Она вспомнила, как они все вместе ездили кататься на лыжах в год наводнений. Восемьдесят шестой? Сняли домик в Йосемите, а потом еле оттуда выбрались. Когда они ехали по Пятой межрегиональной, ее перекрыли, но им удалось попасть на трассу 99. Через час после того, как они свернули с 99-й, ее залило.
   Пока они жили в горах, снег сыпал и сыпал. Это прекрасно, когда ты сидишь на какой-нибудь шикарной лыжной базе, грея ноги у камина. А они на остановке в Баджер-Пассе вместе с сотнями других семей дожидались автобуса.
   Столько стоять на морозе не нравилось никому. Объявили, что один автобус сломался и вообще не приедет. Люди совсем приуныли. Мальчики хотели есть. Аллегра умирала с голоду. Мальчики замерзли. Аллегра обледенела. Мы ненавидим лыжи, говорили они все, зачем нас притащили сюда?
   Когда автобус все-таки подъехал, почти через полчаса, в очередь перед Сильвией пролезли мужчина с женщиной. Смысла в этом не было. Для первого автобуса все они стояли слишком далеко. Но Сильвию толкнули, и она, уворачиваясь, чтобы не наступить на Диего, упала на лед.
   — Эй, — сказал Дэниел. — Ты уронил мою жену.
   — Ну тебя в жопу, — ответил мужчина.
   — Что ты сказал?
   — И жену твою в жопу, — добавила женщина. Дети были закутаны в шарфы по самый нос. Глаза над шарфами горели от восторга. Сейчас будет драка! Их отец устроит драку! Люди расступились, освободив место для Дэниела и того мужчины.
   — Дэниел, не надо, — сказала Сильвия. Что ей всегда нравилось в Дэниеле, так это отсутствие бравады. Мальчики, с которыми она выросла, были такими caballeros.Такими ковбоями. Она никогда не считала это привлекательным. Дэниел напоминал ее отца, достаточно уверенного в себе, чтобы спокойно принять оскорбление. (С другой стороны, ее толкнули и обругали ни за что ни про что. Так нельзя.)
   — Я разберусь, — ответил Дэниел. На нем были лыжные штаны, мягкие ботинки, огромная парка. И это лишь верхний слой, а под ним еще несколько. Хоть стреляй им из пушки. Соперник был утеплен не хуже, мишленовский человечек в синей «Патагонии». Они встали в стойку. Сильвия в жизни не видела Дэниела настолько злым.
   Дэниел размахнулся и чуть не упал, так было скользко. Он промазал на много дюймов. Противник бросился вперед, но Дэниел уклонился, и тот, пролетев мимо, рухнул в груду лыж и палок.
   Они выпрямились, развернулись.
   — Ты пожалеешь, — сказал мужчина. Он пошел на Дэниела, осторожно переступая по льду. Дэниел снова замахнулся и не попал. Ботинки поехали, он грохнулся на землю. Человек кинулся удержать его, придавить коленом, но сгоряча опять пронесся мимо. Жена поймала его и поставила прямо. Дэниел поднялся на ноги, побрел вперед. Третий выпад развернул его на пол-оборота, лицом к Сильвии.
   Он улыбался. Толстый, как Санта, в этой большой темной парке — сражается за ее честь, но так и не может нанести ни одного удара. Машет руками, скользит, падает. Смеется.
 
