнать меня из знакомой мне местности, а затем убить. Причем без оружия, в схватке голыми руками. Это совершенно не было похоже на прежнего Дока. Раньше он был принципиально против убийства. И не убивал сам, кроме тех случаев, когда его к этому принуждали. Он всегда был сторонником мнения, что любой человек, даже самый опасный преступник, должен иметь шанс на спасение.
   Что-то заставило его поменять эту точку зрения, и они знали, что это, но не говорили прямо, довольствуясь туманными намеками.
   Док Калибан сказал им, что я очень вредный человек и что нужно сделать так, чтобы я не мог больше никому причинить зла. Но они не были убеждены его заявлением. То, что они успели за это время узнать обо мне, как-то не вязалось с тем образом монстра, который им описал Док. До того момента, в течение всей своей жизни они безогoворочно верили Доку; они видели в нем оракула, источник знаний и всегда считали борцом со Злом.
   Они поспорили по поводу знаков Зодиака, и по ходу дела я узнал, что Док родился в 1903 году. Значит, сейчас ему было шестьдесят пять, хотя выглядел он лишь на тридцать.
   Тут я снова напрягся. Они были не в претензии на него за то, что он не поделился с ними секретом вечной молодости.
   Как я понял, он предлагал им его, но они отказались. Тут я было не поверил своим ушам (то есть глазам). Сначала я подумал, что, должно быть, неправильно понял их. Конечно, могло быть и так, что он предложил им эликсир, когда им стукнуло пятьдесят или более лет. В таком случае эликсир мог только несколько притормозить процесс старения, и, скажем, в девяносто лет они выглядели бы лет на семьдесят. Быть может, цена риска им показалась слишком высокой ради столь незначительного удлинения их жизни. Прожить на двадцатьтридцать лет дольше - это не так уж много.
   Но когда человеку предлагают прожить минимум тридцать тысяч лет, любая цена покажется смехотворной.
   Я не раз любил это себе повторять.
   Однако, слушая их, я был вынужден задуматься над мыслью, которая никогда не нравилась мне и которой я сознательно старался избегать. Могло ли статься, что, став богом, я потерял большую часть того, что называется ЧЕЛОВЕЧНОСТЬЮ?
   ГЛАВА 9
   Теперь я знал, какова истинная цель экспедиции, предпринятой Калибаном. Он хотел убить меня по причине мне совершенно неизвестной. Но, кроме того, я имел все основания думать, что он, как и я, намеревается добраться до гор, расположенных на западе.
   Все это мне совсем не нравилось. Можно было не опасаться, что он намеревается немедленно убить меня. Судя по всему, Док хотел немного развлечься, играя в кошки-мышки. Кроме того, можно было считать доказанным, что старики с его подачи намеренно говорили все, что хотели. Калибан хотел, чтобы я знал о нем как можно больше. Так как чем больше я буду знать, тем больше будет "равенство" между охотником и дичью.
   Подумав об этом, я взбесился. До сих пор мои враги всегда делали все, на что .только были способны, чтобы добиться преимущества надо мной. Но Калибан, гордый в своем высокомерии, считал, по-видимому, что я едва "достаю" ему до колен.
   Очень хорошо. Пусть продолжает презирать меня. С этим я ничего не мог поделать. Если он действительно хотел убить меня голыми руками, то это меня совершенно не пугало.
   .... И надо было отправляться немедля, ибо меня там ждали. Я рисковал опоздать, если буду продолжать тратить время на пустяки, подобные этим.
   Что же касается доктора Калибана, то, если он хотел быть там в то же время, что и я, ему придется поторопиться. Но это eгo проблемы.
   Я cтал отползать назад, очень осторожно. В свете ветра стремительно промчалось облачко с бронзовым отливом. Оно было похоже на тень, но секундой позже облако материализовалось в доктора Калибана.
   Оба старца подпрыгнули от неожиданности в своих креслах. Хотя они должны были быть уже привычны к таким стремительным появлениям Дока, выскакивающего из ничего, как чертик из коробки, Док был сантиметров на десять выше меня ростом. Его тело было просто великолепно, массивное, но замечательно пропорщиенальное. Скелет черепа и грудной клетки казался несколько тяжеловатым, и это был настоящий долихоцефал. За исключением себя самого и нескольких членов Девяти, я никогда не видел столь могуче сложенного человека. Это означало, что мышцы его были прикреплены именно туда, куда надо, и были столь внушительных размеров, какие и не снились обычному человеку.
