Страница:
---------------------------------------------------------------
Email: yuri.felshtinsky@verizon.net
Date: 08 Jun 2004
---------------------------------------------------------------
Предисловие Ю. Фельштинского к главам из книги Л. Троцкого "Сталин"
NEW REVIEW June 1984
У каждой книги своя судьба. Многие из них остаются недописан-ными. У
каждого автора своя жизнь. Не все они умирают своей смертью. Но не каждого
автора убивают во время работы над его рукописью. И не каждому биографу
проламывают голову альпийской киркой по приказу героя его книги. Так было с
Троцким, убитым по приказу Сталина 21 августа 1940 года. И с книгой Троцкого
"Сталин", оставшейся незаконченной.
Трудно представить себе отношения более драматические, нежели отношения
между Троцким и Сталиным. Лишенный власти, сосланный в Алма-Ату, а позднее
высланный за границу, преследуемый агентами ГПУ, переживший не одно
покушение, потерявший всех своих детей и друзей -- частью предавших его,
частью убитых Сталиным, -- Троцкий начал писать о Сталине книгу. 14 апреля
1938 г., вскоре после смерти последнего своего сына Льва Седова,
отравленного, по подозрениям Троцкого, ГПУ, Троцкий пишет в редакцию
издаваемого им журнала "Бюллетень оппозиции": "В ближайшие два-три месяца вы
не должны ждать от меня новых больших статей. Я обязался в течение ближайших
18 месяцев написать книгу о Сталине и закончить книгу о Ленине. Все мое
время, по крайней мере в течение ближайших месяцев, будет посвящено этой
работе... Для книги о Сталине мне нужна будет ваша помощь. Послезавтра я
вышлю вам список всей литературы по
Сталину, которая у меня имеется. Уже сейчас могу сказать, что у меня
нет книги Барбюса. Не знаю, не было ли в архиве Льва специальных папок,
касающихся Сталина. Книга будет носить исторический, биографический и
психологический характер, а не теоретико-полемический. Может быть, вы сами
выскажете какие-либо предложения или предложите какие-либо материалы?"
15 мая Троцкий вновь упоминает в письме о своей работе над книгой:
"Теперь о самом главном, т. е. о вашем возможном содействии моей работе
по Сталину. Так как американские товарищи тоже занимаются розысками и
подбором материала, то я предлагаю установить хотя бы грубое разделение
труда именно по хронологической линии: американцы будут подбирать материалы
главным образом до 1925 года, а парижане с 1925 до сегодняшнего дня.
Разумеется, это не исключает того, что вы сможете мне доставлять материалы,
относящиеся к первому периоду, если эти материалы вам более доступны, чем
американцам. Что касается последнего периода, т. е. после 1925 года, то мне
нужны наиболее важные факты, статьи, речи или, по крайней мере, важнейшие
цитаты, характеризующие все этапы и зигзаги политики Сталина".
Затем 26 мая: "По поводу книги о Сталине. Обращаться к Сува-рину вряд
ли удобно. Скорее можно было бы обратиться к Николаевскому, если есть связь
с ним. То, что мне особенно необходимо, это речи и статьи Сталина, начиная с
1925-го года, даже с 1923-ьего. У Николаевского имеются, насколько знаю, все
вырезки. Если, однако, вам удобнее взять материалы у Суварина, то я
возражать не буду при условии, однако, чтоб обращение к нему исходило не от
меня... Если ту или иную статью или речь Сталина нельзя достать во временное
пользование (не больше, как на шесть недель, включая и пересылку), то, может
быть, можно было бы сделать выписки в Париже. Разумеется, трудность -- в
выборе наиболее характерных мест. Но я не сомневаюсь, что вы и товарищ Этьен
хорошо разрешили бы эту задачу. Весь вопрос только в расходовании времени и
сил. То же самое относится к статьям во французской периодической печати,
особенно в больших журналах. Разумеется, необходимые расходы на это будут
покрыты. Рукопись книги я должен сдать не позже, чем через пять месяцев. Это
значит, что материалы должны быть в моих руках через два месяца. Особенно
важно просмотреть в библиотеке комплекты "Правды" и "Известий", начиная с
1925 года. Как вам, разумеется, ясно, меня особенно интересуют этапы
политики Сталина в разных вопросах, зигзаги и повороты".
С тех пор буквально каждый месяц в том или ином своем письме в Париж
Троцкий упоминает о работе над книгой о Сталине. 27 мая он пишет: "Дорогой
тов. Коган. Я получил Ваши записки... которые очень интересны... Имеете ли
Вы вообще комплект "Красной Нови"? В таком случае было бы хорошо, если бы Вы
просмотрели его с точки зрения политической эволюции Сталина, вернее, его
зигзагов и методов борьбы с оппозицией. За всякую справку такого рода буду
Вам очень благодарен, так как у меня здесь очень мало литературы, а книгу о
Сталине я должен закончить в течение ближайших пяти месяцев".
14 июня: "Дорогой тов. Коган ...Присланное Вами конспективное изложение
статьи Стецкого великолепно и окажет мне большую услугу... Мне нужны точные
даты, точные и характерные цитаты, относящиеся к борьбе Сталина с
оппозицией, к его общей политике, к его противоречиям с самим собой, и проч.
Очень важны, в частности, факты, характеризующие и зигзаги международной
политики как по линии советской дипломатии, так и по линии Коминтерна". 26
июня: "Мне в высшей степени пригодились выписки из Иремашвили. Я считаю его
воспоминания заслуживающими, в основном, полного доверия. Суварин обошел его
с недоверием. Не потому ли просто, что Суварин не знает немецкого языка?
Иремашвили на пять лет раньше рассказал то, что официальные мемуаристы и
биографы подтвердили потом прямо или косвенно, чаще всего путем
красноречивых умолчаний. Что вам известно о Иремашвили? Почему вы считаете
его незаслужива-ющим доверия? Только потому, что этот бывший меньшевик стал
национал-социалистом? Сообщите, пожалуйста, на этот счет все, что вы знаете.
Я очень благодарен Николаевскому за его готовность оказать содействие и на
этот раз. Со своей стороны, я был бы очень рад быть ему полезным в
каком-либо отношении. Может быть, ему нужны какие-нибудь американские книги,
журналы и справки? Я охотно сделаю все, что смогу... При выписке из речей и
статей Сталина очень важно обратить особое внимание на следующие вопросы:
а) китайская революция
б) англо-русский комитет
в) программа Коминтерна
г) Третий период ("близнецы" и проч.)
