Страница:
Все тело хочет грубо
Мне солнце пронизать,
Луна не обратилась
В алтарную свечу,
И все навек сложилось
Не так, как я хочу.
Кто дал мне это тело
И с ним так мало сил,
И жаждой без предела
Всю жизнь меня томил?
Кто дал мне землю, воды,
Огонь и небеса,
И не дал мне свободы,
И отнял чудеса?
На прахе охладелом
Былого бытия
Природою и телом
Томлюсь безумно я.
7 – 11 августа 1896 Нижний Новгород
«Из мира чахлой нищеты...»
«Люблю мое молчанье...»
«Усмиривши творческие думы...»
«Какие злые перемены...»
«Какой-то хитрый чародей...»
«Бывают дивные мгновенья...»
«Я – бог таинственного мира...»
«Просыпаюсь рано...»
«Поднимаю бессонные взоры...»
«Никого и ни в чем не стыжусь...»
«Никого и ни в чем не стыжусь...»
«Надо мною жестокая твердь...»
«Я лицо укрыл бы в маске...»
«Злое земное томленье...»
«На меня ползли туманы...»
«За мельканьем волшебных узоров...»
«Не ужасай меня угрозой...»
«Порою туманной...»
«Ты печаль,но мерцала...»
«Над безумием шумной столицы...»
«Постройте чертог у потока...»
«Я не спал, – и звучало...»
«Близ одинокой избушки...»
«Живы дети, только дети...»
«В поле не видно ни зги...»
«Ускользающей цели...»
«Придешь ли ты ко мне, далекий, тайный друг...»
Утешающий свет
«Мелькающие годы...»
«Час ночной отраден...»
«Полуночною порою...»
«Под звучными волнами...»
«Суровый дpyг, ты недоволен...»
«Выйди в поле полночное...»
«Закрывая глаза, я целую тебя...»
«Не думай, что это березы...»
«Забыты вино и веселье...»
«Жаркое солнце по небу плывет...»
«Келья моя и тесна, и темна...»
«Долог мой путь утомительный...»
«О владычица смерть, я роптал на тебя...»
«Ты ко мне приходила не раз...»
«Не стоит ли кто за углом...»
«Не могу собрать...»
«Я лесом шел. Дремали ели...»
«На нем изношенный кафтан...»
«Белая тьма созидает предметы...»
«Отвори свою дверь...»
Мне солнце пронизать,
Луна не обратилась
В алтарную свечу,
И все навек сложилось
Не так, как я хочу.
Кто дал мне это тело
И с ним так мало сил,
И жаждой без предела
Всю жизнь меня томил?
Кто дал мне землю, воды,
Огонь и небеса,
И не дал мне свободы,
И отнял чудеса?
На прахе охладелом
Былого бытия
Природою и телом
Томлюсь безумно я.
7 – 11 августа 1896 Нижний Новгород
«Из мира чахлой нищеты...»
11 августа 1896 Волга
Из мира чахлой нищеты,
Где жены плакали и дети лепетали,
Я улетал в заоблачные дали
В объятьях радостной мечты,
И с дивной высоты надменного полета
Преображал я мир земной,
И он сверкал передо мной,
Как темной ткани позолота.
Потом, разбуженный от грез
Прикосновеньем грубой жизни,
Моей мучительной отчизне
Я неразгаданное нес.
«Люблю мое молчанье...»
14 – l5 августа 1896
Люблю мое молчанье
В лесу во тьме ночей
И тихое качанье
Задумчивых ветвей.
Люблю росу ночную
В сырых моих лугах
И влагу полевую
При утренних лучах.
Люблю зарею алой
Веселый холодок
И бледный, запоздалый
Рыбачий огонек.
Тогда успокоенье
Нисходит на меня,
И что мне все томленье
Пережитого дня!
Я всем земным простором
Блаженно замолчу
И многозвездным взором
Весь мир мой охвачу.
Закроюсь я туманом
И волю дам мечтам,
И сказочным обманом
Раскинусь по полям.