   Его кожа отливала цветом бледной бронзы. Волосы c прямым пробором справа, были того же цвета, в свете костра казалась, что на голову его надета бронзовая каска. Он был слишком далеко, чтобы я мог отчетливо различить цвет его глаз, но мне показалось, что они время oт вpeMeHи вспыхивали зелеными отблесками.
   Правильные черты его лица производили впечатление красоты. Мужественной, однако яе без изящества.
   Оно показалось мне знакомым, хотя я был абсолютно уверен, что никогда его раньше не видел.
   У него был глубокий звучный голос, с богатой тембровой окраской, речь уверенная, ровная и плавная, без всяких бормотаний и заиканий, которыми так страдает речь обычных рядовых граждан.
   - Лорд Грандрит, Благородный Дикарь, обезьяна самых голубых кровей делает вам честь, шпионя за вами, друзья мои, - небрежно сказал он и посмотрел в темноту, окружившую лагерь, точно туда, где я сейчас находился. Потом он рассмеялся и сорвал со своего пояса круглый металлический предмет, в котором я сразу узнал гранату. Вырвав чеку, он бросил ее в мою сторону, причем сделал он это с быстротой, которой позавидовала бы даже пантера.
   Если бы я сразу не прыгнул вперед, она упала бы точно перед моим ноcом. Но я поймал гранату на лету и сразу швырнул ее ему назад, а сам бросился в кустарник. Док так и остался стоять, широко расставив ноги, руки в боки, откинув голову назад и хохоча во все горло. Граната упала у его ног. Старики мгновенно оказались на земле лицом вниз - у них были вполне приличные рефлексы для столь почтенного возраста, - закрыв головы руками.
   Негры еще только начали подниматься с корточек, недоумевая, что могло произойти. Но они не видели гранаты, поэтому не понимали причины внезапного переполоха, возникшего у костра белых. Из палатки вынырнул высокий негр с винтовкой в руке. До этого я его не видел. Этот негр не был африканцем.
   Похоже, он тоже был из Америки.
   - Это пустая граната, - раскатистым голосом сказал Док. - Я просто хотел проверить быстроту реакции этой обезьяны! Она изумительна! Если не говорить обо мне, то я никогда не встречал подобной быстроты и точности!
   Симмонс поднялся на ноги и закричал визгливым, фальцетом,, который весьма комически контрастировал с его звероподобной фигурой с длинными, чуть ли не до колен, руками.
   - Док! - завопил он. - Кончай забавляться своими хреновыми шуточками! Если это он убил Триш, пристрели его, и делу конец. И довольно болтать об этом!
   ГЛАВА 10
   Человеческие понятия "хорошо" или "плохо" обычно не несут в себе для меня никакого смысла. Те, кто хочет меня убить, - мои враги, вот и все. Я убиваю их и не испытываю при этом необходимости оправдываться, даже перед самим собой, помещая их в разряд "плохих" людей.
   Однако этот великолепный образчик настоящего мужчины мне как-то сразу показался настолько зловещим, что, разглядывая его и восхищаясь им, я все не мог отделаться от ощущения, что вижу перед собой Зло в его чистом виде, активное анти-Добро. Волосы на затылке у меня поднялись дыбом, будто злой демон какого-нибудь африканского мифа схватил и потянул за них своей невидимой ледяной рукой.
   И это ощущение мне совсем не понравилось.
   Я решительно вернулся к мысли продолжить мой путь к горам. Но в двадцати метрах от лагеря я совершенно случайно наткнулся на большую клетку из толстых алюминиевых трубок и дощатым полом. Она лежала на боку с открытой нараспашку дверцей. Принюхавшись, я узнал запах льва, того самого. Теперь я знал, почему был атакован голодным львом, которому совершенно нечего было делать в этой местности. Прежде чем спустить его на меня, Док Калибан, вероятно, дрессировал его, чтобы приучить нападать на людей.
   Он хотел увидеть, на что я был способен, и он это увидел.
   Схватив клетку за прутья, я легко оторвал ее от земли, поднял над собой - она весила не более сотни килограммов - и отнес ее к дереву, которое приметил за мгновение до этого.
   У дерева был высокий тонкий ствол, и оно чудесно подходило к той роли, которую я отвел ему в плане, мгновенно возникшем у меня в голове. Я никогда не знал английского названия этого дерева и даже не знаю, существует ли оно вообще; на бандили зовут его ндангга.
