начало военно-революционных комитетов, исполкомов (назначенных из
большевиков-коммунистов) и чрезвычаек.
В чрезвычайках убивали Левых Социалистов-Революционеров (отчеты в
"Известиях ЦИК" и "Еженедель-


нике" чрезвычаек) за отказ подписываться под решением пятого Съезда
Советов; убивали просто за то, что они Левые Социалисты-Революционеры и
"упорствовали" в этом, не отрекались (циркуляр Петровского об
"упорствующих"); убивали, истязали, надругивались. В Котельничах, например,
убили только за лево-эсерство двух наших товарищей - Махнева и Мисуно (члена
крестьянской секции и ЦИК нескольких созывов, члена президиумов нескольких
Всероссийских Крестьянских Советов). Мы гордились ими. Они были настоящими
детьми теперешней народной революции, вышли из недр ее, выпрямлялись и
работали так, что о Мисуно по всему краю, где он являлся, ходили легенды.
Незаметные герои, на хребте которых мы с вами протащили всю Октябрьскую
революцию. Мисуно дорого поплатился перед смертной казнью за свой отказ
большевистским палачам рыть себе своими руками могилу .-Махнев согласился
рыть себе могилу на условии, что ему дадут говорить перед смертью. Он
говорил. Его последние слова были: "Да здравствует мировая социалистическая
революция". Тут ваши палачи прикончили его. И сколько их, погибших сейчас
Мисуно и Махневых по Советской России, безвестных, безымянных, великих в
своей стойкости и героизме.
Разгром нашей партии - это разгром советской революции. Вся дальнейшая
история этих месяцев говорит об этом. А вы так и не поняли этого. Вы отупели
до того, что всякие волнения в массах объясняете только агитацией или
подстрекательством.
Вы перестали быть социалистами в анализе явлений, совершенно
уподобляясь царскому правительству, которое тоже всюду искало агитаторов и
их деятельностью объясняло все волнения. И вы так же правы, как оно. Вот что
об агитаторах мне пишут крестьяне из всех губерний Советской России:
"Ставили нас рядом, дорогая учительница (орфографию всюду исправляю), целую
одну треть волости шеренгой и в присутствии других двух третей лупили
кулаками справа налево, а лишь кто делал попытку улизнуть, того принимали в
плети". (Реквизиционный отряд, руководимый большевиками из Совета.)


Или из другого письма: "По приближении отряда большевиков надевали все
рубашки и даже женские кофты на себя, дабы предотвратить боль на теле, но
красноармейцы так наловчились, что сразу две рубашки вни-зывались в тело
мужика-труженика. Отмачивали потом в бане или просто в пруду, некоторые по
несколько недель не ложились на спину. Взяли у нас все дочиста, у баб всю
одежду и холсты, у мужиков - пиджаки, часы и обувь, а про хлеб нечего и
говорить..."
Или из третьего письма: "Матушка наша, скажи, к кому же теперь пойти, у
нас в селе все бедные и голодные, мы плохо сеяли - не было достаточно семян,
у нас было три кулака, мы их давно ограбили, у нас нет "буржуазии", у нас
надел 2/4-1/2 на душу, прикупленной земли не было, а на нас наложена
контрибуция и штраф, мы побили нашего большевика - комиссара, больно он нас
обижал. Очень нас пороли, сказать тебе не можем, как. У кого был партийный
билет от коммунистов, тех не секли. Кто теперь за нас заступится. Все
сельское общество тебе земно кланяется".
Из четвертого: "Вязали нас и били, одного никак не могли усмирить,
убили его, а он был без ума..."
Из этого же письма: "Оставили нам много листков и брошюр, мы их пожгли,
все один обман и лесть".
Из пятого письма: "В комитеты бедноты приказали набирать из
большевиков, а у нас все большевики вышли все негодящиеся из солдат,
отбившиеся, прямо скажем, хуже дерьма. Мы их выгнали. То-то слез было, как
они из уезда Красную армию себе в подмогу звали. Кулаки-то откупились, а
"крестьянам" спины все исполосовали и много увезено, в 4-х селах 2-3
человека убито, мужики там взяли большевиков в вилы, их за это постреляли".
Или шестое письмо: "Прошел слух в уезде, что ты нас обманываешь,
сталкиваешься [столковываешься]* опять с большевиками, а они тебя за это
выпущают. Нет, уж теперь не заманишь к ним. У нас в уезде их как ветром
выдуло, убивать будем, сколько они у нас народу заму-
0x08 graphic
* В квадратных скобках - поправки публикатора, Ю. Фельштинского. -Ред.


