Фармер Филип Хосе. Божье дело

   Он поднял кисть с двумя сжатыми средними пальцами и распрямленными большим и мизинцем.
   — Это — знак, который делает всякий правоверный при встрече с другими. Запомните его, и у вас не будет никаких хлопот.
   — Откуда вам известно, что мы — новички? — спросил я, не пытаясь солгать, так как мне показалось, что Аллегория настроен к нам благодушно.
   Он рассмеялся. Звуки, издаваемые его гортанью, усиливались в безразмерном рту, как в мегафоне. Алиса, больше уже не самоуверенный офицер морской пехоты, еще сильнее сжала мою руку.
   — Я — в некотором роде, так сказать, полубог. Когда Мэхруд, Бык его имя, стал богом, он написал мне письмо — воспользовавшись, разумеется, почтой США — с приглашением состоять при нем полубогом. Все происходящее в мире, в общем-то никогда особенно не волновало меня, и поэтому я принял приглашение и проскользнул сюда, минуя армейские кордоны, и принял на себя обязанности, которые Мэхруд, Бык его имя, на меня возложил.
   Еще до того, как началась эта заваруха, я тоже получил письмо от своего бывшего профессора с аналогичным предложением. Но, честно говоря, посчитал, что у старика в мозгу просто шарики за ролики поехали.
   — И каковы же ваши обязанности? — поинтересовался я.
   Он снова помахал сигарой.
   — Моя работа нисколько для меня не обременительна и заключается в том, чтобы встречать новичков и предупреждать их, чтобы они глядели в оба. Им нужно зарубить у себя на носу, что не все таково, каким кажется на первый взгляд, и что им нужно смотреть глубже, чтобы разглядеть за внешними проявлениями какого-либо события определенный символ, внутренний смысл.
   Чудовище элегантным жестом поднесло сигару ко рту, затянулось и продолжило:
   — У меня есть к вам один вопрос. Не нужно отвечать на него тотчас же, но мне бы хотелось, чтобы вы подумали и дали мне ответ позже. Вот мой вопрос: куда вы желаете сейчас идти?
   И, распрощавшись с нами, оно заковыляло по тропинке прочь. Короткие ножки двигались, казалось, совершенно независимо от вытянутого крокодильего туловища.
   Какое-то время я смотрел ему вслед, стараясь унять дрожь, затем поправил за плечами бидон, и мы быстро пошли дальше. Алиса была настолько подавленной, что, казалось, даже не осознавала своей наготы.
   — Меня очень пугают такие вот коллизии. Каким же образом человек может принять форму вроде этой?
   — Мы это обязательно выясним, — произнес я с наигранным оптимизмом. — Кажется, не мешало бы быть готовыми вообще к чему угодно.
   — Пожалуй, рассказ миссис Дурхэм, записанный вами на пленку, соответствовал истине.
   Я кивнул.
   Незадолго до того, как вся эта местность была оцеплена, жена профессора переправилась на другой берег реки, где, как она точно знала, находился ее муж. К тому времени он уже провозгласил себя богом, но она нисколько его не боялась.
   На всякий случай миссис Дурхэм прихватила с собой двух адвокатов. Судя по ее сбивчивому рассказу, какая-то сила, исходившая, по-видимому, от доктора Дурхэма, обратила несчастную в огромную хвостатую обезьяну, что заставило ее спасаться бегством. Оба адвоката, превращенные в скунсов, тоже были вынуждены ретироваться.
   Размышляя над столь странными событиями, Алиса заметила:
   — Не могу я понять, как он это делает. Откуда у него такое могущество? И какими орудиями он пользуется?
   По телу у меня побежали мурашки, и я чуть не выболтал ей, что являюсь главной причиной всего происходящего. Я и без того чувствовал себя достаточно виноватым, чтобы усугублять свою вину, поведав кому бы то ни было всю правду. Более того, если начать как можно убедительнее доказывать ей, что это — истинная правда, она уверовала бы, что я совсем спятил. Тем не менее, именно так и обстояли дела, и именно поэтому я вызвался добровольцем для выполнения этой весьма щекотливой миссии. Кто заварил кашу, тому ее и расхлебывать.
   — Я умираю от жажды, — заскулила внезапно Алиса. — Папуля, как насчет того, чтобы попить? Другая возможность, может быть, представится очень нескоро.
   — Черт побери! — выругался я, снимая со спины бидон. — Не называйте меня папулей. У меня есть имя — Даниэль Темпер, и я еще не настолько стар...