   Забросив петлю лассо на самую верхушку дерева, я стал тянуть его к себе, прилагая все свои силы, пока она почти не коснулась земли. После этого я привязал веревку к стволу другого дерева, удерживая первое в согнутом состоянии. Потом я сплел из самых верхних ветвей его примитивный, но прочный канат. При этом несколько веток сломалось, что могло привлечь внимание Калибана. Но я не боялся, это даже устроило бы меня в некотором смысле. Однако никто не обратил внимания на производимый мной шум.
   Веревка из ветвей хорошо держала клетку, как я надеялся.
   Теперь я вновь посмотрел на лагерь сквозь частокол высоких стройных стволов. Оба старца к тому времени вновь уселись в свои кресла. Они говорили так громко, что их голоса заглушали, вероятно, все звуки, которые я производил, сооружая мою катапульту. Один из негров поднес им в этот момент два бокала, в которых плескалась какая-то темная жидкость. Пропустив по глотку, они продолжили свой оживленный разговор, который скорее всего был их очередным обменом "любезностями". Негры сидели, присев на корточки, вокруг второго костра и тоже занимались болтовней. Свет костра порой ярко отражался от белков их глаз и от белоснежных зубов.
   Я терпеливо ждал. Наконец Калибан высунул голову в прорезь своей палатки, собираясь что-то сказать своим спутникам. Не теряя больше времени, я рубанул лезвием ножа по веревке.
   Послышалось "бз-зз!", сопровождаемое звуком лопнувшей веревки, потом сразу другое "бз-з!" более низкого тембра, чем первое, и наконец шуршащий стонущий звук стремительно распрямляющегося дерева, с силой швырнувшего в воздух алюминиевую клетку. Полетом ее больше руководили случай и удача, чем мой прицел, но тем не менее результат превзошел все мои ожидания.
   Медленно и величественно вращаясь в воздухе, клетка падала точно на палатку Калибана. Док выскочил из нее, будто бронзовое ядро старинной пушки. Оба старика вскочили на ноги, стаканы полетели в стороны, сигара и сигарета выпали из изумленно раскрытых ртов. Они оглядывались вокруг себя в поисках источника шума. Черные брызнули в разные стороны. Часть их бросилась к палатке Калибана.
   Док, продолжая бежать, уже углубился в чащу. Он, естественно, искал меня. Негры, спрятавшись за деревьями или в кустарнике, испуганно пялились на то, что еще минуту назад было роскошной палаткой Калибана.
   Симмонс топтался и подпрыгивал на месте, хлопая себя по бедрам руками, ну впрямь вылитый шимпанзе, только очень разъяренный.
   - Ах, Боже мой! Боже мой! Я обоссался! Я нассал в собственные брюки! Я так пересрал, что даже обоссался! - продолжал орать он как заведенный, не переставая скакать на одной и трясти другой ногой, будто исполняя замысловатые па чечетки.
   Риверс катался по земле, заходясь в параксизмах гомерического хохота.
   Я было подумал тут же устроить Доку небольшую засаду, чтобы разом покончить с этим делом, но потом передумал, зная, что мы стремимся с ним к одной и той же цели, а значит, нам еще суждено будет встретиться. Мне интересно было бы знать, будет ли он и дальше дразнить и преследовать меня. Раз Док думал, что это занятие - лакомство для него, я хотел, чтобы он понял, что рискует на этом сломать себе все зубы.
   ГЛАВА 11
   Рассвет был угрюмым и мрачным, как старый лев, мечтающий о свежем мясе. Но очень скоро лев обрел весь свой блеск и огласил саванну золотистым рычанием. На долины хлынуло золото его сверкающей гривы, и день начался, знойный и усыпляющий.
   В течение следующего часа, последовавшего за восходом солнца, я все еще трусил рысцой по саванне. Таким аллюром я пробежал всю ночь и утро и теперь думал только о том, где бы найти укромное местечко и отдохнуть там до полудня.
   Горы, проступающие сквозь фиолетовую дымку, казались уже гораздо ближе, чем накануне. До них оставалось не более пятидесяти километров. Если бежать не останавливаясь, я мог бы добраться до них еще до наступления сумерек или даже взобраться до половины на первую из них.