чили. Максим В... приехал, сказывал, что ты все в тюрьме. А ты,
родименькая, духом не падай, знамя наше крестьянское держи крепче, замаливай
за нас, голубушка, сиди твердо. У нас никого нет за "учредилку", будь
покойна, мы все за левыми идем".
Или седьмое, от 15 июня письмо: "1) Григорий Кулаков - отобрано из
последних двух пудов, один пуд. Семья 3 человека. 2) Сергей Агашин. Семья 7
человек. Отобрали 5 пудов муки, картофеля 7 пудов. Оставили по пуду того и
другого. 3) Солдатка Марфа Степанова. Семья 6 человек. Отобрали всю муку - 3
пуда. V/г пуда солоду, крупы V/г пуда. 4) Исаак Харитонов. Семья 5 человек.
Всю муку (купленную) увезли, 8 пуд. 5) Учительница Ульяна Степановна
Ходякина. Взяли бесплатно гармонию. 6) Деревня Собакино. Трифон Мартянин:
отобрали пиджачную пару. 7) Лаврентий Аголов. Семья 7 человек. Взяли 4 пуда
и оставили на 2 месяца 3 пуда. 8) Деревня Ильинка. У Алексея Иванова.
Отобрали серебряные часы, ружье пистонное. 9) У Ивана Артемова - медную
трость. 10) Федот Зайцев. 8 человек семьи, взято из двух пудов овсяной муки
- полтора пуда. Оставили ржаной 30 фунтов. 11) Деревня Телятово, стреляли по
ребятишкам, бегущим в лес. Всего не перепишешь. Реквизиционный отряд
большевиков при кулачной расправе; если лицо шибко раскровянится, то любезно
просят выпить, потом бьют опять".
Или 8-е письмо: "Разгромили организацию Левых
Социалистов-Революционеров, хотели поднять на штыки ребенка, только смелым
вмешательством женщины, назвавшей его своим, удалось спасти. Берут платье,
режут скот, бьют посуду, совершают по всему Каротоякскому уезду всякие
неслыханные бесчинства. На конференции от семи волостей вынесли месяц назад
резолюцию, что мы все согласны отдать, все излишки хлеба, только бы не
присылали отряды, а просто несколько человек за хлебом. Прибывший отряд
занялся, вместо честной реквизиции, другим, в чем и подписываемся. (Подписи
села Платова, Каротоякского уезда)"...
Из 9-го письма: "В комитеты бедноты идут кулаки и самое хулиганье.
Катаются на наших лошадях, приказы-


вают по очереди в каждой избе готовить обед, отбирают деньги, делят меж
собой, и только маленький процент отсылают в Казань, приказали отнимать скот
у мужиков. У кого в семье меньше 4-х человек, у тех последнюю корову
отобрать. За овцу 15 руб. налог. Крестьяне режут скот. Через год разорение
будет окончательное и непоправимое. Деревня без скота - гиблая".
Из 10-го письма: "Мы не прятали хлеб, мы, как приказали по декрету,
себе оставили 9 пудов в год на человека. Прислали декрет оставить 7 пудов,
два пуда отдать. Отдали. Пришли большевики с отрядами. Разорили вконец.
Поднялись мы. Плохо в Юхновском уезде, побиты артиллерией. Горят села.
Сравняли дома с землей. Мы все отдавали, хотели по-хорошему. Знали голод
голодный. Себя не жалели. Левые Социалисты-Революционеры все ходили и учили
- не прячьте, отдавайте".
Или из одиннадцатого письма (от интеллигента): "Реквизиционные отряды,
немецкая милиция и пр. начисто загнали трудовых мужиков. Творилось что-то
невероятное. Грабили, били, пороли, насильничали, отбирали все. Всегда
вооруженные, пьяные с пулеметами. При мне грабили баб, наведя на них
пулеметы, на станции. Отбирали у них ягоды, сыр, сало. Лапали их... Один
товарищ и я вмешались, нас чуть не расстреляли. Комиссара станции чуть не
избили, пригрозив бумажкой, которая, как они кричали, дает им право "все,
что угодно, делать". Бумажка была подписана Цурюпой и еще кем-то, чуть ли не
самим Лениным. Отряд был из Москвы. Я не склонна очень обвинять рабочих
(отряд был из рабочих-большевиков), до этого они реквизировали спирт, ну и
нализались. Я знаю, что они же могут быть иными. Характерно, что они при
всех этих безобразиях нечленораздельно ревели: „что!!! контрреволюцию
завели... нет, шалишь... мы всех вас, кулаков... вооо как... к стенке... и
готово". Как видите, объективно, они революционны, только пьяны. Но все же,
каково было нам - бабам, пассажирам, мужикам. Ведь они вертели во все
стороны пулеметы, направляя на всех.
Мужики озлобились. Конечно, правые стали действовать.
„Выступление" стало психологически неиз-