Нет надобности переписывать статьи целиком, достаточно выбрать
центральный пункт, точно указав дату и прочее (выписки из Ире-машвили
сделаны великолепно)".
В письме от 4 июля 1938 г. Троцкий продолжает: "Я нашел юридическое
подтверждение того, что Сталин в молодости был тесно связан с Иремашвили.
Это обстоятельство имеет огромное значение для первых глав моей книги. Я
начинаю с беспокойством спрашивать себя, все ли выписано из книги
Иремашвили, что представляет интерес? Из Вашего письма видно, что вы
отнеслись к автору с недоверием и поэтому могли оставить без внимания те или
другие детали. Между тем, я считаю его вообще самым основательным и
правдивым из всех авторов воспоминаний о молодости Сталина. Я бы очень
просил еще раз просмотреть книжку и выписать то, что было опущено при первом
просмотре. Простите за беспокойство, но дело очень важно". 18 июля: "Я
получил снова большой пакет выписок чрезвычайно важных и ценных. Я вижу,
какой огромный труд проделывает ваша маленькая группа"'. 27 августа: "На
днях пришлю общего характера статью о межд. конф ...Ничего другого сейчас
дать не могу: полностью поглощен книгой".
Группа, действительно, работала, как могла. 9 августа сотрудниками
Троцкого в Европе был составлен "Дополнительный список книг, нехватающих у
Николаевского". Это был уже третий по счету список, дополнительный. В тот же
день Троцкому из книг Николаевского были посланы три: Протоколы совещания
расширенной редакции "Пролетария" (1934), Сталин, "Марксизм и
национально-колониальный вопрос" и книга, написанная с участием И.
Иремашвили "Stalin und die tragedie Georgiens". Следующая посылка с книгами
была послана Троцкому 12 августа, и еще одна -- 16-го.
"Сталиным" Троцкий был увлечен чрезвычайно, ни на что больше не хотел
отвлекаться. А отвлекаться было на что. Из Парижа писали: "Сув[арин] мне без
конца повторяет о том, что Л. Д. не может не ответить на книгу Цилиги, что
эта книга произвела большое впечатление, что это единственный живой
свидетель, бывший раньше троцкистом, потом разочаровавшимся, что все ему
верят и т. п.". 27 августа Троцкий сухо ответил: "На-днях пришлю общего
характера статью о межд. конф.... Ничего другого сейчас дать не могу:
полностью поглощен книгой".
Все это время Троцкому продолжали делать выписки, высылать книги и
материалы. В отправленном 2 сентября из Парижа письме, например,
указывалось: "По вопросу о Сулиашвили мне пока что удалось выяснить только
немного. При сем прилагаю выписку о той книге, на которую, очевидно,
ссылается Берия. В других справочниках он не числится. Вообще личность
совершенно неизвестная. Просмотрю еще воспоминания Пятницкого о Лейпцигском
периоде, но, судя по указателю имен, там не упоминается ни Сулиашвили, ни
Давиташвили. Книжки Сулиашвили у Н[иколаев]ского нет. Может быть, она
имеется в Венсене -- поищу еще, но сомневаюсь, так как мне было показано
все, что относится к вопросу о Сталине и среди этих книг такого названия не
было. О прокламациях Тифлисского комитета напишу Вам в следующем письме. Мы
были так заняты Бюллетенем, что не имели ни минуты свободного времени, чтобы
заняться этим делом".
19 сентября 1938 г. "[...] Посылаем Вам сегодня продолжение
библиографии по "Правде". Закончили уже 1935 год и теперь нам остается
только 1936 г., так как с 1937 Вы писали, что имеете "Правду". Может быть
даже удастся приложить уже часть 1936 г. Нужно очень торопиться, так как
война может разразиться с минуты на минуту и тогда вряд ли вообще можно
будет посылать что-нибудь и пр. В "Правде" за 1935 год нашлось много
интересного, поэтому нам пришлось сделать много выписок. Статьи Енукидзе,
Радека и др.: много интересного...".
Время от времени Троцкий отвечал своим единомышленникам, благодарил их
за работу, просил о новых книгах и выписках. 29 сентября он ответил
очередным письмом: "Большое спасибо за материалы к "Сталину". Итак, Ц.
вспоминает, что Сталин в 1904 году был большевиком. Думаю, что он ошибается
в хронологии: это самая обычная ошибка во всех мемуарах. В ноябрьской
конференции большевиков 1904 года, как ясно вытекает из книги Берия (третье
издание у нас есть), Сталин не участвовал, в созданное конференцией бюро не
вошел, в Третьем съезде большевиков (апрель 1905 г.) не участвовал и проч.
-- все это было бы абсолютно невозможным, если бы он был в 1904 г.
сколько-нибудь видным большевиком на Кавказе, особенно в Тифлисе, где
большевики числились единицами. Во всяком случае, период, кончающийся 1906-м
годом можно ликвидировать, я работаю теперь над периодом 1907-1917. По
вопросу об участии Сталина во всяких экспро-приациях и в боевых действиях
нет решительно никакого материала. Возможно, впрочем, что его и вообще
нельзя найти".
10 октября 1938 г.: "Дорогие друзья! Есть брошюра Ольминского: "Из
эпохи "Звезды" и "Правды". В Соединенных Штатах достать ее не удалось. Мне
было бы крайне важно знать, что Ольминский говорит о Сталине, какое место он
ему отводит в "Заре" и в "Правде", кому именно он приписывает инициативу
создания этих газет, определения их направления и пр. Нельзя ли сделать
необходимые выписки в Париже?"
8 ноября: "Получил биографию Сталина, написанную "татарином Имамом".
Думаю, что сей татарин есть Беседовский (может быть в союзе с Кривицким или
Барминым?)*. Большое спасибо за книгу. Получил сегодня вырезки..."
31 ноября 1938 г.: "Дорогие друзья! Вы прислали мне, в числе многих
других ценных материалов, библиографию по вопросам о гражданской войне. В
сущности, это единственный вопрос, в области которого я остаюсь плохо
вооружен. В "Истории коммунистической партии", которую вы мне прислали
(большое спасибо), есть по поводу гражданской войны целый ряд новых,
совершенно фантастических легенд и вымыслов. Мне придется посвятить
гражданской войне большую главу, если не две. Было бы крайне желательно,
чтоб вы сами прочитали те главы "Истории", которые относятся к гражданской
войне, отметили наиболее выдающиеся вымыслы и подобрали опровергающие их
материалы. Я понимаю большие размеры этой работы. Но другим путем я
совершенно не могу справиться с задачей. Думаю, что это -- последнее
поручение, которое я позволяю себе дать вам. По всем остальным главам у меня
подобран достаточный материал. В вашем библиографическом справочнике есть
такие указания по поводу книг и статей, посвященных гражданской войне:
"ничего о Сталине", "очень много о Троцком". Желательно было бы из этого
"очень многого" дать хоть кое-что. Крепко жму руку. Ваш Л. Д.".
