Страница:
Молодежь до 17–20 лет, наверное, все это переживала по-другому. Молодость – есть молодость. А вот и конец часовой поездки. Начинается работа. Сперва опишем начало работы моей жены. Она инженер-экономист. Работает в организации, которая ведает распределением сельхозтехники по всей стране. Таких организаций по стране очень много. Ее название «Россельхоз», а я называл ее «Россельхознавоз». Эта организация никогда и никому не приносила пользы. Зато в ней что-то делали. Безработицы в стране не было.
Придя на работу, прекрасная половина человечества, работой не занималась. Она занималась другим – наведением красоты. Рабочие места в мгновение превращались в косметический салон. Женщины не успевали утром поухаживать за собой. Вот и наверстывали упущенное на работе. Ведь стиральные машины были редкостью, а о посудомоечных и говорить нечего. Зеркальца, помады, тушь, щипчики, пудра, мелькали перед их лицами. Все, что касалось непосредственно красоты, делалось с птичьей скоростью, чтобы успеть навести «марафет» до прихода шефа.
И это надо было сделать за счет рабочего времени, пока не появится начальница. Она об этом знала, и сама, догоняя то, что не успела, приводила себя в порядок в кабинете. Ведь, как и всем, ей пришлось ехать в этом проклятом автобусе, зажатой, как селедка, среди дурнопахнущей публики. Стоять, не имея возможности повернуться. Потом метро, потом опять автобус. И так всегда. Конечно, ей одной было скучно, но не могла же она заниматься «серьезнейшим делом» вместе с подчиненными.
Были в отделе дни, когда все, кто в нем работал, не могли сдержать улыбки, а потом разражались смехом. Расскажу об одном таком. Одна из сотрудниц должна была отмечать какой-то юбилей, в связи с чем и была приглашена на него. Она пришла на работу в весьма не новом платье, но чистом и опрятном, довольно симпатичном. Но оно было куплено давным-давно, еще в девичестве и стало ей мало. Подойдя к какой-то полке с документами, она потянулась за папкой, и о ужас! Из-под платья показалось то, что носили многие женщины страны. Показались необъятные трусы сиреневого цвета толщиной в сантиметр да еще с резинками. Отдел залился хохотом. Пошли в ход булавки и заколки, чтобы укоротить это произведение «знаменитых русских дизайнеров» на одну треть.
Не так давно, в 2010 году, один русский коллекционер выставил в Париже сотни экспонатов нижнего белья, которое носило подавляющее большинство советских женщин до смерти Сталина 1953 года. Потом стало получше с этим делом, но не очень. Парижане умирали со смеху, не понимая, как эту «сбрую» можно носить. Выставка имела огромный успех. В конце концов рабочее помещение становилось тем, чем должно быть. Все «немыслимые инструменты» прятались в сумочки. Место на столах гордо занимали устаревшие счетные машинки.
Для чего они это делали – для меня тайна. Для пары пузатых старых начальников или для ожидающей толпы несчастных просителей со всей России, которым надо было достать запасные части для тракторов или машин, нужных в сельском хозяйстве. Тоже подозрительно. Эти части или давно проржавели, или были пропиты. Неделями эти просители жили в командировке в Москве. Были конечно среди них и молодые и симпатичные. Я думаю, вся эта красота наводилась для них. Хотя, может, и для любимых мужей, когда наши кормилицы появятся вечером в доме с двумя тяжелыми сумками в обеих руках, чтобы с завтрашнего дня начинать все сначала. Любимые наши! Какая вам досталась доля. Мы любим вас и жалеем вас!
О себе и о сыне
СССР был страной чудес
Глава III
Придя на работу, прекрасная половина человечества, работой не занималась. Она занималась другим – наведением красоты. Рабочие места в мгновение превращались в косметический салон. Женщины не успевали утром поухаживать за собой. Вот и наверстывали упущенное на работе. Ведь стиральные машины были редкостью, а о посудомоечных и говорить нечего. Зеркальца, помады, тушь, щипчики, пудра, мелькали перед их лицами. Все, что касалось непосредственно красоты, делалось с птичьей скоростью, чтобы успеть навести «марафет» до прихода шефа.
И это надо было сделать за счет рабочего времени, пока не появится начальница. Она об этом знала, и сама, догоняя то, что не успела, приводила себя в порядок в кабинете. Ведь, как и всем, ей пришлось ехать в этом проклятом автобусе, зажатой, как селедка, среди дурнопахнущей публики. Стоять, не имея возможности повернуться. Потом метро, потом опять автобус. И так всегда. Конечно, ей одной было скучно, но не могла же она заниматься «серьезнейшим делом» вместе с подчиненными.
Были в отделе дни, когда все, кто в нем работал, не могли сдержать улыбки, а потом разражались смехом. Расскажу об одном таком. Одна из сотрудниц должна была отмечать какой-то юбилей, в связи с чем и была приглашена на него. Она пришла на работу в весьма не новом платье, но чистом и опрятном, довольно симпатичном. Но оно было куплено давным-давно, еще в девичестве и стало ей мало. Подойдя к какой-то полке с документами, она потянулась за папкой, и о ужас! Из-под платья показалось то, что носили многие женщины страны. Показались необъятные трусы сиреневого цвета толщиной в сантиметр да еще с резинками. Отдел залился хохотом. Пошли в ход булавки и заколки, чтобы укоротить это произведение «знаменитых русских дизайнеров» на одну треть.
Не так давно, в 2010 году, один русский коллекционер выставил в Париже сотни экспонатов нижнего белья, которое носило подавляющее большинство советских женщин до смерти Сталина 1953 года. Потом стало получше с этим делом, но не очень. Парижане умирали со смеху, не понимая, как эту «сбрую» можно носить. Выставка имела огромный успех. В конце концов рабочее помещение становилось тем, чем должно быть. Все «немыслимые инструменты» прятались в сумочки. Место на столах гордо занимали устаревшие счетные машинки.