«Усмиривши творческие думы...»
17 августа 1896
Усмиривши творческие думы,
К изголовью день мой наклоня,
Погасил я блеск, огни и шумы,
Всё, что здесь не нужно для меня.
Сквозь полузакрытые ресницы
Я в края полночные вхожу
И в глаза желанной Царь-Девицы
Радостно гляжу.
«Какие злые перемены...»
15 октября 1896
Какие злые перемены!
Зачем же вас я должен знать?
Опять меня замкнули стены,
Я каменеть начну опять.
И шум и грохот воздвигаю
Опять на улицах моих,
И понемногу забываю
О тишине ночей лесных,
И учреждаю я торговлю,
И зажигаю фонари,
И забываю сад, и кровлю,
И свежесть утренней зари.
«Какой-то хитрый чародей...»
20 октября 1896
Какой-то хитрый чародей
Разъединил мое сознанье
С природою моей, —
И в этом всё мое страданье.
Но если дремлет он порой
И колдовство оставит,
Уже природа не лукавит,
Не забавляется со мной.
Послушна и правдива,
Она приблизится ко мне.
В ее бездонной глубине
Я вижу девственные дива.
«Бывают дивные мгновенья...»
21 октября 1896
Бывают дивные мгновенья,
Когда насквозь озарено
Блаженным светом вдохновенья
Все, так знакомое давно.
Всё то, что сила заблужденья
Всегда являла мне чужим,
В блаженном свете вдохновенья
Опять является моим.
Смиряются мои стремленья,
Мои безбурны небеса,
В блаженном свете вдохновенья
Какая радость и краса!
«Я – бог таинственного мира...»
28 октября 1896
Я – бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.
Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.
«Просыпаюсь рано...»
1 – 2 декабря 1896
Просыпаюсь рано.
Чуть забрезжил свет,
Темно от тумана,
Встать мне или нет?
Нет, вернусь упрямо
В колыбель мою, —
Спой мне, спой мне, мама:
«Баюшки-баю!»
Молодость мелькнула,
Радость отнята,
Но меня вернула
В колыбель мечта.
Не придет родная, —
Что ж, и сам спою,
Горе усыпляя:
«Баюшки-баю!»
Сердце истомилось.
Как отрадно спать!
Горькое забылось,
Я – дитя опять,
Собираю что-то
В голубом краю,
И поет мне кто-то:
«Баюшки-баю!»
Бездыханно, ясно
В голубом краю.
Грезам я бесстрастно
Силы отдаю.
Кто-то безмятежный
Душу пьет мою.
Шепчет кто-то нежный;
«Баюшки-баю!»
Наступает томный
Пробужденья час.
День грозится темный,
Милый сон погас,
Начала забота
Воркотню свою,
Но мне шепчет кто-то:
«Баюшки-баю!»
«Поднимаю бессонные взоры...»
2 декабря 1896
Поднимаю бессонные взоры
И луну в небеса вывожу,
В небесах зажигаю узоры
И звездами из них ворожу,
Насылаю безмолвные страхи
На раздолье лесов и полей
И бужу беспокойные взмахи
Окрыленной угрозы моей.
Окружился я быстрыми снами,
Позабылся во тьме и в тиши,
И цвету я ночными мечтами
Бездыханной вселенской души.
«Никого и ни в чем не стыжусь...»
8 декабря 1896
Никого и ни в чем не стыжусь, —
Я один, безнадежно один,
Для чего ж я стыдливо замкнусь
В тишину полуночных долин?
Небеса и земля – это я,
Непонятен и чужд я себе,
Но великой красой бытия
В роковой побеждаю борьбе.
«Никого и ни в чем не стыжусь...»
9 декабря 1896
Вижу зыбку над могилой,
Знаю, – мать погребена,
И ребенка грудью хилой
Не докормит уж она.
Нет младенца в колыбели,
Крепко спит в могиле мать,
Только зимние метели
Станут зыбку подымать.