   — Энн Эллиот действительно лучшая героиня из всех, что вышли из-под пера Остен? — спросил Дэниел. — Так сказано в послесловии,
   — Слишком чистая душа, на мой вкус, — ответила Аллегра. — Мне больше нравится Элизабет Беннет.
   — А я люблю всех, — отозвалась Бернадетта.
   — Бернадетта, — Пруди достигла той философской, сентиментальной стадии опьянения, за которой так увлекательно наблюдать. — Вот вы столько всего пережили, столько книг прочли. Вы все еще верите в счастливый конец?
   — О да видит бог, — Бернадетта молитвенно сложила руки, словно книгу. — Как не верить. У меня их было не меньше сотни.
   Позади нее была стеклянная дверь, за дверью темная комната. Сама Сильвия не верила в счастливый конец. В книгах — да, это приятно. Но в жизни конец у всех один, и вопрос лишь в том, кто раньше до него доберется. Она отпила персиковой «Маргариты», взглянула на Дэниела, который смотрел на нее, и не отвела глаз.
   Что, если у тебя был счастливый конец, а ты не заметила? Сильвия запомнила: не пропусти счастливый конец.
   Над головой у Дэниела на грецком орехе подрагивал один-единственный листок. Какой строгий, какой точный бриз! Пахло рекой, зеленый запах в буром месяце. Она глубоко вдохнула.
   — Иногда белая кошка — это просто белая кошка, — сказала Бернадетта.

Ноябрь. Эпилог

   Книжный клуб Джейн Остен все-таки встретился еще раз. В ноябре мы собрались в бистро «Крэйп», обедали и по очереди смотрели на ноутбуке Бернадетты фотографии из ее коста-риканской поездки. Жалко, она их не разобрала. Все, что ее впечатлило, было представлено двумя-тремя одинаковыми кадрами. На двух снимках люди получились без головы, а на одном мы разглядели только две красные точки — глаза ягуара, утверждала Бернадетта, и поспорить с ней мы не могли. Правда, они были очень далеко друг от друга.
   Она рассказала нам, как экскурсионный автобус сломался рядом с плантацией под названием «Алый ара». Хозяин плантации, галантный сеньор Обандо, уговорил всех подождать следующий у него. За те четырнадцать часов они обошли его плантацию. Бернадетта видела зонтичную птицу с голой шеей, тиранновую мухоловку, рыжего момота, гарпию (особая удача), полосатогрудое что-то и красноногое нечто.
   Сеньор Обандо оказался великим энтузиастом, энергичным не по возрасту. Он решил включить свою плантацию в маршрут экотура, не только ради себя, но и ради любителей птиц. Называл это своей мечтой. Ведь нигде, ни на одной плантации нет лучших птиц и тропинок. Они сами видели, какие отличные у него комнаты, какое разнообразие пернатых.
   Они с Бернадеттой сидели на веранде, пили что-то мятное и болтали обо всем под солнцем. О его родственниках в Сан-Хосе — увы, вечно болеющих. Родственники постоянно писали, но виделись они редко. О книгах («Боюсь, в литературе наши вкусы не сходятся», — сказала Бернадетта) и музыке. О сравнительных достоинствах Лернера—Лоу и Роджерса—Хаммерстайна.
   Сеньор Обандо знал песни из десятка бродвейских мюзиклов. Они пели «Как живется в Глоккаморе?», «Я любил тебя без слов» и «Чудака-оптимиста». Он просил Бернадетту говорить побольше, надеясь так совершенствовать свой английский. Через неделю она включила сеньора Обандо — самую важную птицу — в свой Список.
   Бернадетта снова была замужем. Она показала нам кольцо с большим аквамарином.
   — Я всерьез думаю, что наконец-то нашла Его,— сказала она. — Люблю целеустремленных мужчин.
   Бернадетте надо было повидать детей, внуков, правнуков и забрать из квартиры вещи. Она набросила пальто, надела шляпу. Пересылайте ее почту «Алому Ара».
   Мы, конечно, порадовались за Бернадетту и счастливчика сеньора Обандо, но и загрустили. До Коста-Рики далеко.
   Григг сказал, что больше всех скучает по нашим встречам. Они с Джослин только вернулись со Всемирной конференции по фэнтези в Миннеаполисе. Серьезная была конференция, заметила Джослин. Для серьезных читателей. Все новые знакомые ей понравились, не к чему придраться. Григг сказал, она просто не присматривалась.
   Если честно, среди чужих Джослин показалась ему неловкой и скованной. Мы за нее не беспокоились. Дайте ей время освоиться, найти упущения — и Джослин построит все сообщество. Один только подбор возможных комбинаций займет ее на много лет.
   — Можем почитать кого-нибудь еще, — предложил Григг. — Патрик О'Брайан [62]? В некоторых книгах он очень похож на Остен. Вы удивитесь.
   — Я обожаю корабли, — сказала Григгу Пруди. — Спросите любого.
   В лучшем случае тон ее был вежливым.
   Григг так ничего и не понял. Если бы мы начали с Патрика О'Брайана, то затем смогли бы перейти к Остен. Но никак не в обратную сторону.
   Мы впустили Остен в свою жизнь, и теперь все либо замужем, либо с кем-то встречаемся. Способен ли на такое О'Брайан? Как? Когда нам понадобится готовить на корабле, играть на музыкальном инструменте, пересечь Испанию в медвежьей шкуре — непременно обратимся к Патрику О'Брайану.
   А пока подождем. Года через три-четыре снова придет время читать Остен.
   Пока Джослин была на конференции по фэнтези, Сильвия и Дэниел жили у нее, присматривали за питомником. После этого Дэниел вернулся домой. По словам Сильвии, Сахара и матриархальные риджбеки дали ей несколько полезных советов о семейной жизни. Она говорит, что счастлива, но все-таки это Сильвия. Кто ее поймет?
   Аллегру мы сейчас видим реже. Она снова переехала в Сан-Франциско, к Коринн. Никто не рассчитывает, что это надолго. Дэниел рассказал Сильвии, что сделала Коринн, а Сильвия поделилась с Джослин, и теперь мы все в курсе. Теперь любить Коринн трудно; трудно ждать прочных отношений. Надо надеяться на фундаментальные реформы. Надо верить в Аллегру. И помнить, что об Аллегру никто не может вытирать ноги.
   Есть целая история про Саманту Йеп, но Аллегра говорит, что никому ее не расскажет, ни нам, ни Коринн. Это хорошая история, вот почему. У нее нет желания однажды обнаружить ее в «Нью-Йоркере».
   Мы все заказали по стакану превосходного крепкого домашнего сидра и выпили за брак Бернадетты. Сильвия достала шар «Спроси Остен» — не для того, чтобы задать вопрос, а чтобы последнее слово досталось, кому положено.
 