Для чего они это делали – для меня тайна. Для пары пузатых старых начальников или для ожидающей толпы несчастных просителей со всей России, которым надо было достать запасные части для тракторов или машин, нужных в сельском хозяйстве. Тоже подозрительно. Эти части или давно проржавели, или были пропиты. Неделями эти просители жили в командировке в Москве. Были конечно среди них и молодые и симпатичные. Я думаю, вся эта красота наводилась для них. Хотя, может, и для любимых мужей, когда наши кормилицы появятся вечером в доме с двумя тяжелыми сумками в обеих руках, чтобы с завтрашнего дня начинать все сначала. Любимые наши! Какая вам досталась доля. Мы любим вас и жалеем вас!
О себе и о сыне
Теперь о себе и о сыне. Точно такой же путь до работы. Входим в школу. Я прохожу к себе в зал. Я преподаватель физкультуры. Впереди шесть уроков по одному часу. Сына сегодня в школу не впускают. «Жорик, у тебя отросли волосы, длиннее, чем нужно. Быстро в парикмахерскую!» Он предпочитает прогуливать и вообще в школе в этот день не появляется. Взрослый – уже 12 лет. Вхожу в зал. Маленький спортивный зал – даже крошечный. В нем обычно на уроке 35 человек – мальчиков и девочек от первого до десятого класса.
Спортивные снаряды и маты изношены до последнего. Денег нет на покупку нового инвентаря. Весь зал от пола до потолка покрашен мной – бесплатно. За это не платят. Спортивный пол очень трудно красить. Много разметок.
Я, чтобы заработать больше, взял на себя непосильную нагрузку. Я – старший преподаватель, а это значит, я обеспечиваю весь педагогический процесс в школе по физическому воспитанию. Это значит, что я ответственный за все дополнительные часы, причем бесплатно. Я ответственен за все соревнования по своей школе. Кроме того, я классный руководитель десятого класса «В». Мне дают зарплату в общей очереди. Преподаватели других предметов с завистью наблюдают, что я получаю больщую зарплату, чем они, не намного большую, но для зависти хватает. Они не понимают, что каждый день через мои руки проходят шесть классов по 35 человек – 210 человек.
А это означает, что теоретически я могу столкнуться со множеством увечий или легких травм, а может и со смертью. Я вхожу в свой кабинет. На стульях, на моем столе сидят детишки. Возраст зависит от класса. «Фердинанд Георгиевич, что мне делать? Я его люблю, а он меня нет?» – десятый класс. «Фердинанд Георгиевич, чего он меня все время дергает за косичку?» – это пятый класс. И это все время – бесконечно. Они меня любят, и делятся со мной всеми своими проблемами.
В школе не соскучишься. Дети – есть дети в любом возрасте. Много сложностей, много смеха, много детской дружбы и много обезьяньей суеты и всяческих затей. В общем обычная школьная рутина. Но бывает такое…
Однажды у меня не было урока, и я сидел в своем кабинете, и что-то писал в журнале. Раздался тихий стук в дверь и в кабинет вошел десяток необычных молодых людей. Меня поразило насколько они были хорошо развиты физически, модно одеты и чрезвычайно деликатны. «Фердинанд Георгиевич», обратился ко мне один из них. «Мы хотели бы пройти у вас практику по физическому воспитанию детей средней школы, в течение одного месяца. Сами мы студенты института физической культуры и практика входит в нашу программу».
В обратившемся ко мне молодом человеке, я узнал прославленного капитана сборной СССР, Валерия Харламова, а в остальных – игроков этой легендарной команды. Это были чемпионы Мира, Европы и Олимпийских игр. Я спросил, кто их послал ко мне. Оказалось, что это была директор моей школы Валентина Ивановна Павлова. Мне показалось смешным, что звезды такой величины должны проходить практику в школе, как будто они должны были стать учителями. Потом мы поговорили о всяком разном, и я на прощание сказал, что через месяц капитан команды может придти ко мне с зачетками, в которых я распишусь в том, что они прошли практику на отлично. Я был очень доволен, что мог познакомиться с ними, а они, что я их понял. На прощанье я попросил их подарить школе 30 хоккейных клюшек и 20 баскетбольных мячей, в которых школа страшно нуждалась. Они все мне это обещали. На следующий день команда улетела в Америку.
Прошел месяц, и на пороге моего кабинета появился Валерий Харламов. В руке он держал зачетные книжки. «Фердинанд Георгиевич», – я совсем забыл, что привез вам то, что вы просили. Я сбегаю к машине и все это будет у вас в кабинете. Я был счастлив – хоккейные клюшки и мячи, о которых я и не мечтал. Но он на этом не остановился. «Фердинанд Георгиевич! Я дарю вам мою собственную клюшку, которой забил последнюю шайбу на Всемирной Олимпиаде в Саппоро – Япония. На этой клюшке расписались все игроки команды. Примите на добрую память». Для себя я отметил, что передо мной стоял интеллигентнейший и хороший человек. Я сказал ему спасибо, поставил роспись в зачетках, и мы попрощались. Клюшка была для любителей хоккея абсолютно бесценной. Это была мечта всех фанатов хоккея. К сожалению, это была наша последняя встреча. Вскоре Валерий Харламов погиб в автомобильной катастрофе. Жалко молодую жизнь до слез.
Сколько друзей впоследствии приходило к мне и я видел, что их терзает «белая зависть». Клюшка висела у меня на стене до самого отъезда. Когда мы собирались, то оказалось, что она не влезает ни в один чемодан. Я взял и распилил ее пополам косым срезом, чтобы потом склеить. Так она и пропутешествовала с нами по Италии и Америке, пока не попала в Германию. Там, я ее в жизненной сумятице куда-то положил. Одну часть туда, а другую куда-то, и забыл о ней. На этом приключения знаменитой клюшки не закончились. В 1992 году я возвращался в Германию из Москвы. Поезд весело вез меня в Ганновер. По дороге я познакомился с проводником вагона, оказавшимся отчаянным любителем хоккея. Он помнил имена всех хоккеистов и названия всех команд, когда-либо игравших в мире последние 20 лет.