1 декабря 1938 г.: "Дорогие друзья! Из книги Ольминского "Общий очерк
эпохи" (из эпохи "Звезды" и "Правды"), изданной в 1921 г., у меня есть
следующая цитата: "... в No 47 "Правды" напечатана статья И. Сталина:
"Обязанностью сознательных рабочих является возвысить голос против
раскольнических попыток внутри фракций, откуда бы они не исходили". К этому
примечание: "И. Сталин, Я. М. Свердлов появились в Петербурге в разное время
после побега из ссылки в Сибири. Пребывание обоих в Петербурге до нового
ареста было коротко, но успевало существенно отразиться на работе газет,
фракций и пр." Это напечатано будто бы в сборнике Ольминского 1921 г., на
стр. 61. Я получил из Парижа сообщение, что в книге Ольминского о Сталине
ничего нет.
*Все трое -- невозвращенцы -- Ю. Ф.
Между тем, эта цитата имеет исключительное значение. Она показывает,
видимо, что Сталин вел борьбу против раскола фракции и требовал
сопротивления попыткам Ленина расколоть фракцию. No 47 "Правды", на который
ссылается моя выписка, вышел тогда, когда Сталин находился в ссылке.
Правильна ли, в таком случае, эта цитата вообще? Или же Сталин прислал свою
статью из ссылки? Разъяснение этого эпизода имеет для меня чрезвычайное
значение. Может быть, впрочем, No 47 относится не к 1912 г., когда "Правда"
возникла, а к 1913 г. В таком случае этот номер приходится на середину
февраля. Сталин тогда, после периода работы в Петербурге, выехал заграницу.
Прошу как можно более тщательно со всех сторон выяснить весь этот эпизод.
Крепко жму руку".
22 декабря: "Я с большим огорчением убедился, что у меня нет книжки
Шумяуного "Туруханка" (очерки из жизни ссыльных Турухан-ского края 1908-1916
годов). Книжка вышла, должно быть, в 1925 или 1924 годах. У меня есть только
выписка из рецензии об этой книжке, но выписок из самой книжки нет, а между
тем, по всей видимости, она представляет большой интерес. Нельзя ли
разыскать ее в Нью-Йорке или в Париже? Буду очень благодарен, дело крайне
спешное... Я еще не заключил договора с Граззет на "Сталина". Если заключу,
то хотел бы дать право на "[...]"* Паульсену и Денис Навиль (вместе). Я был
бы очень рад, если б обе согласились. Тогда был бы контроль над
переводчиком".
31 января 1939 г.: "Крайне важно было бы просмотреть протоколы съездов,
начиная с 7-го, и выделить выступления Сталина, полемику других против
Сталина, вообще его участие в съездах и его роль в партии, поскольку она
выясняется из этих съездов. В частности, я помню следующий эпизод на 10-м
съезде. Сталин выступал по вопросу о советско-польской войне и пытался
переложить ответственность поражения на Смилгу. Помнится, я также принял
участие в этой полемике, а затем и Ленин. Цитаты этой полемики следовало бы
собрать... Может быть, можно разделить эту работу так: Протоколы съездов
VI1-X1I будут просмотрены в Нью-Йорке. Протоколы съездов XIII-XVII -- в
Париже".
17 февраля 1939 г.: "В высшей степени важный и трудный вопрос, это
"наступление термидора", смена настроений в глубоких массах и в партийном и
советском аппарате. Эта глава представит наибольшие трудности. Кое-что я по
этому поводу сказал
*пропуск в тексте. -- Ю. Ф.
в своей автобиографии*. Но там я опирался на личные впечатления и общие
соображения. Этого мало. В своей "Истории революции"** я пытался
охарактеризовать различные этапы в развитии массы в процессе революции.
Теперь следовало бы дать развертывание фильма в обратном порядке, т. е.
снижение, упадок революционных настроений, впадение масс в индифферентизм,
пробуждение старых, непереваренных идеологий, с одной стороны, а с другой --
рост консервативных, термидорианских тенденций в правящем слое. Определенных
книг и статей по этому поводу нет или почти нет. Но отдельные данные,
штрихи, намеки, факты, эпизоды рассеяны в разного рода статьях и книгах.
Подумайте, что можно на этот счет собрать в Париже? Тут даже отдельные
мелочи могут послужить в высшей степени важной опорой для характеристики
"всего этого периода в целом".
По воспоминаниям жены Троцкого Н. И. Седовой, Троцкий заключил контракт
с издательством в надежде быстро написать ходовую книжку и получить за нее
деньги. Но начав работу над "Сталиным", он настолько увлекся биографией
своего врага, что один за другими пропускал намеченные издательством сроки
окончания работы. Затруднения возникли именно со второй частью книги.
Американские издатели соглашались ждать. Но русским троцкистам не терпелось
издать книгу на русском как можно скорее, а лучше -- "к ближайшему
празднику" -- 7 ноября, годовщине октябрьского переворота. 5 августа 1939 г.
Троцкий дает принципиальное согласие на издание "Сталина" на русском в двух
томах, с тем, чтобы первая часть рукописи, уже готовая, шла в набор, как
только Троцким будет написано предисловие:
"Сегодня послал Вам, после колебаний, телеграмму о согласии на два
тома. Колебания вызывались следующим обстоятельством. Я предполагал сделать
в первом томе для иностранных изданий значительные изменения, главным
образом, выделить более детальный анализ в отдел примечаний. Но думаю, для
русского издания, т. е. для' более осведомленных читателей, в этом нет
надобности; первый том может, следовательно, набираться немедленно в том
виде, как написан. Поправки будут очень небольшие, в двух-трех главах.
*Л. Троцкий. Моя жизнь, Опыт автобиографии, изд. Гранит, Берлин, 1930.
**Л. Троцкий, История русской революции, в трех томах, изд. Гранит, Берлин,
1931, 1933.
Однако, не написано еще большое предисловие, вернее, введение, без
которого выпускать первый том нельзя. Я постараюсь предисловие обработать
поскорее. Однако, о выпуске книги до 7 ноября, по-моему, не может быть и
речи. Да и надобности в этом особой нет. Иностранные издания выйдут лишь
весною следующего года. Спешить в ущерб делу нет основания. Введение
абсолютно необходимо. Насчет срока выпуска русского издания я в договорах
ничем не связан".