Эта зыбка и могила, —
В них мой образ вижу я:
Умерла былая сила,
Опустела жизнь моя, —
Кто-то вынул сон прекрасный
Из души моей больной
И томит меня безгласной,
Бездыханной тишиной.
«Надо мною жестокая твердь...»
14 декабря 1896
Надо мною жестокая твердь,
Предо мною томительный путь,
А за мною лукавая смерть
Всё зовет да манит отдохнуть.
Я ее не хочу и боюсь,
Отвращаюсь от злого лица.
Чтоб ее одолеть, я стремлюсь
Расширять бытие без конца.
Я – царевич с игрушкой в руках,
Я – король зачарованных стран.
Я – невеста с тревогой в глазах,
Богомолкой бреду л в туман.
«Я лицо укрыл бы в маске...»
l7 декабря 1896, 15 декабря 1896
Я лицо укрыл бы в маске,
Нахлобучил бы колпак
И в бесстыдно-дикой пляске
Позабыл бы кое-как
Роковых сомнений стаю
И укоры без конца —
Всё, пред чем не поднимаю
Незакрытого лица.
Гулкий бубен потрясая
Высоко над головой,
Я помчался б, приседая,
Дробь ногами выбивая,
Пред хохочущей толпой,
Вкруг литого, золотого,
Недоступного тельца,
Отгоняя духа злого,
Что казнит меня сурово
Скудной краскою лица.
Что ж меня остановило?
Или это вражья сила
Сокрушила бубен мой?
Отчего я с буйным криком
И в безумии великом
Пал на камни головой?
«Злое земное томленье...»
26 декабря 1896
Злое земное томленье,
Злое земное житье,
Божье ли ты сновиденье
Или ничье?
В нашем, в ином ли твореньи
К истине есть ли пути,
Или в бесплодном томленьи
Надо идти?
Чьим же творящим хотеньем
Неразделимо слита
С неутомимым стремленьем
Мира тщета?
«На меня ползли туманы...»
10 февраля 1897
На меня ползли туманы
Заколдованного дня,
Чародейства и обманы
Выходили на меня,
Мне безликие грозили,
Мне полуденная мгла
Из дорожной серой пыли
Вихри зыбкие вила.
Но таинственное слово
Начертал я,на земле, —
Обаянья духа злого
Робко замерли во мгле.
Без меча вошел я смело
В ту заклятую страну,
Где так долго жизнь коснела
И покорствовала сну.
Вражья сила разливала
Там повсюду страх и тьму, —
Там царевна почивала,
Сидя с прялкой в терему,
Замерла у дивной пряхи
С нитью тонкою рука;
Ветер стих на буйном взмахе,
Ставнем двинувши слегка.
Я вошел в ее светлицу,
Победитель темных сил,
И красавицу девицу
Поцелуем разбудил.
Очи светлые открыла
И зарделась вдруг она,
И рукой перехватила
Легкий взмах веретена.
«За мельканьем волшебных узоров...»
20 февраля 1897
За мельканьем волшебных узоров
Я слежу в заколдованной мгле,
И моих очарованных взоров
Не прельщает ничто на земле.
Обаянья мои как вериги,
Я страданий моих не боюсь.
Мудрецам, изучающим книги,
Я безумцем порочным кажусь.
Но моя недоступна ограда,
Стережет меня крепко печаль.
И в печали, и в тайне – отрада,
И надежд простодушных не жаль.
«Не ужасай меня угрозой...»
7 марта 1897
Не ужасай меня угрозой
Безумства, муки и стыда,
Навек останься легкой грезой,
Не воплощайся никогда.
Храни безмерные надежды,
Звездой далекою светись,
Чтоб наши грубые одежды
Вокруг тебя не обвились.
«Порою туманной...»
7 марта 1897
Порою туманной,
Дорогою трудной
Иду!
О друг мой желанный,
Спаситель мой чудный, —
Я жду!
Мгновенное племя,
Цветут при дороге
Мечты.
Медлительно время,
И сердце в тревоге, —
А ты,
Хоть смертной тропою,
В последний, жестокий
Мой день,
Пройди предо мною,
Как призрак далекий,
Как тень!