За рюмочкой я рассказал ему, какой ценностью владею. Прежде, мне редко встречались люди, у которых в глазах возникла такая печаль. Печаль безысходности. И я все понял – эта клюшка должна быть у этого человека, а не у меня. Я, наблюдая за ним, промолчал. При подъезде к Ганноверу, мы обменялись телефонами. Я спросил его, когда он снова будет в нашем городе и получил ответ – тогда-то, в такой-то день и час. Прошло четыре дня – и я встретил его на перроне. Молча протянул ему крюк от клюшки, на котором была только половина подписей команды. Я объяснил, что ручку не могу найти. Он страшно обрадовался этому, но одновременно как-то сник. И я все понял.
Он уехал в Москву, а я перевернул весь дом и нашел ручку с подписями остальных игроков. По телефону мы договорились о новой встрече. В пять часов утра я приехал на вокзал и передал проводнику его сокровище. Со времени встречи с Харламовым прошло 35 лет. Но каждый настоящий любитель хоккея во всем мире может назвать по именам всех игроков легендарной команды, тем более имя Валерия Харламова. Виси, моя клюшка, на стене дома – в Москве, у настоящего фаната, на счастье – клюшка Валерия Харламова.
Забыл сказать, что перед последним прощанием с Харламовым, я, как преподаватель анатомии и физиологии, из любопытства попросил его показать мне свою ногу. Он засучил брючину и я провел по его берцовой кости ладонью. Это не была гладкая кость, она выглядела, как пила. Кость была вся в зазубринах. Вот, так достается спортивная слава – такая вот жизнь хоккеистов.
Проходит день, заполненный трудами. Я беру сына шестиклассника за руку и мы идем домой. Питание в школе отвратительное. Я вечно голодный из-за большой нагрузки. Сын тоже недоедает. Опять автобус, метро, автобус.
На душе грустно. Почти все что я зарабатываю, уходит на еду. Все что зарабатывает моя жена, тоже на еду. Остаток только на оплату квартиры и кредита. Об одежде речь и не идет. А где деньги на мыло? Два человека с высшим образованием не могут заработать на жизнь.
И это абсолютно правдивая картина – для всей страны, за очень редким исключением. Да нет, для многих еще более мрачная картина, особенно в провинции.
Нас с женой спасали еще наши сравнительно молодые годы и Москва. Как жили и что переживали более старые люди, очень трудно представить. Хотя «привычка – вторая натура». Одно могу сказать, что и сейчас многое из того, что я описал, остается. И так живут миллионы людей. Как положительную сторону нашей жизни в те времена могу отметить, что криминала, в сравнении с теперешним временем, в школе было исчезающее количество. Учитель не боялся учеников. Учитель пользовался уважением. Пьяных и ругающихся матом людей я увидел в транспорте впервые в жизни перед отъездом в 1976 году.
Но система явно гнила и дурно пахла. Мне и жене даже не приходило в голову учить язык той или иной страны. Мы знали, что никогда нас не выпустят. Слава Богу, что это случилось. Работа на износ, маленькая зарплата. Учить язык не имело смысла. Вот, мы и выехали немые. А жалко. Как моя семья хотела бы жить в достойной стране, никуда из нее не выезжать. Как бы мы с женой хотели, чтобы все жили в своих домах достойно и счастливо, а не пересекали часовые пояса. Чтобы люди не мучились на чужбине. Ведь и там не съешь больше двух кусков, и не посидишь на двух стульях.
Ведь, счастье не в деньгах, которых «трудом праведным» не заработаешь. Счастье всегда в том, что человек доволен тем, что он имеет, доволен тем, что живет у себя на Родине. Доволен тем, что открыл сердце Господу и помогает жить другим по мере сил своих. Вот такую картину я хотел описать для западного читателя. А вы, русские люди, знаете об этом лучше, чем я. Жалко, но ничего нового я для вас не открыл. Где бы вы не жили, я желаю вам счастья и Божьей помощи. А главное – Свободы.
Спортивные снаряды и маты изношены до последнего. Денег нет на покупку нового инвентаря. Весь зал от пола до потолка покрашен мной – бесплатно. За это не платят. Спортивный пол очень трудно красить. Много разметок.
Я, чтобы заработать больше, взял на себя непосильную нагрузку. Я – старший преподаватель, а это значит, я обеспечиваю весь педагогический процесс в школе по физическому воспитанию. Это значит, что я ответственный за все дополнительные часы, причем бесплатно. Я ответственен за все соревнования по своей школе. Кроме того, я классный руководитель десятого класса «В». Мне дают зарплату в общей очереди. Преподаватели других предметов с завистью наблюдают, что я получаю больщую зарплату, чем они, не намного большую, но для зависти хватает. Они не понимают, что каждый день через мои руки проходят шесть классов по 35 человек – 210 человек.
А это означает, что теоретически я могу столкнуться со множеством увечий или легких травм, а может и со смертью. Я вхожу в свой кабинет. На стульях, на моем столе сидят детишки. Возраст зависит от класса. «Фердинанд Георгиевич, что мне делать? Я его люблю, а он меня нет?» – десятый класс. «Фердинанд Георгиевич, чего он меня все время дергает за косичку?» – это пятый класс. И это все время – бесконечно. Они меня любят, и делятся со мной всеми своими проблемами.
В школе не соскучишься. Дети – есть дети в любом возрасте. Много сложностей, много смеха, много детской дружбы и много обезьяньей суеты и всяческих затей. В общем обычная школьная рутина. Но бывает такое…
Однажды у меня не было урока, и я сидел в своем кабинете, и что-то писал в журнале. Раздался тихий стук в дверь и в кабинет вошел десяток необычных молодых людей. Меня поразило насколько они были хорошо развиты физически, модно одеты и чрезвычайно деликатны. «Фердинанд Георгиевич», обратился ко мне один из них. «Мы хотели бы пройти у вас практику по физическому воспитанию детей средней школы, в течение одного месяца. Сами мы студенты института физической культуры и практика входит в нашу программу».