бежным. Мужики бегали к нам и спрашивали, что им делать. Наши
„левые": „У нас", говорили они, „есть оружие", мы дальше
не можем. Иначе крестьяне уйдут без нас все равно, и будет хуже им. Скажите,
что нам было делать, что сказать. Сказать: „подождите" или отойти, мы
сказали: „защищайтесь". И через несколько дней я читала в газете о
„левоэсеровском выступлении кулаков". Я знала, что оно будет
подавлено, и крестьяне справедливости не найдут. Все мы знали, и мужики
наши. Но что бы вы сказали: „Идите к Советам" - но ведь от Советов это
шло. Ведь у них документы от „самих". Обратиться к „самим". Но
ведь Ленин сам в руках у „отрядов". Что было делать. Теперь нам крах,
террор и подавленность".
Или... Идет уездный съезд. Председатель, большевик, предлагает
резолюцию. Крестьянин просит слова. -Зачем? - "Не согласен я". - С чем не
согласен? - "А вот, говоришь, комитетам бедноты вся власть, не согласен: вся
власть советам, и резолюция твоя неправильная. Нельзя ее голосовать". -
Как... Да ведь это правительственной партии. - "Что ж, что
правительственной". -Председатель вынимает револьвер, убивает наповал
крестьянина, и заседание продолжается. Голосование было единогласное.
У нас зарегистрирована порка крестьян в нескольких губерниях, а
количество расстрелов, убийств на свету, на сходах и в ночной тиши, без
суда, в застенках, за "контрреволюционные" выступления, за "кулацкие"
восстания, при которых села, до 15 тысяч человек, сплошь встают стеной,
учесть невозможно. Приблизительные цифры перешли давно суммы жертв усмирений
1905-6 гг.
Кто агитатор, кто подстрекатель?! Отвечайте! Вы контрреволюционеры,
худшие из худших белогвардейцев!!!
"Велели нам красноармейцы разойтись. А мы собрались думать, что нам
делать, как спастись от разорения. Мы все по закону сполна отвезли на
станцию. А они опять приехали. Велели со сходов уйти. Мы их честно стали
просить оставить нас. Обед им сготовили, все несем, угощаем, что хотят
берут, даем без денег, не жалуемся. А


они пообедали и начали нас всячески задирать. Одного красноармейца
поколотили. Они нас пулеметом, огнем. Убитые повалились...
И вот пошли мужики потом. Шли все 6 волостей стеной, на протяжении 25
верст со всех сторон, с плачем всех жен, матерей, с причитаниями, с вилами,
железными лопатами, топорами. Шли на совет". - Пишет левый с.-р., член
Крестьянской Секции, избитый в этом "кулацком мятеже" до полусмерти
крестьянами и потерявший сына, честного советского работника. "Он не издал
ни одного звука, когда его мужики мучили, мужественно вынес пытку и умер под
ней". - Отец не жалуется. Он, этот полуграмотный крестьянин, понимает, что
мужики, замученные нуждой (он приводит цифры имущественного положения этого
уезда - 41% безлошадных и т. д.), "бедные" и отчаянно голодавшие весь
1917-18 год, возмущенные оскорблением их законнейших запросов, должны были
"восстать". Он понимает, что контрреволюцией является не это крестьянское
восстание-самозащита, а действия, вызвавшие это восстание, и последовавшее
жестокое усмирение.
"Не сделали бы такой пропаганды 1000 агитаторов-большевиков, как они
сами ухитряются: теперь им к нам не показаться".
Кончаю цитировать, так как из ряда губерний однородные сообщения.
Петроградская история с матросами-вопиющий по бессмысленной жестокости факт
расправы с лояльным проявлением недовольства трудящихся. Как можно было так
ослепнуть и впасть в такую шкурную панику, чтобы так расправляться с
чистейшей революционной стихией, внезапно взмывшей? Как поднялась у вас рука
на тех матросов, поддержкой которых больше всего мы завоевали Октябрьскую
революцию? Как могли вы, кричавшие о Керенском, с его смертной казнью на
фронте, здесь в тылу убивать без суда и следствия лучших сынов революции?
Как не стыдно было вам убить Хаскелиса за то только, что он, по поручению
законно существующей при Петроградском Совета фракции Левых
Социалистов-Революционеров, прочел ее декларацию. Лживость инкриминируемого
ему вашего