   И примолк. Чего уж там. Я вполне мог бы быть ее отцом. В захолустье штата Кентукки, во всяком случае, где женятся очень рано.
   Догадываясь, о чем я думаю, она улыбнулась и протянула мне небольшую кружку, которую отстегнула с боковой поверхности бидона.
   — Возраст мужчины таков, насколько он чувствует себя мужчиной, — поспешно поправился я. — Я ощущаю себя не старше тридцати.
   На тропинке возникло какое-то движение, я толкнул Алису в высокую траву, а сам остался стоять, охраняя бидон. Будь что будет.
   Но, разобрав, что же все-таки движется по тропинке, я глубоко пожалел, что не бросил бидон. Неужели на этой позабытой богом земле не осталось ни одного человеческого существа? Сначала — Аллегория, теперь — Осел!
   — Хелло, братец! — весело поздоровался он и, прежде чем я успел ответить, запрокинул назад свою чудовищную голову и огласил окрестности невероятным полусмехом-полуослиным ревом.
   А вот мне было совсем не до смеха. Слишком уж у меня были натянуты нервы, чтобы я мог притворяться, что мне весело. К тому же от него сильно несло Отваром. Я с трудом сдерживал рвотные спазмы.
   Он был высок и, в отличие от большинства ослов, покрыт короткими светлыми волосами. Стоял, как человек — на двух ногах, только ноги оканчивались широкими копытами. Голову его венчали два длинных волосатых уха, но во всех остальных отношениях это был самый что ни на есть заурядный человек. Не мешкая, он представился. Звали его не так уж неожиданно — Поливиносел.
   — Что это за бидон? Зачем он тебе?
   — Тащу наружу контрабандой Отвар, — соврал я.
   Он осклабился, обнажив длинные желтые ослиные зубы.
   — Контрабандой! Только что тебе за нее платят? Для почитателей Все-Быка деньги не имеют никакой ценности.
   Произнося имя своего божества, Поливиносел вытянул правую руку. Большой палец и два средних были согнуты, указательный и мизинец торчали прямо. Я не сориентировался и не ответил тем же, он нахмурился было, но снова расплылся в улыбке, когда я повторил его жест.
   — Я занимаюсь контрабандой из любви к искусству, — доверительно сообщил я. — А также для того, чтобы распространять свет истины.
   Откуда взялась последняя фраза, ума не приложу. Скорее всего, она явилась следствием его ссылки на «почитателей» и того похожего на символ веры знака.
   Поливиносел протянул большую волосатую руку и повернул кран на бидоне. Не успел я пошевелиться, как он уже наполнил сложенные лодочкой ладони, поднес их к губам и с шумом потянул, но тут же начал отплевываться.
   — Тьфу ты! Да это же вода!
   — Разумеется, — покровительственно улыбнулся я. — Избавившись от Отвара, я наполняю бидон обычной водой. Если меня ловит патруль, объясняю, что тащу в эти места контрабандой чистую воду.
   Поливиносел снова залился своим жутким смехом-ревом и хлопнул себя в восторге по бедру. Звук был, как у топора, вонзающегося в дерево.
   — И это еще не все, — понесло меня. — Я уже договорился кое с кем из высокого начальства, и они позволяют мне проникать через кордоны, чтобы приносить им Отвар.
   Он подмигнул мне, издал зычный ослиный клич и снова ударил себя по бедру.
   — Значит, браток, коррупция? Портится начальство, портится. Послушай, что я тебе скажу. Пройдет совсем немного времени, и Отвар распространится на весь мир.
   Он снова изобразил знак, понятный только посвященным, и на этот раз я ответил без промедления.
   — Прогуляюсь с тобой милю-другую, браток. Мои почитатели — приверженцы местного культа Осла — справляют неподалеку отсюда праздник плодородия. Может, присоединишься к нам?
   Я вздрогнул и с жаром ответил:
   — Нет, спасибо.
   Помнится, как-то вечером мне довелось наблюдать за одной из таких оргий в мощную стереотрубу. В двух сотнях метрах от границы запретной территории полыхал огромный костер. На фоне этого адского пламени были отчетливо видны совершающие нелепые прыжки потерявших всякий стыд мужчин и женщин. Эта сцена долго еще стояла у меня перед глазами. От нее невозможно отделаться. Она преследовала меня даже во сне.