В обратившемся ко мне молодом человеке, я узнал прославленного капитана сборной СССР, Валерия Харламова, а в остальных – игроков этой легендарной команды. Это были чемпионы Мира, Европы и Олимпийских игр. Я спросил, кто их послал ко мне. Оказалось, что это была директор моей школы Валентина Ивановна Павлова. Мне показалось смешным, что звезды такой величины должны проходить практику в школе, как будто они должны были стать учителями. Потом мы поговорили о всяком разном, и я на прощание сказал, что через месяц капитан команды может придти ко мне с зачетками, в которых я распишусь в том, что они прошли практику на отлично. Я был очень доволен, что мог познакомиться с ними, а они, что я их понял. На прощанье я попросил их подарить школе 30 хоккейных клюшек и 20 баскетбольных мячей, в которых школа страшно нуждалась. Они все мне это обещали. На следующий день команда улетела в Америку.
Прошел месяц, и на пороге моего кабинета появился Валерий Харламов. В руке он держал зачетные книжки. «Фердинанд Георгиевич», – я совсем забыл, что привез вам то, что вы просили. Я сбегаю к машине и все это будет у вас в кабинете. Я был счастлив – хоккейные клюшки и мячи, о которых я и не мечтал. Но он на этом не остановился. «Фердинанд Георгиевич! Я дарю вам мою собственную клюшку, которой забил последнюю шайбу на Всемирной Олимпиаде в Саппоро – Япония. На этой клюшке расписались все игроки команды. Примите на добрую память». Для себя я отметил, что передо мной стоял интеллигентнейший и хороший человек. Я сказал ему спасибо, поставил роспись в зачетках, и мы попрощались. Клюшка была для любителей хоккея абсолютно бесценной. Это была мечта всех фанатов хоккея. К сожалению, это была наша последняя встреча. Вскоре Валерий Харламов погиб в автомобильной катастрофе. Жалко молодую жизнь до слез.
Сколько друзей впоследствии приходило к мне и я видел, что их терзает «белая зависть». Клюшка висела у меня на стене до самого отъезда. Когда мы собирались, то оказалось, что она не влезает ни в один чемодан. Я взял и распилил ее пополам косым срезом, чтобы потом склеить. Так она и пропутешествовала с нами по Италии и Америке, пока не попала в Германию. Там, я ее в жизненной сумятице куда-то положил. Одну часть туда, а другую куда-то, и забыл о ней. На этом приключения знаменитой клюшки не закончились. В 1992 году я возвращался в Германию из Москвы. Поезд весело вез меня в Ганновер. По дороге я познакомился с проводником вагона, оказавшимся отчаянным любителем хоккея. Он помнил имена всех хоккеистов и названия всех команд, когда-либо игравших в мире последние 20 лет.
За рюмочкой я рассказал ему, какой ценностью владею. Прежде, мне редко встречались люди, у которых в глазах возникла такая печаль. Печаль безысходности. И я все понял – эта клюшка должна быть у этого человека, а не у меня. Я, наблюдая за ним, промолчал. При подъезде к Ганноверу, мы обменялись телефонами. Я спросил его, когда он снова будет в нашем городе и получил ответ – тогда-то, в такой-то день и час. Прошло четыре дня – и я встретил его на перроне. Молча протянул ему крюк от клюшки, на котором была только половина подписей команды. Я объяснил, что ручку не могу найти. Он страшно обрадовался этому, но одновременно как-то сник. И я все понял.
Он уехал в Москву, а я перевернул весь дом и нашел ручку с подписями остальных игроков. По телефону мы договорились о новой встрече. В пять часов утра я приехал на вокзал и передал проводнику его сокровище. Со времени встречи с Харламовым прошло 35 лет. Но каждый настоящий любитель хоккея во всем мире может назвать по именам всех игроков легендарной команды, тем более имя Валерия Харламова. Виси, моя клюшка, на стене дома – в Москве, у настоящего фаната, на счастье – клюшка Валерия Харламова.
Забыл сказать, что перед последним прощанием с Харламовым, я, как преподаватель анатомии и физиологии, из любопытства попросил его показать мне свою ногу. Он засучил брючину и я провел по его берцовой кости ладонью. Это не была гладкая кость, она выглядела, как пила. Кость была вся в зазубринах. Вот, так достается спортивная слава – такая вот жизнь хоккеистов.
Проходит день, заполненный трудами. Я беру сына шестиклассника за руку и мы идем домой. Питание в школе отвратительное. Я вечно голодный из-за большой нагрузки. Сын тоже недоедает. Опять автобус, метро, автобус.
На душе грустно. Почти все что я зарабатываю, уходит на еду. Все что зарабатывает моя жена, тоже на еду. Остаток только на оплату квартиры и кредита. Об одежде речь и не идет. А где деньги на мыло? Два человека с высшим образованием не могут заработать на жизнь.
И это абсолютно правдивая картина – для всей страны, за очень редким исключением. Да нет, для многих еще более мрачная картина, особенно в провинции.
Нас с женой спасали еще наши сравнительно молодые годы и Москва. Как жили и что переживали более старые люди, очень трудно представить. Хотя «привычка – вторая натура». Одно могу сказать, что и сейчас многое из того, что я описал, остается. И так живут миллионы людей. Как положительную сторону нашей жизни в те времена могу отметить, что криминала, в сравнении с теперешним временем, в школе было исчезающее количество. Учитель не боялся учеников. Учитель пользовался уважением. Пьяных и ругающихся матом людей я увидел в транспорте впервые в жизни перед отъездом в 1976 году.
Но система явно гнила и дурно пахла. Мне и жене даже не приходило в голову учить язык той или иной страны. Мы знали, что никогда нас не выпустят. Слава Богу, что это случилось. Работа на износ, маленькая зарплата. Учить язык не имело смысла. Вот, мы и выехали немые. А жалко. Как моя семья хотела бы жить в достойной стране, никуда из нее не выезжать. Как бы мы с женой хотели, чтобы все жили в своих домах достойно и счастливо, а не пересекали часовые пояса. Чтобы люди не мучились на чужбине. Ведь и там не съешь больше двух кусков, и не посидишь на двух стульях.