«Ты печаль,но мерцала...»
26 марта 1897
Ты печаль,но мерцала
Между ярких подруг
И одна не вступала
В их пленительный круг.
Незаметная людям,
Ты открылась лишь мне,
И встречаться мы будем
В голубой тишине,
И, молчание ночи
Навсегда полюбя,
Я бессонные очи
Устремлю на тебя.
Ты без слов мне расскажешь,
Чем и как ты живешь,
И тоску мою свяжешь,
И печали сожжешь.
«Над безумием шумной столицы...»
28 марта 1897
Над безумием шумной столицы
В темном небе сияла луна
И далеких светил вереницы,
Как виденья прекрасного сна.
Но толпа проходила беспечно,
И на звезды никто не глядел,
И совхоз их, вещающий вечно,
Безответно и праздно горел.
И один лишь скиталец покорный
Подымал к ним глаза от земли,
Но спасти от погибели черной
Их вещанья его не могли.
«Постройте чертог у потока...»
8 апреля 1897
Постройте чертог у потока
В таинственно-тихом лесу,
Гонцов разошлите далеко,
Сберите живую красу —
Детей беспокровных,
Голодных детей
Ведите в защиту дубровных
Широких ветвей.
Проворные детские ноги
В зеленом лесу побегут
И в нем молодые дороги
Себе обретут.
Возделают детские руки
Эдем, для работы сплетясь, —
И зой их веселые звуки
Окличет, в кустах притаясь.
«Я не спал, – и звучало...»
8 апреля 1897
Я не спал, – и звучало
За рекой,
Трепетало, рыдало
Надо мной.
Это пела русалка,
А не ты.
И былого мне жалко,
И мечты.
До зари недалекой
Как заснуть!
Вспоминал я жестокий,
Долгий путь.
А русалка смеялась
За рекой, —
Нет, не ты издевалась
Надо мной,
«Близ одинокой избушки...»
11 апреля 1897
Близ одинокой избушки
Молча глядим в небеса.
Глупые стонут лягушки,
Мочит нам платье роса.
Все отсырели дороги, —
Ты не боишься ничуть
И загорелые ноги
Так и не хочешь обуть.
Сердце торопится биться, —
Твой ожидающий взгляд
Рад бы ко мне обратиться, —
Я ожиданию рад.
«Живы дети, только дети...»
15 апреля 1897
Живы дети, только дети, —
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетенной туго сетью
Возле каждой головы.
Хоть и даст она отсрочку —
Год, неделю или ночь,
Но поставит все же точку
И укатит в черной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.
Торопись дышать сильнее,
Жди – придет и твой черед.
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдет – подставишь шею, —
Ночь, неделя или год.
«В поле не видно ни зги...»
18 мая 1897
В поле не видно ни зги.
Кто-то зовет: «Помоги!»
Что я могу?
Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?
Кто-то зовет в тишине:
«Брат мой, приблизься ко мне!
Легче вдвоем.
Если не сможем идти,
Вместе умрем на пути,
Вместе умрем!»
«Ускользающей цели...»
15 июня 1897
Ускользающей цели
Обольщающий свет,
И ревнивой метели
Угрожающий бред...
Или время крылато?
Или сил нет во мне?
Все, чем жил я когда-то,
Словно было во сне.
Замыкаются двери,
И темнеет кругом,
И утраты, потери,
И бессильно умрем.
Истечение чую
Холодеющих сил,
И тоску вековую
Беспощадных могил.
«Придешь ли ты ко мне, далекий, тайный друг...»
15 июня 1897
Придешь ли ты ко мне, далекий, тайный друг?
Зову тебя давно. Бессонными мечтами
Давно замкнулся я в недостижимый круг, —
И только ты один, легчайшими руками
Ты разорвешь его, мой тайный, дальний друг.
Я жду, и жизнь моя темна, как смутный бред.
Толпятся чудища перед заветным кругом,
И мне грозят они, и затмевают свет,
И веют холодом, печалью да испугом.