   Услышав мой вежливый отказ, Поливиносел снова завопил по-ослиному и хлопнул меня по спине, вернее, по бидону. От неожиданности я упал на четвереньки в траву. Ярости моей не было предела — я боялся, что тонкостенный бидон прогнется от удара, а швы разойдутся. Была для ярости и другая причина. Я не сразу поднялся на ноги. И некоторое время вообще не мог пошевелиться, так как встретился взглядом с расширенными голубыми глазами Алисы.
   Судя по всему, на Поливиносела она произвела впечатление. Он издал громкий, радостный возглас, и опустился на четвереньки рядом с ней, уткнувшись своим уродливым, увенчанным ослиными ушами черепом, в тело Алисы.
   — О, какая беленькая коровка! Как тебе здесь пасется?
   С этими словами чудовище схватило Алису за талию и встало, чтобы, поворачивая ее из стороны в сторону, рассмотреть при ярком свете луны, словно незнакомую букашку, которую поймало, ползая по траве.
   — Болван! — взвизгнула Алиса. — Не касайся меня своими грязными лапами!
   — Да ведь я же Поливиносел! Местный бог плодородия! Это моя обязанность и привилегия — проверять твои достоинства, — пояснил он. — Скажи мне, дочка, кого ты недавно вымаливала — мальчика или девочку? А как твой огород? Дружно ли взошли кабачки? А лук и чеснок? А курочки твои хорошо несутся?
   Вместо того, чтобы испугаться, Алиса не на шутку рассердилась.
   — Ваша Ослиность, не угодно ли меня опустить? И не смотрите на меня такими похотливыми глазами. Если вам уж так хочется того, о чем я догадываюсь, спешите скорее на свою оргию. Ваши почитатели ждут вас, не дождутся.
   Поливиносел разжал руки, она метнула в него гневный взгляд и пошла было прочь, но он протянул руки и снова схватил ее за талию.
   — Не туда, моя славная дочурка. Неверные охраняют границу всего лишь в нескольких сотнях ярдов отсюда. Ты же не хочешь, чтобы тебя поймали? Как же ты будешь пить тогда Божественный Отвар?
   — Спасибо, я в состоянии сама за себя постоять, — сухо ответила Алиса. — Оставьте меня в покое. Плохие времена настали. Стоит только девушке вздремнуть в траве, как тут как тут какой-нибудь мелкий божок норовит подразмяться.
   Я подивился, как быстро она освоила местный жаргон.
   — Ладно, ладно, дочка, не порицай нас, божков, за это. Особенно, если сама сложена как богиня.
   И, издав титанический рев, едва не сбивший нас с ног, Поливиносел схватил нас за руки и поволок по тропинке.
   — Пошли, пошли, ребятушки. Я вас перезнакомлю со всеми. Ох, какой у нас сейчас будет праздник Осла!
   Вновь раздался оглушительный, мерзкий рев. Теперь я понял, насколько Дурхэм был прав, превратив этого парня в его нынешнее воплощение. Эта мысль сразу повлекла за собой вереницу других.
   Каким же образом ему это удалось? В сверхъестественные способности я, разумеется, не верил. Все, что происходит в этой вселенной, все-таки подчиняется определенным физическим законам.
   Возьмем, к примеру, уши Поливиносела. Шагая рядом с ним, я имел неплохую возможность более внимательно осмотреть их. Они видоизменились, стали похожи на ослиные, однако тот, кто это сделал, не имел перед собой точного изображения осла. По сути, уши так и остались человеческими, только необъяснимым образом вытянулись и покрылись мелкими волосками.
   Что касается ног, они тоже в общем-то были человеческими, а не ослиными. Правда, оканчивались они светлыми копытами, очень похожими внешне на ослиные, но сделанными из того же вещества, что и ногти. Сквозь них просматривались слабо различимые контуры пяти пальцев.
   То есть, было совершенно ясно, что какой-то биоинженер изменял очертания человеческого тела, располагая человеческим исходным материалом.
   Я бросил взгляд в сторону Алисы, пытаясь понять, каково же ее мнение о нашем поводыре. Она была величественна в своем гневе. Да, Поливиносел был абсолютно прав, хотя и высказался грубовато — майор Льюис обладала великолепной фигурой. Она принадлежала явно к тем девушкам, которых всегда выбирают председателем женского клуба в университете, королевой бала на студенческих вечерах, а затем выдают замуж за сына сенатора. У меня никогда не было ни малейших шансов на успех у девушек такого рода, когда я корпел в Трайбеллском университете.
   Вдруг Поливиносел остановился.
   — Послушай-ка, эй, ты, а как тебя зовут?
   — Даниэль Темпер, — ответил я.