обвинения, будто при нем найдена резолюция собрания матросов,
написанная его собственной рукой, доказывать нет нужды: у Хаскелиса, убитого
вами, не было обеих рук по плечи, когда вы его взяли.
Этой крови вам не смыть, не отчиститься от нее даже во имя самых
"высоких" лозунгов.
Вы, которые лицемерно кричите на весь мир в обращении к английским и
французским рабочим, что даже пособников заговора англо-французского
империализма, если случайно они окажутся рабочими, вы не задержите
заложниками, не арестуете, показывая нежелание ваше нарушить
неприкосновенность трудящихся, вы убиваете русских трудящихся сотнями,
тысячами сразу (Смоленская губерния, Ливны, Вятская губерния, Пензенская и
т. д.).
Что же, или кровь расстрелянного вами в Петрограде матроса Шашкова не
такая же алая и не так же ли у него только одна жизнь?
Несмотря на все трудности жизни, масса, понимая окружающие опасности,
умеет терпеть свои неслыханные тяготы. Но она революционна, она сознала свои
права, она хочет самоуправления, она хочет власти советов. Лозунги
"кулацких" восстаний (как вы их называете) не вандейские. Они революционны,
социалистичны. Как смеете вы кроваво подавлять эти восстания, вместо
удовлетворения законных требований трудящихся?! Вы убиваете крестьян и
рабочих за их требования перевыборов советов, за их защиту себя от
ужасающего, небывалого при царях произвола ваших застенков-чрезвычаек, за
защиту себя от произвола большевиков-назначенцев, от обид и насилий
реквизиционных отрядов, за всякое проявление справедливого революционного
недовольства.

И не вина масс, что их требования сходны с нашими лозунгами. Все то,
чему мы учили народ десятки лет и чему он кровавым опытом, кажется, научился
- не быть рабом и защищать себя, вы как будто хотите искоренить из его души
истязаниями и расстрелами.
Когда вы увидали, что наша партия жива, что мы не упали на колени и не
подали прошения о помиловании, как все эти сутенеры из "Воли Труда" и
"Народных Ком-


мунистов", когда вы увидали, что наши массы от нас не ушли, тогда вы
начали давить нас всей силой вашего партийного государственного пресса.
Ваши прежние средства - ложь, клевета - перестают быть действительными.
"Петроградская конференция Левых Социалистов-Революционеров, вместе с
монархистами и правыми эсерами", как говорят "абсолютно проверенные" данные
Зиновьевской чрезвычайки, это уже такая сильная доза даже не лжи, а
безграмотного вранья, что уже никто не верит вашим известиям о Левых
Социалистах-Революционерах. Из них берут только факт защиты нами власти
советов, которую вы уничтожили, власти трудящихся, с которой вы перестали
считаться.