Ведь, счастье не в деньгах, которых «трудом праведным» не заработаешь. Счастье всегда в том, что человек доволен тем, что он имеет, доволен тем, что живет у себя на Родине. Доволен тем, что открыл сердце Господу и помогает жить другим по мере сил своих. Вот такую картину я хотел описать для западного читателя. А вы, русские люди, знаете об этом лучше, чем я. Жалко, но ничего нового я для вас не открыл. Где бы вы не жили, я желаю вам счастья и Божьей помощи. А главное – Свободы.
СССР был страной чудес
Никогда, в любой стране мира, не могло существовать то, что было в прежнем СССР. В крупных городах были специальные магазины под названием «Березка». В этих магазинах продавались абсолютно качественные западные товары: еда, вино, одежда. Можно было купить продукты, сигареты, даже автомобили, избежав записи на них на пять лет вперед. У входа в эти магазины стояли сотрудники КГБ. Они были и внутри. Не дай Бог советскому человеку достать по черному западную валюту и войти туда. Тюрьма, сразу и без оговорок. Против этих людей под названием «валютчики» предпринимались строжайшие меры. Эти магазины обслуживали тех, кто работал за границей. Я однажды зашел в этот магазин, имея разрешение на владение английскими фунтами. Этот документ дала мне мамина сестра, посетившая нас. Она жила в Англии. Так вот я имел от нее подарок 50 фунтов. Первый шаг в магазин, и я был схвачен. Начался допрос. Но отпустили. Все было официально. В такой же магазин когда-то вошел лауреат нобелевской премии академик Сахаров и потребовал, чтобы ему продали товар за русские рубли. Был большой скандал и тем не менее товар ему не продали. Несмотря на то, что это был Сахаров, сказали, что он сумасшедший. Бывало, люди, доставшие где-то валюту заходили туда. Потом домой они не возвращались. Тюрьма, ссылка. Точно по Орвеллу «Скотский хутор».
«Страна, где все были равны – другие были равнее». Я бы хотел посмотреть в каком западном обществе могло бы это произойти. Несчастный русский доверчивый народ. Тысячу лет издевательств сделали его рабом послушным и тихим. Прав был М.Ю.Лермонтов, написавший в 1837 году: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ. Быть может, за хребтом Кавказа, укроюсь от твоих пашей. От их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей» (Лермонтов М.Ю.).
1976 год 31 сентября. Моя семья – я, жена и сын решили уехать из страны СССР. Страны, в которой родились и выросли. Мне 42 года, жене 39 лет, сыну 13. Мы не можем в ней дальше жить. Мы не чувствуем себя гражданами, это больше не наша Родина, не наш дом. Мы задыхаемся от лжи, которая как паутина опутала страну Советов. И между прочим мы покидаем ее навсегда, так решили «наверху». Это было тогда негласным законом. Покидаем страну «чудес», которую нельзя было сравнить ни с одной страной мира – по количеству этих чудес.
В этой стране, в любой семье можно было оставить кран с горячей водой открытым, и пусть себе горячая вода-кипяток течет себе неделю или месяц. В этой стране во всех городских квартирах, в домах «хрущевках»[4] батареи отопления шпарили день и ночь зимой и летом при открытых окнах или форточках. Попробуйте это сделать на Западе! В этой стране в моей семье можно было бы оставить четыре газовых горелки зажженными. И пусть себе горят месяц или сколько хочешь, без перерыва. За это все равно будешь платить просто смешные копейки, как и за воду или отопление.
В этой стране мы могли говорить по телефону долгими часами, и тоже это стоило копейки. В этой стране миллионы людей получали плохие или хорошие квартиры бесплатно. Мясо 2 рубля килограмм, водка – 2 руб. 15 копеек бутылка. Зарплата от 60-ти до 200 рублей в месяц. Проезд в метро стоил 5 копеек. Катайся целый месяц, если не выйдешь на улицу. При всем при этом, оттуда надо было бежать. На питание уходило 90 % зарплаты. Была поговорка «Чтоб ты жил на зарплату инженера или врача». На одежду западного производства надеяться нечего. Ни этой одежды, ни денег на нее в моей семье, состоящей из двух людей с высшим образованием и школьника сына, не было. Россия жила на «авось». То есть, проживем как-нибудь. Женские сапоги стоили больше, чем зарплата инженера в месяц – 150 рублей.
По всей стране вплоть до 1992 года, пока не заработал свободный рынок, был дефицит всего. Повсюду звучало чудесное слово «выбросили». В каком-то уголке Москвы «выбросили» яйца польского происхождения, и выстраивалась огромная очередь. В другом уголке Москвы «выбросили» лифчики чешского производства – очередь. Там «выбросили» приличную колбасу. Там, о чудо!, «выбросили» свежих куриц. Слово «выбросили» было навязчивой мечтой советского народа на протяжении всего времени от революции 17-го года и вплоть до 1992 года.
Начальница на работе жены моментально освобождала двух своих сотрудниц и посылала туда, где можно было ухватить за хвост это замечательное слово. И плевать, что их не было на работе целый день, лишь бы они что-то достали для отдела. Особенно это чудесное слово влияло на женскую половину страны, если оно обозначало «выбросили» косметику западного производства. Русская помада стекала с губ наших красавиц. Неимоверное количество слюны требовалось, чтобы размочить тушь или другие ингредиенты, необходимые для процесса по наведению красоты. Муки, муки, и еще раз муки!
Бывало, случались настоящие чудеса. Теперь они касались мужчин. На протяжении пары месяцев в году, исчезали лезвия для бритв, и ЭТО приводило к тому, что «сильный пол» выглядел обросшими щетиной «викингами». У тех же, кто ухитрялся побриться тупой бритвой, на лице красовались царапины, что могло привести к мысли, что это следы острых коготков, полученных при семейной ссоре.
А вот еще чудеса, которые касались всего населения России. Есть многочисленные фотографии, на которых стоят счастливые обладатели туалетной бумаги. Она была страшным дефицитом. Так вот, на их шеях, виде ожерелий, висели рулоны этого добра. Практически, пока не заработал свободный рынок, постоянно, как я уже писал, был ужасающий дефицит.
Во всех туалетах была только нарезанная газетная бумага весьма скверного качества. При чтении газет свинцовая пыль пачкала руки, наверное, причиняла большой вред при употреблении в неположенном месте.