Троцкий не спешил. В самом конце года, 30 декабря, он выслал Чарлзу
Маламуту, своему переводчику, "окончание главы о 1917 г." для перевода на
английский. В том же письме Троцкий сделал приписку: "Глава о гражданской
войне (большая) -- через две недели". Но эта глава Маламуту так и не была
выслана. Непостижимо, но до августа 1940 г. Троцкий так и не дописал ее.
Всего, таким образом, к 20 августа Троцким были написаны первые семь глав
биографии Сталина, доведшие повествование до 1917 года. Вторая часть
рукописи находилась в стадии, далекой от завершения. Она представляла собой
многометровые склеенные ленты бумаги, где исписанные рукой Троцкого отрывки
перемешивались с выписками-документами. Готовых отрывков в одну-две-три
страницы во второй части крайне мало. Приведем два таких отрывка. Первый
касается формулы "Ленин-Сталин", воспринимаемой Троцким (по праву считавшим
более естественной формулу "Ленин-Троцкий), очень болезненно.
"28-го января 1924 года, т. е. вскоре после смерти Ленина, Сталин
произносил посвященную памяти Ленина речь на вечере кремлевских курсантов. И
момент и аудитория были глубоко знаменательны. Кремлевские курсанты
составляли военную охрану Кремля, гвардию центрального комитета и
правительства. В качестве военной части они подчинены были военному
ведомству во главе которого я тогда стоял. Задача Сталина состояла в том,
чтоб познакомить курсантов с собой, открыть себе путь к ним, и в то же время
сделать некоторые намеки, которые могли бы быть истолкованы его агентами в
частных беседах против меня. Речь Сталина литературно перерабатывалась и
совершенствовалась им несколько раз для новых изданий. Мы имеем дело не со
стенограммой, а с законченным продуктом сталинского пера.
Именно в этой речи впервые рассказано о том апокрифическом письме от
Ленина, которое Сталин получил будто бы еще в Сибири, в конце 1903 года.
Дальше следует рассказ о действительной встрече с Лениным в декабре 1905
года на конференции большевиков в Таммерфорсе, в Финляндии. "Я надеялся
увидеть, -- рассказывает Сталин, -- горного орла нашей партии, великого
человека, великого не только политически, но если угодно, физически, и тов.
Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и
представительного".
Горный орел, который превращается в статного великана есть типичный
образец сталинского стиля. Раздел речи, который мы цитируем, носит
подзаголовок "скромности". Между тем, образ горного орла, как символа
Ленина, проходит через всю речь. Вряд ли кто-либо приводил орла, как символ
скромности. Но это все относится к сфере литературы, а цель речи была совсем
не литературная. "Каково же было мое разочарование, -- продолжает Сталин с
деланной наивностью, -- когда я увидел самого обыкновенного, ниже среднего
роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных...".
Здесь Сталин явно говорит не о Ленине, а о себе, его затаенная мысль может
быть выражена так: я вам кажусь серым, незначительным, но и Ленин мне
показался таким же в первый раз. Однако, это была ошибка.
Дальше оратор изображает с осторожной иронией, как члены собрания ждут
обыкновенно великого человека "с замиранием сердца", как "перед появлением
великого человека члены собрания предупреждают: "Цс... тише... он идет". Это
изображение было направлено против тех, кто пользовался столь недостававшей
Сталину популярностью. "Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что
Ленин явился на собрание раньше делегатов и, забившись где-то в углу,
по-простецки ведет беседу...". Все это противопоставление насквозь фальшиво,
дело шло о нелегальной конференции в Таммерфорсе, где собралось два десятка
делегатов, о какой-либо парадности или об овациях не могло, разумеется, быть
и речи. Но Сталину нужно сказать своим молодым слушателям, что если его
самого на массовых собраниях встречают без внимания, не выделяют из толпы,
то это потому, что он принадлежит к той же категории, что и Ленин.
"Только впоследствии я понял, -- поясняет он, -- что эта простота и
скромность тов. Ленина... представляет одну из самых сильных сторон...
нового вождя новых масс". Так свою незаметность, отсутствие популярности
Сталин объясняет курсантам своей простотой и скромностью.
Вся речь построена по тому же камертону. Характеризуя эпоху реакции
(1909-1911 год) и растерянность вождей, Сталин отмечает: "Ленин был тогда
единственным, который не поддался общему поветрию". Этой фразой Сталин
исключает из числа не-растерявшихся и самого себя, но он вряд ли замечал
это. Тогда формула "партия Ленина-Сталина" никому еще даже не снилась. Сам
Сталин еще не заходил и в самых затаенных мечтах так далеко, чтоб говорить о
себе, как о вожде, особенно по отношению к прошлому. Прежде, чем отважиться
думать присоединить свое имя к имени Ленина, ему нужно было разъединить
другие имена. Вот откуда эта фраза о Ленине, как единственном вожде, который
не поддался общему поветрию.
Сталин передает свои воспоминания -- все крайне скупо, конспективно,
без единой живой черты. Вот что он пишет о том критическом моменте в ноябре
1917 года, когда тогдашний главнокомандующий, генерал Духонин, отказался
приступить к переговорам о перемирии. Ленин, Сталин и Крыленко стояли у
прямого провода. "После некоторой паузы у провода лицо товарища Ленина
озарилось каким-то необычайным светом. Видно было, что он уже принял
решение. Пойдем на радиостанцию, она нам сослужит пользу: мы сместим в
специальном приказе генерала Духонина, назначим на его место
главнокомандующим тов. Крыленко и обратимся к солдатам через голову
командного состава с призывом -- окружить генералов, прекратить военные
действия, связаться с австро-германскими солдатами, взять дело мира в свои
собственные руки".
Эпизод передан здесь несомненно правильно, вплоть до света, который
озарил лицо Ленина. В будущем этот эпизод, как и два-три подобных, будет
использован для доказательства того, что Ленин не ступал без Сталина и шага,
что в самые критические моменты он совещался с ним и проч. На самом деле,
Сталин был с Лениным у провода потому, что другие члены политбюро были
заняты более ответственной самостоятельной работой. Действительное
соотношение между Сталиным и Лениным лучше всего передано в словах: "видно
было, что он уже принял решение".