У вас осталось одно средство - физическое истребление нас, и вы его
начали применять, устраняя по пути торжествующей контрреволюции последнюю
силу, на которую могли бы опереться, к которой могли бы кинуться разбитые,
разочарованные массы.
И вот уже начались контрреволюционные лозунги, в волнениях уже
поднимается учредилка, уже приходит этот ужас буржуазно-демократической
республики, созданный исключительно вашими руками.
Никогда, никогда Россия, так счастливо ставшая в массовой психологии по
пути к примитивам максимализма (а только они правы и логичны при глубочайшем
революционном взрыве), никогда бы она не попала в объятия социал-предателей
и реакции, если бы не ваша партия.
Ваша партия имела великие задания и начала она славно. Октябрьская
революция, в которой мы шли с вами вместе, должна была кончиться победой,
так как основания и лозунги ее объективно и субъективно необходимы в нашей
исторической действительности, и они были дружно поддержаны всеми
трудящимися массами.
Это была действительно революция трудящихся масс, и советская власть
буквально покоилась в недрах ее. Она была нерушима, и ничто, никакие
заговоры и восстания не могли ее поколебать. Правые эсеры и меньшевики были
разбиты наголову не редкими репрессиями и стыдливым нажимом, а своей
предыдущей соглашательской политикой. Массы действительно отвернулись от
них.


Губернские и уездные съезды собирались стихийно, там не было ни
разгонов, ни арестов, была свободная борьба мнений, спор партий, и
результаты выборов обнаруживали всюду полное презрение масс к
соглашательским партиям правых с.-р, и меньшевиков.
Они погасали в пустоте. Террор против них был излишен. И так было бы до
сих пор, если бы был верен курс вашей политики, если бы вы не изменили
принципам социализма и интернационализма.
Но ваша политика объективно оказалась каким-то сплошным надувательством
трудящихся.
Вместо социализированной промышленности - государственный капитализм и
капиталистическая государственность; принудительно эксплоатационный строй
остается, с небольшой разницей насчет распределения прибыли - с небольшой,
так как ваше многочисленное чиновничество в этом строю сожрет больше кучки
буржуазии.
Вместо утвержденной при всеобщем ликовании 3-м съездом советов рабочих
и крестьян социализации земли, вы устроили саботаж ее, и сейчас, развязав
себе руки разрывом с нами, Левыми Социалистами-Революционерами, тайно и
явно, обманом и насилием подсовываете крестьянству национализацию земли - то
же государственное собственничество, что и в промышленности. Будто нарочно
вы не позволяете крестьянам десятки тысяч десятин помещичьих имений брать в
социализацию и сберегаете их "советскими имениями", целехонькими, чтобы в
случае прихода реакции помещики вошли туда, как в Украине, на готовенькое.
Передвижение земли, трансформация ее, передел всего хозяйства и
владение на местах, благодаря вашему саботажу закона о социализации земли и
хитростям с социализацией, чрезвычайно затруднены, и это чревато горькими
последствиями для крестьянства.
В вопросе о войне и мире вы приняли "решение" в подписании брестского
мира, который, может быть, уже сделал-таки свое - задушил нашу революцию. И
вы имеете еще поразительную смелость уверять народ, что ваше соглашательство
с германским империализмом - "пере-


дышка" - дала нам богатые результаты. Что, что она нам дала?! Извратила
нашу революцию и задержала на полгода германскую, ухудшила отношение к нам
английских и французских рабочих, когда на западные фронты обрушились все
освобожденные нами военные силы Германии, что унесло у них сотни тысяч
жизней и создало почву и возможность для англо-французского правительства
вмешаться в наши дела, с негласной нравственной санкцией рабочего народа в
большинстве, при вялом протесте меньшинства. Брест отрезал нас от источников
экономического питания, от нефти, угля, хлеба, а ведь от этого-то прежде
всего и гибнет наша революция.
Брест - это предательство всей окраинной Украинской революции немецкому
усмирению. Мы "передыхали" в голоде и холоде, внутренне разлагаясь, пока
вырезывались финские рабочие, запарывались белорусские и украинские
крестьяне и удушались Литва и Латвия. Принцип "передышки" довел разложение
ваше до того, что вы, вместе с немецким военным командованием, усмиряли, как
Скоропадский, восстающих белорусов (Сеннен-ский уезд и вся пограничная
полоса). И, главное, через Брест мы получили англо-французский фронт,
получили весеннюю войну, грозную, неумолимо идущую на нас, со всеми ужасами
новой военной техники - ураганного огня и танков, давящих людей тысячами,
как козявок. Наша левоэсеровская попытка расторгнуть Брест была отчаянной
попыткой апелляции нашего общего октября к революционному моменту истории,
но вы безнадежно увязли в своей позорной зависимости от запугавшего вас
германского империализма. Вы способны только апеллировать к
материально-техническим моментам. Вы убивали быстро сорганизованные огромные
силы армии и революционный энтузиазм на защиту Севера. А Уральский фронт в
период вашего мира - союза с Германией, был неприкрыто империалистическим и,
воюя с англичанами, вы объективно воевали за германский империализм. Как не
виляйте, но ведь это так.
Вовлеченные в орбиту германской имепериалисти-ческой политики, вы
боролись все время с нами, тянувшими вас на юг, так как по-нашему только
там, и вы те-