   Я продолжал бежать и вскоре оказался менее чем в километре от одной из деревень племени китази. Деревня представляла собой кучку хижин числом около тридцати, построенных из плетеных решеток, обмазанных глиной, покрытых круглыми остроконечными крышами, сделанными из соломы. Китази относились к пастушеским племенам. Главным их лакомством была свежая кровь скота, и они предпочитали полигамию всем остальным видам брака. Их нельзя было отнести к чистокровным неграм. Когда-то, очень давно, их предки, кочуя по саванне, смешали свои гены с генами более светлокожих племен, живущих на севере континента. Когда я впервые встретился с ними в 1920 году, все они носили жесткие набедренные повязки из луба, топорщащиеся по бокам, что придавало им вид бумажных корабликов, которые школьники так любят делать из газет. В старые времена китази убивали своих королей, как только :в шевелюре тех появлялись первые серебряные нити.
   Англичане заставили их отказаться от этого варварского обычая, и короли стали умирать "в связи с несчастным случаем". Пока не наступило время, когда какой-то фермер не догадался подарить королю краску для волос. С тех пор их короли стали доживать до преклонных лет и умирать вполне естественной смертью.
   Был период в истории Африки, когда китази представляли собой весьма грозную силу. Они воевали с масаями, ажикуйюс и бандами. В результате всех этих войн из двадцати тысяч воинов осталось не более одной, которые проживали теперь в шести небольших деревнях вместо тридцати, которыми они когда-то владели. В последующие годы нашего знакомства мы не стали большими друзьями. Более того, если кто и ненавидел меня по-настоящему, так это енн. Правда, у них были на то причины. Те, что выезжали сейчас из деревни, сбившись в кузове старенького грузовика, должно быть, были предупреждены о моем приближений каким-нибудь их наблюдателем, снабженным портативной рацией. Я был уверен, что они отправляются на мои розыски. Грузовичок двигался в юго-восточном направлении. Я шел на юго-запад. Нас разделяло каких-нибудь полтора километра. Тут китази заметили меня: грузовичок развернулся и направился прямо в мою сторону. Я побежал к группе гигантских акаций, стоящих в восьмистах метрах от меня, и укрылся за стволом одной из них. В пронзительном визге тормозов грузовичок остановился, не доезжая метров ста до деревьев.
   Их было девять человек: трое в кабине, остальные в кузове.
   Едва машина остановилась, все попрыгали на землю. У троих были ружья, в которых, как мне показалось, я узнал винтовки Эндфилда, конца прошлого столетия. Но на таком расстоянии я мог и ошибиться. Четвертый держал в руках тяжелое копье и мачете в кожаных ножнах. Еще двое были вооружены луками, а за плечами виднелись колчаны, полные стрел. У седьмого, самого молодого из них, в руке был пистолет, а два последних потрясали в воздухе топорами с большими блестящими лезвиями.
   После короткого совещания они развернулись в полукруг, вогнутой стороной ко мне. Люди, вооруженные винтовками, заняли позицию в центре и по обоим краям дуги. Двое с луками встали по бокам от центрального. Копье, топоры и пистолет разместились через равные промежутки от центра к краям этой дуги. После чего они медленно стали приближаться, подбадривая себя громкими криками и угрозами в мой адрес.
   Они были осторожны, оставаясь в неуверенности, есть ли у меня пистолет или нет. То, что у меня нет ружья, они знали точно. Китази сделали большую ошибку, выбрав такую тактику. У них было бы гораздо больше шансов, если бы они вплотную подскочили ко мне на своем грузовике, развернулись боком и одновременно засыпали бы меня градом пуль. Лишь после этого им стоило спускаться на землю и приближаться ко мне пешком. Мне удалось бы, быть может, убить нескольких из них, но у других осталось бы гораздо больше шансов прикончить меня, при условии, конечно, что они не струсили бы в последнюю минуту.
   Китази предпочли осторожность. Вероятно, причиной тому была моя репутация в здешних местах. Подойдя на расстояние в двадцать метров, они остановились. Я не двигался, оставаясь за стволом дерева. Двое, вооруженных винтовками, стали огибать меня по дуге, собираясь зайти в тыл. Я продолжал ждать.
   Я был гол, и все мое вооружение заключалось в старом ноже с настолько истончившимся лезвием, что он потерял свою былую балансировку и не мог быть использован для метания.
   Мне оставалось рассчитывать только на мою быстроту, хотя сейчас я был не в лучшей форме, пробежав такое расстояние за ночь, без еды и почти без воды.
   Я поискал среди камней, лежащих у меня под ногами. Два своим размером и весом вполне подходили для метания. Тогда я взял нож в зубы и поднял по камню в каждой руке. Стрелки, зашедшие к тому времени сбоку от меня, видели, что я делаю, и криками предупредили своих товарищей. После этого они подняли винтовки и началась пальба.