Второй отрывок -- о самом Сталине: "Несомненно, что Сталину свойственна
личная физическая жестокость, то, что называется обычно садизмом. Во время
заключения в бакинской тюрьме сожитель Сталина по камере предался однажды
мечтам о революции. "Крови тебе захотелось?" -- спросил неожиданно Сталин,
Email: yuri.felshtinsky@verizon.net
Date: 08 Jun 2004
---------------------------------------------------------------
Предисловие Ю. Фельштинского к главам из книги Л. Троцкого "Сталин"
NEW REVIEW June 1984
У каждой книги своя судьба. Многие из них остаются недописан-ными. У
каждого автора своя жизнь. Не все они умирают своей смертью. Но не каждого
автора убивают во время работы над его рукописью. И не каждому биографу
проламывают голову альпийской киркой по приказу героя его книги. Так было с
Троцким, убитым по приказу Сталина 21 августа 1940 года. И с книгой Троцкого
"Сталин", оставшейся незаконченной.
Трудно представить себе отношения более драматические, нежели отношения
между Троцким и Сталиным. Лишенный власти, сосланный в Алма-Ату, а позднее
высланный за границу, преследуемый агентами ГПУ, переживший не одно
покушение, потерявший всех своих детей и друзей -- частью предавших его,
частью убитых Сталиным, -- Троцкий начал писать о Сталине книгу. 14 апреля
1938 г., вскоре после смерти последнего своего сына Льва Седова,
отравленного, по подозрениям Троцкого, ГПУ, Троцкий пишет в редакцию
издаваемого им журнала "Бюллетень оппозиции": "В ближайшие два-три месяца вы
не должны ждать от меня новых больших статей. Я обязался в течение ближайших
18 месяцев написать книгу о Сталине и закончить книгу о Ленине. Все мое
время, по крайней мере в течение ближайших месяцев, будет посвящено этой
работе... Для книги о Сталине мне нужна будет ваша помощь. Послезавтра я
вышлю вам список всей литературы по
Сталину, которая у меня имеется. Уже сейчас могу сказать, что у меня
нет книги Барбюса. Не знаю, не было ли в архиве Льва специальных папок,
касающихся Сталина. Книга будет носить исторический, биографический и
психологический характер, а не теоретико-полемический. Может быть, вы сами
выскажете какие-либо предложения или предложите какие-либо материалы?"
15 мая Троцкий вновь упоминает в письме о своей работе над книгой:
"Теперь о самом главном, т. е. о вашем возможном содействии моей работе
по Сталину. Так как американские товарищи тоже занимаются розысками и
подбором материала, то я предлагаю установить хотя бы грубое разделение
труда именно по хронологической линии: американцы будут подбирать материалы
главным образом до 1925 года, а парижане с 1925 до сегодняшнего дня.
Разумеется, это не исключает того, что вы сможете мне доставлять материалы,
относящиеся к первому периоду, если эти материалы вам более доступны, чем
американцам. Что касается последнего периода, т. е. после 1925 года, то мне
нужны наиболее важные факты, статьи, речи или, по крайней мере, важнейшие
цитаты, характеризующие все этапы и зигзаги политики Сталина".
Затем 26 мая: "По поводу книги о Сталине. Обращаться к Сува-рину вряд
ли удобно. Скорее можно было бы обратиться к Николаевскому, если есть связь
с ним. То, что мне особенно необходимо, это речи и статьи Сталина, начиная с
1925-го года, даже с 1923-ьего. У Николаевского имеются, насколько знаю, все
вырезки. Если, однако, вам удобнее взять материалы у Суварина, то я
возражать не буду при условии, однако, чтоб обращение к нему исходило не от
меня... Если ту или иную статью или речь Сталина нельзя достать во временное
пользование (не больше, как на шесть недель, включая и пересылку), то, может
быть, можно было бы сделать выписки в Париже. Разумеется, трудность -- в
выборе наиболее характерных мест. Но я не сомневаюсь, что вы и товарищ Этьен
хорошо разрешили бы эту задачу. Весь вопрос только в расходовании времени и
сил. То же самое относится к статьям во французской периодической печати,
особенно в больших журналах. Разумеется, необходимые расходы на это будут
покрыты. Рукопись книги я должен сдать не позже, чем через пять месяцев. Это
значит, что материалы должны быть в моих руках через два месяца. Особенно
важно просмотреть в библиотеке комплекты "Правды" и "Известий", начиная с
1925 года. Как вам, разумеется, ясно, меня особенно интересуют этапы
политики Сталина в разных вопросах, зигзаги и повороты".
С тех пор буквально каждый месяц в том или ином своем письме в Париж
Троцкий упоминает о работе над книгой о Сталине. 27 мая он пишет: "Дорогой
тов. Коган. Я получил Ваши записки... которые очень интересны... Имеете ли
Вы вообще комплект "Красной Нови"? В таком случае было бы хорошо, если бы Вы
просмотрели его с точки зрения политической эволюции Сталина, вернее, его
зигзагов и методов борьбы с оппозицией. За всякую справку такого рода буду
Вам очень благодарен, так как у меня здесь очень мало литературы, а книгу о
Сталине я должен закончить в течение ближайших пяти месяцев".
14 июня: "Дорогой тов. Коган ...Присланное Вами конспективное изложение
статьи Стецкого великолепно и окажет мне большую услугу... Мне нужны точные
даты, точные и характерные цитаты, относящиеся к борьбе Сталина с
оппозицией, к его общей политике, к его противоречиям с самим собой, и проч.
Очень важны, в частности, факты, характеризующие и зигзаги международной
политики как по линии советской дипломатии, так и по линии Коминтерна". 26
июня: "Мне в высшей степени пригодились выписки из Иремашвили. Я считаю его
воспоминания заслуживающими, в основном, полного доверия. Суварин обошел его
с недоверием. Не потому ли просто, что Суварин не знает немецкого языка?
Иремашвили на пять лет раньше рассказал то, что официальные мемуаристы и
биографы подтвердили потом прямо или косвенно, чаще всего путем
красноречивых умолчаний. Что вам известно о Иремашвили? Почему вы считаете
его незаслужива-ющим доверия? Только потому, что этот бывший меньшевик стал
национал-социалистом? Сообщите, пожалуйста, на этот счет все, что вы знаете.
Я очень благодарен Николаевскому за его готовность оказать содействие и на
этот раз. Со своей стороны, я был бы очень рад быть ему полезным в
каком-либо отношении. Может быть, ему нужны какие-нибудь американские книги,
журналы и справки? Я охотно сделаю все, что смогу... При выписке из речей и
статей Сталина очень важно обратить особое внимание на следующие вопросы:
а) китайская революция
б) англо-русский комитет
в) программа Коминтерна
г) Третий период ("близнецы" и проч.)
Нет надобности переписывать статьи целиком, достаточно выбрать
центральный пункт, точно указав дату и прочее (выписки из Ире-машвили
сделаны великолепно)".