Мне тяжко без тебя, вся жизнь моя как бред.
Сгорает день за днем, за ночью тлеет ночь, —
Мерцает впереди непостижимым светом
Гора, куда взойти давно уж мне невмочь.
О милый, тайный друг, поверь моим обетам
И посети меня в тоскующую ночь.
Утешающий свет
30 – 31 июля 1897
В темный час на иконы
Безнадежно гляжу,
И закрыты каноны,
И молитв не твержу.
Безобразны и дики
Впечатления дня.
Бестревожные лики,
Утешайте меня!
От бесстрастного взора
Прямо в душу мою
Я греха и позора
Никогда не таю.
Не от мира исходит
Утешающий свет,
И не к жизни приводит
Нерушимый завет.
Что мне мир. Он осудит
Иль хвалой оскорбит.
Темный путь мой пребудет
Нелюдим и сокрыт.
«Мелькающие годы...»
15 августа 1897
Мелькающие годы,
Томителен ваш лад,
Как поздней непогоды
Тоскующий наряд.
Протягивая руки,
С надеждою в глазах,
Несбыточной науки
Я ждал, в ночных путях, —
И чар полночных сила
Несла мне свой покой,
И сердце примирила
С безвыходной судьбой.
Но я, неблагодарный,
Уставший тайной жить,
С насмешкою коварной
Стал тайну поносить, —
И в мир полдневной скуки
Бежал поспешно я
От радостной науки
Ночного бытия.
И сердце взволновалось,
В огне внезапном кровь, —
Нежданная примчалась
Проказница – любовь.
Но крик ее веселый
Меня остановил,
И стан ее дебелый
Мечты мои убил.
Я робко отрекаюсь
От злых ее тревог
И быстро возвращаюсь
В полночный мой чертог.
«Час ночной отраден...»
16 августа 1897
Час ночной отраден
Для бесстрашного душой.
Воздух нежен и прохладен,
Темен мрак ночной.
Только звезд узоры
Да вдали кой-где огни
Различают смутно взоры.
Грусть моя, усни!
Вся обычность скрыта,
Тьмою смыты все черты.
Ночь – безмолвная защита
Мне от суеты.
Кто-то близко ходит,
Кто-то нежно стережет,
Чутких глаз с меня не сводит,
Но не подойдет.
«Полуночною порою...»
18 – 20 августа l897
Полуночною порою
Я один с больной тоскою
Перед лампою моей.
Жизнь докучная забыта,
Плотно дверь моя закрыта, —
Что же слышно мне за ней?
Отчего она, шатаясь,
Чуть заметно открываясь,
Заскрипела на петлях?
Дверь моя, не открывайся!
Внешний холод, не врывайся!
Нестерпим мне этот страх.
Что мне делать? Заклинать ли?
Дверь рукою задержать ли?
Но слаба рука моя.
И уста дрожат от страха.
Так, воздвигнутый из праха,
Скоро прахом стану я.
«Под звучными волнами...»
23 августа 1897
Под звучными волнами
Полночной темноты
Далекими огнями
Колеблются мечты.
Мне снится, будто снова
Цветет любовь моя,
И счастия земного,
Как прежде, жажду я.
Но песней не бужу я
Красавицу мою,
И жажду поцелуя
Томительно таю.
Обвеянный прохладой
В немом ее саду
За низкою оградой
Тихохонько иду.
Глухих ищу тропинок,
Где травы проросли, —
Чтоб жалобы песчинок
До милой не дошли.
Движенья замедляю
И песни не пою,
Но сердцем призываю
Желанную мою.
И, сердцем сердце чуя,
Она выходит в caд.
Глаза ее, тоскуя,
Во тьму мою глядят.
В ночи ее бессонной
Внезапные мечты,
В косе незаплетенной
Запутались цветы.
Мне снится: перед нею
Безмолвно я стою,
Обнять ее не смею,
Таю любовь мою.
«Суровый дpyг, ты недоволен...»