   — Даниэль Темпер? Даниэль Темпер? Ох-ха-хо-ха-хо-ха! Послушай, старина Даниэль Темпер, бросай-ка свой бидон! Зачем таскать на себе тяжесть? Ты смахиваешь на осла, на подлинно вьючное животное! Я не желаю, чтобы кто-нибудь здесь копировал меня. Понял? Хо-ха-и-а! Усек?
   И он ткнул мне под ребра пальцем, твердым, как рог.
   Никогда я еще столь не ненавидел кого-либо из людей, а тем более — из божеств. Дурхэм просчитался, думая, что накажет его, обратив в осла. Поливиносел на самом деле гордился своим превращением и, если я верно его понял, извлекал из него пользу в такой степени, что даже умудрился насадить свой культ. Разумеется, он не первый, кто создал религию из собственных недостатков.
   — А в чем же я тогда стану таскать Отвар наружу?
   — А зачем? Разве, таская такую мелочь, поможешь распространению божественного напитка? Оставь это рекам всего мира и Мэхруду, Бык его имя.
   Он снова сделал характерный знак рукой.
   Я не стал с ним спорить — он бы сорвал бидон с моей спины сам, поэтому я не спеша отстегнул шлейки. Поливиносел помог мне, подхватив бидон и зашвырнул его в темноту кустов. Я тут же ощутил столь страшную жажду, что, не в силах сдержаться, дернулся к бидону.
   — Не пей эту мерзость! — взревел он. — Идем со мной в поселок Осла. Там у меня маленький чудный храм. Понимаешь, никакой такой роскоши, как в Цветочном Дворце Мэхруда, да пребудет он во веки веков Все-Быком! Но очень славный. И мы здорово там повеселимся!
   И все это время мерзкое создание не переставало бесстыдно пожирать глазами Алису, проецируя на нее уже не одни только помыслы. Как и у всех дегенератов в этой местности, оно было лишено абсолютно всех сдерживающих начал. Будь у меня пистолет, я, не раздумывая, пристрелил бы его на месте. Если бы, разумеется, здесь могли взрываться патроны.
   — Послушайте, — сказал я сердито, отбросив всякую осторожность. — Мы пойдем туда, куда пожелаем. Идемте, Алиса. Бросим этого самовлюбленного осла.
   С этими словами я взял Алису за руку. Поливиносел схватил ее за другую, перегородив нам дорогу. Чуть монголоидный разрез глаз делал его еще больше похожим на упрямого мула из Миссури. Огромного, злобного и сильного, причем среди этих качеств преобладала злобность.
   — Эй, вы! Не надейтесь, что вам удастся разозлить меня настолько, что я сделаю вам что-нибудь плохое, чтобы вы могли пожаловаться своему пастырю, а тот — доложить о моем поведении Мэхруду! Не надейтесь! Это было бы с моей стороны страшным грехом, вы, смертные!
   Крича о моей неспособности возмутить его олимпийское спокойствие, он одной рукой обвил мою шею, а другую запустил мне в рот и дернул за верхнюю челюсть.
   — Ты и твоя болтовня досаждают мне!
   Ослабив удушающую хватку вокруг моего горла, Поливиносел швырнул мою челюсть в черноту леса. Я метнулся к кустам, туда, где, как мне показалось, белели на земле мои зубы. Упав на корточки, я стал лихорадочно шарить вокруг, но найти их не мог. Внезапный вопль Алисы поднял меня на ноги, но вскочил я чересчур быстро и сильно трахнулся головой о ветку. Невзирая на боль, я обернулся, чтобы посмотреть, что случилось, и напролом кинулся через кусты, но, больно ударившись голенью о какой-то предмет, полетел лицом вниз, да так, что дух вышибло.
   Поднявшись, я понял, что споткнулся о собственный бидон с водой. Даже не пытаясь возблагодарить каких-либо богов за эту удачу, что они мне послали, я подхватил бидон, бросился туда, где барахтались в траве Поливиносел и Алиса, и с размаху обрушил бидон на затылок негодяя. Тот беззвучно обмяк. Отшвырнув бидон, я наклонился к Алисе.
   — У вас все в порядке?
   — Д-да, — прошептала она и бессильно уронила голову на мое плечо.
   Вреда ей не было причинено никакого. Она просто потеряла голову от испуга. Я погладил ее по плечу — кожа у нее была восхитительно гладкой — и провел пальцами по длинным черным волосам.
   — Грязный скот! — всхлипнула девушка. — Сначала он губит мою сестру, а теперь подбирается ко мне!