В письме от 4 июля 1938 г. Троцкий продолжает: "Я нашел юридическое
подтверждение того, что Сталин в молодости был тесно связан с Иремашвили.
Это обстоятельство имеет огромное значение для первых глав моей книги. Я
начинаю с беспокойством спрашивать себя, все ли выписано из книги
Иремашвили, что представляет интерес? Из Вашего письма видно, что вы
отнеслись к автору с недоверием и поэтому могли оставить без внимания те или
другие детали. Между тем, я считаю его вообще самым основательным и
правдивым из всех авторов воспоминаний о молодости Сталина. Я бы очень
просил еще раз просмотреть книжку и выписать то, что было опущено при первом
просмотре. Простите за беспокойство, но дело очень важно". 18 июля: "Я
получил снова большой пакет выписок чрезвычайно важных и ценных. Я вижу,
какой огромный труд проделывает ваша маленькая группа"'. 27 августа: "На
днях пришлю общего характера статью о межд. конф ...Ничего другого сейчас
дать не могу: полностью поглощен книгой".
Группа, действительно, работала, как могла. 9 августа сотрудниками
Троцкого в Европе был составлен "Дополнительный список книг, нехватающих у
Николаевского". Это был уже третий по счету список, дополнительный. В тот же
день Троцкому из книг Николаевского были посланы три: Протоколы совещания
расширенной редакции "Пролетария" (1934), Сталин, "Марксизм и
национально-колониальный вопрос" и книга, написанная с участием И.
Иремашвили "Stalin und die tragedie Georgiens". Следующая посылка с книгами
была послана Троцкому 12 августа, и еще одна -- 16-го.
"Сталиным" Троцкий был увлечен чрезвычайно, ни на что больше не хотел
отвлекаться. А отвлекаться было на что. Из Парижа писали: "Сув[арин] мне без
конца повторяет о том, что Л. Д. не может не ответить на книгу Цилиги, что
эта книга произвела большое впечатление, что это единственный живой
свидетель, бывший раньше троцкистом, потом разочаровавшимся, что все ему
верят и т. п.". 27 августа Троцкий сухо ответил: "На-днях пришлю общего
характера статью о межд. конф.... Ничего другого сейчас дать не могу:
полностью поглощен книгой".
Все это время Троцкому продолжали делать выписки, высылать книги и
материалы. В отправленном 2 сентября из Парижа письме, например,
указывалось: "По вопросу о Сулиашвили мне пока что удалось выяснить только
немного. При сем прилагаю выписку о той книге, на которую, очевидно,
ссылается Берия. В других справочниках он не числится. Вообще личность
совершенно неизвестная. Просмотрю еще воспоминания Пятницкого о Лейпцигском
периоде, но, судя по указателю имен, там не упоминается ни Сулиашвили, ни
Давиташвили. Книжки Сулиашвили у Н[иколаев]ского нет. Может быть, она
имеется в Венсене -- поищу еще, но сомневаюсь, так как мне было показано
все, что относится к вопросу о Сталине и среди этих книг такого названия не
было. О прокламациях Тифлисского комитета напишу Вам в следующем письме. Мы
были так заняты Бюллетенем, что не имели ни минуты свободного времени, чтобы
заняться этим делом".
19 сентября 1938 г. "[...] Посылаем Вам сегодня продолжение
библиографии по "Правде". Закончили уже 1935 год и теперь нам остается
только 1936 г., так как с 1937 Вы писали, что имеете "Правду". Может быть
даже удастся приложить уже часть 1936 г. Нужно очень торопиться, так как
война может разразиться с минуты на минуту и тогда вряд ли вообще можно
будет посылать что-нибудь и пр. В "Правде" за 1935 год нашлось много
интересного, поэтому нам пришлось сделать много выписок. Статьи Енукидзе,
Радека и др.: много интересного...".
Время от времени Троцкий отвечал своим единомышленникам, благодарил их
за работу, просил о новых книгах и выписках. 29 сентября он ответил
очередным письмом: "Большое спасибо за материалы к "Сталину". Итак, Ц.
вспоминает, что Сталин в 1904 году был большевиком. Думаю, что он ошибается
в хронологии: это самая обычная ошибка во всех мемуарах. В ноябрьской
конференции большевиков 1904 года, как ясно вытекает из книги Берия (третье
издание у нас есть), Сталин не участвовал, в созданное конференцией бюро не
вошел, в Третьем съезде большевиков (апрель 1905 г.) не участвовал и проч.
-- все это было бы абсолютно невозможным, если бы он был в 1904 г.
сколько-нибудь видным большевиком на Кавказе, особенно в Тифлисе, где
большевики числились единицами. Во всяком случае, период, кончающийся 1906-м
годом можно ликвидировать, я работаю теперь над периодом 1907-1917. По
вопросу об участии Сталина во всяких экспро-приациях и в боевых действиях
нет решительно никакого материала. Возможно, впрочем, что его и вообще
нельзя найти".
10 октября 1938 г.: "Дорогие друзья! Есть брошюра Ольминского: "Из
эпохи "Звезды" и "Правды". В Соединенных Штатах достать ее не удалось. Мне
было бы крайне важно знать, что Ольминский говорит о Сталине, какое место он
ему отводит в "Заре" и в "Правде", кому именно он приписывает инициативу
создания этих газет, определения их направления и пр. Нельзя ли сделать
необходимые выписки в Париже?"
8 ноября: "Получил биографию Сталина, написанную "татарином Имамом".
Думаю, что сей татарин есть Беседовский (может быть в союзе с Кривицким или
Барминым?)*. Большое спасибо за книгу. Получил сегодня вырезки..."
31 ноября 1938 г.: "Дорогие друзья! Вы прислали мне, в числе многих
других ценных материалов, библиографию по вопросам о гражданской войне. В
сущности, это единственный вопрос, в области которого я остаюсь плохо
вооружен. В "Истории коммунистической партии", которую вы мне прислали
(большое спасибо), есть по поводу гражданской войны целый ряд новых,
совершенно фантастических легенд и вымыслов. Мне придется посвятить
гражданской войне большую главу, если не две. Было бы крайне желательно,
чтоб вы сами прочитали те главы "Истории", которые относятся к гражданской
войне, отметили наиболее выдающиеся вымыслы и подобрали опровергающие их
материалы. Я понимаю большие размеры этой работы. Но другим путем я
совершенно не могу справиться с задачей. Думаю, что это -- последнее
поручение, которое я позволяю себе дать вам. По всем остальным главам у меня
подобран достаточный материал. В вашем библиографическом справочнике есть
такие указания по поводу книг и статей, посвященных гражданской войне:
"ничего о Сталине", "очень много о Троцком". Желательно было бы из этого
"очень многого" дать хоть кое-что. Крепко жму руку. Ваш Л. Д.".