    С юга ли, с севера, туча остается тучей.Только Остен не понравился бы такой конец.
 
    Одинокая женщина с хорошими средствами всегда в почете.
   Теплее. Интересная мысль. Хоть и не такая правильная, как ее другие слова. Мы уверены, что каждый знает исключения.
 
    Главноесама привычка учиться любить.Вот.
 
   В честь Бернадетты, с пожеланиями здоровья и счастья в ее будущей жизни, Остен повторяется:
 
   Главное — сама привычка учиться любить.
ДЖЕЙН ОСТЕН, 1775-1817

Руководство для чтения

 
   Непостижимо, но Джейн Остен способна каждому подыскать занятие. Моралисты, эросо-агаписты, марксисты, фрейдисты, юнгианцы, семиотики, деконструкторы — все находят себе игровую площадку в шести довольно похожих романах о провинциальном среднем классе. И для каждого поколения критиков и читателей ее книги обновляются сами собой.
Мартин Эмис, «Мир Джейн». Нью-Йоркер

Романы

   «Эмма» писалась с января 1814 года по март 1815-го, опубликована в 1815-м. Главная героиня, Эмма Вудхаус, — королева своего маленького мирка. Она красива и богата. Матери у нее нет; нервный, болезненный отец ничего не может поделать с ее поведением и капризами. Остальные жители деревни, уступая Эмме по общественному весу, относятся к ней почтительно. Только мистер Найтли, старый друг семьи, вечно указывает на ее недостатки.
   Эмма — самозабвенная сваха. Познакомившись с очаровательной Гарриет Смит, «чьей-то побочной дочерью», Эмма находит в ней и подругу, и занятие. По совету Эммы, решившей сосватать ей мистера Элтона, священника, Гарриет отклоняет предложение местного фермера Роберта Мартина. Увы, мистер Элтон, неверно истолковав интриги, считает, что Эмма сама интересуется им. Думать о Гарриет Смит — это ниже него.
   Страсти подогреваются возвращением в деревню Джейн Фэрфакс, племянницы болтливой мисс Бейтс, и визитом Фрэнка Черчилла, пасынка бывшей гувернантки Эммы. Он тайно помолвлен с Джейн, но раз никто этого не знает, его кандидатура не исключается.
   Сложившиеся в итоге пары хоть и не отвечают замыслам Эммы, но устраивают ее. Равнодушная к замужеству в начале книги, в конце она благополучно выходит за мистера Найтли.
 