   — Что? Какую сестру?
   Она подняла голову в мою сторону. Вернее, опустила, ибо была на добрых два дюйма выше.
   — Пегги — моя сводная сестра, дочь моего отца от первого брака. Ее мать потом вышла замуж за полковника Рурке. Но мы всегда были близки.
   Это было интересно, пора было заниматься делом.
   Перевернув Поливиносела на спину, я убедился, что сердце бьется. Из раны на затылке сочилась кровь, обыкновенная красная кровь, а не голубая, на которую можно рассчитывать, имея в виду божественную должность.
   — Не беспокойся за него, — брезгливо сказала Алиса. — Он, честно говоря, заслужил смерть. Тупое ничтожество, вообразившее себя Дон Жуаном, которое принесло несчастье моей сестре...
   Не закончив фразы, она застыла с открытым ртом. Я проследил ее взгляд и увидел, как растекается по земле наша бесценная вода. И сразу испытал внезапный острый приступ жажды. Ощущение, разумеется, было чисто нервного свойства, но от того, что я это сознавал, во рту не стало менее сухо.
   Алиса приложила руку к горлу.
   — Ни с того, ни с сего так пить захотелось!
   — Ничего не поделаешь, — прохрипел я. — Нужно искать источник незагрязненной воды.
   Бидон был девственно пуст. Констатировав этот печальный факт, я заметил у кустов нечто белеющее. Это оказались мои зубы. Повернувшись к Алисе спиной, я водрузил их на место и, чувствуя себя намного увереннее, напомнил ей, что пора отправляться в путь.
   Так мы и поступили. Мысли Алисы раздражающе вертелись вокруг воды.
   — Конечно же, здесь должны оставаться колодцы или ручьи, которые остались чистыми. Ведь Отвар только в реке, не так ли?
   — Если бы я был в этом уверен, то не стал бы брать с собой бидон, — не пытаясь увиливать от прямого ответа, признался я.
   Она было открыл рот, чтобы возразить, но тут мы услыхали голоса впереди, увидели пламя приближающихся факелов и поспешно спрятались в кустах.
   Идущие по тропе громко пели хором. В мелодии легко узнавался «Боевой Гимн Республики», но текст был составлен из исковерканных латинских слов. Вряд ли хоть кто-нибудь из них понимал, что поет.

 
"Ориентис партибус
Адвентавит Асинус,
Пульхер эт Фортиссимус,
Сарцинис аптиссимус.
Ориентис партибус
Адвентавит... и-и-и-к!"

 

   Словом, что-то вроде хвалы всемогущему Ослу, прославляющей его сошествие на землю.
   Через некоторое время толпа наткнулась на своего истекающего кровью бога, который все еще не пришел в сознание.
   — Уйдем, — прошептала Алиса. — Если они найдут нас, то разорвут на куски!
   Однако я предпочел бы остаться и понаблюдать за этими людьми, чтобы глубже понять мотивы их поведения и выработать правильную линию общения с туземцами. Она согласилась со мной. Несмотря на нашу обоюдную неприязнь, должен признаться, что ума и смелости ей не занимать. Можно было даже простить некоторую ее нервозность. В конце концов, на то были серьезные причины.
   Люди повели себя не так, как я предполагал. Вместо того, чтобы помочь раненому, они сбились в кучу, явно не зная, что делать. Сначала я ничего не мог понять, но приглушенный гул голосов помог мне понять причину столь странного поведения — они просто опасались вмешиваться в дела полубога, даже такого ничтожного, как Поливиносел.
   Почитатели Осла были очень молоды — среди них не было ни одного мужчины или женщины старше двадцати пяти, и все без исключения отличались великолепным сложением.
   Внезапно на тропе позади нас раздался громкий треск. Мы с Алисой подпрыгнули от неожиданности. Группа почитателей Осла пустилась наутек, как стая перепуганных кроликов. Мне невероятно хотелось присоединиться к ним, но я остался, лихорадочно молясь в душе, чтобы это не оказалось еще одним щекочущим нервы чудищем.
   Слава Господу, это был всего-навсего обнаженный туземец, худющий, высокий, с длинным тонким носом. Можно было представить его в прошлой, цивилизованной жизни преподавателем колледжа. Тем более, что носом своим он уткнулся в какую-то книгу. Как я уже упоминал, свет луны был достаточно ярок, чтобы можно было свободно читать, но меня, честно говоря, удивило, что кто-то в здешних краях воспользовался этим.