1 декабря 1938 г.: "Дорогие друзья! Из книги Ольминского "Общий очерк
эпохи" (из эпохи "Звезды" и "Правды"), изданной в 1921 г., у меня есть
следующая цитата: "... в No 47 "Правды" напечатана статья И. Сталина:
"Обязанностью сознательных рабочих является возвысить голос против
раскольнических попыток внутри фракций, откуда бы они не исходили". К этому
примечание: "И. Сталин, Я. М. Свердлов появились в Петербурге в разное время
после побега из ссылки в Сибири. Пребывание обоих в Петербурге до нового
ареста было коротко, но успевало существенно отразиться на работе газет,
фракций и пр." Это напечатано будто бы в сборнике Ольминского 1921 г., на
стр. 61. Я получил из Парижа сообщение, что в книге Ольминского о Сталине
ничего нет.
*Все трое -- невозвращенцы -- Ю. Ф.
Между тем, эта цитата имеет исключительное значение. Она показывает,
видимо, что Сталин вел борьбу против раскола фракции и требовал
сопротивления попыткам Ленина расколоть фракцию. No 47 "Правды", на который
ссылается моя выписка, вышел тогда, когда Сталин находился в ссылке.
Правильна ли, в таком случае, эта цитата вообще? Или же Сталин прислал свою
статью из ссылки? Разъяснение этого эпизода имеет для меня чрезвычайное
значение. Может быть, впрочем, No 47 относится не к 1912 г., когда "Правда"
возникла, а к 1913 г. В таком случае этот номер приходится на середину
февраля. Сталин тогда, после периода работы в Петербурге, выехал заграницу.
Прошу как можно более тщательно со всех сторон выяснить весь этот эпизод.
Крепко жму руку".
22 декабря: "Я с большим огорчением убедился, что у меня нет книжки
Шумяуного "Туруханка" (очерки из жизни ссыльных Турухан-ского края 1908-1916
годов). Книжка вышла, должно быть, в 1925 или 1924 годах. У меня есть только
выписка из рецензии об этой книжке, но выписок из самой книжки нет, а между
тем, по всей видимости, она представляет большой интерес. Нельзя ли
разыскать ее в Нью-Йорке или в Париже? Буду очень благодарен, дело крайне
спешное... Я еще не заключил договора с Граззет на "Сталина". Если заключу,
то хотел бы дать право на "[...]"* Паульсену и Денис Навиль (вместе). Я был
бы очень рад, если б обе согласились. Тогда был бы контроль над
переводчиком".
31 января 1939 г.: "Крайне важно было бы просмотреть протоколы съездов,
начиная с 7-го, и выделить выступления Сталина, полемику других против
Сталина, вообще его участие в съездах и его роль в партии, поскольку она
выясняется из этих съездов. В частности, я помню следующий эпизод на 10-м
съезде. Сталин выступал по вопросу о советско-польской войне и пытался
переложить ответственность поражения на Смилгу. Помнится, я также принял
участие в этой полемике, а затем и Ленин. Цитаты этой полемики следовало бы
собрать... Может быть, можно разделить эту работу так: Протоколы съездов
VI1-X1I будут просмотрены в Нью-Йорке. Протоколы съездов XIII-XVII -- в
Париже".
17 февраля 1939 г.: "В высшей степени важный и трудный вопрос, это
"наступление термидора", смена настроений в глубоких массах и в партийном и
советском аппарате. Эта глава представит наибольшие трудности. Кое-что я по
этому поводу сказал
*пропуск в тексте. -- Ю. Ф.
в своей автобиографии*. Но там я опирался на личные впечатления и общие
соображения. Этого мало. В своей "Истории революции"** я пытался
охарактеризовать различные этапы в развитии массы в процессе революции.
Теперь следовало бы дать развертывание фильма в обратном порядке, т. е.
снижение, упадок революционных настроений, впадение масс в индифферентизм,
пробуждение старых, непереваренных идеологий, с одной стороны, а с другой --
рост консервативных, термидорианских тенденций в правящем слое. Определенных
книг и статей по этому поводу нет или почти нет. Но отдельные данные,
штрихи, намеки, факты, эпизоды рассеяны в разного рода статьях и книгах.
Подумайте, что можно на этот счет собрать в Париже? Тут даже отдельные
мелочи могут послужить в высшей степени важной опорой для характеристики
"всего этого периода в целом".
По воспоминаниям жены Троцкого Н. И. Седовой, Троцкий заключил контракт
с издательством в надежде быстро написать ходовую книжку и получить за нее
деньги. Но начав работу над "Сталиным", он настолько увлекся биографией
своего врага, что один за другими пропускал намеченные издательством сроки
окончания работы. Затруднения возникли именно со второй частью книги.
Американские издатели соглашались ждать. Но русским троцкистам не терпелось
издать книгу на русском как можно скорее, а лучше -- "к ближайшему
празднику" -- 7 ноября, годовщине октябрьского переворота. 5 августа 1939 г.
Троцкий дает принципиальное согласие на издание "Сталина" на русском в двух
томах, с тем, чтобы первая часть рукописи, уже готовая, шла в набор, как
только Троцким будет написано предисловие:
"Сегодня послал Вам, после колебаний, телеграмму о согласии на два
тома. Колебания вызывались следующим обстоятельством. Я предполагал сделать
в первом томе для иностранных изданий значительные изменения, главным
образом, выделить более детальный анализ в отдел примечаний. Но думаю, для
русского издания, т. е. для' более осведомленных читателей, в этом нет
надобности; первый том может, следовательно, набираться немедленно в том
виде, как написан. Поправки будут очень небольшие, в двух-трех главах.
*Л. Троцкий. Моя жизнь, Опыт автобиографии, изд. Гранит, Берлин, 1930.
**Л. Троцкий, История русской революции, в трех томах, изд. Гранит, Берлин,
1931, 1933.
Однако, не написано еще большое предисловие, вернее, введение, без
которого выпускать первый том нельзя. Я постараюсь предисловие обработать
поскорее. Однако, о выпуске книги до 7 ноября, по-моему, не может быть и
речи. Да и надобности в этом особой нет. Иностранные издания выйдут лишь
весною следующего года. Спешить в ущерб делу нет основания. Введение
абсолютно необходимо. Насчет срока выпуска русского издания я в договорах
ничем не связан".