перь увидели сами, там было наше спасение октября, там узел решающего
боя за социалистическую революцию. Но вы не могли этого уже понять. Выдача
вами нашего золотого запаса Германии, из произведенной нами контрразведкой
над Мирбахом обнаруженная ваша тайная дипломатия, ваши унижения,
замазывания, укрывательства всей грязи и контрреволюционного германского
посольства, в чем теперь немного сознаетесь (Петроград, ящик с маузерами),
все это - этапы вашего соглашательства. Теперь вы рекомендуете кильским
матросам и Либкнехту левоэсеровскую тактику отказа от Бреста. Зачем же вы
сами ползали на брюхе перед германским империализмом, клеймя теперь выдачу
Шейдеманом германского флота, расписываясь этим в предательстве своего
черноморского. Левые Социалисты-Революционеры для торжества
Интернациональной революции шли на риск огромных национальных жертв, и они
имеют право звать на этот же подвиг и Германию. Но причем тут вы,
поступившие так же, как соглашатель Шейдеман, и теперь, во имя своих
национальных интересов, требующие от Германии ее национальных жертв.
Ваша армия, конструкция ее, система управления Троцкого, не только
введшим [введшего], как Керенский, смертную казнь на фронте, но и
осуществляющим [осуществляющего] ее в ужасных размерах (чего Керенский не
успел и попробовать), старая механическая дисциплина в армии, дисциплинарные
взыскания, вплоть до порки солдат социалистической армии, естественно
растущая ненависть к верхам и Троцкому, что это все, как не возврат к
Николаевским временам, как не подготовка своими руками старой армии, что, в
свою очередь, обе-щет легкий путь к диктатуре над ней учредиловцев и всяких
доморощенных Бонапартов? Вы делаете из армии механическую силу, которая
должна заменить массы в борьбе с контрреволюцией, но армия-то набирается
ведь из масс, оттолкнутых вами от революции.
Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими
разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом
назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против
советской


власти, единственных по силе в России. Власть советов -это при всей
своей хаотичности большая и лучшая выборность, чем вся Учредилка, Думы и
Земства. Власть советов - аппарат самоуправления трудящихся масс, чутко
отражающий их волю, настроения и нужды. И когда каждая фабрика, каждый завод
и село имели право через перевыборы своего советского делегата влиять на
работу государственного аппарата и защищать себя в общем и частном смысле,
то это действительно было самоуправлением. Всякий произвол и насилие, всякие
грехи, естественные при первых попытках массы управлять и управляться, легко
излечимы, так как принцип неограниченной никаким временем выборности и
власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего
делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему
селу и заводу. И когда трудовой народ колотит советского своего делегата за
обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он был и большевик, и
то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревню артиллерию,
руководясь буржуазным понятием об авторитете власти, доказывает, что вы или
не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его. И когда мужик
разгоняет или убивает насильников-назначенцев - это-то и есть красный
террор, народная самозащита от нарушения их прав, от гнета и насилия. И если
масса данного села или фабрики посылает правого социалиста, пусть посылает -
это ее право, а наша беда, что мы не сумели заслужить ее доверия. Для того,
чтобы советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна
беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда-то и родится
творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба. И только тогда массы
будут чувствовать, что все происходящее - их дело, а не чужое. Что она сама
[масса] творец своей судьбы, а не кто-то ее опекает и благотворит, и
адвокатит за нее, как в Учредилке и других парламентарных учреждениях, и
только тогда она будет способна к безграничному подвигу. Поэтому мы боролись
с вами, когда вы выгоняли правых социалистов из советов и ЦИК. Советы не
только боевая политико-экономическая организация


трудящихся, она и определенная платформа. Платформа уничтожения всех
основ буржуазно-крепостнического строя, и если бы правые делегаты пытались
его сохранить или защищать в советах, сама природа данной организации