24 августа 1897
Суровый дpyг, ты недоволен,
Что я грустна.
Ты молчалив, ты вечно болен, —
И я больна.
Но не хочу я быть счастливой,
Идти к другим.
С тобой мне жить в тоске пугливой,
С больным и злым.
Отвыкла я от жизни шумной
И от людей.
Мой взор горит тоской безумной,
Тоской твоей.
Перед тобой в немом томленьи
Сгораю я.
В твоем печальном заточеньи
Вся жизнь моя.
«Выйди в поле полночное...»
27 августа 1897
Выйди в поле полночное,
Там ты стань на урочное,
На заклятое место, —
Где с тоской распрощалася,
На осине качалася
Молодая невеста.
Призови погубителя,
Призови обольстителя,
И приветствуй прокуду, —
И спроси у проклятого
Не былого, не знатого, —
Быть добру или худу.
Опылит тебя топотом,
Оглушит тебя шепотом
И покатится с поля.
Слово довеку свяжется,
Без покрова покажется
Посуленная доля.
«Закрывая глаза, я целую тебя...»
28 августа 1897
Закрывая глаза, я целую тебя, —
Бестелесен и тих поцелуй.
Ты глядишь и молчишь, не губя, не любя,
В колыханьи тумана и струй.
Я плыву на ладье, – и луна надо мной
Подымает печальный свой лик;
Я плыву по реке, – и поник над рекой
Oпeчаленный чем-то тростник.
Ты неслышно сидишь, ты не двинешь рукой,
И во мгле, и в сиянии даль.
И не знаю я, долго ли быть мне с тобой,
И когда ты мне молвишь: «Причаль».
Этот призрачный лес на крутом берегу,
И поля, и улыбка твоя —
Бестелесное все. Я забыть не могу
Бесконечной тоски бытия.
«Не думай, что это березы...»
29 августа 1897
Не думай, что это березы,
Что это холодные скалы.
Все это – порочные души.
Печальны и смутны их думы,
И тягостна им неподвижность, —
И нам они чужды навеки;
И люди вовек не узнают
Заклятой и страшной их тайны.
И мудрому только провидцу
Открыто их темное горе
И тайна их скованной жизни.
«Забыты вино и веселье...»
8 сентября 1897
Забыты вино и веселье,
Оставлены латы и меч, —
Один он идет в подземелье,
Лампады не хочет зажечь.
И дверь заскрипела протяжно, —
В нее не входили давно.
За дверью и темно, и влажно,
Высоко и узко окно.
Глаза привыкают во мраке, —
И вот выступают сквозь мглу
Какие-то странные знаки
На сводах, стенах и полу.
Он долго глядит на сплетенье
Непонятых знаков и ждет,
Что взорам его просветленье
Всезрящая смерть принесет.
«Жаркое солнце по небу плывет...»
9 октября 1897
Жаркое солнце по небу плывет.
Ночи земля утомленная ждет.
В теле – истома, в душе – пустота,
Воля почила, и дремлет мечта.
Где моя гордость, где сила моя?
К низшим склоняюсь кругам бытия.
Силе таинственной дух мой предав,
Жизнью, подобной томлению трав,
Тихо живу, и неведомо мне,
Что созревает в моей глубине.
«Келья моя и тесна, и темна...»
l3 октября 1897
Келья моя и тесна, и темна.
Только и свету, что свечка одна.
Полночи вещей я жду, чтоб гадания
Снова начать
И услыхать
Злой моей доли вещания.
Олово, ложка да чаша с водой —
Всё на дощатом столе предо мной.
Олово в ложке над свечкой мерцающей
Я растоплю,
И усыплю
Страх, мое сердце смущающий.
Копоть покрыла всю ложку мою.
Талое олово в воду я лью.
Что же пророчит мне олово?
Кто-то стоит
И говорит:
«Взял же ты олова – злого, тяжелого!»
Острые камни усеяли путь,
Меч изостренный вонзился мне в грудь.
«Долог мой путь утомительный...»