«Выбросили» косметику западного, чешского или польского производства – стойте целый день. Может быть, достанется. А неподалеку всегда стояли женщины, у которых сумки были набиты этим добром. Каким-то образом директора магазинов снабжали их этой мечтой. Но у спекулянтов они стоили в три раза дороже. Милиция их не трогала. По-видимому, у их жен западной косметики было достаточно. Не спали наши жены спокойно – где достать обувь и кофточку? Где достать юбочку, где достать колготки? Скажите, где, где, где?
Вот так и жили. На беглый взгляд в городах были модно одеты. Но все в одном экземпляре с ног до головы. Бедные наши, любимые наши. Я лично стоял в Москве в магазине «Лейпциг» около одиннадцати часов. И как я был счастлив, когда притащил жене кофточку, лифчик и трусики. Как мужчине, мне было стыдно стоять за этим. Жена работала. Ну спасибо, что «выбросили». Зато ты мог получить высшее образование совершенно бесплатно и стать инженером, врачом и так далее. И провести остаток жизни в бедности, в рабстве и во лжи. Если бы ты захотел поехать в социалистическую страну Болгарию, чтобы провести отпуск, то тебе был бы учинен целый допрос: «На какие деньги, как имя руководителя страны, какое внутреннее политическое устройство, а главное – зачем?»
Выезжать из страны могли только люди, проверенные КГБ и принадлежащие к сливкам общества. Если ты выехал в капиталистическую страну, то никогда бы не посмел появляться на улице один. Только группой из 3–4 человек, в которой был всегда один доносчик, соглядатай. И если ты все-таки ушел один – прощай, работа и будущие поездки за границу, навсегда. Слово «Правда» стояло только в заголовке центральной газеты, где все страницы были заполнены лживыми словами и обещаниями. Не надо нам такой страны СССР – мы уезжаем.
У меня был один знакомый артист. В погоне за валютой он на всем экономил, мечтая привезти домой одежду для жены и детей с Запада. Для этого с ним был вечный кипятильник. Он промывал раковину для умывания в отеле, наливал туда воду, засыпал два пакета сухого супа. И вот однажды, когда он приступил к приготовлению супа и всунул кипятильник в воду, произошло короткое замыкание. Свет в отеле вырубился. Наступила темнота и хаос. Бегая по коридорам в поисках рубильника, люди сталкивались друг с другом, пока не нашли причину, и свет был включен. Даже народные артисты не могли позволить себе провести время в ресторанах, настолько были бедны, что экономили деньги на одежду западного производства.
Я вспомнил об одном случае. Далекое прошлое 1948 года. Мне 14 лет. Утро. Во дворе появляется полупьяный художник Лепилин. Он – участник войны. Прошел от Москвы до Берлина. Ноги нет, к колену привязана деревяшка. «Вот хорошо, что я тебя встретил, Фердинанд! Имя-то какое. Напоминает Германию». Мы садимся на скамеечку у почти сгнившего стола во дворе. Удивительная пара. Мальчишка, а напротив старик. Я слушаю его внимательно. Слова толчками вылетают из его рта, в котором торчат два-три зуба. Он жестикулирует дрожащими руками. Алкоголь без меры добивает его. Ему было лет пятьдесят. Он рассказывал мне, что побежденные жили в сотню раз лучше, чем победители. Он знал, что я о разговоре никому не расскажу, так как папа был немец. Поэтому он столько мне всего рассказал, что хватило бы на сто лет страшных сталинских лагерей.
Сейчас мне 77 лет, но я помню тот разговор до слова. Как ни странно, я понимал Лепилина. Нет – в 1976 году я и моя семья не хотели больше жить в стране СССР. Чудеса часто посещают людей. Они особенно приятны, когда окрашены в розовый цвет. Вот я просыпаюсь утром, открываю глаза и… у меня ничего не болит. Мне подарен целый день жизни, полный забот и светлых надежд. Это мой день, и я должен прожить его хорошо. Но иногда я принимаю близко к сердцу коварную жизненную суету, окружающую меня в XXIвеке, полном тревог, неразберихи и какого-то мерцающего обмана. А где же другие чудеса?
Да вот они. Я прожил 75 лет. И если за всю свою жизнь я написал три письма, то это много. Терпеть не мог бумагу и чернила еще со школьной скамьи. И вдруг, после тяжелой болезни, приведшей к операции, уже находясь дома, я попросил жену пойти в магазин и… купить ручку и бумагу. В ответ я увидел удивленные глаза. «А зачем?» Я не стал отвечать и повторил свою просьбу. Появилось все, что я просил … и пять книг разошедшихся в «интернете» по всему миру.
Мои замечательные предки. Крестьяне из Хаале-Заале. Моя прабабушка, моя бабушка, мой дедушка, мама дедушки, сестра дедушки. Фото 1897 года. Смотрите, какое достоинство у крестьян. Смотрите, как одеты. Смотрите, смотрите, как было 104 года назад: и это – крестьяне.
Георг Фингер. Герой Первой мировой войны. Награжден высшей наградой – «Железным крестом». Мой отец. Фото 1920 года.
Моя мама. Фото 1923 года. Жила самостоятельно в г. Аленштейн. Германия.
«Страна, где все были равны – другие были равнее». Я бы хотел посмотреть в каком западном обществе могло бы это произойти. Несчастный русский доверчивый народ. Тысячу лет издевательств сделали его рабом послушным и тихим. Прав был М.Ю.Лермонтов, написавший в 1837 году: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ. Быть может, за хребтом Кавказа, укроюсь от твоих пашей. От их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей» (Лермонтов М.Ю.).
1976 год 31 сентября. Моя семья – я, жена и сын решили уехать из страны СССР. Страны, в которой родились и выросли. Мне 42 года, жене 39 лет, сыну 13. Мы не можем в ней дальше жить. Мы не чувствуем себя гражданами, это больше не наша Родина, не наш дом. Мы задыхаемся от лжи, которая как паутина опутала страну Советов. И между прочим мы покидаем ее навсегда, так решили «наверху». Это было тогда негласным законом. Покидаем страну «чудес», которую нельзя было сравнить ни с одной страной мира – по количеству этих чудес.