   «Чувство и чувствительность» написан в конце 1790-х, но заметно пересмотрено перед публикацией в 1811 году. Прежде всего, это история двух сестер, Элинор и Марианны Дэшвуд. После смерти отца они, вместе с матерью и младшей сестрой, остаются почти без средств. Обе влюбляются, каждая по-своему: Марианна выражает чувства бурно и открыто, Элинор — сдержанно и благопристойно.
   Избранник Элинор — Эдвард Ферраре, брат Фанни Дэшвуд, ее отталкивающей, жадной невестки. Элинор узнает о тайной, несчастной и неразрывной помолвке Эдварда с молодой женщиной по имени Люси Стил. Люси сама поверяет ей этот секрет, в действительности прекрасно зная о ее чувствах.
   Марианна надеется выйти за Джона Уиллоби, единственного привлекательного мужчину в книге. Он бросает ее ради выгодной партии. Потрясенная и разочарованная, Марианна впадает в тяжелую депрессию.
   Когда Люси Стил, отказавшись от Эдварда, выходит за его брата Роберта, Эдвард наконец обретает свободу жениться на Элинор. Эдвард выглядит довольно серым, но, по крайней мере, это ее собственный выбор. Марианна выходит за скучного полковника Брэндона, которого подобрали ей Элинор и мать.
 
   «Мэнсфилд-Парк» написан с 1811-го по 1813 год и опубликован в 1814-м. Это первый роман Остен после перерыва более чем в десяток лет.
   Обнищавшие родители отправляют десятилетнюю Фанни Прайс в поместье Бертрамов, ее богатых тетки и дяди. Там ее изводит тетка Норрис, кузен Том и кузины Мария и Джулия тоже недолюбливают; дружит с Фанни один кузен Эдвард. К ней относятся не как к дочери, скорее как к служанке. Проходят годы. Фанни вырастает застенчивой и болезненной (хотя очень красивой).
   Пока дядя Бертрам в отъезде, в доме приходского священника останавливаются Генри и Мэри Крофорд. Крофорды, брат и сестра, веселы и обаятельны. Генри покорил и Марию, и Джулию. Мэри в равной степени очаровала Эдмунда.
   Планируются любительские спектакли. По возвращении дядюшки Бертрама они отменяются, но репетиции уже привели к нескольким опасным романам. Оскорбленная безразличием Генри, Мария выходит за богатого и недалекого мистера Рашуота.
   Затем Генри влюбляется в скромную Фанни. Отвергнув такого выгодного жениха, в наказание она отправляется обратно к родителям. Генри сначала преследует ее, затем заводит интригу с Марией, что ведет к ее бесчестью. Легкомысленная реакция Мэри открывает Эдмунду глаза.
   Беспутная и порочная жизнь чуть не сводит Тома, старшего сына Бертрамов, в могилу; Фанни возвращают в Мэнсфилд-Парк, чтобы она помогала за ним ухаживать. В конце книги Эдмунд и Фанни женятся. Похоже, они хорошая пара, хотя, как замечает Кингсли Эмис, это не те люди, которых вы пригласили бы на ужин.
 