Троцкий не спешил. В самом конце года, 30 декабря, он выслал Чарлзу
Маламуту, своему переводчику, "окончание главы о 1917 г." для перевода на
английский. В том же письме Троцкий сделал приписку: "Глава о гражданской
войне (большая) -- через две недели". Но эта глава Маламуту так и не была
выслана. Непостижимо, но до августа 1940 г. Троцкий так и не дописал ее.
Всего, таким образом, к 20 августа Троцким были написаны первые семь глав
биографии Сталина, доведшие повествование до 1917 года. Вторая часть
рукописи находилась в стадии, далекой от завершения. Она представляла собой
многометровые склеенные ленты бумаги, где исписанные рукой Троцкого отрывки
перемешивались с выписками-документами. Готовых отрывков в одну-две-три
страницы во второй части крайне мало. Приведем два таких отрывка. Первый
касается формулы "Ленин-Сталин", воспринимаемой Троцким (по праву считавшим
более естественной формулу "Ленин-Троцкий), очень болезненно.
"28-го января 1924 года, т. е. вскоре после смерти Ленина, Сталин
произносил посвященную памяти Ленина речь на вечере кремлевских курсантов. И
момент и аудитория были глубоко знаменательны. Кремлевские курсанты
составляли военную охрану Кремля, гвардию центрального комитета и
правительства. В качестве военной части они подчинены были военному
ведомству во главе которого я тогда стоял. Задача Сталина состояла в том,
чтоб познакомить курсантов с собой, открыть себе путь к ним, и в то же время
сделать некоторые намеки, которые могли бы быть истолкованы его агентами в
частных беседах против меня. Речь Сталина литературно перерабатывалась и
совершенствовалась им несколько раз для новых изданий. Мы имеем дело не со
стенограммой, а с законченным продуктом сталинского пера.
Именно в этой речи впервые рассказано о том апокрифическом письме от
Ленина, которое Сталин получил будто бы еще в Сибири, в конце 1903 года.
Дальше следует рассказ о действительной встрече с Лениным в декабре 1905
года на конференции большевиков в Таммерфорсе, в Финляндии. "Я надеялся
увидеть, -- рассказывает Сталин, -- горного орла нашей партии, великого
человека, великого не только политически, но если угодно, физически, и тов.
Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и
представительного".
Горный орел, который превращается в статного великана есть типичный
образец сталинского стиля. Раздел речи, который мы цитируем, носит
подзаголовок "скромности". Между тем, образ горного орла, как символа
Ленина, проходит через всю речь. Вряд ли кто-либо приводил орла, как символ
скромности. Но это все относится к сфере литературы, а цель речи была совсем
не литературная. "Каково же было мое разочарование, -- продолжает Сталин с
деланной наивностью, -- когда я увидел самого обыкновенного, ниже среднего
роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных...".
Здесь Сталин явно говорит не о Ленине, а о себе, его затаенная мысль может
быть выражена так: я вам кажусь серым, незначительным, но и Ленин мне
показался таким же в первый раз. Однако, это была ошибка.
Дальше оратор изображает с осторожной иронией, как члены собрания ждут
обыкновенно великого человека "с замиранием сердца", как "перед появлением
великого человека члены собрания предупреждают: "Цс... тише... он идет". Это
изображение было направлено против тех, кто пользовался столь недостававшей
Сталину популярностью. "Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что
Ленин явился на собрание раньше делегатов и, забившись где-то в углу,
по-простецки ведет беседу...". Все это противопоставление насквозь фальшиво,
дело шло о нелегальной конференции в Таммерфорсе, где собралось два десятка
делегатов, о какой-либо парадности или об овациях не могло, разумеется, быть
и речи. Но Сталину нужно сказать своим молодым слушателям, что если его
самого на массовых собраниях встречают без внимания, не выделяют из толпы,
то это потому, что он принадлежит к той же категории, что и Ленин.
"Только впоследствии я понял, -- поясняет он, -- что эта простота и
скромность тов. Ленина... представляет одну из самых сильных сторон...
нового вождя новых масс". Так свою незаметность, отсутствие популярности
Сталин объясняет курсантам своей простотой и скромностью.
Вся речь построена по тому же камертону. Характеризуя эпоху реакции
(1909-1911 год) и растерянность вождей, Сталин отмечает: "Ленин был тогда
единственным, который не поддался общему поветрию". Этой фразой Сталин
исключает из числа не-растерявшихся и самого себя, но он вряд ли замечал
это. Тогда формула "партия Ленина-Сталина" никому еще даже не снилась. Сам
Сталин еще не заходил и в самых затаенных мечтах так далеко, чтоб говорить о
себе, как о вожде, особенно по отношению к прошлому. Прежде, чем отважиться
думать присоединить свое имя к имени Ленина, ему нужно было разъединить
другие имена. Вот откуда эта фраза о Ленине, как единственном вожде, который
не поддался общему поветрию.
Сталин передает свои воспоминания -- все крайне скупо, конспективно,
без единой живой черты. Вот что он пишет о том критическом моменте в ноябре
1917 года, когда тогдашний главнокомандующий, генерал Духонин, отказался
приступить к переговорам о перемирии. Ленин, Сталин и Крыленко стояли у
прямого провода. "После некоторой паузы у провода лицо товарища Ленина
озарилось каким-то необычайным светом. Видно было, что он уже принял
решение. Пойдем на радиостанцию, она нам сослужит пользу: мы сместим в
специальном приказе генерала Духонина, назначим на его место
главнокомандующим тов. Крыленко и обратимся к солдатам через голову
командного состава с призывом -- окружить генералов, прекратить военные
действия, связаться с австро-германскими солдатами, взять дело мира в свои
собственные руки".
Эпизод передан здесь несомненно правильно, вплоть до света, который
озарил лицо Ленина. В будущем этот эпизод, как и два-три подобных, будет
использован для доказательства того, что Ленин не ступал без Сталина и шага,
что в самые критические моменты он совещался с ним и проч. На самом деле,
Сталин был с Лениным у провода потому, что другие члены политбюро были
заняты более ответственной самостоятельной работой. Действительное
соотношение между Сталиным и Лениным лучше всего передано в словах: "видно
было, что он уже принял решение".
Второй отрывок -- о самом Сталине: "Несомненно, что Сталину свойственна
личная физическая жестокость, то, что называется обычно садизмом. Во время
заключения в бакинской тюрьме сожитель Сталина по камере предался однажды
мечтам о революции. "Крови тебе захотелось?" -- спросил неожиданно Сталин,