В этой стране, в любой семье можно было оставить кран с горячей водой открытым, и пусть себе горячая вода-кипяток течет себе неделю или месяц. В этой стране во всех городских квартирах, в домах «хрущевках»[4] батареи отопления шпарили день и ночь зимой и летом при открытых окнах или форточках. Попробуйте это сделать на Западе! В этой стране в моей семье можно было бы оставить четыре газовых горелки зажженными. И пусть себе горят месяц или сколько хочешь, без перерыва. За это все равно будешь платить просто смешные копейки, как и за воду или отопление.
В этой стране мы могли говорить по телефону долгими часами, и тоже это стоило копейки. В этой стране миллионы людей получали плохие или хорошие квартиры бесплатно. Мясо 2 рубля килограмм, водка – 2 руб. 15 копеек бутылка. Зарплата от 60-ти до 200 рублей в месяц. Проезд в метро стоил 5 копеек. Катайся целый месяц, если не выйдешь на улицу. При всем при этом, оттуда надо было бежать. На питание уходило 90 % зарплаты. Была поговорка «Чтоб ты жил на зарплату инженера или врача». На одежду западного производства надеяться нечего. Ни этой одежды, ни денег на нее в моей семье, состоящей из двух людей с высшим образованием и школьника сына, не было. Россия жила на «авось». То есть, проживем как-нибудь. Женские сапоги стоили больше, чем зарплата инженера в месяц – 150 рублей.
По всей стране вплоть до 1992 года, пока не заработал свободный рынок, был дефицит всего. Повсюду звучало чудесное слово «выбросили». В каком-то уголке Москвы «выбросили» яйца польского происхождения, и выстраивалась огромная очередь. В другом уголке Москвы «выбросили» лифчики чешского производства – очередь. Там «выбросили» приличную колбасу. Там, о чудо!, «выбросили» свежих куриц. Слово «выбросили» было навязчивой мечтой советского народа на протяжении всего времени от революции 17-го года и вплоть до 1992 года.
Начальница на работе жены моментально освобождала двух своих сотрудниц и посылала туда, где можно было ухватить за хвост это замечательное слово. И плевать, что их не было на работе целый день, лишь бы они что-то достали для отдела. Особенно это чудесное слово влияло на женскую половину страны, если оно обозначало «выбросили» косметику западного производства. Русская помада стекала с губ наших красавиц. Неимоверное количество слюны требовалось, чтобы размочить тушь или другие ингредиенты, необходимые для процесса по наведению красоты. Муки, муки, и еще раз муки!
Бывало, случались настоящие чудеса. Теперь они касались мужчин. На протяжении пары месяцев в году, исчезали лезвия для бритв, и ЭТО приводило к тому, что «сильный пол» выглядел обросшими щетиной «викингами». У тех же, кто ухитрялся побриться тупой бритвой, на лице красовались царапины, что могло привести к мысли, что это следы острых коготков, полученных при семейной ссоре.
А вот еще чудеса, которые касались всего населения России. Есть многочисленные фотографии, на которых стоят счастливые обладатели туалетной бумаги. Она была страшным дефицитом. Так вот, на их шеях, виде ожерелий, висели рулоны этого добра. Практически, пока не заработал свободный рынок, постоянно, как я уже писал, был ужасающий дефицит.
Во всех туалетах была только нарезанная газетная бумага весьма скверного качества. При чтении газет свинцовая пыль пачкала руки, наверное, причиняла большой вред при употреблении в неположенном месте.
«Выбросили» косметику западного, чешского или польского производства – стойте целый день. Может быть, достанется. А неподалеку всегда стояли женщины, у которых сумки были набиты этим добром. Каким-то образом директора магазинов снабжали их этой мечтой. Но у спекулянтов они стоили в три раза дороже. Милиция их не трогала. По-видимому, у их жен западной косметики было достаточно. Не спали наши жены спокойно – где достать обувь и кофточку? Где достать юбочку, где достать колготки? Скажите, где, где, где?
Вот так и жили. На беглый взгляд в городах были модно одеты. Но все в одном экземпляре с ног до головы. Бедные наши, любимые наши. Я лично стоял в Москве в магазине «Лейпциг» около одиннадцати часов. И как я был счастлив, когда притащил жене кофточку, лифчик и трусики. Как мужчине, мне было стыдно стоять за этим. Жена работала. Ну спасибо, что «выбросили». Зато ты мог получить высшее образование совершенно бесплатно и стать инженером, врачом и так далее. И провести остаток жизни в бедности, в рабстве и во лжи. Если бы ты захотел поехать в социалистическую страну Болгарию, чтобы провести отпуск, то тебе был бы учинен целый допрос: «На какие деньги, как имя руководителя страны, какое внутреннее политическое устройство, а главное – зачем?»
Выезжать из страны могли только люди, проверенные КГБ и принадлежащие к сливкам общества. Если ты выехал в капиталистическую страну, то никогда бы не посмел появляться на улице один. Только группой из 3–4 человек, в которой был всегда один доносчик, соглядатай. И если ты все-таки ушел один – прощай, работа и будущие поездки за границу, навсегда. Слово «Правда» стояло только в заголовке центральной газеты, где все страницы были заполнены лживыми словами и обещаниями. Не надо нам такой страны СССР – мы уезжаем.
У меня был один знакомый артист. В погоне за валютой он на всем экономил, мечтая привезти домой одежду для жены и детей с Запада. Для этого с ним был вечный кипятильник. Он промывал раковину для умывания в отеле, наливал туда воду, засыпал два пакета сухого супа. И вот однажды, когда он приступил к приготовлению супа и всунул кипятильник в воду, произошло короткое замыкание. Свет в отеле вырубился. Наступила темнота и хаос. Бегая по коридорам в поисках рубильника, люди сталкивались друг с другом, пока не нашли причину, и свет был включен. Даже народные артисты не могли позволить себе провести время в ресторанах, настолько были бедны, что экономили деньги на одежду западного производства.