14 октября 1897
Долог мой путь утомительный,
Мрак надо мной,
Слышу я чей-то пронзительный,
Жалобный вой.
Дышит он злыми укорами,
Горько зовет,
Но над немыми просторами
Друг не пройдет.
«О владычица смерть, я роптал на тебя...»
20 октября 1897
О владычица смерть, я роптал на тебя,
Что ты, злая, царишь, все земное губя.
И пришла ты ко мне, и в сиянии дня
На людские пути повела ты меня.
Увидал я людей в озареньи твоем,
Омраченных тоской, и бессильем, и злом.
И я понял, что зло под дыханьем твоим
Вместе с жизнью людей исчезает, как дым.
«Ты ко мне приходила не раз...»
14 декабря 1897
Ты ко мне приходила не раз
То в вечерний, то в утренний час
И всегда утешала меня.
Ты мою отгоняла печаль
И вела меня в ясную даль,
Тишиной и мечтой осеня.
И мы шли по широким полям,
И цветы улыбалися нам,
И, смеясь, лепетала волна,
Что вокруг нас – потерянный рай,
Что я – светлый и радостный май
И что ты – молодая весна.
«Не стоит ли кто за углом...»
18 декабря 1897
Не стоит ли кто за углом?
Не глядит ли кто на меня?
Посмотреть не смею кругом,
И зажечь не смею огня.
Вот подходит кто-то впотьмах,
Но не слышны злые шаги.
О, зачем томительный страх?
И к кому воззвать: помоги?
Не поможет, знаю, никто,
Да и чем и как же помочь?
Предо мной темнеет ничто,
Ужасает мрачная ночь.
«Не могу собрать...»
20 декабря !897
Не могу собрать,
Не могу связать, —
Или руки бессильны?
Или стебли тонки?
Как тропы мои пыльны!
Как слова не звонки!
И чего искать?
И куда идти?
Не могу понять,
Не могу найти.
«Я лесом шел. Дремали ели...»
20-21 декабря 1897
Я лесом шел. Дремали ели,
Был тощ и бледен редкий мох, —
Мой друг далекий, неужели
Я слышал твой печальный вздох?
И это ты передо мною
Прошел, безмолвный нелюдим,
Завороженный тишиною
И вечным сумраком лесным?
Я посмотрел, – ты оглянулся,
Но промолчал, махнул рукой, —
Прошло мгновенье, – лес качнулся, —
И нет тебя передо мной.
Вокруг меня дремали ели,
Был тощ и бледен редкий мох,
Да сучья палые желтели,
Да бурелом торчал и сох.
«На нем изношенный кафтан...»
21 декабря 1897
На нем изношенный кафтан
И шапка колпаком,
Но весь он зыбкий, как туман,
И нет лица на нем.
Не слышно голоса его,
Не видно рук и ног,
И он ступить ни у кого
Не смеет на порог.
Не подойдет и не пройдет
Открыто впереди, —
Он за углом в потемках ждет,
Бежит он позади.
Его никак не отогнать,
Ни словом, ни рукой.
Он будет прыгать да плясать
Беззвучно за спиной.
«Белая тьма созидает предметы...»
21 декабря 1897
Белая тьма созидает предметы
И обольщает меня.
Жадно ищу я душою просветы
В область нетленного дня.
Кто же внесет в заточенье земное
Светоч, пугающий тьму?
Скоро ль бессмертное, сердцу родное
В свете его я пойму?
Или навек нерушима преграда
Белой, обманчивой тьмы,
И бесконечно томиться мне надо,
И не уйти из тюрьмы?
«Отвори свою дверь...»
Отвори свою дверь
И ограду кругом обойди.
Неспокойно теперь, —
Не ложись, не засни, подожди.
Может быть, в эту ночь
И тебя позовет кто-нибудь.
Поспешишь ли помочь?
И пойдешь ли в неведомый путь?
Да и можно ли спать?
Ты подумай: во тьме, за стеной
Станет кто-нибудь звать,
Одинокий, усталый, больной.
Выходи к воротам
И фонарь пред собою неси.