   Его ученую внешность некоторым образом портила мертвая белка размером с колли, висящая у него на плечах. Наверное, туземец возвращался с охоты, хотя я никогда прежде не слышал о том, чтобы на белок охотились ночью. Да и оружия у него не было. Размеры белки меня не удивили — я уже видел фотоснимки огромных животных, сделанные в пограничных участках этой местности.
   Меня интересовало, что туземец предпримет, заметив Поливиносела. Однако, подойдя к распростертому телу, он, нисколько не колеблясь и ничем не показывая того, что зрит бога, спокойно переступил через его вытянутые ноги и последовал дальше, продолжая читать книгу.
   Я прикоснулся к руке Алисы.
   — Идем за ним!
   Мы шли за чтецом при луне примерно с полмили, прежде чем я решился окликнуть его. Он остановился, опустил белку на землю и спокойно дождался, пока мы приблизимся.
   Я спросил у него, не заметил ли он лежащего на тропинке Поливиносела. Незнакомец в ответ только недоуменно покачал головой.
   — Я видел, как вы переступили через него, — не унимался я.
   — Я ни через кого не переступал, — уверенно ответил сей ученый с виду муж. — Тропинка была совершенно свободной. — Он более пристально поглядел на меня. — Насколько я понимаю, вы — новичок. И, видимо, только-только попробовали Отвар. Иногда при первом его потреблении возникают странные ощущения и видения. Понимаете ли, нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к нему.
   Я, как дурак, продолжал настаивать в отношении Поливиносела. И стоило мне упомянуть имя, как весь он как бы озарился, улыбнулся покровительственно и даже удостоил меня взглядом второй раз с момента знакомства.
   — О, милый мой, не следует верить всему, что слышишь, понимаете? Только из-за того, что большинство, которое всегда невежественно и простодушно, предпочитает объяснять новые явления, опираясь на древние суеверия, человеку умному, вроде вас, нет никакой нужды принимать все это на веру. Я предлагаю вам не обращать ни малейшего внимания на все, что вы слышите — за исключением, разумеется, того, что говорю вам я — и полагаться в дальнейшем только на здравый смысл, которым вы, к вашему счастью, наделены в достаточной степени от рождения, и на ту способность логически мыслить, которую развили, обучаясь в университете. При условии, разумеется, что заведение, которое вы посещали, не было всего-навсего тренировочным залом для членов Торговой Палаты, Клуба Ротарианцев, Любителей Старины, Рыцарей Колумба, обществ по охране волков, лосей, львов или каких-либо других покровителей диковинных зверей. Я едва ли...
   — Но я видел Поливиносела собственными глазами! — тупо повторил я. — И, если бы вы не подняли ногу вовремя, то упали бы прямо на него!
   Не поднимая глаз от книги, он одарил меня покровительственной улыбкой.
   — Ша, ша! Самогипноз, массовое наваждение и все такое. Скорее всего, вы — жертва внушения. Поверьте мне, неразберихи в этой долине еще хватает. Нельзя позволять, чтобы тебя одурачил первый встречный шарлатан, у которого есть простое, если не надуманное, объяснение происходящему здесь.
   — А каково ваше объяснение?
   — Профессор Дурхэм изобрел какую-то машину, которая вырабатывает неизвестное химическое вещество, с помощью которого он сейчас отравляет воды реки Иллинойс. Со временем, мы надеемся, то же произойдет с водами всего мира. Одно из присущих ему свойств — разрушение многих общественных и психологических условных рефлексов, которые некоторыми обобщенно обозначаются как сдерживающие начала, мораль или страх греха. Но веществу этому присущи и многие хорошие свойства. Оно оказалось универсальным антибиотиком и тонизирующим средством — какова комбинация! — не говоря уже о многом другом.
   Тем не менее, должен признаться, профессору удалось окончательно разделаться с такими социальными и политико-экономическими структурами и их представителями, как заводы, магазины, больницы, школы, которые до сих пор посвящали почти все свое время энергичному воспитанию кретинов-недоучек, а также покончить с бюрократией, автомобилями, церковью, кино, рекламой, алкоголем, армией, проституцией, телевидением и другими бесчисленными институциями, которые до недавнего времени считались совершенно необходимыми.
   К несчастью, инстинкт рационального объяснения явлений в человеке трудно подавить. Так же трудно, как и стремление к власти. Поэтому-то и объявились шарлатаны, выдающие себя за пророков и основавшие самые разные религии, спекулируя на массах и на идиотской простоте, на трогательной жажде ухватиться за любое мало-мальское объяснение неизвестного.