Я вспомнил об одном случае. Далекое прошлое 1948 года. Мне 14 лет. Утро. Во дворе появляется полупьяный художник Лепилин. Он – участник войны. Прошел от Москвы до Берлина. Ноги нет, к колену привязана деревяшка. «Вот хорошо, что я тебя встретил, Фердинанд! Имя-то какое. Напоминает Германию». Мы садимся на скамеечку у почти сгнившего стола во дворе. Удивительная пара. Мальчишка, а напротив старик. Я слушаю его внимательно. Слова толчками вылетают из его рта, в котором торчат два-три зуба. Он жестикулирует дрожащими руками. Алкоголь без меры добивает его. Ему было лет пятьдесят. Он рассказывал мне, что побежденные жили в сотню раз лучше, чем победители. Он знал, что я о разговоре никому не расскажу, так как папа был немец. Поэтому он столько мне всего рассказал, что хватило бы на сто лет страшных сталинских лагерей.
Сейчас мне 77 лет, но я помню тот разговор до слова. Как ни странно, я понимал Лепилина. Нет – в 1976 году я и моя семья не хотели больше жить в стране СССР. Чудеса часто посещают людей. Они особенно приятны, когда окрашены в розовый цвет. Вот я просыпаюсь утром, открываю глаза и… у меня ничего не болит. Мне подарен целый день жизни, полный забот и светлых надежд. Это мой день, и я должен прожить его хорошо. Но иногда я принимаю близко к сердцу коварную жизненную суету, окружающую меня в XXIвеке, полном тревог, неразберихи и какого-то мерцающего обмана. А где же другие чудеса?
Да вот они. Я прожил 75 лет. И если за всю свою жизнь я написал три письма, то это много. Терпеть не мог бумагу и чернила еще со школьной скамьи. И вдруг, после тяжелой болезни, приведшей к операции, уже находясь дома, я попросил жену пойти в магазин и… купить ручку и бумагу. В ответ я увидел удивленные глаза. «А зачем?» Я не стал отвечать и повторил свою просьбу. Появилось все, что я просил … и пять книг разошедшихся в «интернете» по всему миру.
Глава III
Подготовка к отъезду
К тому времени, когда я пишу эту книгу, прошло 33 года с достопамятной встречи с Моней. Маленький, лысый еврей, лет пятидесяти пяти доставил нам и горести, и радости. Подарил нам надежды пережить время между подачей документов и получения визы на выезд. О нем немного позже.
Как и почему в этот удивительный день жена прибежала на птичий рынок? На это были чрезвычайные причины. Во-первых, мы были коренные москвичи. Мы любили наш город, который Теофиль Готье описал 150 лет назад. В 1950–60-х годах это был еще почти патриархальный город. Чистый, мытый и с кривыми улицами, по сторонам которых стояли купеческие дома. Почти не было ужасных промышленных районов, которые так уродуют города. Конечно, торчали сталинские высотки, но они не были настолько ужасны, чтобы изуродовать архитектуру города.
Я мог вечерами сидеть в пахнущем липовым цветом воздухе с друзьями и подругами и петь песни под гитару у памятника Пушкину. Тишина. Небольшой поток машин, говорок проходящих людей. Дожди в Москве быстрые, летние, теплые, щекочущие и совсем не надоедливые. Пошел и прошел. Снимай ботинки или туфельки и беги со счастьем по теплым чистым лужам. В 1952 году магазины были заполнены продуктами и отрезами материи. Все это только не для простого народа. Еда стоила очень дорого. Было не до деликатесов, лишь бы прокормиться. Зато чистый воздух выдавался бесплатно. За этим Сталин уследить не мог. На прилавках стояли огромные банки с черной икрой всех сортов. Осетры поражали своими размерами. Шелка, которых сейчас в 2011 году на Западе и не найти. Любые породы рыб, маслины. Да и всего не перечислить. При всем при этом не было дня, чтобы народ не мучился мыслями о том, как прокормить себя и своих детей. Подавляющее население страны жило в коммуналках.
Бедность была уделом народа. Таких продуктов, которые были в магазинах Москвы в те времена, теперешние русские люди никогда не смогут попробовать. Они были самого высокого качества. Но абсолютно недоступны большинству населения страны. Наша семья всегда недоедала. На перемены надеяться было нечего. Картошка, капуста, керосин – готовь и ешь.
Как и почему в этот удивительный день жена прибежала на птичий рынок? На это были чрезвычайные причины. Во-первых, мы были коренные москвичи. Мы любили наш город, который Теофиль Готье описал 150 лет назад. В 1950–60-х годах это был еще почти патриархальный город. Чистый, мытый и с кривыми улицами, по сторонам которых стояли купеческие дома. Почти не было ужасных промышленных районов, которые так уродуют города. Конечно, торчали сталинские высотки, но они не были настолько ужасны, чтобы изуродовать архитектуру города.
Я мог вечерами сидеть в пахнущем липовым цветом воздухе с друзьями и подругами и петь песни под гитару у памятника Пушкину. Тишина. Небольшой поток машин, говорок проходящих людей. Дожди в Москве быстрые, летние, теплые, щекочущие и совсем не надоедливые. Пошел и прошел. Снимай ботинки или туфельки и беги со счастьем по теплым чистым лужам. В 1952 году магазины были заполнены продуктами и отрезами материи. Все это только не для простого народа. Еда стоила очень дорого. Было не до деликатесов, лишь бы прокормиться. Зато чистый воздух выдавался бесплатно. За этим Сталин уследить не мог. На прилавках стояли огромные банки с черной икрой всех сортов. Осетры поражали своими размерами. Шелка, которых сейчас в 2011 году на Западе и не найти. Любые породы рыб, маслины. Да и всего не перечислить. При всем при этом не было дня, чтобы народ не мучился мыслями о том, как прокормить себя и своих детей. Подавляющее население страны жило в коммуналках.
Бедность была уделом народа. Таких продуктов, которые были в магазинах Москвы в те времена, теперешние русские люди никогда не смогут попробовать. Они были самого высокого качества. Но абсолютно недоступны большинству населения страны. Наша семья всегда недоедала. На перемены надеяться было нечего. Картошка, капуста, керосин – готовь и ешь.