   «Нортенгерское аббатство» написано в конце 1790-х, опубликовано после смерти Остен. Это история подчеркнуто обыкновенной девушки по имени Кэтрин Морлэнд.
   Книга состоит из двух частей. В первой Кэтрин отправляется в Бат с друзьями семьи, Алленами. Там она знакомится с Джоном Торпом и его сестрой Изабеллой, а также с братом и сестрой Генри и Элинор Тилни. Присоединившийся к ним брат Кэтрин, Джеймс, обручается с Изабеллой. Кэтрин нравится священник Генри, с остроумными и нестандартными манерами.
   Генерал Тилни, отец Генри и Элинор, приглашает Кэтрин в гости; этому визиту посвящена вторая половина книги. Генерал заботлив и властолюбив одновременно. Под впечатлением от прочитанного готического романа Кэтрин воображает, что он убил свою жену. Узнав об этом, Генри делает ей строгий выговор.
   В письме Джеймс сообщает Кэтрин, что Изабелла разорвала помолвку. Вернувшись из Лондона, генерал Тилни выгоняет Кэтрин, предоставив ей самостоятельно добираться домой. Оказывается, Кэтрин и Джеймса по ошибке принимали за состоятельных людей, но затем недоразумение прояснилось.
   Генри так возмущен поведением отца, что немедленно следует за Кэтрин и делает ей предложение. Без согласия генерала свадьба невозможна, но тот смягчается, удачно выдав Элинор за виконта.
 
   Первоначальное заглавие «Гордости и предубеждения» — «Первые впечатления». Книга написана в 1796—1797 гг. и серьезно переработана перед публикацией в 1813-м. Это наиболее известный роман Остен. Сама она назвала его, «возможно, слишком легким и веселым, игривым», предположив, что для контраста стоило добавить какой-нибудь «серьезной чепухи ради приличия». Классическая сказка о Золушке перевернута с ног на голову: впервые увидев на балу героиню (Элизабет Беннет), герой (Фитцуильям Дарси) отказывается с ней танцевать.
   Элизабет — одна из пяти дочерей Беннет, вторая по старшинству после красавицы Джейн. Поместье Беннетов должен унаследовать кузен, и хотя при жизни отца девочки не знают нужды, в будущем их благополучие зависит от замужества.
   История вращается вокруг стойкой неприязни Элизабет к Дарси и нарастающего влечения Дарси к Элизабет. Она знакомится с повесой Уикхэмом, который откровенно не любит Дарси, и эта антипатия их сразу объединяет.
   Есть и побочная сюжетная линия: наследник ее отца священник Коллинз, переживая, что лишает Беннетов состояния, просит руки Элизабет. Когда Элизабет отвергает его, напыщенного и глупого, он решает взять в жены Шарлотту Лукас, лучшую подругу Элизабет, и та соглашается.
   Дарси делает предложение Элизабет, но в грубоватой формулировке. Элизабет отвергает его, тоже грубо. Уикхэм бежит с Лидией, младшей из сестер Беннет; Дарси помогает разыскать их и подкупает Уикхэма, чтобы тот женился на Лидии. Его преданная любовь и улучшившиеся манеры убеждают Элизабет, что все-таки это ее судьба. Джейн выходит за друга Дарси, мистера Бингли, в один день со свадьбой Элизабет и Дарси. Оба брака приносят сестрам богатство.
 
   «Доводы рассудка», как и «Нортенгерское аббатство», были опубликованы после смерти Остен. Действие начинается летом 1814-го; с приходом мира флот вернулся домой. Сэр Уолтер Эллиот, тщеславный и расточительный вдовец, ради экономии вынужден сдать семейную усадьбу адмиралу Крофту и переехать со старшей дочерью, Элизабет, в Бат. Другая дочь, Энн Элиот, навещает свою очаровательно-меланхоличную замужнюю сестру Мэри, а затем присоединяется к ним.
   Много лет назад Энн была помолвлена с шурином адмирала Крофта, теперь капитаном Фредериком Уэнтуортом. Неодобрение родных и совет старой подруги семьи, леди Рассел, заставили ее разорвать отношения, но не разлюбить его.
   Уэнтуорт гостит у сестры и начинает захаживать к Мазгроувам, семье мужа Мэри Эллиот. Поэтому они с Энн часто видятся. Она замечает, что Уэнтуорт, кажется, присматривается к дочерям Мазгроув, особенно к Луизе. На прогулке в Лайме Луиза неудачно падает и выздоравливает не скоро.
   Энн едет к родным в Бат, хотя они, похоже, не скучали и не ждали ее. Кузен, наследник отца, оказывал знаки внимания ее старшей сестре, но теперь переключается на Энн.
   Ее старая, со школьных времен, приятельница миссис Смит разоблачает его беспринципность. Становится известно о помолвке Луизы, но не с Уэнтуортом, а с потерявшим невесту капитаном Бенвиком — он часто видел ее в Лайме. Уэнтуорт следует за Энн в Бат, и после еще нескольких недоразумений они наконец женятся.

Отзывы

Родные и близкие Джейн Остен комментируют «Мэнсфилд-Парк»; мнения собраны и записаны самой Остен {1}
 
   Моя мать — одобрила меньше, чем ГиП. — Нашла Фанни пресной. — Понравилась миссис Норрис.
 
   Кассандра [сестра] — сочла таким же добротным, хотя и не таким блестящим, как ГиП. — Полюбила Фанни. — Наслаждалась глупостью мистера Рашуота.
 
   Мой старший брат [Джеймс] — искренне оценил всю книгу. — Восхищался сценой в Портсмуте.
 
   Мистер и миссис Кук [крестная мать] — остались весьма довольны — особенно Манерой, в которой изображено Духовенство. — Мистер Кук назвал его «самым осмысленным Романом из всех, что прочитал». — Миссис Кук не хватало хорошей Почтенной Женщины.
 
   Миссис Августа Брэмстоун [престарелая сестра Уизера Брэмстоуна] — призналась, что сочла ЧиЧ — и ГиП откровенным вздором, но ожидала, что МП ей понравится больше; закончив 1-й том — тешила себя надеждой, что худшее позади.
 
   Миссис Брэмстоун [жена Уизера Брэмстоуна] — очень довольна; особенно характером Фанни, считает его весьма правдоподобным. В леди Бертрам увидела себя. — Предпочитает его остальным — но предполагает, что это от ее дурного Вкуса — так как не понимает Юмора.
Родные и близкие Джейн Остен комментируют «Эмму» {2}
   Моя мать — сочла более увлекательной, чем МП — но не такой интересной, как ГиП. — Ни один персонаж в ней не сравнится с Ли, Кэтрин и мистером Коллинзом.
 
   Кассандра — лучше, чем ГиП — но не так хорошо, как МП.
 
   Мистер и миссис Дж.О. [Джеймс Остен] — понравилось меньше, чем остальные 3. Иной язык; не так легко читается.
 
   Капитан Остен [Фрэнсис Уильям] — чрезвычайно понравилось; заметил, что Юмора, возможно, больше в ГиП — а Морали в МП — но в целом за своеобразное присутствие Природы оценил ее выше этих двух.
 
   Мистер Шерер [священник] — уступает и МП (который ему понравился больше всех), и ГиП. — Недоволен моими описаниями Духовенства.
   Мисс Изабелла Херрис — не понравилось — возражала против подчеркивания женских качеств в характере Героини — убеждена, что за миссис и мисс Бейтс кроются какие-то их знакомые — Я никогда не слышала об этих людях.
 
   Мистер Кокерелл — настолько не одобрил, что Фанни не захотела прислать мне его отзыв.
 
   Мистер Фаул [друг детства] — прочитал лишь первую и последнюю главы, так как слышал, что книга неинтересная.
 
   Мистер Джеффри [редактор «Эдинбургского обозрения»] просидел над ней без сна три ночи.
Критики, писатели и литературные деятели комментируют Остен, ее романы, ее поклонников и недоброжелателей на протяжении двух веков
   1812 — неподписанная рецензия на «Чувство и чувствительность» {3}
   Однако, чтобы не задерживать более наших читательниц, заверим их, что они могут изучать эти тома не только с удовольствием, но и с действительной пользой, ибо найдут в них, если им угодно, множество здравых и ценных наставлений, разъясняемых весьма приятным и увлекательным повествованием.
   1814 — Мэри Рассел Митфорд, рецензия на «Гордость и предубеждение» {4}
   В каждой строчке «Гордости и предубеждения», в каждом слове об Элизабет автор демонстрирует полное отсутствие чутья, сделав столь дерзкую, столь прагматичную героиню возлюбленной такого человека, как Дарси. Уикхэм в равной степени отрицателен. О! эти двое друг друга стоили, и я не могу простить этому восхитительному Дарси, что он их разлучил. Дарси следовало жениться на Джейн.
   1815 — сэр Вальтер Скотт, рецензия на «Эмму» {5}
   В целом стиль романов этого автора находится в том же отношении к сентиментальному и романтическому течению, что поля, деревенские дома и луга — к изысканно украшенному парадному особняку или суровому величию горного ландшафта. Он не так пленителен, как первое, и не так грандиозен, как второе, однако приносит удовольствие того же рода, что осмысление общественных порядков; и что немаловажно, юный странник после прогулки может вернуться к обычному ходу жизни, и воспоминания о пейзаже, по которому он бродил, никак не вскружат ему голову.
   1826 — сэр Вальтер Скотт одиннадцать лет спустя, после смерти Остен, уже теплее {6}
   Кроме того, снова прочитал, по меньшей мере в третий раз, превосходный роман мисс Остен «Гордость и предубеждение». Эта юная леди обладала даром описывать явления, чувства и характеры из обычной жизни; подобного чуда мне еще не встречалось. Высокопарной манерой я владею не хуже любого в наши дни, но в этом изящном стиле, когда правдивость описания и оценки представляет обыкновенные, заурядные вещи и людей в интересном свете, мне отказано. Как жаль, что столь одаренное создание умерло так рано!
   1826 — Верховный судья Джон Маршалл, письмо Джозефу Стори {7}
   Я с некоторой обидой обнаружил, что имя мисс Остен не попало в список ваших любимых авторов... Она не
   летает высоко, не парит на орлиных крыльях, однако приятна, интересна, ровна и при этом занимательна. Надеюсь, что вы как-то извинитесь за это упущение.
   1830 — Томас Генри Листер {8}
   Мисс Остен никогда не пользовалась той популярностью, которой заслуживала. Стремясь к верности описаний, далекая от тривиальных уловок ее ремесла, в этот век литературного шарлатанства она не получила своей награды. Большинство читателей склонны судить о ней так же, как Партридж в романе Филдинга судил об игре Гаррика. Он не смог оценить человека, который просто вел себя на сцене так, как любой другой при сходных обстоятельствах в реальной жизни. Он безоговорочно предпочитал «бойкую башку в парике», что размахивает руками, словно мельница, и восклицает с утроенной громкостью. То же самое было и со многими читателями мисс Остен. Она оказалась для них слишком естественной.
   1848 — Шарлотта Бронте, письмо к Дж. Г. Льюису {9}
   Какая странная нотация следует дальше в вашем письме! Вы рекомендуете мне усвоить тот факт, что «мисс Остен не поэтесса, в ней нет "чувства"» (вы презрительно заключаете это слово в кавычки), «нет красноречия, совершенно нет восхитительного воодушевления поэта»; а затем добавляете, что я должна«признать ее одним из величайших художников, одним из величайших живописцев человеческого характераи одним из гармоничнейших в своей манере писателей, что когда-либо жили на свете».
   Только последний пункт я и могу признать.
   Возможен ли великий художник без поэзии?
   1870 — неподписанная рецензия на «Биографию Джейн Остен» Джеймса Эдварда Остен-Ли {10}
   Мисс Остен всегда была типичным «автором для литераторов». Неповторимые достоинства ее стиля признаны всеми, но так и не завоевали ей истинной популярности среди широких масс... Давно известно, что личную жизнь мисс Остен события и страсти, доставляющие профессиональную радость биографу, обошли стороной... В согласии с нашим представлением о ней мы узнаем, что писательница оставила после себя тончайшую вышивку, ни разу не была влюблена, «облачилась в наряд средних лет раньше, чем требовали того ее годы или внешность»...